Текст книги "Открытие Индии (сборник)"
Автор книги: Александр Сивинских
Жанр: Боевое фэнтези, Фэнтези
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Фактор массы
Проклятый телефонный звонок фактически снял меня с бабы. Fuck-тически. Я в первый момент даже струхнул. Представилось мне, что звонок – дверной и означает: Инкин мужик нагрянул, капитан Сутормин. Дежурство по части, конечно, штука серьёзная. В ДОС, посмотреть, как там твоя благоверная почивает, просто так не сбежишь. Но кто его знает, вдруг любящее сердце сбой дало, погнало из дежурки вопреки Уставу. Именно так, с прописной, потому что Сутормин иначе мир не видит. Здесь Устав, здесь отсутствие Устава. Где он есть хорошо, где нет, нужно поскорее ввести.
Между прочим, сам я на сердечные толчки внимание обязательно обращаю, потому что знаю – спроста они не случаются. Однако, как я уже сказал, это был телефон. Мобила.
Моя.
Инка обвила меня ногами и руками, зашептала горячо, не бери, Кириллушка, плюнь, идут они все суходолом. Только трубу я всё-таки взял. Мало ли.
Оказалось, не мало.
Звонил как раз Сутормин. Но не для того, чтоб узнать, сладко ли меня его жёнушка ласкает и не нужно ли добавить жару нашим объятиям. Из табельного пистолетика, х-хэ. А для того чтоб скомандовать: тревога, старший лейтенант. Ноги в руки и дуй живо в расположение роты. Тебя тут ждут. И послышалось в его тоне что-то такое, что я не стал ворчать, не остался даже добить последний пистончик с кошкой ненасытной Инночкой, а живо взял ноги в руки и – дунул.
От домов офицерского состава до казармы разведроты, где я командиром второго взвода (а капитан Сутормин – ротным) расстояние километра три. Половина по гражданке, половина по территории полка. До КПП я шёл быстрым шагом, после рванул рысцой.
Возле казармы меня уже ждал дежурный по роте, сержант Комаров. Морда у него была абсолютно дикая, руки тряслись. И сигарета во рту тоже подрагивала. Представив, как Сутормин мог обойтись с ним, застукав дрыхнущим на дежурстве, я даже слегка пожалел парня. Хоть и не за что – если он в самом деле массу давил.
– Ну, Комар, что тут за аврал? – Я хлопнул его по плечу. – Третья мировая объявлена?
– Да хрен знает, товарищ старший лейтенант. Может, и мировая. Ротный прискакал, как в дупу ужаленный, а с ним двое каких-то левых. Один полкан с авиационными петлицами, второй не разбери кто. Камуфля городская новьё, знаков различия нету. По лицу – тоже военный. И не из маленьких. Уж не генерал ли. – Сержант глубоко затянулся и жалобно сообщил: – Прикиньте, товарищ старший лейтенант, ротный меня чуть не убил.
– Кемарил, – сделал я вывод.
– Да ни боже мой, товарищ старший лейтенант. Читал…
– …Устав гарнизонной службы, – добавил я с фальшивым участием и подмигнул.
– Ну, если и устав, то никак не гарнизонный. «Пентхауз», – сказал приободрившийся Комаров и подмигнул в ответ.
А чего ему от меня-то скрывать. Я ж дембелям ротным и принёс этот журнальчик. Чтоб в гражданскую жизнь помаленьку втягивались.
– Где они сейчас? – спрашиваю.
– В канцелярии сидят.
Я ещё раз хлопнул сержанта по плечу и двинул в помещение. Дневальный стоял как кол, только глазами вращал. И на него, значит, ротный страху нагнал. Умеет он это дело, слонов в ужас вводить. Умеет и любит. Особенно когда дежурным по части заступает.
Мимоходом кивнув солдатику, я стукнул костяшками пальцев в дверную филенку канцелярии и вошёл.
Авиационный полковник сидел за столом, штатное расписание роты листал. Мужик в сероватом «пиксельном» камуфляже пристроился на краешке столешницы, покуривал. А Сутормин держался совсем как дневальный: торчал навытяжку возле ротной тумбы-сейфа. И только в пальцах повязку дежурного по части нервно теребил. Видать, по-настоящему крутые шишки эти двое.
