Текст книги "Карательный отряд"

– Это которым предлагал сдаться Рамазан?

– Да! Ступай и расстреляй их.

Мохаммад скривил физиономию:

– Хоп, дядя, как скажешь. Я завалю неверных и отрежу им головы. Они станут моей добычей. И Карамулло заплатит мне за нее! Ведь правда, дядя?

Ашраф усмехнулся:

– Конечно, бесстрашный Мохаммад! Ты обязательно получишь то, что заслужил. Но не тяни время, иди!

Мохаммад крикнул:

– Аллах акбар!

И, поднявшись во весь рост, короткими очередями обстреливая дорогу, пошел к позиции Дзанавы и раненых солдат взвода сопровождения колонны.

Ашраф проговорил вслед племяннику:

– Да простит меня твоя мать, моя сестра! Но тебе, Мохаммад, лучше умереть сейчас в бою, нежели в горах или в лагере от передозировки. Наркотик обрек тебя на смерть! И в этом не виноват никто!

Мохаммад подошел к позиции бойцов первого отделения мотострелкового взвода старшего лейтенанта Залепина. Увидел четверых скорчившихся, но еще живых солдат. Заорал:

– Что, свиньи? Решили землю нашу забрать? Порядки свои устанавливать? Установили? Я лично отрежу ваши головы, и они будут торчать на шестах в лагере. А ваши тела сожрут шакалы…

Дзанава повернулся к душману:

– Все сказал, вонючка? Дурак ты, дух! – И отпустил предохранительные рычаги гранат.

Мохаммад вскинул автомат, но выстрелить в решивших умереть, но не сдаться советских солдат, не успел. Взрыв двух «РГД» отбросил его тело на землю. Осколок пробил живот душмана, и он от дикой боли заорал не своим голосом.

Ашраф покачал головой:

– Вот и все, Мохаммад! Ты выполнил свою миссию. И умрешь, как герой, а не как презренный наркоман.

Он поднял автомат и короткой очередью прекратил мучения и крики племянника. Взглянул в сторону Рамазана:

– Твой приказ выполнен, командир!

– Вижу! Ты настоящий воин и будешь достойно вознагражден.

Главарь крикнул:

– Внимание! Всем, кто остался невредим! Сбор у второй БМП. Быстро!

К Рамазану подошли восемь моджахедов. Он удивился:

– И это все, кто выжил в бою? Остальные, что, убиты?

Бабрак, положивший своих подчиненных, но вышедший сам из боя невредимым, ответил:

– Убита примерно половина группы, половина же бойцов получила ранения различной степени тяжести. Но легкораненых, способных самостоятельно передвигаться, нет.

– Это плохо! Нам не уйти с ранеными! Значит, что?

Бабрак криво ухмыльнулся:

– Значит, после боя раненых не останется! Таков закон!

Рамазан соглашаясь кивнул:

– Ты прав, Бабрак! Да и не донесем мы раненых до места, где им могла быть оказана полноценная медицинская помощь. Поэтому, слушай приказ! Всем пройтись по колонне. Раненых добить! Машины подготовить к подрыву! На это десять минут времени! Сейчас 18.45. В 19.00 мы должны перевалить через хребет склона и уйти в горы! Вперед!

Душманы разошлись вдоль колонны. Раздались одиночные выстрелы. Моджахеды добивали и своих, и чужих.

Рамазан отошел к склону, извлек из чехла рацию, положил палец на тумблер включения, но тут его окликнул Ашраф:

– Командир! Сюрприз!

– В чем дело? Что за сюрприз?

– Да здесь двое русских парней! Из водителей. А рядом старший лейтенант.

– Раненые?

– Солдаты целехоньки! Просто струсили и бой не вели, офицера головой о борт взрывной волной ударило. Контужен! Внешне ни руки, ни ноги не повреждены! Убить их?

– Подожди! Я иду к тебе!

Рамазан сунул рацию в карман штанов, пошел к машине, возле которой стоял Ашраф. Тот стволом автомата указал на лежавших лицом вниз и сложивших руки на затылках солдат:

– Вот, Рамазан, храбрые русские воины. Я проверил их оружие. Они не сделали ни единого выстрела.

– На дорогу их!

Ашраф ткнул солдат автоматом:

– Эй! Свиньи! Поднимайтесь и на дорогу! Быстро!

Бойцы выполнили требование душмана.

