Текст книги "Сочинения. Том 11"

Пауза.

ВАЛЕРИЙ Хочу круг над Африкой дать.

АРТУР Дайте, кто вам мешает?

Пауза.

ВАЛЕРИЙ Соскучился по Африке. По Асе и по Африке.

АРТУР (Вздыхает.) Так все скучаем… Родина наша… Любите Пушкина?

ВАЛЕРИЙ К сожалению не читал.

АРТУР Тоже знатно рифмовал.

ВАЛЕРИЙ Времени не было. Я же с трех лет в авиации.

АРТУР Ну, ничего, теперь времени много будет, почитаете, еще и познакомитесь, еще и товарищами станете…

ПЕТР Товарищами с Александром Сергеевичем скорее всего, мы станем. Друзьями по несчастью. Он ведь тоже из-за жены…

АРТУР Не думаю. Просто карта легла… Он же дуэли не хотел… И Дантес не хотел. А карта легла – ножки сами пошли. Ручки сами к пистолетам потянулись. Говорю, от нас ничего не зависит.

ВАЛЕРИЙ (Выпивает.) Ну, все, пора.

ПЕТР Удачи.

Пауза.

ВАЛЕРИЙ В следующий раз попрошу бомбардировщик… Бинокль оставляю. Я вам крыльями помашу, наблюдайте.

Валерий уходит.

ПЕТР Почему бомбардировщик?

АРТУР Просторнее.

Пауза.

ПЕТР Теперь, когда мы остались вдвоем, скажите, Петр, Петя… как мне жить после того, что случилось?.. Они же, прежде чем задушить, надругались надо мной…

АРТУР Да всё я знаю.

ПЕТР Та был один такой мелкий, с золотым зубом, всё повторял «Ишим, Ишим». И всё полотенцем крутил над головой… Что такое Ишим?

АРТУР Станция такая. Где-то в Сибири.

ПЕТР При чем здесь станция?

АРТУР Не знаю, и знать не желаю…

ПЕТР Брезгуете?.. Понимаю… Но как мне теперь жить, скажите?.. Я же думал – всё. Меня больше не будет. А раз меня не будет, и памяти не останется.

АРТУР Все пройдет, Петенька, уйдет, как в песок… Наша память – Сахара, Петя.

Пауза.

ПЕТР Вы знали, что так будет?

АРТУР Нет. Мы договаривались, что все будет сделано быстро, по возможности безболезненно, без этих блатных выкрутасов… но, сами понимаете, выше головы даже я прыгнуть не могу… Во всяком случае весь этот кошмар теперь позади… Забыли, забыли, всё… Поверьте, других вариантов вызволить вас не было… Верите мне?

ПЕТР Верю… Спасибо вам, Артур.

Пауза.

АРТУР Вот за что я недолюбливаю людей… Но, понимаю, в какой-то мере. Стремление разрушать для них естественно. Существовать в клубке, который я упоминал выше, невыносимо. Хочется вырваться любым способом… А достается ближним… Со мной ведь тоже много чего происходило такого, с чем жить противопоказано… Ненависть, любовь, добро, зло – все намертво переплетено… Зато мы с вами теперь имеем право на пафос… Прежде пафоса много было, это теперь чураются, а прежде… Так вот, это были не пустые фразы. С годами понимаешь… Ну, не будем о грустном больше. Теперь, Петя, все будет хорошо, можете мне поверить. Все будет очень, очень хорошо. (Пауза.) Вы хотите, чтобы я наказал этих подонков?..

ПЕТР Нет, нет, не нужно. Ничего не хочу от них. Их не хочу больше. Ничего не хочу больше… Забыться бы поскорее.

АРТУР Забудемся. Недолго осталось… Слушайте, а почему мы не пьем? Водка стоит, мы не пьем.

Артур разливает водку.

ПЕТР А вам не противно со мной пить?

АРТУР Ну, точно, с ума вы сошли. (Поднимает стакан.) Ваше здоровье, Петя.

ПЕТР Ваше здоровье.

Артур и Петр чокаются, выпивают.

АРТУР Ну, что, пойдем наблюдать?

ПЕТР Да, конечно.

Артур и Петр направляются к окну. Артур смотрит в бинокль.

АРТУР Сейчас он помашет нам крыльями.

ПЕТР Ночь. Боюсь, не увидим.

АРТУР Увидим, Петя, обязательно увидим.

Ослепительно яркий свет. Взрыв. Затемнение.

УРОБОРОС
Пьеса в двух действиях

Уроборос изображается в виде змеи (иногда – дракона),

кусающей себя за хвост. Часто встречается в виде

кольца, но в ранних эпохах попадались изображения в виде

восьмерки – символа бесконечности. Принято считать,

что это мифологический змей, обвивший своим телом

Землю и поглощающий сам себя.