А я, как назло, даже не в форме. Джинсики, курточка, кроссовки. Из военного – одна фуражка, и та не по уставу. В столичном ателье построенная, диаметром сантиметров на пять шире положенного, сантиметра на три выше; и кокарда шитая. Стильный «аэродром», если кто толк понимает. Ну да что тут поделаешь? – вытянулся я, представился как положено. Так и так, по вашему приказанию, старший лейтенант Коротких.
– Коротких, гм? – хмыкнул полкан и хлопком закрыл журнал штатного расписания. – Во ты шутник, лейтенант!
Я невозмутимо промолчал, делая вид, что до меня, как до жирафа юмор с поздним зажиганием доходит. Привык к подобным подколкам. А вот то, что летун «старшего» в звании моём исключил, запомнил накрепко. Будет возможность, отквитаюсь. Я злопамятный.
– Почему не по форме?.. – начал шипеть капитан, но камуфлированный сделал знак пальцами с сигаретой – словно намеревается её бросить ротному в хайло – и Сутормин заткнулся. А потом и вовсе вышел, повинуясь столь же безмолвному, однако выразительному приказу, произведённому опять же жестом: «свободен».
Он что, немой? – промелькнула у меня мысль.
Тут камуфлированный ловко соскользнул со стола и начал говорить.
И чем больше он говорил, тем сквернее делалось у меня на душе. Да и было от чего.
Короче, ситуация сложилась следующая. Неподалеку от нашей части обнаружена зона гравитационных и тектонических возмущений. Зарегистрированы зоны напряжённости в земной коре. Словно откуда ни возьмись, образовалась геосинклиналь. В одночасье, можете это себе представить, старший лейтенант.
Я мужественно вслушивался в эту абракадабру и бровью не вёл. Сначала не вёл, а потом-то да, повёл. Когда мотнул башкой, показывая, что никак нет. Не могу себе такого представить, чтобы геосинклиналь – и в одночасье!
– Ну ты, Георгиевич, окоротись. Совсем задурил литёхе мозги со своими, бляха-муха, терминами, – пробурчал в этот момент полкан. – Мне-то задурил, а ему тем более. Дай-ка лучше я. По простому, по рабоче-крестьянски.
То есть, у него и в мыслях нету, что какой-то старлей из пехоты (пусть даже командир разведвзвода) может разбираться в геотектонике лучше, чем он, летун. Голубые петлицы, голубая кость.
Хотя, в общем, он на этот раз прав. Так оно и есть.
– Слушай сюда, разведка. В пятнадцати километрах от вашей части какая-то херня творится. Датчики зафиксировали, что ни с того, ни с сего, буквально за минуту, образовалась зона повышенной сейсмоактивности. Будто, бляха-муха, прямо сейчас землетрясение начнётся. А такого быть попросту не может, здесь эта активность нулевая по жизни. Во-от. Ну и в команде Георгиевича возникло предположение, что это наши, бляха-муха, геополитические друзья с сейсмическим оружием балуются. А здесь такое дело… да ты, поди, в курсе, разведка? – И посмотрел на меня вопросительно. И камуфлированный Георгиевич посмотрел.
– Так точно, товарищ полковник, в курсе. Шахты стратеги…
– Вот и хорошо, что объяснять не нужно, – прервал меня камуфлированный. – Специалистов мы вызвали, но пока то да сё, прибудут они только к двенадцати часам дня. И это в лучшем случае. Поэтому первичную разведку произведёте вы, товарищ старший лейтенант. Подберите себе бойцов посмышлённее. Четверых, я думаю, достаточно. Берите сухпаёк на сутки, воду, оружие. Две рации. Боеприпасы.
– Боевые боеприпасы, – веско изрёк полкан.
– Вопрос разрешите, товарищ полковник? – сказал я. Он кивнул. Тогда я набрался решительности и спросил: – Если там с минуты на минуту землетрясение ёкнет, какой смысл в разведке? Чего я там увижу такого, что нельзя засечь с вертолёта или спутника? Успею замерить ширину трещины в земле, перед тем как в неё ухну? Только солдат загублю. И зачем в таком случае оружие?
