Текст книги "Смерть в двух экземплярах"

Глава 6
Нас утро встречает прохладой

Меня подхватили и «повели» на выходе из кафе. Никого из шедших за мной я, естественно, не видел, потому что не стал оборачиваться, выглядывать из-за угла и заниматься прочей дурью из репертуара театра слепых и безруких. Я их, таких красивых, просто чувствовал. А если так, настало время вспомнить подходящую инструкцию и действовать в полном соответствии с ней, любимой, или немного иначе.

Разведка, к слову сказать, – организация насквозь бюрократическая, каждый наш шаг, вздох, чих и пук определен соответствующим пунктом и параграфом. Так что любители ярких импровизаций могут в отношении нас лишними иллюзиями не заморачиваться, и вообще, хотите жить ярко, идите в бармены или диджеи, а у нас все как всегда, серо и буднично.

Перед тем как приступить к работе по специальности, согласно инструкции, необходимо обнаружить наблюдение за собственной персоной, а затем попытаться от него избавиться. Следующая за мной «наружка» знала об этом не хуже меня. То, что я никогда особо инструкциям и наставлениям не следовал и не собираюсь делать этого впредь, будет для нее сюрпризом.

…Я подошел к перекрестку, когда замигал желтый фонарик светофора. Дождавшись зеленого, рванулся к стоящей в правом ряду крошечной желтой микролитражке, открыл дверцу и уселся рядом с водителем. Автомобильчик взревел, вернее, взвизгнул моторчиком и тронулся с места. Бросил прощальный взгляд на сопровождавших меня. Зрелище того заслуживало.

Вам когда-нибудь доводилось видеть собаку, у которой из-под носа увели сахарную косточку? Потерявшая клиента «наружка» выглядит приблизительно так же: растерянно и огорченно. Два персонажа, с выпученными от удивления органами зрения, замерли у пешеходного перехода, один – с разинутым ртом, с вытянутой рукой – второй. Метрах в двадцати от этой живописной группы соблазненных и покинутых отметился еще один, средних лет азиат. Когда мы встретились глазами, он укоризненно покачал головой. Я, в свою очередь, стыдливо потупился: простите, дескать, дяденька, если чем обидел.

Через четыре квартала автомобильчик свернул налево, и мы оказались в старом городе. Улочки здесь такие узкие, что на них с трудом могут разойтись два человека, так что, если мои друзья задействуют транспорт, хрен он здесь проедет. А мы как-то проскочили и даже бока не оцарапали. Спустились по мощенной булыжником мостовой, свернули вправо, проехали еще немного и оказались у входа в парк. Выскочили из машины, галопом пересекли его и загрузились в стоящий возле автобусной остановки старенький серый «Опель» с умеренно тонированными стеклами. Перед тем как тронуться, водитель повернулся ко мне, вольготно раскинувшемуся на заднем сиденье, и протянул руку.

– Рад встрече, сэнсэй.

Три года назад я в очередной раз трудился преподавателем в одной интересной «учебке», а водитель, невнятной внешности молодой мужик, учился в ней на «притворщика». «Сэнсэем» меня прозвали после ознакомительного занятия по искусству перевоплощения. Тогда, помнится, за полтора часа я умудрился предстать перед ребятами в образе зэка, прогрессивного российского политика, чиновника и мента. Напоследок притворился персонажем из просмотренного ими кунфу-боевика, сурового старого учителя китайского мордобоя. Ребята пришли в полный восторг от увиденного и тут же прозвали меня «сэнсэем», хотя правильнее было бы сказать «сяньшэн»[4]4
    Сяньшэн (кит.) – наставник.


[Закрыть]. Через месяц-другой они и сами кое-чему научились, схватывали, можно сказать, на лету. И вообще, способные были парни, жаль, что не доучились: программу закрыли.

– Назовите пароль, – строго сказал я, и мы оба расхохотались.

– Теперь вы Евгений?

– Точно, а ты – Костя… – В «учебке» он, если не ошибаюсь, был Антоном.

– Совершенно верно, к вашим услугам.

– Стыдно мне за тебя, Константин, не вышло из тебя разведчика. Работой не занимаешься, весь по уши в каком-то бизнесе. Вот, и резидент тобой недоволен. Так и сказал, мутный, мол, Константин парень.

