Текст книги "От Пасхи к Пасхе. Пособие по катехизации, или оглашению, составленное на основе многолетнего опыта в Феодоровском соборе в Санкт-Петербурге"

1.6. Задачи катехизации

Отвечая на вопрос о задачах катехизации, можно было бы ограничиться напоминанием о том, что есть катехизация по определению, а именно – научение истинам христианской веры с целью привести человека ко Христу, показать ему, как войти, вступить в Церковь Христову (см. пп. 1.1.1). Под «войти» или «вступить» имеется в виду обрести восприятие Церкви как родного дома, дома Отца, семьи братьев и сестер, перестать чувствовать себя чужим, понимать, что происходит в храме как в месте церковного собрания, о чём говорится на богослужениях, избавиться от страха сделать здесь что-то не так, разобраться, что такое христианство и, в частности, что в нем главное, а что второстепенное.

Если же заняться конкретизацией, то получится, что задач тут несколько. И, как часто бывает, сознательно формулируя для себя какую-то одну задачу, ставя какую-то одну цель, человек неожиданно для себя достигает и других целей, которых изначально, по крайней мере сознательно, перед собой даже не ставил.

Одна из задач – сообщить катехуменам знания об Иисусе Христе, о Священном Писании, о Церкви, о православной христианской вере. О Боге, наконец. Вернее, о том, как учит о Боге Церковь: что мы можем сказать о Нем, а чего мы точно не можем сказать. Иными словами, научить апофатизму[17]17
  Апофатизм (от греч. ἀποφατικός – отрицательный) – метод описания чего бы то ни было через отрицания («нечто, что мы пытаемся познать или описать, не есть то-то или то-то»). С древнейших времен во многих религиях и философиях считается наиболее надежным и наименее чреватым ошибками и риском впасть в заблуждение методом разговора о сверхъестественном и божественном. Неудивительно, что и в христианской традиции апофатическое богословие всегда считалось наиболее «безопасной» формой богословствования, то есть рассуждений о Боге. Многие принятые в церковной догматике описания Бога являются апофатическими, то есть представляющими собой отрицания: «невидимый», «непостижимый», «бесконечный», «неизменный» и т. п.


[Закрыть] как верному и наиболее этичному по отношению к Богу принципу христианского богословия.

Здесь мы говорим именно о знании, об интеллектуальном усвоении учения, различного рода информации (исторической, богословской, нравственно-наставительной и другой) в её минимально возможных полноте и систематичности.

Важный эпитет в заглавии параграфа – «достоверных». Имеются в виду знания и информация, полученные из первоисточника и потому достоверные.

А что же за первоисточник? Казалось бы, ответ прост: первоисточником знаний об Иисусе Христе является Библия, а точнее, Евангелие.

Да, это, безусловно, так. Но такой ответ неполон и потому не совсем удовлетворителен. Как известно, Христос не оставил ни одного письменного документа, книги, завещания или чего-то такого, что было бы Его авторизованным текстом. Евангелия же – писания, созданные Его учениками. И ценность их – не только в сходстве в главном, но и в не меньшей степени – в их разнице: в различном подборе материала, который они излагают, в различных акцентах, с которыми они доносят до нас схожие или даже одни и те же сведения, порой не избегая и противоречий. Важно, что ученики, писатели Евангелий, были плоть от плоти конкретных христианских общин – церквей в изначальном смысле этого слова, допускающем множественное число, то есть собраний верующих, рассеянных повсюду. Да и Сам Христос потому ничего не написал, что видел Свою задачу оставить Свое учение не в виде букв и слов на папирусе или бумаге, а в лице живой общины учеников – сначала Двенадцати, а потом многих других собраний, общин, составляющих и поныне Вселенскую Церковь.

Вот почему полным ответом на вопрос о первоисточнике достоверных знаний об Иисусе Христе и Его учении будет не просто Евангелие, взятое само по себе, а Евангелие, читаемое и толкуемое в Церкви – там, где его когда-то написали. А это, собственно, и есть не что иное, как катехизация! Вот почему во главу угла ее ставится чтение и толкование Слова Божия (см. п. 2.1).

