Текст книги "Работа для спецов"

– Это не твоя забота. Давай дальше.

– Дальше все прозаически просто – пенсии нет, на работу не берут, в смысле достойную работу. Так и жил, с женой еще раньше разошлись, ну, слово за слово, запил я, короче, по-черному запил. Из дома почти не выходил, сосед-пенсионер за гонца был. Так, наверное, и упился бы до смерти, но однажды утром пришли ко мне двое. Ну, я с бодуна был, они это поняли – похмелили. Говорили что-то про работу какую-то, но башка совсем не соображала. Так и не понял, о чем мы договорились. На утро следующего дня они приехали снова, забрали с собой и отвезли за город, как потом оказалось, в какую-то клинику. Там мне переливание крови сделали, капельницы ставили, в общем, на четвертые сутки поставили на ноги. Как говорится: сняли синдром.

– Ближе к делу. Как тебя из запоя выводили, меня не волнует.

– Я почему это подробно расписываю, не понял? Да потому, что все это проверить можно. А ты все торопишь – дилетант ты, смотрю. Что, у Хасана поопытней нет никого?

– Знаешь, Кротов, ты спеца из себя не строй, если мне понадобятся подробности – я сам тебя спрошу. Продолжай.

– После лечения мы всерьез и поговорили. Я их заинтересовал как профессионал.

– В какой области профессионал?

– Разведка.

– Понятно, дальше.

– Ну а дальше сказали, что если я выполню их задание, то они хорошо заплатят, причем половину сразу же после того, как дам согласие. А в дальнейшем помогут решить вопрос с трудоустройством.

– Как они представились?

– Да никак. Я тоже спросил: как их называть – они ответили: просто Павел и Олег. Больше, сказали, знать мне незачем.

– Значит, Павел и Олег. Ладно, допустим. И в чем же конкретно заключалось их задание?

– Через вокзал под видом бомжа попасть к одному дельцу, который отправит меня сюда, на заработки, так сказать.

– Они что, точно указали тебе человека, к кому ты должен попасть?

– Да, сказали, что я должен приглянуться Мамеду, и из машины его показали.

– А конечный пункт твоего путешествия не называли?

– Нет, сказали, что Мамед отправит куда надо.

– Понятно. Какую они поставили задачу?

– Только собрать информацию: что, собственно, представляет собой аул, чем здесь занимаются, кто всем руководит?

– С кем и как поддерживаешь связь?

– Да какая связь? Это же не Контора, которая всегда страхует своих людей.

– И все же я не вижу логики, допустим, ты что-то и пронюхаешь, но как эту информацию ты доставишь обратно?

– Об этом разговора не было. Мое возвращение – моя проблема.

– Как же ты собирался решать эту проблему?

– Пока об этом не думал, но из всякого положения можно найти выход, так что способ уйти со временем нашел бы, а может, и случай какой подвернулся бы.

– Да, говоришь ты складно, но почему я должен тебе верить? Ведь уволить тебя могли чисто формально и по рассказанной тобой легенде направить сюда не какие-то Павел и Олег, а вполне конкретная спецслужба. А? Что на это скажешь?

– Все же – дилетант ты. Ну какой толк Конторе с ее возможностями бросать своего человека в рабство? Что ценного он может узнать? Если бы вы заинтересовали Контору, то давно бы уже всем вам здесь пришел бы гвоздец. Неужели не ясно?

– Хорошо, допустим, ты говоришь правду, тогда поведай, что ты за время своего присутствия здесь сумел узнать? Представь, что отчитываешься перед своими работодателями.

– Например, что здесь царит самое настоящее рабство. Что ходят слухи о поставках наркоты, но доказательств этому я лично не нашел. Что заправляет всем некий Хасан, любитель публичных казней, а в помощниках у него Валентин да ты. Ну, еще как охраняют Хасана, в два кольца. Вот фактически и все, но своим заказчикам я, конечно, все расписал бы покрасочней, чтобы поднять цену.

– И все же я не вижу смысла посылать человека неизвестно куда, надеясь на авось, без всякой гарантии, что он вернется и что не обманет, наконец.

