Текст книги "Огненный воздух"

Глава 3

– Как выглядел этот офицер, доктор Келлер? – Юнге сидел в кабинете главного врача, который решил использовать для допросов персонала. Он, сцепив в замок пальцы, смотрел на худощавого высокого врача. – Прошу вас подробнее.

– Как обыкновенный офицер, штандартенфюрер, – немного нервно пожал плечами врач. – Высокий, светловолосый… кажется. Тонкие черты лица. Погоны майора вермахта.

– Вы уверены, что он светловолосый?

– Так точно, хотя… он не снимал фуражки.

– Так что же он говорил, хотел проникнуть в госпиталь? С какой целью? Он называл фамилию инженера Штернберга?

– Да… то есть нет, штандартенфюрер. Точнее, я не помню, кто ее назвал первым. Но этот майор назвался другом инженера и принес для него пакет фруктов и сигареты. Точнее, не для него. Я хотел сказать, что фрукты для господина Штернберга, а сигареты для других пациентов, потому что господин инженер не курит.

– У этого майора были и другие знакомые, находящиеся на излечении в вашем госпитале? – удивился Юнге.

Доктор достал из кармана носовой платок и принялся нервно вытирать лоб и шею. Он путался, поправлялся, уточнял, а потом возражал сам себе. Он никак не мог вспомнить, что говорил ему тот самый майор и что он сам ему отвечал. Было непонятно, знал ли майор Штернберга или нет. Сам инженер, как понял доктор, не ждал никакого гостя и не знал, кем мог быть этот майор.

– Так значит, майор вошел в госпиталь, нашел вас и попросил разрешения пройти к Штернбергу в палату? – попытался подвести итог беседы Юнге.

– Нет, штандартенфюрер, я увидел этого майора, когда он был уже в холле и разговаривал с медсестрой фрау Мартой.

Марта вошла в кабинет вся собранная, как будто закостеневшая. Сейчас по этой женщине нельзя было сказать, насколько она эмоциональная, чувствительная. И хотя все рекомендовали ее как чуткого и отзывчивого человека, сейчас она была немногословна. Она ничего не понимала, зная лишь одно, что почему-то кто-то хочет оговорить ее возлюбленного Вальдемара, оклеветать его за порыв души и проявление армейской дружбы. А ведь он не сделал ничего плохого, а лишь принес пакет с фруктами и сигаретами в госпиталь. И он такой… такой! Она просто не могла его предать, ведь Марта знала, что такое СД и гестапо. Она боялась этих организаций и хотела защитить своего Вальдемара, на которого возлагала такие надежды.

– Он просто вошел и сразу обратился ко мне, – рассказывала Марта, – потому что в холле никого больше не было. Я сказала господину майору, что нужно разрешение главного врача для передачи раненым продуктов и посещение их. Потом подошел доктор Келлер, и он разговаривал с господином майором. Потом господин майор ушел, а доктор Келлер разрешил передать продукты младшему медицинскому персоналу.

– И все? – вскинул брови Юнге.

– И все. Господин майор ушел, а я занялась своими служебными обязанностями.

– Этот майор расспрашивал вас о персонале госпиталя, он искал некую Ханну Мельстах?

Когда Марта вышла из кабинета, Юнге некоторое время сидел молча, все так же сцепив пальцы перед собой в замок. Доктор Келлер смотрел на него, не решаясь задать вопрос или попросить разрешения уйти. Он не понимал, почему представитель СД так расспрашивает их об этом майоре. Но все разрешилось дальше, когда Юнге поднял глаза на доктора и заговорил:

– Вы узнаете этого майора, если увидите его еще раз?

– Думаю, что узнаю, штандартенфюрер. Но я все же хотел бы узнать, а что совершил этот майор, почему вы так расспрашиваете нас о нем?