Действующие лица

Татлин Иван Павлович, бывший лесник, около 60

Татлина Мария Ивановна, его жена, около 60

Татлина Настенька, их дочь за 30

Геблер Артур Александрович, новый лесник, около 40

Маслов Павел Потапович, медведь

Седов Виктор Сергеевич (Викт’ор), волк

Живица Лариса Антоновна, лисица

Кузовлев Василий Мартынович, охотник, около 60

Кривцов Петр Петрович, оперуполномоченный, за 40

Тузов Иван Сергеевич, около 60, врач

Геннадий, эльф, за 50

Хоровод

Сцена являет собой террасу.

На авансцене длинный стол, сколочен наспех из грубых досок. Разномастные стулья, пара вросших в землю кресел, коряги, пни, пеньки.

Чуть поодаль дом лесника, надворные постройки: дровяник, сараи, баня.

Трава, трава.

Ощущение ветхости, беспорядка.

Колесо от телеги.

Лес темный, тяжелый, величественный, будто облокотился и наблюдает с высоты за чуждыми хлопотами маленьких людей и зверей. Лесу люди и звери представляются маленькими, хотя медведь, например, солидный, тучный. Да и доктор – представительный мужчина. Все зависит от перспективы.

К слову, люди и звери не очень-то отличаются друг от друга. Одеты цивильно, и внешне похожи. Не сразу поймешь, кто тут волк, предположим, а кто – охотник. Не сразу догадаешься. Первоначально – люди как люди.

Колесо от телеги. Впрочем, колесо уже было упомянуто. Предмет в данном случае совершено бесполезный, но привлекательный.

А не всякий предмет должен быть непременно полезным. Бывают предметы – сами по себе предметы. В том числе и дорогие нам предметы. Те, что состоят с нами в родстве. Читай, родственники.

В лесничестве все родственники. Складывается такое впечатление.

Действие первое

Картина первая

За столом Живица, Маслов и Тузов. Выпивают. В кресле Седов с книгой.

Мария Ивановна и Настенька накрывают стол. Молча. Траурные платья и косынки.

МАСЛОВ (Тузову.) Люблю тебя, Ваня до невозможности. Аж дух перехватывает.

ТУЗОВ Медовуху ты любишь, Павел Потапович.

МАСЛОВ За что в немилость впал? Чем обидел?

ТУЗОВ Тоскую. Не обращай внимания.

МАСЛОВ Нынче все тоскуем. Горький час, ложка дегтя… Медовуху я, и правда, люблю, но и тебя, Ваня, люблю. Я весь мир люблю… А медовуха у Ивана Павловича, спору нет, выдающаяся. (Пауза.) Скажи, брат мой Ваня, как жить? Как теперь жить?.. Ваня, ты помнишь, каков был тезка твой?!

ТУЗОВ Зачем спрашиваешь? Суток еще не прошло, как я ему глаза закрыл. Тело еще не остыло.

МАСЛОВ Хорошенько всё запомни. Припечатай на века. Чтобы хоть днем, хоть ночью, разбуди – тотчас воспоминания. И не случайные, а целенаправленные. Дабы почтение и прощальный поклон завсегда, по первому требованию. Так-то поклонился и вот уже на душе легко, во взоре смысл. И новые невзгоды нипочем… Ведь у нас, Ваня, если честно, порядка в памяти не наблюдается. Ни в памяти, ни в мыслях. (Тяжело вздыхает.) Давай-ка помянем, дружище. Давай, давай, не отлынивай. (Седову.) Виктор, иди к нам, помянем Татлина Ивана Павловича, лесника и человека. Давай, давай… (Тузову.) Молчит. Делает вид, что читает, сам спит. Все время спит. Обленился до невозможности… Мы все обленились. Утомление от неровностей и обид.

ТУЗОВ Не буди, пускай выспится.

МАСЛОВ (Живице.) Ларисочка, а ты что же? Давай, голубка. Помянем, давай. Почтение и поклон. Положено… Не думай, ему сверху нас хорошо видно. Он и при жизни любил наблюдать, а уж теперь – подавно. Бывало, вознесется и наблюдает. Тобой, Ларисочка, любоваться любил… Ну, что же ты?

ЖИВИЦА Пропущу. Что-то опьянела.

МАСЛОВ Это ничего, что опьянела. Это правильно… Да ты как будто и выпила-то немного. Стаканчик, не больше?

ЖИВИЦА У женщин так.

МАСЛОВ Женщины, женщины. Имя вам женщины… Уж как я новопреставленного любил, особой любовью… Я двух людей особенно любил. (Тузову.) Его и тебя, Ваня. Двух Иванов…

Тузов погружен в свои мысли.