– Это точно, – согласился он, – Я такой.

– Да уж. Ладно, давай, рассказывай.

– С чего начинать?

– С обстановки в резидентуре.

– Болото. Боцман наш, ничего не скажу, мужик правильный… – Если флотского офицера подчиненные называют «боцманом», значит, он действительно не сволочь, в противном случае подобрали бы какое-нибудь другое «погоняло».

– Но?

– Скучно здесь, вот он и задремал чуток.

– Решил его взбодрить?

– Вы это о чем?

– О «клопах». Твоя работа?

– Был приказ устроить небольшую встряску. Я и устроил, только…

– Только – что?

– Один из «клопов» всадили еще до меня.

– Где?

– В его рабочем кабинете на втором этаже.

– Красиво, блин, живете.

– Не то слово, – вздохнул он. – Боюсь, он на меня подумал. Уж больно ему мой бизнес не нравится.

– Кстати, как успехи?

– Весь этот бизнес… – Он чуть слышно выматерился, но с большим чувством. – Достал уже!

– Что так?

– Вы как относитесь к селедке?

– В целом положительно, особенно ежели с лучком да под водочку.

– Вот и я раньше положительно, а теперь… – Он опять вздохнул. – Мне приказали поработать на одну московскую фирму. Вот и тружусь как проклятый, занимаюсь закупками.

– Чего?

– Рыбы, что здесь еще можно закупать.

– И как?

– Успешно. – Он опять выдал несколько слов, совершенно не достойных российского военного разведчика. – Селедка соленая, селедка копченая, она же маринованная. Жареная, блин, вареная, засахаренная, на хрен, с марципанами!

– Успокойся.

– Извините, сэнсэй, просто наболело. Все переговоры исключительно в рыбных ресторанах. Не успеешь сесть за стол, как ставят перед носом целый тазик с этой самой… селедкой. Кушайте, говорят, вер са венлиг![5]5
   Вер са венлиг (датск.) – пожалуйста.


[Закрыть]

– Кушаешь?

– А что делать? Иначе обиды до потолка, как же можно не любить нашу селедочку? – Он вдруг резанул себя ладонью по горлу: – Вот где она у меня! Пельменей хочу!

– Грустно, – посочувствовал я. – А мандарины закупать не пробовал?

– Так не растут.

– Ладно, считай, что я тебя пожалел. Вернемся к нашим баранам. О резиденте ты уже сказал, что по остальным?

– Два папенькиных сынка. Пьют, таскаются по бабам, бьют баклуши и ждут повышения.

– Дальше.

– Парочка молодых, только после академии. Первый раз за кордоном, все в новинку. Ни хрена, естественно, не умеют и не очень-то хотят научиться.

– Остается еще один.

– Капитан Андрейко, он же Славик.

– Что скажешь?

– Старательный, толковый, инициативный. Меня, кстати, презирает.

– Явно?

– Нет, что вы! Просто чувствую.

– Молодец, давай дальше.

– Понимаете, сэнсэй, – замялся он, – не хочется говорить о человеке дурно, тем более что и фактов-то нет, просто… наш Боцман часто вслух страдает по утраченной империи, особенно если выпьет.

– Интересно.

– Обидно ему, видите ли, раньше, мол, была великая держава, а сейчас… А Славик что-то уж слишком искренне ему подпевает. Можно сказать, тоскует навзрыд по былому величию, которого сам толком-то и не помнит.

– Мне тоже обидно, что с того?

– Вы об этом не кричите.

– Логично.

Мы замолчали.

Миновали поворот на аэропорт и вскоре въехали на мост.

– Куда это мы, Костя?

– В Швецию, здесь рядом.

Глава 7
Крутой и мертвый

– Приехали… – Окраина Мальме, где мы очутились, живо напомнила о родном отечестве: обшарпанные дома, мусор на тротуарах, общая заплеванность. Показалось даже, что кто-то неподалеку изящно выразился на «родном и великом». А может, и не показалось.

– Ничего себе!

– Именно так, сэнсэй. Раньше, говорят, был вполне приличный район, а сейчас здесь живут в основном иммигранты. Арабы, негры, sorry, афроскандинавы, албанцы, наши бывшие.