– Смысла не видишь? А что, собственно, они теряют, засылая сюда человека? Определенную сумму? Но для них это, может быть, не сумма, а так, щебень. Их логика проста: набирают по возможности бывших спецов, обладающих кое-какими навыками, таких вот разочаровавшихся во всем, как я, и вербуют, посылая на такое вот задание. Вернется – хорошо, будет информация; не вернется, и хрен с ним, запустят другого. А то и того, кто вернется, рассчитают контрольным в голову. Если у них есть интерес и выход на Мамеда, то сюда они могут заслать столько народу, что и Хасана скинут легко. Поодиночке соберется отряд и устроит здесь полный шухер.

– Ну что ж, поешь ты действительно складно, даже очень. Одного не пойму, бежать-то зачем вздумал?

– Рефлекс. Не могу долго под замком находиться.

– А ты знаешь, что тебе за побег добавится?

– Как не знать, только мне по хрену все, понял? Мне ни вперед, ни назад дороги нет. Так что давай, кончай меня.

– На это я не уполномочен, Хасан будет решать – жить тебе или нет.

– Да кто он такой, твой Хасан? Бог он, что ли, чтобы судьбы людские решать? Дерьмо поросячье этот Хасан, понял? Да и вы вокруг него все шакалы, если козлу этому служите. Рано ли, поздно ли займутся вами всерьез, вот тогда и попрыгаете по горам, как архары! Иди на... не зли меня перед смертью.

– А ты, Кротов, не робкого десятка, жаль только, что умрешь впустую, за чужой интерес сдохнешь.

– Да пошел ты, откуда пришел, не тебе, сучонок, меня судить.

Феликс вышел из камеры и отправился прямиком в кабинет Хасана. Сам хозяин в это время разговаривал по телефону, вернее, получал информацию, потому что в основном молчал и слушал. Феликс негромко обратился к Валентину:

– Ты чего не зашел? Интересная была беседа.

– Да мы слышали, Хасан решил, что ты один неплохо справляешься и не надо тебе мешать.

Феликс в знак того, что понял, кивнул головой. В это время и Хасан положил трубку.

– Ну что, господа, вы об этом всем думаете? Скажу сразу, по данным оттуда, – он поднял указательный палец вверх, – спецслужбы в нашем регионе никаких операций не проводят. Вот так. Это сейчас мне сообщил человек, которому я доверяю.

«Хреновый у тебя осведомитель», – подумал Феликс.

– Насколько я понял, – поддержал разговор Валентин, – Кротов сказал правду. Органы безопасности на самом деле действовали бы по-другому. И более активно и более масштабно. Похоже, что у вас, Хасан, как и во всяком другом бизнесе, начинают появляться конкуренты. Пока они ничего конкретного о вас и ваших возможностях не знают. Но уже то, что им известно звено Мамед – Арталык, говорит о серьезности их интереса.

– Да кто они такие? Куда лезут? Сфера влияний давно поделена, и создана единая система! – Хасан был раздражен.

– Желающих влезть в отлаженный механизм в любой сфере деятельности всегда было предостаточно. Особенно в такой, которая приносит сверхприбыль. Так что это не ново. Скорее наоборот, рано или поздно этого следовало ожидать. И мы должны благодарить Феликса за то, что он быстро раскусил этого Кротова. Теперь мы знаем, что нами заинтересовались, и примем соответствующие меры, обезопасив себя. А то, что произошло, следует принимать, как подарок судьбы. Что скажешь, Феликс?

– Полностью с Валентином согласен. Единственное, что Кротов мог утаить, это своих возможных сообщников, хотя, вероятно, их и нет. По-моему, Кротов просто блефовал, когда расписывал возможность переброски сюда целого отряда, скорее набивал себе цену. Хорошие бойцы всегда востребованы, имеют работу, и перекупить их непросто. А из неудачников набрать – толку нет. Но звено, о котором говорил Валентин, я думаю, надо обрубить. Так будет надежней.