Вера и молитва тесно и неразрывно связаны между собой, так же как вера и дела. Вера в Бога не может оставаться чистым умозрением, интеллектуальным усвоением информации. Вера в Бога как в личность, участвующую в твоей жизни, означает желание, стремление вступить в общение с Ним.

И тут, с одной стороны, никто не вправе покушаться на свободу каждого человека молиться в той форме и такими словами, какие лучше всего соответствуют его пониманию отношений с Богом. И, конечно, правы те, кто говорят, что вера – дело личное, интимное. В подтверждение тому можно даже привести слова Евангелия:

«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:6).

С другой же стороны, церковный, в каком-то смысле чужой опыт молитвы способен многое дать человеку, обогатить, открыть новые горизонты духовной жизни и молитвенной практики. Сведенный воедино в полноводный поток богослужения, состоящий из маленьких ручейков личной молитвы каждого, этот опыт в какой-то момент перестаёт быть чужим и становится глубоко своим – как родина, в которой ты родился, но которая возникла и существовала задолго до тебя.

Немаловажно тут и то, что центральным словом многих богослужений, при всем обилии слов, которые там звучат, и прежде всего Литургии, главного христианского богослужения, является опять-таки Слово Божие, в первую очередь Евангелие.

О научении молитве и участию в богослужении как еще одном важнейшем принципе катехизации – см. также пп. 2.2 и 2.3.

О том, что катехизация не имеет смысла, если в её результате в жизни катехумена не происходит никаких качественных изменений с точки зрения евангельской нравственности (хотя бы для начала на уровне намерений) мы уже сказали и еще скажем (см. пп. 1.2.4; 2.4), ибо в этом состоит одновременно и смысл, и цель, и требование-рекомендация, которой катехумен должен следовать на всем протяжении оглашения.

Многим людям, давно воцерковившимся, а особенно священнои церковнослужителям, для которых атмосфера Церкви – что вода для рыб, свойственно недооценивать то незаменимое приобретение, которое вручается всякому, кто вступит на путь катехизации и пройдет его до конца: возможность общаться с братьями и сестрами по вере, без оглядки на косые, подозрительные, а то и презрительные взгляды, например, со стороны неверующих родственников, коллег по работе, сокурсников в институте или колледже.

Конечно, каждому человеку присуща своя мера потребности в общении: кто-то радуется новым встречам, новым знакомствам больше, кто-то меньше, ктото и вовсе не стремится к расширению круга друзей и знакомых. И всё же в большинстве случаев такая находка становится для многих тем более приятным и востребованным даром, чем менее запрашиваемым или запланированным он был вначале. Не этот ли случай имеет в виду евангельская притча о сокровище, скрытом в поле и неожиданно обретенном человеком, который «от радости о нем идет и продает всё, что имеет, и покупает поле то» (Мф. 13:44)?

Ценность этого дара способны осознать в полной мере те, кто пришёл на катехизацию, будучи вовсе лишённым возможности живого общения с единомышленниками, и в итоге обрёл её.

Есть и немало случаев, когда человек становится катехуменом, ставя во главу именно эту цель, решая именно эту задачу – войти в Церковь как в среду общения. Среди них немало тех, чей портрет мы описали выше как «крещеные и „очень“ воцерковленные» (см. п. 1.3.4). Знаний много, опыт участия в таинствах есть, а чувства причастности к Церкви как к общине верующих нет.

1.7. Церковное измерение катехизации

Начнём с аналогии и сформулируем её в виде вопроса. Кто радуется в момент рождения ребёнка: сам младенец или его мать вкупе с отцом? Ответ очевиден: дитя даже не осознаёт, что с ним происходит в первые минуты жизни. Да что там минуты! Богатый общечеловеческий опыт свидетельствует, что день рождения как праздник, с которым связан отсчет конкретно твоего бытия в мире, ребенком воспринимается не ранее чем с трех лет. В самый же день появления на свет нового человека радуется совсем не он, главный герой события, а его родители, прежде всего мать (ср. Ин. 16:21), ну и, конечно, их близкие – семья. Ясно, что в случае взрослого крещения приведённая аналогия в одной своей части несколько хромает: новорождённый верный или новорождённая верная всё-таки во многом и главном осознают, что с ними происходит и в какую новую жизнь они вступают (хотя и то лишь отчасти!). Но в другой своей части аналогия более чем уместна. Мы говорим о матери, а именно – о Церкви, которая рождает новых своих чад в таинствах духовного рождения – крещения и миропомазания.