– Ты не умничай, – начал кипятиться полкан. – Приказ дан, вперёд и с песней. Будешь докладывать обо всём, что увидишь. Хоть о щелях в земле, хоть о барсучьих берлогах, хоть о гражданских лицах типа грибников, понял?! А оружие для дисциплины, понял?! Двадцать минут на подготовку. Кругом, шагом марш.
Я губы сжал, стою неподвижно.
– Что тебе неясно, лейтенант?! – заорал полковник и медведем полез из-за стола, роняя кресло. – Бегом, н-на…
– Вы мне не командир, – процедил я, зная, что прав на все сто. И что я ему сейчас бесконечно нужнее, чем он мне. Поэтому хрен что сделает. Хотел ещё добавить из мстительности «подполковник», но сдержался. – И приказы ваши я выполнять не обязан.
У полкана, ясно, образовалась полная пасть кипящего говна на почве противоречия младшего по званию. Того и смотри, плеваться начнёт. Или захлебнётся. Что предпочтительней, конечно. Так-то тебе, сука, икнулось за нежелание правильно моё звание произносить, думаю.
Тут камуфлированный встал между нами, приобнял меня за бочок и повёл вон из канцелярии, приговаривая, что зря я в позу встаю. Всё уже обговорено с командиром полка. О чём мне дежурный по части прямо сейчас и доложит.
Доложил, конечно, рогоносец.
* * *
Когда рота в наряде, это значит, что слонов в расположении – раз, два и обчёлся. Караул, кухня, техпарк – везде люди нужны. А разведрота не так велика, как обычная мотострелковая. Вот и получается, что свободного народа в казарме остаётся человек десять. Включая наряд по роте. Остаются, ясное дело, самые дедушки. За исключением дневальных. Как раз то, что мне надо. Не брать же с собой духов? Только нянчится с ними.
В общем, взял я сержанта Комарова, сняв с дежурства, а ещё младшего сержанта Косиевича, и двои рядовых – Молоканова и Махмудова. Молох и Махмуд парни с большим самомнением, зато лоси здоровые и специалисты классные. Рации им навесил. Р-125 не такая уж громоздкая, но в походе дисциплинирует неслабо. Обмундировал личный состав как положено. Комбезы, берцы, десантные ранцы, фляги, химические свечи. Паёк сам набирал, не скупился. Каски, поразмыслив, велел оставить, а противогазы и сапёрные лопатки – взять. Автоматы, к ним по три снаряженных магазина и десантный нож каждому. Себе вдобавок пистолет. Не в роли боевого оружия, конечно, а как символ власти. Очень способствует беспрекословному выполнению приказов. Особенно когда ситуёвина напряжённая.
Загрузили нас в «ГАЗон» шестьдесят шестой, тент опустили. Видимо, в целях сохранения тайны местоположения сейсмоопасной зоны. Чтобы мы потом по своей воле туда не наладились бегать. Ягодки собирать в разломах земной коры, х-хэ.
Лётный полкан, всё ещё бешеный от моего непокорства, сел в кабину, а камуфлированный Георгиевич к нам забрался. Рядом со мной примостился.
Тронулись.
Бойцы сидели смирно, не переговаривались. Наверное, досыпали. Я им для душевного спокойствия объявил, что проводятся учения, максимально приближенные к реальной боевой обстановке. Поверили или нет, трудно сказать. С одной стороны, им такие ночные вылазки не впервой, разведрота она разведрота и есть. Но с другой – наличие чужого старшего офицера и непонятного типа без знаков различия должно даже самого тупого слондата наводить на всякие мысли. А мои ребята в целом башковитые.
Ничего, на месте разберусь, говорить правду или так оставить.
Отъехали совсем немного, когда Георгиевич ткнул меня локтем в бок и сделал знак, чтоб я наклонился ухом к его устам.
Не сахарные они оказались, ой не сахарные. Потому что полился из них чистый напалм, если вы понимаете такую вещь как иносказание.
Выяснилось, что помимо сейсмических толчков в ожидающем нас районе зафиксировано ещё кое-что. А именно, атмосферные явления, наводящие на мысль о вторжении инопланетного зонда. Вот так, и никак иначе. Потому что факты, и нечего ржать. Во-первых, наблюдалось приземление крупного объекта, не похожего ни на что известное.
