Текст книги "Проходящий сквозь стены"

Щучка повторила «браво», поаплодировала одними пальчиками и сказала сухо:

– Анна Антоновна, вернитесь к своим обязанностям. – Аннушка мигом исчезла. – А вы, дружок, – она посмотрела прямо мне в глаза, и я вмиг покрылся мурашками, – обладаете, как видно, поистине разносторонними талантами. Меня весьма заинтересовал ваш рассказ. Не желаете ли продолжить его в моём кабинете?

– В вашем кабинете? – смятённо пробормотал я.

– О, это рядом. Всего несколько шагов. Дело в том, что этот миленький магазинчик принадлежит мне. Идёмте. Вижу, вам стало жарко. (Я действительно взопрел.) В кабинете я смогу предложить прохладительные напитки и, само собой, кондиционирование. Думаю, оно окажется нам весьма кстати.

Да уж, конечно. С её-то темпераментом.

Она стрельнула по сторонам глазами, раздула ноздри и страстно прошептала:

– Знаю, знаю, о чём вы сейчас подумали. У, дерзкий! Дерзкий! Но не обольщайтесь, гадкий мальчишка, на этот раз без боя я не сдамся.

Этого-то я и боялся.

– Простите, – сказал я щучке, суетливо переступая на месте и бросая беспокойные взгляды в сторону выхода. – Ни за что не посмел бы вам отказать, но моему питомцу пора побегать на воле. У него крайне слабый кишечник. Смотрите, как он волнуется! – Я незаметно сжал ногтями нежную пёсью подмышку. Жерар трогательно заскулил, поджав хвостик и дёргая шкуркой. Я подпустил в голос тревоги: – Промедление может оказаться непоправимым.

Мадам владелица бутика посмотрела на пса с сомнением. Перевела взгляд на меня. Грудь её (скорей не женских, а подростковых пропорций) бурно вздымалась, глаза хищно блестели. Похоже, в плотоядные щучьи планы, связанные со мной, также не входило промедление.

«Да помогай же, чертяка!» – воззвал я к Жерару телепатически и щипнул его вторично.

Он застонал совсем уж душераздирающе, и в тот же миг по моей руке заструилось что-то горячее. Через секунду капель весело забарабанила по полу.

Щучка оторопело вытаращилась на возникшую лужицу. Я отставил как можно дальше руки с притихшим бесом и застыл полнейшим истуканом, борясь с огромным желанием немедленно свернуть ему шею.

– Что же вы стоите! – пронзительно взвизгнула щучка. – Поглядите, что он делает! Убирайтесь, убирайтесь живо!

Не дожидаясь приглашения вернуться после того, как собачка погадит, я сбежал. К сожалению, мне так и не удалось напоследок встретиться с Аннушкой взглядами. И уж тем более переброситься парой фраз.

Значит, опять в «Папе Карло» будут танцевать этим вечером без нас. А какой бы мы могли стать парой! Принц и принцесса вечера. («Буратино и Мальвина!» – подсказал какой-то ехидный голосок, уж не Жераром ли внушённый? – но я раздавил его, как мерзкого паука.) А то и месяца. И тогда – романтический тур на двоих в экзотическую страну…

Чёртова щучка!

На улице мы оба дали волю чувствам. И хотя бес не имел возможности прибегнуть к человеческой речи, лай его был мне понятен как никогда.

Потом мы шли по направлению к моему дому, и я уговаривал его согласиться, что Аннушка, куколка моя, настоящее чудо. Совершенство. Какая талия! Плечи! Волосы! А какие глаза! В ней нет ни единого изъяна, и до чего она при этом чиста! Розовела от самых невинных шуток.

– О дети, дети! как опасны ваши лета! Мышонок не видавший света попал в беду, – подал голос бес, – В том-то и дело, что она слишком уж идеальна. Ей года двадцать два – двадцать три, она очень хороша собой и сексуальна, она работает в подчинении у этой рыжей стервы, которая готова изнасиловать даже манекена. Вокруг неё крутится множество богатых и просто наглых мужиков, – и при том Аннушка выглядит да, похоже, и является девственницей. Поверь моему колоссальному опыту, Паша, что-то тут нечисто.