МАСЛОВ Вот два Ивана. Один и теперь предо мной, живой, другой – мертвый в доме лежит, уже с невидимой высоты взирает… Он и при жизни любил с высоты взирать. Пониже, конечно, чем нежели теперь, но всё равно рукой не достать. По над кронами. Метра на два – на три. А то, случалось, низенько, прямо над головами зависнет. Но все равно таким образом, чтобы рукой не достать. Доплюнуть можно, но кто же в него плюнуть решится? Да никому и в голову не придет… Однако же мне вот сейчас пришло. Грех-то какой? Несвоевременная мысль. Одна из несвоевременных мыслей. Вот как с ними бороться, с несвоевременными мыслями? А смерть часто несвоевременные мысли бередит… Соблазны, соблазны. Блеснет и поблазнит… О чем я? Ах, да. Так вот. Бывало, вознесется и взирает. И прежде частенько. А уж теперь и подавно… Теперь он, Ваня, всё о нас узнал. Ужаснулся. Вероятнее всего… На небо как будто по невидимой лестнице взбирался. Теперь и сам невидим стал. Это не смотря на то, что тело еще не остыло… Говоришь, тело еще не остыло, Иван Сергеевич?

ТУЗОВ (Отвлекается от раздумий.) Что?

МАСЛОВ Тело не остыло еще?

ТУЗОВ Не знаю.

МАСЛОВ Сплошные чудеса! Жизнь – сказка, Ваня, согласись. И рыбы, и камни с нами.

ТУЗОВ Первозданное.

Пауза.

МАСЛОВ Повезло нам невозможно, согласись.

ТУЗОВ Не знаю.

МАСЛОВ Сомневаешься?.. Вот и я сомневаюсь. Да, была бы сказка, когда бы не страдания. А страданиям тем несть числа. Тут тебе и Гога, и Магога, шерочка и машерочка. Смешалось всё… А как не страдать, Ваня? Теперь из Иванов ты только и остался. Своеобразная сирота. Сиротка… Хоть живой, и то. Ты-то хоть не помирай, слышь, Вань?.. Живем так, черт его знает как. Как будто смерти нет, честное слово. Пьем, кушаем, спим до полудня. Стыдно. Молодые, старые, Гога, Магога, шерочка, машерочка, петелька, крючочек, волки, овцы, все… А с другой стороны – идиллия… Сложно для понимания… Это потому что лес… Это потому, что лес, да, Ваня?.. Стыдно, ужасно стыдно. Но как-то преодолеваем. Благодаря лесу преодолеваем. Живем в благости. В ужасе, но и в благости. Да, Иван Сергеевич?

Тузов погружен в свои мысли.

МАСЛОВ Благодаря лесу, конечно… Но случаются черные дни. Наподобие сегодняшнего. Не без этого… Но в городе еще хуже. В городе совсем беда. Там порядок жизни утрачен… Не успеваете жизнь замечать. Да, Вань? Замечать, примечать, припечатывать. Пищей, сном не дорожите. Может быть, оно так-то правильно, но порядок жизни теряется… Еще черные дыры. Да, Ваня?.. Олигархи, падшие женщины, всё такое. Да?.. Падшими женщинами никогда не интересовался. Честное слово. Хотя любопытно, конечно, было бы на них посмотреть. Они бесспорно нарядные. Кажутся глуповатыми, но красивые, нарядные… Посмотреть, не больше. А так, на что они мне?.. Жаль их, конечно… Вот мы их жалеем, а они нас.

ЖИВИЦА У женщин так.

МАСЛОВ Но, если честно, черные дыры меня больше волнуют… Еще на олигархов, конечно, интересно было бы посмотреть… Они нарядные. Кажутся глуповатыми, но красивые, нарядные… Слушай, я обратил внимание, у них рты как-то приоткрыты всё время. Как будто насморк или недоумение.

ТУЗОВ Ты где видел-то их, Павел Потапович?

МАСЛОВ По телевизору. Они не знают, что я их вижу, потому ведут себя естественно. Так вот, в естественном состоянии их открытые рты прямо-таки бросаются в глаза… Открытые или приоткрытые. Может быть, во время приемов и бракоразводных процессов они рты закрывают, но в естественном состоянии, когда никто, как им кажется, за ними не подсматривает, они тотчас рты открывают. Им так удобнее, наверное. Что скажешь?.. А, может быть, насморк или недоумение. Что-то в этом роде. И щетина. Не бреются. Я их понимаю, некогда. Торопятся. Спешат… Трудно, наверное, так жить, с приоткрытым ртом… Простужаются, скорее всего… Как будто чего-то недопонимают… С удовольствием познакомился с кем-нибудь из них. Чисто из любопытства. Может быть, перекинуться парой слов. Просто убедиться, что они такие же, как мы… А так, мне от них ничего не нужно… На что они нам? Денег нам не надо. Деньгами мы не пользуемся. Цивилизации у нас хватает… То есть, кроме вот такой унылой внешности и нарядов, ничего особенного я в них не нахожу… В этом смысле даже падшие женщины кажутся более привлекательными. Я уже не говорю о черных дырах… У тебя нет знакомцев среди олигархов?

ТУЗОВ Нет.

