Текст книги "Тайна скорбящего ангела"

– А вы хотите выпить кофе? На улице холодно, и мы с кузиной немного замерзли, —сказала по —немецки Керстин, указывая на открывшееся рядом кафе. Странно, но Русаков, увидев куда показывает немка, понял о чем идет речь.

– Я—я, кафи тринкен! —сказал Виталий, вспоминая немецкие слова из кинофильмов и уроков немецкого языка. Подхватив девчонок, парни не скрывая своего совкового удивления вошли в заморский пункт общественного питания. Русские в Германии к концу восьмидесятых годов были не просто советской военной группировкой. Русские за время пребывания в ГДР стали почти частью немецкой культуры. Русский язык в школах восточной Германии был базовым иностранным языком, на котором говорили почти все молодые немцы социалистической республики ГДР. Влюбленность и дружба межу славянами и немцами, окрепшая почти за полвека, стала простым и даже обыденным явлением. К концу существования группировки ГСВГ эти отношения как—то перестали напрягать ни одну, ни другую сторону, как это было еще двадцать лет назад. Тысячи немцев и немок по всей восточной Германии, даже не подозревали, что в их жилах течет уже не кровь древних ариев и нибелунгов, а кровь русских парней, искренне полюбивших эту страну.

В преддверии нового года кафе, после рождественских католических праздников, было украшено с присущим немцам размахом. Многочисленные гирлянды цветных лампочек, были развешаны повсюду и создавали ощущение тепла и уюта. Блестящая мишура, свисала с одного угла зала до другого. В углу возле входа, стоял толстый Вайнахтсман похожий на деда мороза. Он делал какие—то жесты руками, зазывая таким образом, проходящих мимо покупателей.

Ароматом настоящего кофе казалось, был пропитан не только воздух, но и все окружающие предметы. Впервые окунувшись в этот мир, русские парни были в шоке. Они смотрели на все это великолепие, завороженным взглядом и не могли поверить в то, что попали в настоящий мультфильм. Весь этот волшебный и сказочный антураж, очаровывал и переносил в детство и ожидание новогоднего карнавала. Какой—то невидимый режиссер, манипулировал судьбами, связывая их не только для любви, но для далекого будущего. Русаков и Виталий, словно слепые котята были неуклюжи настолько, что их подружки не переставали подшучивать над ними. Ребятам хотелось окружить новых подружек естественной заботой, а в результате получались какие—то нескладные попытки первых ухаживаний.

Это новое ощущение заставляло молодых находить все новые и новые слова, которые они познавали в процессе общения. Ассортимент пирожных и всевозможных сладостей в кафе поразил парней. Хоть Русаков сладкого не любил, но такого изобилия вкусностей ни в военном городке, ни в Советском Союзе, он никогда не видел. Будучи равнодушными, к сладостям, в этот раз почему—то попробовать хотелось всё. Пацаны остолбенели. Девушки, увидев беспомощность новых кавалеров, мгновенно сориентировались. В отличии от русских девушек, которые были воспитаны в атмосфере русской школы, немки были без подобных комплексов. Они не стеснялись выговаривать русские слова, которые сопровождались ужасным акцентом. Чем больше у них не получалось, тем больше они смеялись. В случае удачного выговора, они хлопали в ладоши, и даже артистично подпрыгивали от какого—то нахлынувшего на них удовольствия.

Ни кто в не ожидал, что взаимные симпатии несмотря ни на, что стали катализатором чего—то нового и ранее им не известного. В те годы перестройки, которую устроил в Советском Союзе первый секретарь ЦК КПСС Горбачев, вся атмосфера Германии наполнилась каким—то странными предчувствием наступающих перемен. Создавалось ощущение, что вслед за социальной революцией в СССР в резонанс вступила и Германская Демократическая Республика. Еще не было знаменитых встреч Горбачева с Гельмутом Колем, но наступление перемен ощущалось на молекулярном уровне. Ни кто из немцев не знал, что через несколько лет русские покинут Германию, и у них больше не будет на улицах советских военных машин. Не будет щедрых русских офицеров, спускающих в немецких ресторанах свою зарплату, и не будет работы на гражданских предприятиях Группы Советских Войск в Германии. Не будет дешевого бензина, который можно было купить у солдат в любом военном гарнизоне. В те дни все перемены происходили почти молниеносно. Возможно, что за сорок три года пребывания наших воск в Германии, подобные отношения среди молодежи были первой ласточкой Горбачевской перестройки. Постепенно общение девушек и русских парней становилось более и более раскованным. Немки воспитанные в духе «сексуальной революции» уже через час общения сократили дистанцию до минимальной, и ребята незаметно для себя стали ощущать даже ауру, которая стала вокруг них образовываться.

