Текст книги "Посейдон и Русалка"

– Без норковой шубы не возвращайся, – услышал я ее голос, как будто она была не миражом, а реальностью. От такой неожиданности я даже привстал, и ногой запихивая находку под ствол пальмы. Передернув затвор автомата, я стал водить стволом из стороны в сторону, выискивая глазами жертву. Никого, не обнаружив, я сел на бревно и рукавом вытер проступивший на лбу холодный пот.

– Причудится же такая хрень, – сказал я сам себе и заржал. Я смеялся так как не смеялся никогда в жизни. Я катался по земле до колик в животе. Я смеялся не просто —я смеялся над собой. Целый год я никого не боялся. Целый год я каждый день мечтал встретить людей, чтобы спастись. Только сейчас я понял, что никого не хочу видеть. Найденные деньги свели меня с ума и я, разбогатев, окончательно свихнулся. Успокоившись, я застегнул сумку и, накинув ручки себе на плечи, наподобие рюкзака побрел в сторону своего бунгало. Теперь мне предстояло найти укромное место. Хотелось сохранить находку. Хотелось спрятать трофей до лучших времен. Вернувшись к своему бунгало, я первым делом осмотрелся. Припрятав добычу в кустах, я решил вновь посетить заветный баркас, где мне так чудно подфартило. Проделав тот же маневр, я залег в прибрежных зарослях как раз напротив судна. Сняв АК– 47 с предохранителя, я направил ствол в сторону судна и стал ждать, прислушиваясь к любому звуку. Все было тихо. Ни что не вызывало подозрений. Собравшись духом, я вновь вышел из леса и короткими перебежками пересек белую полосу пляжа. Все было, как и прошлый раз. Легкий шелест песка и плеск воды успокоил мое возбужденное состояние, и я вновь влез на баркас. За время отсутствия ничего не изменилось. Труп корсара все также лежал в каюте, без признаков жизни. По всей вероятности это был последний из корсаров, кто остался на этом судне. Остальных видно смыло штормом за борт и им вряд ли довелось выжить в бушующем океане.

Успокоившись, я приступил к более тщательному досмотру.

– Господа пираты, таможенный досмотр! Предъявите документы на судно, паспорта и таможенные декларации на товар, – сказал я в голос, осмелев. Все что мне было нужно для полноценной жизни на острове, я складывал в отдельную кучку. Все, что было ненужным, бросал на пол. Ящик с красным крестом привлек мое внимание и я, полюбопытствовав, открыл его. Бинты, лейкопластырь, йод, какие– то таблетки пополнили коллекцию х трофеев. Спустившись в моторный отсек, я набрал две канистры дизельного топлива для своих нужд, после чего перенес добычу подальше от баркаса. После основательного шмона, я решил избавиться от этой рухляди, придав его огню. Облив баркас соляркой, я отошел на значительное расстояние и выстрелил из сигнального пистолета. Яркая красная точка влетела в рубку, и уже через минуту весь баркас заполыхал как факел.

Я предчувствовал, что на его поиски могут прийти другие корсары и тогда жизнь могла быть поставлена под угрозу. Десять миллионов это та сумма, за которой морские разбойники поплывут на край земли и вступят в схватку с любым количеством недругов. Уже через несколько минут сильный взрыв зарядов гранат для базуки и прочих взрывоопасных предметов разметал баркас на мелкие части. Пламя горящей солярки за какой– то час фактически уничтожило то, что издали, могло привлечь внимание сомалийцев, разыскивающих своих собратьев по криминальному бизнесу. Когда огонь погас, то на белоснежном пляже остался лишь обгорелый железный остов с искореженными шпангоутами да щепки бортовой обшивки, которые разбросало взрывом в радиусе ста метров. Когда следы пребывания чужестранников были мной уничтожены я, закинув за спину нужные в моем хозяйстве вещи, побрел к своему скрытому от глаз пристанищу. Первым делом по приходу домой я лейкопластырем заклеил прожженную искрой на теле Алисы дырку и, набрав в легкие воздуха, стал надувать свою подружку, придавая ей привычные для меня размеры. Её тело стало расправляться, а груди принимать привлекательные формы, по которым я уже почти соскучился. А еще мне необходимо было, глядя ей в глаза поделиться с Алисой своими впечатлениями, которые выпали на долю за последние несколько часов. Как только тело подружки было восстановлено в прежнем формате, я сказал:

