Электронная библиотека » Александр Тамоников » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Огненный воздух"


  • Текст добавлен: 21 декабря 2024, 12:00


Автор книги: Александр Тамоников


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Шрифт:
- 100% +

До того места, откуда удобнее напрямик пройти по болоту к упавшему самолету, если верить Ольгиным сведениям, было не больше километра. Буторин прикинул свои возможности. Если он и дальше будет двигаться по дороге и имитировать ремонт при приближении кого угодно из словаков, пусть даже и не полицейских, то ему тут ковыряться в дорожном полотне до самой ночи. Появляться здесь завтра в том же виде и с этой дурацкой тачкой опасно. Любой здравомыслящий и облеченный определенными полномочиями человек заинтересуется тем, почему тут околачивается этот тип. Все выяснять нужно сегодня, с первого раза. Тем более что завтра все вокруг этого болота может быть уже оцеплено не только полицией, но и армейскими подразделениями. Возможно, что и не из состава сил самообороны протектората, а немецкими. Платов предупреждал о такой возможности. В Берлине не дураки, там прекрасно понимают, что Красная Армия наступает такими темпами, что в любой момент можно ожидать обрушения фронта, как, например, в Белоруссии или в Румынии.

Присев на ограждение очередного мостика на шоссе, Буторин закурил, прислушиваясь к звукам. Кажется, моторов не слышно, а вот повозку можно вовремя и не услышать. Открытых участков местности вокруг почти нет, издалека машину или повозку не заметишь. Значит, надо прятать тачку с инструментом где-то здесь и уходить вглубь леса и по краю болота выходить к самолету. Все символы, начерченные на его борту, и нумерация в памяти. Главное, убедиться, что это именно тот самолет. Сейчас это самое главное. Убедиться и уйти, доложить, передать информацию.

Старательно растоптав ногой пепел от сигареты и растерев в руке окурок, Буторин поднялся, прислушался в последний раз, а потом, схватив свою тачку за ручки, покатил ее в кустарник. Тачка тяжелая, на траве остается след. К завтрашнему дню он исчезнет, трава распрямится, но засечь его смогут уже сегодня. И Буторин вернулся и как мог расправил травинки на том месте, где катилось колесо тачки. Получилось неидеально, но след, по крайней мере, не бросался в глаза. Пройдя с тачкой еще несколько десятков метров, разведчик стал совершенно не виден со стороны дороги. Пышная крона деревьев, кустарник – все это скрывало человека от посторонних глаз. А потом Буторин увидел небольшую яму, видимо, оставленную несколько лет назад упавшим деревом, когда его корни выворотило весом дерева.

Он закатил в ямку свою тачку и принялся поспешно вооружаться. Все, теперь он уже не на глазах, и теперь оружие лучше иметь при себе. Без документов, толком не зная словацкого языка и изображая глухонемого, он рисковал однозначно попасть в камеру местного отдела полиции. А там уж контрразведка быстро сообразит, кто он и что тут делает. Так что если повезет, то можно будет вернуться за тачкой и продолжить дольше имитировать ремонтные работы. Рассовав пистолет с гранатами и запасными магазинами к автомату по карманам и за пояс, Буторин двинулся к болоту. Влажность чувствовалась во всем. Правда, ее еще не было под ногами, но буйная зеленая растительность говорила сама за себя. Несколько раз Буторину пришлось обходить участки, покрытые водой и болотной растительностью. Но это было еще не болото, а только признаки, что оно совсем рядом.

Конечно, Словакия – это не те места, в которых болота занимают огромные непроходимые участки. Это вам не тайга и не Карелия. Возможно, здесь можно найти такие участки, где провалиться удастся очень глубоко, даже с головой. Но все же здешние болота – это прежде всего просто переувлажненные участки почвы в пойме реки. Весной ее заливают воды разлившейся реки, летом подпитывают грунтовые воды и родники. Буторин чертыхнулся и перепрыгнул большую лужу. По скользкой грязи он проехал ботинком и все же едва не упал в грязь. И тут он услышал голоса. И совсем рядом. И если он слышал этих людей, то и они могли услышать его возглас. Услышали!