– То-то мне мат послышался.

– Вон тот дом, – указал он на пятиэтажку метрах в пятидесяти. – Второй подъезд, третий этаж, квартира семь «В». – Затем просунул руку в бардачок и извлек оттуда складную дубинку: – Пошли!

– Рация есть?

– Целых две.

– Тогда давай одну. Я схожу сам, а ты побудь в машине, а то еще угонят, чего доброго.

– Здесь это запросто. – Он протянул мне ключи и прямоугольную пластмассовую коробку.

– Не спишь, – кладя рацию в карман куртки, сказал я, – смотришь по сторонам. Если что, даешь знать.

– Сэнсэй.

– Что?

– Возьмите, – передал он мне дубинку, – не помешает.

– А ты как же?

– У меня есть монтировка.

Две потертые личности на скамеечке перед подъездом лакировали пивком что-то более крепкое, третий дремал сидя. Когда я проходил мимо, никто даже не посмотрел вслед, больно я им был нужен. Сжав в кулаке дубинку, я шагнул в подъезд, поднялся по заплеванным ступенькам на этаж и, надев перчатки, открыл дверь. Остановился в прихожей и замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Потом запер за собой дверь и приступил к работе…

Константин выбросил окурок в окно и завел мотор.

– Как успехи?

– Никак. Сколько ты снял квартир под ту операцию?

– Три.

– Встречался с тем опером?

– Пару раз всего.

– Впечатление?

– Ник – серьезный мужик. Я даже сначала подумал, что из наших, в смысле, из «притворщиков»…

– Поясни.

– Правдоподобен в образе. Такой, знаете ли, «ботаник», маленький, пухлый и боится всех, кто выше ростом.

– Боится, говоришь?

– Не то слово. На него пару раз напарник рыкнул, так он едва не обделался.

– Напарник?

– Тим, такой амбал, лет двадцати пяти. Здоровый, ростом под потолок, и наглый, как менты на трех вокзалах.

– Понятно.

Начало темнеть. Я покинул третью по счету квартиру, остановился возле машины и закурил. Константин вышел из автомобиля и встал рядом.

– Куда теперь?

– Тут недалеко. – Я поднес рукав к носу и принюхался. – Сейчас докурю, и поедем.

– Куда?

– К «Русалочке», говорят, приносит удачу.

– А может, ну, ее? Жрать хочется, спасу нет.

– Жрать, говоришь? – Я опять понюхал, на этот раз отворот куртки. – Это мы всегда успеем, но сначала «Русалочка».

Маленькая бронзовая фигурка на камушке, лицом к морю и позеленевшей от времени спиной – к суше. Мы встали рядом и замерли на ветру в молчании. Потекли минуты.

– Может, все-таки поедем? – не выдержав, заныл Костя. – Холодно здесь, и, опять же…

– Давно пора, не знаю, что ты здесь забыл, – сварливо ответил я, принюхался к себе еще разок и довольно хмыкнул. – Ну, показывай, где у вас тут селедкой кормят. Шучу, едем в Pasta Basta.

– Ура!!!

– А вот теперь – хоть на край света. – Сытый и повеселевший Константин повернул ключ зажигания и утопил кнопку прикуривателя.

– На край в следующий раз, отвези-ка меня в «Комфорт».

– Хорошая гостиница, – одобрил он, – никакого видеонаблюдения в номерах и на этажах, два запасных выхода и всего один детектив.

– Правильно рассуждаешь.

– Ваша школа.

– Помнишь, ты говорил о Тиме, ну, том амбале?

– Да, а что?

– Что у него с правым ухом?

– Смято, – ответил он и тут же встрепенулся: – Вы что, его встретили?

– Не так давно.

– Он до сих пор там?

– Угу.

– Что делает?

– Ничего особенного, лежит в целлофане в стенном шкафу и разлагается. Воняет страшно. Ты думаешь, я просто так у моря на ветру торчал? Одежду проветривал.