– Прости милая, я тут немного задержался. Знаешь Алиска, делишки кое, какие были. Мне сегодня так повезло и у меня две новости! Обе между прочим хорошие. Что ты скажешь, милая, если узнаешь, что мы с тобой чертовски богаты? Это первая новость. А вторая это то, что я решил предложить тебе руку и сердце!

Алиса молчала. Но даже это её молчание меня не раздражало, а наоборот. Я как бы слышал её ответы на вопросы где– то подкоркой своего мозга, и мне было хорошо с ней.

На какое– то время я с Алиской ушел в «подполье». От своей бабушки я знал, что все яйца не стоит хранить в одном лукошке. Разбив добычу, на пять равных частей, я спрятал её в пяти разных местах, оставив себе всего пятьдесят тысяч на мелкие расходы. Узнав по навигатору координаты острова, я вполне мог податься в путешествие и под видом туриста, изъять содержимое в любое удобное для меня время, при этом ни чем не рискуя. Запихнув деньги в пятилитровые пластиковые бутыли, я закопал их по принципу звезды. Зная об одном можно было вычислить и все остальные, сделав пятьдесят шагов звездой. Сделав некоторые запасы фруктов и воды, я скрылся в своем бунгало. Целыми днями я теперь пялился в бинокль на море, держа под рукой заряженный автомат. На третий день наблюдения я увидел, как к острову подплыло два баркаса. На каждом было не мене десяти пиратов, которые были вооружены до самых зубов. Для одного меня двадцать человек это было, пожалуй, многовато, но я был спокоен. В зарослях острова я был в безопасности. Этот райский уголок стал для меня настоящим домом, и теперь я должен был отстоять свою находку и свою новую родину. Спрятавшись в чаще, я стал наблюдать за пришельцами через прицел автомата. Корсары не спешили прочесывать остров. Они что– то кричали, махали руками, ругались, но ближе кромки моря идти боялись, и это было мне на руку. Разбившись на группы, они двинулись в противоположные стороны, прочесывая прибрежную полосу. Я видел, как одна из групп наткнулась на обломки своего баркаса. Немного постояв, флибустьеры поковырялись в остатках судна. Им удалось что– то найти, что указывало на принадлежность к их баркасу. Корсары стали разглядывать находку и после недолгих дебатов они повернули в ту сторону, куда ушла вторая группа. Я, словно манжурский кот бесшумно следовал по пятам. Я пригибался, полз на карачках, а где и по– пластунски, но я ни на секунду не упускал морских бандитов из вида. Второй группе повезло больше. Им удалось найти выброшенный на берег труп своего коллеги, которого я, к сожалению не заметил. Вероятно, волны выбросили его чуть позже, чем я прочесал пляж. Притащив покойника к месту сбора, обе группы о чем – то долго спорили, после чего завернув покойника в черный пластиковый пакет, они погрузили его на один из катеров. Усевшись на свои баркасы, пираты направили их в открытое море и уже через несколько минут скрылись за кромкой горизонта. В ту секунду я почувствовал, как с моих плеч свалилась целая гора. Облегченно вздохнув, я не спеша вернулся в свое бунгало, торжествуя маленькую победу. Я молил бога, что мне не пришлось стрелять в людей, которые мне пока ничего плохого не сделали и Бог видно услышал мои молитвы.

– А гости то наши тю– тю – уплыли, – сказал я Алисе, которая непринужденно сидела в шезлонге. —Эх, жаль, что ты ни хрена не умеешь говорить, так бы мы сейчас с тобой пообщались о вечном– о любви.

