Текст книги "Апокалипсис: катастрофы прошлого, сценарии будущего"
Автор книги: Александр Соловьев
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Черная трасса // Трагедия на Китцштайнхорне
Они рано встали в то субботнее утро 11 ноября 2000 года: не хотели терять ни минуты прекрасного альпийского дня. Заплатили по 300 шиллингов (около 500 рублей) и поднялись к ожидавшему их поезду-фуникулеру. Вошли в вагоны – сенсорные устройства в дверях, похожих на двери метропоездов, считали пассажиров. Двери закрылись, фуникулер начал обычный девятиминутный подъем на одну из самых популярных вершин Австрийских Альп – гору Китцштайнхорн. 176 пассажиров – австрийские школьники, немецкие студенты, американские военные, японские туристы – отправились в путь, который почти для всех стал последним.
«Встретимся наверху!»
С самого утра восьмилетняя Шобхан Чаллис чувствовала свое превосходство над другими. Впереди ее ждали несколько часов горнолыжной практики. Она уже видела завистливые взгляды школьных друзей. Во-первых, инструктором группы был ее отец Кевин, а во-вторых, после окончания занятий она должна была остаться на церемонию открытия нового горнолыжного сезона. Отец пообещал ей занять такие места, с которых все хорошо видно.
По дороге к Китцштайнхорну они немного поспорили. Шобхан уговаривала отца подняться на гору в гондоле подвесного фуникулера, но Кевин, которому надо было следить за всеми школьниками, предпочитал подземный поезд-фуникулер. Шобхан пришлось смириться.
Очередь на поезд была огромной, но Шобхан удалось проскользнуть вперед – в последний вагон. Кевин тоже собирался ехать в этом вагоне, но из вежливости пропустил вперед пожилую туристку. «Ничего-ничего, поезжай! Я поеду на следующем. Встретимся наверху!» – успел крикнуть Кевин, когда двери вагона уже закрывались.
В поезде Шобхан не понравилось. Конечно, вокруг были ее школьные товарищи, но она впервые путешествовала одна, без родителей, и была очень довольна, когда девятиминутное путешествие под горой Китцштайнхорн закончилось. Стоя на верхней площадке фуникулерной дороги, Шобхан не отрываясь смотрела в туннель, стараясь не пропустить момент, когда появится очередной поезд. Она не сразу поняла, в чем дело, когда из туннеля повалил отвратительный черный дым.
«Говорят, мой муж погиб как герой. Он вполне мог выбраться, но замешкался, помогая маленькому мальчику из своей группы. Их тела нашли вместе», – рассказывала Кристль Чаллис, вдова Кевина. Едва сдерживая слезы, она вспоминала, что незадолго до этого Кевин уже был на волосок от гибели. Вместе с 11 коллегами-инструкторами он должен был участвовать в квалификационных экзаменах. В последний момент Кевин поддался на уговоры своего приятеля и уступил ему свою очередь, решив сдавать экзамен в другой день. Все 12 инструкторов погибли под лавиной. «Возможно, просто пришло его время уйти», – говорит Кристль Чаллис.
Шобхан не плакала. Мать отдала ей один из отцовских жетонов и подушку, на которой раньше спал Кевин. «Она очень хорошо справляется с горем, – говорила журналистам Кристль. – На уроке рисования Шобхан нарисовала открытку, которую подписала так: «Папа, ты был веселым и умным!»
«Помнишь, как жутко было в Турции?»
Любимой темой разговоров Гудрун Брукмайер, пресс-секретаря городского совета австрийского городка Велса, было ее чудесное спасение из загоревшегося стамбульского отеля. Произошло это в 1983 году. Тогда в огне погибли 11 друзей и коллег Гудрун. Ее спасла, говорила она, выдержка: когда другие прыгали из окон и разбивались насмерть или выбегали на лестницу и погибали от удушья, госпожа Брукмайер, наоборот, закрыла все окна и двери и ждала помощи в своем номере. С тех пор она предпочитала проводить отпуска на родине: «В Турции я родилась во второй раз, но жить хочу в Австрии».
Говорят, именно она впервые упомянула о том, что неплохо было бы провести несколько дней на горнолыжном курорте Капрун. Вместе с госпожой Брукмайер туда отправились еще 15 работников городского совета Велса. Вместе с родственниками и друзьями их группа насчитывала 34 человека. В Велс вернулись только двое. Спасло их желание насладиться красотами Альп: вместо того чтобы отправиться со всеми на поезде-фуникулере, они решили подняться на вершину Китцштайнхорн на подвесном фуникулере.
