Текст книги "Иван Грозный. Конец крымской орды"

– Боярыня с сыном.

– Так они тут? – прохрипел Бордак и увидел своего ключника Герасима, бегущего по улице.

Он соскочил с коня и сквозь толпу, с недоумением глядящую на происходящее, бросился ему навстречу.

Они сошлись.

– Михайло Лексеич, родной ты наш, живой!

– Герасим! Где Алена, Петруша?

– Да тут они. Уже, наверное, знают, что ты приехал.

– Веди быстрее.

– Так ты давай на коне. Дом княжича на другом конце, прямо у реки стоит.

– Я покажу. Едем, Михайло! – сказал Парфенов.

Всадники буквально пролетели по улице и резко осадили коней у ворот, за которыми красовался терем.

Михайло соскочил с коня и увидел Алену.

Та без сил опустилась на лавку, поддерживаемая Марфой. К матери подбежал Петруша.

Бордак бросился к жене, рухнул на колени, припал к ее ногам.

– Родная моя, ты жива! Счастье-то какое!

– Михайло…

Она хотела так много ему сказать, но не смогла.

Парфенов как родных обнял своего городского ключника Андрея Серьгу, стряпуху Варвару, кормчего Демида Глухова.

– Как вам удалось уйти из Москвы? – спросил он.

– Бог милостив, все обошлось, – сказал Серьга. – Забрал я семью Михайла Лексеича с челядью да повел на ладью. В то время огонь был уже совсем рядом. Люди бежали от него, старались спастись в реке. Отошли мы от берега, и тут началось. Лодки налетали друг на друга, тонули. Кормчему Демиду Глухову да ребятам-гребцам спасибо сказать надо. Вывели они ладью ближе к другому берегу и пошли. Признаюсь, я очень уж беспокоился за боярыню Алену. Она же должна родить скоро, а тут такое! Ей Марфа помогала, Герасим оберегал. Я и не помню, как вышли на свободную воду. Но выбрались. А потом уже шли спокойно. Одного боялись. Придем в Стешино, а там татары. Или они уже были, разорили село да ушли. Как только вспыхнули посады, Демид перенес в ладью кое-какие пожитки, припасы. Того хватило бы дня на два, не более. Но и тут, слава Богу, обошлось. Село не занято татарами оказалось и не разоренным. Встретил нас ключник Николай, на подворье провел. Народ набежал, расспрашивал, что да как на Москве. А там!.. Боже упаси еще раз такое увидеть. В общем, сгорело все. С реки видно было, как огонь пожирает дома. Вот так мы и ушли. А ты, княжич? Как удалось выжить?

– Это длинная история. Потом как-нибудь расскажу. О подворье не кручинься. Новое возведем и дом больше прежнего поставим. А пока и тут всем хорошо.

– Татар боимся, Василий Игнатьевич.

– Не придут сюда крымчаки. Они на Рязань всей ордой пошли. Как разорят тамошние земли, двинутся на юг, к себе в Крым. Мы за ними шли, оттого и знаю. В полуверсте отсюда в роще дружина стоит. Пошли туда мужичка любого, пусть передаст наказ мой идти сюда. Припасов-то у нас хватит?

– Да, хватит. Стадо большое, хлеба, молока и мяса в достатке. А гонца я сейчас пошлю.

– Давай! Накажи селянам разместить ратников по своим домам.

– Сделаю, Василий Игнатьевич, – сказал ключник и убежал.

– Вот и вторая, самая главная хорошая новость, Михайло, – проговорил княжич.

– Да, Василь, у меня словно камень с плеч свалился.

– Сколько пробудем здесь, воевода?

– Отдохнем малость и в обрат пойдем, бить татар.

– Долго ли гнаться за ними будем?

– Покуда не уйдут с земель наших.

Парфенов вздохнул.

– Значит, долго. Ну что ж, на то мы и воины.

В село вошла дружина. Крестьяне тут же разобрали воинов по избам. Стешино – село большое, шестьдесят дворов. Места всем хватило.

Вроде самое время праздник устроить. Да слишком уж сильное горе навалилось на Русь, не до того было. Посему гости и хозяева обошлись баней, молитвой и ужином, после которого отправились на отдых.

Только Бордак с Аленой до позднего вечера сидели, обнявшись, на высоком берегу реки. Спать они пошли за полночь.

Село уснуло. Тут было спокойно.