– Потому что этот майор расспрашивает о человеке, о котором расспрашивать нельзя, о человеке, который имеет информацию о секретном самолете, который на днях упал неподалеку. Потому что на днях пропал без вести, просто исчез в городе некий майор Вальдемар Зигель, потому что я жду появления в этом городе советских разведчиков, которые захотят добраться до самолета, до авиационного инженера Штернберга. И, судя по всему, этот разведчик появлялся у вас, герр доктор. Поэтому я обращаюсь к вам с настоятельной просьбой – никому ни слова о цели моего визита к вам. Следует старательно фиксировать и сразу сообщать о подобных появлениях неизвестных. Ни слова этой вашей Марте о том, что я вам сообщил. Никакой утечки информации, господин доктор. Вам ясно?

Вокзал, утопающий в тени старинных дубов, казался серым и безликим на фоне осеннего неба, осветленного тусклыми лучами заходящего солнца. Платформы, вымощенные тротуарной плиткой, были переполнены обеспокоенными людьми. Фронт был близок, советские войска наступали, и что ждало эту страну в ближайшем будущем, было никому не известно. В ближней арке вокзала старый часовщик склонился над своим верстаком, копаясь в тонких механизмах карманных и наручных часов. Чистильщик обуви рассеянно смотрел по сторонам в надежде, что кто-то подойдет к нему и удастся немного подзаработать. Но все торопились по своим делам, проходя мимо в пыльной обуви, не обращая на нее никакого внимания.

Здание вокзала с развевающимся на ветру флагом Третьего рейха, выглядело как мрачный часовой, стерегущий неведомое. Железные ворота скрипели, пропуская пассажиров, как паломников, в неведомое будущее. Казалось, само время застыло в ожидании неизбежного. На пустыре за железнодорожными путями играли дети, иногда бросая взгляды на платформу, как на неизведанный мир, в который им некогда предстоит отправиться. Вдали еще не слышен стук колес, но над лесом уже появились клубы дыма, возвещавшие о том, что поезд вот-вот появится. И вот он, словно мираж, выходит из клубов дыма, и гудок паровоза, возвещает о прибытии.

Между пассажирами на платформе прокатился шепот. Постепенно состав вырисовывался все четче. Военный патруль продолжал с энтузиазмом проверять проездные документы, демонстрируя холод и отчужденность.

Посадка в поезд завершена. Сигнальный колокол возвестил о скорой отправке, в толпе зашевелились, замерли, словно перед прыжком в омут. Последовали прощания, грустные улыбки, сдержанные жесты, объятия. Пассажирский поезд наконец тронулся с места, повинуясь командам бездушных стрелок и машиниста. Вдали вагоны, окутанные густым дымом, потянулись за горизонт, унося с собой осенний день и неизвестную, но неотвратимую судьбу пока еще мирного города. Спокойствие стало иллюзией, а тревога – неизменной спутницей всех, кто оставался на перроне, глядя вслед уходящему составу.

Шелестов вышел на перрон вокзала, когда поезд еще только начинал трогаться. Огромные клубы перегретого пара растеклись из-под колес, пышным ковром окутали край платформы, и стальные колеса провернулись, а потом медленно покатились по рельсам, все больше набирая ход. Пассажирский состав пополз вдоль вокзала к выходной стрелке. Исчез патруль, полицейский, топтавшийся до этого возле вагонов, теперь занялся какой-то пожилой женщиной, объясняя ей что-то и указывая рукой в сторону города. Потом он помог ей донести до крайней лавки чемодан и ушел внутрь.

Когана Шелестов увидел почти сразу, но не стал подходить, решив осмотреться вокруг. Опасности не ощущалось. Да и Коган не стал бы торчать здесь, уловив лишь намек на опасность. Чутье у Бориса на этот счет было просто феноменальным. Сейчас он сидел на лавке у стены вокзала, держа газету, закинув ногу на ногу. Шляпа сдвинута на затылок, во рту потухшая трубка. Видно, что человек что-то увлеченно ищет в газете. Наверное, объявления о сдаче жилья или о работе. Хотя по внешнему виду Когана можно подумать скорее, что он ищет съемные квартиры, а не работу. Он сам кому хочешь может предложить работу. Коммерсант средней руки – добротный, хоть и не новый костюм, начищенные ботинки, чистая рубашка и идеально завязанный галстук.