– Ну что ж, в общем, ваше мнение практически совпадает с моим. Мамеда мы уберем, да и место вербовки тоже. Следующую к нам новую партию рабов развернем обратно, лучше мы немного отсрочим реализацию наших планов, чем получим кучу внутренних неприятностей. С этим все ясно. Среди рабов провести повальную проверку на месте. Ужесточить режим, но только в отношении надзора. Феликс был прав, когда немного облегчил им жизнь. Так и следует продолжать. Ну а Кротова ждет казнь, это однозначно. Публичная казнь.

– Хасан, пару слов можно? – спросил Феликс.

– Говори, и не пару слов, а сколько посчитаешь нужным, ты у нас опять в героях.

– Я думаю, что публичную казнь проводить не следует. Лучше сделать это тихо. По моим наблюдениям, он пользовался у определенной части рабов некоторым авторитетом.

– Так ты и создал его авторитет, подняв до уровня надзирателя, – перебил Феликса Хасан, – это не в упрек, это факт.

– Может, и так. Но в случае с Кротовым, считаю, публичная казнь может дать не устрашающий, а обратный эффект. Мы своими действиями можем создать вокруг Кротова некий ореол героя, мученика. Это не казнь убийцы или насильника, которого общая масса уже отвергла. Здесь другой коленкор. Неизвестно, как он еще поведет себя на казни, но, судя по допросу, валяться в ногах и умолять сохранить жизнь не будет. Это может настроить толпу против нас, хотя дело до открытого неповиновения вряд ли дойдет, но и напрасно дразнить их, считаю, не следует. Мое предложение: казнить его ночью, при ограниченном сопровождении, без лишних глаз и ушей. А наутро можно сообщить, что Кротов не выдержал груза своей вины и покончил с собой, вскрыв себе вены. И все. О нем поговорят немного и быстро забудут. И никакого героя, никакого примера для подражания.

– Валентин! Твое мнение?

– По большому счету, Феликс прав, хотя я всегда был против казней, но уж если решено, то, думаю, благоразумней принять вариант Феликса.

– А не кажется ли вам, что мы начинаем считаться с мнением рабов? Так можно далеко зайти. Не слишком ли мы преувеличиваем опасность, и есть ли она, эта опасность, в таком масштабе, в котором мы ее представляем?

– Хасан, лично я не думаю, что мы преувеличиваем опасность, – вставил Феликс, – вернее, мы считаемся с возможностью опасности.

– Ну хорошо. Если вы считаете, что публичная казнь нежелательна, то поступим так, как предложил Феликс. Сейчас расходимся по своим делам, а ровно в полночь встречаемся и окончательно решаем вопрос.

* * *

Едва переступив порог своей квартиры, Феликс сразу же принялся за проверку и подготовку оружия – сделал несколько пустых щелчков, дослал патрон в патронник, добавив в обойму еще патрон, зарядил пистолет и поставил на предохранитель. Теперь следовало подумать, на каком этапе конвоирования выдернуть кольцо из предохранительной чеки гранаты – Виктору сделать это самому будет трудновато, но здесь будем действовать по обстановке. Еще – как предупредить Валентина о грозящей ему опасности при взрыве? Открыто сказать нельзя, значит, остается одно: как только Виктор метнет гранату, в падении увлечь за собой Валентина в арык, укрыть от осколков и одновременно ограничить его возможные действия. То, что все девять пуль лягут точно в цель, Феликс не сомневался. Из «ПМ», как, впрочем, и из всех других видов оружия, он стрелял прилично. Приняв душ, он переоделся, надев относительно свободные в поясе джинсы, сунул за спину пистолет, накинул рубашку навыпуск. Он стоял перед зеркалом, причесывая свои непослушные короткие волосы, когда вошел Валентин.

– Готов, Феликс? Нам пора.

– Если пора, то пойдем.

Они отправились знакомой дорогой, освещенной полной луной, к главному дому.

Хасан ждал их в своем кабинете в обществе двух вооруженных телохранителей.

– Вижу, что все собрались. Валентин, ты заменил посты?

– Да, никто из охраны не будет наблюдать ни за плато, ни за подходами к нему, людей я переместил в другие места.