– Виталик, ты чувствуешь?

– Что —спросил Демидов, стараясь найти хоть какой—то ответ.

– Да у них явно отказывают тормоза? Я чую всей своей шкурой, как от них исходят флюиды волчьей страсти. Глянь, как камарадки липнут на нас —будто знают сто лет, —сказал Русаков удивляясь арийской гиперсексуальности.

– А мне кажется, нас девки тупо на бабло разводят! Мы им нужны не для любви, а для чекупить. Господи – лишь бы пронесло, —ответил Виталий. —Особый отдел он не дремлет!!! —Мне кажется, что мы нашим контрразведчикам нужны, как собаке стоп —сигнал. Последний год, и мы тю —тю. Наш адрес не дом и не улица —наш адрес Советский Союз, —запел Русаков.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю? Ты же сам вчера намекал на роскошную новогоднюю вечеринку с дыней, вином и страстным секасом.

– Ну намекал? Я же думал, мы себе наших девчонок снимем в школе на дискотеке…

– Не вижу разницы, —сказал Александр. —Русские от немок физиологически ничем не отличаются. Те же сиси – те же писи. —А если меня уже сейчас от этой Керстин плющит —так мне ни какая другая тётка не нужна.

– Что уже, —спросил Виталий. —Типа ты влюбился, —сказал Виталий, и заткнув рот кулаком, стал демонстративно хихикать.

– Представь себе —с первого взгляда, —ответил Русаков. —Мне, словно снарядом башню сорвало. У меня внутри весь ливер трясется от какой—то бешеной страсти.

– Любовь —любовью, но один хрен нам надо держать ухо востро, —ответил Виталий. Русаков краем глаза заметил, как рука его друга сама по себе, скользнула по плечу Эрики и опустилась в область талии. Немка даже выгнулась, как кошка и ошеломленная смелостью русского парня ему одобрительно улыбнулась. Зачерпнув ложечкой мороженное, девушка заботливо вложила его в рот Виталия, и по —немецки сказала:

– Ессен – ессен майне каце.

Виталий раскрыл рот и закатив глаза от удовольствия, проглотил мороженное.

– Слушай, а мне нравится, —сказал Виталий. —К черту все эти предрассудки —живем брат всего один раз. Керстин с интересом наблюдала за своей кузиной, которая лезла из кожи, чтобы понравится парню. Девчонка ощущая себя рядом с Сашкой, начинала плавиться, словно шарик мороженного упавшего на раскаленную сковородку секундой. Она взяла его руку, и не церемонясь, демонстративно положила её себе на ногу. От такой неожиданности у Сашки чуть не свело судорогой челюсть.

– Ой! Ой! Глянь Виталик, что это она делает со мной, —сказал Русаков. —Я уже её хочу! Керстин поняла, что сказал русский, и артистично ему улыбнулась. Она, словно очарованная смотрела Александру в глаза, и умиленно—эротично слизывала с ложечки мороженное. У Сашки от подобных телодвижений даже перехватило дух.

– Кузина, как тебе эти русские, – спросила Керстин, свою двоюродную сестру.

– Мне кажется, эти «иваны» какие—то тормознутые?

– А мне они нравятся! Очень милые ребята – ответила Эрика —Время покажет, я ведь никуда не спешу.

– Так ты, что решила с ними дальше флиртовать? А как же твой Михаель, —спросила девушка кузину. —Он же будет тебя ревновать к этим русским парням.