– Дурак ты, Жорик, – сказал я мягко. – Твой колоссальный опыт хорош, когда разговор идёт о всякой человеческий и нечеловеческой дряни. Нам же посчастливилось столкнуться с одним из тех людей, в существовании которых и состоит смысл нашей цивилизации. Это же ангел во плоти.

– А может ты и прав, коллега, – неожиданно согласился он. – И всё равно… Думаешь, влюблённость в ангела и особенно его ответная любовь способна принести счастье?

Я мечтательно вздохнул.

– Зря спросил, – констатировал бес.

Когда мы расставались, уже помирившиеся, он задумчиво протявкал:

– Одного не пойму. Откуда тебе стало известно про эту старую каргу де Шовиньяк? Я же никогда и никому о ней не говорил…

* * *

Сколько верёвочке ни виться, концу быть. Неделя минула. Софье Романовне, как и следовало ожидать, я вполне пришёлся ко двору. Ещё бы, такой пай-мальчик!

А раз испытания закончились, начались труды иного порядка…

Я стоял перед мажордомом Софьи Романовны и выслушивал наставления. Ибо ждало меня сегодня впервые дежурство не обычное, а ночное. Узнав о такой с его точки зрения колоссальной удаче, Жерар возликовал прямо-таки непотребно. «Паша, она сама сегодня соблазнит тебя. Сдохнуть мне, если не так!» – лаял бес, подпрыгивая от избытка переполнявших его чувств. «Ты сдохнешь гораздо раньше, если не заткнёшься», – сказал я ему сердито. Однако в животе у меня что-то сладко зашевелилось, а руки слегка задрожали.

Бес оценивающе посмотрел на меня и многозначительно заворчал.

Анатолий Константинович был по обыкновению серьезен, деловит, и конкретен воистину лапидарно. Поэтому двухминутного инструктажа вполне хватило. И так всё ясно. Нос не в свои дела не совать, выполнять малейшие хозяйские прихоти, спать с 24.00 до прихода кухарки Танюши Петровны утром, примерно в 05.30. А главное, «следить, чтобы болонка на ковер не гадила».

Жерарчика болонкой не заденешь. Стоило закрыться за мажордомом входной двери, как бес шмыгнул куда-то в глубины Сонечкиных апартаментов. Донесшийся вскоре смех и сюсюканье сообщили мне, что он приступил к своей части работы.

Я уселся за компьютер. На «винте» его, давно мною изученном, никаких конфиденциальных сведений не имелось, а содержались одни игрушки-безделушки; зато новейшие и сетевые. Ночь я намеревался провести в борьбе с виртуальным злом.

Если, конечно, не начнут сбываться кое-какие пророчества моего напарника. Что вполне вероятно, подумал я и помимо воли начал воображать, как они могут сбыться.

Воображение у меня – будь здоров, так что вскоре пришлось принимать самые кардинальные меры, чтобы его обуздать. Когда я выбрался из ванной, лязгающий зубами после ледяного душа, вовсю звенел серебряный колокольчик. Собрав в кулак остатки мужества (да простится мне эта двусмысленность), я поспешил на зов.

– Поль! – Софья Романовна выглядела радостно возбуждённой. – Забери, пожалуйста, своего проказника. Ко мне сейчас пожалует деловой партнёр. Боюсь, я не смогу уделить ему достаточно внимания, если этот малыш будет рядом. Твоя помощь пока тоже не потребуется.

– Ты понял? – шепнул я Жерару торжествующе, удаляясь на безопасное расстояние. – Никакого соблазнения не будет.

– Тогда откуда столько ликования? – удивился он. – Или это истерика разочарованного в лучших мечтах человека?

Я врезал ему щелбан. За истерику.

– Какое счастье, что в моем окружении скоро станет на одного самоуверенного беса меньше.

– Это почему? – сделал он вид, будто не понял.

– Если к третьим петухам я не окажусь в Сонечкиной кровати, ты, милок, сдохнешь. Таков неумолимый закон природы. Бесы всегда, всегда выполняют свои обещания.

