Текст книги "Заложник"

– Вот что я думаю. Скорее всего, то, что ты мне здесь нарисовал, это твои выдумки.

Попов говорил как никогда четко и решительно.

– Но если вдруг эти сказки станут явью, – тут он хитро и одновременно зловеще взглянул на подчиненного, – то я ничего не слышал. А ты ничего мне не рассказывал. Я даже запись нашего разговора сотру. Понял? А уж потом, если нас попросят высказать свои соображения, ты их мне и озвучишь. А я – кому надо. Словом, там видно будет.

– Как это ни мерзко от вас слышать, но в логике вам не откажешь, уважаемый Анатолий Петрович, – спокойно, чеканя каждое слово, сказал Смирнягин. – А диктофонную запись стирать не надо. Оставьте себе на память. Может, вам с ней станет легче жить.

Глава 2

Не сегодня-завтра сценарий, задуманный Эленским, предстояло начать претворять в жизнь. Три миллиона долларов, которые лондонский кукловод отпустил на его выполнение – треть из них практически уже была распределена между действующими лицами, – являлись серьезным аргументом.

По этому сценарию Рыбакову предстояло умереть. Но умереть так, чтобы в Кремле, слепо уверенном в своей сокрушительной победе на выборах, стены закачались. Так, по крайней мере, видел развитие событий их постановщик.

На пресс-конференции Рыбаков должен был сделать сенсационное заявление о том, какой ценой действующий российский Президент «купил» индульгенцию на статус преемника Бориса Николаевича, подписав некий меморандум.

«Что за меморандум?» – гадал депутат Рады Жордания. Но глубинные детали плана олигарха приоткрыты ему не были. Он знал лишь о том, что Рыбаков прямо на пресс-конференции должен был извлечь из зонтика-сейфа конфиденциальный документ, который якобы хранил в тайне все минувшие годы, и публично зачитать его.

На вопрос о содержании документа Эленский лаконично ответил:

– Для вас это не важно. Абсолютно не важно.

Единственное, что он счел необходимым объяснить, – почему спектакль должен состояться в Киеве. И почему он должен быть интересен украинскому кандидату в Президенты от оппозиции.

– Понимаете, Украине уготована роль политически и экономически, вплоть до конфедеративного объединения, сближаться с Россией. Гаранты этого процесса – действующие Президенты. Но что для России хорошо, для Украины – удавка!

Эленский торжествующе посмотрел на Демури.

– Так вот в чем наш интерес? – От неожиданности у Жордания начались спазмы. – Еще бы. Такой подарок оппозиции перед выборами!

После этого заявления на пресс-конференции на пути следования машины в Москву на Рыбакова должно было состояться покушение. Позже обоим Президентам, политикам, спецслужбам пришлось бы долго отмываться от подозрений, кто больше причастен к ликвидации Рыбакова. А может, действовали в сговоре?

Чтобы обезопаситься от неожиданностей, визит Рыбакова до самого последнего момента должен храниться в тайне. Никаких несанкционированных контактов, никаких звонков. Все нити управления процессом Эленский передал депутату Жордания. Его люди были готовы действовать. В том числе и Василий Петрович, который вместе с пресс-секретарем господина Ющенко как раз в данный момент уже «готовился» к пресс-конференции.

Эленский действительно тревожился, но виду не подавал. Что-то во всем раскладе событий его не устраивало. Но он еще не понимал, что именно.

Борис Платонович налил себе немного коньяку, чтобы хоть как-то попытаться снять головную боль, и, посмотрев в зеркало, висевшее в нише напротив, лукаво подмигнул своему отражению.

«Что ты на меня так обреченно смотришь? – Он сделал вид, что чокается с потусторонним своим „Я“. – Это тебя, полудурок, мне не получается обвести вокруг пальца. А вот другие – они все умники. Поэтому и верят моим кроссвордам. Умные всегда верят логике, ибо так жить проще. И при этом всегда готовы делать друг другу пакости. А ты, лупоглазый, делать мне пакости не желаешь. Потому что родственник».

