Текст книги "Янтарная камера"

Глава 5

Алексей, завернутый в сырую мешковину, лежал в кузове грузовой «Газели», у переднего борта, за какими-то ящиками и мешками. Машина тряслась по проселочной дороге. Приближался рассвет.

Пару раз машину останавливали на постах, проверяли документы у водителя и так называемого экспедитора. Однажды даже распахнули створки, заглянули в кузов.

– Трупы не перевозите? – пошутил постовой.

– Вы свои потеряли? – осведомился экспедитор. – Есть там один за ящиками, доставайте, если хотите, нам он не нужен.

Люди засмеялись, «Газель» покатила дальше.

Сознание изредка заглядывало в голову Корнилова, понимало, что оно здесь неуместно, и удалялось. Возможно, оно и к лучшему.

Дело немного поправилось, когда гвоздь, торчащий из кузова, оцарапал бедро Алексея. Он почти не чувствовал боль, но с этого момента был в себе.

О том, что в недрах руководства республики зреет заговор, в ГРУ было известно давно. Гибнет высшее руководство. Теракт списывают на украинских диверсантов. Изящная комбинация с привлечением определенных фигур в Москве. У руля встают заговорщики. Новый вектор развития, «человеческое лицо»!

Какие глупцы! Им невдомек, что в разведывательных структурах Запада работают отнюдь не гуманитарии. Под шумок, пользуясь неразберихой, украинская армия наносит удар, республика рассечена, Донецк отрезан. Пусть не вернут Донбасс, все равно воцарится смута, погибнут десятки тысяч людей.

Когда они собираются начать? Явно не завтра, не через неделю, это рано. Месяц, два, три. Приурочат к какой-нибудь дате, к Генассамблее ООН, к Новому году с его бардаком.

Машина остановилась. Послышались приглушенные голоса, мол, примите, распишитесь. Конвоиры вытаскивали его из машины, разумеется, не так бережно, как хрустальную вазу. Они натянули ему на голову мешок и забросили в кузов другой машины.

«Как это просто для знающих людей, – лениво ворочалось в сознании Алексея. – Взмах волшебной палочки, и ты уже на территории сопредельного государства. А мы еще недоумеваем, каким образом диверсанты к нам проникают».

Руки его были связаны. Он снова погрузился в трясину беспамятства и очнулся через несколько часов, уже в третьей машине. Алексей даже не заметил, как в ней оказался. Зарешеченный отсек, не маленький, но и не очень вместительный. Две лавки вдоль бортов – приварены на совесть. Окна за решетками замазаны краской, но кое-как.

За бортом постепенно темнело. Снова вечер. Пленник весь день провалялся в отключке.

От пола исходила стужа, почти зимняя. Ветер проникал сквозь щели в кузове. Временами по крыше барабанил дождь.

Алексей собрался с силами, подполз к лавке, подтянулся, поочередно забросил на нее локти, колени. Наблюдай кто за ним в эту минуту – обхохотался бы. Он влез на лавку, сжал ладонями пылающие виски.

Потом арестант нашел в себе силы, поднял голову, огляделся. Он находился в небольшом автозаке. Переднюю часть салона отгораживала стальная переборка. Там кто-то разговаривал, преимущественно матом, разумеется, русским. В обезьяннике Алексей был один.

Замерзший, избитый человек ощупал лицо, похожее на кровоточащий фонарь. Мама родная не узнала бы, не умри она четыре года назад от безжалостной меланомы.

Добрые люди пожалели его, вернули на ногу потерянный ботинок, только шнурок не завязали. Куртка порвалась, штаны стояли колом от грязи и засохшей крови. Волосы были какие-то липкие. Он провел по ним ладонью, понюхал и едва подавил тошноту.

Алексей растянулся на лавке. От деревянных плашек, стянутых стальными скобами, не так несло холодом, как от пола. Он постепенно возвращался к жизни. Просыпалось обоняние. Ему страшно хотелось пить, а вот мысль о приеме пищи вызывала отвращение.

Возвращалась память, способность мыслить логически. Уже без малого двадцать часов он покорял просторы украинского государства. Видимо, с востока на запад. При продвижении на юг автозак давно уперся бы в Черное море. Страна, конечно, большая, но не Россия.

Предатель Былинский был прав. Заговорщики знали все. У них имелась мощная информационная поддержка.

