Текст книги "Чужой из наших"

Оперативники лежали не шевелясь. Место для наблюдения они выбирали так, чтобы их было не видно не только со стороны открытого участка местности, но и со стороны леса. Сосновский повел стволом автомата, ориентируясь на звук, но тут Шелестов положил ладонь на его локоть, заставляя опустить оружие.

– Это что за явление? – проворчал он.

В двух десятках метров от них над кустарником появились лицо Буторина и рядом – физиономия какой-то рыжеволосой девушки. Не прошло и нескольких минут, как Буторин с девушкой осторожно выбрались из кустарника, причем снова раздался тот же самый звук, и оперативник шикнул на девушку, прижимая палец к губам. Теперь стало понятно, что это девушка вскрикивала, то ли оступившись, то ли она была ранена и не могла терпеть боль. Сделав знак Сосновскому, чтобы тот наблюдал за лесом, Шелестов приложил руки ко рту и издал прерывистый свист, похожий на голос лесной птицы. Буторин тут же замер на месте, прислушался и стал озираться, медленно поворачивая голову. Девушку он заставил опуститься на траву. Шелестов поднял руку и покачал ею из стороны в сторону. Через минуту Буторин неслышно появился из-за дерева и, улыбаясь, опустился рядом с товарищами.

– Ну, все обошлось, значит, – тихо заговорил он довольным голосом. – Мы уж с Борисом думали, что не найдем вас. Там, метров в ста, точно такое же место есть, но потом мы сообразили, что договаривались сойтись возле горла оврага, а там только его отрог был, не основная часть.

– Это кто там с вами? Что за девушка? – настороженно спросил Шелестов.

– Санинструктор одного из батальонов, попавших в окружение, – хмуро ответил Буторин, понимая, что сейчас командир выразит недовольство из-за его решения взять девушку с собой. – Мы ее нашли в лесу, одну, без еды и воды, без оружия, у могилы умершего от ран младшего политрука. Вот его документы. С ней были еще трое бойцов, но они или бросили девушку, или погибли – отправились разведать дорогу и нарвались на немцев. Я не мог ее оставить, прогнать или просто пройти мимо.

– Эх, Виктор, Виктор, – проворчал Шелестов и, отвернувшись, молча стал смотреть на овраг в поле.

Шелестов понимал, что отчитывать подчиненного глупо и неуместно. Да, приказ суров, и задание смертельно опасно. Мало того, что о задании может узнать человек посторонний, не имеющий к нему отношения, так он еще и будет серьезным балластом в ходе выполнения задания. И все же! Шелестов думал и о другом. А какой смысл вообще воевать, если ты оставляешь в беспомощном состоянии человека, женщину. «Ведь все мы, – думал Шелестов, – воюем как раз за этих людей, за женщин и детей, за стариков, за нашу землю. Если рассуждать серьезно, то этой рыженькой девочке вообще нечего делать на войне. Мужчины сами должны справляться. А женщины пришли на фронт, сражаются с нами плечом к плечу. И мы сможем бросить вот такую девчонку одну умирать в лесу? Или толкнуть ее под немецкие пули? И сейчас прав Виктор, придется брать на себя ответственность и за нее тоже. Тащить на себе все трудности выполнения задания и спасать эту девочку».

– Зови ее сюда, – приказал Шелестов.

Буторин исчез и через минуту появился, ведя за собой рыжую девушку в перепачканной форменной зеленой юбке, гимнастерке, перепоясанной офицерским ремнем и с кобурой для нагана. Девушка не казалась такой уж худенькой и слабой. Чувствовалось, что она занималась спортом, да и ростом и телосложением наверняка в классе выделялась среди сверстниц. Не зная, как себя вести, не имея головного убора, она замялась, соображая, как доложить командиру о своем прибытии по его приказу. Пришлось сделать знак Буторину, и тот усадил санинструктора на траву так, чтобы ее голова не торчала над кустарником.

