Текст книги "Имя нам – Легион"

– Отлично умеют, – успокоил он меня. – Это, понимаешь, не совсем палатка. Вернее не палатка вовсе, а генератор силовой сферы. После включения образуется че-тырехместный “колпак” – уменьшенное подобие купола базы. Неприступный, уютный, с автономной системой поддержки жизнедеятельности и “повадками” хамелеона. В це-лях маскировки, понимаешь? Под защитой колпака можно хоть в эпицентре атомного взрыва «пульку» расписывать – во, как! Замечательная вещь.

– Так какого дьявола мы несли боевые дежурства и спали на камне?! – возму-тился я, останавливаясь.

– Хотелось тебя наказать, – прищурился усатый самодур. – Шучу, шучу.

Он замахал руками, прочтя в моих глазах слова, которые родились уже, но еще не выстроились в приемлемую последовательность.

– Представь, просыпаемся мы с тобой под колпаком, потягиваемся, глаза проти-раем… Ба! вокруг купола – почетный караул из отборных онзанов. «Спите спокойно, дорогие товарищи. Да будет камень вам периной!»

– Зачем мы тогда этот генератор вообще взяли с собой? – обескуражено спросил я.

Но ответа не дождался. Военная тайна!

«Донышко штофа» мы заметили издали. За пределами пещеры начался день, и лучи встающего солнца проникали внутрь, разгоняя надоевший мрак. Мы снова пова-лились на пол и двинулись дальше по-пластунски. С приближением выхода обзор рас-ширялся, зато скорость передвижения падала. Для укрепрайона лучшего места, чем появившееся перед нами, трудно было представить. Метров семьдесят за устьем пеще-ры выглядели совершенно, непотребно голыми. Каменистая почва кое-где лишь была украшена сухими щеточками чахлых травинок. Дальше высились громады обомшелых валунов, проглядывающих сквозь густую растительность. Сиди себе, значит, за таким камешком и кури, пока бедолага-противник из пещеры не появится. А уж как появит-ся…

– Что-то неохота мне дальше ползти, – признался я. – Что-то не тянет меня туда ползти. Как бы не получилось, что нас там ждут-пождут и облизываются.

– А вот мы сейчас проверим, – сказал Генрик, – ждут ли? И крепкие ли у тех охотничков нервы, если ждут? Готовь сканер, позиция – «все виды движения».

Я заработал с настройкой прибора, а он принялся рыться в ранце. Наконец обна-ружил что-то, хихикнул эдак гаденько и вытащил на свет божий надувную sex-подружку в прозрачном пакете.

– О! – возликовал я, – самое время успокоить нервы. Кто первый? Можно, я?

– Остынь, животное. Ее задача – провокация, и только.

– Эх, Гена, – вздохнул я, – грубый ты человек! Грубый и бессердечный! Такую кралю под пули посылаешь!

Через несколько минут краля была готова к провокации. Раскидав в стороны ро-зовые руки, она стояла, прикрученная несколькими мотками медицинского пластыря к платформе, принципиально предназначенной для бережной транспортировки тяжело-раненых. Прежде платформа ехала на наших многострадальных горбах – в виде жест-ко-упругих каркасов походных ранцев. Отстегнутые, разложенные и соединенные, кар-касы образовали слабо вогнутый «матрасик» трехсантиметровой толщины и более чем достаточной даже для рыжего Боба длины и ширины. Осталось лишь выдвинуть из скрытых пробками гнезд полуоси, надеть на них свернутые в спираль ступицы колес с “памятью формы” и надуть баллоны. Химические патроны, выделяющие достаточное количество газа, входят в комплект. Транспортер, способный принять на шесть своих ведущих колес груз весом до двухсот килограммов, готов к работе. Трехступенчатый движок размером с кулак питается от стандартной батареи “Дракона”.

И мы еще топали пешком?!

Гена суеверно перекрестился, включил передачу и замер с выставленным вперед карабином. Я последовал его примеру.

Большеротая утешительница одиноких мужчин помчалась на хорошей скорости в лапы к судьбе. Перед самым выходом она, словно налетев на что-то, содрогнулась своим аппетитным телом и начала похотливо раскачиваться. Страстные движения дли-лись и длились, словно резиновая барышня специально старалась выманить побольше падких на дармовщинку сластолюбцев.