МАСЛОВ А среди падших женщин?

ТУЗОВ Я не знаю, кого ты называешь падшими женщинами.

Пауза

МАСЛОВ Но ты их не презирай.

ТУЗОВ Кого?

Пауза.

МАСЛОВ Через не хочу жалей. Не думай, у них трудная судьба.

ТУЗОВ О ком ты говоришь?

МАСЛОВ Обо всех.

ТУЗОВ Хорошо.

МАСЛОВ Обещай мне.

ТУЗОВ Обещаю.

Пауза.

МАСЛОВ Это же каких высот человечество достигло, если черные дыры выращивать научились?! (Пауза.) Собственно, в городе, кроме черных дыр нет ничего интересного. Разве что Голем.

ТУЗОВ Метафизическое.

МАСЛО Голем?

ТУЗОВ Голем, да.

МАСЛОВ Все же метафизическое?

ТУЗОВ Метафизическое.

Пауза.

МАСЛОВ Справедливости ради, у нас тоже метафизического хватает. Но наши чудеса – теплые. Понимаешь, что я имею в виду? Именно что теплые чудеса… В прежние времена кизяками бани топили. Но жили дружно. Все. Люди, камни, рыбы, козы. (Пауза.) Ты, Ваня, вот что, перебирайся к нам окончательно. Давно пора. У нас и молочко козье, и сами козы, и прочее… Вот хорошо, что коз упомянуть не забыл. Мы же всё забываем, Вань. Столько впечатлений – и всё прахом… Козы, люди, шерочка с машерочкой…

ЖИВИЦА Козлы.

МАСЛОВ А чем козлы плохи? Не согласен. Здесь я с тобой, Лариса, не согласен. Незаслуженно оболганное животное. На самом деле они умные, добрые. Я бы даже сказал, талантливые. Ну и что, бородки? Посмейся тихонечко про себя, но не унижай… Унижение всегда рядом. При знакомстве с курсом истории складывается такое впечатление… И тюрьма, не приведи, Господи!.. И чем им козлы не угодили? Это из-за сходства с чёртом. Прости, Господи… А кто его, чёрта-то видел?.. Но, Ваня. Возвращаюсь к теме твоего окончательного и бесповоротного переезда. Опять же у нас никто не болеет. И данная информация тебя, Иван Сергеевич, как немолодого уже доктора, должно заинтересовать… Категорически не болеем. Внезапно помираем. Вот как Иван Павлович. Как говорится, на взлете… Именно, что на взлете. Печальный каламбур… Вроде был, был, а вот уже и нет его. Видишь, какая штука?.. (Гримаса плача.) Оказывается, смертны мы, Ваня. Не всякий день об этом думаешь, но когда, случается, умирают, в особенности близкие, домашние и родные, сразу прозреваешь. Невольно, Ваня… Оно, козёл-то умрёт, и то сердце заходится… А у вас, в городе, подолгу болеют. Да, Ваня? (Наполняет стаканы.) Давай-ка, давай! Давай помянем, не отлынивай. (Живице.) Давай-ка, Ларисочка, голубка. О себе покуда забудь. (Тузову.) Ну, что?

Выпивают.

МАСЛОВ Что же это за явление такое судьба? Вот, говорят, злодейка. А ведь не зря говорят… Посмотрим. Что же она вытворяет? А что захочет, то и вытворяет. Предугадать, осмыслить – никакой возможности… (Живице.) А я ведь тоже когда-то плясал, Ларисочка. Вот ты не веришь, а я плясал. Еще как! В цирке. Смолоду… Вижу, сомневаешься, Я и сам уже сомневаюсь. (Тузову.) Всё же любви там, наверху мало, вот что я тебе скажу, Ваня. Любви, сострадания… Оно, конечно, и здесь, в нашей среде любви не хватает. Но мы что? Мы подпорчены событиями и надеждами. Это у нас с раннего детства, с первого подзатыльника, как говорится. Обиды накапливаются. Выхода им в большинстве случаев не даем. Стесняемся… Потому толстеем, суровеем… Здесь – понятно. В особенности в городе. Совершенства пока не достигли. Далеко нам до совершенства. Но там-то, наверху, где, казалось бы, покой и воля, вечность и бесконечность? Гога и Магога, шерочка и машерочка, и всё такое. Где все и всё уже на одно лицо, там-то, отчего бы не любить? Это же милое дело – любить. Истома разливается, радость. Солнце, птички Божьи, ангелы и херувимы, всё такое!.. Ан, нет. Не получается. Что-то мешает. Соринка в глазу. Маета и колотье… А давай-ка разберемся, что это за колотье и откуда в глазнице сор?.. Никогда не задумывался?.. А это, Иван – обиды и глупости. Вот что это такое. Стало быть, мы свои обиды и глупости с собой в последний путь забираем?.. Барахло, стало быть, бросаем, а с дуростью своей расстаться не можем? Так получается?.. Выходит, дурость наша – непременная наша примета, а, возможно, и суть?.. Но этого не может быть. Потому что, если так, тогда зачем?.. Шарада, Ваня… Нет, справедливости ради, изредка судьба благоволит. Бывает, пряничек подсунет, напоит, бывает. Опять же в пляс пустит. А по сути – каприз и только… Не любовь. Нет, не любовь. В том смысле, как мы с тобой понимаем любовь… А вот какой любовь должна быть, Ваня? Безбрежной, мечтательной… Невыносимой. Вот слово… А какова суровая действительность? Какова наша доподлинная жизнь и перспектива?.. Детский дом, Ваня. Ансамбль «Веревка».