– Мне рассказали о тебе, Рита, – разглядывая девушку, заговорил Шелестов, – но я не знаю теперь, как с тобой поступить. Мы идем в тыл к немцам, на оккупированную территорию, а это не простое задание. Если бы мы возвращались к своим, пытались перейти линию фронта, тогда другое дело.

– Товарищ майор, возьмите меня с собой! – девушка прижала руки к груди. – Я сильная, я вам во всем буду помогать. Если надо, то и медицинскую помощь окажу. Я многое умею, я в больнице работала и помогала, а потом еще в медсанбате. Я лыжница, у меня второй взрослый разряд…

Девушка говорила торопливо, стараясь убедить этого сурового майора, она оборачивалась к другому командиру, который привел ее сюда, искала его поддержки, она даже поймала сочувствующий взгляд третьего человека в маскировочном костюме, который держал наготове автомат и посматривал то по сторонам, то на незнакомку, которую привели к командиру. Рита даже думала, что если ее не возьмут с собой эти странные люди, наверное разведчики, она все равно тайком пойдет за ними, потому что оставаться одной в лесу ей было страшно.

Шелестов прекрасно понимал состояние этой девушки. Мысли о том, чтобы снабдить Риту продуктами питания, отдать ей одну карту и объяснить, как двигаться к своим, он выбросил из головы. Никуда она не дойдет и неминуемо погибнет или попадет в плен к фашистам. Не боец она. По крайней мере, в одиночку Рита не справится. А если взять ее с собой, то можно из этого и пользу кое-какую извлечь. Конечно, по возвращении Платову рассказывать о такой выходке группы не стоит. Не поймет он своим холодным практичным разумом их решение взять девушку с собой. Хотя человек же он все-таки, может, и поймет. Но рассказывать все равно не стоит.

– Документы, боец Пономарева! – наконец потребовал Шелестов.

Девушка поспешно полезла в нагрудный карман грязной гимнастерки и достала красноармейскую книжку. Просмотрев документ, он вернул его санинструктору.

– Вот что, Рита. Мы возьмем тебя с собой, но учти, что легкой прогулки по лесам не получится. А еще нам придется часто пробиваться с боем. Это будет трудный переход и трудное возвращение к своим. Если ты не уверена в себе, в своих силах, то…

– Уверена, товарищ майор! – резко заявила Рита и попыталась встать, чтобы вытянуться по стойке «смирно», но Буторин, сидевший рядом, поймал ее за руку и снова усадил на траву. Девушка даже не обратила внимания на Виктора и продолжила: – Прошу верить мне. Я комсомолка, и я давала присягу советскому народу и правительству, Родине присягу давала. И я выполню свой долг, а если понадобится, то и погибну.

– Если уверена, то хорошо, – Шелестов едва сдержал улыбку. – Тогда слушай приказ, боец Рита Пономарева. Идешь в составе нашей группы и оказываешь посильную помощь в выполнении группой ее задания. Твоя задача: принимать все меры к формированию и поддержанию комплектности медицинской походной аптечки. Следить за санитарией в группе, готовить пищу с помощью одного из членов группы. Нести службы в караулах в пределах лагеря группы при остановках на отдых и ночлег. Выполнять другие мои приказы. В том числе и принимать бой, если того потребует обстановка.

– Есть, – твердо произнесла девушка. А потом добавила с надеждой в голосе: – А вы мне оружие дадите?

– Дадим, – кивнул Шелестов. – Как только захватим его в бою.

У Максима в голове мелькнула мысль отдать санинструктору свой пистолет, чтобы она не таскала в кобуре пустой наган. Но он решил пока этого не делать. Неизвестно, как себя поведет девушка в сложной обстановке. Она может в самый неподходящий момент открыть огонь по врагу или если ей почудится враг. Сначала к Рите нужно присмотреться, убедиться в ее выдержке и бесстрашии. Ну и прямо сейчас в бой, в атаку на врага ее никто посылать не станет. Да и потом этого делать не стоит. Это мужское дело – воевать.