Во-вторых, сразу после посадки над зоной образовалась какая-то мелкодисперсная линза, непроницаемая для всех видов излучений. «Крыша». Что-то вроде плотного облака метров полста толщиной и километров семи в диаметре. По всему объёму линзы наблюдаются вспышки фрактального свечения. Из космоса того, что происходит под линзой, не снимешь. Из верхних слоёв атмосферы тоже. Ни в ИК, ни в УФ, ни в рентгене. Ни в радио, ни в оптике. А нижние слои атмосферы этой «крышей» жёстко блокируются. Электрика вертолётов и самолётов выходит из строя примерно в километре от её видимой границы. Но что хуже всего, линза разрастается. Вместе с ней увеличивается район бедствия. Рост сопровождается пресловутыми сейсмическими толчками и ещё кое-чем, настолько специальным, что объяснять неподготовленному человеку бесполезно. Такая вот петрушка. Козе понятно, что наш рейд – припарка мёртвому. Всего лишь временная затычка до прибытия спецов; галочка в графе «предпринятые действия». Наверху одурели, грозятся адскими карами и требуют немедленных мер. Вот и пришлось отреагировать на скорую руку. И ещё. До нас туда уже вошла группа исследователей. Самодеятельная. Клоуны из комитета по исследованию НЛО. Вошла, и будто в трясину канула.
При лётном полковнике Георгиевич мне об этом говорить не хотел. Да и сейчас не имеет права. Но бросать людей в полную безвестность ему не позволяет самая обыкновенная порядочность… – ну и дальше пошла унылая мура, которой обычно сопровождается отдание смертоубийственного приказа, если отдает его гражданское лицо. Стало быть, никакой он не офицер, ошиблись мы с сержантом Комаровым.
– М-мать, – только и смог сказать я, когда он закончил бормотать. Потом, помолчав, спросил: – В таком случае, какая у нас настоящая задача? Действовать или имитировать действие? Я что-то совсем запутался.
– Действовать, разумеется. Выполнить первичную разведку. Постоянно держать связь, докладывать каждые пять минут. При возможности – захватить «языка».
– Ликвидация остального экипажа тарелочки?
– Может, там и нет никакой тарелочки…
– Ну а всё-таки?
– Это было бы крайне нежелательно. Уничтожить весь район, как вы понимаете, мы способны и без диверсантов. В любое время.
– Типа, ядрёной бомбой? Поблизости от ракетных шахт? – Я иронически заломил бровь. В темноте кузова пантомима моя, само собой, оказалась неоцененной. – Впрочем, ладно, не моё дело. Что с уфологами делать, если встретим?
– Пиздюлей навешать, – с ненавистью сказал Георгиевич, – и гнать оттуда взашей. Если ещё кто-то встретится, тоже гнать. Но без насилия.
– Задание понятно, товарищ…
– Пусть будет Главный, – проговорил он после короткой заминки.
– …Товарищ Главный. Разрешите бойцам сообщить?
– На ваше усмотрение, – сказал товарищ Главный и передвинул задницу от меня подальше. Разговор, стало быть, окончен.
А через несколько минут мы остановились.
* * *
Район бедствия опасным не выглядел, да и чувства, что находиться поблизости опасно, не вызывал. Обыкновенный сосновый лес. Линзу эту злосчастную за кронами вообще не видно. Неба, правда, тоже видно не было. Прямо над нами помаргивали звёздочки и позади звёздочки, а впереди – темень. Не как ночные облака, а просто мрак. Иногда только что-то проблёскивает, будто в гранёную стекляшку тоненький лучик лазерной указки попадает. Наверное, то самое фрактальное свечение и есть.
Мне вручили карту с отмеченной точкой «максимальной активности», выдали каждому из бойцов по мощному фонарю и скомандовали: марш, разведка.
В этот момент земля ударила в ступни. Мягко, едва ли не вкрадчиво, но коленки всё равно подогнулись, а в животе образовалось противное сосущее ощущение. Такое бывает у стоматолога, если новокаина больше требуемого вколют. Предобморочное, угу. А спустя секунду пришёл звук. Был он не то чтоб очень громким, но как бы это выразиться… всеобъемлющим. И так хватил по барабанным перепонкам, что я на некоторое время оглох.
