Текст книги "Пластилиновые гномики, или Поездка в Мексику"
Автор книги: Александр Шленский
Жанр: Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
19.03.98
Ура! Наконец-то я купил Ленке билет до Сан-Антонио, после того как ее мать дала согласие на ее отъезд ко мне. Приедет она еще ой как нескоро… Даже писать неохота когда, чтобы не расстраиваться. Странно, почему это Ленка всегда слушается мать, а не меня! В конце концов, с кем должна жить замужняя женщина – с матерью или все-таки с мужем? Надо будет над этим поразмыслить.
Купил я билет специально пораньше, за несколько месяцев, так мне в агентстве посоветовали, сказали что цены подскочат к лету. Так что до Ленкиного приезда осталось еще целая вечность. Только в июле моя благоверная осчастливит меня своим появлением. Что я все это время здесь делать буду – не знаю. Надо купить ролики – пока не жарко, можно будет роскошно покататься. Почему же раньше мне это в голову не приходило! Ленка приедет – будет уже жара как в духовке. Говорят, тут у нас жарче чем в Мексике. Тут вечером страшная духота и жара, только солнце не палит. А в Мексике вечером прохлада и свежесть. Вот бы съездить с Ленкой в Мексику отдохнуть! А при 100 градусах по Фаренгейту ни на каких роликах не покатаешься, даже при 90 уже напряжно. Плюс еще и влажность. Это только местные выдерживают. Хотя Ленку при любой температуре все равно на ролики не поставишь – ей наверное, лучше велосипед. Она мне всегда говорила, что у нее есть мечта идиота – научиться кататься на велосипеде.
Когда мы с ней только поженились, она и на велосипеде ездить не умела. Я ее уже потом учил, исполнял Ленкину мечту идиота. Вообще, смешные у нас были разговоры при знакомстве. Я спрашиваю «на чем тебе больше нравится кататься?». Она отвечает «на чем лучше умею». «А на чем умеешь?» «На метро, на автобусе, на троллейбусе». Потом добавила: «На такси тоже умею, только денег жалко». «А что из напитков предпочитаешь?» «Да в общем, что нальют». Вот такое экспресс-интервью, почему-то оно мне хорошо запомнилось. Мы потом не раз вспоминали и смеялись.
А еще, когда мы с ней гуляли по Измайлово или по Сокольникам, ее всегда тянуло в нехоженную чащу – там где корни старых деревьев выпирают из-земли, где растет густая крапива и летают злющие комары. Увидев поваленное дерево или бревно на детской площадке, Лена немедленно на него забиралась и шла, балансируя вытянутыми в стороны руками, стараясь не сорваться и обязательно дойти до конца, а потом еще обязательно повернуться и пройти весь путь назад. Я тогда пошутил, что у нее врожденная склонность к авантюризму выродилась в тягу к маленьким садово-парковым приключениям и дальше этого уже не поднимается. Я еще сказал, что эти ее маленькие приключения – это компромисс в ее душе между страхом и духом противоречия. Она, как ни странно, сразу согласилась.
Мы в тот вечер так и не поцеловались. И на следующий день – тоже. Она мне потом со смехом говорила, что решила, что во мне мало что есть от мужчины, и что если она и выйдет за меня замуж, то это будет брак, основанный исключительно на уважении, а не на влечении, и тем более, не на любви. Я почему-то поначалу произвел на нее впечатление абсолютно бесполого существа. А я, на самом деле, просто стеснялся к ней прикоснуться чувственным прикосновением, хотя и очень хотел. Ну вообще, мне конечно с мужиками общаться гораздо легче, чем с дамским полом, хотя я в нем никогда недостатка не испытывал. Вот и в этот раз я изо всех сил старался соблюсти приличия – все-таки когда знакомишься через своих знакомых, и говоришь этим знакомым, что вот-де, увидел хорошую скромную девушку у вас в гостях, дайте телефон, то как-то неудобно на второй или на третий вечер начать лапать эту девушку руками и все такое.