Эленский вновь сделал глоток коньяку и вновь попытался заглянуть в глаза собственному отражению:

«Все, что ты можешь, – это иронично глядеть на меня и еще принципиально не разговаривать со мной. Согласен, хоть я и умный, общаться со мной действительно противно. Вот ты и молчишь.

А мне от твоего неуважения досадно и жутко, жутко обидно. Такая мелочь, а обидно. Правду говорю».

Лондонский олигарх вдруг словно очнулся. Он доподлинно осознал, что только что беседовал с зеркалом. Или с самим собой. Кому как угодно считать. Может, зеркалу льстит, когда с ним беседует сам Эленский? Ему же всегда льстило, когда беседовал с президентами!

Спросить бы, льстили ли им умные беседы с олигархом? Кто-кто, а те не верили никогда. Только соглашались. Вот и с меморандумом согласились на свою голову.

Да, опять меморандум. Все так с ним зыбко. На живой, тонкой такой ниточке…

Эленский не любил обманываться.

Сценарий, который три месяца назад он изложил Демури Жордания, даже полуправдой назвать было нельзя. Хотя внешне все вроде бы сходилось. Но не до конца. Украинско-грузинские хлопцы считали, что именно им предстоит убрать незадачливого кандидата. И именно за это, а не за хлеб-соль и пару подложенных Рыбакову в постель баб, поступили три миллиона долларов. Между тем Эленский задумал комбинацию гораздо тоньше и кровавее. Но ни одна душа не была посвящена в ее тонкости. И оттого Борис Платонович искренне гордился тем обстоятельством, что умеет убеждать людей. Умеет желаемое преподнести так, чтобы в это поверили.

Как поверил Рыбаков, что ему отведена в Киеве серьезная миссия в предвыборной борьбе.

Как поверил Жордания, что его людям предстоит убрать человека.

Как поверил его посланник к Рыбакову, который якобы привез в зонтике политическую бомбу под российского Президента.

Все – правда. И все – ложь.

В зонтике действительно была бомба. И привести ее в действие было так же просто, как и все другие «оригинальные сейфы» с экземплярами меморандума, заказанные еще несколько лет назад. Только в том сейфе, что повсюду таскает Рыбаков и о чем непременно узнают при расследовании обстоятельств его трагической гибели, никакого документа никогда не было.

Лишь скромная упаковочка пластида.

На пресс-конференции Рыбаков лично откроет зонтик. И финал!

А уж меморандум, хранящийся у Эленского, он обнародовать не даст никому. Только сам. Обнародует здесь, в Лондоне, после трагической гибели кандидата в Президенты России.

Они хотели уничтожить соперника? Чушь! Кто там, в Москве, всерьез верил, что Рыбаков может быть серьезным соперником? Да никто. Воспрепятствовать во что бы то ни стало обнародованию документа. Вот была их цель. Вот чего боятся они!

Он же не боится ничего.

Врет. Боится. Чтобы там, в Киеве, все прошло, как он задумал. Хуже нет, когда советников много, а спросить не с кого. Разве что с Жордания?

Депутат Верховной Рады заснул только под утро в доме родителей. Сон был тяжелый, какой-то рваный и, увы, короткий.

Его разбудила мама:

– Сынок, газеты принесли, говорят, ты просил.

«Ой, не с добра», – первое, что подумал Демури. Газеты он всегда просматривал в рабочем кабинете на Подоле или в Раде. Домой их никогда ему не приносили. Он взглянул на газету и через мгновение все понял. Заголовок на первой полосе гласил:

«Пропавший Рыбаков объявился на Украине».

Как? Кто? Наверняка об этом уже знает Эленский.

Жордания даже представить себе не мог, что всю эту кашу невольно «заварил» он сам. Он в буквальном смысле все проспал.

Телефон Эленского не отвечал.

Телефон Рыбакова – тоже.