Рамазан обошел солдат. Те стояли, опустив головы. Главарь банды приказал:

– Подняли черепа, неверные! Смотреть мне в глаза.

И этот приказ выполнили охваченные страхом молодые солдаты.

– Кто вы? – спросил главарь.

Бойцы представились:

– Рядовой Романов!

– Рядовой Мыльцев!

– Почему не стреляли, когда рядом ваши товарищи насмерть бились с врагом?

В ответ молчание.

– Струсили? Струсили! Что ж, лучше было бы, если вы погибли. Для вас лучше. – Рамазан повернулся к Ашрафу: – А где офицер?

– Да вон у соседней машины.

– Давай его сюда.

Ашраф поднял пинком пришедшего в себя Баженова. Тот встал, качаясь и тяжело дыша. Было видно, что каждое движение доставляет ему боль.

Рамазан подошел к нему, спросил:

– Ты командовал колонной?

Баженов, превозмогая боль, ответил:

– Я!

Рамазан повернулся к Ашрафу:

– Он тоже не стрелял?

– О нет, командир! Этот бился! Даже из-за укрытия выходил, чтобы взбодрить подчиненных. Тогда его и накрыло взрывом гранаты!

– Понятно! – Он вновь взглянул на Баженова: – Часть, должность и фамилия, старший лейтенант?

– Мотострелковый полк базы у Шаристана. Заместитель командира роты по политической части старший лейтенант Баженов.

Рамазан удивился:

– Замполит? Разве ваши замполиты руководят подразделениями на выходах?

– Руководят, если надо!

– Что-то я раньше о таком не слышал. Но ладно! Связь с полком или складами поддерживал, начальник?

– Нет!

– А тот офицер, что командовал взводом сопровождения?

– Не знаю! Но если и поддерживал, то вряд ли успел сообщить на базу о нападении. К сожалению. Иначе наши войска уже были бы здесь!

Рамазан усмехнулся:

– Да, с помощью вам не повезло!

– Сами виноваты!

– Ты прав, офицер! Кроме контузии, ранения есть?

– Нет!

– Это хорошо!

К Рамазану подошли душманы, доложили, что раненых после боя не осталось – ни среди русских, ни среди моджахедов. Машины с боеприпасами к подрыву готовы.

Рамазан обратился к бандитам:

– Замполита и солдат забираем. Бойцы пусть помогают идти своему офицеру. Как поднимемся на склон, подорвем колонны. Жаль упускать столько добра, но с собой его не возьмешь! Вопросы?

Вопросов у душманов не было.

Главарь взглянул на часы: 18.55.

– Отход!

Романов и Мыльцев подхватили под руки Баженова, пошли под конвоем на склон.

Старший лейтенант спросил бойцов:

– Вы что, последние из колонны сопровождения в живых остались?

– Так точно! – ответил Романов.

– И каким же образом?

Солдаты промолчали. Замполит повторил вопрос:

– Я спросил, почему вы остались живы?

Мыльцев с отчаянием в голосе спросил:

– А что оставалось делать? Подрывать себя, как солдаты мотострелкового взвода?

– Они подорвали себя?

– Да!

– Вы же, получается, струсили, так?

– Когда начался ад, растерялись.

– И не стреляли, да?

– Так точно! Что же теперь с нами будет?

Баженов ответил, как отрезал:

– Плен! Со всеми его прелестями. Это если духам удастся дойти до своего лагеря. В противном случае нас расстреляют.

Солдаты вздохнули.

Сзади Романова ударили прикладом автомата в спину:

– Прекратить разговоры! Идти молча!

Рядовой удивился:

– И откуда они наш язык знают?

– Молчите! – приказал Баженов. – Раз попали в переплет, надо подчиняться духам. Пока! Потом видно будет.

Ведомая Рамазаном группа из восьми моджахедов и троих пленных советских военнослужащих поднялась на перевал.

Старший духов, определив банде направление движения, задержался на хребте возле трупа Хашима. Достал рацию.

– Карамулло! Я – Рамазан! Как слышишь?

– Карамулло на связи! – ответил полевой командир. – Как у тебя дела, Рамазан?

– Колонна и подразделение сопровождения русских уничтожены. Потери противника около сорока человек, мы же потеряли двадцать два воина. Мной взяты в плен два солдата и офицер – начальник колонны, старший лейтенант, замполит роты обеспечения полка советской базы близ Шаристана.