Это уже потом Лена мне призналась, что она в это время встречалась с женатым мужчиной, солидным и мужественным, инструктором по горному туризму, и поэтому на меня, как на мужика, посматривала с большим сомнением, как на компьютерного дурачка-переростка, из тех, что здесь в Америке называют computer geek, потому и вела себя очень сдержанно. Я эту сдержанность хорошо чувствовал и тоже сдерживал себя. Я приходил на свидание, здоровался и осторожно брал Лену за руку, но пальцы мои ничего не выражали, что приводило Лену в бешенство, как она мне тоже призналась позже. Мы шли куда нибудь и болтали о каких-то ничего не значащих пустяках. При этом, правда, довольно быстро выяснилось, что мы в детстве читали одни и те же книжки и даже выучили наизусть одни и те же стихи. Почему-то нам обоим больше всех запомнился сборник детских стихов «Час поэзии». Помню, как мы, перебивая друг дружку, декламировали стишок из этого сборника: «Говорил термит термиту: „Ел я все по алфавиту. Ел Амбары и Ангары, Балки, Бревна и Бульвары, Вафли, Вешалки, Вагоны, Гаражи и Граммофоны…“ и так далее, пока наконец не закончили хором: „Даже Юбками питался, даже Якорь съесть пытался, И не разу не был сыт. „Да“, – сказал второй термит. «От диеты толку мало – лучше лопай, что попало!“. После этого мы расхохотались, и я вдруг осмелел, обнял ее и поцеловал.
И тут оказалось, что Лена совсем не умеет целоваться, зато она прижалась ко мне нижней частью живота и стала слегка ей об меня тереться – это было очень неожиданно и очень возбуждающе. «Вот тебе и скромная девушка», – пронеслось у меня в голове, а в следующий момент я уже вел Лену в чащу, обняв ее за талию. Там, в нехоженной части Измайловского парка, среди колючих кустов, мы и трахнулись с Ленкой в первый раз, причем нас обоих чуть живьем не сожрали комары, которые не замедлили усесться на нашу обнаженную плоть и начали ее обгладывать с остервенением изголодавшихся вампиров. После этого мы проделывали это с Ленкой по нескольку раз в день, едва только появлялась такая возможность в виде пустой квартиры или моей комнаты на работе, когда все сотрудники уходили домой. И что самое интересное – я никогда до этого не привязывался к женщине, не испытывал потребности видеть ее снова и снова. В дружбе с ребятами я, наверное, гораздо больше смотрю на то, что за человек мой друг, а уже потом – как проводить время вместе, куда пойти и все такое. А с женщинами я наверное, не дружил, а просто их имел. Поэтому меня всегда больше интересовал сам процесс, чем партнерша.
Но с Леной все стало иначе. Меня раньше оставляли подружки, и я почти не жалел об их потере, а просто находил других, иногда я бросал их сам. Но Лена – другое дело, она сразу вошла в мою кровь и плоть, и я понял, что она для меня стала чем-то вроде совершенно необходимого мне наркотика, и зависимость образовалась классически, с первого употребления. Мы ходили по ночным паркам вокруг главного здания Университета, садились на чуть влажные от ночной росы скамейки, а потом ложились на них, и редкие прохожие нас обходили. Это все были скамейки нашей любви. Мы им даже давали какие-то глупые прозвища, типа «линкор „Теодор Брутто“, или „Челленджер“, или „Оргазмотрон“, в зависимости от их внешнего вида и от полученных лежа на них ощущений, которые мы зачем-то пытались классифицировать – наверное, глупое занятие для влюбленных, а может и нет. Почему я сейчас об этом вспоминаю? Вроде уж давно „отговорила роща золотая“, и восторгов давно уже поубавилось. Но все равно – будь Ленка сейчас рядом – я бы наверное так не тосковал. Ладно, завтра над этим еще подумаю.
22.03.98
Я только сейчас обратил внимание, что дату в своем дневнике я все равно ставлю по-русски, то есть сперва число, а потом месяц. Американцы меня пока так и не переучили. Наверное, вообще трудно переучить взрослого человека. А переучиваться тут приходится буквально всему. Вчера остановил меня полицейский, так я чуть было не схлопотал по полной программе. Оказывается это только у нас в совке надо выходить из машины и идти к инспектору. А здесь, в Америке, выходить из машины нельзя. Надо встать у обочины и ждать копа, положив руки на руль, так чтобы он их видел. Не дай Бог наклониться и полезть в сумку за правами – так можно и пулю схлопотать, потому что коп может подумать, что шофер достает пистолет, а такое тут тоже бывает, и копов убивают часто, поэтому они пуганые. А пуганая ворона стреляет первой – жить-то хочется.