– Кто Михаель? Да пошел этот Михаель… У него кроме, как гонять по улицам на «Симсоне», нет больше никаких увлечений, – сказала девушка, облизывая ложечку.

– Слышь Виталик, ты хоть что—то понял, —спросил Русаков. —Понял, что у моей подружки есть какой—то хахаль по имени Миша, у которого есть мопед «Симсон», на котором он катается по городу и не хочет её филе трахен. Керстин улыбнулась и показав на Эрику пальцем по—немецки сказала:

– Это моя кузина Эрика! У неё есть друг по имени Михаель, но тот любит не её, а больше свой мотоцикл «Симсон». Вновь румянец брызнул на лице парня. Он никогда не испытывал ничего подобного и это было настолько непривычно и расковано, что Русаков ощутил себя не в своей тарелке. Эрика хлопая ресницами, смущенно сидела рядом, и шепотом повторяла русские слова, которые слышала от Виталия и Александра. Она будто играла в какую—то странную игру, превращая знания о предметах в знание русского языка. Ее память запоминала русский язык, словно записывала на магнитофонную пленку. Керстин показала на чашку кофе, и по—немецки спросила:

– Это что? —Чашка, —отвечал Русаков.

– Тассе! Ча—ш—ка, —нараспев повторяла Керстин.

– Taссе ист ча—ш—ка.

– А это? —показала она ложку —Ло—ж—ка, —отвечал ей Русаков

– Леффель? Льёошка, —повторила Керстин.

– Нет —нет, —сказал Русаков, —не льёошка, а ло—ж—ка. Повторяй —ло—ж—ка!

Керстин улыбнулась, и вытянув губы сказала:

– Льожка… Когда у нее что—то получалось, она чмокала Александра в щеку, и от этого у него в животе шипели пузырьки газировки, которые щекотали сердце.

– Ты Санек, скоро станешь учителем русского языка, —сказал Виталий, и еще крепче прижался к Эрике. —Только вот она почему—то, не хочет учиться.

– Что, —спросила Эрика по —немецки.

– Вас, вас, —дулю тебе в глаз, —передразнил её Виталий.—Почему ты не учишь русский язык, как твоя кузина?

Тут в разговор влезла Керстин. Она подняла указательный палец и по—русски выговорила.

– Почьему туй, не учить русише шпрахе?

– Парни спрашивают: почему ты, не хочешь говорить по —русски, —спросила она кузину.

– Скажи им, что я в голове своей изучаю их язык, —сказала Эрика, и постучав себя по голове, показала язык. Она взяла за хвостик вишенку с пирожного, и эротично положила себе на язык.

– Она учит! Учит в свой копф —голёффа, —ответила Керстин, и пальцем показала на голову.

– Ага, понятно… Она сказала, что учит русский язык где—то там —в своей голове. —Я Саша, не дурак, я все понял и без твоего перевода. Тоже мне филолог нашелся!

Вот так слово за слово, парни не только стали познавать немецкую культуру, но и стали носителями культуры русской, которую в эту минуту познавали гражданки другого государства. Демократичный и терпимый образа жизни немцев, да уроки полового воспитания в немецких школах уверенно делали свое дело. Продираясь сквозь дебри языкового не понимания, они открывали для себя новые горизонты и все дальше и дальше погружались в «пучину» нахлынувших на них чувств. Подобные ощущения, словно лавина нежданно обрушились на них, сметая на своем пути все преграды и сопротивления в общении.

– Черт —как мне все это нравится! Может, пригласим девчонок на дискотеку в школу, —спросил Русаков, предвкушая приятный вечер в кругу иностранок.

– А что хорошая идея! Прикинь —наши пацаны лопнут от зависти, а девки от ревности, —ответил Виталий. Русаков тронул Керстин за плечо и вкрадчивым голосом, спросил: —Керстин, а что вы делаете сегодня вечером?

– Будем гулять, —ответила по —немецки девушка.

– Они будут гулять, —перевел Виталий.