Кто-то громко стал звать какого-то Олеся, видимо, решив, что голос Буторина принадлежал его товарищу. Разведчик притих, стоя за деревом и озираясь по сторонам. Кто это, сколько их, в каком направлении двигаются? И тут до Буторина дошло, что он поскользнулся вовремя. Не будь этой заминки, и он через несколько секунд вышел бы к каким-то людям, которые сидели очень тихо. Нет, это не засада. Они просто кого-то ждали. Может быть, того самого Олеся, посланного на разведку, или за водой, или просто проверить путь через болото. А может, посмотреть, можно ли подойти к самому утопленному самолету.

Это были словаки в военной форме – значит, силы самообороны протектората. И раз они здесь, среди этих болот, то ищут они тоже самолет. Скрыться Буторину не удалось, хотя в какой-то момент он уже поверил, что уйдет, медленно пятясь. Так он смог бы обойти эту группу солдат и пройти дальше к тому месту, где мог торчать из воды хвост самолета. Но сделать это ему не удалось. Появившийся сбоку солдат с винтовкой в руках, видимо, и был тем самым Олесем.

Молодой мужчина с рябым после оспы лицом увидел незнакомца и дернул затвор винтовки, громко закричав, подзывая товарищей. Все, теперь уже затаиваться поздно, понял разведчик. Буторин почему-то решил, что там справа, куда он чуть не вышел, солдат мало. Интуиция и отсутствие шума, который производила большая группа людей, подсказали ему это и единственный путь к спасению. Таких групп может быть несколько, но не в одном же месте. Поиски могут идти очень активно, поэтому все, что ты делаешь, должно быть неожиданным для противника, непредсказуемым.

И Буторин, подняв ствол автомата, короткой очередью свалил словака и, не дожидаясь, когда тот упадет на землю, бросился вперед. На небольшой поляне было пятеро словацких солдат, включая и молодого лейтенанта. Группа, судя по расстеленной на траве холстине с продуктами, уселась перекусить. И уж опасения встретить тут врага у них не было. Услышав автоматную очередь, некоторые словаки вскочили, опешивший от неожиданности офицер даже не достал из кобуры пистолет. Положение у разведчика было не самое удачное. Офицер и двое солдат перед ним, причем солдаты успели схватить оружие, справа еще один в расстегнутом мундире и сидя на траве, четвертый разинул рот, держа в руках нож и каравай хлеба.

Самыми опасными были те, кто взял оружие, и Буторин сразу же одной очередью уложил обоих. В тот же момент справа на него бросился солдат. Он бы успел схватить Буторина за руки, отвести оружие, помешать стрелять. И тогда остальные напали бы и обезоружили русского разведчика. Но Буторин был готов к нападению. Он, еще стреляя, уловил боковым зрением метнувшееся в его сторону тело. И стоило только его автомату замолчать, как Буторин резко выбросил правую ногу в сторону, нанося удар боковой стороной стопы в коленную чашечку солдата. Тот вскрикнул и, не добравшись до своего противника всего на один шаг, согнулся, припав на одну ногу. И тут же русский ударил его наотмашь сбоку автоматом по голове и, когда словак упал на колени, выстрелил в него в упор.

Лейтенант наконец сумел вытащить пистолет из кобуры, но автоматная очередь прошила его грудь, а несколько пуль поразили и последнего словака, сидевшего возле импровизированного стола на траве. «Все, шутки кончились, – подумал Буторин, выбрасывая опустошенный автоматный магазин и вставляя полный. На ходу он еще раз оглянулся на результат своей работы. – Точно, это поисковая группа, и таких тут несколько. И они ищут самолет, потому что искать тут на болотах, кроме комаров, некого и нечего. А я уже нашумел. И меня уже услышали другие. Пусть не все насторожились и поняли, что тут могло произойти, но все равно спешить мне надо. Группа примерно обследует квадратный километр. Вряд ли солдат отправили больше. Речная пойма в этом месте не такая уж обширная. Может быть, еще пара групп есть поблизости, но пока оснований для беспокойства нет».