– Офицер? Замполит? Это хорошо! Он сам сдался?

– Нет, командир. Сами сдались солдаты. Молодняк. Они так и не сделали ни единого выстрела. Офицер же получил контузию от разрыва гранаты.

– Ясно! Что с Хашимом?

Рамазан усмехнулся:

– А вот здесь мы понесли невосполнимую потерю! Пуля гяуров достала-таки храброго Хашима, который наблюдал за боем с вершины склона.

– Надеюсь, никто не видел, что Хашима убил ты?

– Никто, командир!

– Ты молодец, Рамазан. Выводи группу в квадрат….

– Я понял, Карамулло.

– Преследования русские не организовали?

– Они упустили момент, когда можно было сесть нам на хвост. Теперь им остается заниматься трупами да обгоревшими остовами машин. «КамАЗы» мы взорвали. И еще гадать, почему они, проведя активную разведку, так и не смогли обнаружить засады!

– Хоп, Рамазан, – сказал Карамулло. – Встретимся, обо всем подробно поговорим. Лишь бы дошел до указанного квадрата. Если возникнет необходимость, русских солдат можешь уничтожить. Офицера же постарайся привести живым. Фархади будет доволен!

– Я все понял, Карамулло!

– До встречи!

Рамазан отключил рацию. Взглянул на тело бывшего главаря. Скривился в язвительной ухмылке:

– Ну что, Хашим? Возомнил себя великим полководцем? И что получил? Пулю в голову. Очень кстати пришел приказ Карамулло на твою ликвидацию. Но ты все равно не ушел бы с перевала. Нет, не ушел бы! Хватит! Покомандовал. А вообще, как был ты идиотом, так и остался им до конца. Тьфу!

Рамазан сплюнул на остывающий труп Хашима и поспешил за группой, которая спустилась в одну из многих глубоких заросших кустарником балок. И вовремя! В это же время к вершине перевала вышел взвод разведывательной роты танкового полка, а чуть позже со стороны базы подошел и десантный взвод.

18.15. Штаб гарнизона у Кервендера

В кабинет полковника Никитина ворвался особист Ильин.

– Полковник! Афганцы из Тургуна сообщили, на перевале идет бой!

Никитин поднялся и спросил:

– Как бой?

– Видимо, духи все же сумели устроить засаду на колонну.

– Какие духи? Откуда они взялись? Ведь разведка танкового полка проверяла перевал!

– Все это так! – проговорил капитан. – Но… на перевале идет бой! Не доверять источнику информации у меня нет ни малейшего основания! Надо срочно отправлять в горы группу поддержки! Срочно, полковник. На вершине бойцам колонны и сопровождения долго не продержаться даже против малочисленных сил противника, стоит тем уничтожить БМП мотострелкового взвода. Что духи наверняка сделали в первую очередь.

– Черт!

Полковник поднял трубку телефона внутригарнизонной проволочной связи:

– Оперативный? Командира танкового полка! Срочно!

– Есть! Минуту!

Минуты не потребовалось. Подполковник-танкист ответил тут же:

– Слушаю вас!

– Андренюк! На вершине Тургунского перевала колонна из Шаристана, похоже, попала в засаду. В горах идет бой! Немедленно вышли на помощь колонне тот взвод, что накануне проводил разведку перевала. Как понял меня?

Подполковник мгновенно оценил обстановку:

– Все понял, полковник! Считайте, усиленный взвод разведывательной роты уже на пути к перевалу!

– Поторопись, Андренюк! Не мне тебе объяснять, каково сейчас ребятам с Шаристанской базы.

– Мне не надо ничего объяснять! Конец связи.

– Конец!

Начальник гарнизона через оперативного дежурного, используя радиосвязь, вызвал командира мотострелкового полка военной базы у Шаристана и передал ему неприятную новость. Подполковник Дашкевич связался с командиром десантно-штурмовой бригады:

– Сергей Иванович! Дашкевич!

– Слушаю, подполковник!

– У тебя в районе Сайнабада никого нет?

– Есть. Рота. Командир которой сообщил недавно, что на перевале слышна интенсивная стрельба.

– Это моя колонна ведет бой!

– Засада?

– Другого объяснения нет!

– Неужели недобитки Карамулло?

– Думаю, одна из его чертовых групп. Из Кервендера на помощь колонне уже вышел разведвзвод, ты не поддержишь моих парней с другой стороны?