Еще недавно на работе дали мне бесплатный пейджер и сказали с улыбкой, что начался важный проект, и что меня могут попросить быстро приехать на работу в любое время устранить сбои на новом сервере, если таковые появятся. Разумеется, за те же деньги. А пейджер – для удобства. Говорят, что для моего удобства, но разумеется – не моего, а ихнего. Так что, бесплатный сыр и в Америке бывает только в мышеловке. Вот так и обтесывают меня потихоньку каждый день. И пожаловаться некому. Вчера написал Ленке письмо по Интернету, а она, зараза такая, пишет, что любит, прямо жить без меня не может, но и бросить мать тоже не может. Что мать стареет, и поэтому непременно будет тосковать без любимой дочки, а я молодой, здоровый, и со мной без нее ничего не случится. Ну как тут не злиться? Если хотела быть при матери, нафига же тогда замуж выходила – ну и жила бы с мамкой и встречалась бы дальше со своим альпинистом-суперменом! Неужели и впрямь все бабы дуры и думают, что муж так до смерти непременно будет жить с тещей в одном доме и в одной стране? Здесь, в Америке, дети уезжают от родителей учиться в колледж в другой штат, потом женятся, и к родителям приезжают только на пару дней в году – в гости.
Да и с билетом как теперь быть? Кэнселлать его – значить деньги терять. «Кэнселлать» – какое слово-то уродское! А как перевести cancel по-толковому? Отменять? Так билет не отменяют, отменяют полет.
А вообще, это только в нашей дурацкой стране живут все три поколения в одной квартире и воюют за ванну, туалет и дистанционку от телевизора. На фиг это надо! Козе понятно, что жить надо отдельно, не с тещами, не со свекровями, ни с мамами, ни с папами, вообще ни с кем. Матери можно, в конце концов, деньги посылать, чтобы ни в чем нехватки не было и звонить раз в неделю, чтобы не волновалась и не скучала. А еще письма нежные писать. Но Ленка втемяшила себе в башку, что матери она нужнее, чем мне. Я всегда думал, что муж с женой должны жить неразлучно, если любят друг друга.
А вот Ленка так не считает. Тогда, пять лет назад, когда мы только-только начали спать вместе, вообще друг без друга дня прожить не могли, она вдруг уехала в Польшу на месяц. Не по работе, не в командировку, а просто так – поразвлечься туризмом. Она мне правда раньше говорила, что собиралась туда съездить с подругами по какой-то университетской программе, еще тогда, когда мы только познакомились, и разумеется, до тех исторических кустов в Измайловском парке, которые решительно изменили наши отношения. Но тогда я на это никак не отреагировал – ну в Польшу так в Польшу. Хоть на Камчатку! Зато потом, после исторических кустов и скамеек, мир для меня изменился на 180 градусов, и я не мог не то что дня, а часа без Ленки прожить. Я был пропитан ею насквозь, и мне надо было каждый день, каждый час поддерживать необходимую для жизни концентрацию Ленки в моей крови. Я не представлял себе, как я могу даже день прожить без нее, и поэтому думал, что и она чувствует себя и относится ко мне точно также.
А у нее, выходит, все было иначе. Она, оказывается, легко могла прожить без меня целый месяц, раз уже купила билет в свою гадскую Польшу. Я тогда, естественно, выложил ей свой основной козырь, то есть предложил Ленке выйти за меня замуж, но она восприняла это вовсе не с тем энтузиазмом, на который я расчитывал. Она сказала, что в принципе, не против, но сейчас всерьез думать об этом не хочет, а примет окончательное решение, когда вернется из поездки. Значит, она все-таки бросает меня и едет! У меня упало сердце, когда я понял, что Лену мне не удержать, и я должен буду прожить без нее множество долгих, невыносимо долгих дней. Я проводил Ленку на вокзал, а сам в тот же день уехал к родителям в Воронеж. Я решил, что там мне легче будет пережить ломку – я уже знал, что она мне предстоит и будет очень мучительной. Я приехал домой, швырнул чемодан, обнял родителей, набил рюкзак едой и какими-то шмотками и уехал на дачу. У мамки с папкой были круглые глаза. Приехал и умотал – даже и не поговорил толком. Впрочем, они ко мне уже привыкли.