Майор Корнилов из ГРУ выполнял в Донбассе секретное задание командования. Его навязали из Москвы комбригу полковнику Мищуку. Тот переадресовал Алексея в распоряжение Былинского. Мол, ценный боевой офицер, он тебе пригодится.

В ГРУ имелась информация, что Былинский – крот. Еще кто-то в его окружении, да и не только там, но и в Москве.

Из столицы был выслан некий господин Андерсон, полномочный представитель крупной международной авиакомпании. Он оказался передаточным звеном между кротами и североатлантической разведкой. От него и потянулись ниточки.

В Донбассе сотрудники ГРУ добрались до нескольких предполагаемых лазутчиков. Улик на них не было. Но уже давно происходил слив важной информации, выдавались тайны республик, кто-то ловко манипулировал финансовыми потоками, поступающими в ДНР и ЛНР.

Противник оказался сильным и непредсказуемым. Он на шаг обыгрывал разведывательное управление, и конечная цель его по-прежнему оставалась неясна.

Майор Корнилов благополучно выбыл из игры. Пора было подумать о себе. В загробную жизнь он верил с трудом, значит, обязан был выжить.

Ночь еще не кончилась, когда водитель сделал очередную остановку. Заскрежетали ворота, машина въехала в какой-то двор и замерла. Голоса людей терялись за порывами ветра.

Подошла еще одна машина, встала неподалеку. Людей во дворе становилось больше, кто-то выругался. Хлестнула затрещина, человек упал. Вспыхнула перепалка.

Алексей, кряхтя, поднялся с пола, перебрался на лавку. Пару минут назад его стошнило, и стало легче.

– Да мне начхать, Василь, на ваше начальство, – злобно выговаривал мужской голос за бортом. – Я сам себе хозяин, понял? Мне плевать, кто тебе приказывает, СБУ, вояки из разведки. Прибыли сюда, значит, будь добр прислушиваться к моему мнению. Нет здесь никакой СБУ и полиции. Все на общество работают.

– Петро, я тебя понимаю, но и ты меня тоже пойми. – В голосе человека проскакивали заискивающие нотки. – Это не какой-нибудь участковый приказал. Бери выше. Я сам не знаю, что это за крендель, при нем нет никаких документов, но приказали упрятать подальше до особого распоряжения, не бить, откормить, вылечить.

– Вот у меня и вылечится. Свежий воздух, природа. Чего ему сидеть в твоем подвале? Не обижу твоего зэка, скажешь, что я взял его на время, под свою ответственность. Надо будет – верну. Ты пойми, мне рабочие руки нужны, а этот парень хоть побитый, но крепкий. Мне тоже плевать, кто он такой – заворовавшийся чиновник или самый главный из донецких террористов. Пусть работает. Мне Дубринский лес сносить надо, там работа каторжная. Вольных хрен заставишь. Сачками любят помахать, а чтобы нормально пахать – куда там. В общем, по рукам, Василь? За мной не заржавеет, ты же знаешь. Перевоспитаем заодно твоего кренделя. Труд освобождает, облагораживает.

– Не знаю, Петро. Куда тебе еще? У тебя уже двое в машине сидят.

– Будет еще один. Трое ведь больше, чем двое, разве нет? Ты же не хочешь, чтобы начальство узнало о твоих подвигах в Ростополе? Смотри, Василь, я ведь не всегда таким добрым буду.

– Ты мне руки выкручиваешь, Петро, – из последних сил сопротивлялось ответственное лицо. – А если он сбежит?

– От меня? Ты слышал хоть об одном таком случае? Подыхают, да, бывает, но я тебе обещаю, что с этим кексом ничего не случится. В любимчики запишу. В общем, решай проблему, Василь. Я сейчас уезжаю, хочу, чтобы к утру вся эта гвардия была на объекте.

Окончания беседы Алексей не помнил. Обморок накатывал на него волнами.

Через какое-то время крепкие дядьки вытащили Корнилова из машины, доволокли до заднего борта грузовика с металлической будкой и бросили на пол.

«Хватит терять сознание, – уговаривал себя Алексей. – Соберись, будь мужчиной».

Внутри валялись какие-то покрышки, битая деревянная тара. Он полз к стене, царапал руки, вцепился в какой-то крюк, чтобы приподняться.

Рядом ругался молодой щекастый субъект в болоньевой куртке. Он размазывал слезы по щекам, шмыгал носом, при этом выражался, как портовый грузчик. Парень сидел на корточках, прислонившись к борту.