– Стон земли, – услышал я, когда глухота прошла.
Обернулся посмотреть, кто это выступает. Оказывается, камуфлированный Георгиевич. Ещё и поэт наш товарищ Главный, гляди-ка чё. С таким начальником не соскучишься. Только и шкуру уберечь проблематично.
Через минуту мы уже рысили в направлении леса.
Первое время путь освещали фары «ГАЗа», потом – только переносные фонари. Видимо, на их электрику блокировка зоны не действовала. Едва я успел так подумать, свет фонарей начал тускнеть и вскоре совсем погас. Вряд ли оттого что накаркал, скорей мы просто приблизились на километр к границе запретной территории.
Сложили бесполезные фонарики на бугорок. Я из набедренного кармана достал химическую свечу. С хрустом «переломил», покрутил, постукал о ладонь – и трубка начала светиться ровным зеленоватым светом. Солдатикам скомандовал со своими свечами пока не торопиться. Хватит для начала и одной. Не иголки ж нам в траве собирать. А экономия лишней не будет: до восхода времени ещё навалом. И кстати неизвестно, когда под «линзой» рассветет.
Конечно, проводить ночную разведоперацию со светильником, даже таким бледным как химсвечка, верх непрофессионализма. В каком-то смысле всё равно, что выскочить на дорогу перед вражеской колонной и замахать знаменем части, рассчитывая выманить «языка» пожирнее. Но сегодня дело было специфическое. Во-первых, непонятно, существует ли враг вообще. А во-вторых, темень – хоть глаз выколи. Без подсветки дальше первого дерева не уйдёшь. Там этот самый глаз и оставишь.
На подходящем сучке.
Вскоре начала шипеть и подмигивать лампочкой рация у Махмуда. Я тут же вспомнил о том, что необходимо постоянно докладывать, и даже начал доклад – но рация благополучно сдохла. Так же, как чуть раньше фонари. Сволочная «крыша» вырубала любое электричество на корню, не давая отцам-командирам шанса узнать, что здесь и как. У меня немедленно родилась замечательная идея устроить прямо тут и прямо сейчас привал. Примерно этак до полудня. А потом вернуться и доложить, что в обследованном районе ничего чужеродного не обнаружено. Всё равно проверить никто не сможет.
Прогнал идею как паникёрскую.
Молох и Махмуд после того, как рация загнулась, уставились на меня вопросительно. Лодыри явно уже были готовы избавиться от бесполезного груза. Я сделал вид, что не понимаю их взглядов.
– Товарищ старший лейтенант, – заныл тогда Махмудов, – а давайте оставим радиолы тут. Пускай полежат до возвращения.
Окинув его уничтожающим взглядом, я поинтересовался, велики ли у него сбережения на дембель. В рублях, евро и любой другой валюте. А что, насторожился Махмуд. А то, сообщил я, что если рации отсюда попятят, расплачиваться придётся тому, на кого имущество записано. Для справки: на себя предусмотрительный товарищ старший лейтенант их не записывал. Якши?
– Так ведь нет никого, – убито пробормотал Махмудов.
На что злоязыкий Комар тут же выдал анекдот про изображающего эхо Чапаева в колодце: «А если гранату бросить?» – «Так ведь нет никого»…
Следующие полкилометра бойцы травили анекдоты. По сосняку идти легко даже ночью. Впрочем, ночь здесь была какая-то странная. Мои часы (старая добрая механика) показывали всего-то 03.20, когда давешняя непроглядная темень стала, как будто, рассеиваться. Рановато, подумал я. Слоны, увлечённые зубоскальством, ничего не замечали. Пораскинув мозгами, решил отнести ранний рассвет к побочным эффектам фрактального свечения.
В 03.30 объявил первый перекур. Свечу зашвырнул метров на двадцать вперёд. Солдатики со счастливым гомоном повалились наземь, закурили в кулачки, а я остался стоять, посматривая по сторонам. Впрочем, стоял недолго, потому что земля вновь вздрогнула. Заметно сильнее, чем в прошлый раз. Меня словно крепкой оплеухой сбило на колени, вторым толчком уложило на пузо. Матерясь, я начал подниматься, но ни хрена не преуспел. Создалось ощущение, как будто ранец упирается в какую-то преграду. Не в ветку и не в куст, а во что-то протяженное, вроде низкого потолка. Я повернул голову – и ни черта не увидел. Ткнул назад локтем. Локоть во что-то ударился.