Девлет-Гирей завел свою орду на рязанские земли. Противостоять ему было некому. Крымчаков преследовали только отдельные небольшие дружины. Они наносили им урон, освобождали полонян, но большего сделать не могли. Хан вернулся в Крым с огромным ясырем и вошел в Бахчисарай с триумфом. Он уже думал, как на следующий год покорит Русь, строил грандиозные планы, видел себя правителем всех земель от Крыма до Новгорода, Казани и Астрахани.

Глава 2

Каждый день в село Стешино прибывал народ с земель, разоренных крымчаками.

Ранним утром к Парфенову заявился ключник Белан и доложил:

– Княжич, это уже невозможно! Вчера пять семей пришло, а сегодня с рассвета уже три. Что за день-то будет? У нас опричники по дворам стоят, беженцам места нет.

Парфенов посмотрел на ключника.

– Доброго утра тебе, Николай.

– Господи, извиняй, княжич, совсем я завертелся. Ни днем, ни ночью покоя нет. И приваживать людей некуда, и гнать не по-божески будет.

– Харч у нас в достатке. Пусть люди берут у тебя еду на дорогу и идут прямо в Москву. Там сейчас рабочие руки на вес золота.

Ключник вздохнул и проговорил:

– Это я знаю. Поздно вечером прошел обоз большой с мастеровыми мужиками и лесом. Их из северных земель царь на Москву послал. Они говорили, что еще возы собираются.

– Вот и тех людей, которые к нам из разграбленных земель приходят, на Москву отправляй.

– Так многие из них желают тут поселиться. Просят хоть какой землицы, избы желают ставить. А где же мы земель-то наберем? Не отдавать же поля, уже засеянные.

– Я сказал, Николай, всех направлять на Москву. Тут оставлять только хворых да немощных, пострадавших от набега проклятого Девлета, оказывать им всяческую помощь. Ты понял меня?

– Как не понять, только тяжко с народом говорить. Ты ему одно, он в ответ другое.

– Тогда передай, что идти на Москву – это строжайший наказ самого государя Ивана Васильевича. Против него никто ни единого слова не скажет.

– Ну если так. Ладно, пойду.

– В помощники возьми Андрея Серьгу, мужиков, которые пользуются уважением среди селян.

– Разберусь.

– Разбирайся.

Ключник ушел. Служка притащил бадью теплой воды, полотенце.

Василий обмылся.

К нему подошла стряпуха.

– Доброго здравия, княжич.

– И тебе того же, Варвара.

– Хотела спросить, чего на завтрак делать, когда и куда подавать.

– Делай все так же, как обычно. Ты с Марфой стряпаешь?

– С ней и с другими бабами. На селе, кроме семьи да прислуги боярина Бордака, наших городских, стоит еще и опричная дружина. Голодный люд с разоренных земель валом валит. Разве двоим управиться?

– Хорошо, что бабы тебе помогают.

– Ну тогда пошла я.

– Ступай, Варвара. В чем нужда возникнет, обращайся к ключнику, не поможет он, иди до меня.

– Уразумела, княжич. Да ключник справляется со всем. Хозяин настоящий, строгий, но в меру.

– По душе пришелся?

– Чего скрывать, Василий Игнатьевич, пришелся. – Варвара вздохнула. – Да он в мою сторону и не смотрит. Все у него дела. Не до меня ему.

– Ничего. Посмотрит. Ты баба видная, прилежная и пригожая. Ступай.

Во двор княжеского дома вышла семья Бордака.

Алене помогала Олеся, молодая девушка из местных, родственница Варвары. Рядом шла повитуха тетка Вера. Тут же Петруша и Герасим.

Алена кивнула Парфенову, присела на лавку и чуть наклонилась набок. Так было удобней с большим животом. Олеся поднесла ей чашу с водой из бадьи. Женщина умылась.

Боярин подошел к княжичу.

– Приветствую тебя, Василь.

– И я тебя, Михайло.

– Надо догонять крымчаков да бить это паскудное племя.

– Знать бы, Михайло, куда идти. Крымчаки-то, они вон видишь как разбойничают. Нападут на селение, людей, годных для работы, да добро заберут, хворых, старых да младенцев побьют, дома посжигают и на юг идут.

– Искать их следует.

– Ну искать так искать. Давай наказ, воевода, и двинем из села. Наши близкие теперь в безопасности, руки у нас развязаны. Опричники всегда готовы бить басурман.