– Хорошо. Захар! Давай-ка пройдись по аулу, осмотрись, чтобы не было случайных свидетелей. Так будет надежней, мало ли кто не спит. Лучше немного подождем.

Ждать действительно пришлось недолго. Захар вернулся быстро и успокоил Хасана:

– Аул пуст, можем идти.

И тут произошло то, чего не просчитал Феликс, злой рок отпраздновал победу, лишив его той возможности, на которой и был выстроен весь план.

Возможности применить оружие.

Хасан предложил Феликсу и Валентину не брать с собой оружие и до завершения акции оставить его здесь. Почему эта мысль вдруг пришла Хасану в голову? Раньше никогда такого не было. Звериное чутье? Расчетливая осторожность? Да что толку искать причины? Главное, что он это сделал, переиграв Феликса и Виктора. Огромным усилием воли Феликс заставил себя внешне спокойно подчиниться. Мозг лихорадочно искал выход, но на принятие продуманного решения времени, увы, не было.

– Выводите этого «спеца» и следуйте прямо на плато. Если что, тащите его силой, особо не церемонясь, не забудьте заткнуть ему пасть, если вдруг начнет орать. В общем, вы знаете, что надо делать, – мы пойдем следом.

Феликс с Валентином вышли из дома. Последний неожиданно предложил Феликсу одному спуститься за жертвой в погреб.

– Если сам не справишься – позовешь.

Бородач-охранник открыл двери и намеревался зайти следом за Феликсом, но тот, забрав у него ключ от наручников, сказал:

– Я сделаю все сам, иди наверх, тебя там Валентин ждет.

Феликс зашел в камеру и освободил Виктора, но тут же молча заломил ему руки назад и защелкнул наручники. В правой руке друга была зажата граната, почти незаметная в его широкой ладони.

– Все, Кротов, твое время пришло. Сам пойдешь или тащить прикажешь?

– Убери лапы. Пошли, шавка хасановская.

Предназначалось все сказанное для ушей Хасана, хотя тот вряд ли сейчас сидел на прослушке, но Виктор вел себя последовательно. И как только они вышли из камеры в пустой погреб, Феликс заговорил:

– Витя, отдай мне гранату.

– Что случилось?

– Я без оружия.

– Та-ак... понятно.

– Давай гранату, я сам все сделаю.

Крот быстро просчитал неожиданно сложившуюся ситуацию.

– Нет, Феликс, ни хрена у тебя не выйдет, не зря у вас отобрали оружие. Значит, вы будете под прицелом. Это уж точно.

– Я все...

– Хватит базарить, выдерни кольцо и идем, ну! Это приказ.

– Витя...

– Феликс, мать твою, у нас нет времени – выдерни кольцо, кому говорю!

Феликс выдернул кольцо. Теперь стоило Виктору немного ослабить зажим, и до взрыва останутся считанные мгновения.

– Веди меня и не расслабляйся!

– А ну пошел! – издал нервный крик Феликс. – Застыл, мудило. Марш вперед!

Они вышли на улицу. Феликс с одной, Валентин с другой стороны обступили Виктора и повели по улочке, ведущей на плато. Шли молча до самого места. Когда подошли к обрыву, Валентин под предлогом, что ему нужно отойти, оставил друзей вдвоем.

– Витя, еще есть время, давай я тебя освобожу, передашь мне гранату и встретим этих козлов.

– Феликс, не суетись и не пори горячку. Нет у нас времени что-либо менять. Не переживай – значит, так судьбе угодно. Ну что ж, не повезло! Не вини себя ни в чем – это, если хочешь, моя последняя просьба. Ну вот и троица показалась, прощай, брат, и... держись. Валентина постарайся отвести подальше. Беседа у меня с Хасаном серьезная будет.

– Прощай, Витя, прощай и прости...

Он хотел еще многое сказать, но подошел Валентин, а следом – Хасан с телохранителями.

Один из них нес трость.

Подойдя вплотную, Хасан глянул Виктору в глаза.

– Я смотрю, ты ведешь себя, как настоящий мужчина. Не пытаешься упасть в ноги, просить пощады, почему? Может, я прощу тебя и оставлю жизнь, ну! Проси меня, цепляйся за последнюю возможность!