ТУЗОВ «Березка».

МАСЛОВ «Веревка». Намеренно изрек. Тягостная ирония… Обратил внимание, как они шествуют?

ТУЗОВ Кто?

МАСЛОВ Женщины из «Веревки».

ТУЗОВ Хоровод?

МАСЛОВ Не знаю, как называется. Живое кольцо образуют. Может быть и хоровод… Наверное, хоровод. Шествуют. Все на одно лицо. Точно отражения. Лентой проистекают… А ведь у каждой отдельной голубушки своя обида, возвращаюсь к обидам, своя обида, свой невысказанный вопрос. Без ответа… Нет ответа, Ваня. И не будет ответа. Ни ответа, ни озарения… Они же, Ваня, как в тумане. Ничего не понимают.

ТУЗОВ Кто?

МАСЛОВ Хоровод. Гиблое дело. Им страшно, и мне за них боязно… Обреченность.

ТУЗОВ Всё что-то болтаешь, болтаешь…

Пауза.

МАСЛОВ Это у них, Вань, на личиках написано живописных.

ТУЗОВ Что?

МАСЛОВ Уроборос.

ТУЗОВ О, Господи!

МАСЛОВ Так и есть, Ваня… Боюсь, вляпались мы таки, Ваня.

ТУЗОВ Куда?

МАСЛОВ В бесконечность.

ТУЗОВ Ты, Паша, с медовухой не части.

МАСЛОВ Нет, нет, что ты! (Пауза.) Этак лентой выстраиваются. Петлей… Эх, женщины, женщины! А ведь сказано – не стройте планов несть числа!

ТУЗОВ Кем сказано?

МАСЛОВ Мною… Нет, Ваня, правда, какая-то безответственность, честное слово… Вроде бы улыбаются. Щечки нарумянены.

ТУЗОВ Русское.

МАСЛОВ Как?

ТУЗОВ Очень по-русски.

ЖИВИЦА Да, у женщин так.

Пауза

МАСЛОВ А я вот знаете, друзья мои, о чем сейчас подумал? Женщины, друзья мои – все русские. Даже, к примеру, датчанки… Самоотверженность, косы, блеск в глазах. Преданность. Да, да, не редкость… Ни с чем тот блеск в глазах не спутаешь. (Смеется.) Как улитки, честное слово. Ничего не понимают. Шествуют и всё… Хоть в полымя, хоть в огонь… Избы горят каждое лето. Но мы их тушим. И весьма удачно. Не то, что в городе… Хорошо настоящим улиткам, им о таких вещах не нужно думать. (Пауза.) Вот за что Ваню пуля настигла? Скажи, Ваня, за что?

ТУЗОВ (Вздыхает.) Не жилец он был.

МАРИЯ Как ты сказал, Иван Сергеевич?

ТУЗОВ Месяца два, не больше ему оставалось. Всё к одному.

МАРИЯ Всё к одному? Ты сказал «всё к одному»?!

ТУЗОВ Маша, да. У Ивана был рак, Маша. Да. Разве ты не знала? Метастазы… Впереди только боль, Маша, да. И больше ничего. Боль, и больше ничего… И знаешь, нужно так говорить. В подобных обстоятельствах надобно так говорить… Плохо так говорить, но… хорошо. Нужно так, Маша.

МАСЛОВ (Марии.) Навроде утешения, Машенька… Ты не перечь. Он же специалист, разбирается. Ты его слушай, соглашайся.

Настя заходится в рыданиях, закрывает ладонями лицо, убегает в дом.

МАРИЯ Настя, девочка! (Тузову.) Вы, врачи – циники, я это всегда знала.

ТУЗОВ Да, циники.

МАРИЯ Вы же мертвых и живых не отличаете. Путаетесь. В мертвецких булочки кушаете. С младых ногтей вас к этому приучают.

ТУЗОВ Да, Маша, циники. А иначе как?.. А иначе, Маша не бывает. Иначе – долой из профессии… Романтикам в нашем деле, Маша, трудно. Невозможно. Романтики спиваются… Все спиваются. Кто-то раньше, кто-то позже. Это беда наша, Машенька.

МАСЛОВ Но и доблесть, заметьте.