Буторин бежал по краю леса, и под ногами чавкала болотная жижа. Лес был густой, но сюда, ближе к влажной почве речной поймы, деревья становились и реже, и ниже. Местами из воды торчали лишь голые гниющие столбы вместо деревьев. Где-то были еще группы солдат, но здесь звуков голосов не слышно. Буторин торопился обследовать как можно большую территорию. Скоро вечер, скоро найдут убитых им солдат, и тогда начнется паника, и все вокруг будет перекрыто постами и патрулями, поднимут на ноги даже полицию. И тут он увидел то, что никак не вписывалось в общую картину болотистого ландшафта. Темно-зеленое инородное тело выпирало из-за тонких стволиков покореженных осинок. Кучи буро-черной земли комками высились вокруг неопрятно и нелепо. Самолет упал почти отвесно в болото, не проделав большущего коридора в жиденьком лесочке. Он, теряя крылья, сминая носовую часть, вошел глубоко в болотную жижу. И теперь только обломки и обрывки тонкого металла и кучи грязи говорили о том, что здесь произошло.

Он, родимый! Буторин осмотрелся и полез вверх по склону, цепляясь за траву и вылезшие из земли возле осыпей корни берез. Все правильно указала Ольга, молодец девочка! Теперь бы выбраться отсюда, доложить Шелестову и начать думать, что делать дальше. Немцев пока нет, словаки ищут своими силами, и на этом все может закончиться. Или нет? Буторин прижался к земле и замер, как только услышал звук мотора мотоцикла. Кто-то только что завел мотор и теперь чего-то ждал, подгазовывая. Людей не видно и не слышно, но впереди угадывалась проселочная дорога на краю леса.

Переходя торопливым шагом от дерева к дереву, Буторин добрался до края леса и присел на корточки за толстой березой. На траве у самой дороги стояли пять мотоциклов с колясками. На одном сидел солдат, надвинув на глаза большие очки. Рядом стоял офицер, который что-то втолковывал другому солдату. Но из-за треска мотоцикла, кажется, слова командира до солдата доходили слабо. Офицер схватился за голову и, махнув подчиненному рукой, отвел его в сторону к деревьям и стал что-то показывать на карте, извлеченной из полевого планшета. Солдат закивал и стал указывать рукой то в одну, то в другую сторону. Они находились от Буторина всего в пяти шагах, а мотоциклист сидел на своем тарахтящем и дымящем «звере» спиной в эту сторону. Ясно, поисковая группа, и офицер что-то увидел и что-то приказывал своим солдатам, а сам собирался отъехать. К начальству с докладом, что самолет найден? А солдатам он велел перекрыть подходы к болоту и никого не пропускать? Вполне возможно! Но главное сейчас – выбраться отсюда и как можно быстрее.

Нож в армейских ножнах Буторин примотал обычным бинтом к голени правой ноги под штаниной. Осторожно опустив руку, он вытащил нож и медленно выпрямился, прикрываясь стволом дерева. Офицер махнул рукой, и солдат бросился бегом в лес выполнять приказ. И как только Буторин увидел спину офицера, он тут же шагнул из-за дерева навстречу солдату. Перед ним мелькнули испуганные, расширившиеся от страха глаза, а потом он просто зажал врагу рот рукой и дважды ударил снизу вверх ножом под ребра. Солдат захрипел и стал сползать на землю по стволу дерева. Буторин отпустил его, а сам снова бросил взгляд на спину офицера. Не успеть! И стрелять нельзя! Но тут офицер, к счастью, остановился и принялся убирать в планшет сложенную карту. «А карта тоже пригодится, – подумал разведчик. – И треск мотоцикла кстати!» И больше не раздумывая, Буторин бросился вперед. Офицер даже не обернулся, не услышал звука шагов приближающегося человека. Буторин схватил его за горло сгибом локтя и опрокинул на подставленное лезвие ножа. Он не стал ждать, пока его жертва затихнет на траве, с хрипом выплевывая кровь. Разведчик подбежал к мотоциклисту, схватил его за голову, вздернув вверх подбородок, и одним движением перерезал ему горло, тут же отбросив с сиденья тело убитого на землю.