На даче лопата с граблями не держались у меня в руках, а голова шла кругом. Не хотелось видеть ни друзей, н знакомых. Мой организм бушевал и неистово требовал эту женщину, а ее не было рядом. Я изо всех сил пытался утомить себя садово-дачной работой, поездками на велосипеде и плаванием в пруду. По ночам разводил костер и подолгу смотрел на огонь, это меня немного успокаивало. А потом меня вдруг одолела такая жгучая, какая-то совершенно звериная тоска, что я даже испугался, не выдержал и зачем-то вернулся в город днем, когда родителей не было… Потом опять зачем-то, сам не знаю зачем, позвонил Лариске, моей старинной подруге – наверное, тоже от тоски. Лариска пришла через пять минут, она жила через дом от меня. Как говорят тут в Америке, next door girl. Я открыл дверь, и она подставила губы для поцелуя, и я поцеловал ее. Поцеловал, как сестренку, которой у меня никогда не было.
Умная Лариска сразу все поняла и сказала: Валерка! Да ты никак влюбился! Смешно то как: ты – и влюбился, вот уж от кого никогда не ожидала! Хорошо хоть, что не в меня. Это почему? удивился тогда я. Характер у тебя, Валерик, такой, ты только не обижайся, хорошо? Мы еще посидели, поговорили, выпили пару бутылочек сухого, размякли, а потом зачем-то трахнулись – наверное, сработали старые привычки. Потом полежали просто так, отдыхая и слегка обнявшись, Лариска курила, а я знал, что когда она курит, зрачки у нее то расширяются, то сужаются, точь в точь как у кошки, и она стряхивает пепел ногтем указательного пальца, и от этого у нее кончик ногтя всегда слегка припален. Я лежал на Ларискиной руке, глядел на прозрачный дым, и чувствовал себя как три года назад, особенно когда Лариска меня как всегда напугала, будто она хочет затушить сигарету у меня под подбородком.
Это у нее была как традиция. Однажды я у нее спросил «Это ты всех так пугаешь?» Лариска, не моргнув глазом, ответила: «Нет, только тех, кто таких вопросов не задает. А кто задает, я им незатушенный бычок кидаю в трусы. Хочешь попробовать? Говорят, кайф!». Я тогда вначале онемел от неожиданности, а после долго ржал. Лариска докурила и встала, собираясь идти под душ, а я поднялся было следом, но она положила мне ладонь на грудь, удерживая меня на постели, и сказала: Валерочка, давай мы с тобой больше этого делать не будем, а то я чувствую себя так, как будто украла кулек конфет в универмаге. Я спросил, почему, а она ответила: Валерик, ты женщин по имени в койке конкретно не зови, а зови так, абстрактно – ласточка, рыбанька, кисонька, а то понимаешь, Лена – имя хорошее, но все-же не мое, вот так.
25.03.98
Блин! Как меня босс достал. Час целый он тупо мне внушал, какой я замечательный специалист, и как много я теряю от того что I am not friendly. Я спросил, почему это я не friendly и кого я и чем обидел. Я все время стараюсь быть отменно вежливым. Со всеми дамами, когда с ними знакомлюсь, здороваюсь за руку как с мужиками – говорят так тут принято, а то иначе они обижаются. Кастомерам, сиречь заказчикам, всегда говорю Sir. Оказалось, этого мало. Я еще должен обязательно вылезать из своего кубикла и рассказывать всем коллегам, над какими проектами я работаю, и как это важно для компании. Такая тут у них традиция. И что если я буду продолжать быть not friendly, не буду рекламировать свою персону и подхваливать других, то компании придется рано или поздно со мной расстаться, потому что человеческие отношения – превыше всего. Я клятвенно пообещал боссу быть отменно friendly. А сам вот теперь думаю – ну что я как дурак буду рассказывать с натянутой улыбочкой про сервера баз данных, которые я администрю, про EDI lines, которые я держу, и про конвертацию данных из формата в формат. Кому это на хрен надо? Они конечно, будут слушать и даже зададут для приличия пару идиотских вопросов, потому что им тоже надо быть friendly. Идиотизм натуральный! Прям как у нас в советское время политзанятия и все такое! Блин! Хуже еще!
Ну ладно, хватит дневника, надо рассказ писать, раз уж начал…
Так вот, расставшись с Лариской, на следующий день я принялся звонить друзьям. Кое кого застал дома. Решил, что может, пообщаюсь со старыми приятелями, и в компании мне станет легче. Друзья у меня – в основном, музыканты, и пообщались мы на славу. Три дня общения и воспоминаний о молодости завершились головной болью, металлическим вкусом во рту и стойким отвращением к спиртному. Трехдневная «вакнахалия» перемешалась в голове. Вспоминались лишь отдельные эпизоды – как мы пели на троллейбусной остановке песню про цветок эдейльвейса на четыре голоса, как слушали цыганский хор в доме культуры Станкозавода, и воодушевленно подпевали, вставая с мест, и как вытаскивали Джабраила из фонтана. В глазах моих бедных родителей как бы застыли страдание и немой укор, но вслух они мне так ничего и не сказали. Бедные родители! Кабы я мог им чем помочь! Только я и себе-то помочь тогда был не в силах.