МАРИЯ Наверное, ты прав. Но мне этого не понять. Не по душе мне это.

Пауза.

ЖИВИЦА (Скороговоркой.) А вы, Марьванна? Вот вы, Марьванна, стол накрываете. Ивана Павловича еще не вынесли, а вы уже стол накрываете. Каково ему? Ивану Павловичу? А ведь он, прошу заметить – покойник. И пока еще с нами. И впредь… Конечно, Настенька расстроилась… Вот Настенька и расстроилась… Где же это видано, Марьванна, покойник еще с нами, а столы уже накрываются?! Давайте уж вынесем как-нибудь, похороним, как водится. Тогда уж и столы накроем.

МАСЛОВ Стол.

ЖИВИЦА Что?

МАСЛОВ Один стол… В единственном числе… Во всяком деле точность требуется, раз уж до деталей предметный разговор пошел.

Пауза.

ЖИВИЦА Я что-то не то говорю… Лишнего выпила… Не слушайте меня. Нервы сдают, сама себе не рада… Простите меня, Марьванна. Сама себе не рада, честное слово.

МАСЛОВ Вот и выветрилось. Вот за что я нас люблю, еще поругаться не успели, а уже выветрилось.

ТУЗОВ Русское. Очень по-русски.

МАРИЯ (Живице.) Следователя ждем.

ТУЗОВ Оперуполномоченного.

МАСЛОВ Опера. Они любят, когда их операми называют. Коротко – так «опер». Как выстрел. Чётко так. «Опер»… Славные люди эти опера. Самоотверженные. Постоянно ранения. Постоянно… Ранения, контузии… Тоже выпивают, не без этого.

МАРИЯ Ждем прокурора, одним словом.

МАСЛОВ Прокурор – удачно. Вот прокурор, мне кажется – очень удачное слово. Сказал, сразу всё понятно. Сказал – тотчас холодный пот по спине. Хотя, вроде бы и не совершал ничего… Да как не совершал? Всё равно совершал. Все совершаем…

МАРИЯ Вот и получается. Прокурора с дороги покормить нужно? Нужно. Лесника нового ждем. Уже выехал. С минуты на минуту прибудет. Покормить нужно? Нужно. Дальше убивец Васька Кузовлев с повинной явится.

ТУЗОВ Он теперь сюда носа не сунет.

МАСЛОВ Явится, я его знаю. Обязательно придет.

МАСЛОВ Хороший мужик. Честный.

МАРИЯ Убивец.

МАСЛОВ Это только так говорится. А ты встань на его место?.. Бестолковый немного, но хороший… Васька со зла убивать не станет. Если только расходится – может, а со зла – ни за что… На спор – может, а так, чтобы во вред? Ни в коем случае… Совестливый. Если убил – обязательно каяться придет.

МАРИЯ Покормить надобно? Непременно… Опять же вас, троглодитов, кормить нужно. Поминаете, как не покормить? Медовуха-то крепкая… Ноги уже гудят. Ничего, мне на пользу. Отвлекаюсь маленько.

ТУЗОВ Маша, стол уже ломится, зачем так много?

МАРИЯ А как иначе? А иначе не умеем. Покушать, так покушать.

ТУЗОВ Патриархальное.

Пауза.

МАСЛОВ Не люблю я чужих, честное слово. Понаедут, всё нарушат. Хлопоты уже привнесли одним только намерением. Чужим всегда что-нибудь нужно. Мало ли что у них случается, взять меня, так мне и дела нет. Конечно, если обращаются за сочувствием, оно, конечно, в этом вопросе всегда поддержка надобна, но мы же ни о чем не просим. Живем себе и живем. Притерлись как-то. И даже радость присутствует… Ну, случилась беда. Так мы с той бедой, глядишь, справились бы как-нибудь. Если нужно осудить, сами осудим. Дурацкое дело – нехитрое… Что же до лесника, так оно уже как-то устоялось. Вроде бы он и не нужен. Браконьеров не наблюдается. С браконьерами Виктор всегда управлялся.

ТУЗОВ Так-то оно лесник нужен, конечно.

Пауза.

ЖИВИЦА (Марии.) Марьванна, вы меня не слушайте.

МАРИЯ (Живице.) А ты, Лариса, покушай. Ты не жди не кого. Тебе нужно покушать.

ЖИВИЦА У меня с головой что-то творится. Я покойников боюсь, чужих боюсь, всего боюсь. Еще выпила много. Вот и болтаю. Сама себе не рада, честное слово. Простите меня, Марьванна.

МАРИЯ Да разве я не понимаю?

Пауза.