Достав из своего погреба бутылочку вина, я налил его уже не в глиняный бокал, а в настоящую цивилизованную кружку, которая мне досталась от этих «джентльменов удачи» от которых мать удача почему– то отвернулась. Развалившись в своем ложе и укрывшись одеялом, я с удовлетворением потягивал мелкими глотками настойку из винограда, кокосовой мякоти и каких– то странных плодов, которые были ужасно сладкие и начинали бродить, еще на дереве. Мне в тот момент было хорошо, и я был неописуемо счастлив, что моя судьба сложилась именно так, а не иначе.

Глава восьмая

Если считать по зарубкам на бамбуковом шесте, который служил мне календарем, после того, как корсары посетили мой остров, прошло уже больше месяца. Ни одного приличного судна рядом с островом не проходило, и я постепенно начал утрачивать всякую надежду вернуться домой в этом году. Каждый день я посещал место, где были закопаны деньги. Я боялся, что кто– то подсмотрел и теперь он считает мои кровные, ради которых я приперся в такую даль. Я вытерпел ради этих долларов столько страданий и лишений, что не мог допустить момента своего «банкротства». Сейчас я мечтал вернуться поскорее домой. Я мечтал, что смогу купить Вальке эту пресловутую китайскую шубу из норки шанхайского барса, и бросить к её ногам, как мой жест доброй воли и бессмертной любви. А потом– потом я хотел плюхнуться в горячую ванну, и сбрить эту ненавистную бороду, в которой я был похож не на молодого мужика, а на старого деда или Бен Ладена.

В один из прекрасных погожих дней, когда мне осточертели ожидания, я вытащил к морю шезлонги и, расположившись вместе с Алисой, закурил гаванскую сигару, коробку с которыми я нашел на пиратском баркасе. За это время, что я находился на острове, моя кожа загорела так, что я был скорее похож на нечищеный медный чайник, чем на европейца. Волосы отросли до самых плеч, и мне приходилось повязывать ленточку, чтобы они не спадали мне на глаза. Вытянув ноги, я через бинокль глядел на море, стараясь засечь хоть какой – нибудь пароход, плывущий в родные края. Внезапно мой глаз уперся в предмет, торчащий из воды на расстоянии чуть меньше мили. Я еще не знал, что это был перископ подводной лодки. Схватив ракетницу, я инстинктивно нажал на курок, и красная звездочка полетела в сторону торчащего из моря шеста. Каково было мое удивление, когда на том месте, где упала ракета, через несколько минут стала появляться рубка подводной лодки. В какой– то миг я даже жутко испугался. Я схватил Алиску и скрылся в своем бунгало, опасаясь ответного ракетного удара. Но мои опасения были напрасны. Возле подлодки появилась моторка и несколько человек погрузившись, отправились в сторону берега. Только сейчас я разглядел над лодкой американский флаг и мой страх постепенно улетучился. Я вышел из зарослей им на встречу, махая белой майкой, будто собирался сдаться в плен.

– «Хрен их знает этих американцев, еще палить начнут. Они сперва стреляют, а уже потом разбираются», – сказал я сам себе. Я увидел, что трое здоровых морских пехотинца направили на меня свое оружие.

– Джентльменс, ай эм рашен! Рашен! Москоу, водка, матрешка, Горбачофф перестройка!

– Рашен, – переспросил меня один из американцев.

– Ес! Ес! Ай, эм рашен!, – сказал я и улыбнулся.

– Ноу! Ю Бенладен террорист, – сказал американец и ткнул меня своим автоматом. Двое других, встав на колено, направили на меня свое оружие. Я слышал, как один из морпехов стал говорить по рации. Из разговора я понял тогда, что они считают, что я и есть тот Бенладен, который выдает себя за русского моряка. Удар в почку в долю секунды поставил меня на колени. Пока я очухивался, на х руках за спиной застегнулся пластиковый браслет. Американцы, оставив одного из морских пехотинцев для прикрытия стали прочесывать мое бунгало. Через несколько минут они появились с автоматом Калашникова и моей любимой Алисой, из которой я не успел выпустить воздух. Я хотел было объяснить, что это моя подружка, но один из морпехов показал мне пиратский автомат и сказал, что я есть террорист, который этим автоматом угрожает американскому народу.