Группа собралась на опушке. Коган ободряюще улыбнулся Рите, поняв, что ее оставили в группе. Теперь предстояло планировать переход через открытый участок местности между двумя лесными массивами. Его можно было обойти, сделав крюк километров в двадцать. Но в этом случае возникала другая сложность – там придется пересекать шоссе, по которому почти беспрерывно передвигаются немецкие части и отдельные подразделения. Здесь гитлеровцы хоть и появляются, но редко. И уж точно ночью сюда они не сунутся. Шелестов приказал по очереди до наступления темноты вести наблюдение. Не хотелось напороться на оставленную врагом засаду. Шанс напороться на засаду был минимальный, но он оставался. Фашисты понимали, что в тылу у них в результате стремительного наступления оставались отдельные советские военнослужащие и целые подразделения и они несут угрозу, порой серьезную.

– Какие предложения? – спросил Шелестов, когда решение переходить открытый участок местности здесь было принято.

– Лучше по одному, – сказал Буторин. – Так мы снизим риск для всей группы. Участок небольшой, не больше полукилометра. За пару часов все перейдем.

– Долго, – покачал Сосновский головой. – Мы там нашумели на лесной дороге, и фашисты могут начать охоту за нами. Следом за частями прорыва идут части закрепления. А это их задача – очищать территорию от попавших в окружение. Лучше побыстрее пересекать и уходить дальше в лес на той стороне.

– Согласен с Михаилом, – заключил Шелестов. – Надо торопиться и за ночь уйти подальше. Устроим короткий отдых и днем до следующей ночи снова двинемся к цели. Переходим двумя группами. Первыми идем я и Сосновский. Его знание немецкого может пригодиться опять, если неожиданно столкнемся с фашистами. Через тридцать минут, если не будет подозрительного шума, идете вы втроем. Трогаемся ровно в полночь, а сейчас отдыхать. Наблюдателей сменяем через каждый час. Первым заступает Михаил, потом Борис, Виктор, и я буду последним. Всем отдыхать.

Ужин, он же и предыдущий обед, был скудным. Не потому, что не хватало продуктов, а потому что разводить костер сейчас и в этом месте было опасно. А есть холодную кашу с мясом из банки не стоило. Не всякий желудок с холодной жирной пищей справится. Хотя бы разбавить ее горячим чаем, но его тоже нельзя было приготовить. Для поддержания энергии в организме Шелестов распорядился открыть одну банку перловой каши с мясом на всех. Получилось по две ложки. Затем каждый съел несколько кусочков шоколада с галетами. Есть хотелось по-прежнему, но опытные оперативники знали, что пройдет всего минут двадцать – и чувство голода притупится, съеденное начнет действовать. Когда ложки были старательно облизаны и сунуты в вещмешки, Шелестов погрозил Рите пальцем.

– Боец Пономарева! Делаю замечание: есть со всеми поровну и не делать вид, что в твою ложку мало каши помещается!

– Да я не делаю так, товарищ командир, – начала было Рита, но тут же поняла, что она пререкается с командиром, да еще и пытается врать. И это после того, как ее взяли в отряд и как она клятвенно обещала выполнять все приказы. – Виновата, товарищ командир, я посчитала, что на мужчин больше нагрузки в ходе задания и им нужно питаться больше, чем девушке.

– А если тебе кого-то из этих мужчин придется на себе вытаскивать в безопасное место? – вместо Шелестова ответил Буторин. – А?

Максим обратил внимание, что Рита как-то по-особенному относится к Виктору. То ли она особо благодарна ему за спасение, потому что он был первым, кто ей встретился в лесу в то время, когда она совсем отчаялась спастись, то ли потому, что она считала, что именно Буторин уговорил командира взять ее с собой, а не бросить в лесу. Но сейчас это было не важно, не было времени и желания обращать внимание на девичьи глупости. Принял решение спасти Риту, вот и спасай, тащи ее с собой. Может, и получится. Правда, если группе самой удастся выжить в этой ситуации. Но, судя по обстановке, передвигаться в тылу у немцев пока будет крайне сложно. А потом еще и с ценным немцем пробираться назад к линии фронта – правда, если ему самому удастся выйти к точке «рандеву». Шелестов старался не думать, что цель группы малодостижима. Нельзя таким мыслям разрешать селиться в голове. Есть приказ, есть важное задание – важное для командования. И значит, ты должен в лепешку расшибиться, но выполнить его. А еще лучше просто выполнить и не расшибаться при этом, выжить. Потому что выживешь ты, выживет группа – и все будут сражаться дальше с врагом. Сражаться будут живые, от мертвых толка нет.