Способна ли сегодняшняя Церковь, то есть мы, конкретные церковные общины, понять и по достоинству оценить величие, радость и смысл крещения как акта церковного, то есть как события, в результате которого рождается новый член Церкви? Становится ли это событие Событием в масштабах Церкви как общины или прихода, а не только в узком или пусть даже относительно широком кругу только тех, кто близок новокрещеному/новокрещеной в силу плотского родства, дружбы или приятельского знакомства? Радуется ли духовная семья – церковь/община – рождению своего нового члена, подобно тому как радуется рождению ребёнка семья, состоящая из пап, мам, бабушек, дедушек, сестер, братьев и т. п.?

Ответ очевиден, неудивителен и не очень радостен: мягко говоря, не всегда и не везде[18]18
  О причинах «персонализации» крещения – см. подробный историко-литургический экскурс в: Горячев Е., прот. Традиция оглашения и крещения в Русской Православной Церкви. // https://azbyka. ru/katehizacija/opyt_prihodskogo_oglasheniya-all.shtml.


[Закрыть]. Крещение давно и повсеместно стало явлением частной жизни человека или, максимум, его семьи с друзьями. Крещение стало частной требой, совершаемой зачастую «отдельно» (берём это слово в кавычки, так как оно стало почти техническим термином, означающим крещение, совершаемое в комфортных условиях не вместе с другими). Отсюда понятно и место его последованию – в Требнике, среди других частных треб. Однако вернуть крещению полноценный церковный, то есть подразумевающий вступление в церковь как общину, статус – а) весьма желательно, б) вполне возможно, в том числе и с точки зрения литургической традиции Церкви, и в) воистину прекрасно! Для этого необходимы как минимум два условия. Первое условие очевидное: должна быть, наличествовать сама община. Она должна быть как факт, как реальность, как явление, как церковь (пишем с маленькой буквы[19]19
  О проблеме заглавной и строчной букв при написании слова «Церковь/церковь» – см. п. 1.1.1, сн. 2.


[Закрыть], в изначальном смысле слова, как у апостола Павла – см., например, 1 Фес. 1:1 и др.).

На тему того, что делает общину церковью (или церковь общиной, или приход общиной и т. д.), много написано и сказано, хотя до сих пор и не для всех всё очевидно. Большой и серьезный, то есть всецерковный разговор на тему общины в Церкви или церкви как общины всё еще не начался. То там, то здесь звучат попытки начать такой разговор, но он всё еще остается невостребованным. Отсюда проистекает масса других нерешенных проблем церковной жизни, решение которых невозможно без понимания, что такое церковная община, зачем она нужна и как ее созидать.

Тот всеобъемлющий и полноценный ответ, который мог бы появиться в результате такого большого разговора, в краткой форме будет сводиться к тому, что для того, чтобы родилась и существовала община как церковь, нужно в центр её жизни поставить литургию с вдумчивым слушанием Слова Божия и Евхаристией как главным, питательным источником, регулярно (еженедельно) соединяющим у одной Чаши всех в данной общине, кто бы чем ни занимался.

Второе условие будет очевидно не для всякого, однако и оно обязательно. Более того, от этого условия на самом деле зависит наличие первого, только что описанного условия. Итак: второе условие – катехизация как главное дело общины/церкви!

Здесь уместно вновь обратиться к аналогии с семьей и рождением детей. Точкой отсчета существования семьи является союз любящих друг друга мужчины и женщины. Их двое. Любовь юношей и дев воспета во всех культурах и народах земли. Даже в Библии, где, казалось бы, всё – только о Боге и о человеке перед Богом, есть Песнь песней – любовный диалог жениха и невесты, в котором о Боге ничего (или почти ничего) не говорится. Но этот союз двоих обретает новое измерение, открывает для себя новые смыслы, осваивает новые перспективы, когда их становится больше: рождаются дети. Воспитание детей, по крайней мере на какое-то долгое время, становится главным делом семьи. Конечно, здесь приходится опять-таки несколько упрощать: сказанное не означает, что, когда дети взрослеют, утрачивается смысл существования семьи, их воспитавшей, ибо смысл семейной жизни не сводится только лишь к рождению и воспитанию детей.