– О, ну, разумеется! При условии, что, обещая, не лгут намеренно и даже злонамеренно. Кроме того, Паша, – вздохнул он в притворном сожалении, – разве ты слышал от меня слово «клянусь»? Ведь глупо было бы…

Я закатал ему второй щелбан – хлёсткий и звонкий. Что называется, в бессильной злобе.

* * *

Софья сама встретила «делового партнёра», великолепно сложенного двухметрового красавца, прямо в прихожей. Красавец назвал её своей прелестницей, преподнёс роскошный букет роз и нежно поцеловал в губы. Затем бросил мне на руки длинный шёлковый шарф, показал пальцами «убирайся» и поцеловал Софью опять. Не без труда высвободившись из его объятий, пунцовая от удовольствия и смущения Софья пробормотала:

– Поль, меня нет ни для кого. Ты понимаешь?

Я усердно закивал.

– Поль? – с брезгливым удивлением сказал красавец. – Какая глупая кличка. Он что, педераст? Дама с собачкой? Ха-ха-ха!

Софья закрыла ему ладошкой рот, с протестующей интонацией зашептала на ухо. Красавец пожал скульптурным плечом, смерил меня презрительно-насмешливым взглядом и повлёк Софью прочь.

Лязгнули запоры, отделяющие дортуар от «людской».

– Лучше молчи, зверь, – процедил я. Меня всего трясло. Я бешено поглядел на барский шарф, потом поднёс к носу, тщательно высморкался, аккуратно скатал трубочкой и швырнул свёрток в угол.

– Рискуешь вылететь без выходного пособия, – предупредил Жерар.

– Да я ему ещё весь курятник распинаю, козлу поганому…

– Ах, Моська, знать, она сильна, коль лает на слона, – пискнул бес и сейчас же опасливо отскочил подальше.

– Напарник, – задушевно сказал я, присаживаясь на корточки. – Самый дохлый комбинатор способен пройти насквозь полуметровую каменную стену. Туда и обратно. Ты думаешь, это легко? Попробуй! Давай, примени свои сверхъестественные способности!

Бес пробурчал излюбленное «глупо было бы…» и «ага, разбежался!», после чего отскочил ещё дальше. Испугался, что я захочу ему помочь в немедленном совершении транспозиции.

– Учти, когда мне приспичит завязать этого пижона морским узлом, ему не помогут ни сто килограммов веса, ни развитая мускулатура, – почти веря в свои слова, сказал я. Поднялся с корточек и принялся раздеваться.

– Впе-е-рёд! – скомандовал забывчивый бес, едва я освободился от плавок.

У меня память значительно лучше. Я от души наподдал босой ногой его пушистый зад:

– Му-му, скотина! Помнишь?

Он забился под кресло.

– Стереги. – Я уложил плавки поверх остальной одежды и шагнул в стену.

* * *

Дом был кирпичным. Казалось, что меня пронизали миллионы прохладных скользких иголочек, скорей щекочущих, чем покалывающих. Вроде пузырьков от газировки. Чрезвычайно приятное ощущение. Это вам не железобетон.

Софья Романовна и её бой-френд обнаружились в непосредственной близости от роскошной постели с балдахином и водяным матрасом три на пять. Звучала вкрадчивая музыка. Любовники нежно ворковали, потягивая «Клико» и неспешно, по частям, обнажали друг друга. Дверь, ведущая из мягко подсвеченной спальни в тёмный коридор, была распахнута настежь. Этим я и воспользовался, улегшись в коридоре на пол – вдоль стеночки, точно напротив двери – и прикинувшись толстым ворсистым шлангом, исполненным очей. После чего, исходя из многообещающей прелюдии, приготовился к красивому зрелищу.

Увы, мечтам было суждено мечтами и остаться. Под белоснежной батистовой рубашкой мужчины, – с брабантским кружевом по вороту и бриллиантовыми запонками в кружевных манжетах, – скрывался не мускулистый человеческий торс, а нечто совершенно иное! То есть, торс был, и вполне мускулистый… но не вполне человеческий. Из середины груди вырастали многочисленные подвижные щупальца. Точно лепестки мясистого розового цветка. Ну а что там шевелилось и пульсировало у пришельца в паху, я даже рассматривать не стал. Гадость какая-то.