– В полдень, Василь, собери дружину.

– Добро, соберу. Тут, у меня на подворье?

– У церкви. Там площадь как раз для трех десятков воинов.

– Сделаю. Значит, в полдень?

– Да. А до того… – Договорить Бордак не успел.

С околицы донесся крик:

– Дружина идет со стороны Москвы.

– Что это? – спросил Бордак.

– Да ты и сам слыхал. Дружина какая-то?

– И что это может быть за войско?

– Сейчас узнаем.

Заслышав крики мужиков, из домов вышли опричники. Все пешие, но с оружием.

К подворью княжича подошли десятники Лука Огнев, Фома Рубач, Яков Грудин. Перед этим они велели своим людям быть готовыми к встрече нежданных гостей.

От околицы пронесся звонкий голос:

– А ну, расступись! Не видите, кто едет?

Бордак с Парфеновым и десятником вышли с подворья, с ними десятники и полтора десятка опричников.

– Ба! – воскликнул княжич. – Да ведь это сам думный боярин Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский по прозванию Малюта.

– Он, – сказал Бордак. – Но почему при нем всего десять воинов?

– Сейчас узнаем.

Скуратов остановил свою охрану, Скуратов один подъехал к Парфенову и Бордаку, соскочил с коня.

– Вот уж кого мы тут не ждали, так это тебя, Григорий Лукьянович, – с улыбкой проговорил Парфенов.

– Мы много чего не ждали, а оно пришло. Приветствую вас, воеводы.

– И тебе доброго здравия, боярин. Почему с малой охраной?

– А где большую взять? Опричные сотни полегли в боях да в пожаре. Дворец на Неглинной сгорел, там сгинуло много людей. Кто остался, все при деле. Да и я к вам не в гости.

Бордак взглянул на Малюту и поинтересовался:

– А как ты нашел-то нас, Григорий Лукьянович? Ведь мы сюда всего на день заглянули? Собрались уже дальше идти за крымчаками да бить их.

– Я знал, что не минуете вы вотчину княжича. Кого-нибудь из басурман достали?

– Достали. – Михайло поведал Малюте о событиях у деревни Колодка.

Скуратов кивнул.

– Это хорошо. Но теперь вам придется другое задание исполнить.

– Говори какое, сделаем.

Скуратов взглянул на Парфенова.

– Может, в терем свой позовешь, Василь Игнатьевич? При людях не стоит о серьезных делах говорить. И накажи прислуге дать воды студеной напиться, жажда мучит.

Парфенов окликнул служку, тот принес кувшин с водой.

Скуратов пил жадно, большими глотками, обжигаясь холодной родниковой водой.

Парфенов, Бордак и Скуратов прошли в дом княжича.

В просторной светлице о двух окнах, завешанных цветными занавесками, все трое перекрестились на образа в красном углу, сели за резной стол, на лавки, покрытые кусками ковра.

– Может, откушаешь, Григорий Лукьянович? – спросил Парфенов.

– Вы уже завтракали?

– Нет, рановато.

– Вот и мне рановато.

– Тогда что за дело заставило тебя искать дружину?

Скуратов расстегнул рубаху и проговорил:

– Вы ведь и сами понимаете, что Девлет-Гирею в этом походе сказочно повезло. Не налети ураган на Вознесение Господне, и не сгорела бы Москва. Но что уж об этом. Господь послал нам испытание, и мы должны достойно пройти чрез него. Хан после сожжения Москвы объявил о возвращении своей орды в Крым. Татары грабят все, что попадается им по дороге. Однако Девлет задумал еще одно злодейство, о котором мы и мыслить не могли.

Бордак и Парфенов переглянулись.

– Какое злодейство, Григорий Лукьянович? Что может быть хуже?.. – спросил Бордак.

Скуратов поморщился.

– Не перебивай, боярин, сам собьюсь. В общем, пошла орда на рязанские земли. Вдогон устремились не только такие дружины, как ваша, но и полк боярина Воротынского. Его людям удалось на переправе чрез Москву-реку разбить татарский отряд, взять в полон мурзу и продажного сына боярского Баяна Моларя. Изменник тут же запросил милость.

Бордак воскликнул:

– Какая ему может быть милость? Только плаха и палач с топором.