Они расстались с основной группой уже у самой кассы. Госпожа Брукмайер оживленно беседовала со своим старым другом и коллегой Куртом Рехаком. Сначала они обсуждали предстоящее семидесятилетие господина Рехака, но вскоре – и к этому все их коллеги привыкли – снова принялись вспоминать события семнадцатилетней давности (Курт Рехак тоже был в том злополучном отеле, и ему повезло, как и Гудрун Брукмайер): «Курт, а ты помнишь, как было жутко в Турции?»
«Посмотрим, как ты будешь стоять на этих штуках»
Лейтенант Кэри Линн Бейкерис, одна из 40 американских военнослужащих, решивших отпраздновать День ветеранов в Альпах, ни разу не стояла на горных лыжах, и ей было немного страшно. Правда, вокруг были друзья – члены любительского горнолыжного клуба, такие же, как она, американские военнослужащие, расквартированные в Германии. И, самое главное, с ней был жених лейтенант Эрих Керн. Одновременно с Днем ветеранов они намеревались отпраздновать свою помолвку.
По дороге в Капрун Кэри позвонила своим родителям в Америку и, захлебываясь от восторга, рассказала все последние новости. Говорила о том, что вытворил Кайл, пятилетний сын майора Гудрича; о том, что старший сын Гудрича по секрету сказал ей, что боится высоты, и что они решили держаться вместе; о том, что пятнадцатилетний сын Пола Филкиля, Бен, утверждает, что на лыжах стоит лучше, чем ее жених Эрих (у них уже все запланировано). А еще говорила, что волнуется даже больше, чем перед первым прыжком с парашютом. «Ничего, справилась с парашютом, справлюсь и с горными лыжами», – сказала Кэри, пообещав позвонить на следующий вечер.
Родители, Дик и Кэрол Бейкер, как раз ждали звонка из Австрии, когда по телевидению передали о трагедии в Капруне. Они быстро позвонили в Австрийский Красный Крест, однако ничего там не узнали. В воскресенье, вернувшись из церкви, они увидели на пороге своего дома незнакомого полковника. Страшная весть не стала для них неожиданностью. «Мы знали, что она позвонила бы – хотя бы для того, чтобы сказать, что с ней все в порядке. Она не позвонила. Я понял, что она уже с Богом», – говорит Дик Бейкер, священник из небольшого городка Семиноле во Флориде.
В городе о Кэри говорили все. «Она была дочерью священника, этим все сказано», – вспоминала соседка Бейкеров. А ее товарищи по поездке помнят, как над ней, стоя в очереди на фуникулер, все время подшучивал ее высокий молодой жених: «Вот сейчас мы и посмотрим, как ты будешь стоять на этих штуках…»
«Просто у меня дома есть камин»
Торстен Градлер героем быть не собирался. И то, что его имя в ноябре 2000 года попало на первые страницы многих мировых газет, банкир из Баварии объясняет стечением обстоятельств.
«Ничто не предвещало этой страшной трагедии», – вспоминает он. Народу на площадке было так много, что Торстен с дочерью сумели лишь в самый последний момент пробиться в третий, последний вагон фуникулера. Теперь Торстен не сомневается, что это и спасло ему жизнь.
Кошмар начался, как только поезд вошел в туннель. «Сразу же кто-то в нашем вагоне сказал, что видит пламя», – рассказывает Торстен. Еще через несколько секунд поезд остановился. «Мы смотрели друг на друга, на лицах у всех было написано непонимание, потом оно сменилось настоящим ужасом». Двери вагона не открывались. Несколько молодых людей попытались открыть их лыжными палками, но у них ничего не получилось. «Я понял, в каком жутком положении мы оказались – запертые в последнем вагоне, без связи с машинистом. Люди начали задыхаться от дыма, а пламя становилось все больше и больше». Наконец, кому-то из пассажиров с помощью горнолыжного ботинка удалось разбить стекло бокового окна вагона. «Именно тогда я и понял, что надо бороться за жизнь… До сих пор не понимаю, как мне удалось встать на ноги. Туннель облегает поезд, как перчатка руку, места для движения почти не было». Вслед за Торстеном начали выпрыгивать и другие пассажиры. Инстинктивно они бросились вверх – подальше от горящего состава и пустой кабины машиниста. Однако Торстен понял, что это путь к смерти: «Понимаете, я вспомнил камин у себя дома. Как только открываешь заглушку, огонь и дым сразу устремляются вверх. Я понял, чтобы выжить, надо было бежать вниз».
