Текст книги "Ливийское сафари"

– Лучше пусть Дубко доложит, – заявил Дорохин. – Боюсь, я не смогу быть объективным после такого утречка.

– Ничего, я отделю твои эмоции от действительности. Рассказывай!

Дело оказалось и правда серьезным. В четверть четвертого утра Дорохин встал по нужде и обнаружил у входной двери одетого для выхода на прогулку Лепилина. Он, естественно, удивился и задал резонный вопрос: куда собрался новобранец в чужой стране в три часа ночи? Тот заявил, что решил погулять по близлежащим улицам, так как его одолела бессонница. Лепилинскому трепу Дорохин, естественно, не поверил, так как из соображений безопасности всем членам группы без исключения разрешалось выходить из дома только для выполнения конкретного задания, а, насколько было известно Дорохину, никакого задания Лепилин не получал. Он оттеснил Лепилина от двери и велел выкладывать, что тот задумал, напомнив ему о запрете на выход из дома для всех без исключения.

– В этом-то и проблема, – заявил Лепилин. – Мы две недели здесь торчим, а мне было позволено выйти из дома всего дважды. Меня даже от дежурств отстранили! Почему, не скажешь мне, товарищ капитан?

– Так лучше для пользы дела, – просто ответил Дорохин, и тут Лепилина прорвало.

– Лучше для дела? Не морочь мне голову! Вы две недели ходите вокруг этого осла, за которым ведется слежка, и никакой пользы. А меня в дело не берете, потому что ставите себя выше меня. Только ни черта вы не выше! И насчет вашего осла у меня есть свои соображения. Будь я в деле, давно бы вывел его на чистую воду, получив доказательства того, что это он сливает информацию о наших агентах конкурирующей организации. Только кто будет меня слушать, если все вы в спецподразделении не первый год, а я всего лишь пришлый новичок?

– И ты решил взять инициативу в свои руки? – Дорохин пропустил мимо ушей все обвинения Лепилина, сосредоточившись на главном. – Не слишком ли много на себя берешь, Леха?

– Вот-вот, я для вас не более чем Леха-балагур? Или думал, не знаю, как вы меня за глаза называете? Думаете, я шут гороховый.

– Почему же за глаза? – Дорохин усмехнулся. – Не нравится прозвище – попробуй вести себя иначе, и прозвище отлипнет.

– Да пошел ты! Без тебя разберусь, как мне себя вести.

– Тоже верно, в свободное время можешь вести себя как угодно. Хоть без штанов по городу бегать, но когда ты на задании, никакой отсебятины мы не потерпим.

– Да кто ты такой, чтобы мне указывать? Такой же, как и я, капитанишка, а туда же. Отойди от двери, Дорохин! Надоело мне с тобой лясы точить.

– Никуда ты не пойдешь, Лепилин. – Дорохин оперся спиной о входную дверь.

– Желаешь силы свои испытать? Я потяжелее тебя буду, мастер спорта международного класса по вольной борьбе, плюс возраст. На сколько ты меня старше, лет на пять? Вот и подумай, оно тебе надо?

– Выходит, драться со мной надумал? – Дорохин усмехнулся не веря в серьезность намерений Лепилина.

Но тот не шутил. Пару минут он стоял, тупо глядя себе под ноги, а потом вдруг бросился на Дорохина. Вес у Лепилина и правда превосходил вес Дорохина килограммов на двадцать, и в медвежьей хватке у Дорохина затрещали ребра, но он не сплоховал. Один хитрый прием, и Лепилин лежал на полу с заломленными руками. Правда, недолго. Вес сыграл свою роль, Лепилин вывернулся из-под Дорохина, откинул его к стене и рванул к двери.

– Да что за детский сад, – взревел Дорохин. – Я что, по улицам за тобой бегать буду?

А Лепилин уже открывал дверь. Пришлось Дорохину снова броситься врукопашную. Завязалась борьба, на пол полетел табурет, затем посуда с полки. На шум из спальни выбежал заспанный Дубко. Открывшаяся картина его ошеломила. Он застыл в дверях всего на пару секунд, затем громко свистнул и прокричал, не особо надеясь на успех:

– Отставить потасовку!