– Это так, но Моларь заявил, что может поведать такое, чего мы никак не ждем. Воротынский лично допросил изменника и выяснил, что Девлет приказал своим преданным мурзам Ахмаду и Хаджи, которые состоят в родстве с ним, погубить или пленить государя нашего Ивана Васильевича.

– Но как? – воскликнул Бордак.

– Объясняю. Хан узнал, что государь находится в Ростове и на днях собирается в Александровскую слободу, а затем на Москву. Он повелел мурзам уйти в лес, что между Ростовом и слободой, там, где разоренное село Треблино, оттуда из леса напасть на царский поезд, когда он будет проходить мимо. Изменник не знает точно, что за силы у мурз. Могут быть и сотня, и две, и пять. Он слышал и о засадном отряде крымчаков. Где тот должен укрыться, кто его мурза и какова численность, неизвестно. Но я думаю, сотня или две.

– Какая же паскуда этот Девлет-Гирей! Надо же такое задумать! – воскликнул Парфенов. – А скажи, Григорий Лукьянович, откуда изменник узнал о злодейских намерениях, которые крымчаки должны были держать в строжайшей тайне? Не мог ли этот сын боярский набивать себе цену? Вдруг на самом деле никаких засад и нет?

Скуратов кивнул.

– Может быть и так. Я о цене. А откуда изменник прознал про тайны, он объяснил просто, мол, случайно слышал разговор мурз Ахмада и Хаджи.

– Такое случайно не услышишь, – сказал Бордак.

– Я тоже так думаю, но и отвергнуть показания изменника не могу.

– Так надо все проверить.

– Вот и я о том же. Государь завтра после обеденной молитвы выезжает из Ростова. В охране у него полусотня опричников. Воины крепкие, опытные, но их мало. Почему так? Это знает только государь. Я сегодня еще затемно получил сообщение о выходе царя. Пути до Александровской слободы около ста двадцати верст, до Треблино и того меньше, где-то сто. Значит, на третий день царский поезд будет у села. Если там его ждет засада, то полусотня не сможет отбиться. Что бы ни говорил наш изменник, а если Девлет, пес смердящий, послал на такое злодейство рать, то немалую, уж никак не менее сотен пяти. Пусть одна из них в засаде, но остальные четыре у дороги, по которой пойдет царь. Хотя и по-другому может статься. Это я о числе крымчаков.

– А что ж ты, Григорий Лукьянович, не отправил из Москвы пару сотен навстречу царю? – спросил Парфенов.

– Одну приготовил. Она сегодня двинется к слободе. Ее поведет воевода, знающий о засадном отряде Девлета. Если Девлет выставил своих людей между Москвой и слободой, то сечи не избежать. У татар будет преимущество.

– Опричники должны разгромить этот отряд, сколько бы басурман в нем ни было, – сказал Бордак.

– Должны. Но как все сложится, не ведает никто. Даже если опричники разгромят засадную рать крымчаков, то погибнет много людей. Да и подойти вовремя к Треблино сотня никак не успеет.

– Получается, что Девлет-Гирей до мелочей продумал свои намерения, – проговорил Бордак.

– Это ему не так уж и сложно было сделать, Михайло Алексеич. Беда в том, что он хорошо знает, сколько сил у нас осталось после пожара на Москве.

– Но почему бы не предупредить государя об опасности, просить его, чтобы покуда сидел в Ростове? Надо проверить слова изменника и выставить по всему пути заставы, чтобы обеспечить его безопасный проезд.

Скуратов посмотрел на Бордака и спросил:

– Ты Ивана Васильевича не знаешь?

– Не так хорошо, как ты, но знаю.

– И меня уже должен знать. Послал я гонца в Ростов, как только прознал о злодейских мыслях Девлет-Гирея.

– И что?

– А ничто. Царь решил идти в слободу. Так он и поступит. А мне Иван Васильевич посоветовал… не буду говорить, что именно.

– Нетрудно догадаться, – проговорил Парфенов. – Значит, завтра государь в любом случае тронется из Ростова?

– Да.

Парфенов покачал головой.

– Боярин Воротынский преследует отряд Девлет-Гирея. Несколько дружин тоже по пятам идут, а выделить отряды для безопасности царя Москва не может?

– Есть в слободе две сотни, но, чтобы вывести их на дорогу, надо иметь уверенность в том, что изменник Моларь не соврал. Иначе может получиться так, что Девлет не на царя нападет, а слободу сожжет. Никто ему не помешает, если я прикажу двумя сотням идти к Треблино.