Быстро смеркалось, как это обычно бывает в лесной зоне, когда солнце еще не опустилось за горизонт – оно еще прячется за высокими кронами деревьев, стоящими сплошной стеной вокруг. Последние машины проехали через овраг в половине седьмого вечера. Это был, видимо, какой-то штабной трехосный легковой автомобиль. За ним следом двигался бронетранспортер сопровождения. Пока совсем не стемнело, Шелестов велел приготовиться к дальнейшему продвижению. Все проверили, как уложено имущество в вещмешках, перемотали портянки, чтобы они не мешали потом быстро идти, а то и бежать. Буторин заботливо помог Рите сделать из шинели скатку, чтобы не нести ее в руках, а можно было бы надеть через плечо. Плащ-палатку он плотно свернул и привязал снизу к своему вещмешку. В одиннадцать вечера группа была готова к марш-броску. Все сидели в кустах, разбившись на две группы.

– Виктор, мы пошли, – в последний раз глянув на часы со светящимися стрелками, сказал Шелестов. – Засекай время и наблюдайте за нами и лесом. Миша!

Сосновский повесил на шею ремень автомата и встал на одно колено. Шелестов неслышно раздвинул кустарник и скользнул в сторону оврага. Сосновский тут же последовал за командиром. Витали прелые запахи, сверчки пели свои песни, а на небе в разрыве облаков раскинулась блестящая, восхитительная россыпь звезд. Михаил бросил взгляд вверх и снова опустил голову, со злостью сжав зубы. «Ну почему, – думал он, – почему все самые красивые ночи приходится проводить в таких вот ситуациях. Или, когда рискуешь жизнью, красивое особенно ярко видится, бросается в глаза?»

Они добежали до края оврага и боком, скользя по осыпающейся земле, стали сбегать вниз, сразу погружаясь в темень оврага. Теперь нужно остановиться и замереть. Послушать, присмотреться, дать глазам привыкнуть к темноте. Лямки вещмешков давили на плечи, но об этом сейчас никто не думал. Оба оперативника обратились в слух и зрение. Выждав около минуты, Шелестов двинулся вперед по дну оврага. Сзади, отпустив командира на несколько шагов, двинулся Сосновский. Шли тихо, аккуратно ставя ногу на землю, чувствуя под подошвой каждый камешек, каждую ветку кустарника. Каждый фиксирует свой сектор: спереди и слева, справа и сзади. Готовность открыть огонь в любой момент, готовность замереть на месте, опуститься на землю и перестать дышать. Такое было уже много раз. С того времени, как по приказу Берии Платов организовал особую оперативную группу личного подчинения для выполнения важных и секретных заданий, пройти пришлось через многое, и смертельно опасное тоже. Группа сложилась, оперативники научились чувствовать друг друга и понимать почти без слов.

Ближе к дороге, которая спускалась в широкую часть оврага, больше похожую на раскидистую низинку, оперативники снова остановились. Шелестов предупреждающе поднял руку, заставив Сосновского ждать, а сам двинулся вперед. У самой дороги он поднялся по склону, прислушался, потом махнул рукой Михаилу, чтобы тот пересек дорогу. Самое опасное место и самый опасный момент, когда оперативники находятся как на ладони у возможной засады. А она все же могла здесь оказаться. Один шанс из ста, но он всегда оставался.