В дальнем углу скорчился еще один тип, жилистый, невысокий, с каким-то болезненно бледным продолговатым лицом, похожим на капсулу от лекарства. Он взирал на происходящее с постной миной. Половина его физиономии была погружена в тень.

Захлопнулись двери, загудел мотор. Машина тронулась, долго разворачивалась в тесном дворе, потом, покачиваясь, двинулась в путь.

Молодой мужчина с мясистой физиономией вскинул голову.

– Да что это делается, господи, – пробубнил он сорванным голосом, вдруг вскочил, бросился грудью на запертую дверь, принялся бить в нее кулаками, коленями. – Хлопцы, за что?! Я ничего не делал. Меня Швырень подставил, подлюка! Хлопцы, не брал я эти камни, отпустите меня!

Отчаяние придавало ему сил. Он со всей дури колотил по железу, сбивал кулаки, выл нечеловеческим голосом. Жестяная будка ходила ходуном, подпрыгивала лампочка, подвешенная к потолку.

Машина остановилась. Из кабины вывалились трое мужиков. Распахнулись створки. Крепко сбитые щетинистые конвоиры в сером утепленном камуфляже забрались в кузов.

– Неймется, Гоняйло? – прорычал самый накачанный из них, хватая бедолагу за грудки. – Сейчас мы тебя угомоним.

Парень получил увесистую плюху в челюсть, полетел к заднему борту, треснулся затылком, тоскливо завыл. Конвоир отправился за ним, расшвыривая ногами обломки тары. Он схватил бедолагу за грудки, нанес еще пару тяжелых ударов.

Его коллеги тоже не бездействовали. Один из них бросился к худому мужчине и принялся пинать его. Тот закрывался руками и помалкивал, благодаря чему избиение скоро прекратилось.

Грузный увалень шагнул к Алексею, который вообще был не при делах. Тот успел среагировать, повалился на бок вдоль борта, закрыл голову руками. Конвоир пару раз с оттяжкой ударил его ногой по бедру. Боль разлетелась по телу, нижние конечности ломала судорога.

– С этим не усердствуй, Шаховский приказал, – проговорил напарник этого увальня, и тот оставил Алексея в покое.

– Что, сука, еще выступать будешь или заткнешь свою пасть? – осведомился конвоир у бедолаги по фамилии Гоняйло.

Тот не ответил, вздрагивал, отгородившись от мира руками.

Конвоир плюнул ему на голову и спрыгнул на землю. Остальные посыпались за ним. С протяжным воем захлопнулись створы, лязгнула накладная задвижка. Машина дернулась, затряслась.

«Вот ты и попал, майор, по самые помидоры, – подумал Алексей. – Приобрели тебя как дешевую рабочую силу. Для чего, интересно, она нужна?»

Догадка брезжила в его голове, но уверенности не было. Он уже устал бороться с болью. Откуда брались силы не умереть? Теплая куртка и штаны пока не давали ему загнуться от холода. Но стужа уже обосновалась в организме. Алексея постоянно тянуло в сон.

Когда он очнулся в следующий раз, машина стояла. Алексей вытянул шею, попытался высунуться в окно.

Дорогу пересекал шлагбаум. На обочине стояли две брезентовые палатки. Между ними под жестяным навесом горел огонь.

Службу на посту несли крупные мужчины в серо-бурых маскировочных куртках, с короткими автоматами то ли чешского, то ли израильского производства. Бриться и мыться они явно не любили.

Один приблизился к кабине со стороны водителя, проверил документы. Мужчины перекинулись парой слов. Постовой понятливо закивал, отдал бумаги водителю, поправил ремень автомата, сползающий с плеча. Он отступил, смерил взглядом машину, заметил физиономию Алексея в маленьком окне. Оскалились прокуренные зубы.

– Ого, вот так баклажан. Ты чего такой синенький, амиго, укачало? – Для завершения приветствия он выстрелил в Алексея указательным пальцем.

Хрустнул рычаг трансмиссии, машина тронулась.

Алексей оторвался от окна, сполз по стене на сырую мешковину. Он не мог долго находиться в вертикальном положении. Его снова трясло вместе с кузовом.

Гоняйло застонал, повалился лицом на мешковину, затих.

Алексей покосился влево. Жилистый тип оказался рядом, сидел, привалившись к стене, глаза его были полузакрыты. Но он, видимо, почувствовал взгляд и сам посмотрел на товарища по несчастью.