Это и впрямь была преграда, но преграда абсолютно невидимая. Как отмытое до полной неразличимости стекло. Как уплотнившийся до твёрдого состояния воздух. Интересно, подумал я, насколько широко она раскинулась? Прополз немного влево.
Точно такая же холера. Потолок-невидимка примерно в полуметре над землёй. Даже не сядешь, не то чтобы встать. Не успел я толком испугаться, как заголосили и мои бойцы, обнаружившие, что их упаковало, будто марки в кляссере.
* * *
Передвигаться по-пластунски – тяжелейший труд. Вдобавок жутко болезненный. Прошло каких-то полчаса, а я уже почувствовал, что мои локти и колени лишились значительной части кожного покрова и начали гореть точно обожженные. Сдвинутые за спину фляга, противогаз и лопатка нещадно колотили по рёбрам и ягодицам и всё норовили сползти под живот. Где и без них было очень и очень несладко: пряжка ремня ёрзала туда-сюда, словно орудие пытки. Автомат, зажатый в правой руке, почему-то здорово потяжелел и весил, наверное, как ПКТ. Я терпел. Бойцы мои, которым было ничуть не легче (а несущим рации Махмуду с Молохом ещё и похуже), терпели тоже. Мне, мужику, было стыдно проявлять слабость перед пацанами; им – передо мной. Как-никак дембеля. Солдатская элита.
Мы ползли вперёд. Как букашки, заключенные наблюдателем-великаном под лист мутного стекла. В глубине «стекла» разливалось слабое серовато-желтое свечение, сгущавшееся и усиливавшееся вокруг стволов сосен. Каждое дерево на высоте примерно полутора метров было опоясано широким, мерцающим будто подсевшая неоновая лампа «бубликом». Из-за этой люминесценции свеча больше не требовалась. Я оставил её там, где лежала.
Что заставило меня отдать приказ двигаться к точке «максимальной активности», я, пожалуй, не мог сказать и сам. Страх наказания за невыполненный приказ? Упрямство? Гордость? Офицерский долг? Думаю, всё вместе. В конце концов, не для того я пошёл в военное училище, чтобы потом баловать с жёнами командиров да уволиться на пенсион в сорок пять. Служить я шёл. Родине. И подавитесь вы своими смешками, кого это признание развеселило.
А ещё – любопытство. Мне страшно хотелось увидеть хоть одним глазком созданий, которые так ловко нас припечатали и распластали. Тарелочку их долбаную увидеть. Не стоит забывать и о почти инстинктивном охотничьем азарте разведчика – о желании взять «языка».
Во всяком случае, слонов моих в первую очередь вёл именно этот азарт. После паники первых секунд, когда обнаружилось, что мы аккуратно уложены на животики без перспективы подняться хотя бы на карачки, после сурового наведения дисциплины в подразделении (Косиевич до сих пор сморкался красным), я им всё рассказал. Не только вводные товарища Главного, но и свои соображения. Например, о том, что вернуться без трофеев прямо сейчас и вернуться с трофеями чуть погодя – в общем-то, один хрен. Всё равно закроют нашу группу на неопределённое время и с неопределёнными перспективами. Во избежание разглашения. А может, и для опытов, х-хэ. Но если вытащим из-под «линзы» хоть что-то, сидеть в изоляторе будет малость комфортнее. Имеется в виду моральное удовлетворение. Разведка приказ выполнила, и загнись всё остальное конём. Кстати, прибавил я, будет, что внукам рассказать. Потому что девушкам – не получится. Подписку о неразглашении после окончания операции с нас лет на полста возьмут, это я гарантирую.
Бойцы со мной согласились. Думаю, у каждого из них мелькнула мыслишка, что никаких девушек, не говоря уже о внуках, нам не светит. Потому что секреты такого масштаба одной подпиской не шифруются. Тут мерами покруче пахнет. К счастью, ни один свои догадки вслух не высказал.