Вскочив на сиденье, Буторин набросил себе на шею ремень автомата, включил скорость и повернул ручку газа. Мотоцикл, выбрасывая из-под заднего колеса ошметки травы и рыхлую после дождя землю, развернулся почти на месте и понесся в сторону шоссе. Один поворот, развилка, еще поворот на грунтовой дороге, и тут впереди показался бронетранспортер. Буторин мгновенно повернул мотоцикл и понесся в сторону от дороги через кустарник к другой дороге, виднеющейся на опушке леса. Крест! Он хорошо видел на лобовой броне фашистский крест. Значит, успел, значит, немцы уже прибыли и скоро район блокируют, потому что самолет так просто не вытащить из болота. Это Буторин хорошо понял. Еще поворот. Стрельбы вслед не было. Или его не заметили, или приняли за своего, за словацкого военного. Теперь бы подальше уехать, спрятать мотоцикл и переодеться. «А ведь мне сегодня повезло, – усмехнулся Буторин, – крепко повезло!»

Глава 2

Открытый офицерский «Мерседес» остановился недалеко от деревьев. Немецкие солдаты бросили сигареты и молча собрались возле бронетранспортера. Молодой обер-лейтенант подбежал к легковому автомобилю и выбросил руку в нацистском приветствии.

– Штандартенфюрер! – поспешно стал докладывать офицер. – Это мотоциклы поисковой группы подразделения местных сил самообороны протектората. Угнан только один мотоцикл. Убит словацкий лейтенант и двое солдат. Остальных членов этой группы я задержал. Они находятся под охраной на опушке.

– Один мотоцикл? – переспросил офицер СД. – Хорошо. Покажите тела убитых. Как они погибли?

– Убиты ножом. Один из солдат был убит на опушке двумя ударами спереди, лейтенант ножом в спину в паре метров от мотоцикла, а водитель, как я полагаю, сидевший в момент нападения в седле мотоцикла, убит там. Ему перерезали горло, как я понимаю, тоже напав сзади.

Штандартенфюрер Арвед Юнге остановился и посмотрел на обер-лейтенанта. Невысокий, с тонкими чертами лица и внимательными глазами, Юнге умел смотреть так, что собеседник невольно начинал чувствовать себя виноватым. Не важно в чем, хоть во всех или только некоторых смертных грехах. Но главное, что в сложившейся ситуации он тоже виноват и это всем вокруг очевидно. Юнге снял фуражку и платком вытер высокий лоб с залысинами.

– Вы тела не трогали? – спросил он.

– Не трогали, штандартенфюрер. К телам подходил я, чтобы убедиться, что все мертвы. И еще подходили словацкий ефрейтор и один из солдат, которые обнаружили трупы. Но они не топтались на этом месте, а с испугу заняли круговую оборону за деревьями.

– Значит, все же натоптали, – кивнул штандартенфюрер и, надев фуражку, двинулся дальше.

Тела, очевидно, переворачивали. Они лежали не в таком положении, в котором их застала смерть. Солдат, прибывших на место происшествия, можно понять, ведь они хотели убедиться, что кто-то еще мог быть живым. Но если представить, как тела лежали изначально, как были нанесены удары, то можно понять, что действовал человек умелый, хорошо подготовленный. И двигался он вот оттуда, из-за крайних деревьев, где убил первого словацкого солдата. Сделал он это очень быстро, так быстро, что офицер, стоявший к нему спиной или двигавшийся к мотоциклу, чтобы уехать, не услышал его или не успел отреагировать, обернуться. Третий солдат, видимо, водитель мотоцикла, сидел за рулем, и мотор был включен. Из-за шума мотора он ничего не услышал, а убийца этим воспользовался. Да, кровь на груди и на коленях говорит о том, что ему перерезали горло как раз, когда он сидел на мотоцикле.

– Идите со мной, – позвал Юнге обер-лейтенанта.