– Раз будут гулять, пусть гуляют к нам в школу на дискотеку, —сказал Русаков, —пока их Михаэль на моторате не увез…

Виталий напряг мозг и выдал очередной перл на немецком:

– Дорогие девушки, мы хотим пригласить вас на дискотеку в нашу школу. Вы можете придти?

– Во ты по—гансовски чешешь —мама моя дорогая… Воскрес что —ли?!

– А то! Я же в отличие тебя иногда хожу на уроки немецкого языка, —ответил Виталий.

– А что я – я английский учу… Кто знал, что я окажусь в Германии. Знал бы я что буду жить в Германии, так учил бы язык с детского сада.

Виталий улыбнулся, и прижав Эрику, сказал ей на ухо, вспоминая весь курс немецкого языка, пройденный им с пятого класса.

– У нас в школе детка, сегодня будет дискотека -танцы. Мы будем рады, если вы придете к нам танцевать.

Девушка улыбнулась Виталию и звонко чмокнула парня в щеку. Демидов расплывшись от удовольствия, пробубнил:

– Глянь, что иностранки чудят —во жару дают, —мама моя дорогая! Главное не корчат из себя непорочных дев, как наши русские бабы.

– Что это —даффать жару, —спросила Керстин, по —немецки. Виталий задумался и почесав затылок, сказал:

– Это значит, что вы подкидываете нам угля, —вмешался в диалог Русаков.

– Что он сказал, —спросила Эрика кузину.

– Русские сказали, что они хотят чтобы мы жгли для них уголь, —ответила Керстин.

– Шайсе! Какой еще уголь, —спросила Эрика. —Им что не хватает угля? У них что, дома холодно?

– Я не знаю! Я не понимаю, зачем понадобился русским уголь, —ответила Керстин. —Зачем вам уголь? —обратилась девушка к Александру.

– Что она спрашивает, —спросил Русаков, глядя на Виталия.

– А хрен их знает! Спрашивает, зачем нам «куля», «куле» или «коля» —сказал Виталий.

– Какой на хрен «Куля» —какой блин Коля? —переспросил Русаков, нервничая от недопонимания.

– Я что знаю, какой «куля»?! Может они еще хотят Колю с собой взять.

– Что это такое «куля», —спросил Виталий по —немецки. Керстин сделала задумчивое лицо, и немного подумав, ответила:

– Айн момент….

Девушка встала из—за столика, и, взяв бумажную салфетку, вышла из кафе на улицу. Русаков и Виталий переглянулись ничего не понимая в действиях Керстин.

– Кузина куда пошла, —спросил Виталий Эрику. Та пожала плечами и показала пальцем на свою голову.

– Что она показывает, —спросил Русаков.

– Показывает, что у кузины свои тараканы в голове, —ответил Виталий.

– Керстин пошла за Колей. Сейчас он тебе по пятаку навалит, —сказал Виталий.—Ты же его девку охмуряешь…

– А вдруг Коля, вовсе не хахаль, а ее брат —что тогда, —спросил Русаков. В эту минуту над дверями зазвенел колокольчик, висящий над дверью. Керстин, что—то пряча за своей спиной, вернулась обратно в кафе. Интригующе она улыбнулась, и присев за столик, она положила на него угольный брикет, который был завернут в бумажную салфетку.

– Это и есть «куле» —это называется уголь, —сказала девушка. Тут до Виталия дошло. Он, закрыв лицо руками, стал хохотать ощутив себя недоумком.

– Ты чего ржешь, —спросил Русаков.

– Коля, Коля, Коля —это же не имя. Кулэ это по—немецки «кулэ». Это уголь, —хохотал Виталий так, что за прилавком засмеялась даже фрау Кристина, которая краем уха слушала разговоры молодых.

– Ты представляешь Санек, мы думали, что «куле» это хахаль Коля, а это «кулэ» —уголь, —засмеялся Виталий.

Тут до Александра дошло, что Коля и «кулэ» это разные вещи. Он, хлопая глазами, растеряно засмеялся, чтобы снять напряжение, возникшее с трудностью перевода. Теперь девушки смотрели на русских, ничего не понимая.