В этот момент Дорохин в очередной раз заломил руки Лепилина за спину. Удерживая его своим весом на полу, он одной рукой сорвал с пояса ремень и накинул петлю на руки Лепилина.

– Не стой столбом, майор, – не поворачивая головы, крикнул он Дубко. – Лучше помоги стреножить придурка.

Майор без лишних вопросов перехватил петлю из рук Дорохина и затянул узел на руках Лепилина.

– Ноги тоже вяжи, – скомандовал Дорохин. – А то он у нас, оказывается, бегун.

В этот момент в комнату вошел лейтенант Казанец. Быстро сориентировавшись в обстановке, он бросился на помощь Дорохину.

– Что случилось? – выполняя команду Дорохина, спросил Казанец.

– Сейчас узнаешь, – пообещал Дорохин.

Связав Лепилина по рукам и ногам, Дорохин отволок его от двери и обратился к Дубко:

– У командира сигареты есть?

– Ты же бросил, – выдал Дубко.

Реплика прозвучала глупо, Дорохин хмыкнул и направился в спальню командира. Через полминуты вернулся с пачкой сигарет и коробком спичек, сел на табурет у окна и, закурив, глубоко затянулся. Все это время Лепилин лежал у стены и молчал.

– Теперь расскажешь, что у вас здесь за фигня творится? – задал вопрос Дубко.

– У этого деятеля спроси, – Дорохин кивком указал на Лепилина.

– Что-то мне подсказывает, что говорить он не захочет, – произнес Дубко.

– А ты попробуй. Может, он и тебе расскажет, как тяжело живется новобранцу в спецподразделении.

Говорить Лепилин отказался, пришлось Дорохину докладывать о том, по какой причине произошел конфликт, который привел к таким последствиям. Узнав о том, что Лепилин собирался реализовать какой-то свой план по разоблачению стукача, Дубко сильно разозлился. Битых полчаса он объяснял Лепилину, почему в спецподразделении не приветствуется своеволие, и в итоге получил от него почти такую же отповедь, как до него Дорохин. Разумные доводы не действовали на Лепилина, а под конец беседы он и вовсе перешел на оскорбления, назвав майора «тупоголовым подхалимом», который только и умеет, что чужие приказы исполнять. Этого Дубко не стерпел и решил, что пришло время преподать новобранцу урок. При помощи Казанца он отволок его в сарай, затолкал в клеть для домашней птицы, а сам уселся у входа, караулить строптивого бойца, чтобы тот не натворил новых глупостей.

Пару раз за это время Лепилин предпринимал попытки бунтовать, грозился доложить о неподобающем обращении с офицером КГБ в вышестоящие инстанции, из чего Дубко сделал однозначный вывод: возвращать провинившегося бойца в дом пока не стоит. В итоге к моменту возвращения командира все трое не смогли выспаться. Дорохин сидел на кухне и курил одну сигарету за другой, Дубко нес караул у сарая, а Лепилин предпринимал попытки освободиться. Казанец же заступил на дежурство, проспав едва ли три часа.

Богданова ситуация озадачила: такого в группе еще не случалось, и он попросту не знал, как поступить. Но решать проблему было необходимо. Прежде чем вызывать Дубко, Богданов перекусил. Во-первых, чтобы не сидеть голодным, и во‑вторых, чтобы дать себе время переварить информацию. После этого собрался и пошел к сараю. Увидев его, Дубко поднялся, пошел навстречу.

– Вот такие у нас дела, Слава, – произнес он, поравнявшись с командиром.

– Хреновые дела, Саша. – Богданов остановился, прикурил сигарету. – Что думаешь обо всем об этом?

– Зарвался парень, – прокомментировал Дубко. – Решил, что раз он в элитную группу попал, значит, теперь ему все дозволено. Равенства ему подавай, оценивай по достоинству. А какое там достоинство?

– Возможно, ты не прав, Саша, – возразил Богданов. – Первое задание, может, нервы не выдержали. Психологическое напряжение от работы в чужой стране да без прикрытия не каждый выдержит.

– Значит, делать ему в нашей группе нечего, раз такой чувствительный.