– Братки, я русский моряк, я попал на этот остров, сбежав от сомалийских пиратов. Я ни есть Бенладен, я ни есть террорист. Ай эм рашен! – стал вновь вопить я.

– Ес! Ес! Рашен! Москоу, фодка, матрошка Горбачьофф! – хором ответили морские пехотинцы и, подхватив меня под руки, потащили к надувной лодке. В эту минуту я вспомнил про пятьдесят тысяч долларов, которые были спрятаны в моем бунгало на черный день. Мне было жалко терять эти деньги, я хотел купить на них Вальке шубу.

– Джентльменс, ай хев мани! Файв таузенд долларс!

На какое– то мгновение я повис над водой и после недолгой паузы, был возвращен на берег.

– Файв таузенд доларс? – спросили хором морпехи.

– Ес! – ответил я.– Файв таузенд долларс! Зис май мани, а эм ист рашен сейлор!

Я знал из книжек, что янки будут отстаивать свои денежные знаки, как собственный флаг. Это ведь не национальная валюта это смысл их жизни и существования всего государства и даже мирового финансового порядка.

Вновь взяв меня под руки, они поволокли меня назад к хижине. Развязав руки, они встали возле входа, держа под прицелами своих автоматических винтовок мое жалкое исхудавшее бренное тело. Я, подняв бамбуковый настил, запустил туда руку и вытащил целлофановый пакет с деньгами.

– Файв таузенд долларс! Файв таузенд долларс! – – гордо сказал я и поцеловал пакет, делая вид, что люблю американские денежные знаки и в их лице весь американский народ. Мне позволили засунуть эти деньги в карман и, надев на руки браслеты, опять потащили к надувной лодке. На всю операцию по захвату «русского «Бенладена» у них ушло не более десяти минут. Опустив меня вниз головой сквозь люк вовнутрь подводной лодки, меня приняли крепкие руки американских матросов и уже там поставили на ноги.

– О френдс! Ай эм рашен сейлор! Москау… только сказал я и тут же услышал.

– Фодка, матрошка, Горбачофф! Пэрестройка! – хором ответили морпехи, и вся команда американской субмарины залилась смехом.

Я хлопал глазами, а янки дергали меня за бороду и говорили:

– Бенладен!

– Ноу Бенладен! Ай эм рашен! Москау…

– Фодка, матрошка, Горбачофф! Пэрестройка! – уже повторили вся вахта и вновь раскаты смеха прокатились по лодке.

В ту минуту мне было обидно, ведь мы сейчас не были врагами как в холодную войну и поэтому должны были быть друзьями. Слезы обиды или облегчения покатились по моим заросшим щекам.

Появление капитана субмарины, на какое– то мгновение охладили пыл матросов, и они замолчали вытянувшись в струнку. Один из морпехов, отдав честь, стал докладывать, как подобает настоящему морскому офицеру. Он показал автомат и Алису, на животе которой красовалась заплатка из лейкопластыря.

– Это твоя подружка, – спросил капитан на хорошем русском, и лукаво улыбнулся, будто я был лицом нетрадиционной сексуальной ориентации.

– О, сэр, эта женщина спасла меня, когда я прыгал с корабля в море. Я несколько дней дрейфовал в океане на её пышной груди, пока волна не прибила меня к этому острову.

– И ты решил, как истинный джентльмен, на ней жениться? – спросил капитан, тут же переведя вопрос на английский. Команда вновь дружно засмеялась.

– Знаете, я был одинок, как Робинзон Крузо и мне нужно было с кем– то поговорить, – сказал я, опустив голову, как нашкодивший школьник перед директором школы.

– А ты любил её как женщину? – спросил капитан. – Как она в постели – хороша собой или признай честно– она просто доска!?

– Я хотел ее попробовать сэр, но уголек из костра прожег ей живот и она лопнула.

Офицер перевел, что сказал я, и опять хохот команды прокатился по судну.

– Я вынужден сэр приказать твою «девочку» оставить на этом острове. По морскому кодексу мы не имеем права держать на боевом судне женщину. Даже резиновую.