– Как дела, Борис? – Шелестов уселся рядом с Коганом и стал смотреть по сторонам.

– Кажется, все спокойно, – почти не шевеля губами, ответил Коган и перевернул страницу газеты. – Карла я видел. Он выходил из мастерской, выплеснул воду из ведра и оставил ведро у входа.

– Значит, опасности нет, – кивнул Шелестов и посмотрел на часы. – У нас еще час до конца его рабочего дня. Действуем, как условились.

Коган сменил позицию. Теперь он сидел в зале ожидания, откуда через большое окно до самого пола была видна мастерская. Несколько человек в спецовках вышли и разошлись в разные стороны, держа в руках кто саквояжи, кто деревянные чемоданчики. В таких рабочие берут из дома обед на работу. Шелестов снова посмотрел на часы. Рабочий день закончился пять минут назад. Судя по всему, в мастерской остался только Карл – старый слесарь, подпольщик. Время! Максим неторопливо двинулся к мастерской и, проходя мимо ворот, бросил в ведро большую железную гайку. Это был сигнал. Спустя минуту Карл вышел, посмотрел в ведро и принялся запирать ворота на большой навесной замок.

Они шли за ним, держа дистанцию. Шелестов на расстоянии метров двадцати за Карлом, Коган, отстав еще метров на пятьдесят, шел, помахивая свернутой газетой и рассеянно посматривая по сторонам. Постепенно на город наползали сумерки, одевая дома и улицы в серый блеклый цвет. Карл остановился в арке двухэтажного дома и стал ждать. Шелестов, бросив осторожный взгляд по сторонам, вошел туда же и протянул старику ладонь, на которой лежала точно такая же гайка, которую он недавно бросил в ведро. Карл взял гайку, улыбнулся в темноте одними губами и спросил по-немецки:

– Сегодня утром молоко не привозили?

– Привозили только хлеб, – ответил Шелестов, – но на всех не хватило.

– Хорошо, – кивнул Карл. – Теперь запоминайте: улица Краковична, дом два. Зеленая дверь во дворе рядом с каштаном. Стучать в окно слева от двери – три раза по два удара. Пароль тот же.

– Я запомнил. – Шелестов протянул руку. – Спасибо, Карл! От всех людей, которые ненавидят фашизм, спасибо!

– Вы, главное, на фронте победите их, а мы поможем, чем сможем, здесь.

Шелестов выглянул из арки на улицу. Когана видно не было. Но так они и договаривались – по возможности не идти вместе. Теперь Шелестов пойдет по адресу, а Коган будет следить за ним, а заодно обращать внимание, не появится ли другой «хвост» местной контрразведки или гестапо. Дальше улица была освещена лучше, да и свет был во многих окнах домов. Работали магазины, проезжали машины, но, на что обратил внимание Шелестов, в городе нигде не было слышно музыки. Мирный город, но не было в нем радости и спокойствия.

На перекрестке Шелестов снова «проверился». Нет, тот мужчина в синем плаще ушел на соседнюю улицу. Значит, не слежка. Хотя если наблюдение ведется сразу несколькими людьми, то схемы порой бывают настолько хитрые, что заметить слежку довольно трудно. Но Шелестов все эти схемы знал хорошо, он и сам неоднократно при выполнении задания группой организовывал такого рода наблюдение за нужным человеком. И все же сейчас слежки не было. Это успокаивало и давало надежду, что все будет хорошо. Задание и без того было очень сложным, а если с самого начала ты угодишь под наблюдение врага, то выполнить его будет уже практически нереально. Шутка ли достать из болота самолет, выкрасть пилота и инженера-испытателя из рук врага, когда тебя там совершенно точно ждут и готовы к твоим действиям. И все же приказ есть приказ, и его надо выполнять.

Шелестов зашел в магазин, купил пачку сигарет. Выйдя на улицу, он неспешно закурил, бросив спичку в урну. Это был знак Когану, что они у цели и теперь можно сходиться. Шелестов дошел до угла, свернул и увидел подходящую нишу у стены, которая была не освещена светом уличного фонаря из-за роскошной кроны каштана, стал ждать. Коган появился через минуту, поискав взглядом напарника, и, подойдя, встал рядом.