Торстен попытался образумить людей, но поверили ему не все. «Сначала я не знал, сколько нас – я не смотрел назад. Просто крикнул всем, чтобы они держались друг за друга, и побежал вниз». Уже через пару секунд Торстен споткнулся о рельс и упал. Пытаясь подняться, он наглотался угарного газа и почти потерял сознание. Но человеческая цепочка не дрогнула и потащила Градлера за собой. Путь вниз занял у группы из 12 пассажиров злосчастного поезда 10 минут. Кроме них, не выжил никто: побежавшие вперед погибли от отравления угарным газом, а сам поезд загорелся так быстро, что даже те, кто попытался последовать за группой Торстена, сгорели.
Мирный атом // Экскурсия в Чернобыль
C подачи журнала Forbes западные туристы устремились в Чернобыль. У 7000 путешественников из 64 государств, посетивших зону в 2009 году, любопытство оказалось сильнее страха радиации.
Предыстория
25 апреля 1986 года четвертый энергоблок Чернобыльской АЭС должен был остановиться для очередного планово-предупредительного ремонта. Во время таких остановок могут проводиться различные эксперименты. В тот раз целью одного из них была проверка – можно ли в случае аварийного обесточивания запитать насосы станции электричеством за счет кинетической энергии ротора турбогенератора до запуска аварийных источников электропитания (дизель-генераторов).
Однако случившаяся примерно за сутки до начала эксперимента поломка на Южно-Украинской АЭС заставила внести в программу испытаний изменения. Эксперимент продолжился, хотя, по выводам консультативной группы МАГАТЭ, расследовавшей впоследствии взрыв, «установка находилась совсем не в том состоянии, в котором она должна была находиться при проведении испытаний».
В 1.23.04 эксперимент начался. При этом температура теплоносителя на входе в активную зону реактора приблизилась к температуре начала вскипания воды. И тут к изменению условий эксперимента на месте добавились ошибки обслуживавшего станцию персонала. Реактор начал «разгоняться», но система управления почти полминуты успешно этому противодействовала, непрерывно погружая регулирующие стержни (они замедляют скорость ядерной реакции) в активную зону.
Примерно в 1.23.39 сформировалась команда на остановку реактора. В течение двух секунд команда была «снята» и сформировалась вновь по разгону реактора. Операторам удалось нажать кнопку аварийной защиты, но было уже поздно – процессы в реакторе уже протекали слишком быстро. Поглощающие стержни начали движение в активную зону, но мощность реактора после секундного снижения начала быстро возрастать, зашкалив по всем измерительным приборам.
Несколько – чаще всего говорят о двух – взрывов к 1.23.47– 1.23.50 полностью разрушили реактор. Здание энергоблока частично обрушилось. Погиб оператор насосов Валерий Ходемчук. В 6 часов утра 26 апреля в Припятской МСЧ от перелома позвоночника и многочисленных ожогов умер сотрудник пусконаладочного предприятия Владимир Шашенок. В различных помещениях и на крыше начался пожар.
В результате аварии произошел выброс в окружающую среду изотопов урана, плутония, йода-131, цезия-134, цезия-137, стронция-90 и других радиоактивных веществ. Загрязнению подверглось более 200 000 км2, примерно 70 % – на территории Белоруссии, России и Украины. Наиболее сильно пострадали области, в которых в это время прошел дождь. Большая часть стронция и плутония выпала в пределах 100 км от станции, так как они содержались в основном в более крупных частицах. Иод и цезий распространились на более широкой территории.
В 1.24 ночи к станции выехал дежурный караул пожарной части во главе с лейтенантом внутренней службы Правиком (14 человек), потом к ним присоединился лейтенант Кибенок, также с дежурным караулом из 10 человек. К 4 часам утра пожар был локализован на крыше машинного зала, а к 6 часам утра потушен. Всего в тушении пожара принимало участие 69 человек личного состава и 14 единиц техники. В первые часы аварии были неизвестны реальные уровни радиации в помещениях блока и вокруг него. Неясным было и состояние реактора.
Примерно к 2 часам ночи появились первые пораженные из числа пожарных. У них стали проявляться слабость, рвота, «ядерный загар», а после снятия рукавиц снималась и кожа с рук. Помощь им оказывали на месте, в медпункте станции, после чего переправляли в городскую больницу Припяти.
27 апреля первую группу пострадавших из 28 человек отправили самолетом в Москву, в 6-ю радиологическую больницу.