Капитан махнул рукой и в мгновение ока морпехи выбросили Алису через люк. Она плюхнулась в море, и волна, подхватив её, понесла назад в сторону острова. В этот миг меня что– то кольнуло в сердце. Образ Алисы в тот миг остановился в моем мозге как стоп кадр.

– Ай – яй! Да я же с ней целый год как с женой прожил. Да я даже груди её ни касался, – сказал я и заплакал, словно потерял боевого товарища, с которым прошел и огонь, и воду и медные трубы. Мне было до глубины души обидно. То, что я так ценил, то ради чего рисковал своей жизнью, было похоронено какими– то жалкими американцами, которые толком то и воевать не умеют.

– Сержант, русского в душ! Помыть побрить подстричь и одеть по форме, – сказал капитан, отдавая приказ сержанту. —Не хватало нам еще вшей на судне развести.

– Есть сэр! – вытянувшись, ответил сержант.

Мне, завязав глаза, повели по субмарине. Сержант аккуратно пригибал мне голову, чтобы я не бился ей о переборки. Сколько я прошел, было непонятно, меня вели, опускали на этаж ниже и снова куда– то вели. Наконец– то мне разрешили снять повязку. Я стоял в душевой кабине, которая сияла чистотой первозданной полированной нержавейки.

– Это душ сэр, – сказал мне по– русски какой– то матрос, – мойтесь. Капитан приказал судовому парикмахеру после помывки вас побрить и подстричь.

Боже, какое это было счастье окунуться в пресную воду, намылиться душистым мылом и до скрипа вымыть свое тело, которое целый год не видело не то, что куска мыла, а и горячей воды. Правда пару раз за год я ходил к вулкану, где из– под земли вырывались гейзеры, но там вода была жесткая и после такой ванны борода превращалась в моток медной проволоки вытащенный из сгоревшего электромотора. А здесь– здесь у американцев был настоящий рай. Порядок и ослепительная чистота вызывали чувство восхищения, и я, радуясь чудесному спасению, даже запел.

После такого душевного помыва, я моментально оказался в парикмахерской, где приятно пахло мужской туалетной водой, от которой я совсем отвык. Виртуоз парикмахер, состриг ножницами бороду, и намылив лицо, гладко выбрил его опасной бритвой не зацепив ни миллиметра моей драгоценной кожи. Я, словно завороженный его работой сидел перед зеркалом и созерцал превращение первобытного питекантропа в цивилизованного человека. Когда мое лицо освободилось от растительности, я даже вскрикнул от радости, увидев себя в человеческом образе. Сделав дело, матрос аккуратно очистил шею и плечи от волос мягкой кисточкой, и освежил меня мужской туалетной водой.

– О, я же говорил я рашен! Я рашен! Ай эм рашен! – закричал я от радости, видя лицо белого человека. – И никакой я не Бенладен! Ай ноу Бенладен!!!

– Ес сэр– рашен! Гуд рашен бой! Фодка, матрошка, Горбачофф, пэрестройка, – ответил мне матрос парикмахер и улыбнулся в зеркало, показав мне белоснежную голливудскую улыбку.

– «Ох и ввалить бы по этим бивням» – подумал я, поправляя еще влажный от лосьона взъерошенный чубчик.

– Вас сэр, капитан приглашает в каюткомпанию. Он хочет угостить вас горячей пищей и американским виски. Вот ваша униформа, – сказал матрос переводчик, и протянул мне белоснежные брюки и рубашку. – Хотелось бы знать размер вашей обуви сэр!?

– Сорок второй, – ответил я, принимая подарки от американского правительства, будто это был Новый год, а он добрым Санта Клаусом. Одной рукой я держал пачку долларов, как самую драгоценную находку, а другой старался ухватить униформу. Деньги хотели выскользнуть из одной руки, а форма из другой. В таком состоянии я и раскорячился посреди субмарины потенциального врага, как учили нас на флоте во время службы и не знал с какого органа начать движение.

– Позвольте сэр, я вам помогу. Я подержу ваши деньги.