– Не торопись с выводами, Саша. Так мы никогда группу не соберем. Сколько уже в урезанном состоянии работаем? Будем всех отбраковывать – начальство нас самих отбракует.

– С чего бы нас отбраковывать? Или мы с заданиями не справляемся? Сам подумай, Слава, как с таким на задание ходить? Чего еще от него ожидать?

– Послушаем, что он сам скажет, – предложил Богданов и вошел в сарай.

Лепилин лежал на полу в птичнике и смотрел в потолок. При появлении командира он повернулся лицом к входной двери. Пару минут Богданов молча рассматривал новобранца. Затем нашел какой-то ящик, поставил на попа, сел напротив Лепилина и проговорил:

– Мне доложили, что ты недоволен тем, как я использую человеческие ресурсы? – Лепилин промолчал, и Богданов продолжил: – Почему мне не сказал? Почему решил действовать за моей спиной?

– Я не действовал за чьей-то спиной, просто так сложилось!

– Просто сложилось, что ты решил взять инициативу в свои руки в мое отсутствие? Не вчера, не завтра, а именно сегодня?

– Просто так сложилось, – упрямо повторил Лепилин. – У меня было время подумать, я осознал, что поступил глупо и необдуманно, но время вспять не повернешь. Что теперь?

– Зависит от тебя, – выдержав паузу, произнес Богданов. – Если твоя выходка не более чем сиюминутный порыв, с этим мы справимся, но если такое поведение является нормой для тебя, нам придется расстаться. Причем немедленно. Я напишу рапорт в Москву, и тебя отзовут.

Лепилин крепко задумался. Он уже не был ни разъярен, ни обижен, а только жалок. В конце концов он заявил, что его выходка, продиктованная неверно сделанными выводами, больше не повторится, и командир может рассчитывать на его полное повиновение. Так как отправить Лепилина в Москву немедленно у Богданова на самом деле возможности не было, он сделал вид, что поверил бойцу. Из сарая его выпустили, и до окончания дела больше инцидентов с его стороны не случилось.

По возвращении в Москву жалоб на действия командира и членов спецподразделения не поступило. Дорохину и Дубко Лепилин принес извинения в присутствии всей группы, и инцидент вроде как замяли, списав действия новобранца на психологическую нагрузку, полученную при выполнении первого задания. Но, как говорится, осадочек остался, и это вызывало у командира опасения. Он постоянно задавал себе вопрос, правильно ли поступил, оставив Лепилина в группе, и никак не мог прийти к однозначному ответу. «Поживем – увидим», – каждый раз приходил Богданов к такому выводу в своих размышлениях…

Вот и сейчас, в очередной раз прокрутив в голове сложившуюся с Лепилиным ситуацию, он решил, что время покажет, стоило ли оставлять парня в группе.

Полки в комнате сына обрели законченный вид. Богданов убрал инструменты в кладовку, прибрал за собой в комнате, погасил в квартире свет, забросил на плечи рюкзак и вышел из дома.

Глава 2

К площади Ильинские Ворота, постоянному месту сбора спецподразделения «Дон», Богданов подъехал без четверти восемь. Автобус, на котором группа добиралась до базы, стоял на парковке. У открытого капота с озабоченным видом стоял водитель группы, Григорий Иванько. У ворот, ожидая отправки, собралась вся группа. Богданов пересек дорогу, дошел до автобуса и остановился рядом с водителем.

– Привет, Гриша! – Он протянул водителю руку для рукопожатия.

– Добрый вечер, Вячеслав Антонович. Прости, руки не пожму, весь в масле. – В подтверждение своих слов Иванько продемонстрировал кисти рук, испачканные моторным маслом.

За долгие годы совместной работы Иванько и Богданов давно перешли на «ты», но обращался к командиру спецподразделения Иванько неизменно по имени-отчеству, выражая таким образом уважение к его званию и должности.

– Что, снова проблемы с движком? – Богданов сочувственно покачал головой.

– А как не будет проблем, Вячеслав Антонович? – Тринадцать лет автобус не меняли. Как выдали в шестьдесят втором, так я с ним и не расставался. Всем в Управлении уже минимум по два раза новый транспорт пригоняли, а мне – шиш.