Глава 3

Весь минувший день и всю минувшую ночь Рыбаков себя не жалел, и в этом ему активно помогала «подсадная утка» Жордания – длинноногая и волоокая Галочка Ященко, по совместительству пресс-секретарь оппозиции.

Она ждала его в фешенебельной квартире на Крещатике, специально снятой для любовных утех гостей Ющенко и, разумеется, самого депутата.

Охранник довел уважаемого гостя до широченных двойных дверей, единственных на лестничной клетке, и ключом, выданным хозяином, открыл дверь.

– Есть тут кто-нибудь? – Василий Петрович прекрасно знал, кто ждет его здесь, но решил пококетничать и неожиданно даже для самого себя заговорил по-английски.

Откуда-то из глубины квартиры до него донеслось милое воркование:

– Только я. Только я.

Рыбаков двинулся на это волнующее все мышцы его тела щебетание и безошибочно остановился у слегка приоткрытой двери. Остальные, мимо которых он проходил, были наглухо закрыты. И ни одна не манила, как эта. Он толкнул дверь, втайне надеясь, что она не заскрипит и он увидит нечто покрытое тайной. Так подглядывал за танцующей девушкой совсем юный герой великого фильма «Однажды в Америке». Так подглядывал в замочную скважину и сам Рыбаков, пытаясь на заре собственной юности проникнуть в тогда еще недоступные, а посему чужие тайны.

Ему открылась большая спальня с большой ванной, бурлящей вздыбленной пеной.

Из нее, как бывает только в кино, выплывала Галочка.

Мужчина задохнулся от переполнивших его в это мгновение простых, плохо скрываемых чувств. Он даже не слышал, как девушка в третий раз попросила подать халатик. Наконец Рыбаков суетливо бросился исполнять просьбу и чуть не плюхнулся в джакузи, пытаясь в порыве первобытной страсти обнять молодое тело.

– Осторожно, милый. Не надо так волноваться.

Девушка выскользнула из его мыльных объятий.

– Мужчина в твоем возрасте должен беречь свои эмоции. Они тебе скоро пригодятся. А пока перекусим. Я еще не завтракала. Приводила себя в порядок. Для тебя, милый.

– Какой, к черту, завтрак. Я хочу тебя с той самой минуты, как увидел на вокзале.

Рыбаков вновь попытался применить силу. Во что бы то ни стало он хотел овладеть Галочкой прямо здесь, на мокром от брызг полу, войти в нее со всего размаху. Так подсказывало его естество, и казалось, не было никаких сил сдержаться, блюсти хоть какие-то приличия.

– Ты ведешь себя как мальчик. А ты же кандидат в Президенты великой страны! – с пафосом почти выкрикнула девушка, одновременно поглаживая вздыбленные под ремнем брюки кандидата. Она имела прекрасный опыт укрощения стареющих мужчин, сексуального запала которых обычно хватало не больше чем на тридцать секунд. Ей же необходимо было удержать кандидата в любовники «на взводе» двое, а то и трое суток.

Ссылки на высокую миссию Василия Петровича, как ни странно, подействовали. И он покорно, как прирученный котенок, поплелся за Галочкой в столовую.

Стол для завтрака был излишне изысканный: немного рыбки, немного икры, немного сыров, немного фруктов. В центре стоял хрустальный графин с вишневого цвета жидкостью.

И ко всему – чудесный вырез халатика молодой подруги, потянувшейся за масленкой.

Ее смуглая, безупречно вылепленная страстью супругов Ященко грудь, заставила его вновь воспылать.

– Нет. Нет. И нет. Сначала завтрак. – Галочка вновь превратилась в неприступную крепость.

В другой ситуации она наверняка бы уже позволила мужчине овладеть ею. Но ей надо, чтобы он хотел ее бесконечно долго и часто. По крайней мере, пока не позвонит Жордания и не даст отбой.

А для того чтобы это стало возможным, Галочке необходимо было, чтобы Василий Петрович выпил по меньшей мере два бокала легкого молодого вина из хрустального графина. В нем «алхимики» намешали несколько таблеток сексуальных и психотропных добавок, включая некий хитрый препарат сиалис, чтобы гарантировать Рыбакову длительный процесс сладострастия.