Шелестов поднял ствол автомата, прижал приклад к плечу и, стоя на одном колене, смотрел на лес за дорогой поверх мушки. При первых же признаках опасности он откроет огонь, прикрывая товарища. И если тот не сможет отойти, то под огнем Шелестов постарается вытащить Михаила. Скорее всего, из этого ничего не получится и они погибнут оба, но группа спасется и задание все равно будет выполняться. Виктор доведет дело до конца. Самая тяжелая минута потянулась с момента, когда Сосновский добежал до опушки и слился с темной стеной крайних деревьев. Ну же! Ну-у! Есть… Прикрыв фонарик рукой, Сосновский дважды еле заметным лучиком осветил пространство под ногами. Облегченно выдохнув, Шелестов вскочил и побежал к лесу. И тут же споткнулся, обо что-то зацепившись ногой. Провод! Телефонный провод! Немцы, сволочи, уже установили между подразделениями и штабами связь. Заманчиво было отрезать кусок провода метров пятьдесят и выбросить. Пусть ночью ищут место обрыва или до утра мучаются в неизвестности. Но нельзя! Польза сомнительная. Скорее просто удастся создать какому-то штабу неудобство. А вот прочесать местность фашисты могут попробовать, чтобы найти тех, кто нарушил им связь. Под удар ставить основную задачу группы нельзя!

Шли быстро. Впереди шел и вел всю группу Буторин. Он уверенно обходил большие деревья, подныривал под низко опустившиеся ветки и умудрялся держать направление по звездам. Хотя небо открывалось между густыми кронами нечасто. Сухая полянка сразу понравилась Шелестову. Он посмотрел на восток, где небо становилось все светлее и светлее, и приказал остановиться, сделать привал.

– Как ты думаешь, мы прошли километров пятнадцать? – спросил он у Буторина.

– Думаю, что прошли, – кивнул тот. – Давай клади ребят отдыхать, а я еще пока на бодрячке подежурю часок.

– Хорошо, Витя, я тебя через час сменю. Пусть ребята поспят.

Глава 3

– Смотри, Максим, – Буторин разложил на траве две топографические карты: полученную у Платова в Москве и ту, которую забрали у убитых немецких мотоциклистов на лесной дороге. – Наша карта тридцать четвертого года издания, а немцы раздобыли более позднее издание – тридцать девятого, видимо с уточненными данными. Тут недалеко от родника указана избушка лесника. И еще обозначен ручей, который течет мимо избушки. Наверняка какое-то построенное до войны временное строение для ночевки во время обхода участка лесничества.

– Хорошо, надо будет свернуть туда. Судя по карте, там не больше ста метров, – согласился Шелестов. – Наверняка придется ждать и день, и два, и три дня. Кто-то будет в доме под крышей, а кто-то – дежурить у родника. Как себя чувствует Рита?

– Нормально, – уверенно ответил Буторин. – Крепкая девчонка. Отчаяние ее я понимаю. Одной страшно, но вместе с нами она просто плечи развернула и в бой рвется. Правда, именно это и пугает. Не напортачила бы она чего. Я уж пытаюсь ей аккуратно объяснять, что наша цель не в бои ввязываться, а, наоборот, от боя уходить, незаметно себя вести. А так вроде дисциплинированная, вопросов не задает.

Разведя под раскидистой елью костер, группа наконец получила горячую пищу. На всю утреннюю подготовку, включая завтрак, Шелестов отвел полчаса. После двухчасового отдыха группе предстояло преодолеть приличное расстояние – не меньше тридцати километров. Затем остановка на ночь, а днем выход к точке встречи. Пока все шло нормально, и стычка с немцами не помешала продвижению. По крайней мере, на это Шелестов рассчитывал. Но стоило теперь помнить и о том, что немцы рискуют проникать в леса, проверять лесные дороги. Их разведка имеет такой приказ.