Официант переставил с подноса на стол в номере большой чайник, чашку из тонкого фарфора и сахарницу. Мягко, но требовательно посмотрел на меня. Получив пятьдесят крон на чай, улыбнулся и со словами «Так годнат»[6]6
   Так годнат (датск.) – спокойной ночи.


[Закрыть] вышел, а я налил в чашку чай, добавил по вкусу сахар и ром из мини-бара, отхлебнул и зажмурился от удовольствия. Достал из прикроватной тумбочки несколько листов бумаги и ручку, присел за стол и приступил к тому, что у меня всегда не очень здорово получалось, то есть начал размышлять, попутно рисуя всяческую ерунду на бумаге: крестики, квадратики, ромбики. Именно так мне всегда лучше думается.

Я разделил ромб пополам, потом на четыре части и принялся неторопливо закрашивать каждую из них. Итак, попробуем по возможности восстановить события, основываясь на тех немногих фактах, что имеем. После смерти Нефедова этот Ник каким-то образом умудрился угодить «под колпак», сорвался и снова попал в сети, причем без изделия. Значит, понимал, что его задержание – только дело времени. Почему, черт подери? Остается только гадать. Восемь часов, целых восемь часов он был вне досягаемости контрразведки. Что же он все это время делал? Оставлял послания для того, кто придет следом. Ровно три, по одному в каждой из пустых квартир: свернутый вчетверо билет в музей Сопротивления под ножкой стола на квартире в Мальме, распечатанную на принтере фотографию полувековой давности – во второй и труп напарника – в третьей. Этот, как его назвал Константин, «ботаник» просто-напросто сломал амбалу шею.

Зазвонил телефон, я поднял трубку.

– Жа![7]7
   Жа! (датск.) – да.


[Закрыть]

– Надо поговорить, – строго произнес Денис.

– Завтра, – отрезал я и положил трубку.

Телефон снова затрезвонил, пришлось его выключить. Так, на чем мы остановились? Ни на чем, просто остановились. В дверь забарабанили. Тяжело вздохнув, пошел открывать.

– Как это понимать? – взревел Денис, врываясь в номер.

– Что понимать?

– Ваше поведение.

– Как хочешь, так и понимай. – Усевшись на стул посреди комнаты, я закурил и приготовился к продолжению семейной сцены.

– Где вы были?

– Работал.

– Чем занимались?

– Повторяю для слишком накачанных, работал, выполнял поставленные передо мной задачи.

– Почему не взяли меня с собой?

– А на фиг ты мне там был нужен? – ответил я в лучших традициях Жмеринки, то есть вопросом на вопрос. Товарищ что-то уж слишком раздухарился, пора его остудить. А перед этим стоит еще чуток распалить.

– Так дело не пойдет. – Он остановился прямо передо мной и глянул о-о-очень сурово. – Мы, если вы не забыли, напарники и…

– Ты, Дэн, всего-навсего мой охранник, вот и начнешь охранять, когда надо будет. А пока твои бицепсы без надобности.

– В этом деле, – нахмурился он, – у меня личный интерес. Пропал мой друг, и я должен его найти.

– Фотография друга есть? – хамским тоном поинтересовался я. Пришло время еще немного раскачать ситуацию.

– К завтрашнему дню достану.

– Отлично. Вот завтра возьмем фото и пойдем по городу, будем показывать прохожим, глядишь, кто и узнает… – Договорить не удалось, потому что Денис врезал мне ногой в грудь.

Если честно, я ожидал чего-то в этом роде, поэтому откинулся назад на стуле, смягчая удар. Грохнулся вместе с ним на пол и, перекатившись через плечо, затих. Юноша подскочил ко мне и несколько раз пнул ногой под ребра. Не то чтобы очень сильно, все-таки на ногах у него были кеды, а не горные ботинки, но все равно достаточно обидно для самолюбия. «Поиграв в футбол», схватил меня обеими руками за горло и поднял на ноги.

– Ой! – пропищал я. – Немедленно прекрати!

– Слушай сюда, – прорычал он. – Внимательно слушай! – И, приподняв меня вверх, приложил об стену. – Я принимаю на себя командование группой.

– Как это? – прохрипел я.

– Из гостиницы без меня – ни ногой, ты понял? – свирепо глянул он на меня и еще раз треснул мною о стену. – Действовать только с моего разрешения, понял, спрашиваю?