Василий Петрович сам разлил вино.

– За нас, – коротко и ясно произнес он и сделал глоток.

– До дна, до дна, – пропела Галочка. – Такой тост.

И лихо выпила. Рыбаков последовал ее примеру.

Через какое-то время они лежали, обнявшись в постели, и девушка, еще не до конца осмыслив произошедшее, восторженно размышляла.

Лекарство тому способствовало или еще что, но такого нежного и страстного любовника у нее еще не было. Поначалу она, как всегда бывало в подобных случаях, намеревалась отделаться холодным и безразличным раздвиганием ног да самыми дежурными стонами. Но на сей раз притворяться не пришлось. Новый любовник каждое мгновение, сгорая до конца, творил чудеса. И она – так, по крайней мере, ей казалось – отвечала ему тем же.

Вскоре, нарочито грубо разрушив тишину ощущений, Рыбаков спросил:

– Тебе, дорогая, не хочется опять жрать?

– Хочется жрать, – в тон ответила она и, резво накинув халатик, кинулась в кухню – жарить вареники с картошкой.

Она вернулась с аппетитно шипящей сковородой и почти все ее содержимое сгрузила в тарелку любовнику, оставив себе лишь три раскрасневшихся вареника.

– А теперь спать, – сказал он, вытирая губы салфеткой.

Он потянулся и только сейчас заметил, что девушка смотрит на него совершенно иначе.

Рыбаков, разумеется, не был ребенком в амурных делах и прекрасно понимал роль Галочки Ященко при штабе, возглавляемом Жордания. Но тот же житейский опыт подсказывал, что в их отношениях произошло нечто значимое.

Галочка отвела взгляд, которым сказала любовнику, что снова хочет его, и направилась к кровати.

Мужчина удержал ее за халатик, который тут же упал с глянцевого загорелого тела. Он бережно наклонил ее головой вниз, пока та не уперлась в подушки, и вошел в нее сзади, как молодой бык, дивясь своей силе и молодости.

«Наверное, так и бывает у мужчин моего возраста, когда, наконец, понимаешь, что есть страсть», – думал он, упираясь руками в ее бедра.

В соседней комнате разрывался телефон, но им было не до него.

Поздно вечером, когда они случайно включили телевизор, у Василия Петровича резко испортилось настроение. Он услышал, что пропал, что его ищут, что жена рыдает.

Рыбаков начал переключать каналы, и везде в «Новостях» на разные лады комментировали его исчезновение. Похитили, убили, загулял…

– Мы так не договаривались! – обращаясь к девушке, но имея в виду другого человека, воскликнул он.

– Я думала, все нормально. Я уже вчера слышала, дорогой, что тебя ищут. Но даже не предполагала, что ты не в курсе, – не на шутку взволновалась Галочка, своим женским чутьем понимая, что счастливым мгновениям пришел конец.

– Да, я не в курсе. Да, я незаметно должен был приехать сюда. Но мало ли куда я уезжал, не ставя в известность жену и ФСБ? А тут такой шум подняли. Для какой нужды?

Только его лондонский спонсор мог сбросить информацию о его якобы исчезновении. Зачем? Так просто он ничего не делает.

Рыбаков схватил телефон, чтобы срочно звонить, но остановился. Может, это Эленский трезвонил все время, когда они с Галочкой кувыркались в постели? Или Жордания хотел предупредить? Тогда почему теперь больше никто не звонит?

– Галчонок, ты слышала вчера вечером или ночью телефонные звонки?

Девушка сразу смекнула, куда клонит ее новый любовник.

– По-моему, нас забыли.

– Если нас забыли, значит, это кому-то нужно. Кстати, почему Ющенко не выходит на меня? Он знает про предстоящую пресс-конференцию?

– Я еще вчера хотела поговорить с тобой об этом. Но ты был как тигр. И все пошло по другому сценарию..