И снова леса. Группа шла то по пересеченной местности, то пробиралась дремучими зарослями, то снова двигалась открытыми напитанными солнцем и птичьим щебетом полянами. По очереди каждый из оперативников шел в головном дозоре. Никто не терял бдительности, да и не было желания любоваться красотами русской природы, наслаждаться лесными ароматами. Все мысли были там, где сражается Красная армия, где фашисты захватывают города и поселки. И радовало, давало надежду то, что грохот боя, артиллерийская канонада были все еще слышны в лесу. Значит, враг далеко не продвинулся, значит, сдерживает его страна. И думалось, что вот накопит Красная армия силы, соберет железный кулак – и так ударит по вторгшемуся врагу, что отбросит его до самой границы, а то и дальше.

Короткий отдых – и снова вперед. Остановка на обед – и снова вперед, вперед. Шелестов наблюдал большей частью за Ритой. Своих бойцов он уже хорошо знал, видел их молчаливых, сосредоточенных, готовых в любой момент вступить в бой. Все хорошо знали, что делать, как поступить, если ситуация изменится.

А вот девушка была другой. Он шла, бежала, если надо. Она старательно участвовала в разжигании костра, разогревании консервов. Вместе с кем-то из оперативников прятала под дерном следы присутствия людей. Шелестов хорошо видел, с каким интересом и уважением Рита смотрит на всех, старается подражать им и быть не хуже их. Но видел он и другое: девушка во всем полагалась на мужчин, она была зависима от них, и, случись самое плохое, она не выживет, не сможет справиться в одиночку с ситуацией. А ведь они идут еще глубже в тыл наступающей немецкой армии, уходят еще дальше от своих войск. Может быть, все-таки следовало снабдить ее провизией и отправить на восток, пробиваться к своим? Может быть. Есть логика и в этом поступке, но что теперь думать об этом, если решение уже принято. Надо принимать данность.

После шести часов сна, отдохнувшие, сытые оперативники готовились к последнему переходу. Определив порядок движения, Шелестов отправил вперед в головной дозор Сосновского и строго приказал Рите идти предпоследней в колонне. Последним шел и прикрывал группу сзади Коган. Задача была проста: выйти к домику лесника, обследовать его и округу частью группы, в то время как другая часть отправится к роднику и убедится в наличии или отсутствии следов людей. А заодно придумать, как устроить скрытное наблюдение за местом встречи. После выполнения первой части задания – выйти к месту встречи – начиналась вторая – безопасное проведение самой встречи.

Шелестов остановил группу, когда до домика лесника оставалось не больше километра.

– Все, ребята, максимум внимания! – строго сказал он. – Мы с Сосновским уходим вперед. Вы останавливаетесь в прямой видимости строения и ведете круговое наблюдение. И ждете моего сигнала или сообщения.

Максим увидел, как лицо Риты стало очень серьезным. Она явно пыталась скрыть страх. Вспомнились страшные минуты ее первого боя, смерть товарищей, смерть политрука. Рука девушки дернулась к кобуре на поясе, но опустилась. Наган был не заряжен и, значит, сейчас бесполезен. Просить оружие Рита не стала, хотя теперь знала, что все оперативники, кроме автоматов, вооружены еще и пистолетами.

Что-то, какое-то предчувствие заставляло Шелестова торопиться. Они шли с Сосновским быстрым шагом, прислушиваясь и внимательно осматриваясь по сторонам, обращая внимание на траву под ногами, пытаясь найти следы людей. Поднявшийся ветерок дул в спину, и это было плохо. Он относил шелест шагов вперед двигавшейся группы. И если там, впереди, был враг, он мог услышать звуки приближающейся группы. В какой-то момент Шелестову показалось, что он услышал звук мотоциклетного двигателя. Но он был не уверен в этом, поскольку то и дело над лесом проходили армады гудевших бомбардировщиков, где-то не так далеко поднималась стрельба, грохотали орудия. То ли линия фронта сместилась, то ли какая-то советская часть пробивалась в этом районе из окружения к своим.