Командир десантно-штурмовой бригады ответил:

– Ну какой может быть разговор? Сейчас же отдам ротному приказ и с нашей стороны поднять на перевал один взвод. Большие силы применять считаю нецелесообразным!

– Спасибо, полковник!

– Сочтемся!

В 19.05 взводы от Кервендера и Сайнабада, пройдя серпантины, вышли к вершине перевала. Им представилась страшная картина. Сожженные, искореженные остовы автомобилей, изуродованные, обгоревшие боевые машины пехоты и… трупы, трупы, трупы. Их было много, и лежали они в самых разнообразных позах. Лежали повсюду. Больше солдат, меньше, гораздо меньше душманов.

В 19.10 Дашкевич получил сообщение от полковника Мишина, командира десантно-штурмовой бригады. От которого сердце подполковника будто сковал стальной обруч. Комбриг сообщил о гибели колонны и взвода сопровождения. Это был удар. Сначала вертолеты с экипажами, теперь колонна. А Карамулло, по данным разведки, разбив свою банду на мелкие подгруппы, постепенно отходит в глубь горной системы, где достать его будет практически невозможно. Кто же тогда атаковал колонну? Вопросов было много, ответов ни одного. Для опознания трупов и доставки их в часть Дашкевич выслал на вершину перевала две машины транспортного взвода роты материального обеспечения и БМП прикрытия.

В 22.12 командир полка получил сообщение офицера штаба о том, что среди убитых солдат не обнаружены тела старшего лейтенанта Баженова и рядовых Романова и Мыльцева. Это означало одно: военнослужащие попали в плен. Они наверняка невредимы. Раненых душманы с собой в горы брать не стали бы. То, что в ходе боя бойцам колонны удалось уничтожить одного из командиров банды Карамулло, подтвердило причастность к нападению верного пса самого Фархади, но утешением явилось слабым. Слишком высокой была цена за уничтожение Хашима.

Глава 6

Рита в этот вечер освободилась раньше обычного. В 17.00 она уже покинула территорию медико-санитарного батальона. Возле женского модуля ее встретила старшая медицинская сестра.

– Рита, мне надо с тобой поговорить!

Старшая сестра, сорокалетняя женщина с несложившейся семейной жизнью и, как следствие, с прескверным характером, хотя, возможно, ее характер и повлиял на ее «несложившуюся личную жизнь», осуществляла в батальоне функции неофициальной надсмотрщицы над младшим медперсоналом. В основном над молоденькими медицинскими сестрами, потому как медсестры, прослужившие в Афгане более года, просто игнорировали сварливую бабенку – Евдокимову Лидию Сергеевну, откровенно посылая ее на хер, который она сама не прочь была заполучить хотя бы на ночь. Но вот беда. Никто из офицеров базы внимания на старшую сестру не обращал. Отсюда и слух, что Евдокимова спит с солдатами. А тем все равно, с кем спать. Слухи никто не опровергал, да и кому какое дело, с кем спит эта тощая, старая по местным меркам женщина. Евдокимова ненавидела молоденьких, пышущих здоровьем, фигуристых коллег, за ласками которых порой выстраивалась целая очередь офицеров. Особенно старшую сестру злили отношения Риты с замполитом роты материального обеспечения мотострелкового полка Баженовым. Чистые и реально имеющие перспективу перерасти в нечто большее, нежели простая близость.

Рита удивилась интересу Евдокимовой к своей персоне, но ответила спокойно, доброжелательно:

– Пожалуйста, Лидия Сергеевна. Где поговорим? Здесь на улице или в отсеке? Но там могут быть Ольга или Галина!

– Если ты не против, пройдем ко мне?

Евдокимовой был выделен отдельный отсек. Хоть и небольшой, но персональный. Замполит батальона ценил старшую медицинскую сестру, получая от нее весьма ценную информацию о подчиненных. Взамен закрывая глаза на связь женщины с военнослужащими срочной службы. И чтобы эта связь не бросалась в глаза, замполит медсанбата и пробил своей информаторше отдельный отсек. Даже не отсек, а кубрик, состоящий из прихожей, туалета и спальни, размером с вагонное купе. Этого неприхотливой в принципе Евдокимовой было достаточно.

Рита, пожав плечами, улыбнулась:

– Почему бы и нет? Пройдемте!

– Я смотрю, у тебя, Авдеева, хорошее настроение?