Видно было, что Хасану не очень нравилось поведение жертвы – он привык к другому – мольбам, истерике, обморокам, но такого опасного спокойствия не ожидал и воспринимал поведение Виктора нервно.

– Что, героя из себя строишь? Ради кого и чего ты сейчас сдохнешь?

Виктор плюнул прямо в лицо Хасану, тем самым прервав этот словесный понос. Хозяин бандитского логова достал платок и медленно вытер лицо.

– Ну что ж, свинья, отправляйся на корм шакалам! Трость! – приказал он своему телохранителю.

Но Хасану не суждено было совершить очередное убийство. Виктор, повернувшись, выбросил прямо под ноги палачу смертельный сюрприз. Феликс и увлекаемый им Валентин бросились на землю.

Яркая вспышка и оглушительный взрыв потрясли плато. Горы, подхватив эхом удаляющийся отзвук взрыва, наконец смолкли. Поднятая густая пыль постепенно рассеивалась под слабым ночным ветром. Феликс поднялся. На месте, где еще недавно стояли Хасан и его телохранители, образовалась небольшая воронка. Обезображенные трупы палачей валялись в неестественных позах. У самого Хасана вся нижняя часть тела была разворочена, от головы осталась только затылочная часть – видимо, в последнюю секунду он машинально посмотрел себе под ноги. Телохранители, вернее, их тела, пострадали меньше, но и они погибли мгновенно – вся мощь взрыва досталась им троим. Невдалеке валялась трость. Феликс подобрал ее и подошел к краю пропасти, где недавно стоял Виктор, затем отчаянным жестом закинул ее в пропасть. Все было кончено!

* * *

...Феликс, оторвавшись от воспоминаний, посмотрел на часы. Времени прошло достаточно, чтобы Виктор отдохнул. Пора домой. Он рассчитался, вышел из кафе и, подняв ворот куртки, под дождем направился домой – туда, где его впервые за последние месяцы не поджидало одиночество, где были рады его приходу.

Часть II
КРОВЬ НА ИГЛЕ

Тем временем в другом городе, за сотни километров отсюда, Семен Дмитриевич Гальянов, удобно расположившись в кресле своего уютного кабинета, ждал телефонного звонка. Час был поздний, но ему было не до сна. Бессонница за последнее время стала неотъемлемой частью его существования. Тишь кабинета, мерное постукивание старинных часов, мелкая дробь осеннего затяжного дождя в широкое окно – все это располагало к размышлению. А поразмышлять было о чем. Уже не в первый раз он анализировал свой жизненный путь. О чем думал Семен Дмитриевич? Что тяготило его и лишало нормального сна? Его, внешне добропорядочного, интеллигентного и благополучного во всех отношениях человека?

А дело было в том, что несколько последних лет Семен Дмитриевич Гальянов вел двойную жизнь.

Внешнюю – жизнь одного из заместителей главы администрации не самой провинциальной области в центре России.

И тайную – тщательно скрытую от посторонних глаз, требующую постоянного нервного напряжения, жизнь одного из руководителей преступного сообщества, промышлявшего преимущественно поставкой в регион и дальнейшим распространением наркотиков.

Семен Дмитриевич неоднократно задавал себе вопрос, особенно в такие бессонные ночи: как он, человек в принципе неплохой, искренне не желающий никому зла, стал тем, кем стал? Как дал втянуть себя в опасный, грязный бизнес? Семену Дмитриевичу было очень жалко себя, но он, как человек, способный к объективному самоанализу, прекрасно понимал, как ни горько это признать, что во всем виноват только он сам и никто другой. Виноват в том, что вступил на опасный путь, ведущий в никуда. Хотя и некоторые обстоятельства сыграли немаловажную роль, но у него всегда был выбор. Выбор жесткий, но был. И вот тогда холодный расчет и прессинг отца – одного из партийных бонз уже исчезнувшей, как Атлантида, страны – сыграл, как ни странно по отношению к собственному сыну, свою роковую роль. Если бы Гальянов не подчинился в свое время безжалостному решению отца, то все было бы совершенно по-другому.