Софья Романовна, однако, ксенофобией не страдала. Она разошлась не на шутку. Называя бойфренда своим бешеным кракеном (по-видимому, за широкую спину и обилие щупальцев)[17]17
  Кракен – мифическое существо, скандинавский вариант морского чудовища. Спина у кракена шириною в полторы мили, его щупальца способны охватить самый большой корабль.


[Закрыть], она драла его ногтями, била пятками, кусала и стонала при этом так отчаянно, что у ковра, которым я оборотился, закручивались в свиное ухо углы и вставали дыбом ворсинки. Да уж, это чудо-юдо, взявшееся неведомо откуда, умело угодить земной женщине. И из каких только пучин – морских или космических – выплыло? Наших-то, земных демонов, мутантов, оборотней и прочую инфернальную братию я знаю назубок всю поголовно. А этот фрукт… Взять хотя бы янтарные блямбы размером с дореволюционный пятак и похожие очертаниями на кляксы, что вылетели у него из волос и кружили над головой с негромким жужжанием, мерцая. А совершенно бесподобная сексуальная неутомимость? Автомат какой-то!

Вымотав «деловую девушку» до предела, чудовищное порождение неведомых бездн закурило трубочку и, перебирая по-хозяйски кудряшки внизу Сонечкиного живота, принялось обсуждать нюансы совместного бизнеса. Совсем, как земной мужчина.

Вот тут-то всё и встало на свои места. Я услышал слово «Гугол».

Проект «Гугол». Наиболее амбициозный, агрессивный и многообещающий отечественный частный проект последних лет, о котором вот уж полгода с восторгом трубит весь русскоязычный интернет и некоторые СМИ. В перспективе – сверхприбыльный.

Тот самый «Гугол», который не только десять в степени сто – самое большое из чисел, имеющих название, но и новейший отечественный суперпроцессор для ПК. По слухам, за право единолично инвестировать производство этого процессора японцы не только вдрызг рассорились с нефтяными арабскими шейхами, но и полностью отказались от территориальных претензий к России. Массовое появление «Гугола» на мировом рынке могло стать причиной самого страшного потрясения для компьютерных супердержав. Компактный, сказочно дешёвый, фантастически производительный и почти нереально экономичный – готовый молотить неделями и месяцами от обычной «пальчиковой» батарейки. Предоставляющий самые широкие возможности для хранения невообразимых по объёму массивов данных в интегрированной (в интегрированной!) памяти и комфортной многопотоковой работы с ними. Имеющий зачатки эвристического мышления. Но главное! – будто бы саморазвивающийся. Способный усложняться вместе с усложнением предлагаемых задач. Процессор, не только существование которого, но даже создание в ближайшие сорок-пятьдесят лет по заявлениям всё тех же ведущих компьютерных держав невозможно. Особенно в России.

Оказывается, возможно. И именно в России.

Как я понял, кракены поставляли фирме, возглавляемой Софьей Романовной, микроскопические зародыши, которые, будучи помещены в некую активную среду, начинали расти и росли, пока не вырастут в полноценные «Гуголы». Взамен процессорных эмбрионов обладатели нагрудных щупалец получали деловой лес (преимущественно орех и лиственницу), яровую рожь… ну а некоторые – ещё и роскошь интимного общения с прекрасной землянкой. Пахло это очень большими деньгами.

Да что там пахло! Это и были сами деньги! Огромные деньги – не зря конкуренты задергались.

Представляю, что за фигуры приходили на поклон к Сулейману!

Любовники той порой покончили с разговорами, сделали ещё одно погружение в русло любовной реки, после чего смежили веки. Дождавшись сонного сопения дамы и сдержанного похрапывания кавалера, я ретировался.

Ошеломлённый открывшимися тайнами, а равно масштабом кракенской экспансии, я медленно натягивал одежду, шёпотом повторяя числа со многими нулями, которые превращались перед моим мысленным взором в горы шуршащих евро, долларов, иен и просто рублей. Святая простота! Я совсем забыл о напарнике.

Жерар вспрыгнул на стол и, гавкнув нетерпеливо, спросил:

– Надеюсь, ты не собираешься рассказывать об этом Сулейману?