Я подал ему доллары, а сам стал переодеваться в американскую морскую военно– морскую форму, которая как мне показалось, была даже мне к лицу. Одним глазом я наблюдал за матросом, опасаясь, что тот, улучшив момент, вытащит несколько купюр и будет таков. Пойди потом сыщи его, среди нескольких сотен янки. Но матрос остался равнодушен к денежным знакам своего государства, и это вызвало во мне уважение не только к матросу, но и ко всему американскому флоту.

Капитан субмарины встретил меня дежурной улыбкой. Вообще– то они все улыбались мне стараясь доказать свое превосходство. Но я был непреклонен.

– Располагайтесь сэр, и как говорят в России – будьте как дома.

– Но не забывайте, что вы в гостях– продолжил я русскую поговорку и уселся за стол.

Каждая клеточка моего организма дрожала от удовольствия и осознания не только спасения, но и от предвкушения цивилизованной пищи, от которой я за целый год отвык.

– Хотелось бы сэр, знать ваше имя и фамилию, а также название вашего судна? – спросил меня капитан.– От честности ваших ответов зависит, как скоро вы увидите свою родину, дом и любимую женщину.

Мне подали поднос с чечевичным супом и добрую порцию гуляша с вареным картофелем.

Капитан налил в рюмку виски.

– И так сэр…

– Шурик, зовите меня просто Шурик Дадонов, – сказал я, жадно набивая рот американскими продуктами.

– Хочу выпить за ваше чудесное спасение сэр Шурик Дадонофф, – сказал капитан и приподнял рюмку.

Я, последовав его примеру, тоже поднял бокал, и, закрыв глаза, втянул в себя аромат шотландского виски. Перед глазами предстали каменистые холмы Шотландии, мужики в клетчатых юбках, с волынками и бесконечные поля вереска над, которыми вились рои пчел собирающие вересковый мед. Аромат мне напомнил запах русского самогона и не лучшего качества, да и вкус его был не очень, но янки почему– то балдели от этого напитка, словно помойные коты от валерьянки.

– Хорошо пошла, – сказал я, поглаживая потеплевший живот.– Водка без пива– деньги на ветер, – сказал я намекая, что хочу пива.

– Пиво после виски? – удивленно спросил капитан.

– Ну, можно и пиво, а потом виски сэр. В желудке один хрен все перемешается как надо.

– Вы оригинал сэр!

– У нас в России все такие как я —оригиналы..

Беседа с капитаном за обеденным столом прошла в дружественной обстановке. Как только я рассказал о себе, босс американской субмарины приказал связаться с нашим крейсером «Пытливый», которого и должна была сменить подводная лодка «Флорида» заступившая на боевое дежурство в Индийском океане.

– Мы, господин Шурик, свяжемся с русскими и передадим вас при первой возможности на российское судно, – сказал капитан, смакуя виски. —Я, думаю, они не будут возражать о вашем возвращении на родину. Вы же не диссидент, мечтающий о смене существующего режима.

– Я сэр, далек от политики. Если в моем желудке плавает сосиска, а из крана течет горячая вода, я доволен любым режимом. Я на острове я обходился даже без этого и ничего – я, вполне доволен своей судьбой.

– Я так понимаю, вы сэр, были на острове и губернатором, и его народом в одном лице.

– Господи помилуй! Вы американцы желаете все политизировать. Попади вы на остров, я представляю, как вы будете голосовать, избирая себе президента. А на хрена он вам – если вы один на тысячи миль? На кой хрен вам, президент и сенат, если остров необитаем?

– О, дорогой Шурик! Там где ступила нога американского солдата, ту землю уже можно назвать Америка.

– Ну, тогда сэр, милости просим в Россию! Велком ту Раша! Вы сэр, увидите, как простой русский мужик обломает ваши американские ноги, чтобы они не ступали туда, куда их не просят, – сказал я и подморгнув капитану, вылил в глотку вонючий шотландский самогон.

– Да вы сударь, патриот! – сказал мне капитан.