На труп мы наткнулись в 05.33. Хотя какой, к бесам, труп. Шкурка из одежды, обёрнутая вокруг костяка. Мокрая. Так, во всяком случае, виделось издали. Над останками поднимался парок, но никакого запаха не ощущалось. То есть абсолютно никакого, разве что слегка наносило сырой глиной. А может, это мне только казалось. Игра воспалённого воображения.
Приказав солдатам оставаться на месте, я подполз к мертвяку и разворошил одежду лопаткой. Плоти там никакой не оставалось, лишь ошмётки какие-то, плёнки да жилы. Кости выглядели так, словно из них вымыли весь кальций. Проделывали мы в школе такой опыт на биологии. Немножко кислоты, немножко терпения…«Изготовь резиновую кость» называется. Тогда это было чертовски смешно. А сейчас… ну, понятно. Вещички у покойника были на месте. Приборчик какой-то вроде рентгенметра, бинокль, тесак страшенный а-ля мачете; зато голова отсутствовала. Когда я откинул капюшон штормовки, обнаружилось, что из воротника торчит огрызок позвоночника, а то, что я принимал за череп – замшелый валун, выступающий из земли. Следов крови или мозгового вещества на нём не имелось. Букашки только какие-то копошились. Ничего инопланетного в них не было. Обычная членистоногая мелочь, которая прячется под древесным гнильём, да муравьи.
Между прочим, с момента перехода на пластунский способ передвижения муравьи доставали нас просто невыносимо. Они будто озверели: забирались под одежду, под волосы, набивались в уши – и ели поедом. Аномалия эта на них так действовала, что ли? Зато комарьё отсутствовало напрочь. И то плюс.
Вернувшись к солдатикам, я ограничился кратким «холодный, причина неясна», после чего приказал взвести и поставить на предохранитель автоматы. Затворы лязгнули, бойцы помрачнели. Не нужно обладать степенью доктора психологии, чтоб понять: им значительно меньше, чем пять минут назад, хотелось геройствовать и захватывать пришельцев в плен.
Мне, разумеется, тоже. Но теперь дело, мать его так, пошло на принцип.
Остальных исследователей НЛО мы нашли метрах в полутораста от первого. Тела троих уфологов в позах, наводящих на определённые мысли, располагались вокруг остывшего уже кострища, четвёртый лежал по пояс в покосившейся палатке, ноги наружу. Все без голов, все с «резиновыми», будто вываренными в кислоте, скелетами. Судя по всему, страшная смерть настигла людей, когда они устроились закусить. Неизвестно лишь, почему тот, первый, оказался поодаль. Или бросился убегать, или просто отошёл по нужде.
– Тоже было пятеро, как и нас, – пробормотал Косиевич.
– Хавальник заткни, – оборвал его Комар, а Махмуд отоварил по чану – чтоб не каркал.
Запах мокрой глины витал над мёртвым лагерем уже совершенно явственно.
* * *
К семи утра землю тряхнуло ещё четыре раза (мы уже почти не обращали на это внимания), а главное рассвело. В стороны можно было видеть довольно далеко, расстояние зависело только от рельефа и количества растительности, а вверх – метра на два-три. Впрочем, разглядывать вверху было решительно нечего. Туман и туман. Только абсолютно неподвижный, светящийся и аккуратно «подрезанный» с обращённой к земле стороны. Эта долбаная плоскость, нависшая над нашими спинами, приобрела теперь цвет молочного обрата. Флюоресцирующие «бублики» вокруг древесных стволов слились с ней почти до полного исчезновения.
Я распорядился завтракать и оправиться. Именно в такой очерёдности, потому что руки мыть нечем. Порядок приёма пищи назначил следующий: трое рубают, двое охраняют. Потом наоборот. Первая смена – Косиевич, Молох, Махмуд. Я и Комар – вторая. К приёму пищи приступить.
Слоны хавали торопливо, в полном молчании. Память о наших предшественниках, лишившихся плоти и голов во время еды, явно не прибавляла аппетита. Впрочем, всё обошлось. На оправку отползали не более чем на пять метров, и только парами. Один оправляется, второй бдит. Закончилось это дело тоже без приключений. Если, конечно, не считать того, что младший сержант Косиевич широко и обильно обоссал штанину.