– Алексей Корнилов, – представился пленник. – Ты кто, приятель?

– Дед Пихто. – Мужик невесело усмехнулся. – Пехтин Владимир. – Распространяться о себе он, видимо, не любил. – Красиво тебя отделали, Алексей. Ты реально как баклажан. Рожи не видно, только синяк во все ворота. Не слабо ты замаскировался. – Он издал вялый смешок.

– Где мы, Пехтин?

– А ты не знаешь?

– Я даже не знаю, в какой мы области, – проскрипел Алексей. – Меня из Харькова везут вторые сутки.

– Серьезно? – удивился Пехтин. – Да ты у нас лягушка-путешественница, да? Ну и за каким хреном тебя везут сюда из Харькова?

– Не знаю. Конфликт вышел, я в милиции работаю. Начальство подставило, я его на взятке поймал. Дело сшили, сказали, что в изолятор повезут, а все едем и едем, конца не видно.

– Так ты мент? – Пехтин нахмурился.

– Да, в полиции работаю, – повторил Алексей, облизывая пересохшие губы. – Майор.

Идея возникла внезапно. Он решил прикинуться немного примороженным, словно не от мира сего. Не тупым, просто тормозом с замедленной умственной и физической реакцией. Результат контузии, сильного удара по голове. Такое случается. Напоминает последствия инсульта. К тому же сильно притворяться не придется. Алексей такой и есть.

– И где тебя так разукрасили?

– Не знаю. Подвал помню. Мордовороты из патрульной службы пинали. Я тоже одного по челюсти двинул. Вот и все.

– А ты точно не из этих?.. – Пехтин как-то неопределенно покрутил головой. – Не из сепаров?

– Нет, не из сепаров. – Алексей покачал головой, как механическая кукла. – Из полиции я, из Харькова. Нет у нас сепаров, давно всех повыгоняли.

– Сочувствую. Досталось тебе, – пробормотал сосед.

– Где мы, Пехтин? – повторил Алексей начальный вопрос.

– Ровненская область, дружище, Полевский район, до границы с бульбашами километров семьдесят или меньше. Это уже Полесье. Проехали Ростополь, впереди Дубры. Поселок такой. – Он кивнул на подрагивающего Гоняйло. – Нас с Валькой из Городицы везут, мы там работали копателями. Тебя тоже в Городице подсадили.

– Везут-то куда?

– Да уже, считай, привезли. Дубринские леса через Корынь, на другой стороне от поселка. Там тоже прииски, уйма народа работает.

Алексей намеренно не задавал наводящих вопросов, чтобы не вызвать подозрения. Его догадки сбывались, и это не поднимало настроения майора разведки.

– Так тут же вольные работают повсюду, камешки сачками вычерпывают, – сказал он.

– Да, вроде как вольные. Но и тех гоняют так, что с ума сойти можно. Не нравится, устал – лишают всего, что заработал, и вышвыривают на дорогу, поскольку ты договор подписывал. В нем меленьким шрифтом прописан срок, который ты обязан оттрубить, даже если помирать будешь.

– А что у Дубринского леса?

– Штрафбат, блин. Лагерь для провинившихся, исправительное заведение. Называй как знаешь, сути это не меняет. Расслабишься на вольных хлебах, украдешь что-нибудь, с начальством повздоришь, подерешься или убьешь, не дай бог, кого-то по своей инициативе – сразу туда. А там есть специалисты по перевоспитанию. Жуткие страсти про это учреждение рассказывают. Работа тяжелая, охрана измывается. Туда на месяц запирают или на два. Освобождают, правда, редко, на усмотрение администрации. А если выпустят, то ты все равно должен отработать срок отсидки с удержанием из заработка. Многие там не выживают.

«Заливает он что-то, – подумал Алексей. – Концлагеря в демократической Украине строят для ополченцев и их пособников, не согласных с режимом. А для прочих – это вряд ли. Точно заливает».

– Так этот лагерь специально сделали?

– Нет, конечно, – ответил Пехтин. – В советские времена там был лечебно-трудовой профилакторий для алкашей и прочих наркоманов. Он от зоны ничем не отличался, те же порядки. Там даже не меняли ничего, только забор подлатали. Тамошний люд бросают на самые трудные работы. Лес раскорчевывать, просеки рубить. Охренеешь от такой нагрузки, маму проклянешь за то, что родила тебя на свет.