Когда они с Сосновским увидели очертания бревенчатого потемневшего дома, пока еще скрытого частично листвой деревьев, то сразу сбавили шаг. Осторожность не оказалась излишней. Стиснув зубы от злости, Шелестов быстро опустился на траву. Рядом лег Сосновский. Ну, вот и сюрприз! Возле домика были немцы! «Ну, вот и очередная неприятность», – подумали оперативники. Четыре мотоцикла, восемь автоматчиков… нет, десять и два офицера… Значит, есть еще машина, не на мотоциклах же все они приехали! И тут Сосновский осторожно тронул пальцами локоть Шелестова, потом коснулся глаз и своего плеча… Погоны? Шелестов присмотрелся и теперь понял, на что наметанный глаз Михаила обратил внимание. Один из офицеров – обер-лейтенант с мотоциклетными защитными очками, поднятыми под тулью фуражки, а второй… полковник! Теперь Шелестов обратил внимание и на то, что двое солдат не в полевом снаряжении. У них нет даже плечевых ремней и противогазных коробок. Точно, это две разные группы немецких военных. И автоматчики в полевой форме явно держат полковника и двух солдат на мушке. Кажется, обер-лейтенант проверяет у них документы. Голосов слышно не было, хотя Сосновский и пытался прислушиваться.

– Миша, это наш клиент! – зашептал Шелестов. – Согласен?

– Точно. И эти два солдата не из полевой армии. Они пришли с полковником. Надо отбить их.

Решение пришло в голову быстро. Сейчас трое солдат вошли в дом, явно пытаясь понять, есть там еще кто-то или нет. Когда все мотоциклисты соберутся на поляне перед домом вместе с их обер-лейтенантом, нужно атаковать. Атаковать с двух сторон, чтобы самим оперативникам не оказаться на линии огня своих же товарищей. Сосновский отполз назад и исчез за деревьями. Через несколько минут возле Шелестова собрались все, включая и санинструктора Пономареву. Быстро распределив роли, Шелестов вытащил из кобуры пистолет и протянул девушке.

– Слушай приказ, боец. Сейчас будет бой. Ты остаешься здесь с нашим имуществом, потому что мы пойдем налегке. А заодно прикроешь это направление, если немцы бросятся сюда. Такое тоже возможно. Вот тогда ты и станешь стрелять в них из пистолета. Надеюсь, это их остановит. Не потому, что ты опасна для них с пистолетом против автоматов, а потому, что они поймут, что и с этой стороны на них нападают. Все решат секунды, долгого боя не будет. Но я хочу тебе сказать, Рита. Если мы вдруг все погибнем, ты просто беги отсюда на восток, беги быстрее ветра. Пробивайся к нашим. Там все и расскажешь, что здесь было. Это важно, пойми!

Буторин и Коган отползли назад, а потом стали обходить поляну слева. Шелестов с Сосновским сместились вправо, чтобы оказаться поближе к дому лесника, не дать немцам возможности после нападения укрыться в строении. Там они будут отстреливаться неделю. И конечно, на звуки выстрелов придет подмога. Все, три немца покинули дом. Они что-то стали докладывать своему командиру, отряхивая ладони и колени. Явно проводили обыск, но ничего интересного не нашли. Да что в этом доме могло быть? Не дом, а летняя времянка для ночевки. Даже печки в доме не было. Лишь под навесом рядом небольшой очаг из природного камня и глины. К этому навесу и подбирались Шелестов и Сосновский.

Буторин и Коган заняли позицию за толстым стволом березы и высоким пнем. Здесь же лежал еще один спиленный перед самым началом войны ствол. Видимо, его не успели использовать лесники. Буторин ткнул пальцем в сторону поляны:

– Боря, нам мотоциклы могут пригодиться. Давай аккуратнее палить! Техника хорошая, у двух на люльках пулеметы закреплены. Это же танк, а не машина! Мы на них куда хочешь доедем. И быстро.

– А ты немчуру уговори не прятаться за мотоциклами, – хмуро буркнул Коган. – Я буду не против.

Коган указал рукой влево от себя. Буторин в знак согласия кивнул. Напарник отполз немного влево, чтобы сектор обстрела стал больше. Сейчас им предстояло ждать, когда начнет бой Шелестов. Притаившись, они стали ждать. А автоматчики обер-лейтенанта, кажется, уже приказывали полковнику и двум его солдатам садиться в мотоциклетные люльки. Значит, арестовали их и повезут к командованию.