– Понял, как не понять. – Я примирительно развел руки в стороны и тут же нанес резкий удар одновременно ими обеими.

Не такой, кстати, и сложный. Наносится ребрами ладоней по бокам противника. Вся хитрость заключается в том, чтобы попасть в строго определенные места на теле. Ударишь чуть выше, сломаешь ребра, чуть ниже – противник просто хрюкнет и спросит удивленно: «Ты че?» Я попал куда надо. Мой несостоявшийся шеф, подобно осеннему листу, плавно и печально опустился на ковер, так и не успев стереть с личика грозное выражение. Очень хотелось выставить навстречу этому личику коленку, но я уговорил себя этого не делать.

Я успел попить чайку и выкурить сигарету, когда он пришел в себя, охнул и скрючился от боли.

– Не надоело валяться? – поинтересовался я.

Он с видимым трудом встал на четвереньки и попытался подняться. Не получилось.

– Вставай, говорю, не на пляже!

– У-у-у, о-о-о, м-м-м… – он наконец выпрямился, добрел до кресла и рухнул в него.

– Оклемался?

– Я это запомню, – не без труда выговорил он.

– Буду рад. В следующий раз, если посмеешь поднять хвост, покалечу.

– Ответишь…

– Sorry?

– Ответите. – Знал бы он, какую «разъяснительную работу» провели с его дружком.

– Без проблем, – успокоил я его. – Ладно, проехали. На первый раз прощаю… Кстати, а чего это ты приперся на ночь глядя? – Хороший вопрос, аж самому понравилось.

– Получить задание.

– Так бы сразу и сказал. – Я достал из кармана куртки фотографию и положил на стол перед собой. – Иди сюда, командир хренов.

Он подошел и встал передо мной, держась за бока.

– Вот этого человека завтра и послезавтра надо плотно «пропасти».

– Кто это?

– Не важно. Значит, подхватишь его с утра, и весь день будешь за ним гулять. Вечером доложишь о результатах. В том ПТУ для слабоумных, что ты заканчивал, «наружку» преподавали?

– Преподавали, – буркнул он.

– Вот и отлично. Домашний адрес на обороте, начало работы в семь тридцать. – Я махнул рукой: – Свободен!

Запер за ним дверь, повернул вправо-влево голову и осторожно помассировал шею. Здоровый черт, к таким мускулам еще бы мозгов чуток, цены бы парню не было. Впрочем, черт с ним, с этим бешеным качком, обидно другое. Есть у меня такая старая примета: если в самом начале командировки получаю звездюлей, пусть даже слегка, бить будут потом на всем ее протяжении, иногда очень даже больно.

Да, и еще. Когда этот «облом» первый раз «погладил стену» моим хилым тельцем, я вдруг вспомнил, что кое-что в своих рассуждениях упустил. Тот опер, Ник, оставил мне не три сообщения, а целых четыре.

Глава 8
Немного грустная

– Неудачный перелом, – констатировал врач, молодой темнокожий мужик с прической в стиле «афро», выписывая рецепт. – Как это вы так умудрились?

– Поскользнулся, упал… – словами старой комедии ответил он. Вряд ли этот парень видел тот фильм, собиравший некогда полные залы на территории одной шестой мировой суши.

– Понятно, – равнодушно произнес врач, и пациент понял, что он не поверил ни одному его слову. Если честно, ему было глубоко на это наплевать. – Значит, решили продолжить лечение в домашней обстановке?

– Совершенно верно. – Человек, которому сломали руку, не привык оставаться в долгу и в самое ближайшее время рассчитывал поквитаться за поврежденную конечность. По полной и со сложными процентами.

– В принципе не возражаю. – Врач поставил на рецепте подпись и скрепил ее печатью. – Думаю, за месяц-полтора кости срастутся. Главное, старайтесь не шевелить рукой.

– Я понял, док.

– Вот эти таблетки рекомендую принимать на ночь, эти – в случае возникновения боли.

– Спасибо. – Он сгреб все со стола здоровой левой рукой и засунул в карман. – Прощайте, док… – повернулся и пошел к выходу.