– А тебя за что закрыли?

– Да ни за что. – Пехтин скрипнул зубами. – Говорят, что утаил янтарь, добытый за день, решил налево сбыть, в обход официального учета.

«Ого, – подумал Алексей. – Тут даже официальный учет есть».

– А ты так не считаешь? Наговаривают на тебя?

Пехтин посмотрел на него с какой-то злостью, сплюнул на пол.

– Подумаешь, горстка камешков. Ладно, что было, то было. Плохо спрятал, бригадир нашел.

– А я не брал! – вдруг вскричал Гоняйло. – Это ты, Пехтин, ворюга, а меня подставили!.. – Он поперхнулся, стал надрывно кашлять.

– Да ладно, Валька, мне без разницы, брал ты или нет. – Пехтин пожал плечами. – Трудно устоять от соблазна, мать его. Бывает, натыкаешься на такие места, где этого янтаря хоть задницей ешь. А мужики рядом могут и не заметить. Но это так, ловкость рук. Умелец может и пару килограммов припрятать, потом сбыть. А я же, блин, за несколько камешков погорел, будь они прокляты!

– Так всегда бывает, – заметил Алексей. – Чем больше украдешь, тем меньше получишь. И наоборот.

– Уж ментам-то об этом известно, – процедил Пехтин, но как-то сразу смутился. – Ладно, парень, прости, ничего личного, как говорится.

– Сам-то откуда?

– Я с Запорожья, на заводе ферросплавов мастером трудился, пока тот вместе с отраслью не накрылся медным тазом. Денег нет, семья ноет, вот и решил в старатели податься. Под Городицей камни собирал, по триста гривен в день имел официального дохода. Знал бы, чем кончится!..

– А этот?.. – Алексей кивнул на Гоняйло.

– С Николаева это чудо, – ответил Пехтин. – Не умеет ни хрена, наивняк добродушный, а все туда же, за легкими деньгами.

– Ага, на себя посмотри, – вдруг проворчал Гоняйло.

Он уже не плакал, отлегло у человека, начал принимать реальность такой, какая она есть.

– Опытный, да? Тогда какого хрена ты в этом загоне чалишься? – спросил парень.

– Мальчонка прав. – Пехтин сокрушенно вздохнул. – Незадача у нас образовалась. Будем месячишко-другой ишачить на дядю, а там, глядишь, и подфартит.

Перспективы вырисовывались безрадостные. Алексей не знал, выдержит ли он все это.

Снова застучали бревна под колесами.

– Корынь проезжаем, – сообщил Пехтин. – Речушка здесь такая. Весной разливается, все в округе затапливает. От нее экскаваторы и роют каналы к вырубленным лесам. Эх, грехи наши тяжкие.

Алексей не удержался, снова подтянулся к окну. Равнины с островками кустарника сменяли осиновые и сосновые леса. В них не было ничего живописного. Природа отмирала, готовилась к зиме. Ветер трепал голые ветки.

Потянулась вереница холмов, поблескивающих проплешинами красной глины. Карликовый поселок, опоясанный забором, какой-то цыганский самострой. Снова малосимпатичные леса, болота в низинах. В стороне блеснула речка. Видимо, Корынь давала крюк.

В низине показался забор. Мощный, бревенчатый, он навевал ассоциации с американским фортом прошлых веков, какими их показывают в кино.

Заскрежетали ворота, грузовик въехал внутрь. Пехтин как-то судорожно сглотнул и быстро перекрестился. Гоняйло трясся от страха.

«Странно, – подумал Алексей. – По мысли Былинского, я должен находиться вовсе не здесь».

Отвалился задний борт, раскрылись створки. Выросла фигура охранника в мышином камуфляже. Простоватую прыщавую физиономию украшали пышные усы, которые он недавно ухитрился подпалить.

– И что, шарами будем лупать или сойдем-таки? – заявил он. – Выходим, господа, не стесняемся. Здесь все свои. Добро пожаловать в ваш новый дом. Да резче, суки! – взревел он, делая страшные глаза. – Прыткости не хватает? Так будем тренироваться!

Пассажиры торопливо полезли наружу, спрыгивали, втягивали головы в плечи. На лицах охранников, окруживших их, четко обозначилось желание размяться, заодно кровь погонять, а то прохладно что-то. Гоняйло, у которого штанина зацепилась за щепу в борту, мигом получил по затылку.