Галочка таинственно улыбнулась. Рыбаков тоже не сдержался:

– Да, мы с тобой выступили знатно. Но об этом позже. Так что ты хотела сообщить мне вчера?

– Что Ющенко вообще не знает ни о твоем приезде, ни о какой пресс-конференции. Я осторожно все выяснила. Помнишь, еще когда нас знакомили, Жордания запретил связываться с прессой, мне это показалось дюже подозрительным.

– То-то и оно. Теперь я тоже так считаю.

Рыбаков, конечно, не мог докопаться до деталей плана Эленского. Он вечно что-то изобретал, не особо ставя его, Василия Петровича, в известность. Но сейчас, накануне выборов, тот идет «ва-банк», коли решился здесь, в Киеве, обнародовать секретный меморандум. Кстати, где зонтик? Вчера, с ходу нырнув в любовную негу, он просто-напросто забыл о нем.

Рыбаков резко вскочил и кинулся по комнатам. Зонтик валялся на полу в ванной. Он поднял его и в раздумье остановился.

Что, если бомба не в меморандуме, хранящемся в этом странном сейфе, а в самом факте исчезновения кандидата в Президенты? Сначала исчезновение, потом политический скандал, ну, а затем финал – его как пить дать решили убить. Поэтому такая конспирация, поэтому Ющенко не знает о пресс-конференции, поэтому замолчали телефоны.

А что? Одурманят, увезут в лес и заколют, как свинью. У этого грузина небось целая команда головорезов. Только свистни.

Рыбаков бросился назад в столовую, где Галочка, бледная и растерянная, встретила его целой тирадой:

– Я знаю, что делать. Я тебя люблю и хочу быть с тобой, а не с этими ублюдками.

Как ни приятно было слушать подобное признание, растерявшийся Рыбаков не мог угадать ход ее мыслей. Лично ему было ясно только одно – как можно быстрее бежать из этого дома, из Киева, из Украины. Об этом он и сказал Галине.

– Полная ерунда, – возразила она твердо. – Мы не знаем их планов. А за дверью тебя караулят и просто так не выпустят. Единственный рецепт против всех их планов – чтобы пресса узнала о твоем приезде. Тогда у них у всех сразу руки будут связаны.

Рыбаков недоверчиво посмотрел на девушку. В пылу разыгравшейся страсти он совершенно упустил тот факт, что Гала – журналист. И наверняка со связями. Но на всякий случай переспросил:

– У тебя есть связи с прессой?

– Еще какие! – победно взглянув на любовника, уверенно сказала она. – Сейчас свяжусь с агентствами, радио, может, успею сообщить в газеты. Который час? Многие газеты уже, наверное, подписаны в печать.

– Где-то около семи-восьми, – предположил Рыбаков. Его часы валялись где-то на столике у кровати.

От женского глаза не могли ускользнуть те мгновенные перемены, которые за считаные минуты произошли с ее уже немолодым любовником.

Рыбаков как-то сразу посерел и, если можно было так выразиться, обветшал.

Больше ни о чем не размышляя, женщина кинулась к телефону:

– Алло. Это ты? Как хорошо, что я тебя застала. У меня сенсация. Как – у тебя иные планы?! Танечка, я не шучу. Ты сама сейчас убедишься.

На другом конце провода неизвестная Танечка, видимо, особо не верила своему информатору, тем более на ночь глядя.

– Слушай. В Москве объявили, что пропал их кандидат в Президенты, Рыбаков Василий Петрович. Украли. Убили. Сбежал от преследований. Слышала? Вот и здорово, ты всегда в центре событий. Так вот, я сейчас записываю у него интервью. Да подожди, это не важно, как я на него вышла. Главное, он в Киеве, и похоже, у нас его действительно ждут сюрпризы. Так, по крайней мере, считает он сам. Что? Сейчас спрошу.

– Василий Петрович! – Как можно громче крикнула она, хотя Рыбаков сидел рядом и внимательно слушал. – У вас сохранился билет, по которому вы приехали в Киев?