Шелестов заметил взгляд полковника, который тот бросил на кустарник с западной части поляны. Нет, он вряд ли заметил советских разведчиков. Скорее всего, это был взгляд сожаления, что не получилось все так, как планировалось. И теперь ему грозит трибунал и виселица. Ну, может быть, просто расстрел. Прижав к плечу приклад, Максим смотрел поверх мушки на поляну. Не зацепить бы полковника. Да! Обер-лейтенант властно махнул рукой, приказав посадить полковника в последний мотоцикл, и быстрым шагом двинулся к головной машине. Один из автоматчиков, рослый малый с засученными рукавами, тоже поспешил к мотоциклу. И Шелестов, зло улыбнувшись, повел стволом и нажал на спусковой крючок. При очень высокой скорострельности «ППШ» эффект от этой очереди был великолепным. Офицер рухнул как подкошенный на траву, его фуражка слетела с головы и покатилась в сторону. Солдат, спешивший к мотоциклу, получил несколько пуль в грудь и в живот. Он упал сначала на колени, широко раскрыв рот, а потом повалился лицом вниз.

Тут же слева от Шелестова ударил автомат Сосновского. Немец, стоявший ближе всего к дому, откинулся спиной на бревенчатую стену и медленно сполз вниз. На противоположной стороне поляны застрекотали еще два «ППШ». Трое немецких автоматчиков, не успев вскинуть оружие, попадали, а двоих повалили и обезоружили полковник со своими солдатами. Сосновский первым вскочил и закричал по-немецки, чтобы никто не шевелился и чтобы все бросили оружие. Шелестов поднялся и сразу подбежал к дому, чтобы не дать никому попасть внутрь. С другой стороны поляны поднялись еще две фигуры в маскировочных костюмах и с советскими автоматами.

Оперативники отобрали у всех немцев оружие, заставив солдат лечь на землю лицом вниз. И пока Буторин и Коган держали их под прицелом автоматов, Шелестов и Сосновский отвели в сторону полковника.

– Кто вы, ваши документы, полковник? – по-немецки спросил Михаил.

– Мои документы у убитого обер-лейтенанта, – полковник вглядывался в лица этих людей в маскировочных костюмах и держался, в общем-то, спокойно.

Шелестов подошел к телу офицера, расстегнул мундир и достал из внутреннего кармана документы. Тут были документы и самого обер-лейтенанта, и документы задержанного полковника. Вернувшись, Максим протянул документы Сосновскому. Тот пролистал их и посмотрел на немца.

– Вы полковник Ральф Боэр из Берлина? – спросил он по-немецки и добавил условную фразу пароля: – Лизель вернулась из Потсдама? Она привезла подарок от своей тетушки Греты?

– Лизель ехала на велосипеде через Груневальдский лес, и подарок испортился, – ответил полковник и неожиданно улыбнулся открытой улыбкой, добавив на плохом русском: – Здравствуйте, товарищи!

– Я командир специальной оперативной группы из Москвы майор Шелестов, – представился Максим, и Сосновский перевел его слова. – Что здесь произошло?

– У нас сломалась машина, и мы ее бросили. Видимо, плохо замаскировали. Я не думал, что командование вермахта будет так смело засылать разведывательные группы в леса. У всех командиров приказ не ввязываться в бои с мелкими группами русских и продвигаться вперед согласно планам каждой части.

– Это не совсем вермахт, – добавил Сосновский, показав Боэру документы обер-лейтенанта. – Это абвер. Кто эти двое солдат с вами?

– Они не солдаты. Просто так удобнее было добираться, одев их в военную форму. Они такие же антифашисты, как и я. Они должны охранять меня и документы. Но получилось так, что абверовец появился неожиданно. Надо было сразу стрелять, но мы опасались поднимать шум, надеялись, что помогут наши документы.