ТУЗОВ (Взрывается.) А холерные бараки, Маша?! Да что там бараки? Однажды целый табор цыганский. Холера. Просто пожар! А они не удерживаются. Разбегаются, куда глаза глядят. А мужика в позапрошлом году бык забодал? Температура – сорок шесть. Глазные яблоки уже закипают, пузырятся. Вот, кстати, пузырчатка. Рука по локоть в полость заходила. А когда они рожать начинают? В особенности цыгане? Да по двое, по трое. Им же непременно рожать нужно. А холера? Шестьдесят семь часов на ногах! Бесперебойно. Оспа. Материалов нет. Антибиотиков нет. Воды нет. Вши. Буйных каждый день поставляют. Один в ступоре. А на пороге ребятишки. Шесть душ. Малютки. Самый крохотка у Лексеича на руках. Лексеич – фельдшер мой. С катарактой. Ничего не видит уже. Я его спрашиваю, где же их мамка? А нет мамки, отвечает, преставилась. Точнее, я ее топором зарубил. А сам, ну совсем не видит. Она самогонку гнала, да мужиков в дом водила. А малютки целый день голодными сидели, говорит. Нужда страшная. Убил. Да. Убил. Непросто так или из корысти. Во благо. Взываете к состраданию? Вот вам сострадание. Разве нет? Рассказывает, сам плачет. Лексеич. Видели когда-нибудь как слепые плачут? Сердце на разрыв. А у крохотки, того, что у него на руках, цыганенка, ухо на ниточке болтается. Посинел уже. И беженцы. Беженцы, беженцы. В струпьях, в зеленке, голодные. Глаза как угольки. Злые. Того и гляди, зарежут. В палатах по пятьдесят человек. Только что на потолке не спят. Тут Лексеич и говорит, обухом по голове, снег на голову, малютки теперь у нас в госпитале жить будут. В кладовке с котятами вместе. Те воют, мамку зовут. Малютки, не котята. Котята как раз притихли. А где я им мамку возьму? Померла мамка. То ли в самом деле Лексеич убил, то ли от холеры померла. Оспы тысячу лет не было. Оно, может быть, и не оспа, конечно, но суть дела не меняет. Действительно, выть хочется… Вот, к слову, и Лексеич спивается. Да уже, почитай, спился. Как-то постарел разом… Видишь как, Машенька?

Пауза.

МАСЛОВ Обухом?

ТУЗОВ Что?

МАСЛОВ Обухом убил?

ТУЗОВ Не знаю… (Марии.) Видишь как, Машенька?

МАРИЯ Так-то оно так. Разве я не понимаю? Как тут не понять? И жаль мне всех. А душа не лежит ко всему этому.

МАСЛОВ (Марии.) Это вот, Маша – город. Вот то, что Ваня сейчас рассказал – и есть город… Маша, в город не ногой. Ни в коем случае. Заклинаю.

МАРИЯ Я и не собираюсь.

МАСЛОВ И правильно, и даже и не подумывай… И Настеньке запрети. Большенькая уже Настенька-то. Мало ли что? (Пауза.) Да, годы идут. Неумолимо. Не за горами то время, когда мочу будет не удержать. Верно, Ваня, говорю? (Пауза.) Да, с докторами дружить надобно. Хотя, по совести, ты Ваня, не обижайся, толку от вас немного… Почему так? Не понимаю. Вот уже старость близко, а я ничего не понимаю. Себя не понимаю. Как в тумане всё. Хоть в тот хоровод становись, честное слово.

СЕДОВ (Читает вслух.) «Заштопанный чулок лучше разорванного, чего не скажешь о самосознании».11
  Г.В. Ф. Гегель


[Закрыть]

МАСЛОВ Виктор! Батюшки-светы! Кто же это у нас проснулся? (Седову.) Виктор, посмотри, какой вечер! Чистые сливки. Уму непостижимо. Прощание. Природа прощается со своим лесником… Витя, Иван Павлович скончался. Ты в курсе?

СЕДОВ Не спал я. Читаю… А что за человек?

МАСОВ Иван Павлович?!

СЕДОВ Да нет, не Иван Павлович.

МАСЛОВ А какой человек?.. Виктор, ты о том человеке забудь, давай Ивана Павловича помянем. Мы Ивана Павловича поминаем. Святое дело. Давай-ка, давай.

СЕДОВ Не пью я, знаешь. Зачем предлагать?

МАСЛОВ А я пить не предлагаю. Не та ситуация, Витя. Помянуть же – святое дело.

СЕДОВ Что за человек? спрашиваю.

МАРИЯ О ком ты, Виктор?

СЕДОВ Лесник новый, что за человек?

МАРИЯ Геблер. Ты его должен помнить. Он приезжал года два назад.

Пауза.

ТУЗОВ А случись война, Мария? Теперь, при нынешнем оружии, солдатики-то не особо понадобятся. Кому поле брани возделывать? Нам с Лексеичем и возделывать. И то не факт. Да и кого пользовать при нынешнем оружии? Благо, спирт еще не отменили. И то, если по совести, не факт… Видишь как, Машенька? (Вздыхает.) Павел Потапович, к сожалению, прав, не всегда случается к жизни вернуть. (Маслову.) Но, знаешь, Паша, всякое бывает. Вот ты чудеса прославлял, так я с тобой соглашусь. Чудеса случаются. Притом в нашем деле чудес даже больше, чем не чудес. Это если объективно.