Рыбаков задумался, потом бросился в ванную комнату, где с момента его сексуальной атаки на Галочку все еще валялся его пиджак.

– Побежал смотреть, – комментировала в трубку Галочка.

Он вернулся и, как бы оправдываясь, сообщил:

– Билет я оставил у проводника, но он был вообще на другую фамилию. Я же действительно ехал инкогнито. На поезд садился в Калуге, уже ночь была…

Ященко пересказывала его слова трубке.

– Но у меня есть иммиграционная карточка, которую я заполнял на вашей границе.

Рыбаков вынул ее из паспорта и показал девушке.

– А вторую ее половинку сдал вашим пограничникам. Только они тоже не поняли, что я тот Рыбаков, – с видимой досадой добавил Василий Петрович.

Пересказав и эту новость, Галочка на мгновение задумалась.

– Слушай, Тань. Не в службу, а в дружбу. Давай сделаем так, чтобы ты это все узнала сама от пограничников, которые, узнав о пропаже Рыбакова, нашли его карточку. Мотивируй тем, что им позорно признаваться, что прошляпили кандидата в Президенты России и не проинформировали кого следует. Целую. А я пока кассету запишу и позже тебе передам. Чур, меня не сдавать!

– Это кому ты все рассказывала? – поинтересовался Рыбаков, когда она положила трубку.

– Кому надо. Подружка с радио. Через час услышим ее в «Новостях». А потом уже все подхватят. Только тебе надо будет что-то сказать для эфира. Чтобы все это не выглядело баснями Крылова.

– Понимаю, – согласился Василий Петрович. – Между прочим, ты хорошо придумала с источником информации. Пусть теперь придерутся.

Последнюю фразу он произнес, явно думая о реакции Эленского и Жордания. Пусть теперь попробуют его убрать…

– В каком же я дерьме, – произнес он машинально.

– Ничего, дорогой, отмоешься. Зато с тобой ничего плохого не случится. А вот со мной может. Ты меня защитишь?

Галочка прекрасно понимала, что, если Жордания узнает, кто слил информацию, ее карьере конец.

– Ты меня не оставишь без работы? – Вопрос прозвучал конкретнее.

Опустившись в кресло, Рыбаков прижал Галочку к себе и уткнулся головой чуть пониже ее восхитительного животика:

– Конечно, моя милая.

Его вновь потянуло на сексуальные подвиги.

– Нет. Нет. И нет. – Точно так же, как в первые минуты их знакомства, девушка решительно отвергла его притязания.

Она сходила в спальню и вернулась с портативным диктофоном.

– Нам надо подготовить интервью. Знаешь, сколько завтра посыплется просьб о нем?

Через час Василий Петрович включил радио и услышал, что он нашелся. В Киев его привела собственная инициатива встретиться с рядом местных оппозиционеров. Тех, кто его принимал, он назвать отказался, но добавил, что к некоторым из них у него имеются претензии. В частности, его опоили какими-то препаратами, и это выбило Василия Петровича из колеи.

Рыбаков услышал свой собственный взволнованный голос, доносившийся, словно из подземелья:

«Прямого физического насилия или угроз в мой адрес не было, а в Киев я поехал по собственной воле для проведения ряда встреч с политиками и бизнесменами».

«Хорошо, что только это прошло в прямой речи, а то потом разбирайся», – успел подумать он.

Телефоны – мобильный и квартирный – уже звонили не переставая. Первой перезвонила Татьяна с радио:

– Галка, хватай в охапку своего гостя и бегом на люди. А то меня скоро пытать начнут. Все допытываются, кто мне слил информацию. Я сказала, что один знакомый из думской оппозиции. Как ты думаешь, в небо пальцем не попала?

– А что, с пограничниками не прошло?

– Какой там! Они там все и всех слушают. Я сама звоню с телефона мальчишки одного. Он мне дал мобильник. Собирались пойти развлечься… Ты мне все же ответь, про Раду могу продолжать? Правдоподобно?