Старания ее, однако, не завершались ничем.

– Гена, признайся, что ты с ней сделал? – прошептал я удивленно.

– Сам не пойму, – ответил Гена. – Пойдем, посмотрим?

Факт, что стрельба не началась в первый же момент представления, говорил о том, что засады нет. Мы осторожно двинулись к нашей обольстительнице. Причина ее странного поведения скоро стала понятна. Платформа, трудолюбиво буксуя всеми ше-стью колесами, пыталась взобраться на невидимую преграду. Приподнявшись на сан-тиметр-другой, колеса срывались, и кукла получала новый импульс к «фрикциям».

Я ткнул в пространство стволом карабина. Ствол звякнул, как если бы встретил толстый лист металла. Я развернул карабин и стукнул посильнее, прикладом. Результат был прежним. Сам воздух на нашем пути превратился в прочную стену, невидимую, но вполне материальную, и не желал возвращаться к нормальным параметрам.

Хотя кто знает, какие параметры следует здесь считать нормальными?

Забросив карабин за спину, я осторожно потрогал преграду рукой, отмахнув-шись от предостерегающе вякнувшего Генрика. Рука скользнула по гладкой поверхно-сти, маслянистой и прохладной на ощупь. Я повел ладонью смелее, намереваясь оты-скать проход или хотя бы небольшое отверстие. Не нашел, конечно.

«Теперь понятно, почему онзаны не караулят этот лаз», – подумал я, оглянулся на Генрика и, ругаясь, отпрыгнул в сторону. Этот идиот наводил на невидимую стену карабин с явным желанием решить все вопросы одним движением пальца.

– Сдурел?! Бревно усатое! Мы ж не знаем, что это за хренотень! А ну как от нее срикошетит? Мигом мозги вышибет! Тебе-то, само собой, это не грозит, а каково мне?

– А… – безразлично махнул он рукой. – И тебе они без пользы, раз не можешь понять, чем я занимаюсь.

– Отчего же не могу? Могу, – промямлил я. – Могу-могу!

До меня запоздало дошло, что лазерный дальномер вполне может сыграть роль своеобразного щупа и определить, существует ли преграда во плоти. Или же она – не что иное, как наш совокупный глюк.

Догадку стоило проверить самому…

Мы отошли метров на десять, и Генрик пальнул в точку, где, по его мнению, стенка была наименее толстой. С оттяжкой хлопнуло, глухой отзвук разрыва ушел в глубь пещеры, и в воздухе распух яркий пузырь. Свечение разлилось довольно широко по ставшему видимым «донышку». Его цвет менялся в зависимости от расстояния до эпицентра попадания. Запахло горелым волосом.

– Органика? – спросил я, поведя носом.

– Так, выходит.

Генрик двинулся к радужному пятну, переливающемуся в метре от пола.

Я поспешил следом.

Через прожженное отверстие, в которое при желании можно было просунуть ку-лак, дунуло свежим воздухом. Я осторожно поскреб ножом кромки. Они были еще мяг-кими и от них потянулись за лезвием тонкие прозрачные нити. Я поднес нож к глазам. Нити быстро затвердели и топорщились хрустальным ежиком с длинными иглами. Я стукнул ножом об подошву, и иглы отвалились. Интересно, что за материал? И главное, кто и зачем замуровал выход из «бутылки» таким необычным образом?

Намного менее любопытный (или более практичный) Гена недолго ломал над этим голову. Сунул в отверстие пиропатрон и скомандовал:

– Отбегай!

Я не заставил себя уговаривать.

Мы сидели, прислонившись спинами к стене пещеры, жевали батончики пище-вых концентратов и спорили. Я склонялся к мысли, что вся «бутылка» – это внутренняя полость раковины исполинской местной улитки. Мои доводы казались мне вполне убе-дительными: гладкие стенки пещеры, ее симметричная форма и, главное – «донышко»! Многие земные улитки на время засушливого сезона запечатывают выход прозрачной пленкой, сохраняющей влагу внутри до возвращения благоприятной поры.