Я вернулся обратно в Москву, занялся своими аспирантскими делами, даже нашел себе программистскую халтуру, но жил при этом в каком-то странном оцепенении. Ломка по Лене, вроде, прошла, но и прежнее состояние не вернулось. Даже знакомые замечали эту перемену, они говорили «ты, Валера, какой-то как замороженный, ты из Воронежа в Москву не на рефрижераторе добирался?». Я старался изобразить в ответ веселую улыбку, но она у меня почему-то перестала получаться, хотя раньше с этим у меня проблем не было. О Ленке я почему-то старался не думать, и в последние дни разлуки у меня это выходило неплохо. Странно, нелогично, вроде можно было уже наоборот, вспоминать и готовиться. Но вот почему-то нет, какая-то боязнь, что-ли. Как говорит Лариска, когда не хочет вдаваться в подробности мотивов своего поведения, «причуды организма».
Потом мне неожиданно позвонила Ленкина мама, и сказала, что Лена приезжает через два дня, и у нее будет тяжелый чемодан, и надо ее непременно встретить. Вот так, время и прошло…
Я тогда как-то невесело подумал: встречу, конечно… Но что-то меня точило, как-то не так у меня стало на душе, как было в первые дни нашего резко прерванного на месяц романа. Нет, на первом месте даже не ревность и даже не обида. Это какая-то боязнь глобальной перемены в жизни, быстрое отчуждение после слишком быстрого и бурного сближения. Когда Лена уехала, я чувствовал себя как наркоша, которого рывком сдернули с иглы. И вот, едва я успел пройти через ломку и освободиться от наркоты, а уже опять настало время садиться на иглу. Но организм успел измениться, и уже непонятно, как оно теперь пойдет, после перерыва.
Почему именно эта женщина так преображает мой внутренний мир, почему она на меня действует таким образом? Хотя, впрочем, сейчас уже, пожалуй, так сильно не действует, но привычка к тому, что Ленка где-то рядом, что она должна быть где-то рядом, все равно осталась, вот потому-то мне и сейчас без нее так плохо. Мне без нее плохо, но и с ней, когда мы ругаемся, тоже бывает ой-ей-ей как плохо… Сколько раз уже выясняли отношения за пять-то лет! Больше, чем надо – это точно. Может, Ленка была права, и не надо было нам так сразу жениться, не узнав друг друга толком?
27.03.98
Блин, интересно-то как! Вот перечитал, что наваял, и получается так, как будто я живу не сейчас, а тогда, пять лет назад, Пишу, вроде оно все только что случилось, а что-то из того, что уже давно прошло, еще только будет. Вроде как переживаю все заново, даже сердце колотится, вот как интересно! Интересно, а как оно у настоящих писателей, которые не про себя пишут? Говорят, когда у Горького в книжке кого-то зарезали ножом, то сам Горький, когда это написал, почувствовал боль в груди, и у него у самого на этом месте, в какое зарезали его героя, появилось красное пятно. Если так, то я уже прямо писатель! Прямо Толстой, Горький, Чехов, Мейерхольд! Целый рассказ «Муму» получается! Скоро буду описывать, как Герасим бросил Анну Каренину под поезд, если так дальше пойдет.
Вообще, все правильно. Это я там, в России жил, как жилось, любил как любилось, а здесь я пока не живу, а только выживаю, существую и приспосабливаюсь. Ну и ладно, излил душу на виртуальной бумаге, вроде полегчало. Может, и дальше так писать? Таки психотерапия, как сказал бы Саша! Он мне вчера звонил на работу, спрашивал, как дела. Очень мило с его стороны… Только что я ему скажу? «Все хорошо, спасибо, товарищ бывший начальник!»? Как же это замечательно, когда человек вот так умеет быть счастлив один. Хотя, может он и не счастлив, и не несчастлив, а просто живет себе на свете и живет, день за днем. Я и таких людей встречал. В чем-то им жить даже легче. А таким, как я, обязательно счастье подавай! Да только где же его на всех набраться-то?
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?