Мою, сука такой.
Пока я крыл водолея-снайпера по матушке, по бабушке, в рёбра, в душу, в селезёнку, случился новый тектонический толчок. Был он значительно слабее предыдущих и не заслуживал бы даже мимолётного упоминания, если бы после него не рухнула сосна. Могучее дерево, стоять бы такому и стоять. А оно даже не переломилось – выворотилось с корнями.
На падающую сосну, похоже, ничуть не влияли фокусы с разделением пространства на ломти. Душераздирающе скрипя и ломая ветви, она ахнула из туманной высоты на землю. Огромное лохматое корневище, выбросив в воздух не меньше центнера рыжих глиняных комьев, грозно раскорячилось в считанных метрах от нашей лёжки. В образовавшейся яме шуршала обваливающаяся почва.
– Если бы эта зараза хряпнулась на нас, разбежаться бы не успели, – высказал общую мысль Комар.
– Аллах милостив к кротким детям своим, – объяснил Махмуд счастливое разрешение ситуации.
– Тогда это, надо думать, гурии, – сказал Комар на удивление спокойно и щёлкнул флажком предохранителя.
«Гурии» более всего походили на розоватых ленточных червей с ярко-красными головами. На бычьих цепней, обожравшихся полупереваренной свеклы и увеличившихся до размеров анаконды. Проворно огибая сучья, твари скользили вдоль поваленной сосны. От кроны – к комлю.
К нам.
Добравшись до корня, свивали длинные плоские тела в подобие спирали, толчком распрямлялись – и оказывались в воздухе. Там, тошнотворно извиваясь, они медленно продолжали двигаться в нашу сторону. Расходились веером: каждой твари – по человеку.
Они не летели, нет, – ползли. Ползли, прижимаясь брюхами к плоскому срезу мерцающего тумана. Словно для них верх и низ поменялись местами, словно притяжение для них было направлено не к земле, а к небу. Вернее, к «мелкодисперсной линзе».
Ничего хорошего от этих глистов-переростков ждать не стоило.
– Огонь! – рявкнул я.
Все уже и так стреляли.
Я рывком перевернулся на спину – для расширения зоны обстрела – и потянул спусковой крючок.
Расстояние до ближайшей «гурии» было смехотворным. Даже человек, стреляющий намного хуже, чем офицер разведбата, разнёс бы поганого червяка в клочья первой же очередью. Однако пули не причинили паразиту ни малейшего вреда. Они просто не достигали цели, не то поглощаемые, не то отражаемые прозрачной плоскостью, которая мешала нам встать последние четыре часа. Сообразил я это, лишь расстреляв полностью первый рожок.
То есть в считанные секунды.
Перезаряжать автомат времени не оставалось, червь навис ровнёхонько надо мной. Ничего омерзительней этого существа я в жизни не видывал. Трудно объяснить, в чём заключалась его мерзость. Наверное, в полной и окончательной чужеродности. Форма сочленений, цвет, пропорции тела – всё было совершенно неземным. Чесоточный клещ, паук, новорождённый крысёнок… что угодно из самого отвратительного здешнего не шло ни в какое сравнение с не-здешней отвратительностью «гурии». Хуже всего была сплюснутая красная головка, сплошь усеянная бородавками, усиками и крючочками. В передней части у неё наблюдалась рыло – отдалённо сходное с человеческим лицом. Уродливым, симметричным не относительно вертикали, а наискось, с каким-то кощунственным вывертом вроде свиного хвостика.
И вот эта перекошенная образина, шевеля ртом, похожим на проплешину в рыхлой чешуе, начала приближаться ко мне. Медленно, тягуче опускаться – словно капля кровавого гноя. Ей, как и упавшему давеча дереву, нипочём было пулестойкое уплотнение воздуха.
Запахло сырой глиной.
Я выпустил автомат, нашарил на поясе нож и, когда морда червя приблизилась к моему лицу на расстояние уверенного поражения, глубоко всадил лезвие в какую-то мембрану у основания самого толстого усика. Клинок вошёл на удивление легко. «Гурия» издала тонкий свистящий звук и дёрнула голову кверху.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?