Но и Генины возражения были довольно весомы. Чем могла кормиться много-километровая улитка, хоть бы и в благоприятную пору, и куда она подевалась сейчас? А пыль, грязь, потеки разные? Нету их на пленке «донышка»! Отталкивает она их? По-глощает? Что? Не слышу! А коэффициент преломления света в ней же?

– Ноль! – орал Гена, – а может и меньше! Что значит «не бывает»? Есть многое, Горацио, что не доступно!.. Мало ли чего ты не знаешь? Мерзкий слизняк, штампую-щий за здорово живешь материалы, каких не имеют и Большие Братья? Да ты совсем безумен, зольдат!..

Дика и неукротима горская экспрессия!

Сам он склонялся к пошлой версии древних суперцивилизаций. Мне не хотелось даже спрашивать, находимся ли мы в недрах окаменевшего за сотни эпох звездолета, или все-таки в храме, посвященном неведомым богам? Когда армянское упрямство ме-ня окончательно вывело из себя, я не без ехидцы сказал:

– Черт с тобой, пусть будут атланты или лемурийцы! Пусть будут Предтечи Больших Братьев. Ладно. Меня вот что больше интересует: зачем тебе, друг мой Ген-рик, в боевом походе искусственная вагина? Ужель, славный мой Генрик, пресловутая кавказская страстность и впрямь так велика? И как давно, бедный мой маньяк, пользу-ешься ты отвратным этим суррогатом взамен возвышенного полового контакта с живой женщиной?

– Э, что, не видел, она в упаковке была? – У Генрика от возмущения прорезался акцент. – Стану я еще…

Он не нашелся что сказать, пыхтел, рокотал, и я помог:

– Руки марать…

– Да, правильно! Руки! Это и не моя вообще кукла, я ее тогда, в Москве, когда меня менты прижали, земляку одному в подарок купил! Шутка такая была, понял?

– Конечно! Конечно, понял! – Я приложил руки к сердцу и закивал головой. – С тех пор ты с ней и не расстаешься. Вдруг земляк где встретится? То-то похохочете!

Гена сник.

– Ну, как мне ее в казарме оставлять? Представь, зайдет кто-нибудь…

– Уборщица… – подсказал я, продолжая потешаться.

– Да, уборщица зайдет, а у меня эта мерзавка в тумбочке. Потом не отмоешься!

– Так ты ее все два года в ранце и таскаешь? – посочувствовал я.

Он вздохнул:

– Выбросить-то жалко!

– Не расстраивайся, – утешил я его. – Помогла же она нам сегодня. Может, еще разок-другой на что-нибудь сгодится…

Я не удержался и прыснул, вспомнив основное ее предназначение.

– Пойду, погляжу, не остыл ли расплав, – сказал Генрик, вряд ли успокоенный моими словами.

– Пора, – сообщил он, когда вернулся. – Еще горячо, но пройти уже можно, нога не вязнет.

Я вздохнул. Мое предложение «покататься немного на тележке» понимания со стороны руководства не встретило. По лесу-де, платформа не пройдет.

А попытаться-то нельзя, что ли? Тащи ее сейчас! Эх!..

Мы забросили за спину упакованные ранее вещи, проверили оружейные обоймы и заряд батарей и зашагали навстречу героическим свершениям.

ГЛАВА 7

Вот Новый год пришел. Порядки новые.

Колючей проволокой наш лагерь обнесен.

И все глядят на нас глаза суровые,

И каждый знает, что на гибель обречен…

Песня заключенных

Птички щебетали, солнышко сияло. Легионеры не видели вокруг ровным счетом ничего такого, что хоть отдаленно напоминало бы показанные Филиппу Игорем Игоре-вичем кошмарные пейзажи с загубленных онзанами планет. Должно быть, командова-ние ракообразных захватчиков предпочитало жить в приличных условиях.

Как и любое другое.

Генрик, тем не менее, бдительности не терял. Останавливался часто, крутил го-ловой из стороны в сторону, сканируя окрестности на предмет рачьего «амбре». Фи-липпу было приказано поступать так же, а ещё держать язычок болтливый за зубами, ушки – на макушке. Тот терпеливо поступал и держал, понимая, что стоит ему рассла-биться, как неприятности тут как тут, живо нагрянут.