Учился он на «отлично» и, как правило, учеником был заметным. Постоянное к нему внимание со стороны школьного руководства воспринимал как должное. Тогда он считал, что благодаря только своим способностям являлся лучшим учеником. В то время он и предположить не мог, что положение отца могло как-то влиять на его школьные успехи. По ненавязчивому совету отца Семен Дмитриевич легко поступил на юридический факультет университета и здесь увлекся комсомольской работой. Именно в это время у него проявилось желание не только быть первым среди равных, но и занять какой-нибудь руководящий пост, имея уже в своем распоряжении подчиненных. Он стал активно проявлять себя на комсомольских собраниях, болезненно завидовал членам комитета комсомола университета и особенно его секретарю. Тогда он, еще просто Сеня, поставил перед собой задачу – пробиться в комитет и возглавить его. Когда это удалось, он был на вершине счастья. И вновь никак не связывал отца со своим продвижением, ставя в заслугу только свои личные качества. Семен Дмитриевич вспоминал, какие это были годы, годы успеха, удовлетворения его заветных желаний. Он быстро научился ориентироваться в обстановке и действовал так, как было выгодно руководству университета. Активная, даже сверхактивная его деятельность не могла не отразиться на учебе, но даже когда он выходил на экзамен совершенно неподготовленным, то неизменно получал отличную оценку и воспринимал это как признание его заслуг в общественной деятельности. Семен Дмитриевич упивался своей значимостью.

Учеба подходила к концу, и Семен Дмитриевич вступает сначала в кандидаты, затем в члены КПСС. Дальнейшее его продвижение было предрешено. И по окончании университета с красным дипломом Семен Дмитриевич не идет на подготовленную должность в прокуратуре, а убеждает Дмитрия Георгиевича, своего отца, помочь ему определиться в райком комсомола. Высокий чин Дмитрия Георгиевича сыграл свою роль: тот не стал мелочиться, и на очередном пленуме райкома Гальянов-младший был представлен сразу как кандидат на должность первого секретаря. Статус человека, представившего Семена Дмитриевича, был настолько высок, что решение было изначально предопределено. Единогласно он становится важной общественно-политической фигурой – первым секретарем городского райкома ВЛКСМ и как следствие – членом бюро райкома партии. И это в двадцать два с небольшим года! Настоящий триумф.

Надо отдать должное, в работу Гальянов ушел с головой. Он видел, как с неприкрытой недоброжелательностью, замешанной на зависти, относились к нему его подчиненные и коллеги по бюро партии, и поэтому своей работой старался доказать, что он занимает свой пост не случайно и вполне соответствует ему. Отец, казалось бы, не обращал особого внимания на деятельность сына и не вмешивался в его жизнь. Семен Дмитриевич считал себя личностью самостоятельной, результатом чего явилась его свадьба с выпускницей медучилища – миловидной и скромной Татьяной. Отец попытался было им помешать, но Семен Дмитриевич сделал все по-своему, правда, тихо и быстро, поставив родителей перед свершившимся фактом. Реакции, как ни странно, не последовало никакой: мать, как говорится, права голоса в семье не имела, а отец только пожал плечами – смотри, жить тебе, не ошибись.

Даже сейчас, когда все кардинально изменилось, этим своим поступком Семен Дмитриевич гордился. Жизнь с Татьяной складывалась удачно, да иначе и быть не могло, они любили друг друга. Рождение дочери еще больше укрепило семью. Как тогда он был счастлив – прекрасная семья, любимая работа, удовлетворенное самолюбие. Это время Семен Дмитриевич вспоминал с щемящей теплой тоской. Если бы все так и осталось, но...

В стране начинались очередные перемены, и старые партийные кадры все более становились невостребованными. Зашаталось и положение самого Дмитрия Георгиевича. Человек холодно-расчетливый, он понял, что ему пора уходить, но терять то, что с таким трудом было достигнуто, ох как не хотелось. Значит, нужны новые связи и продвижение сына. Поэтому однажды из райкома Семена Дмитриевича вызвал к себе отец, но не домой, а в свой огромный кабинет.