– Знаю, Гриша, но кто же виноват, что из всех водителей один ты с капризной техникой справляешься? Видимо, в хозяйственном отделе считают, что твой автобус свой ресурс еще не исчерпал.

– Ага, или экономят на мне, чтобы себе поновее тачку выписать. – Иванько негромко выругался. – Хоть бы ты за меня словечко перед полковником Старцевым замолвил. Ведь встанет транспорт, на чем тогда до базы добираться будете?

– Так ты не ремонтируй, – посоветовал Богданов. – Скажи – ремонту не подлежит, тогда сразу новый автобус получишь.

– Не могу я так, Вячеслав Антонович, ты же знаешь. Ночами спать не буду, пока не выясню, что не так с моим железным конем, а кое-кто этим пользуется.

– Согласен, «ПАЗ‑652» из моды давно вышел, а тебе, наверное, на «луноходе» погонять хочется.

«Луноходом» в обиходе называли «ЛиАЗ‑ 677», который с шестьдесят седьмого года выпускал Ликинский автобусный завод. Марка этого автобуса оказалась настолько удачной, что через пять лет после выхода с конвейера «шестьсот семьдесят седьмой» стал неотъемлемым атрибутом любого городского пейзажа, да еще поставлялся на экспорт.

– Шикарная модель. – Иванько поцокал языком, выражая свое восхищение. – Бензиновый движок мощностью в сто восемьдесят лошадок, скорость до семидесяти километров в час, двухступенчатая гидромеханическая автоматическая коробка передач. Можно сказать – прогрессивное решение. Бензина, правда, жрет больше, чем гиппопотам травы, но зато какой плавный ход! Только кто мне его даст? Он рассчитан на перевозку более ста пассажиров зараз, а у меня едва ли десяток набирается. Эх, видно, придется до пенсии под «пазиком» проваляться. А то, глядишь, и на пенсию вместе с ним пойдем.

– Ого, ты никак на пенсию собрался? С чего бы вдруг? – удивился Богданов. – Тебе до пенсии еще лет десять.

– Семь, – поправил Иванько. – Пятьдесят три в прошлом месяце стукнуло.

– Тогда с чего разговоры про пенсию?

– Возможно, придется досрочную оформлять, – Иванько вздохнул. – Не хочется насиженное место терять, да деваться некуда.

– В семье проблемы? – догадался Богданов.

– Да Иринка опять… – Иванько не закончил фразу, махнул рукой.

О проблемах в семье Иванько подполковник Богданов был осведомлен не так давно. До этого он считал, что у Григория в семье нет никаких проблем: любимая работа, любящая, заботливая жена, умница дочь, возможно, слишком рано выскочившая замуж, но уважительная и трудолюбивая. Чего еще простому мужику для счастья надо? Того же мнения о своей жизни был и сам Григорий. Но…

Год назад у Иванько умерла жена. Тогда же он узнал об истинном положении дел в семье дочери Ирины. Муж ее, чиновник среднего звена московского госаппарата, оказался весьма неприятной личностью. Мало того, что за последние годы он пристрастился к спиртному, так еще начал руку на жену поднимать. Когда же Иванько решил разобраться с ним по-мужски, дочь закатила истерику, заявив, что любит мужа и отец не имеет права вмешиваться в их личную жизнь. Иванько отступил, но ситуация с каждым днем становилась все хуже, и теперь он подумывал о том, чтобы увезти дочь из Москвы насовсем. Как говорится: с глаз долой – из сердца вон.

– Снова зять дебоширит? Хочешь, я с ним потолкую? – предложил Богданов. – Припугну как следует, может, хоть руки распускать перестанет.

– Спасибо, Вячеслав Антонович, не стоит. Толку от разговоров не будет, пока Иринка сама не поймет, что лучше никакого мужа, чем такой. Хоть бы родила, что ли, от этого недочеловека, все какая-то отрада.

– Может, и к лучшему, что не рожает. С такими генами не знаешь, что в результате получишь. К тому же, если муж из него никудышный, то и отец будет такой же.