Я, хотел было ответить, что люблю родину и мечтаю о её благосостоянии, но в этот миг в кают– компанию вошел матрос. Он отдал честь капитану и стал докладывать. Из его разговора с боссом я понял, что крейсер «Пытливый» вышел на связь и готов принять на борт спасенного гражданина России. Неизвестно откуда в кают– компании появились журналисты. Они совали мне под нос микрофоны и объективы видеокамер, желая получить свидетельства моего отказа от отечества.

– Нью– Йорк таймс, сэр, а вас не посещала мысль просить политическое убежище в Соединенных штатах, – спросила меня белокурая журналистка с носом Жанны Агузаровой. – Наши читатели будут рады узнать истинную правду о тоталитарном режиме Путина.

Я привстал из– за стола и выдержав паузу, сказал:

– Я господа люблю страну и не имею желания просить у вашего правительства ни политического, ни какого другого убежища. Я патриот! Мне в России хорошо так же, как вам в Америке!

– «Канал секс фрай»! Сэр, скажите, какой фирмы продукцию вы использовали в качестве плавательного средства!? Вы удовлетворяли себя в ваших физических желаний!? Как вы считаете, что лучше мастурбировать вручную, или использовать для этих целей силиконовый образ современной женщины? Наши телезрители будут рады услышать от вас настоящую правду.

Дурацкие вопросы сыпались на меня со всех сторон. Не успев ответить на один, я тут же получал еще три вопроса, которые своим содержанием вводили меня в полный ступор. Казалось что эти журналюги подобно стаям грифов, готовы растерзать меня на кусочки и проглотить не оставив и костей.

Чем меньше оставалось времени до встречи с представителями крейсера «Пытливый», тем заковыристей становились вопросы.

– Господа! Мне надоели ваши интересы. Я люблю родину и предпочитаю силиконовых женщин японского производства. Продукция американских производителей в нашей стране не пользуется спросом из– за низкого качества силикона и ароматизирующих присадок, которые вызывают аллергию мужских детородных органов, – сказал я желая поставить точку в брифинге. – А еще мне нравится наша политическая система! Я сторонник партии ЛДПР и я обожаю Жириновского! Я разделяю его взгляды.

В это время послышалось шипение, и я понял, что янки получили приказ на всплытие. Сжатый воздух стал заполнять балласты, выталкивая из них воду, и лодка стала подниматься на поверхность. Свернув аппаратуру, пресса покинула кают– компанию, оставив меня наедине с остатками виски. Я смотрел на халявный выпивон и закусон и решал вопрос, который задавал принц Гамлет. «Пить или не пить» – вот в чем вопрос?

А я лично в этом вопроса не видел и налив себе в кружку из нержавейки и, посолив дольку лимона, осушил ее одним залпом до дна, закусив диким лимоном. Уже через пять минут я ощутил прилив проммилей в крови. Они так приятно опьяняли мозг, что мне стало на все наплевать. Ощутив себя пленником на вражеском судне, я запел:

– Наверх о, товарищи все по местам, последний парад наступает! Врагу не сдается наш гордый «Варяг» – пощады ни кто не желает…

В этот момент в кают– компанию вошел матрос и сказал:

– Эй, фодка, Горбачофф, перестройка – гоу хоум! Дафай иди домой!

Я, повинуясь его требованию, вышел из каюты, захватив бутылку с остатками виски и, пошатываясь, двинулся следом за ним, продолжая напевать.

– Наверх, о, товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает!

Уже через несколько минут я оказался на капитанском мостике. Крепкие руки морских пехотинцев подняли меня в рубку, и, пихая в зад, заставили ползти туда, откуда поступал свежий морской воздух. Даже здесь в этой трубе, ведущей на поверхность я продолжал горланить:

– Прощайте, товарищи! С Богом, ура! Кипящее море над нами! Не думали мы еще с вами вчера, что нынче уснем под волнами! – импровизировал я, представляя как уже сегодня, услышу русскую речь и съем настоящего украинского борща, и макароны по– флотски.