МАСЛОВ Прославлял, не отрекаюсь. А как иначе?

Картина вторая

Те же действующие лица.

СЕДОВ Немец или еврей Геблер этот?

МАСЛОВ Русак чистокровный. Белесый. На зимнего зайца похож. А шея как у лебедя.

МАРИЯ Высокий такой, сутулый, с шевелюрой.

ТУЗОВ Болезненное лицо. Чахоточное. Не жилец.

МАРИЯ Путь приезжает, милости просим. Не выгонит же он нас?

ТУЗОВ А вот это не факт.

МАРИЯ Господь управит.

Пауза.

ЖИВИЦА Я, Марьванна, вот что подумала, Марьванна, замуж ей надо, Настеньке. Замуж ей пора.

МАРИЯ Да она ребенок еще, Лариса. Чушь какая! Забудь.

ЖИВИЦА Может быть и чушь, но у женщин так.

МАРИЯ Типун тебе на язык.

ЖИВИЦА Ой, Марьванна, и так болею. Одинока, потому и болею. Женщине одной завсегда плохо. Даже ребенку. (Тузову.) Маленькая собачка – до старости щенок.

МАРИЯ А это ты к чему сказала?

ЖИВИЦА Что сказала?

МАРИЯ Про собачку.

ЖИВИЦА Вырвалось. Само.

Настя возвращается со столовыми приборами в руках.

НАСТЯ (Живице.) Спасибо Вам, тетя Лариса. Вы мои мысли доподлинно прочитали. (Марии.) Действительно, мама, пора мне семьей обзаводиться. Что я всё подле вас, да подле вас. Так и состарюсь подле вас. В нелюбви. (Маслову.) Благодарствуйте, дядя Паша. Про нелюбовь вы в самое яблочко попали.

МАРИЯ (Насте.) Да разве я тебя не люблю?

НАСТЯ А ты Павла Потаповича послушай. Павел Потапович правильно подметил.

МАСЛОВ Нет, Настенька, ты неверно всё истолковала. Не то, не о том я, Настенька… Сомнения. Прежде всего, сомнения. Понимаешь, бесконечность – такая штука. Больше, чем жизнь или справедливость. Нас к этому никто не готовил. Вот ведь какая штука получается.

НАСТЯ А любви не было, и нет.

МАРИЯ Дочь, что ты такое говоришь, дочка?

НАСТЯ Я, мамочка, своего мужа беречь буду. Умереть преждевременно не позволю.

МАРИЯ А вот это, Настенька – жестоко.

НАСТЯ За Геблера выйду. Я евреев люблю.

МАСЛОВ Русак чистокровный. Скандалист, деспот.

ЖИВИЦА Правильно. А если окажется немцем – порядок наведет. (Марии.) Вы меня, конечно, простите, Марьванна, но как-то захламлено у вас всё. Свиньи на заднем дворе дерутся, бегемот не кормлен, зевает.

МАРИЯ Матюша. Он всегда зевает. Еще ребенком был, все время зевал…

ЖИВИЦА И вообще, откуда у вас бегемот, Марьванна? Ведь это – знак. И, помнится, нехороший знак.

СЕДОВ Пожрет ваших свиней, Мария. Я вам не раз уже говорил. Раньше или позже пожрет.

МАСЛОВ Глупости какие.

СЕДОВ И вас всех пожрет. Бегемоты – такие. Не смотрите, что зевает. Не обольщайтесь. Надо бы избавиться от него.

МАРИЯ Он милый. Когда принимали, думали поросенок.

МАСЛОВ А Геблер – русак беспросветный. В крайнем случае – грузин. Чистокровные грузины светловолосые. Да и фамилия грузинская.

ТУЗОВ Это Геблер-то грузинская фамилия?

МАСЛОВ А почему нет?

ЖИВИЦА Замужество – счастливая мысль. (Марии.) И брак этот удачным будет. Тут тебе и любовь, и расчет. Потом вспомните меня.

НАСТЯ Я своего грузина беречь буду. Умереть прежде времени не позволю.

ЖИВИЦА Опять же песня застольная вернется. Если Геблер приживется – все петь будем. А что? Лично я – с удовольствием. Может быть, слух восстановится. Я ведь в детстве хорошо пела… С другой стороны у евреев семьи крепкие.

СЕДОВ (Живице.) Дура.

НАСТЯ Мне кажется, что я его уже люблю.

МАРИЯ Кого, дочка?

НАСТЯ Геблера.

МАРИЯ Дочь, что ты такое говоришь, дочка?

НАСТЯ Я, мама, в девичестве, как отец, умирать не намерена.

МАРИЯ В голове не укладывается. Отец твой мужчиной был. При чем здесь девичество?