– Тоже верно. Только жалко ее. Двадцать пять уже, а детей нет. Что это за жизнь, Вячеслав Антонович, без детей-то? А так, глядишь, и муж остепенился бы.

– Может, и так, – не стал спорить Богданов.

– Ладно, пойду гайки крутить, а то твои архаровцы уже устали ноги мять в ожидании отправления.

Богданов перевел взгляд на группу. Бойцы скучковались ближе к воротам и в нетерпении бросали взгляды в сторону командира.

– Долго тебе еще? – спросил Богданов у Иванько.

– Почти закончил. Две гайки на место вернуть, руки оттереть – и можно ехать.

– Тогда я сажаю в транспорт группу?

– Сажай, Вячеслав Антонович, двери я открою.

Богданов забросил свой рюкзак в автобус и направился к группе.

– Здорово, бойцы, – бодро поздоровался он.

– Здравия желаю, товарищ командир.

– Здравия желаю.

– Здорово, командир, – посыпались приветствия.

– Вижу, все в сборе?

– Саши Дубко нет, – за всех ответил Коля Дорохин.

– Он своим ходом доберется, – ответил Богданов. – Пойдемте грузиться, бойцы.

Группа направилась к автобусу. Николай Дорохин придержал командира за руку.

– Куда нас, командир? – негромко спросил он.

– Все сообщу на базе, – ответил Богданов.

– Идем всей группой?

– Полагаю, тебя интересует, идет ли с нами Лепилин? – догадался Богданов. – Да, Коля, он тоже идет. У тебя с ним какие-то проблемы?

– У меня проблем нет, – пожал плечами Дорохин. – Опасаюсь, как бы у тебя снова не возникли с ним проблемы.

– Когда возникнут, тогда и будем их решать. Сейчас проблем нет? Значит, и обсуждать нечего, – отрезал Богданов. – Не нагнетай, Коля. Расслабься и попытайся абстрагироваться от ситуации.

Дорохин не ответил, только ускорил шаг, оставляя командира позади.

Погрузились в автобус. Иванько закончил ремонтные дела, обтер руки о сухую ветошь и занял водительское место.

– Ну, что, ребята, погнали? – весело произнес он, завел двигатель и поехал к выезду из города.

Дорога до базы заняла, как всегда, тридцать минут. Остановив автобус у въездных ворот, Иванько открыл дверь. Подполковник Богданов вышел из автобуса и направился к сторожке, выполняющей функции контрольно-пропускного пункта. С некоторых пор въезд на территорию загородной базы проходил по новым правилам. Командир подразделения должен был лично поставить подпись в журнале у сменного командира взвода, предъявив при этом не только выписанный в Управлении пропуск, но и личные документы, удостоверяющие личность. Тот факт, что дежурные командиры знали весь комсостав в лицо, ничего не менял. До предъявления документов дежурный наряд шлагбаум не поднимал.

– Здравия желаю, – войдя в помещение сторожки, поздоровался Богданов. На посту стоял капитан Екимкин с командой новобранцев.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – откозырял Екимкин. – Снова к нам?

– Такая работа. – Богданов достал удостоверение и пропуск. – Я смотрю, у вас офицеры наравне с салагами службу несут. Похвально.

– На этой неделе усиление, – пояснил капитан Екимкин. – Весь офицерский состав до майорского звания наряды контролирует. Передаем, так сказать, военный опыт.

– Военный опыт на КПП? Забавно. – Богданов усмехнулся. – Запишешь?

– Что сказать? Армия. И когда только им надоест бумагу переводить? – Досадливо качая головой, Екимкин взял документы и принялся старательно заполнять в журнале графы. – За месяц журнал изводим, и ведь по большей части приезжают-уезжают все свои. Ладно бы еще чужаков вписывать приказали, так нет, им этого мало. Пиши всех подряд, и чтобы без помарок. А напортачишь – придется весь журнал переписывать.

– Так вот почему ты сам журнал заполняешь. – Богданов улыбнулся. – Чтобы молодняк ошибок в твоем образцово-показательном журнале не наделал.

– Смешно вам, товарищ подполковник, а я за эту неделю трижды объяснительные вышестоящему начальству писал. – Екимкин закончил с документами и протянул их Богданову. – Продуктивно потренироваться вам, товарищ подполковник.