Лейтенантам В. Н. Кибенку и В. П. Правику посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Пожарные Титенок, Тищура, Игнатенко и другие, сражавшиеся с огнем в реакторном зале, посмертно были награждены орденами и медалями. Лучевая болезнь развилась у 134 сотрудников ЧАЭС и ликвидаторов, 28 из них умерли в течение следующих нескольких месяцев.
Мировой атомной энергетике в результате Чернобыльской аварии был нанесен серьезный удар. С 1986 по 2002 год в странах Северной Америки и Западной Европы не было построено ни одной новой АЭС, что связано как с давлением общественного мнения, так и с тем, что значительно возросли страховые взносы и уменьшилась рентабельность ядерной энергетики.
В СССР было законсервировано или прекращено строительство и проектирование 10 новых АЭС, заморожено строительство десятков новых энергоблоков на действующих АЭС в разных областях и республиках.
150 в целях безопасности
Попасть иностранному журналисту в зону отчуждения Чернобыльской АЭС сейчас можно тремя путями. «Дикарем» – доехав до ограждения и войдя в зону сквозь любую дырку в заборе. Аккредитованным при администрации «туристом» и командированным – по приглашению какой-нибудь местной организации. «Дикарем» было как-то боязно. А туристом – дороговато, да и находишься все время под присмотром. Липовая командировка и стоит гораздо дешевле, и свободы больше.
Началось мое путешествие возле станции киевского метро «Имени героев Днепра». К семи утра здесь уже собралась толпа с баулами и авоськами – народ после выходных возвращался на работу в зону отчуждения. Вскоре начали подъезжать автобусы – «ЛАЗы», такие сейчас редко где встретишь, люди постарше их помнят с советских времен. И загрузились в лучших советских традициях – с давкой и скандалами.
Ровно через два часа, в 9.30, наш автобус затормозил на КПП зоны отчуждения. Милиция проверила документы, мы въехали в 30-километровую зону и минут через десять вылезли на автовокзале Чернобыля. Толпа, оживившая на несколько минут городской пейзаж, быстро рассосалась. Снова стало пусто и тихо. Но все-таки ясно, что люди здесь живут: в окнах домов белые занавески, а кое-где из труб поднимаются дымки.
Первых аборигенов я увидел очень скоро. Часть работающих на производствах с непрерывными циклами дежурит здесь по две недели безвылазно (потом столько же отдыхает дома, за пределами зоны). Две недели – срок большой, а работа не терпит пустоты… Короче, аборигенов я встретил в магазине – из них состояла коротенькая очередь к стойке бара. Были в магазине и знакомые лица – мои недавние попутчики покупали бутылки и закуску.
– Валя, запиши на меня, – сказал мужик в камуфляжной форме и отошел к столику со стаканом, наполненным до краев прозрачной жидкостью.
Следующий опохмелялся тоже в кредит, «на книжку». Здесь все друг друга знают и друг другу доверяют. Хотя бы в смысле оплаты за выпивку. Пьют в Чернобыле действительно много. Особенно в день массового заезда – в понедельник. Хотя спроси любого, и он ответит, что по технике безопасности выпить 100–150 граммов спирта имеет смысл только до облучения, в данном случае – до въезда в зону. Пить в зоне с точки зрения радиобиологии бесполезно и даже вредно – хотя бы потому, что пьяный может упасть в радиоактивную грязь. Впрочем, двум высшим чиновникам зоны, которых я увидел уже вечером, с трудом бредущим по главной улице городка (Советской, разумеется), это не грозило – их заботливо поддерживали супруги. Стороной, покачиваясь, брела еще одна фигура в камуфляже.
– Прокурор, – тихо просветил гид из организации, которая «командировала» меня в Чернобыль. – Бывший.
Сталкеры
На свежий взгляд жизнь здесь поразительно напоминает сценки из старого советского фильма «Девчата» с Николаем Рыбниковым в главной роли, только реальные чернобыльские персонажи одеты не в телогрейки, а в камуфляжную форму.
Как на любой советской «стройке века», в Чернобыле присутствуют все атрибуты холостого житья в общагах. Есть здесь и «чернобыльские жены» – по крайней мере, нового человека сразу просветят: с кем можно, а с кем нельзя.
Развлечений нет. Раньше, говорят, были танцы в клубе. Спортом, включая футбол, заниматься можно только в закрытых помещениях. На улице рискуешь вдохнуть «горячую» радиоактивную частицу из поднятой пыли. Почвы песчаные, поэтому обочины на дорогах заасфальтированы. Общественного транспорта нет, все ходят пешком. Машин мало, и поймать попутку трудно. В день моего приезда сновал туда-сюда лишь дорогой новенький джип, явно выпадающий из общего фона.