Несколько дней назад его отправили в аэропорт, встретить, как сказали, какого-то лоха из Москвы. Старший команды приказал аккуратно его вырубить и доставить на базу для беседы.

– Помощь нужна? – деловито спросил Назим. – Или сам справишься?

– Как-нибудь, – буркнул он в ответ. – Делов-то.

– Точно? Смотри, Гена, не лоханись.

– Все будет нормально, шеф… – Ему предоставили шанс, который грех было упустить.

– Постарайся сильно его не покалечить, этот мужик может быть полезен.

– Будет сделано, – уверенно ответил он. – Быстро и надежно.

Все действительно произошло очень быстро, только с точностью до наоборот. Прилетевший из Москвы никакой с виду мужичонка сначала тупо шутил, потом принялся болтать и даже не дернулся, когда он остановил машину. А потом, потом этот чертов москвич просто его вырубил. Быстро и надежно.

Он пришел в себя, немного, для вида, поохал, выбрал момент и попытался перекроить сюжет. Не получилось. Этот Радкин оказался вовсе даже не лохом, сначала он сломал Гене руку, а затем задал всего три вопроса, на которые тот, сам того не желая, ответил. В конце беседы он забрал у него трубку и со словами «Чтобы я тебя больше здесь не видел» покинул машину, даже не отключив его на прощание. Гена вышел из автомобиля буквально следом за ним, но преследовать не стал, а отправился искать телефон.

Он подошел к висевшему на стене приемного отделения больницы таксофону и набрал по памяти номер. Согласно инструкции, после провала одного из бойцов команды все остальные тут же меняли «симки» в своих аппаратах. Этот номер назвал ему Назим, когда он кратко доложил ему о произошедшем.

– Езжай в больничку, – сказал Назим тогда, – придешь в себя, позвони… – И сообщил, как с ним связаться.

Милый женский голос сообщил Гене, что абонент находится вне зоны действия сети. Он позвонил еще раз, с тем же успехом, вздохнул и отправился искать такси.

Томный юноша за стойкой при виде постояльца с загипсованной рукой в повязке отложил в сторону глянцевый журнал и удивленно заморгал:

– Что случилось, сэр?

– Ключ! – Постоялец протянул здоровую руку, преодолевая искушение треснуть ею по румяной мордашке, и, забрав ключ, собрался идти к лифту, но юноша остановил его:

– Сэр…

– Ну что еще?

– Вам просили передать, – протянул тот плотный желтый конверт.

В номере Гена надорвал конверт зубами, а потом распотрошил его здоровой рукой и вытряхнул содержимое на столик. Тонкая пачка крон на общую сумму в три тысячи, банкнота в пятьсот евро, две по сотне и одна в пятьдесят. Авиабилет до Минска на его фамилию с открытой датой. Извещение об увольнении и выходное пособие в одном флаконе. Все, можно больше не волноваться и никуда не звонить.

Русской водки в магазине напротив не оказалось, пришлось взять две бутылки «Absolut Kurant» «со вкусом черной смородины», аккурат под цвет настроению.

– Не желаете чего-нибудь на закуску? – любезно поинтересовался продавец, безошибочно признав в нем русского.

– Не желаю. – Этим вечером Гена собрался нажраться вдрызг, а не просто культурно выпить и плотно закусить.

Преград для русского человека, если уж он решил как следует принять на грудь, не существует. Даже если у него работает всего одна рука. Вот и он справился, сорвал пробку зубами и принялся пить прямо из горла. Затем взял бутылку. Устроился в кресле у окна и задумался.

«Нет, ребята, так дело не пойдет. Вы немного не с тем парнем связались».

Никто со времен не самого сытого хулиганского детства не мог обидеть Генку Сазонова и не получить взамен кучу неприятностей. Начиная с десяти лет он держал в страхе класс, с пятнадцати его стали бояться в школе, потому что он рос крепким и упорным в драке. Несколько раз, когда противников оказывалось в разы больше, ему крепко перепадало, но, отлежавшись, он обязательно отлавливал каждого из них и зверски избивал. В семнадцать с ним старались не связываться здоровенные взрослые мужики, а потому день, когда до него добрался военкомат, стал настоящим праздником для всего района. Никто не верил, что армия исправит Генку, все ожидали, что его там или убьют, или наконец посадят.