– Спасибо, – поблагодарил Богданов и покинул КПП.

Наряд контрольно-пропускного пункта поднял шлагбаум, автобус въехал на территорию базы и покатил к отдельно стоящему домику, принадлежащему спецгруппе «Дон». При приближении к дому, огороженному отдельным забором, на дорогу вышел дежурный наряд, отвечающий за сохранность боевого арсенала, хранящегося в домике спецподразделения. Проверка документов не входила в их обязанности. Дежурный лишь открыл ворота, пропуская автобус. Иванько заглушил двигатель перед крыльцом, группа быстро выгрузила личные вещи, и выстроилась в шеренгу перед командиром.

– Пятнадцать минут личного времени. В двадцать сорок пять сбор в гостиной, – скомандовал Богданов. – Разойдись.

Бойцы подхватили рюкзаки и спортивные сумки и зашагали в домик. Во дворе остался только Григорий Иванько.

– Останешься до утра? – обратился к нему Богданов.

– Если найдете, где переночевать, – ответил Иванько. – Дома меня никто не ждет, есть ли смысл кататься, бензин тратить?

– Спальное место организуем, это не проблема. Только, сам понимаешь, разговоры у нас пойдут сугубо секретные. Уши затыкать будешь?

– Это ни к чему. Отгоню автобус подальше, фонарь возьму и с движком повожусь. Все лучше, чем в четырех стенах одному сидеть.

– Добро, оставайся, – разрешил Богданов. Иванько он сочувствовал: тридцать лет прожить с женой душа в душу и в пятьдесят три остаться одному – перспектива не слишком приятная. Искать новую жену дело хлопотное и не всегда продуктивное. По статистике, в возрасте от пятидесяти и выше одиноких женщин больше, чем мужчин, да только в этом возрасте все они ищут смысл жизни в своих детях и внуках, а не о свиданиях с овдовевшими мужиками мечтают. К тому же не каждый может под новую жену подладиться, поменять привычный жизненный уклад, перекроив его под другого человека. Вот и живут вдовцы одиноко, погружаясь с головой в работу, а кто-то начинает дружить с зеленым змием. Пить после смерти жены Иванько не начал, и за это Богданов уважал его еще сильнее, поэтому старался облегчить его тоску, как мог.

– Покажешь, где можно расположиться?

– Пойдем, – Богданов махнул рукой.

Вместе они вошли в дом, где их встретил майор Дубко. Поздоровавшись, майор обратился к Иванько:

– Ты остаешься, Гриша?

– Да, командир разрешил, – кивнул Иванько. – Сказал: найдем местечко, где твои старые кости на ночлег кинуть.

– Так-таки и старые! Прибедняешься, Гриша. Ты у нас моложе всех молодых. Правда, у нас теперь с боевым составом небольшой перебор, – начал Дубко. – Дом рассчитан на шесть человек, а нас по списку семеро, но для тебя, Гриша, место всегда найдется. В чулане есть раскладушка, можешь забирать.

– Отлично. Куда поставить? – Вопрос Иванько адресовал Богданову.

– Поставь на кухне, отбой в двенадцать. Там же можешь перекусить. Готовить мы не будем, обойдемся сухим пайком, так что и тебе придется довольствоваться перекусом.

– Неважно, Вячеслав Антонович. Я теперь по большей части так перекусами и обхожусь.

Иванько пошел в кладовую, а Дубко утянул Богданова обратно на улицу.

– Как добрались? – задал он первый вопрос.

– Нормально. Хочешь о погоде поболтать? – пошутил Богданов.

– Нет, хочу первым услышать, куда на этот раз нас Родина-мать забросить решила, – ответил Дубко.

– Ливия, – коротко произнес Богданов.

– У-у-у! Снова Африка. И когда только нас в цивилизованные страны отправлять начнут?

– Тогда, Саша, когда власти цивилизованных стран решат Советскому Союзу палки в колеса вставлять. Видимо, об этом ты мечтаешь, – снова пошутил Богданов.