Заросли вокруг были не то чтобы густые, но какие-то несуразные, преодолению поддающиеся с трудом. Гигантские кусты дикой смородины перемежались сосновыми рощицами. По земле вилась трава наподобие высокого и чертовски липучего душисто-го горошка. И повсюду громоздились вросшие в землю гладкие булыжники – от ма-леньких, размером с кулак, до здоровенных – с хорошую избу. Были они выбелены до-ждями, изорваны трещинами и покрыты изумрудными нашлепками лишайников.

Красиво было вокруг, ничего не скажешь, а главное, летучие, кровососущие тва-ри отсутствовали совершенно. Так, гудели какие-то жучки, но в атаку не бросались. Один ударился Филиппу в щиток, сложил крылышки и начал ползать кругами. Жучок не мешал, и стряхивать его Филипп не стал, решив: пусть себе ползает, все-таки здесь хозяин он, а не мы. Жук был черно-желтый, полосатый, мохнатый и напоминал не то шершня, не то шмеля.

«Шмеля?! – Филипп чуть не заорал. – Черт! Черт, черт и черт! А где же “Шме-ли”? Генрик говорил, что Братья посылали на обследование лаза-“штофа” трех роботов. Так ведь мы не обнаружили ни одного. Мы даже останков их не нашли. А на гладком полу пещеры любая мелочь бросилась бы в глаза. Ну, допустим, не пролетели они пе-щеру насквозь потому, что о “донышко” разбились; останки-то куда подевались?»

Филипп прижал подбородком клавишу шлемофона и сказал:

– Мастер сержант! Разрешите обратиться?

– Чего тебе? В туалет захотел?

– Нет. То есть да, но не в этом дело. Гена, а ведь «Шмелей» мы не нашли.

Генрик остановился. Повернулся к Филиппу и открыл рот. Не сказав ни слова, закрыл и поджал губы. Сел на камешек, похлопал ладонью рядом.

– «Шмели» оборудованы самоликвидаторами, – пробормотал Саркисян задум-чиво. – Так же, как и любое сложное оборудование Братьев, имеющее хотя бы незначи-тельный шанс попасть в неподходящие руки. Роботы, понятно, сгорели без следа, по-этому мы их и не нашли. Проблема заключается в другом: что их заставило привести заряды в действие? Не столкновение же с прозрачной стенкой? Онзанам «шмелей» не взять, это уже проверено. – Он покачал головой. – Что мы с тобой проглядели, а, Кап-рал?

– Или кого, – уточнил Филипп. – Гена, а ведь оно могло и нас изловить. Поду-мать только, Гена, оно же, наверное, всю дорогу по пещере за нами кралось! Ползло, облизывалось, и думало: «Вон того, толстенького усатенького сержанта я на первое сожру, а того вон дьявольски красивого, идеально сложенного рядового – на второе!»

– Смейся, смейся! Посмотрю, что ты запоешь, когда мы обратно возвращаться будем, – проскрипел Генрик. – Красивенький!.. Ладно, пока замнем, двигаем дальше. С пожирателями роботов потом разбираться будем.

Далеко уйти не довелось. Скоро смородиновые кусты стали мельчать, сосны во-все перестали попадаться, и перед ними открылся вид на лагерь онзанов.

Лагерь располагался в самом центре не слишком крупного и не слишком древне-го метеоритного кратера. Время еще не успело сгладить вывороченный колоссальным взрывом кольцевой гребень. Подобно настоящей крепостной стене гребень окружал расчищенную и выровненную площадку размером со стадион. В дополнение к естест-венной преграде площадка была обнесена забором из самой настоящей колючей прово-локи – с частыми длинными трехрогими шипами. С первого взгляда было понятно, для кого эта проволока натянута. Вернее, против кого. Потому что лагерь был наполнен преимущественно не онзанами, а человекообразными существами. Худенькими черно-лицыми людьми, одетыми в синие балахоны и подпоясанные канареечно-желтыми ре-мешками.

Слева дымили двумя высокими трубами приземистые строения фабричного ви-да; каменные, с широкими, окрашенными в серый цвет воротами. Ворота были распах-нуты, из них выползал чумазый паровозик, тянущий несколько платформ, заваленных мотками свеженькой «колючки».