– О чём? – спохватился я.

– О наших с тобой миллиардах, Павлуша.

– Экой ты резвый! – присвистнул я. – Шантаж, знаешь ли, чреват бедой. И, между прочим, кто тебе сказал, что мы в доле?

– Брось, коллега! Тебе одному всё равно такой воз не потянуть. Удавят в момент, как котёнка. К тому же, обещаю: у тебя будет пятьдесят пять процентов, а делать не придется практически ничего. Соглашайся, Паша. Не тяни кота за хвост.

– Обсудим после, – уклончиво промямлил я.

– Когда после? Когда после-то? – затявкал негодующе бес.

– Заткнись, шайтан, – с расстановкой, почти по складам проговорил я и навёл него палец. – Умолкни, понял?

Жерар тяжело вздохнул и убрался с глаз. На ходу он что-то бормотал.

«Деловой партнёр» покинул дом под утро, незадолго до прихода Танюши Петровны. Вид у него был вполне довольный и вполне земной. Про шарф он не вспомнил, зато отвалил мне от щедрот сотенную на чай.

Под сдержанно-протестующие возгласы беса о том, что деньги не пахнут, в чём порукой его чуткий нос терьера, а позиция «ни себе, ни другим» – это позиция сноба и спесивца, я спустил купюру в унитаз.

– Ну, как? – без малейшего интереса спросил пришедший ровно в семь утра мажордом.

Сдерживая зевок, я пожал плечами:

– Нормально.

– В таком случае, отдыхайте.

Мы раскланялись, и я отправился домой.

* * *

Жерар был лихорадочно возбуждён. Он носился из угла в угол моей спальни (я уже забрался под одеяло и напряжённо боролся с дремотой) и рассчитывал, прикидывал, соображал. Похоже, у него имелся большой опыт в таких вопросах.

Мне надоело его мельтешение, и я наконец нырнул в блаженство сна. О, сладкий, долгожданный миг!

В дверь позвонили. Я вздрогнул, пробуждаясь. Жерар сноровисто шмыгнул под кровать. Чертыхаясь и протирая пальцами глаза, я потащился открывать. «Если это от Сулеймана, уволюсь прямо сейчас», – решил я.

За дверью стояла… Нет, лучше так: за дверью парило, почти не касаясь ногами пола, божественное, ангельское создание в образе юной девушки. Моя Аннушка. Куколка фарфоровая, бесценная.

– По-оль… – пропело создание. – Привет!

Сказать, что я потерял дар речи, значит не сказать ничего. Я кивнул, посторонился, пропуская девушку, и жестом показал на кухню, проблеяв:

– П-простите, я несколько не одет, знаете ли. Подождите минутку, ради бога!

«Пол, – металась в моей голове сбивчивая мысль. – Пол-то у тебя, братец Поль, уже недели две не мыт. Или три? Ой, неряха!»

– Ну и грязища у тебя здесь, – сварливо брехнул бес из-под кровати. – Кто это?

– Это судьба. – Я торопливо натягивал джинсы, глупо улыбаясь.

– Гони её в шею, кретин! – Он высунул оскаленную морду. – Неужели тебе непонят…

Я быстро схватил его за шкирку, обмотал поводком сперва пасть, а затем и лапы, не забыв предварительно сунуть между ними тяжелый чугунный подсвечник – наследие квартирного хозяина. Пулей пролетел в ванную и открыл оба крана. Вода зашумела, брызги взвились. Жерарчик задергался, мыча. Я бережно опустил его в быстро наполняющуюся ванну, шепнув предварительно в самое ухо: «На речку я отнесу тебя позже. Но если ты будешь паинькой, возможно, ещё передумаю. Vous comprener, mon enfant?[18]18
  Вы понимаете, дитя мое? (фр.).


[Закрыть]»

– Буль-буль, – раздалось из воды. – Буль…

Я счёл это положительным ответом.

Богиня волшебных грез вовсю орудовала кофеваркой. Увидев меня, она виновато улыбнулась:

– Я тут немного решила похозяйничать, пока ты принимал ванну. Ничего?