– Нет, конечно, о конфликтах с Великобританией или Францией я не мечтаю, но как же было бы приятно выпить чашечку кофе где-нибудь в Гайд-парке или прогуляться по Елисейским Полям, – мечтательно произнес Дубко.

– А заодно потягаться с агентами британской разведки МИ‑6 или с агентами ее французского аналога в лице генерального директората внешней разведки.

– И все равно это лучше, чем бегать по джунглям в поисках не совсем адекватного борца за свободу всех угнетенных, – заметил Дубко, намекая на их совместное задание, когда группе пришлось не одну неделю «осваивать» боливийские джунгли.

– К сожалению, твоим желаниям не суждено сбыться. Мы летим в Ливию.

– Усмирять Каддафи?

– Нет, Саша, Каддафи мы будем защищать, – ответил Богданов. – Ладно, пойдем внутрь. Вводную дам всем сразу, потом обсудим, каковы наши перспективы.

Группа в полном составе ожидала командира и его зама в гостиной-кухне. На представление вводной ушло чуть больше пятнадцати минут, после чего Богданов отдал распоряжение отправляться всем на стрельбище, поставив капитана Дорохина старшим. Сам Богданов, захватив Дубко, перебрался в кабинет, расположенный в мансардном этаже дома, для более детального обсуждения плана.

– Как ты уже понял, Саша, перед нами поставлена задача предотвратить диверсию, – начал подполковник Богданов, как только они остались одни. – Мы должны выяснить, действительно ли на Муаммара Каддафи готовится покушение, и, если информация верна, понять, кто стоит за подготовкой покушения и как его можно предотвратить. Советско-ливийские отношения строятся на желании Каддафи иметь сильную, хорошо оснащенную и обученную армию, но все, что касается идеологических мировоззрений Советского правительства – тут Каддафи ставит железный заслон. Ему не интересны наши политические и идеологические взгляды. Более того, в верхах считают, что, если Каддафи заподозрит Советский Союз в желании начать насаждение своей идеологии в его стране, он скорее откажется от всех благ, которые сулит ему сотрудничество с СССР, чем позволит такому случиться.

– И этим фактом могут воспользоваться наши противники, – закончил за Богданова мысль Дубко. – Я понимаю, командир. Так что нам известно?

– На самом деле – почти ничего. Есть человек, который владеет информацией о готовящемся покушении. С ним мы должны встретиться, проанализировать его слова, проверить, насколько они правдивы, а затем действовать.

– И все? Это все, чем мы владеем? – Дубко присвистнул. – Негусто.

– Как обычно, Саша, ничего нового, – пожал плечами Богданов. – Одно хорошо: на этот раз у нас будет связь с Центром и человек, который обеспечит нас всем необходимым.

– Все необходимое – это оружие?

– Не только. В Ливию мы летим по туристической визе. Из Москвы в Стамбул, оттуда в Триполи. Там нас встретит человек из числа штатных агентов внешней разведки. Жилье, транспорт, питание – все на нем. Если понадобится оружие или спецтранспорт, информация о представителях власти и военных или доступ в государственные учреждения – по этим вопросам мы тоже можем обращаться к нему.

– Не задание, а курорт, – усмехнулся Дубко.

– Не думаю, что это будет легко, – возразил Богданов. – Главная сложность в том, что объект предполагаемого нападения не должен знать о цели нашего приезда. Это значит, что к нему у нас доступа не будет.

– Хреново. В первую очередь заговорщиков следует искать в окружении Каддафи, а нам к окружающим его людям доступ перекрыли.

– Ничего, справимся и с этой задачей.

– У тебя уже есть план? – предположил Дубко.

– Пока рано строить планы, но кое-какие наметки действительно есть.

– Поделишься?

– Для этого я и попросил тебя остаться.

В кабинете Дубко и Богданов просидели полтора часа, обсуждая возможные варианты действий. В половине одиннадцатого вечера спустились вниз. Дубко занялся приготовлением ужина, а Богданов отправился на стрельбище. Бойцы спецподразделения закончили тренировку и, расположившись под навесом, чистили оружие. Дорохин и Казанец в дальнем конце, новобранцы – два лейтенанта, Зуйков и Уфимцев, прибывшие в подразделение месяц назад, – ближе к домику. Капитан Лепилин сидел особняком ровно посередине между старожилами и новичками. Богданов шел не спеша, новобранцы сидели спиной к домику и вели беседу.