Алексей, к собственному удивлению, самостоятельно спрыгнул на землю, хотя ему и пришлось вцепиться в борт. Голова закружилась.

– Правое плечо вперед, шагом марш! – лихо скомандовал усатый тип, похоже, не так давно оставивший службу в армии. – На крыльцо по одному, руки за головы!

Алексей ковылял последним. Деревянное тело плохо слушалось, ноги не гнулись. Он украдкой озирался.

Просторный двор, две пустые бортовые машины, дощатые строения. Обширную территорию окружал забор в полтора человеческих роста. Собак не видно, караульных вышек тоже. Но над гребнем забора тянулись извивы колючей проволоки, доходчиво намекающие, что объект, как ни крути, режимный.

Прямо по курсу возвышалось двухэтажное строение с двускатной крышей. Веранда с перилами и опорными столбами. Алексей сообразил, что здесь располагалась администрация. Позади жилой барак, вытянутый, приземистый. С пустыря просматривалась только часть этого строения с зарешеченными окнами.

Справа у забора, в глубине – бревенчатый колодец. Там возились мужчины в грязных фуфайках, наполняли водой пластиковые баки.

Слева от крыльца стояла – Алексей не поверил своим глазам – полицейская машина. Вполне еще бодрый, характерно окрашенный «Ситроен». Рядом с ним курили два державных стража порядка и равнодушно наблюдали, как конвой гонит новичков к бараку. Они не видели в происходящем ничего необычного или противозаконного. В открытой машине попискивала рация.

Слева, напротив барака, уходящего вдаль, тянулась жалкая кустарниковая аллея. Там же стояла наполовину открытая постройка с плоской крышей, что-то вроде коллективной умывалки. Еще левее Алексей увидел длинный сарай.

На этом предварительное знакомство с курортом закончилось. Арестантов загнали в здание. Не били, но над душой висели грозно. Просторный холл, обшитый досками, справа коридор, напротив у стены – длинная колченогая лавка, вполне пригодная для коллективного повешения.

– Все сели! – пролаял усатый дядька.

В помещении, по крайней мере, было тепло. Арестанты сидели в ряд, опустив головы. Шевелиться никому не хотелось.

Холод отпускал, расслаблялись члены. В оттаявшее туловище Алексея возвращалась боль. Но ее можно было терпеть.

«А как же право на адвоката, на один телефонный звонок? – подумал он. – Бежать? Прямо сейчас? В ближайшее время? Нет, от этой благородной мысли придется отказаться. Я не смогу, сил не хватит, поймают. Да и куда бежать? На многие версты кругом незаконные янтарные промыслы, местность равнинная. Нельзя спешить. Надо присмотреться, терпеть, выждать, а главное – ничем не выделяться. Я тормоз, у меня замедленная реакция и проблемы с головой».

Автоматчики расположились у окна, вели беседу. Публика явно бывалая, но не из сиделых. Недавние менты, военные, тюремные надзиратели. Вся компания была неплохо откормлена. На зарплату, видимо, ребята не жаловались. Их щеки лоснились в тех местах, куда не добралась щетина.

Одеты основательно. Такие теплые куртки выдают охранникам в частных предприятиях. Ватные штаны болотного цвета, армейские ботинки на массивной подошве. Утепленные кепи.

Пистолеты-пулеметы на ремнях, которые они небрежно перекидывали через плечо. Алексей всмотрелся – чешские «Скорпионы», предельно компактные, относительно скорострельные, с коробчатыми магазинами на двадцать патронов.

Обладатель кустистых бровей что-то энергично внушал коллегам. Те сперва посмеивались, потом заржали.

Послышались шаги, в холл вошли двое мужчин. Автоматчики враз подобрались, поскучнели. Парочка приблизилась, уставилась на арестантов.

Один из них, рослый тип без амуниции и оружия, был в защитном облачении. Оно сидело на нем как влитое, хотя вряд ли имело глубокий смысл. С тем же успехом он мог надеть элегантную кожаную куртку. Холеный, гладко выбритый, с упругим седоватым ежиком. Возраст не читался. Ему с равным успехом могло быть и сорок, и пятьдесят. В глазах мужчины поблескивал иронический огонек.

Без всякого сомнения, главнее его был лишь Бог. Не только в лагере, но и на всей прилегающей территории. Он стоял, высокомерно задрав подбородок, расставив ноги, заложив руки за спину. Не хватало стека, ударяющего по голенищу, и эсэсовской фуражки.