– Почему они смеются, —спросила Эрика свою кузину. —Они же хотели, чтобы ты принесла им уголь.

– Почему вы смеетесь, —спросила по—русски Керстин. —Потому что мы думали, что уголь —это Коля —Николай!

– Так почему они смеются, —спросила Эрика кузину.

– Они думали, что уголь это Николай. Ну что—то типа святой Николаус, —ответила Керстин.

– У русских он называется дед мороз!

– А —я поняла, —сказала Эрика. —Они думали, что это святой Николаус —дед мороз, а это оказалось просто кусок угля?! Тогда давай зададим им жару…

В эту секунду до девчонок дошло, что они запутались с переводом сами и запутали русских. Вся компания дружно засмеялись…

Глава четвертая

Дискотека

Идея пригласить лиц немецкой национальности на школьную дискотеку была явно не продуманной, и какой—то спонтанной. Гражданки ГДР в школе ГСВГ без разрешения политотдела армии или особого отдела – это явно был нонсенс, на который мгновенно бы отреагировали спецслужбы гарнизона. Немцы если официально не работали у русских, старались обходить стороной военные городки, которые все эти годы считались территорией другого государства. В те доперестроечные времена, без согласования руководством гарнизона, такие отношения с немцами представить было практически невозможно. Девушки то ли по своей наивности, то ли в поисках незабываемых приключений – согласились сразу. Для немцев попасть в русский гарнизон без пропуска и разрешения было чем—то немыслимым. Нарушение этого запрета —могли перерасти в разборки даже с немецкой полицией и особым отделом группировки. Немкам были неведомы порядки, которые имели место в советских военных городках, но любопытство и желание вникнуть в саму суть, двигало их вперед вопреки законов.

В то время на границе «застоя» и «перестройки», все отношения между русскими и немцами приобретали какой—то новый характер и уже не запрещались, как десять —двадцать лет ранее. Негласно были определенны обновленные нормы поведения, а национальные менталитеты максимально сократили дистанцию взаимных отношений. Время шло: и желание общения и прочих контактов, все больше и больше распространялись уже на простых людей, которых связала общая трагическая история.

– Бляха медная – пришли! Пришли же, как и обещали, – сказал Русаков.

– Ох, камарад, что-то мне подсказывает, что уже скоро мы с тобой огребем за эти удивительные приключения, —сказал Русаков, еле сдерживая смех.

– Да что ты все время ноешь? Тебя же самого трясло, когда они согласились, —ответил Демидов.

– Будто кому—то есть дело до этих телок? Пришли да и пришли – кто их знает. Они, между прочим, на своей земле. Это мы у них в гостях.

– Ну—ну, я тебя предупредил… Огребем – мама не горюй…!!! Я спинным мозгом чувствую, как нас в особом отделе после каникул будут сатрапы чекисты током пытать и на дыбу закручивать.

– Да, не дрейфь чума! Мы ведь ничего не подписывали. Откуда нам было знать, что знакомится с немками запрещено законом, —сказал Демидов.

– Не знание закона Виталий, не освобождает от ответственности – сказал Русаков, и направился в строну девчонок, которые робко переминались с ноги на ногу под уличным фонарем.

Связи особого отдела ГСВГ, благодаря истинному коммунисту и соратнику СССР Маркусу Вольфу, были очень тесно сплетены со связями немецкой контрразведки ШТАЗИ. Такой симбиоз двух компетентных структур был довольно продуктивен, и часто порождал новых потерпевших от подобного сотрудничества. Дружественные службы в борьбе с иностранной разведывательной агентурой НАТО, в самом корне пресекали отношения своих же граждан, опасаясь не только утечки информации, но и провокаций. Службы службами, а вспыхнувшие чувства, которые возникали в результате случайного общения, запретить было практически невозможно.

Солдаты, вольнонаемные, или половозрелые офицерские отпрыски, гонимые природным инстинктом, частенько покидали территорию гарнизона, чтобы где—то там, на другой стороне забора, отдаться в объятия любвеобильных гражданок социалистической Германии.