– Как думаешь, про покушение на Каддафи – это правда или мулька?

Вопрос задал Сергей Зуйков, невысокий двадцативосьмилетний блондин с ангельским лицом. До перевода в спецподразделение Зуйков служил при штабе во Владикавказе. В Комитет государственной безопасности его рекомендовал генерал-лейтенант Владикавказского округа, по некоторым данным, являющийся давним другом генерал-майора Лазарева, бывшего начальника Управления «С». В группу «Дон» он прибыл в один день с Дмитрием Уфимцевым, с которым проходил подготовку в Учебном Центре при КГБ СССР. В Учебный Центр Уфимцев попал по направлению комсомольской организации Московского машиностроительного института, который окончил в двадцать два года. По окончании института он два года отслужил в армии срочником, а затем три с половиной года на сверхсрочной в Болгарии и год в Германии. Такое рвение к служению Родине комсомольские лидеры не могли не отметить, поэтому и рекомендовали Уфимцева на службу в КГБ.

– Приедем, на месте и узнаем. Зачем гадать? – ответил Дмитрий Уфимцев. Он был на год младше Зуйкова, но на две головы выше и гораздо сдержаннее.

– Так интересно же, – не унимался Зуйков. – Хочется поскорее в работу окунуться.

– Это тебе не море, в которое нырять – одно удовольствие. – Уфимцев тер ветошью автоматный затвор и на Зуйкова не смотрел. – Когда ты на задании в чужой стране, каждое твое действие, каждое слово и даже каждый взгляд должны быть направлены только на то, чтобы выполнить задание как можно быстрее и как можно меньше при этом засветиться.

– Все это мне известно. – Зуйков разложил перед собой части автомата Калашникова, но к сборке приступать не спешил. – Лекции в Учебном центре я наравне с тобой слушал, не забыл? Только меня не теория интересует, а практика. Говорят, многие агенты на первом задании крепко лажают. Как думаешь, правда это, или так старожилы новичков пугают?

– Вполне возможно, – подумав, ответил Уфимцев. – Обстановка непривычная, от нее адреналин в крови почти постоянно зашкаливает, от этого любой потеряет способность адекватно оценивать ситуацию.

– Вот я и переживаю, что вся первая поездка на адреналине.

– Это не страшно, ты же там будешь не один. Главное – слушай старших товарищей, и все будет хорошо, – посоветовал Уфимцев.

– Как думаешь, они тоже на первом задании лажали? – Зуйков кивком указал на Казанца и Дорохина.

– Пойди и спроси, если так интересно, – хмыкнул Уфимцев.

– Лучше я у Лепилина спрошу, – произнес Зуйков. – Он хоть и в звании капитана, а такой же, как мы, новичок. Разница лишь в том, что его на одно задание уже брали.

– Думаешь, он тебе расскажет, если налажал? – Уфимцев снова хмыкнул. – Такие, как он, никогда в своих промахах не признаются. Скорее уж Дорохин или Казанец расскажут тебе историю о том, как они первое задание запороли, чем Лепилин позволит тебе хотя бы заподозрить его в чем-то подобном.

– Почему ты так думаешь? – Зуйков перевел взгляд на Лепилина, стараясь разглядеть в нем то, что увидел Уфимцев. – На вид вполне нормальный и нос не задирает, как мне кажется.

– Тогда почему он сидит один? – спросил Уфимцев. – К старожилам не пошел – это понятно, субординацию не хочет нарушать, но почему он не с нами?

– И почему же он не с нами?

– Потому что мы ему в друзья не годимся, – ответил Уфимцев. – Он капитан, мы – простые летехи, он на месяц дольше в отряде, к тому же, считай, обстрелянный. Пусть одно задание, но оно же было. Вот и подумай, подходим мы ему в друзья или нет.

– Так что же, он теперь всегда особняком будет? – начал размышлять вслух Зуйков. – В званиях мы его точно не догоним, разве что по количеству выполненных заданий. Говорят, не всегда вся группа идет на задание, иногда только часть.