В дальнем от легионеров конце лагеря парили грязно-зеленые лужи, вероятно, те самые страшные ферментационные баки. Вокруг луж неторопливо прохаживались че-ловечки-«повара» с лицами, обмотанными синими же тряпками. Никто, между прочим, их не погонял, никто за ними не присматривал.

Участок между заводиком и «кухней» заполняли аккуратные рубленые избушки. Крыши домов были покрыты железом, а в длинных и узких окнах, прорезанных не вер-тикально и не горизонтально, а наискосок, поблескивали стекла.

Центральную часть лагеря украшало большое горбатое строение, чрезвычайно похожее на древесное корневище, вылезшее из земли. Вероятно, то был искомый штаб онзанов. Возле штаба грелось на солнышке штук пять ракообразных тварей, среди ко-торых затесался почему-то и один «синий» человек. Онзаны активно размахивали уса-ми, а человечек – не менее энергично – руками.

Вся правая половина лагеря оставалась девственно голой. Там тренировались в боевом искусстве членистоногие солдаты. Закапывались в грунт, подымая тучи пыли, потом резко, словно выброшенные мощной пружиной, взмывали в воздух и, стреми-тельно пробежав десяток метров, стреляли из грохочущих пищалей по «ростовым» мишеням. Мишени довольно примитивно изображали легионеров с растопыренными руками и большущими круглыми головами.

Действовали онзаны, надо признать, великолепно. Видимо, бойцы представляли собой отборную гвардию. Охрана ставки главнокомандующего, как-никак.

Душераздирающих картин, вроде расчлененных трупов или крестов, украшен-ных распятыми рабами, не наблюдалось. Филиппу вдруг пришла в голову крамольная мысль: что, если онзаны вовсе не поработители, а союзники «синих балахонов»? И на-столько эта мысль показалась ему здравой, что не он стал пока выставлять ее на пле-бисцит, а запомнил и поместил в укромный уголок мозга. Присовокупив к имеющейся уже там стопочке компромата на Больших Братьев.

До поры, опять же, до времени.

– Да у них тут прямо братство народов какое-то! – озвучил его тайные измыш-ления умненький Гена. – Что же это творится-то, товарищи? Где немилосердный гено-цид?

– Ну, ты об этом не меня спрашивай, – отозвался Филипп и замолчал. В конце концов, сколько можно этого упертого армянина к работе собственной башкой подтал-кивать! Пускай сам попрактикуется.

Не дождавшись ответа, Генрик взялся за дело, ради которого, собственно, ле-гионеры пробирались за тридевять земель. Вывернул из земли камешек, высыпал в ям-ку оставшиеся вешки, после чего аккуратно приладил камень на место. Извлек из на-бедренного кармана маяк, замаскированный под кривой невзрачный сучок, и сунул в глубину смородинового куста. Придирчиво оглядел тайник. Одобрительно крякнул и, извиваясь, ужом, пополз назад.

Следом пополз и Филипп.

Обратно они двигались быстро, времени на обдумывание и обсуждение увиден-ного не было. Приходилось под ноги поглядывать да по сторонам. Остановились толь-ко возле открытого участка, что лежал перед входом в «штоф».

– Опять девчонку первую запустим? – спросил Филипп.

Саркисян, видимо, принял решение заранее.

– Нет, на этот раз сам пойду. А ты прикрывай.

Он рывком преодолел опасный участок, влетел в пещеру и упал на поблески-вающий пол. Филипп выждал пару минут и побежал. Бежал, а в голове билась недобрая мысль: «Ох, и врежусь я сейчас в стенку-невидимку! Да лбом! Звону будет…»

Удивительное дело, не врезался!

– Поищем «Шмелей»? – спросил он, ободренный неожиданным везением.

– Некогда, – сказал заспешивший вдруг Генрик. – Будем считать, что их птички склевали.

Каких он имел в виду птичек, было не ясно. В пещере и плесени-то не водилось. Но спорить с командиром по уставу не положено. Филипп с легкой душой подчинился. В принципе, они свое дело сделали, тропинку проторили, а уж остальное их не каса-лось. Да и страшновато Филиппу отчего-то сделалось под сенью «бутылочных» сводов. Вспомнилось им же самим неуместно рассказанное стихотворение про таракана, кото-рый «вылезти не смог». Он зацепил языком горошину микрофона (она же – «пускач» самоликвидатора), подтянул поближе к губам и предложил:

– Тогда ходу?

– Ходу! – отозвался Генрик, и они припустили!

Дали настоящего стрекача, чего уж там скрывать.

Уже в овраге, когда показалась смоляная капля горловины канала, Филиппу пришла в голову отличная идея.

– Погоди-ка, – попросил он Генрика. – Можно, я травки нарву?

– Рви, натуралист. А зачем она тебе?

– Чай сварю. Закачаешься!

Филипп принялся обламывать пушистые метелки лабазника.

Запах стоял… непередаваемый! Филипп набил цветами свободный карман на бедре, сунул несколько стеблей за поясной ремень и с улыбкой сказал:

– Вот теперь, Гена, я знаю, что побывал здесь не напрасно.

– Рад за тебя, – проговорил сержант. – В канал на этот раз ты иди первым. Не боишься?

– Выдумаешь тоже! – сказал расхрабрившийся Филипп. – Мы, Капраловы, нико-гда, ничего и никого не боялись! Кроме жен и высоты. А я, к счастью, еще не женат.

Петруха Меньшиков прибыл загодя. Лежал на откинутом пандусе «фаллоплана» закрыв глаза, пускал в небо колечки табачного дыма, и слушал плеер.

Филипп тихонько подкрался к водителю, сорвал длинную травинку и пощекотал у него в носу. Петруха, не раскрывая глаз, отмахнулся рукой. Филипп пощекотал опять. Петруха замахал руками шибче. На подмогу Филиппу пришел Генрик с колоском ко-выля. Петруха не вынес наглости приставучих «насекомых» и вскочил.

Увидел лазутчиков, расцвел и протараторил:

– Удачно сходили? Молодцы! А у нас тут полный бардак. Рыжий Бобсон гонял сантехнику на полных оборотах, а она возьми, да и сдохни! На оправку сейчас в степь бегаем. Сильвер потешается!.. Велит, чтоб кучи подальше валили, а то ему в «подобной атмосфере» существовать «не комфортно». Прикол!.. Ну, к отбою обещали починить. Ген, – сменил он тему, – если тебе за эту вылазку «увал» дадут, ты мне коньячку ар-мянского привези, добро? Я его беда как уважаю.

– По рукам, – сказал Генрик. – Полетели.

В штабное здание они направились вместе, только Генрик – к Семену Семено-вичу, доложить о выполнении задания, а Филипп – к Веронике.

Выбрал наименее помятые цветочки, отер дорожную пыль с лица и взбежал по знакомой лестнице.

В санчасти находился, помимо Вероники, рыжий сержант Боб. На этот раз, к счастью, не лапал ее веснушчатыми ручонками, а смирно сидел на кушетке и загляды-вал ей в глаза. И как-то у него так получалось, что, будучи на добрых тридцать санти-метров выше девушки, глядел все равно снизу вверх. Грустно так глядел.

И не было для Филиппа большего удовольствия, чем грусть эту его видеть.

– Привет медикам и ассенизаторам! – с порога подсыпал он соли на кровоточа-щую рану Боба. – Пролетали мы сейчас за оградой, так не поверите, мух – тучи! Навер-ное, со всей округи слетелись. И только я, знаете, хотел у Меньшикова спросить, не ва-реньем ли тут намазано, как вдруг чую: нет, не вареньем. Не вареньем! Сквозь герме-тическую, броневую обшивку почуял, можете себе представить?! А кто, спрашивается, виноват? Мастер сержант, долго еще нам такое безобразие выносить?

Вероника напряженно пыталась удержаться от смеха, а Боб враз пошел красны-ми пятнами и вскочил.

– Рядовой! – вскипел он. – Что вы себе позволяете? Что вам здесь нужно? У вас что, есть какое-то дело к Веронике Владимировне?

– А вы как думали? Конечно. Вот, лекарственные растения принес. Прошу!

Пав на одно колено, Филипп протянул Веронике букетик лабазника. Она взяла невзрачные, но медово-душистые цветы, зарылась в них лицом, посмотрела на Филип-па и сказала:

– Спасибо!

А потом уронила букет на стол и бросилась к нему. Обвила шею руками, всхлипнула, поцеловала в губы – сильно, нежно, откровенно, и засмеялась сквозь сле-зы:

– Филипп, ты жив, жив!

Сцена эта оказалась настолько неожиданной, что Филипп совершенно растерял-ся. То, что для него не выходило за пределы приятного, волнующего, но всего лишь флирта, для нее было, значит, всерьез? Господи, влюбить в себя инопланетную девуш-ку, и как? – походя, мимолетно отпустив несколько комплиментов!

Боб, тот и вовсе был ошарашен – стоял, выпучив глаза, и шумно дышал.

Филипп гладил Веронику по мягким волосам и понемногу начинал вздрагивать. Возбуждение девушки было так велико, что передавалось ему буквально физически – с каждым ее вздохом, с каждым прикосновением. Словно жар.

Боб опомнился наконец и запинаясь, сухо спросил:

– Так мне… что, уйти?

– Да! Тебе – уйти! – сказал Филипп. – Тебе сейчас надо не просто уйти, а сги-нуть без следа, сержант. Испариться.

Раздавленный горем Боб точно не расслышал этих слов. Стоял и ждал.

Дождался. Вероника обернулась к нему и сказала:

– Уходи, Боб. Так будет лучше. И… и не приходи больше. Совсем.

Честно признаться, Филиппу было его жаль. Полгода, по словам Генрика, он трепетал перед этой девушкой, боготворил ее, ловил каждую улыбку, каждый взгляд… И вот теперь, когда едва-едва перед ним забрезжил свет взаимности, появился сопер-ник. Наглый, самоуверенный; красивый, что греха таить. Появился и разрушил его хру-стальный замок. За три дня всего.

Вдребезги.

Ушел Боб тихо и незаметно – как растаял. А Вероника положила руки Филиппу на плечи и предложила:

– Идем ко мне?..

Неужели нашелся бы мужчина, который ей отказал?

Он рисовал пальцем фигурки на гибкой загорелой спине, стараясь также непре-менно использовать и волнительную территорию пониже, а она угадывала:

– Бабочка? Нет? Значит цветок! А это, наверное, кролик или зайчик. Нет? Поче-му тогда уши длинные? Ах, ослик!.. Вон оно что!.. То есть ты считаешь, что на мне можно осликов рисовать? Каков нахал!.. Ну, я тебе сейчас задам!

И она задала! Вулкан! Никакой нежности, никакой пощады – ни к себе, ни к партнеру. Одна дикая чувственность. Нельзя сказать, что Филипп выступал в роли без-ропотной жертвы, однако и считать себя укротителем оснований у него тоже не было…

– …Ты уходишь? – спросила она сонно (было уже за полночь). – Почему?

Как сказать влюбленной в тебя женщине, желанной, но нелюбимой (тобою же настойчиво перед этим убеждаемой, и убежденной, наконец, в обратном), что пришла усталость. Не физическая, нет – психическая? Как объяснить, что усталость эта – от ее присутствия в личном твоем пространстве? Какой идиот может на такое безумие ре-шиться? И как в таком случае солгать?

– Служба! Мало ли что… – сказал Филипп, вложив в интонацию предельное ко-личество огорчения. – Простишь?..

Вероника чуть-чуть приоткрыла глаза, улыбнулась ласково и послала ему воз-душный поцелуй.

– Уж постараюсь. Но провожать не пойду, хорошо?

– Спи. – Он поцеловал ее волосы. – Спи…

В комнате его ждала записка от Генрика.

«Ты, котяра! Можешь скакать до потолка. Нам дали все, что обещали: и уволь-нительную на сорок восемь часов каждому (с 12.00 завтрашнего дня), и по пять косарей отпускных. Я лично буду загорать во Флориде, а ты? Думай, время есть. Спать утром можешь, сколько влезет (тебе, кажется мне почему-то, это не повредит), но в указанный срок изволь прибыть к штабу. В “гражданке”. Оставляю также любопытный документ. Ознакомься, если будешь в силах. Скучно, но полезно».

Филипп разделся, забрался под одеяло и, решив, что вполне в силах еще немного пободрствовать, взялся за бумаги.

Документом оказалась копия штатного расписания «Отдельной военно-технической базы № 18». Именно так официально именовалась организация, приютив-шая Филиппа. Рукописные пояснения об этом и прочем были сделаны явно рукой Ген-рика.

«Что ж, – подумал Филипп, – знать штатное расписание воинской части, которая будет родной целых три года, безусловно, необходимо».

Во главе базы № 18 стоял привычный тандем: командир части (в звании капита-на) и начальник штаба (капитан же). Часть насчитывала шесть полевых взводов по во-семь человек. Каждым взводом руководил сержант-наемник. Ради порядка и грамотно-го обращения со сложной военной техникой каждый взвод курировался лейтенантом из терран (батал-куратором). В общем-то, батал-кураторы присоединялись к взводам только на время непосредственно боевых действий. Незаполненные ячейки должностей говорили о том, что при необходимости (читай – полномасштабная война) каждый взвод может доукомплектовываться до численности в сорок человек. И тогда часть превратится в нормальную, очень мощную и мобильную десантную роту.

Из вспомогательных структур присутствовали: взвод материально-технического снабжения (командир сержант Бобков) и взвод боевых машин, состоящий из одного штабного мини-транспортера и двенадцати БТДиОП. Под этим громоздким и трудно-произносимым названием скрывались «фаллопланы» – Боевые Транспортеры Десанта и Огневой Поддержки. Каждая машина несла «личный» номер взвода. Оставшиеся три машины (№№ 10, 11, 12) использовались по мере надобности и являлись скорее учебно-боевыми, нежели чисто боевыми.

Медицинское, вещевое и продовольственное обеспечение базы осуществлялось за счет наполовину гражданских структур. Не вполне ясным было, по контракту или на добровольной основе работали там «цивильные». Штатное расписание об этом умалчи-вало.

Наособицу стоял научно-технический центр. Похоже, государства (или государ-ство?) Больших Братьев не желали иметь на Терре даже намека на существование Ле-гиона. Поэтому научно-технический центры пришлось разместить под сенью баз. В штат НТЦ входили два десятка ведущих исследователей, десяток лаборантов и непо-стоянное, колеблющееся в зависимости от потребностей, число инженеров и техников.

И, наконец, совершенно независимой, но грандиозной фигурой возвышался над базой № 18 безногий колосс Сильвер. «Страж Врат». Именно так, не больше и не мень-ше! Он не подчинялся ни «бате» – командиру части, ни начальнику штаба, только глав-кому Легиона, с которым имел личную линию связи. Но взаимодействовал, естествен-но, как с военными, так и с учеными.

(«Серый кардинал?» – было приписано на полях рукой Генрика.)

Больше штатное расписание ничего полезного не содержало. Зато имелся инте-ресный момент: вместо полных имен, отчеств и фамилий напротив должностей чего только не было написано! И клички, и фамилии, и даже номера! Большие Братья имели неизменные имена-отчества. Командира базы, «батю», величали Степаном Степанови-чем. Начальника штаба – Семеном Семеновичем. Батал-куратора четвертого взвода – Анатолием Анатольевичем. Вечно недовольного жизнью «старшину», каптенарм-куратора взвода материально-технического снабжения, Осипом Осиповичем. Прочие Иваны Ивановичи имелись в изобилии…

«Царство торжествующей анонимности!» – сонно подумал Филипп и смежил очи.

«Большинство спортсменов, серьезных, хочу уточнить сразу, спортсменов – ма-зохисты. Или идиоты. Да, пожалуй, так, полнейшие кретины!» Эта мысль пришла Фи-липпу в голову, когда он утром следующего дня «качал пресс» на наклонной доске, и число повторений перевалило уже за пятый десяток. Доска стояла почти вертикально. Мышцы нестерпимо жгло, сердце гулко колотилось где-то между ушами, а недавняя улыбка превосходства над окружающими превратилась в неподдающуюся сознатель-ному изменению гримасу. Однако упражнение следовало закончить.

Филипп с шумом выдохнул и согнулся в пояснице: пятьдесят шесть! Но разо-гнуться не сумел. Кто-то крепко и недружелюбно схватил его за волосы. Филипп при-открыл глаз и ужаснулся: надо ним склонялась гневная, крайне решительно настроен-ная личность. Кажется, на избиение. И, кажется, на избиение именно его.

Рыжий Бобсон собственной персоной.