Когда началась вся эта история, канцлер ФРГ Гельмут Коль и Михаил Горбачев, уже почти взошли на обломки берлинской стены. Не пройдет и двух лет, и советские войска начнут планомерно покидать обжитые и обустроенные за полвека гарнизоны, оставляя вместо себя, добрую память в душах восточных немцев.

Что это был за политический маневр, ни кто тогда так и не понял. Под вывеской объединения двух Германий, блок НАТО запустил щупальца в восточную Европу, приблизив свои ракетные базы к границам умирающего Советского Союза.

Восточные немцы даже представить себе не могли, что их западные «братья» никогда не смогут на условиях равноправия принять своих новых сограждан, которые почти пятьдесят лет «угнетались» ненавистным советским режимом.

С падением берлинской стены уже объединенная Германия вновь разделится на два разных лагеря —на немцев истинных и немцев второго сорта, которым будет не просто принять новые реалии.

Появление любопытных и наивных немок в пределах русской школы, особого интереса не вызвало, но только до тех пор пока не зазвучала медленная музыка. Русские девушки к иноземным соперницам были сначала абсолютно равнодушны. Большинство из парней связываться с немками опасались, не желая, прежде всего, фокусировать на себе внимание представителей особого отдела. Любые контакты с гражданками иностранного государства, могли очень навредить будущей карьере. «Камрадки» – как парни называли немок, наблюдая со стороны за русской вечеринкой, старались вести себя для начала, более чем скромно. Они договорились не привлекать к себе внимание русских учителей. Но как ни старались парни скрыть гостей, а девушки мгновенно стали предметом всеобщего любопытства.

Русаков даже не ожидал, что вся эта затея обернется совсем иначе чем они запланировали себе. Это была его первая дискотека и он даже не знал как ему себя вести.

– Пошли танцевать, что ты стоишь, -сказала Керстин на ломаном русском и взяв его за руку, вытащила на самый центр спортзала. Она обняла Русакова, прижалась к нему так близко, что Сашка даже через джинсы почувствовал её природные особенности. Девушка не обращая ни на кого внимания положила ему голову на плечо, и в тот миг Русаков провалился в омут эротических ощущений.

Такое с ним было впервые. Запах женского тела будоражил мужскую плоть и навивая интимные фантазии. С каким-то упоением он жадно вдыхал запах волос Керстин, от чего его тело утратило свою подвижность. Его словно разбил паралич. Музыка рвалась из колонок, а он стоял, и боялся пошевелиться.

– Танцуй, -сказала Керстин, и постаралась сдвинуть с места «околевшего» Русакова. Ни ноги, ни руки, ни само тело, не хотели слушаться его, и тогда девушка поняв проблему своего кавалера, взяла инициативу в свои руки.

Русаков стоял, словно столб и словно насос, втягивал в себя запах Керстин, который его возбуждал. Который по нейронным связям попадал в мозг и эти новые ощущения приводили его в дикий восторг, который он старался «задушить» в корне. Нет – это был не запах парфюмерии. Это был запах тела. Запах плоти, которая имела какой-то еле уловимый терпкий оттенок. Даже если построить в шеренгу девяносто девять русских девушек, и одну немку, то её без труда можно было вычислить именно по этому особенному аромату.

Танцевальные мотивы группы «Скорпионс», которые в те времена были на первых строчках европейских хит парадов, навивали своими медленными ритмами легкую романтическую грусть. Русаков старался как-бы отстранится-соблюсти дистанцию, но немка со всей силы прижимала его к себе, что не осталось незамеченным «зорким глазом» дежурного учителя.

В то самое время, когда Русаков упирался напору Керстин, выросшая в формате другой культуры, она наоборот жалась к нему стараясь ощутить с парнем полный телесный контакт.

Интимный свет. Завораживающие сольные переборы гитарных струн и желание близости, возбуждали молодых на более решительные действия. От этого дистанция между танцующими сходило на нет, до полного соприкосновения.

Русаков нежно прижимаясь щекой к белокурым волосам Керстин, блаженно закрывал глаза, и чувствовал, как флюиды любви проникают в его мозг. От этого ощущения нежности и закипающего в его душе огня, он почти улетал в «космос».