Ничего хорошего вызов этот означать не мог. Семен Дмитриевич это понял, как только переступил порог кабинета. Он до сих пор помнит почти дословно разговор, так круто изменивший его дальнейшую жизнь.

– Проходи, садись.

– Папа, я не пойму, зачем ты вызвал меня сюда? Ведь мы могли поговорить и дома.

– Я сделал это для того, чтобы ты в полной мере осознал всю серьезность того, что тебе предстоит услышать.

И Дмитрий Георгиевич начал говорить, говорить безжалостно, в корне переворачивая мировоззрение Семена Дмитриевича.

– Семен! До сих пор ты получал все, что хотел. Университет? Пожалуйста. Райком? Без проблем. Я ничего не ставлю тебе в вину, пойми меня правильно. Ты мой сын, а не сын рядового гражданина, и поэтому ты должен жить иначе, чем все остальное общество. Семен, времена меняются, с приходом нового руководителя грядет что-то страшное. Поэтому мое время подходит к концу, я не хочу, да и не могу, что скрывать, больше участвовать в этом бессмысленном спектакле. Поэтому речь пойдет о тебе, о твоей дальнейшей судьбе. Без моей поддержки тебя быстро сметут, даже в отместку за то, что ты мой сын. Что из этого следует? То, что тебе необходима другая, более свежая и мощная поддержка. Зная твои амбиции, легко можно предположить, что станет с тобой, если лишить тебя твоего положения. В общей массе ты жить уже не сможешь, ибо успел почувствовать вкус власти. Поэтому сейчас я сделаю тебе предложение. Прошу тебя выслушать меня внимательно, не перебивая и не возмущаясь. Отнесись ко всему без ненужных эмоций.

Чтобы продолжить карьеру и выжить в новых, а в будущем, возможно, и более сложных условиях, тебе нужно – первое – порвать отношения со своей семьей и развестись с Татьяной. Не перебивай!

Второе – вступить в новый брак, после некоторого времени, конечно. В брак с дочерью одного высокопоставленного армейского чина. Учти, что годы, проведенные мною на вершине партийной власти, научили меня просчитывать свои действия на много шагов вперед, поэтому я до сих пор что-то значу. Только такой поворот поможет тебе остаться на плаву без моей помощи. Пока все. Я свое слово сказал – за тобой выбор. Поступай, как знаешь, я ни на чем не настаиваю, но подумай – в твоих руках собственное будущее. Сейчас не говори мне ни слова – подумай. Как примешь решение, независимо от того, каким оно будет, сообщи, но, пожалуйста, не затягивай. По-моему, такие решения следует принимать быстро, чтобы избежать лишних страданий. Ну все, можешь идти – жду звонка.

Семен Дмитриевич хорошо помнил, в каком состоянии он покинул кабинет отца. Он мог ожидать всего – предложение новой должности или, наоборот, серьезную взбучку, но такого, такого он даже представить себе не мог.

Возмущение таким предательством в отношении своей любимой семьи переполняло его. Да как мог отец только подумать такое о нем? Да плевать ему на все, на реформы, перестройки и переделки! Бросить Татьяну и крошку Анюту – это слишком. Да, он искренне возмущался и тут же готов был дать отцу ответ. Возмущение сменилось раздумьем, раздумье сомнениями, сомнения предопределили выбор. А будет ли такой уж счастливой их с Татьяной жизнь, когда он потеряет свою работу? Ведь тогда действительно наступит нищета, и не разумно ли оставить их, пусть временно, но при этом оказывая солидную материальную поддержку? Семен Дмитриевич пытался закамуфлировать настоящее, низкое предательство неизбежностью принимаемого им решения о разводе с целью сохранить благополучие своей бывшей семьи. Ему хотелось представить свой шаг как вынужденный благородный поступок – отречение от собственного счастья во имя сохранения благосостояния Татьяны и дальнейшее обеспечение своему ребенку достойного будущего, чего он никак не сможет сделать, оставаясь с ними и потеряв свое положение. Тогда ему почти удалось убедить себя в правильности сделанного выбора, все выглядело гнусно, мерзко и доставляло ему душевную боль. Выбор был сделан. Сначала он сообщил об этом отцу, который сказал:

– Хорошо, объяснись и уладь все с Татьяной. Передай, что материально она будет обеспечена, квартира также останется ей. И после немного развейся сам, лучше где-нибудь на природе. Потом приезжай ко мне на дачу, где решим, как поступить дальше, хотя, в принципе, у нас все готово.