Офицеры подошли к старой березе, и штандартенфюрер присел на корточки. Обер-лейтенант, не понимая, что они тут ищут, тоже на всякий случай присел рядом с представителем СД.

– Вы думаете, что он здесь стоял и ждал чего-то?

– Недолго ждал, – кивнул Юнге. – Ему просто повезло. Он пришел на звук мотоциклетного мотора. А тут всего трое. Ему нужен был мотоцикл, он хотел поскорее покинуть этот район, что в конце концов и сделал. Он спешил. Видите, вон там пониже, на склоне, следы? Он поспешно поднимался, чуть ли не на четвереньках.

– Кажется, мы его видели по дороге сюда, – хмуро сказал молодой офицер. – Впереди мелькнул мотоцикл, но я не придал значения, потому что не знал об этом происшествии.

– Сколько прошло времени? – усмехнулся Юнге, поднимаясь и отряхивая ладони.

– Не больше сорока минут. Если сейчас отправить посыльного, то…

– То вы все равно не получите никакого результата, кроме поднятого шума на весь этот район до самого города. Этот человек умен и опытен. Вы найдете мотоцикл на окраине города или не найдете его совсем.

– И никаких примет, – согласился обер-лейтенант. – Я не успел даже понять, во что он одет. Кажется, на голове у него был черный рабочий берет.

– Все правильно, и он был одет как рабочий. Например, дорожный рабочий. Видите вот этот след? Это след добротного подбитого медными гвоздиками рабочего ботинка. А значит, его могли видеть на дороге, возможно, он был там не один. Кто-то мог видеть, мог запомнить внешность, какие-то особенные приметы. Так что не будем суетиться. Спокойно начнем распутывать этот узел.

– Не понимаю вас, штандартенфюрер…

– Это с возрастом пройдет, – усмехнулся Юнге. – Этот человек, тот, кого я жду. Он уже здесь, он видел самолет. И он не уйдет. Или они не уйдут. Потому что они прибыли сюда специально за этим самолетом. Прибыли очень быстро, а значит, почти без подготовки. Зачем искать тех, кто сам придет в мои руки?


Рядиться в немецкую форму Сосновскому не советовал никто. Во-первых, слишком заметно для протектората, где нет немецких частей и подразделений. Представляться словацким офицером было тоже весьма глупо. Для этого нужно хорошо владеть языком, чтобы не вызывать подозрений. Но другого выхода, кроме как представиться немцем, у Сосновского не было. Немец, который прибыл сюда для выполнения задания командования? О прибытии таких эмиссаров всегда предупреждают, их ждут на месте и знают имя, фамилию и звание. А также принадлежность к определенной службе. Более того, рекомендуется таких посланников немецких штабов встречать и окружать заботой в рамках той миссии, с которой человек прибыл. Выдать себя за немецкого представителя можно, но лишь на очень короткий срок, пока кто-то не додумается связаться с Берлином и запросить сведения о прибывшем.

На то, чтобы найти мундир и подходящие документы, у Сосновского ушло всего два дня. С майором Вальдемаром Зигелем он познакомился на улице возле ресторана, где того совершенно случайно окатила из лужи проезжавшая машина. Армейские бриджи и сапоги выглядели ужасно. Не мог немецкий офицер войти в ресторан с такими мокрыми пятнами и грязных сапогах. Сосновскому повезло оказаться рядом в этот неприятный для немца момент, и разведчик сразу понял, что это удача и ее стоит использовать. Тем более что в лице майора было что-то общее с чертами самого Сосновского. Сухощавый, правильные черты, включая форму носа и разрез глаз, светлые волосы. И Сосновский пошел, что называется, ва-банк.

– Господин майор, в этой варварской стране стоит опасаться всего, даже проезжающей машины! – улыбнулся Сосновский.

– Проклятые славяне! – взорвался майор. – Я готов пристрелить этого водителя!