– В яблочко попала. Молодец. Целую. Убегаем.

Пока она одевалась, Рыбаков сделал несколько звонков в Москву. Сначала домой.

– Позвони, кому надо, и скажи, что у меня все в порядке, – произнес он и повесил трубку.

Затем набрал номер руководителя своего предвыборного штаба.

– Да, привет. Сейчас все в порядке, – сказал он загадочным тоном. – Потом, не телефонный разговор. Слушай, что же это такое за сумасшедший дом? Не успеешь отключить телефон на четыре дня, чтобы отдохнуть у друзей, как все становится торчком. Прошу тебя убедительно, ты всю эту галиматью опровергай, пожалуйста. Жестко опровергай. Я еще свяжусь с тобой.

– Пойдем, хватит трезвонить. – Галочка тянула его к двери.

Очнувшись после бессонной ночи в квартире родителей и раздосадованный информацией о появлении Рыбакова на Украине и отсутствием реакции на это из Лондона, Демури Жордания срочно вызвал водителя. Из машины он набрал известный ему лондонский номер. Ответил пресс-секретарь Эленского.

После вежливого приветствия состоялся следующий разговор:

Д.Ж.: Тут нам нужно с твоим шефом понимать, как нам дальше действовать. У нас уже здесь пошла информация по трем фамилиям. Ты в курсе или нет? (Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)

Д.К.: Я не знаю.

Д.Ж.: Мне звонили из «Интерфакса». Я сказал, что не встречался, и вообще….

Д.К.: Понял. Будем так и действовать. Удачи.

С одной стороны, Жордания был жутко рад, что план Эленского рухнул, как карточный домик. Не будет же он теперь требовать приведения его в исполнение? Не будет пресс-конференции – Рыбакову нечего сказать. Не будет и убийства – Рыбакова сейчас будут пасти вплоть до его московской квартиры. Да и сам Рыбаков, судя по всему, раскусил замысел своего шефа. Может, не до конца, но в общих чертах уж точно.

С другой стороны – как прореагирует Эленский? Деньги заплатил, а результата никакого. Если он решит, что виноват Жордания, тогда плохо. Если поймет, что обыграли его русские и украинские спецслужбы, тогда шанс увернуться от громов и молний из Лондона имеется.

Нет, все же надо слетать к нему на поклон. Надо же каким-то образом попытаться объяснить случившееся.

Его нагнал новый звонок. Эленский. Как ни странно, собеседник был сама чуткость и внимание к его собственной судьбе:

(Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)

Б.Э.: Послушай, я коротко. Достаточно аккуратно. Значит, вот только один человек был в Киеве. Я говорил с ним. Он (Рыбаков) вообще не будет ничего произносить абсолютно. Вообще не будет ничего произносить. Он сказал, что улетает в Москву, домой. Только на самом последнем этапе контакт по билету – да, действительно. Я считаю, этим нужно ограничиться, и все. А ты как? Получается или нет?

Д.Ж.: Ограничиться – что? Кого, в смысле?

Б.Э.: Ну, это, общение… Сейчас это главное. И закончим историю. Учти: они будут сейчас провоцировать. И вас, и его, и прочее, прочее. Будут разводить. Но позиция твоего гостя не изменится. Он как говорил правду, так и будет говорить правду.

Д.Ж.: Спасибо.

Б.Э.: Нет, тебе спасибо огромное. Обнимаю. Получится у тебя основной вопрос по выборам – отлично. Не получится – ну что… (Смеется.)

Д.Ж.: По главному вопросу работаем.

Б.Э.: Я тебя обнимаю, дорогой. И по любому вопросу звони. Пока…

Разговор больше озадачил, чем успокоил Жордания. Если это всего лишь хитрость Эленского, дабы успокоить его и подтолкнуть, независимо ни от чего, к продолжению реализации плана, то хуже некуда. А право решать как бы предоставлено ему. Точно, хуже некуда. Интересно все же, о чем они говорили с Рыбаковым помимо указаний и заверений не подставлять под нож его команду.