Я затряс головой.

– Да что ты всё молчишь, Павлик? И выглядишь как-то бледновато. Выпей-ка кофе!

«Павлик»… каково, а? Ну, ребята, дела пошли! Я хлебнул обжигающей горечи и вполголоса, безумно волнуясь, спросил:

– Как ты меня нашла? Зачем?

Гостья притворно вздохнула:

– Хотела выпить кофейку в твоей компании. – Она сделала рукой очень элегантный жест – словно спираль закрутила, а потом с очаровательной непосредственностью заявила: – Знаешь, Павлик, ты мне нравишься! Как и я – тебе, правда же? Кто-то должен был сделать первый шаг. Раз ты такой скромный и нерешительный, я решила взвалить эту ношу на себя. А разыскать человека сейчас, когда детективных агентств как таксистов… – Она спохватилась: – Тебя не шокирует мой напор?

Кофе ударило в голову, как хороший коньяк. От Аннушки растекались волны незнакомого, но манящего… не запаха, нет – ощущения, что ли, вобравшего в себя и приглашение к неведомому, и обещание тайны. Чёрт меня подери, это был сам аромат искушения! Я почти растворился в нем.

Но тут в ванной раздался грохот чугуна по чугуну и последовавший за ним всплеск. Неугомонный Жерар спешил сломать мне жизнь.

Причём вполне мог в этом преуспеть. Мне немедленно представилось, как отвратительная псина, мокрая насквозь, скулящая и дрожащая, появляется перед нами со свисающим с шеи обрывком верёвки. Как Аннушка, понявшая вдруг, какую ванну принимал Павлуша, хватается за сердце, а потом смотрит на меня расширившимися от ужаса и отвращения глазами. Вскакивает и убегает прочь, обливаясь слезами. Кошмар!

Я встряхнулся и включил приёмник. Погромче. Комнату заполнили чарующие звуки – не то Глюк, не то Гайдн. Когда у вас в гостях очаровательная девушка, «Радио Классика» – то, что нужно.

– Простите, Анечка, – взмолился я. – Едва не забыл: у меня же ещё есть одно дельце. Маленькое, но, увы – весьма неотложное! Всего один момент, и я вновь в полном вашем распоряжении.

Она грустно улыбнулась молча.

Ну, бесов сын, берегись!

* * *

Мужичонка поглядел на меня с подозрением:

– Чего тебе?

– Видел, к вам недавно заходил священник. Знаете, у меня последнее время какая-то чертовщина дома творится. Я как раз под вами живу, – уточнил я. – Твари разные по углам шмыгают. Вы не думайте, я не наркоман и не алкоголик. Короче, у вас святой воды не осталось? – Я торопился, и не был расположен вести долгие беседы. – Продайте.

– Полтинник. – Глазки у него забегали. – Баксов!

Я протянул бутылку и сотенную купюру.

– Сдачи нету, – забеспокоился он.

– Потом! – махнул я рукой.

Когда бутылка опорожнилась, вода в ванне помутнела и пожелтела. Появились крупные, быстро лопающиеся, пузыри. Слегка напахнуло серой. Мне сделалось нехорошо. И вовсе не от запаха. Мне было по-настоящему жалко проклятого моего напарника! Я отвернулся. Жерар, конечно, не умрет, полутора литров святой воды для этого мало. Просто станет небольшой разумной колонией кишечнополостных. Шестьдесят шесть лет ему предстоит развиваться до высшего организма. Всего-то. Для беса – почти миг. Надеюсь, это пойдёт ему на пользу. Если повезёт, может и человеком станет.

Я выдернул сливную пробку, прошептал: «В добрый путь, мой недобрый друг. Мировой океан ждёт тебя!»

Аннушка взмахнула фантастическими ресницами, подняв на меня глаза. Из приемника грянул «Голубой Дунай».

– Как насчёт вальса? – внезапно осмелев, поинтересовался я, подхватывая её под руку.

Она звонко расхохоталась. Последним, что я заметил, прежде чем потерял сознание от тряпицы с хлороформом, наброшенной мне на лицо, была эскадрилья толстеньких, медово-жёлтых клякс, выпорхнувших из её волос…