– Вам его теперь не догнать. Но если вы так настроены, я могу навести справки и по номеру машины узнать, в каком ведомстве она числится. Ах, да, – Сосновский развел руками и чуть склонил голову. – Прошу прощения! Как вы правильно заметили, в этой варварской стране можно подпортить не только внешний вид, но и потерять хорошие манеры. Позвольте представиться – Клаус фон Вельц. Представитель 4-го управления МИДа по делам протекторатов. Увы, сейчас меня никто представить вам не сможет, да и идти с вами в приличное место я бы не стал предлагать. Так что я сделал это сам.

– Вы правы, черт меня подери! Майор вермахта Вальдемар Зигель. Вечер пропал. Теперь надо найти машину и вернуться на квартиру, где я остановился, чтобы вычистить мундир и сапоги.

– Предлагаю другое решение, дорогой майор, – улыбнулся Сосновский. – Квартира, которую снимаю я, находится вот в этом доме, всего в двух шагах. Если вы позволите мне проявить чисто немецкое гостеприимство, я готов вам помочь привести себя в порядок. А потом мы с вами непременно как следует выпьем и обратимся к воспоминаниям. Я ведь не всегда служил по хозяйственным вопросам. Проклятое ранение на восточном фронте в прошлом году заставило меня перейти на службу, увы, гражданскую. Увы!

– Вы воевали? Где? – поинтересовался майор.

Чувствовалось, что немецкий офицер говорил с уважением. И не столько из-за того, что перед ним был человек, воевавший наверняка в чине офицера. Ведь приставка «фон» к фамилии означала дворянский род. А значит, этот человек был не меньше, чем старшим офицером на фронте. Ну а прекрасный немецкий язык незнакомца, чистый берлинский акцент не вызывали в том никаких сомнений.

Эту квартиру Сосновский снял у глухой бабки, позарившейся на приличную сумму денег на месяц вперед. Таких денег хозяйка не видела до этого никогда и поэтому никаких условий жильцу не выдвигала. Ну а когда Сосновский сказал, что и убирать, и стирать постельное белье намерен сам, женщина расцвела, как майская роза. В следующий раз она придет за деньгами через месяц, и вряд ли старая женщина сможет описать своего квартиранта. А появляться в этой квартире Сосновский больше не собирался.

Пока они шли с майором к дому, да и в квартире, где Сосновский предложил гостю чистый банный халат, щетку и горячий утюг, разговор шел о многом. По большей части майор рассказывал о том, что после госпиталя он прибыл в этот городок, потому что пытался найти одну женщину-немку, военного медика, которая работала там в госпитале. Она могла оказаться и в этом городе, и в других к востоку и юго-востоку от Праги. Те сведения, что имел о ней майор, были ненадежны и противоречивы. И пока майор чистил свой мундир, выложив на стол содержимое карманов френча, Сосновский успел заглянуть в его документы. Они устраивали его как нельзя лучше. Продержаться с ними пару недель можно было вполне. У майора был отпуск сроком на тридцать дней после излечения в госпитале. А то, что хозяйка или соседи обнаружат в квартире труп, – это не страшно. Этот майор был похож на Сосновского. Хозяйка вполне сослепу может заявить, что этот человек снимал у нее квартиру.

На следующее утро Сосновский с документами майора Вальдемара Зигеля в почищенной и старательно отглаженной форме начал поиск своей невесты Ханны Мельстах, которая была медиком и могла работать в одном из госпиталей. Именно госпитале, ведь Ханна была немкой и не могла работать в словацкой больнице. Только в немецком военном госпитале. А их в этом городке было три. Один в помещении старой клиники на улице Острованы, второй в старом парке на Терьяковце. Был и третий на окраине города, но в нем лечили только солдат. Там не было офицеров, и Сосновский рассудил, что инженера-испытателя авиационного концерна не станут лечить в солдатском госпитале.

Некоторое время Сосновский присматривался к госпиталю на улице Острованы со стороны. Какое здание, как выглядит больничный двор, какие порядки, как принимают раненых, насколько свободно гуляют выздоравливающие и насколько свободно можно войти в здание госпиталя. Охраны он не заметил, хотя несколько немецких солдат в форме все же на территории были. Оружия они не носили и занимались чисто хозяйственными делами. Несколько солдат появлялись в белых халатах поверх формы. Наверное, санитары. А потом Сосновскому бросилось в глаза, что санитарами в госпитале работали не только мужчины, но и женщины. Как правило, это были степенные фрау в возрасте около пятидесяти лет, которые ухаживали за больными старшими офицерами.