Солнечный свет и голубизна небосклона больно резанули по глазам. Закрыв их ладонями, я несколько секунд стоял, словно стукнутый в репу пыльным мешком. Когда глаза привыкли, я увидел наш родной красавец крейсер, который стоял на лазурной глади всего в двух– трех кабельтовых от американской подводной лодки. От крейсера отделился баркас, и, тарахтя мотором, поплыл в нашу сторону. Несколько бойцов из морской пехоты сопровождали русский катер с флагом на корме. Пришвартовавшись к резиновому корпусу субмарины, наш матрос кинул конец, который принял американец и зафиксировал его. На подлодку поднялся русский морской офицер и, приложив руку к козырьку своей фуражки, доложил американскому капитану о цели своего прибытия.

– Сэр, этого парня мы сняли с необитаемого острова, – сказал капитан. – По его разговору я понял, что он попал туда, спасаясь от сомалийских пиратов.

– Так точно сэр! Мы делали запрос в пароходство. Еще в прошлый год судно «Принц Альберт» действительно было захвачено пиратами. Судовой моторист Александр Дадонов тогда пропал без вести и в порт назначения с командой не вернулся.

– Забирайте вашего гражданина, а то он утопит нашу подводную лодку, – сказал капитан. Он подал знак и меня в туже секунду подхватили руки русских парней.

– Я, родину нашу мать не продаю! Я, Шурик Дадонофф, гражданин великой России, – орал я, уже с русского бота и показывал америкосам средний палец.

Несколько журналистов выползших из чрева субмарины фиксировали на фото и видеокамеры передачу в руки наших матросов. Мне в тот миг было хорошо – я был настоящей звездой. Я знал, что эти исторические кадры обойдут всю планету. От выпитого виски голова была немного хмельна, и мне было наплевать, что миллионы человек увидят во всех средствах массовой информации мою пьяную физиономию.

– Не скажут ни камень, ни крест, где легли, во славу мы русского флага.

Лишь волны морские прославят одни, геройскую гибель «Варяга»! – пел я, уже в полный голос, показывая наглым америкосам несгибаемость русского духа. Наши морпехи смеялись надо мной, видя какую радость и счастье испытываю я встретившись со своими соотечественниками. В эту минуту я был велик! За моей спиной красовался наш крейсер, который всеми видами орудий поддерживал меня. Это придавало мне еще больше силы.

Отдав честь, наш морской офицер перешел на лодку, и я почувствовал, как она направилась к «Пытливому». Американцы, держа руки под козырьком, стояли так несколько минут, пока наш бот не пришвартовался к крейсеру. Вступив на палубу, меня пробила слеза, и я почувствовал, как ком подкатил к моему горлу. Встав на колени, я поцеловал нагретую солнцем палубу и пробурчал, радуясь своему спасению.

– Боже, я стою на палубе русского крейсера, – сказал я, вздымая руки к небу. – Я спасен! Я вернусь к Вальке и куплю ей эту чертову шубу, – орал я!

В эту секунду над палубой крейсера пронеслось дружное ура, и десятки бескозырок взлетели в воздух, приветствуя, таким образом, возвращение на родину её блудного сына.

– Рад видеть вас господин Дадонов, на борту нашего крейсера, – сказал капитан первого ранга, протягивая мне руку. Я пожал её, переминаясь с ноги на ногу и не выдержав нахлынувших на меня эмоций бросился обнимать всех кто в тот миг стоял на палубе.

Братцы я дома!? Спасибо вам товарищи! Целый год я ждал этой минуты и вот она свершилась! Я на Родине!

– Как приняли вас наши американские коллеги? – спросил капитан, приглашая жестом на капитанский мостик.

В этот миг сзади я услышал свисток боцмана, и матросы в мгновение ока покинули палубу, разбежавшись по штатным местам, потеряв ко мне всякий интерес. Обернувшись, я увидел, как подводная лодка стала медленно погружаться в морскую пучину, пока полностью не исчезла. В этот миг слеза прокатилась по щеке. Каждый день этого года пролетел перед глазами, и я вспомнил свою Алису. Где она сейчас была, я не знал. Возможно, ветер прибил её к нашему пляжу, а пальмовые крабы клешнями раздирают её силиконовое тело, чтобы этими лоскутами утеплить свои норы.