Возвращаясь к теме Церкви: катехизация и есть тот процесс воспитания «детей», то есть новых членов семьи/общины/церкви, который обостряет, уточняет, делает очевидным смысл существования Церкви.

Не будет преувеличением сказать, что катехизация – стержень, то есть центральная, так сказать, несущая опора, ядро, связующая, красная нить (можно подбирать сколько угодно подобных эпитетов), на которую (опору) опирается, вокруг которого (ядра) строится, на которую (нить) нанизывается всё остальное, что есть в общине, в приходе, вся его деятельность и прежде всего богослужение.

Упомянув богослужение, можно проиллюстрировать сказанное простым, всем известным примером: первая часть литургии в православной традиции неслучайно называется литургией оглашенных (а точнее, оглашаемых, см. п. 2.2.3) – не потому, что она предназначена только для проходящих оглашение, но потому, что наряду с верными, полноправными крещеными членами Церкви здесь присутствуют катехумены и их присутствие выделено, подчеркнуто, обозначено особо.

Катехизация обеспечивает приток «свежей крови», благодаря которой должен постоянно омолаживаться церковный организм, не в смысле возраста (катехуменами становятся часто и люди совсем преклонного возраста), а в смысле дерзновенного, восторженного, доверительного желания стать учеником Христовым, последовать за Христом. Дерзновенный порыв неофитов должен быть всегда на виду, он нужен Церкви как адреналин, как допинг.

Ощущение неведомого, непознанного, но манящего и пленительного, подобно тому, что чувствовали евангельские ученики, – вот что движет теми многими, кто приходит в Церковь и делает в ней первые шаги. Так было и есть во все времена, в том числе и сегодня. Часто их называют неофитами. Иногда этому термину придают негативный оттенок: мол, начинающие, неопытные, незрелые, а то и вовсе «недоношенные». Но все-таки о неофитах лучше говорить прежде всего в положительном смысле – как о тех, кому свойственна доверчивая и романтическая эйфория ученичества. Именно таким неофитским восторгом было пропитано первоначальное христианство – он льется на нас широким, безудержным потоком со страниц Книги Деяний святых апостолов, повествующей о первых днях и годах истории Церкви. К сожалению, со временем свежая и всегда новая благодать ученичества перестала, так сказать, пользоваться широким спросом, упала в рейтинге, стала отходить на второй план, оттесняться на периферию, чтобы окончательно уступить место уверенному знанию верных, то есть тех, кто уже обрел свое место в Церкви, оставив позади стадию ученичества. Церковь стала собранием, состоящим по преимуществу из тех, кто давным-давно прошел в том или ином виде свою катехизацию, свое воцерковление или какой-то иной способ вхождения в пространство Церкви. Воцерковился/воцерковилась, стал(а) воцерковленным/воцерковленной (глаголы и причастия совершенного вида) – таково ощущение подавляющего большинства тех, кто с той или иной регулярностью исповедуется, причащается (пусть даже раз в год), служит в Церкви в том или ином качестве и знает, как себя здесь вести и что его/ее ждет и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра.

Такое самоощущение, судя по всему, пришло довольно скоро, – возможно, это началось тогда, когда «ученики стали называться христианами» (Деян. 11:26). Восприятие себя (самоидентичность) как учеников стало постепенно уходить, сменяясь самоощущением (самоидентичностью) последователей определенного учения со своей традицией, школой и т. п.

За прошедшие многие века и в течение жизней многих поколений Церковь много накопила, чем все мы, безусловно по праву, хвалимся. Но одновременно эти наши несметные церковные богатства действуют и как своего рода баррикада, через которую не всегда возможно перепрыгнуть желающим войти. Примитивное, всем хорошо известное и наглядное подтверждение – наличие злых, ворчливых «старух» (пишем в кавычках, так как возраст тут совершенно не важен, важно мироощущение полуневежественного и потому нетерпимого «всезнайства»), которые учат любого входящего в храм. На них все сетуют, а ничего сделать-то и не могут (какие бы авторитетные увещевания на сей счет ни сотрясали воздух с самых высоких трибун и амвонов).