– Да, – протянул Бордак. – Все запутано, прямо как та сеть, в которую попался большой сом.

– В общем, воеводы, я решил, что надо проверить слова изменника. Для этого ни московские опричники, ни земские дружины, ни сотни Александровской слободы не годны. За ними могут смотреть. Что у нас остается?

Бордак и Парфенов все поняли.

Михайло улыбнулся и произнес:

– А остается у тебя, Григорий Лукьянович, надежда только на нашу особую дружину. О ней крымчаки не ведают. К ее подходу не готовы. Они не ждут нас нигде, особенно у села Треблино.

– Верные слова говоришь, воевода.

– Ну тогда, боярин, определяй задание.

– Так ты, Михайло Алексеич, уже и сам определил его. Надо проверить слова изменника Моларя. Идите к Треблино. Это самое опасное место. Если слова Моларя не ложь и Девлет задумал произвести нападение на поезд Ивана Васильевича, то произойдет оно, скорее всего, именно там. Ну а дорогу от столицы до Александровской слободы проверит московская опричная сотня.

– Когда выходить, Григорий Лукьянович? – спросил Бордак.

– Давай поразмыслим. От Ростова до Треблино сто верст, от Стешино, если лесами, перелазами чрез реки, обходом оврагов, балок, где-то сто двадцать, как и от Москвы. Но поезд царя выходит в полдень завтра. Если вы отправитесь после обеда сегодня, то придете к месту на сутки раньше, не обремененные большим обозом. Значит, трогаться вам надо ныне же, идти к Треблино, там решить, как быть дальше. Я же выезжаю сейчас на Москву, оттуда направлю дружину во владимирские леса. Пошлю и гонца в слободу с наказом быть в готовности идти на спасение царя.

– Если мы найдем татарские сотни, то опричники из слободы должны быть подчинены нам, дабы сорвать коварные намерения Девлета. Ну а если не отыщем их, то дождемся поезда царя и с ним прибудем в слободу, – сказал Парфенов.

– Я передам чрез гонца, что все ратники слободы должны подчиняться воеводам особой дружины. – Малюта повернулся к Бордаку. – А ты уж, Михайло Алексеич, поразмысли, как свести воедино наши невеликие силы.

– Поразмыслю, Григорий Лукьянович.

– Ну вот и договорились. Поехал я.

– Мы проводим. А то, может, все же откушаешь? На Москве не до того будет.

– Благодарствую, обойдусь.

Воеводы особой дружины проводили Малюту Скуратова. После этого Бордак подтвердил наказ на сбор дружины у церкви, провел смотр и направил людей для молитвы в сельскую церковь. Стряпухи в то время приготовили обед. Воеводы же собрали в горнице десятников.

Там Бордак объявил им о задании, данном думным боярином Скуратовым, и сказал:

– Теперь нам надо подумать, как исполнить наказ, не дать сгинуть нашему государю. Василь, расстели чертеж. Будем смотреть, куда и как идти, дабы выйти в нужное место в должный срок.

Парфенов достал свиток, развернул его.

Воеводы и десятники начали разговор о том, как ближе и скорее, при этом скрытно дойти до Треблино и наладить связь с Александровской слободой. После долгих горячих споров они решили идти из Стешино к селу Торфяное, расположенному в двадцати верстах. Там находился перелаз чрез Москву-реку. Далее по лесу, по тропам, известным местным мужикам, до деревни Гардонка. Это еще тридцать верст. На этом участке использовать проводника, которого назначит княжич. От деревни держать путь на озеро Тихое, что в двадцати верстах от Гардонки. Там сделать большой привал, поутру пойти на деревню Ширя, от нее – к селу Бочарово, что стоит в тридцати верстах от Треблино. Туда не заходить, встать в пяти верстах в лесу, оттуда и вести разведку дороги на Александровскую слободу.

Приняв такое решение, воеводы и десятники разошлись.

Бордак прошел к семье.

Алена лежала на кровати, Петруша вертелся рядом. Служка Колька сделал ему свисток, мальчишка занимался им.

Бордак сел на табурет у кровати жены и спросил:

– Как ты, Алена?

– Ох, Михайло, видать, рожу я тебе богатыря, так тяжко его носить. С Петрушей намного легче было.

– Тебе бы больше двигаться, родная.