Керстин, чувствуя, что её русский «сломлен», не обращая ни на кого внимания терлась своим телом о тело Русакова, доводя, неокрепший организм до полного исступления. Чувство эйфории, которая впервые нахлынула на него, вызывали странные, ощущения. Парню одновременно хотелось быть с этим милым существом с лицом ангела, и тут же от счастья умереть в её объятиях. В эту секунду Русаков даже не осознавал, что метаморфозы его природного преобразования уже запущены, и охватили всю его биологическую сущность. Процесс превращения безусого юноши в настоящего мужчину уже было ничем не остановить. Эти легкие – слегка уловимые касания тела юной фроляйн, в районе «первого этажа», так будоражили плоть парня, от чего пунцовый румянец не сходил с его лица. Ноги делались ватными, а руки немели, словно их сводила судорога. Всё его тело стало непослушным. Телодвижения его иностранной подружки, дорисованные фантазией Русакова, были для него настолько трепетными и возбуждающими, что он уже потерял счет «взорвавшимся» внутри бутылкам «Боржоми». «Пузырьки газа» сплошным потоком вырываясь откуда-то из нижней части живота и поднимались вверх, щекоча ему сердце, и от такого наслаждения, ему хотелось выть от блаженства.

Керстин в виду своего западноевропейского воспитания была намного привычней к таким тактильным экспериментам над своим организмом. Близость Русакова, которого она ощущала в ходе танца, хоть и запускала в ней механизм страстей и желания близости, но силой воли она умело подавляла первичные природные инстинкты переводя их в легкий флирт.

Одноклассницы сгорая от любопытства крутились рядом стараясь рассмотреть иноземную подружку новенького. Их глаза от удивления округлялись, и этот факт было не скрыть. С чувством национальной пытливости, они наблюдали за своим одноклассником и это любопытство автоматически перерастало в странное чувство ревности.

– Русаков, а Русаков… А у тебя, губа не дура! И где ты себе такую подружку отхватил, – спрашивала Потякина Ленка, -Что-то я не припоминаю в нашей школе таких девушек.

– Она иностранка, – отвечал Русаков, ощущая, как кураж наполняет его душу. —От вас пока любви дождешься, то в мумию превратишься… А тут, как будто на блюде подали…

– Это они сегодня утром в Цоссене, в очереди за «филушками» охмурили камрадок, —подсказал с подколкой Крюков, нежно придерживая Ленку за талию.

– А она ничего —довольно миленькая, —сказала Леночка. —Только вряд ли у вас, что с ней получится. Мы же русские, а немцы русских не особо любит…

– Филе данке, —сказала Керстин, улыбаясь. —Ви тоже очень красивый пара…

– О, да ты по —русски говорить умеешь, —удивленно выдала Потякина.

– Да, я очень люблю учить русский язык. Я хочу стать учитель —ответила Керстин. —Мне очень нужен дас практик —практика…

– Ах, практика! Ну тогда Русаков, у тебя есть перспективы… Ну, практикуй свою подружку, счастливчик ты наш – будущий бюргер!

Русаков придерживая за талию Керстин сделал круговой маневр, и лавируя между парами сменил диспозицию, отдалившись от Ленки—Пенки и назойливого Крюка. Не смотря на свое недельное пребывание в школе, он еще не очень изучил своих одноклассниц, и поэтому не хотел углубляться в обсуждение своего выбора, который мог ему навредить. Керстин уже не обращая внимания на окружающую её русскоговорящую публику, все больше и больше погружалась в ту атмосферу зарождающейся влюбленности. Положив голову русскому парню на плечо, ей почему—то хотела назло окружающим её «соперницам» прижаться к нему с такой силой, чтобы те лопались от зависти.

Русаков задыхаясь от возбуждения, через прикосновения, почти терял рассудок. Он держал в объятиях свое сокровище, словно это была не девушка, а старинная китайская ваза династии Мин. Впервые в жизни он оказался в таком положении, что ему стало не комильфо. В тот миг, ему показалось, что все окружающие его одноклассники и учителя, наблюдают за ними, и уже после каникул им придется ответить на комсомольском собрании за свое фривольное поведение с гражданками иностранного государства.