Не могут, потому что причина – гораздо глубже и серьезнее, так сказать, системнее, чем просто плохие характеры. Мы явно имеем дело с каким-то стойким наработанным веками синдромом, которым как будто неминуемо, рано или поздно становится обуреваем чуть ли не любой пришедший в Церковь. Еще недавний ученик через какое-то время учит других, вплоть до того, как одеваться и как перемещаться по храму. Напрашивается сравнение с благодатным огнем, который, как говорят, поначалу горит, сияет и удивляет, при этом никого не обжигая, а потом превращается в обычный огонь, от которого нужно держаться подальше, созерцая издали, иначе банально обожжешься. Конечно, жизнь и историю Церкви не повернешь вспять. Требования «вернуться к первозданной простоте», игнорируя многосложное устроение Церкви сегодня, наивны и нереалистичны. И вместе с тем вполне реалистично и осуществимо придание самого важного, почетного и видного места тем, кто не просто называет себя учеником, а является таковым в силу того простого и очевидного обстоятельства, что он действительно делает первые шаги в Церкви, действительно начинает учиться христианству и пребыванию в Церкви. Их надлежит вывести вновь на самый первый план – и тогда омолодится (не в возрастном, а в духовном или хотя бы даже психологическом смысле), «обновится, яко óрля, юность» (Пс. 102:5) Церкви.

1.8. Христос и ученики – первый катехизатор и первые катехумены

Тезис о том, что Христос – первый катехизатор, а Его ученики, ставшие апостолами, – первые катехумены, совсем не нов, но в данном случае его нельзя упустить, так как он является главным аргументом в пользу того, чтобы считать катехизацию важнейшим церковным делом. Ему Себя отдал Господь, потратил на Него весь тот краткий период Своей земной жизни, который мы называем Его общественным служением.

Неслучайно во всех четырех Евангелиях, при всех их различиях, непременно говорится о призвании учеников и красной нитью проходит история их общения с Иисусом. И перед нами не что иное, как история общины – той первоначальной церковной общины, по образу которой так или иначе должна формироваться любая другая община, в каком бы историческом, культурном, общественном контексте это ни происходило. Читая Евангелие под таким углом зрения, мы можем увидеть типичные эпизоды катехизации как постепенного познания Истины, открывающейся в Личности Иисуса Христа и благодаря общению с Ним.

Так, поначалу, несмотря на эйфорию от первоначальной встречи («Мы нашли Мессию!» – Ин. 1:41), еще долго длится непонимание. Ученики не понимают многого из того, что говорит и делает Иисус.

«Ученики Его сперва не поняли этого; но когда прославился Иисус, тогда вспомнили» (Ин. 12:16) – одна из цитат подобного рода.

А Он со Своей стороны – терпелив к Своим ученикам в Своей педагогике. Непонимание, недогадливость учеников, их вполне объяснимая неспособность сразу познать конечный смысл происходящего и, с другой стороны, их постепенное вхождение в смысл – характерный лейтмотив Евангелия, иногда выходящий на первый план повествования. Сюжет развивается подобно детективу, в котором вся истина открывается в конце, хотя нам, верным, просвещённым, уже знающим концовку, бывает трудно войти в положение евангельских учеников, участников первого огласительного цикла. Ведь нам всё в общем и целом известно и понятно! Тем же, кто шёл этим путем впервые, то есть ученикам, о которых повествует Евангелие, всё было по-настоящему внове – они шли непроторенным путем. И были сполна вознаграждены в итоге, хотя изначально не ведали, что их ждёт.

Подобная евангельская интрига до некоторой степени, не переходя в искусственность, должна быть свойственна и катехизации. Она является частью ее педагогического метода.

Глава II
Правила катехизации

Для того чтобы катехизация имела успех и достигла желаемой цели, катехуменам рекомендуется, точнее настоятельно предписывается, соблюдать ряд правил, или принципов. Этих правил не так много, но они носят настолько принципиальный характер, что, если игнорировать любое из них, оглашение окажется ущербным, неполноценным, безуспешным и бесплодным: человек в таком случае не научится быть христианином.

Для того чтобы катехумены с самого начала старались соблюдать данные правила, можно раздать им персональные памятки, где они внятно и четко изложены (см. приложение 2).