Семен Дмитриевич не понял, что значит «у нас», да и не хотел понимать. Ему еще предстоял разговор с Татьяной, и все мысли были только об этом.

Выяснение отношений, вопреки ожиданию Семена Дмитриевича, прошло на редкость спокойно, что было неожиданным. Как ни старался Семен Дмитриевич представить развод и брак с другой женщиной жестокой необходимостью, вынужденным шагом, Татьяна сразу все поняла. Она даже не захотела слушать объяснения мужа, для нее и так все было ясно – Семен Дмитриевич бросал свою семью ради личных интересов, карьеры, власти. Для нее это было так низко и подло, что она не посчитала нужным выслушать какие-либо объяснения.

От материальной помощи отказалась наотрез и поставила условие развода – отказ Семена Дмитриевича от встреч с дочерью и с нею самой.

С этого дня они для него, как и он для них, больше не существовали. Только встреча в суде и в дальнейшем – никаких контактов. Условие пришлось принять.

Татьяна в тот же день перебралась с дочерью из шикарной квартиры, предназначавшейся ей, в «хрущевку» своей матери.

В этом была вся Татьяна – гордая и независимая.

В тот же вечер Семен Дмитриевич напился и последовал совету отца – провел несколько суток с проститутками, забивая совесть пьяным угаром. Наконец, немного придя в себя, он позвонил отцу и отправился к нему на дачу.

Дмитрий Георгиевич ожидал прихода сына. С минуты на минуту должен появиться и генерал Соловец с дочерью. Сегодня состоится первая встреча будущих «молодых». Между отцами все было решено, и они находили совершаемую сделку обоюдовыгодной. Для Гальянова-старшего это карьера сына. Если не будет брыкаться и правильно поймет, чего от него ждут, то Соловец позаботится о нем, хотя бы только ради своей дочери.

Соловец, со своей стороны, сплавлял свою сумасбродную доченьку замуж за вполне перспективного молодого человека. Очень уж надоели отцу ее выходки и неразборчивые любовные связи.

Первым прибыл Семен Дмитриевич. Отец встретил его радушно, что-то говорил незначительное, что в памяти не сохранилось, зато очень отчетливо сохранилось все дальнейшее. Приехали гости – Олег Дмитриевич с дочерью. Семен Дмитриевич был наслышан о нраве своей будущей супруги, но раз выбор сделан, надо идти до конца.

В конце концов он может просто жить по своим устоявшимся правилам. О его карьере пусть печется знатный тестюшка. Но Семен Дмитриевич ошибался. Нет, не в отношении карьеры – здесь все было в порядке. А в том, что сможет легко уйти из-под влияния жены. Он попал в такой капкан, что выбираться пришлось мучительно и долго. Но это было потом, а сейчас Ирина Соловец после третьей рюмки коньяка бесцеремонно повела его на второй этаж, где тут же набросилась на Семена Дмитриевича, как голодный зверь.

Но это были цветочки...

Гальянов поднялся из-за стола, подошел к бару, достал початую бутылку коньяка и немного выцветшую фотографию. На снимке была его первая семья. Он стоял, одной рукой обняв Татьяну, другой держа любимую крошку Анюту, свою дочь. Выпив почти полный бокал, еще долго рассматривал черты единственно любимых людей. Эх! Не поддайся он тогда, и все было бы иначе. Где они сейчас, как сложилась их судьба? Семен Дмитриевич знал, что они в городе, но где именно, ему было неизвестно. Интересно, вышла ли Татьяна замуж? Положив фотографию на место, он налил еще коньяка, одним глотком проглотив изрядную дозу, откинулся в кресле. Спиртное подействовало успокаивающе, и Семен Дмитриевич вновь задумался.