– Это и повитуха говорит, да сил нет, Михайло. Так и тянет в постель. А ты опять покидаешь нас?

– Да, Алена, но иначе нельзя.

– Разумею. Но душа не желает того принимать. Очень хочу, чтобы ты рядом был.

– Я тоже этого желаю. Но я воин, и мое дело в трудную годину родину защищать.

– Эх, Михайло, ходил ты с дружиной в походы, бил басурман, а пришел Девлет-Гирей и разорил Москву.

– Ты же знаешь, Алена, что так вышло случайно. Но собака Девлет не решился направить орду на сгоревшую Москву. Он знал, что русские даже мертвыми драться будут.

Женщина положила руку на широкую ладонь мужа.

– Не говори так, Михайло. Не надо мертвыми. Живыми надо.

– Я так, к слову.

– Не надо. Скажи лучше, когда уводишь из села дружину.

– Вот попрощаюсь с тобой, с Петрушей, Герасимом, Марфой и поеду.

– Далеко ли путь твой лежит?

– Куда сейчас идти, знаю, а там разберусь.

Алена вздохнула и спросила:

– Это сколько же я тебя не увижу?

– Коли по правде, то, наверное, долго. И родить успеешь, и в себя прийти, и, возможно, на Москву вернуться.

– Что там делать? Подворье-то сгорело.

– Людей мастеровых наймем, они и свои, и наше подворье поднимут. Еще краше станет.

– Как долго тебя не будет. Знаешь, Михайло, об одном прошу. Коли помру я при родах, а дитя выживет, ты уж найди и для него, и для Петруши женщину, которая могла бы стать им матерью.

– Даже думать об этом не смей! Все пройдет хорошо.

– Я тебя на самый крайний случай прошу. Обещай сделать так. Мне от того легче будет.

– Мы будем вместе. Ты, я, Петруша и ребятеночек наш!

– Обещай, Михайло!

– Ты забудь плохое и давай-ка вставай. Жене следует мужа проводить.

– Тяжко вставать, Михайло.

– Надо, Алена.

– Ты не обещал.

– Этого ты не услышишь. Олеся! – крикнул он.

Та быстро объявилась.

– Слушаю, боярин.

– Помоги боярыне встать и выйти во двор. Я буду там ждать.

– Извиняй, Михайло Лексеич, но, может, ей лучше полежать?

– А что повитуха говорит?

Девушка вздохнула и ответила:

– Что двигаться больше надо.

– Ну вот! Зачем тогда лежать? Помогай, и во двор, не спеша, потихоньку.

Бордак вышел из опочивальни, спустился во двор.

Там стоял Огнев:

– Воевода, дружина к походу готова, ждет наказа, – доложил он.

– Погоди немного, Лука.

– Разумею, прощайся, боярин, не торопись. Мы подождем, а утраченное в пути наверстаем.

Бордак немного побыл с семьей во дворе.

Пришло время прощаться. Он обнял плачущую жену, сопевшего Петрушу и сказал:

– Я вернусь. Вы только берегите себя.

Воевода ушел к церкви, где на конях гарцевали опричники, сел в седло.

Парфенов стоял в стороне.

Бордак подъехал к нему и спросил:

– Проводника до Гардонки нашел?

– Нашел. Это Степан Лекан, знатный охотник.

– Где он?

– Да вон, у входа в церковь. Я наказал ему ждать, покуда не позовут.

– С припасами порядок?

– В сумах воинов запас на неделю.

– Этого хватит. Значит, проводник Степан?

– Да.

Бордак взглянул на мужика и крикнул:

– Степа, подойди.

Мужик подбежал к нему. Был он крепок телом, суров лицом, в жилистых руках сжимал топор.

– Зачем топор тебе нужен, Степа? – с улыбкой осведомился Бордак.

– Сгодится, боярин, без него в лесу делать нечего, как и без огнива. Пропадешь.

– Ладно. Дорогу до Гардонки хорошо знаешь?

– Хорошо, не хорошо, а знаю. Там места дичью богатые, встречаются и лось, и косуля. Бывало, я и на медведя ходил. У меня недалеко от деревни той даже избушка охотничья есть.

– А далее дорогу покажешь?

– Смотря куда.

– К озеру.

– Это к Тихому?

– Да. Почему его так прозвали?

– Да потому что глухие места там, тихие.

– Значит, и к деревне Ширя провести можешь?

Мужик подбоченился и заявил:

– Ты, боярин, не ходи вокруг да около, говори, куда дружину вывести надо.

– К селу Треблино.

– Угу. Так на что тогда тебе Ширя?

– Так по чертежу чрез нее ближняя дорога получается.

– Это только по чертежу твоему. А на самом деле идти чрез Ширю – только накручивать лишние пять верст.

Парфенов не без удивления посмотрел на мужика.

– Есть другая дорога?

– В лесу, княжич, дорога редко бывает, а вот троп хватает. Есть такая, по которой от озера прямо на Бочарово выйти можно, а там до Треблино останется всего тридцать верст.

– Поведешь нас до Треблино, – решил Бордак.

Мужик кивнул.

– Я завсегда готов, вот только харча у меня в таком достатке нет, чтобы и до Треблино дойти, и вернуться в обрат.

Бордак взглянул на Парфенова.

Тот кивнул.

– Я все понял, Михайло. Ты, Степка, покуда коня тебе приведут, дуй на кухню моего подворья, там ключник. Ты его знаешь, передай, чтобы дал тебе харча на неделю. Сума-то есть?

– Была где-то в доме.

– И суму пусть даст. С ней вернешься сюда. Только быстро, Степка!

– Угу, я мигом.

После обеда дружина покинула село Стешино.

В головной дозор опять вошли люди Ивана Пестова. Проводник Степан Лекан, очень довольный собой, скакал на молодом коне рядом с первым воеводой боярином Бордаком, указывал тропы, сокращающие путь.

Михайло был молчалив. Прежде он опасался за жизнь Алены, теперь его мучили думы о том, как пройдут роды. Парфенов, как уж мог, отвлекал товарища от тяжких размышлений. Впрочем, вскоре воеводе стало не до них.

Торфяное и Гардонка представляли собой жуткое зрелище. Сожженные избы, разграбленные дворы, уничтоженные посевы, трупы в селениях и поле. Тут знатно погуляла орда Девлет-Гирея.

– Надо бы отпеть и похоронить погибших, – проговорил Парфенов.

– Это же сколько времени потеряем, Василь? Мы никак не можем задерживаться здесь.

– А я и не говорю, чтобы хоронила дружина. Как выйдем в Треблино и нужда в проводнике отпадет, то накажу Степану идти в обрат да передать ключнику вотчины, дабы отправил в село и деревню мужиков да священника отца Ефима. Они предадут тела земле по нашим православным обычаям.

Бордак кивнул.

– Это другое дело. Тут я с тобой согласен.

Головной дозор остановился.

К воеводам вскоре подскакал гонец Пестова Федор Верга и доложил:

– Озеро за возвышенностью.

– Что за берега у озера?

– Берега худые, боярин, почти везде осока, только с юга песчаная полоса. Место топкое, до воды пойдешь по колено в иле. Коней напоить можно, ратникам искупаться – нет. Коли делать большой привал, то надо пройти еще с версту. Там будет сухой лес да речушка безымянная. Чуть далее роща. Там отдохнуть можно, – ответил Лекан.

– Говоришь, с версту?

– Угу.

Бордак взглянул на Вергу.

– Ты слышал, что сказал проводник, Федор?

– Да, боярин.

– Делай, как он сказал. Пройди еще с версту, определи подходящее место для ночного привала в роще.

– Понял.

Дружинники прошли мимо озера, берега которого действительно настолько заросли осокой и камышом, что вода была видна только на середине. Но Степан нашел место, где ратники смогли напоить коней. А потом началось редколесье. Здесь росли больше ели, сосны, можжевельник, но были и березы, клены, осины, кусты акации да чубушника. Место сухое, уютное. От гнуса, понятное дело, и тут покоя не было, но все меньше, чем у воды да топи.

Ветер дул в ту сторону, откуда пришла дружина. Это означало, что небольшие костры для приготовления горячей еды развести можно было. Воины принялись собирать валежник, рыть ямы и ставить треноги для котлов, сооружать шалаши.

Коней отвели на большую елань, где они могли насытиться луговой травой. Там их стреножили. Парфенов дал наказ поставить возле табуна охрану, разместить дозоры с трех сторон. Крымчаков поблизости не было, но они могли появиться в любую минуту.

Когда стемнело, все, кроме охранения, разошлись по шалашам. Спали одетыми, сняв доспехи, но держа оружие под рукой.

Как только просветлело, Бордак и Парфенов объявили дружине подъем. Воины привели себя в порядок, помолились, перекусили остатками вчерашнего ужина, запаслись речной водой. Кострища они засыпали землей, покрыли ее дерном, убрали все следы своего пребывания здесь.

Когда солнце поднялось над восточной стороной леса, Бордак подозвал к себе проводника и спросил:

– Как дальше пойдем, Степан?

– А дальше, воевода, вместе с дозором твоим передним пойду я. Покажу тропу вдоль болота. Она приведет нас к селу Бочарово.

– Сколько верст?

– Сорок, может, чуть побольше. К заходу солнца с Божьей помощью будем на селе. А дальше как решишь ты, воевода.

– Ступай к головному дозору. Там старший Иван Пестов. Скажешь, я послал тебя проводником и велел слушаться. Но гляди, Степа, заведешь в болото, я в нем же тебя и утоплю!

– Да что ты, боярин?! Почему слова обидные говоришь? Я же, как и ты, за Русь нашу.

– Мое дело, Степа, предупредить.

Вскоре дружина продолжила переход.

Как и говорил проводник, она вышла к селу Бочарово к заходу солнца. Оно тоже было разорено. За околицей на кладбище воины увидели много свежих могил. Видимо, кому-то удалось скрыться от кровожадных ордынцев. Потом эти люди вернулись и похоронили односельчан.

Ратники приготовились было к большому привалу, но Бордак отдал команду:

– Идем дальше.

Опричники не привыкли прекословить. Дальше так дальше. Головной дозор с проводником пошел вперед, за ним двинулись десятки.

К нужному месту воины вышли засветло.

Степан Лекан указал на рощу и проговорил:

– Самое место для привала, открытое со всех сторон. Ворог не подберется. В роще родник есть. Раньше тут тетерева водились, теперь их нет. А до Треблино лесом ровно пять верст. Тропа есть меж топких мест.

Бордак повернулся к нему.

– Благодарствую, Степан, за то, что проводил. Припасы у тебя остались?

– Остались, а что?

– Можешь возвращаться.

– Почему гонишь, боярин? Дозволь при дружине остаться. У меня к крымчакам свои счеты.

– Не могу. Княжича проси о том. Ты его человек. У него тебе задание.

– А сам-то ты не против?

Бордак посмотрел на проводника и ответил:

– Я не против. Такие люди мне нужны.

– Добро.

Проводник дождался Парфенова, который ездил с дозором смотреть рощицу.

– Василий Игнатьевич, просьба у меня к тебе великая.

– Давай просьбу.

Лекан сорвал с головы шапку.

– Дозволь, княжич, при дружине остаться. Я вам сгожусь.

– Знаю, но надо из Стешино людей отправить в Торфяное и Гордонку, похоронить убитых. А кто передаст ключнику, чтобы тот туда мужиков и священника послал? Только ты.

– Э-э, княжич, один день не срок, похоронить успеем. А мне тут дело найдется. Задание-то нешуточное. Сберечь жизнь самого царя!

Парфенов махнул рукой.

– Ладно, оставайся, если только первый воевода не против.

– Он не против.

– Ну тогда будь при мне.

– Слушаюсь, Василий Игнатьевич, и благодарствую.

– Сейчас передай десятникам, чтобы вели отряды в рощу. Там Пестов покажет, где кому встать.

– Сделаю. – Новый ратник дружины поскакал выполнять поручение.

– Что, просился в дружину твой холоп? – спросил Бордак Парфенова. – Бросил дом, семью. Что за счеты у него с крымчаками?

– Давай разомнемся, Михайло, – предложил княжич.

Воеводы соскочили с коней, пошли по полю, и Парфенов проговорил:

– Дом у Степана, знамо, есть, а вот семьи нету уже пять лет.

– Сгинула? Отчего?

– В те времена голод был. Засуха погубила урожай. Я сделал, что мог, но только мало было. Степан же охотник знатный. Вот и порешил он в охотничью избушку семью перевезти. Ключник не противился, меньше ртов на селе. Уехали они. Степан ходил на охоту, сын его Ванька рыбачил на реке, жена с дочкой по грибы да ягоды ходили. Ушел однажды Степан, вернулся, а сын, заколотый копьем, возле дома лежит. А в избе жена и дочь.