– А это кто такие? – спросил я встречную женщину лет тридцати пяти, похожую в своей униформе на камуфлированную матрешку.
– Эсбэушники, – почему-то шепотом сказала она (СБУ – это Служба безопасности Украины).
– Что они здесь забыли?
– Мабуть, браконьеров ловят…
Ни для кого на Украине не секрет, что в зоне прекрасная охота и рыбалка, здесь много кабанов, косуль, зайцев, даже волки развелись, а белый амур из водоемов охлаждения и Припяти габаритами напоминает сомов. В украинской прессе примерно раз в неделю пишут, что эту дичь и рыбу потом продают в Киеве, а возможно, и на рынке возле Киевского вокзала в Москве. В последнее время подростки из окрестных сел повадились таскать из зоны металлолом, их ловят и судят, но набеги «сталкеров» не прекращаются.
Я спросил одного из местных:
– А как же колючая проволока?
Мужик усмехнулся:
– Нешто там дырок нет?
Городок оживляется только к середине дня. Самое бойкое место – возле столовой. Кормят в зоне три раза в день и бесплатно. Завтраки, обеды и ужины вполне покрывают расход калорий человека, занимающегося тяжелой физической работой на свежем воздухе. Как командированному, мне тоже полагалось бесплатное питание, и я воспользовался возможностью, с теплым ностальгическим чувством наблюдая, как повариха в несвежем халате наливает мне чай поварешкой из большого чана…
Зона
После чая провожатый повез меня в эпицентр – туда, где 15 лет назад произошел взрыв. Чтобы попасть в 10-километровую зону, надо пройти еще один КПП. За ним начинается епархия Минатомпрома Украины, тогда как внешний 20-километровый ободок – под эгидой МЧС Украины.
По пути, напротив строящейся взамен остановленной ЧАЭС теплоэлектростанции, я увидел странные строения под яркими иностранными флагами. Было очень похоже на декорации из американского фильма. По крайней мере, американский флаг бросился мне в глаза сразу.
– Городок строителей электростанции, – пояснил спутник. – На деньги инвесторов построен. Это их флаги.
В центре внутренней режимной зоны – сама Чернобыльская АЭС и обслуживающие ее предприятия. Метрах в двухстах от «саркофага» 4-го энергоблока возвышается смотровая площадка – двухэтажное строение, напоминающее офис преуспевающей фирмы, с площадкой для парковки машин и ухоженным цветником.
Именно сюда водят за деньги иностранных корреспондентов. Я опять сэкономил. Красивые девушки-экскурсоводы рассказывали об аварии, для наглядности демонстрируя последовательность событий 26 апреля 1986 года на разборном макете ЧАЭС. Кстати, как мне рассказали, каждая девушка обязательно знает по крайней мере один иностранный язык – помимо русского.
Я спросил одну из девушек:
– А как вы от радиации защищаетесь?
– Да никак. Приезжаем, переодеваемся в санпропускнике в другую одежду. Нам недавно разрешили одеваться не в казенное, а в свое. Цепляем накопительный счетчик, после работы сдаем и обратно переодеваемся. Если кто-то фонит, могут заставить помыться в душе…
После лекции можно выйти на балкон и сфотографироваться на память на фоне «саркофага», что я сделал, попросив, чтобы в кадр вошло жидкокристаллическое табло с цифрами, постоянно меняющимися в диапазоне от 0,1 до 0,2 миллирентгена (это примерно на порядок выше природного фона, но считается практически безвредным). С иностранца за фотографию «саркофага» со смотровой сдерут $20.
Можно сказать, что чернобыльцы гордятся своей станцией. От нее рукой подать до ныне мертвого города Припять. Я съездил туда на машине. На арочном мосту на въезде в город мой гид остановил машину, и мы вышли. Он сказал:
– Посмотри, отсюда вид хороший.
Посмотрел. Ничего особенного, разве что с моста 4-й энергоблок виден как ладони, до него меньше 2 км. «У них у всех тут крыша поехала», – решил я, но вслух вежливо похвалил:
– Красиво.
– Ага, – хмыкнул мой спутник. – Красота неописуемая. А особенно красиво тут было вечером 26 апреля. Сюда с Припяти тогда приходили семьями, с детьми, полюбоваться развалинами энергоблока: «Посмотри, Машенька, видишь, детка, как красиво малиновым светится».
И тихо, но внятно выматерился.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