Второй тип на его фоне смотрелся бледно. Приземистый, с какой-то недоразвитой шершавой физиономией, в которую Создатель забыл внести симметрию.

– Блестяще, – прокомментировал рослый господин. – Не работники, а выставочные образцы. Особенно вот этот. – Он с усмешкой уставился на Алексея.

Гоняйло как-то вдруг задергался, поднялся, застыл как свечка. Все правильно, надо вставать при появлении старшего. Пехтин немного подумал, закряхтел и тоже встал.

– А тебе, сука, особое приглашение? – прошипел, проглатывая букву «Г», субъект с шершавой физиономией.

Рослый мужчина помалкивал. Из глаз его сочился ядовитый сарказм.

Алексей поднялся. Он не был идиотом.

– Вот и славно, – сказал высокий человек и снова уставился на Алексея.

Голос этого господина был знаком арестанту. Именно он прошлой ночью заставил кого-то уступить ему Корнилова на какое-то время.

– Примите мои сочувствия, уважаемый. Вы похожи на перезрелую сливу, которую кто-то основательно потоптал.

Сосед важного человека подобострастно хихикнул, но тот не изменился в лице и продолжил:

– Не будем выяснять, кто вы такой и почему вас хотели упрятать за решетку на неопределенный срок. Радуйтесь, любезный. Сейчас вы сидели бы в камере. А у нас красота, природа, немножко подпорченная, конечно, хотя и не тронутая промышленностью. Вы в порядке?

Какой же цирк без зрителей? Подошли охранники, тихо посмеивались за спиной у хозяина.

– Все же интересно, что вы за фрукт, – задумчиво пробормотал сей господин. – Нет, не сказать, что я настолько любопытен. – Неглупые глаза придирчиво сверлили арестанта.

Стремление упрятать его подальше было, в принципе, понятно Алексею. Люди, с которыми контактировал Былинский на украинской территории, не собирались делиться добычей ни с СБУ, ни с армейскими разведывательными структурами. Корнилов был их козырем, который они решили сунуть в рукав. Вот только сделали это топорно, не учли специфику глубинки, где официальные структуры не имеют никакого веса.

– Корнилов, харьковская полиция, – скупо отозвался Алексей. – Конфликт с начальством, ложное обвинение.

– Фамилия русская, – проворчал тип с неприятной физиономией.

– Я русский. – Алексей пожал плечами. – Это отклонение? В Харькове много русских. Вы тоже не на суахили разговариваете.

– Наглец! – прошипел неприятный субъект. – Это же сепар, Петр Григорьевич.

– Ладно, разберемся, – заявил тот. – Мне, в сущности, по барабану, кто эти люди, лишь бы работали, не сеяли смуту и не помышляли о побеге. Загремели в наш пионерлагерь – сами виноваты. Глубже надо было прятать свои пороки. Моя фамилия Шаховский, я руковожу этим богоугодным заведением. Так ко мне и обращайтесь – «пан Шаховский». Этого господина просьба величать «пан Радзюк», он вам за сторожа, начальника охраны и отца родного. Со всеми жалобами – к нему. Вы очень кстати, господа. Мы разрабатываем новый объект. Дело ответственное и напряженное. Рабочие руки очень нужны. Располагайтесь. Вам покажут ваши спальные места. Пока вы свободны. – Язвительная ухмылка перекосила холеное лицо. – Посмотрим, что с вами делать. На работу вас отправлять уже поздно. Шагом марш в столовую, чтобы я тут не переживал, что вы голодные! – Шаховский засмеялся, но глаза его оставались холодными. – Кормушка в этом же здании, вход с обратной стороны, охрана покажет. Приятного аппетита. Надеюсь, вам понравится у нас. А вы, уважаемый господин Корнилов, как только закончите прием пищи, зайдите в медпункт. Вас осмотрят. Не волнуйтесь, у нас отзывчивый персонал, – завершил он под сдавленный хохот благодарной публики.

Хорошо, что хоть бить не стали. За это отдельное спасибо.

Парочка высокопоставленных лиц с достоинством удалилась по коридору.

– Что стоим, как в гостях? – мигом рассвирепел усатый охранник. – Может, вас шарфиком повязать и по спинке похлопать? Так это мы быстро! Все на выход и в столовую.