– Здесь?

– Да, здесь, – подтвердил Шелестов. – Вот в этом доме. Вход со двора, стучим в окно. Неплохо бы проверить, есть ли другой путь для отхода, кроме того, что имеется.

– Надо обойти дом с двух сторон, – предложил Коган. – Ты справа, а я слева. Сойдемся у перекрестка. Я думаю, что двор все же проходной.

– Согласен. По крайней мере, будем знать, куда выведет наш второй путь в случае бегства. Правда, если там засада, то этот путь знают и те, кто нас ждет. Есть у меня сомнения, Боря. Не знаю почему, ты даже не спрашивай.

– Интуиция есть соединение опыта и здравого рассудка, – пожал Коган плечами. – Есть выход. Я сейчас угоню машину.

– Тихо, Боря, тихо! – Шелестов насторожился. – Нам еще не хватало шума из-за угнанной машины.

– Если нарвемся на засаду, то шума будет еще больше, – вновь пожал плечами Коган. – Давай другой вариант! Я стучу в окно, а ты меня прикрываешь со стороны арки. Там темно и…

– Нет, – Шелестов поморщился, как от зубной боли, и отрицательно покачал головой. – Ладно, ты прав, Боря, вариант с машиной лучше. Тем более что мы ее оставим, если все пройдет нормально. Что ты там присмотрел?

– В квартале отсюда стоит «Шкода», – оживился Коган. – Машина небольшая, но, судя по капоту, не малолитражка. Относительно новая и не запылилась, пока стояла. Значит, исправная, ездит. И место там темное, никто и не заметит, что я забрался в нее и «химичу» там с проводами. Пустяковое дело.

– Хорошо. Теперь смотри на конфигурацию двора и пространства между этими двумя домами. Отходить в случае опасности можно по трем направлениям: к арке и на улицу, вдоль соседнего дома и на соседнюю улицу, и третий вариант – преодолеть забор.

– Забор? – Коган с сомнением посмотрел на аккуратно покрашенные доски забора, которые отделяли двор от небольшого парка с прудом. – Хочешь, чтобы мы сиганули через забор и убегали через парк? Два с половиной метра, не меньше. Нас пристрелят, пока мы будем на нем висеть.

– Ты не понял, Боря, – усмехнулся Шелестов. – Забор – это лишь видимость ограждения. Ты посмотри, он собран из тонких реек…

– Ах, вон ты о чем, – тихо рассмеялся Коган. – Я понял. Договариваемся так: сигнал опасности – твой выстрел. Просто выстрел, и я влетаю во двор. Ты прыгаешь на пассажирское сиденье и вперед! Но хотелось бы, чтобы обошлось без эксцессов.

– Нам много чего хотелось бы, – вздохнул Шелестов. – Например, чтобы война закончилась, чтобы наши войска были в Берлине, а Гитлер и его шайка были арестованы и сидели за решеткой, ожидая справедливого суда всех народов Европы. Ладно, иди. Жду звука автомобильного мотора и тогда иду на конспиративную квартиру.

Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать Шелестов услышал ворчание автомобильного мотора на улице. Скрипнули тормоза, значит, Борис остановился. Шелестов взвел курок одного пистолета, затем второго. Один он держал в правой руке, второй сунул спереди под пиджак за ремень брюк так, чтобы в любой момент можно было выхватить оружие. Странное чувство беспокойства не покидало. Если бы следили за Карлом, то их бы с Коганом или одного Шелестова давно бы уже взяли. А если не взяли, то это может означать либо то, что гестапо или местной контрразведке нужно узнать, куда будет водить «гостей» связник Карл, либо то, что цепочка находится «под колпаком» и теперь только ждут «гостей». И возьмут их на проваленной конспиративной квартире.