Вышло иначе. Попав сразу после карантина в Чечню, рядовой Сазонов умудрился не только не словить пулю от гордых нохчей, но и в считаные дни повзрослеть и нахвататься боевого опыта. Как выяснилось, он относился к тому редкому типу людей, которые комфортно чувствуют себя на войне и абсолютно неуютно в мирное время. Он остался в армии, немного подучился и очень скоро получил под командование роту. Впереди, как считали многие, старшего лейтенанта Сазонова ожидала прекрасная военная карьера.

Не сложилось. По окончании очередной командировки на войну его направили черт знает куда, к свинье на рога, короче, в Сибирь. Там он с треском провалил первое же ответственное задание командования, руководство строительством дачи для одного серьезного чина из штаба округа, и впал в немилость. Послужил немного в армии мирного времени, осмотрелся, заскучал и быстренько оттуда уволился. С голоду не умер, очень скоро выяснилось, что в гражданской жизни существует спрос на людей с боевым опытом. Им, правда, не доверяют строительство дач и вообще именуют наемниками, зато хорошо платят.

В новую работу он вписался с точностью патрона в патронник. Удачно несколько раз сработал, а потому приглашению в команду Сулейманова не удивился, но обрадовался. Назим считался среди своих человеком серьезным, по пустякам не суетящимся. Гена воспринял предложение поработать вместе, как когда-то повышение по службе. А тут такое… Развели и обули, как демократы Россию. А раз так, придется с бывшим шефом посчитаться. Никто и никогда не мог просто так обидеть Генку Сазонова.

С Назимом все понятно, он заплатит, сколько должен, и даже больше. А добавит он, не торгуясь, за этого самого Радкина. Радкин… с виду лох лохом, а подловил тогда его в машине очень даже неслабо. Только вот напрасно оставил в живых, теперь этот самый майор у него попляшет. Не все так страшно, среди «чехов» тоже встречались крепкие бойцы, но он все равно справлялся. Он обязательно разыщет этого ловкача, устроит засаду у посольства и дождется, когда он там появится. К засадам Гена Сазонов привычен. Прихватит этого Радкина, сделает ему больно, как тот ему, а потом продаст Назиму. Правда, с одной рабочей клешней это будет трудновато, майор парень не промах, но против ствола и у него ничего не выйдет. Значит, надо доставать ствол. Страна, конечно же, тихая, народец сплошь и рядом до тошноты законопослушный, но если как следует поискать, всегда можно найти тех, кто поможет. В каких-то сорока минутах езды от его гостиницы находится Христиания, как называют здесь, «нарыв на теле государства». Раньше там селились исключительно мирные хиппи, потом подъехал народец посерьезнее. Вот там-то он и прикупит все, что надо. Все будет нормально, никто еще и никогда…

Он проснулся под утро оттого, что опять заныли кости. Поднялся с кресла, потряс головой. Из чего, интересно, эти буржуи делают водку, если от нее поутру совершенно не болит голова? Сходил в ванную, принял душ. Потом вернулся в комнату, встал у окна, закурил и внезапно понял. Все и сразу.

Его направили в аэропорт, как посылают ненужного и постороннего прогуляться по минному полю, чтобы выяснить, нет ли в нем проходов. Получается, что он и был этим самым ненужным. Значит, ни принимать в свою команду, ни уж тем более платить ему Назим с самого начала не собирался. Это первое.

Тот самый Радкин, которого он поначалу принял за последнего лоха, оказался кем угодно, только не им. Расколол он, ясное дело, его, Гену, с самого начала и прихватил играючи. Это второе.

Здесь, судя по всему, начинается что-то очень серьезное, большая игра с высокими ставками, и участвовать в ней будут серьезные, обученные государством люди типа того мужика из Москвы. Такие без проблем умножат на ноль что его, что Назима с его командой. Это третье.

А потому задерживаться здесь не стоит. Уходя, тот мужик дал ценный совет, самое время ему последовать. В этой разборке ему ловить нечего. Это главное.

Он достал из-под кровати сумку и принялся, неловко действуя единственной здоровой рукой, забрасывать в нее вещи.