– А что, вы хотите мне его испортить? Тогда лучше отложим разговор. Я не обязана исполнять ваши распоряжения вне службы!

Евдокимова тоже попыталась изобразить нечто, похожее на улыбку, отчего только перекосилось ее и так не очень красивое, мягко говоря, лицо:

– Ну что ты, Рита? Я всего-навсего отметила, что у тебя хорошее настроение! Без всякой задней мысли.

– Да? Ну что ж, тогда пойдемте!

Женщины прошли в отсек Евдокимовой.

Старшая сестра предложила гостье место за небольшим столиком, стоявшим рядом с узкой разборной кроватью, заправленной обычным солдатским одеялом.

Отсек был лишен кондиционера, и от зноя немного спасал мощный вентилятор, закрепленный на потолке.

Евдокимова предложила:

– Кофе? Чаю?

Рита отказалась. Евдокимова внимательно посмотрела на девушку.

– Больше предпочитаем холодное шампанское в обществе элегантного кавалера?

– Вы же сказали…

Старшая медсестра не дала Рите договорить:

– Я все помню! Но разве плохо, когда за тобой ухаживает элегантный кавалер, угощает шампанским, делает подарки и… даже предлагает даме руку и сердце?

– Что вы хотите этим сказать?

Евдокимова нагнулась к Рите, и в ее глазах вспыхнули злые огоньки:

– А то, что сказки про принцев хороши в Союзе. Там в них еще можно верить и надеяться на исполнение любой, даже самой недостижимой мечты. Но в Афганистане принцев нет.

Рита отбросила назад свои пышные, красивые волосы:

– Что скажете еще, «уважаемая» Лидия Сергеевна?

– Еще, дорогая, скажу тебе, что не будь доверчивой, как ребенок. Думаешь, ты нужна Баженову? Нет, здесь, на войне, конечно, нужна. Он парень скромный, негулящий, ему менять партнерш в постели не хочется. Это же надо: ухаживать за бабами, подарки делать, говорить комплименты тогда, когда ни о чем говорить не хочется. Все это не для него. Баженову достаточно зацепить одну простушку, пообещать жениться и… спокойно спать с ней. Иметь бабу безо всяких проблем. Скажешь о ребенке, согласится, сделает вид, что обрадовался. Отчего не сказать, если знает, что от него ребенка быть не может, а возможно, он предохраняется так, что бабенка дурочка и не догадывается. Мужики могут делать это! Как? Могу просветить!

Маргарита резко поднялась:

– Оставьте свой цинизм и ненависть при себе! Просвещайте кого-нибудь другого. А я обойдусь и без вашего просвещения.

– Напрасно ты, девонька, артачишься. Я же только ради тебя и затеяла этот разговор. Чтобы потом слезами горючими не умылась. Потому как после Афгана, если все сложится нормально, ты Баженову не будешь нужна. Война – это стресс. Стресс постоянный. Лучшее лекарство – секс. И чем яростней секс, тем быстрее снимается стресс. Два года Баженов будет спать с тобой, заглушая в себе неистовым сексом страх перед неизвестностью завтрашнего дня. Перед потенциальной опасностью и угрозой, которая подстерегает на войне каждого, независимо от того, чем он на этой войне занимается. Но как только опасность останется позади, а впереди будет мирная жизнь, поверь мне, дурочка, Баженов посмотрит на тебя другими глазами. И испытает к той, которая отдавала ему всю себя без остатка, отвращение. Ну… если не отвращение, то безразличие. Он выпьет тебя, как спирт из фляги, до конца, до капли. А пустая, развращенная, познанная до конца, зачем ты ему будешь нужна?

Рита побледнела:

– Зачем ты мне все это говоришь, старая калоша? – Молодую женщину обуяло негодование: – Какого черта ты лезешь в мою личную жизнь? Кто дал тебе право издеваться над другими? Ты гадкая, ядовитая змея. Противная, опасная и подлая!

Евдокимова поджала губы:

– Я – калоша? Змея? А ты шлюха подзаборная! И будешь шлюхой всю жизнь. С ней, как с человеком, а она… проваливай, чтоб глаза мои тебя не видели, стерва паскудная!

– На себя посмотри! Тебя зависть огнем жжет! Я сплю с одним, любимым человеком, а ты обслуживаешь и полк, и бригаду.

Евдокимова не сдержалась и завизжала:

– Молчать!!! И вон! Вон отсюда!!!

– Да пошла ты!