– Санчело, привет, – сказала Ленка по прозвищу Щетка. —Девчонки говорят, что ты себе отхватил потрясную «камрадку». Я думала ты тюлень, а ты я вижу, еще тот зайчик —побегайчик! Эх, шалунишка– ты еще тот кобель…

– Ну, и ты ведь тоже не Снегурочка, —ответил на острую подколку Русаков.

Демидов, не заморачиваясь обсуждениями, обняв Эрику, топтался рядом с Русаковым. В виду своей натуры он даже не реагировал ни на какие внешние раздражители, которые касались и его выбора.

– Демидов, Русаков, —услышали они за спиной голос грозной химички, —вас можно на пару слов…?

Проводив новых подружек на край «танцпола», парни склонив повинные головы явились дежурному учителю.

– Вам, что мальчики, наверное, нужны проблемы? Где вы взяли этих иноземных распутниц? Это, что у вас, за поведение такое? Что это за танцы – шманцы – с немчурой обнимансы?!

– Татьяна Ивановна, а как же дружба фройндшафт, —спросил Виталий. —Что они вам такого сделали? Ну танцуем и всё…

– Дружба – фройндшафт и любовь в Группе Советских Войск в Германии, происходят по письменному разрешению политотдела армии! А в частном порядке – не положено! Понимаете —не положено! Уже завтра ваших доблестных папочек вызовут в политотдел, и спросят: «почему ваши сыновья, путается с гражданами чужого государства»? Вам это мальчики, это надо?

– А вдруг это любовь, —спросил Русаков. —Может эти девчонки в нас влюбились, и хотят за нас выйти замуж —за таких русских, чтобы покинуть этот рассадник капитализма —а?!

– Не утрируйте, —ответила химичка. —Рано вам мальчики, еще влюбляться. Вот школу закончите, тогда сколько угодно – и не в ГСВГ и не с немками – это мой вам совет…

– А может мы ранние, —сказал ехидно Демидов.

– Да – вот! Мы такие ранние – как Ромео и Джульета, —сказал Русаков. —Вы же нас этому учите!

– Хватит мне тут шекспирить —Демидов! Даю вам с Русаковым пять минут, и чтобы этих иноземных девиц в нашей школе не было и духу. Вы что парни, совсем потеряли страх, или хотите за двадцать четыре часа вылететь в Союз, – строго сказала химичка.

– А что Татьяна Ивановна, граждане Восточной Германии не принадлежат к лагерю социалистического содружества, —спросил Демидов. —Может, мы с Германией находимся в состоянии войны, или нам товарищ Горбачев не привил демократические принципы советской системы развития общества?

– Я Демидов, повторять больше не буду! После новогодних каникул я лично устрою вам встречу с сотрудником особого отдела, который курирует наше учебное учреждение. Вы ему расскажете о фривольных гражданках бывшего социалистического лагеря, и их демократических принципах распространения венерических заболеваний. Мы для них оккупанты, а не товарищи по социалистическому лагерю! Вам это понятно?

– Понятно, —хором ответил Русаков и Демидов.

– Что вам понятно?

– Понятно, что нам до дружбы с немцами —ой, как далеко, —ответил Русаков.

– Ни кто не забыт – и ни что не забыто, —сказала химичка, и показала растопыренную ладонь, обозначающую пять минут. Ребята, увидев подобную картину, в отношении гражданок ГДР, которая со стороны руководства школы могла перерасти в прямое столкновение двух идеологий. Во избежании развития скандала, они поспешили ретироваться. Поддавшись давлению, со стороны дежурного учителя, они были вынуждены извиниться перед своими подружками, деликатно объяснив, что на сегодня праздник души отменён.

Во все годы пребывания советской армии в Восточной Германии, каждый офицер, или взрослый член семьи прямо или косвенно попадал, под колпак советской контрразведки. Эти органы ненавязчиво, но вполне продуктивно контролировали обстановку в военных гарнизонах.