Должен быть знак, напомнил себе Шелестов. Так не бывает, чтобы, кроме пароля, не было еще какого-то секретного знака, говорившего о том, что явка провалена или она надежна. Часто этим знаком служит цветок в горшке на подоконнике или отодвинутая штора, какая-то детская игрушка. Шелестов остановился у окна. Ничего на подоконнике внутри видно не было. Он был пуст. Шторы плотно задернуты. Правда, узкая щель все же есть и через нее удобно наблюдать за тем, что происходит за окном. Но все же ничего тревожного…

Тихий хруст под ногой заставил разведчика замереть. Рука плотнее сжала рукоять пистолета. Шелестов опустил глаза и увидел, что под ноги ему попался осколок цветочного горшка. Рядом было немного рыхлой черной земли, которая тоже наводила на мысль о цветочном горшке. И снова внутри всколыхнулись подозрения. Шелестов сделал шаг назад, его рука с зажатым в ней пистолетом была прижата к груди, глаза метались по двору, пытаясь зацепиться за что-то подозрительное, за место, где могла быть устроена засада, кроме самой квартиры. И тут же спиной он почувствовал, как что-то твердое уперлось в спину между лопатками. Тихий голос по-немецки приказал поднять руки.

Реакция у Шелестова была мгновенной. Он даже не успел подумать о том, что человек за спиной не станет сразу стрелять. Его задача взять неизвестного живьем. По крайней мере, заминка у него на принятие решения будет в пару секунд. И Максим использовал эти две секунды, мгновенно просунув ствол своего пистолета под мышку, и, не целясь, выстрелил назад в незнакомца. Он тут же бросился в сторону к левой стене здания, где было еще темнее. В человека за спиной он попал, в этом Шелестов был уверен, но справа метнулась еще одна тень. Не наперерез, а чуть в сторону, опасаясь получить пулю в упор. Но пулю он получил. Шелестов вскинул руку и, продолжая двигаться вдоль стены, выстрелил дважды в этого человека, и тот рухнул на камни двора.

И только теперь разведчик услышал, как нарастает звук автомобильного мотора. Ослепительный свет фар ворвался в слабоосвещенный двор двух домов, и сразу у забора метнулась фигура человека со «шмайсером» в руках. Шелестов выстрелил в него дважды, отметив, как враг споткнулся и упал на одно колено, выронив автомат. Прыгнув на переднее сиденье, Максим даже не успел захлопнуть дверь машины, как она сорвалась с места и понеслась прямо на забор. Сзади прошелестела автоматная очередь, со звоном разлетелось заднее стекло в кабине, еще одна фигура в плаще метнулась в сторону в свете фар, а потом с треском разлетелся перед капотом дощатый забор.

Шелестов успел выставить руки и принять удар ладонями о приборную доску, щепки полетели на лобовое стекло, но толстый металл капота «Шкоды» выдержал удар, и машина вылетела в парк под густые кроны деревьев и сразу полетела вниз по склону. Коган удержал машину от заноса, вывернул руль, и они понеслись вниз к кромке воды старого пруда. Сзади не стреляли. Но еще несколько секунд и пули могут настичь машину. Первые фонари на дорожке пруда были уже близко, и Коган выключил фары, чтобы машину возможные стрелки сверху потеряли из поля зрения. Несколько прохожих шарахнулись в разные стороны, когда, сбивая урны и лавки, из темноты вырвалась машина.

Коган прибавил газ и, объезжая пруд, выехал на шоссе, ведущее через лес к северной части города. Шелестов лихорадочно стал вспоминать карту города. Преследовать их «Шкоду» могут только со стороны парка и пруда. В объезд далеко. Там могут только предпринять попытки перекрыть улицы в ожидании советских разведчиков. Не факт, что успеют, но могут попытаться. Значит, не стоит соваться в город на машине, да еще с ободранным помятым капотом и одной разбитой фарой. Приметная машина!

– Останови за поворотом! – указал Шелестов вперед на дорогу. – Надо спрятать машину и вернуться в город пешком. Надо, чтобы ее если и нашли, то не раньше утра.

До квартиры, которую пару дней назад они сняли в городе, разведчики добрались лишь под утро, когда начало светать. Тихо открыв дверь, они вошли через черный ход и, не зажигая света, упали на кровати. Нужно было раздеться, умыться и чего-нибудь поесть, но сил после ночного приключения почти не осталось ни у кого. Шелестов с Коганом отмахали едва ли не пятнадцать километров сначала по лесу, потом по пригородам, прячась в ночи.

– Пожрать бы, – первым подал голос Коган. – Где-то у нас там был хлеб, тушенка и огурец.

– Надо подполье предупредить, что явка провалена и связной Карл под наблюдением, – помолчав, сказал Шелестов. – Придется рискнуть и пойти на нарушение инструкций. Другой связи с подпольем у нас нет.

– Зато Буторин обрадуется, – усмехнулся Коган. – Судя по знакам, которые он оставляет на «почтовом ящике», у него все в порядке. Нам бы за собой не привести к нему контрразведку.

– Ты думаешь, что действует местная контрразведка? – задумчиво спросил Шелестов. – Это формальная структура. У нее силы самообороны, и то не больше семи тысяч человек. Скорее всего, это гестапо или СД. Тем более что последний рейхспротектор Вильгельм Фрик выходец из СС и один из руководителей НСДАП. Но выхода у нас с тобой и в самом деле нет. Правда, риск попасться втроем вместе с Виктором Буториным увеличивается.

Из собранного на скорую руку за последние два дня незамысловатого гардероба выбрали одежду, которая не бросалась бы в глаза в любом районе города. Коган надел рабочие крепкие ботинки и поверх рубашки чистую рабочую куртку. Серую опрятную кепку он чуть надвинул на глаза и стал похож на рабочего-турка, которых было немало на строительстве в этой части страны. Шелестов натянул на ноги разношенные, но все еще крепкие сапоги, заправил в них брюки. Потом надел короткую кожаную куртку и берет. Мужчин в таком наряде в этом районе города тоже можно было встретить на каждом шагу, берет также являлся широко распространенным головным убором.

До дома, в котором располагалась конспиративная квартира подпольщиков, оставалось идти меньше квартала, когда из-за угла вылетел черный немецкий «Хорьх». И тут же из арки ближайшего дома выбежала девушка с растрепанными волосами. Было видно, что бежала она из последних сил, одно ее колено было окровавлено. Увидев машину, девушка потеряла равновесие и упала прямо на краю тротуара. Прохожие тут же бросились в разные стороны, стараясь побыстрее убраться с улицы, где проводится облава или арест кого-то. Сомнений в том, кто эти двое на машине, бросившиеся к девушке, и кто она такая, не было. За два дома от явочной квартиры; девушка, бежавшая как раз со стороны того дома, к которому сейчас шли разведчики…

– Давай, – сразу же принял решение Шелестов.

Коган пригнулся и метнулся на другую сторону проезжей части, а Шелестов, стараясь не выглядеть агрессивно, не спеша побежал в сторону мужчин, пытавшихся поднять девушку. Один из незнакомцев продолжал держать морщившуюся от боли девушку за руку, второй, увидев Шелестова, тут же поднялся и вытянул руку ладонью вперед.

– Стойте, не приближаться! – крикнул он по-немецки. – Здесь проводится операция!

– Что с ней? – тоже по-немецки спросил Шелестов, делая вид, что не понимает происходящего. – Ей плохо? Я врач и могу помочь!

Он выиграл нужное количество времени, пока немец пытался остановить незнакомца, заявлявшего, что он врач, пока немец понял, что человек не останавливается, вопреки его приказам, выхватывать из-под пиджака пистолет было уже поздно. Коган, перепрыгивая через капот машины, оказался за спиной немцев. Один все же выхватил пистолет, но разведчик был быстрее. Коган ударом ноги выбил оружие из руки немца и с разворота вогнал нож ему между ребер. Пока немец падал на землю, второй, державший девушку за руки, попытался вскочить на ноги, но девушка не дала ему это сделать, обхватив руками поперек туловища. Видимо, она поняла, что это друзья, или просто у нее не было иного выхода. Хуже, чем попасть в руки гестапо, нет ничего. Коган сильным ударом кулака оглушил немца, и когда тот, едва вырвавшись из рук ослабевшей девушки, все же попытался встать, нож вошел ему в горло чуть выше воротника его рубашки. Захлебываясь кровью, немец повалился на тротуар.

– Товарищи… – прошептала девушка и, не в силах встать, протянула незнакомцам руки.

То, что она сказала это по-русски, пусть и со словацким акцентом, то, что она стала помогать незнакомцам, убивавшим немцев, говорило само за себя. Она знала, что должны прийти русские, и ждала их. Значит, она имела отношение к той конспиративной квартире, в которую они шли. И туда совсем недавно нагрянули фашисты. Шелестов присел на корточки перед девушкой и, пока Коган стаскивал трупы в ближайший подъезд, чтобы на них не сразу натолкнулись немцы, стал расспрашивать подпольщицу.

– Ты понимаешь по-русски, ты ждала русских, ты из подполья, девочка?

– Вы русские, – заулыбалась девушка и стала вставать, опираясь на руки Шелестова. – Какое счастье, что вы успели. Вы друзья Виктора! Такого, с седыми волосами. Он жил у нас. Там немцы схватили моего дядю, Радека Машика. Помогите!

– Ничего себе совпадение, – проворчал Коган, стирая кровь с пальцев носовым платком. – А могли и не успеть! Ну-ка, быстро! Сколько их там? Они в доме у вас или увозят твоего дядю Радека?

– Трое и одна машина! – торопливо стала отвечать девушка, умоляюще глядя на русских. – Такая же вот машина и трое немцев. Они уже сажали его в машину, когда я сбежала. Они поехали по соседней улице к западной окраине. Там у них подвал…

– Быстро на заднее сиденье! – приказал Шелестов и махнул рукой Когану. – Боря, за руль!

Коган развернул машину и, придерживая руль одной рукой, вытащил из внутреннего кармана пистолет, не глядя, протянул девушке, сидящей на заднем сиденье. Та схватила оружие, бросив: «Спасибо!»

– Это тебе для самозащиты, – прокомментировал Шелестов, строго посмотрев на Ольгу. – На крайний случай, и не вздумай палить направо и налево без разрешения.

– Вон они! – воскликнула девушка, вцепившись одной рукой в плечо Когана и тыча пистолетом вперед. – Видите черную машину? Это она, там мой дядя! Быстрее!

– Быстрота, деточка, – язвительно заметил Коган, вдавливая педаль газа в пол, – нужна исключительно при ловле блох. А в нашем деле все должно быть вовремя и в нужном месте. Сейчас я обгоню их и встану впереди. А ты постарайся быть артистичной. Выпади из машины и делай вид, что пытаешься сбежать; не очень быстро, иначе они тебя просто застрелят. Поняла?

– Останавливайте, – со странной интонацией сказала девушка, пряча кисть с зажатым в ней пистолетом под кофту.

Коган обошел слева машину и, обогнав ее метров на двадцать, стал резко тормозить. Второй «Хорьх» тоже затормозил. Разведчики повернули головы, глядя на немцев. И тут задняя дверь открылась, и Ольга очень натурально вывалилась из машины прямо на асфальт. Она пыталась встать, падала и снова пыталась встать, используя колени и только левую руку, продолжая прятать под кофтой правую с пистолетом. Во второй машине открылась водительская дверь, и один мужчина в костюме высунулся, поставив одну ногу на асфальт. Пассажирская дверь тоже открылась, и оттуда вышел второй немец и тоже в гражданской одежде. «Третий на заднем сиденье вместе с подпольщиком, – подумал Шелестов. – Если мы сейчас нападем, он может его застрелить. Наверняка решит, что наша цель – освобождение своего товарища».

– Боря, задний ход и на таран! – крикнул Шелестов, открывая дверь и выпрыгивая из машины на проезжую часть.

Максиму все же удалось не попасть под удар открытой дверью, когда «Хорьх» рванул с места назад. Прокатившись по асфальту, разведчик, лежа на животе и держа пистолет двумя руками, выстрелил в водителя, а потом во второго немца. Он не успел понять, попал ли в первый раз, как задняя часть машины врезалась в капот «Хорьха». Немец отлетел в сторону и остался лежать на асфальте. Шелестов вскочил и бросился к поврежденной машине, ожидая каждую секунду выстрела. Но выстрела не было. За спиной раздался крик Когана:

– Максим, осторожнее!

Но то, что увидел Шелестов, повергло его в приятное удивление, если не шок. Задняя дверь машины была открыта, и возле нее стояли пожилой мужчина и девушка. Ольга прижалась к мужчине, и он обнимал ее, поглаживая по волосам. Полная идиллия, если не замечать пистолета в руке у девушки. Шелестов подошел к машине и открыл заднюю дверь, продолжая целиться из пистолета. На заднем сиденье он увидел мертвого немца, склонившего голову на грудь. Из его виска стекала струйка крови.

– Ай да девчонка! – раздался рядом голос Когана. – Оторва, честное слово! Давай сматываться, Максим, мы нашумели здесь так, что можно ждать патрулей или даже немцев каждую секунду.

Старый Радек Машик посоветовал не трогать больше немецкие машины, которые очень скоро станут искать. Кроме того, по пути к лагерю подпольщиков в поселке вдали от города бросать машину опасно. Немцы могут понять, в каком направлении искать подпольщиков. Из города они выехали ночью на старенькой «Татре» с расшатанным кузовом и высокими бортами, где Радек с Ольгой и устроились на соломе. Машина скрипела и покачивалась на ухабах грунтовой дороги, а то и вообще ехала вне дороги. Водитель хорошо знал эти места и мог проехать не только ночью, но и, как он уверял, с закрытыми глазами.

Радек и Ольга сидели вместе, погруженные в свои мысли, каждая секунда приближала их к безопасному месту. Но каждый ощущал, что это безопасность временная, и каждый выбрал путь борьбы с нацистами добровольно и по велению сердца. Ольга сильнее закуталась в старый плащ, пытаясь укрыться от холодного ночного ветра. Ее мысли возвращались вновь и вновь к моменту их спасения. Звук выстрелов, крики товарищей, гнев в глазах гестаповцев – все это продолжало мелькать перед глазами, не давая ей покоя. Как же легко можно было потерять всё за считаные минуты. Но благодаря смелости и решимости советских братьев по оружию у них появился шанс вырваться. Эти двое, которые появились так неожиданно. И тот, первый мужчина, который пришел на конспиративную квартиру к дяде Радеку. Ольга вспоминала их лица и никак не могла понять – в этих советских людях удивительно сочеталось, существовало одновременно такое, чему вместе существовать, казалось бы, и нельзя. Доброта, братская теплота, забота. А как они слушают музыку, как отзываются о живописи, как смотрят на солнце, просто радуясь хорошей погоде. И в то же время это сильные, смелые и беспощадные бойцы. В один миг каждый из них готов броситься на помощь и погибнуть, но спасти товарища, спасти кого-то из словацких патриотов, кого они до этого не знали, даже не видели ни разу в глаза. Удивительные люди! И теперь понятно, как советские люди сумели сломать хребет фашизму, как они побеждают на фронте и гонят немцев, гонят со своей земли и даже пришли к другим порабощенным народам, чтобы помочь. И они не боятся смерти, у них в сердцах, в душах есть что-то большее, более великое, чем просто страх смерти.

– Что будет дальше, дядя? – спросила девушка. И голос был тихим, как и тиха была та ночь, что окутала все вокруг.

Машик вздохнул. Ольга посмотрела на лицо мужчины, но не увидела на нем усталости, отчаяния, следов пережитого страха. Наверное, все страхи остались позади, ведь каждый не раз рисковал жизнью, был близок к гибели, но это никого не остановило в их общей борьбе.

– Мы будем бороться, моя девочка. Мы должны, пока у нас есть такие люди, как наши спасители. Каждый из нас – это маленький огонек, и даже если мы сейчас скрываемся в тени, день придет, когда мы можем стать светом для всех остальных.