Михаил шел неторопливо, рассматривая здание госпиталя. Остановился у ворот, пропуская санитарный автобус, потом не спеша пересек двор. Двое солдат-санитаров вывели раненого с загипсованной ногой и усадили на лавку. Через минуту они, возвращаясь в здание, пройдут мимо Сосновского. Он остановился, достал сигарету и принялся лениво искать по карманам спички. Как и ожидалось, один из солдат остановился, щелкнув каблуками сапог:

– Могу я предложить вам, герр майор, спички?

– Благодарю за любезность, – кивнул Сосновский.

Прикурив, он выпустил струйку дыма вверх и протянул пачку сигарет солдату. После такого дружеского жеста солдат не сможет сразу уйти. Элементарная вежливость требует, чтобы он закурил с майором и постоял с ним поддержать беседу или ответить на вопросы, которые соизволит задать герр майор. Ведь он явно не лежал в этом госпитале. Значит, его что-то привело сюда. На лице солдата была написана готовность оказать новую услугу офицеру.

– Давно ты здесь? – кивнул на здание Сосновский. – Служба не тяготит?

Вопрос прозвучал двояко, и, значит, солдат будет сейчас оправдываться, почему он не на фронте, а околачивается здесь в тылу, таская больничные утки. Разведчик не ошибся. Солдат весь подобрался, явно погрустнел и доверительно заговорил, рассказывая свою историю. Ранен он был в прошлом году на восточном фронте. После тяжелейшей контузии ему противопоказаны любые физические нагрузки. Возвращаться в Германию, где у него никого нет, он не желал. На завод его не возьмут с таким диагнозом, а быть дворником не хотелось. Господин главный врач как-то рассказывал, что после победы всем немцам, кто воевал на восточном фронте, выделят земельные наделы здесь, на востоке. Есть чего ждать, а пока тот же главный врач устроил его в другой госпиталь санитаром. Хоть не демобилизовали из армии, оставили в нестроевых частях.

Сосновский смотрел на собеседника покровительственно, но в душе недоумевал. О каких наделах земли мелет этот человек, когда Советский Союз почти всю территорию страны освободил и гонит вермахт на запад. Наверное, этот солдат получает информацию от врачей, а раненые офицеры не хотят попасть на допрос в гестапо после того, как стали бы рассказывать всю правду о положении на востоке. Эх, ты, землевладелец-латифундист! И солдат, кажется, уловил что-то в отношении к себе этого майора и забеспокоился. Сосновский понял, что немцу хочется побыстрее закончить разговор, отделаться от этого офицера и уйти по своим делам. А может, у него и правда было много дел, которые он обязан сейчас закончить.

«А какого черта я буду беспокоиться за него, – с усмешкой подумал Сосновский. – Я спесивый боевой офицер, я недавно с передовой, и мне «море по колено» и «трава не расти». Как хочу, так и веду себя с людьми. Это вообще протекторат, а не рейх!» И он принялся со скучающим видом, покуривая, расспрашивать о том, какие раненые в последнее время поступают, есть ли летчики, а чтобы солдат не запомнил первые вопросы, он закончил разговор расспросами про молодую женщину-врача Ханну Мельстах. И стал ее описывать так, насколько запомнил ее описание со слов майора Зигеля. Солдат задумался, потом стал пожимать плечами – он явно не знал такой женщины.

«А про летчиков он мне так и не ответил, – отпустив наконец солдата, подумал Сосновский и окинул взглядом здание госпиталя. – Значит, надо войти туда и самому посмотреть. Не станут берлинского инженера класть в общую палату. Скорее всего, в одноместную или двухместную». Никто Сосновского не остановил в дверях. Да и шел он уверенно, хотя и не спешил. Старался показать себя хозяином положения. Он увидел, как сбоку появилась женщина в белом халате, она посмотрела на гостя, но не подошла и не стала задавать вопросов. Сосновский не спеша поднялся на второй этаж по широкой лестнице, решив, что на первом этаже, скорее всего, приемный покой, хозяйственные службы, а палаты для раненых на втором и третьем этажах.