Рита вышла из отсека.

Старшая медсестра прошипела вслед молодой женщине, позволившей себе так разговаривать с ней:

– Я-то пойду, а ты, сука, ой как пожалеешь о своих словах. На дежурствах сгною, падаль!

Этих слов Маргарита не слышала, но настроение было испорчено. И надо же, живут такие люди, злые, завистливые. Их жаба душит, когда другим хорошо. Надо любыми методами и средствами все испоганить, облить грязью, опошлить. Ну почему, почему такая несправедливость? За все свои неудачи они мстят другим. И никто не может остановить их. Ведь знает замполит батальона, что собой представляет Евдокимова, знает. И командир знает. Но ничего не предпринимают? Почему? Потому что старшая сестра стучит на подчиненных? Но ведь ее информация сплошная ложь?! Получается, командованию нужна ложь? Для чего? Вот это непонятно!

Обида душила Риту, когда она шла по аллее, удаляясь от женского модуля. Все же Евдокимова добилась своего. Укусила исподтишка, как змея. И теперь вечер отравлен. А ей встречать Сережу. Сумеет ли она забыть о разговоре с подлой завистницей? Постарается, но осадок останется. Сволочь Евдокимова, какая же она сволочь!

Думая о своем, Рита не заметила, как прошла мимо Ольги Носовой, своей подруги, с которой жила в одном отсеке. Та окликнула соседку:

– Рита!

Маргарита вздрогнула:

– Оля, ты? А я и не заметила!

– Заметишь тут! Идешь бледная, растрепанная, задумчивая, в глазах слезы. Что случилось-то?

Рита вздохнула, промокнув платком действительно влажные глаза:

– И не спрашивай!

Ольга взяла подругу под руку:

– Ну нет, так дело, дорогая, не пойдет! К тебе кто-то из мужиков приставал?

– Нет! Хуже!

– Хуже? А ну-ка пройдем в курилку пехотной роты, пока там никого нет!

– Зачем, Оля?

– Расскажешь, что произошло! Ты на себя со стороны поглядела бы! Кто-то серьезно задел тебя? – Подруга чуть ли не силой провела Маргариту в курилку и усадила на скамейку: – А теперь, давай, колись, что случилось. Кто обидел тебя?

– Ничего не случилось. Просто Евдокимова пригласила на разговор к себе. Поговорили!

– Вот оно что? Теперь понятно! И эта истасканная подстилка пыталась убедить тебя, что здесь, в Афгане, нет места для настоящей любви. Заодно обгадила и ваши с Сергеем отношения, так?

Рита кивнула:

– Так!

– Надеюсь, ты достойно ответила ей?

– Да! Сама удивляюсь, откуда и красноречие проявилось. Высказала ей то, что и повторить не смогу.

– А в морду не дала?

Маргарита вскинула свои красивые глаза на подругу:

– Ты что, Оля? Как можно?

– Значит, не дала! Зря! Я на твоем месте пару оплеух влепила бы по ее противной роже. А слова? Что слова? Да, они могут быть неприятные, но не более. И вызывают ответную реакцию. Другое дело, когда по мордам. Тет-а-тет! Без свидетелей. А словами? Пустое. Только хуже себе сделала. Теперь эта тварь пробитая достанет тебя дежурствами и кляузами на твое якобы недопустимо легкомысленное поведение. Замполиту от нее больше ничего и не надо. Но ладно! Ты не смогла, я разберусь с начальницей! Мне есть чем припугнуть старую крысу. Так что держи хвост пистолетом. Евдокимова больше не тронет тебя.

Маргарита грустно улыбнулась:

– Пойдешь, изобьешь ее?

– Нет! Для этого момент упущен. И упустила его ты! Я же шантажом возьму нашу красотку!

– Шантажом?

– Именно! Подлецов надо бить их же оружием! Или сука отстанет от тебя, или хрен она вывезет в Союз те два тюка джинсов, что хранит в своей подсобке. Там еще пара «Шарпов» двухкассетных припрятана. Так что зацепить ее проще простого! Ты куда шла-то?

Рита пожала плечами:

– Не знаю! Просто вышла от Евдокимовой и пошла. Куда? Не думала!

– И если бы не я, то могла и на минное поле зайти. Хотя нет, на колючке споткнулась бы или на пацанов с постов караульных. Но скорей всего ты, дорогая, прямым ходом уперлась бы в дверь отсека своего замполита. Он у тебя в казарме сейчас?

– Нет! На выходе!

– На выходе? Замполит и на выходе? В роте обеспечения? Странно!

– Ничего странного, он такой!

– Глупый еще! Как и ты! Но ладно, иди в отсек своего суженого, да приведи себя в порядок, а я навещу мегеру Евдокимову. И завтра эта сука будет улыбаться тебе во весь свой поганый рот, словно ты ее лучшая подруга.

– Уверена?

– Абсолютно! Да что говорить? Завтра сама убедишься в этом. Шантаж, Ритуля, великое дело, если применить его с умом и во имя торжества справедливости. Что я сейчас и сделаю. Ну все, оклемалась чуть-чуть?

Рита кивнула:

– Оклемалась. Спасибо тебе, Оля!

– Спасибо в карман не положишь, а вот если твой Серега меня со своим ротным сведет, будем в полном расчете!

– Тебе нравится Свистун?

– Представь себе, нравится! В этом есть что-то странное?

– А как же начфин наш?

– Да пошел он, козел! Надоел! Ему как раз Евдокимова подошла бы. Два сапога – пара!

– Но ты же давно спала с ним?!

– От безысходности, дорогая! На безрыбье… сама понимаешь, и рак… Ладно. Разошлись. У меня, кроме старухи, еще дела. Но ты о моей просьбе не забывай, ладно?

– Ладно! Но ничего обещать не могу!

– Вот это могла и не говорить! Сама понимаю, таких, как Свистун или твой Баженов, на понт не возьмешь. Ребята серьезные! Ну, удачи. Я пошла!

– Счастливо, Оля!

Подруга оглянулась. На ее губах играла улыбка.

– Это тебе счастья! Ты у нас на базе, может, одна такая, по-настоящему счастливая! Храни его, свое счастье!

Ольга направилась в сторону женского модуля.

Рита же, успокоившись, пошла к мужскому общежитию. Не обращая внимания на офицеров, находившихся возле модуля, поднялась по металлическим ступеням, открыла оцинкованную дверь, вошла в отсек.

Тело обдало приятной прохладой от не выключенного утром кондиционера.

Надо привести себя в порядок. Наверное, видок у нее, мама не горюй, раз Ольга удивилась. Да и немудрено. После такого сердечного разговора с мадам Евдокимовой. Рита подошла к зеркалу. Чуть опухшие глаза, две едва заметные морщинки, опущенные уголки рта.

Да, видок не лучший! В таком виде встречать Сережу нельзя. Он спешит к ней радостный, а она? Чучело чучелом. Надо встряхнуться! Для начала принять душ и выбросить из головы разговор с Евдокимовой. После душа, переодевшись в джинсы и легкую кофточку, Рита прошла в магазин Военторга, купила продуктов. Зашла в женский модуль. Взяла в своем отсеке подаренную Ольгой бутылку шампанского. Вернулась в отсек Баженова, навела в нем порядок. Протерла пыль. За окном пронесся «афганец». На этот раз быстрый, незатянувшийся. После чего все стихло. Рита вновь подошла к зеркалу. Увидела пятно в нижнем правом углу полотна. Достала платок, чтобы вытереть пятно. Но как только прикоснулась к зеркалу, оно вдруг упало и разлетелось на мелкие осколки. Девушка вскрикнула:

– Ой! Господи! Зеркало бьется к беде. К смерти. Так говорили в детдоме.

И Маргарита верила в эту примету. Для чего у нее были основания. Как сейчас, она помнит детский дом. Зеркало в бытовке. Летний вечер. Сильная гроза. Девчонки, что ушли с воспитательницей в лес, бегут по полю. Треск зеркала, которое ни с того ни с сего раскололось на три части. Зигзаг молнии, удар грома. Такой сильный, что от неожиданности пятнадцатилетняя Рита даже присела. А потом страшная новость, потрясшая всех в детском доме. Ударом молнии на поле убило двенадцатилетнюю девочку Настю. Обгоревший до неузнаваемости труп в подсобном помещении. Это уже позже. Похороны. Когда небо было чистым, бездонным, без единого облачка. И яркое солнце. Хоронили Настю в закрытом гробу. Плач.

Вот и сейчас зеркало разбилось. Почему? Ведь Рита едва лишь прикоснулась к нему. А до этого сколько раз стирала с него пыль. Господи! Смерть. Сережа! От тревоги заныл живот, перехватило горло. Так что стало трудно дышать. Мелкая, противная дрожь прошла по телу. Сережа! Но нет, нет! Колонна должна уже пройти перевал. И если случилось бы что, то это стало бы известно в полку. Но на территории части тихо. Надо убрать осколки. И поменять зеркало. Принести свое из женского модуля.

Рита взялась за работу. Через полчаса осколки полетели в контейнер для мусора, а на стене висело новое зеркало, в красной рамке. Девушка закрепила его надежно. Не упадет, даже если рядом с модулем разорвется снаряд.

Закончив работу, Рита присела на диван. Тревога не проходила. Прилегла на подушку. Так легче и… незаметно для себя девушка задремала. Ненадолго. Разбудил ее гул двигателей «ЗИЛов» и рокот дизеля боевой машины пехоты. Мелькнула мысль: «Колонна вернулась и заходит на территорию войсковой части». Она поднялась, вышла в тамбур, открыла дверь. Но нет. Это не колонна вернулась. Это куда-то пошли два «ЗИЛа» и БМП. Куда же они пошли? И почему до сих пор нет «КамАЗов» роты обеспечения со взводом сопровождения? Может, что-то случилось на перевале. Но чем могут помочь груженым «КамАЗам» обычные «ЗИЛы»? Хотя эти машины могли выйти из части и по своим делам, никак не связанным с маршем подразделения Баженова. Но уже вечер! В это время, как правило, ни техника, ни личный состав – за исключением случаев, когда роты или батальон выходили на боевые задания, или, как еще их называют, на реализацию разведданных, – территории полка не покидали. Да и с боевых заданий, старались вернуться до ужина. После чего база переходила в режим закрытого военного объекта, готового отразить любое нападение, любого противника. Отразить и провести эффективную контроперацию. Сил и средств для этого у мотострелкового полка и десантно-штурмовой бригады было более чем достаточно. Куда же тогда направилась небольшая колонна? В Шаристан? Но что нашим солдатам делать в афганском селении? Да еще в это время суток? Тревога холодной змеей сдавила свои кольца вокруг шеи женщины. И ничего ни у кого она спросить не могла. Хотя, вот идет офицер, судя по комбинезону – танкист. Капитан.

Рита окликнула его:

– Товарищ капитан!

Офицер повернулся:

– Это вы мне, прекрасная незнакомка?

– Да! Один вопрос разрешите?

Капитан подошел к Маргарите:

– Для вас все что угодно!

В глазах офицера без труда читалась страстное желание познакомиться с девушкой. Только намекни.

Рита сделала вид, что не замечает состояния офицера:

– Скажите, вы не знаете, куда и зачем из части только что вышли два грузовика и БМП?

Капитан удивился:

– А вам, извините, до этого какое дело?

Рита замялась:

– Да так! Просто!

– Просто, милочка, ничего здесь не происходит.

– Хорошо! Я жду старшего лейтенанта Баженова. Он утром повел колонну в горы. Должен был уже вернуться, но… до сих пор колоны нет. Вот я и хотела узнать, не связан ли выход машин сейчас с маршем колонны?

Капитан проговорил с досадой:

– Вот оно что. Так вы с замполитом роты обеспечения любовь крутите? Жаль. А насчет передвижений колонн мне ничего не известно. Но вы не беспокойтесь, вернется ваш Баженов. Ну, а если нет, такое, к сожалению, у нас бывает нередко, имейте в виду, что я всегда к вашим услугам. Кстати, не представился, капитан Соколов, заместитель командира танкового батальона по вооружению.

Рита отвернулась от офицера:

– Думаю, что обойдусь без вашего предложения!

Капитан-танкист усмехнулся:

– Кто знает.

Маргарита промолчала. Танкист пошел дальше в сторону казарм танкового батальона.

Маргарита же вернулась в отсек Баженова. Присела за столик. Обхватила голову руками.

И зачем ты, Сережа, напросился на этот марш? Тебя же никто не заставлял вести колонну. Не твое это дело. А все из-за того, что не хочешь прослыть крысой, сидящей в части. Не хочешь, чтобы на тебя с презрением смотрели боевые офицеры. Но ведь никто и ни в чем тебя, замполита, не обвинил бы, откажись ты от этой командировки. О своей репутации подумал, а обо мне нет! Не подумал, как буду переживать, как мне будет плохо. Господи, ну когда же ты вернешься?