И все же его остановили. Мужчина в пенсне, за которым прятались серьезные глаза, настоятельно потребовал ответа, что здесь делает господин майор. Пришлось снова излагать свою легенду в надежде, что солдат не подвел и в этом госпитале и правда нет никакой Ханны Мельстах. Врач отругал Сосновского за то, что тот ведет себя как контуженый. Достаточно обратиться в комендатуру города, и он получит сведения обо всех немцах, которые находятся временно или постоянно в этом городе. Там же, где господин майор, видимо, и сам вставал на учет, прибыв в Прешов. Продолжать разговор было уже опасно, потому что доктор был прав насчет комендатуры. Но на самом деле соваться туда было опасно. Там, скорее всего, уже знали майора Зигеля. А в любую минуту могут узнать и о том, что майор Зигель убит или пропал. Расшаркиваясь и благодаря за совет, Сосновский поспешил ретироваться. Но просто так уходить он не собирался и, расставшись со строгим доктором, все же подхватил под локоток одну фрау, судя по одежде, санитарку. Осыпав женщину комплиментами, он спросил, в какой палате может лежать немецкий инженер, который недавно пострадал при падении самолета. Сославшись на то, что он приехал из Берлина, как только узнал о несчастье, Сосновский умоляюще смотрел на женщину. Но фрау сделала удивленное лицо, а потом похлопала майора по руке, сказав, что у немцев проявление дружбы и братства в крови и она понимает молодого человека. Но у них в госпитале никакого инженера нет. Только господа офицеры.

Дружба, братство! Сосновский усмехнулся, пряча ненависть за улыбкой сострадания. Что ты, враг, знаешь о братстве, об истинной дружбе, о человеколюбии. Ты, пришедший подло и коварно на нашу землю, убивающий мирных жителей городов и деревень, топчущий плодородные поля, сжигающей сады? И советский народ показал тебе истинное значение этих понятий, сплотившись, встав плечом к плечу с оружием в руках. И не только мужчины, но и женщины, и дети! И гонят тебя, гонят со своей земли, гонят уже по Европе и загонят в конце концов в твое логово, где ты и подохнешь, ненавистный враг. И будут помнить твои потомки о том, что нельзя воевать с русскими!

Сосновский в форме немецкого офицера медленно шагал по коридорам госпиталя. Его строгая фигура, уверенность и холодный блеск в глазах не вызывали подозрений у раненых немецких солдат, офицеров и медицинского персонала. Он шел от палаты к палате, зачастую видел носилки и койки с ранеными, стоявшие прямо в коридорах. Он слышал стоны больных и крики отчаяния. Он проходил мимо молодых солдат с перевязанными конечностями, мрачных офицеров с обезображенными лицами и едва дышащих людей, чья жизнь уходила, словно вода сквозь пальцы.

Он видел медицинских сестер, ухаживающих за ранеными так, как если бы каждый из них был им дорогим человеком. Но великие страдания и злосчастия, переживаемые этими людьми, не вызывали у него даже малой толики сострадания. Под холодной маской немецкого офицера его сердце пылало ненавистью. Он думал о советских воинах, о своих товарищах, страдающих и сражающихся на передовой, о женщинах, детях и стариках, ставших жертвами этого жестокого врага. Воспоминания о сожженных деревнях и разрушенных городах, о мучениях, пронесенных через нашу землю, придавали ему сил для того, чтобы завуалировать, скрывать это кипящее в груди чувство. Каждое его движение, каждый взгляд были тщательно рассчитаны, отработаны годами работы в разведке. Он заставлял себя проявлять показное сострадание, спрашивая у врачей о состоянии пациентов, иногда останавливаясь, чтобы сказать несколько утешительных слов. Его речь была холодной, но в ней звучали ноты милосердия, необходимые для того, чтобы выглядеть для окружающих своим, вызвать доверие к его образу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 1 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации