Текст книги "Трамвайность"

– Контролером? – переспросил Веник.

– Верно. Она вам разве не сказала? Инга, то есть Маша, – контролер в трамвае. Том самом, где доведется трудиться вам, молодой человек, – обратился к Венику Муромский.

– Думаю, на сегодня хватит откровений, деда. Давай сюда картину, и мы пойдем. – Натянутая улыбка Маши подрагивала от нетерпения.

– Понимаю, внучка, лишние уши. – Муромский кивнул в сторону насупившегося Патефона. – Понимаю и твое желание как можно быстрее заполучить артефакт. Но скажи-ка мне, разве я похож на глупца, не раскусившего твоих замыслов?

– Ах, деда, не начинай опять.

– А я, пожалуй, начну, Инга. Ты решила воспользоваться тем, что юношей заинтересовало объявление, и устроить небольшой спектакль. Подержите, молодой человек. И разверните, чтобы ваш друг тоже видел… – Муромский вручил картину Венику. – Перед нами творение гениального Аристарха Бесфамильного. «Кондуктор» – часть триптиха «Трамвай». Две другие, к слову, называются «Контролер» и «Пассажир». Но вернемся к нашему полотну. На картине мы видим мужчину в зимней форме кондуктора, он стоит на фоне трамвая. Любопытная деталь: на лацкане пальто приколот маленький значок-брошка – кольцо с семью точками по окружности. Именно значок, молодые люди, причина, по которой Инга привела вас сюда. И никакая, к слову, она мне не внучка. Зовут ее Инга, она контролер трамвая от Мосграда.

– Таблетки надо пить, дедуля. Выдумываешь всякое. – Маша взяла печенье и стала крутить его в руках.

– Выдумываю, а как же. Она хочет выставить меня сумасшедшим стариком, чтобы вы не поверили услышанному. Зная, что я не отдам ей «Кондуктора», она решила воспользоваться вами. Все очевидно: выбрав из вас двоих будущего работника, я приношу картину, а Инга забирает ее себе, как только ваша троица выходит за дверь. Могу предположить, что в этом случае «Кондуктор» очень скоро окажется в Чик-Чирики перед ее ненаглядным женишком. С помощью магии они достанут из картины значок, и Жмых станет новым кондуктором Внутреннего Кольца, досрочно сместив с поста Артану Кицу, – победно изложил свое виденье Муромский.

– Накручено похлеще, чем в некоторых сериалах. – Забыв, что его недавно облили чаем, Патефон слушал раскрыв рот.

– Вы даже вообразить себе не можете, насколько реальность похлеще ваших сериалов, молодые люди. Волшебный трамвай, который способен перемещаться между мирами, – как вам такое, а?

– Удивительно, – ответил Веник, вспомнив просьбу Маши подыгрывать.

– Семь миров, соединенных трамвайным кольцом. Да, есть и другие миры. Сам не верил когда-то, но мне довелось их увидеть… – Взгляд Муромского упал на бумажные документы. – Послушайте, что я написал для детской энциклопедии по миру Внутреннего Кольца. Еще не определился с названием, но склоняюсь к варианту «Трамвайность для детей». Сейчас найду черновик. Хотелось бы в стихах, но с рифмой выходит не очень.

– «Трамвайность для детей», серьезно? – Маша посмотрела на своего дедушку как на душевнобольного.

Муромский пропустил замечание мимо ушей. Достав из кипы бумаг черновик, он начал декламировать:

– В первом мире живут волшебные птички. Во втором – счастливые люди. В третьем жители все забывают. Четвертый сожгли в большой войне. Пятый разрушен, но в камне жизнь бурлит. Шестой мир – скрыт. Здесь я пробовал рифму «бурлит – скрыт», – пояснил автор. – Последний, седьмой – наш с вами мир. И между ними ходит волшебный трамвай, меняющийся в каждой из реальностей. То он конка – повозка, запряженная лошадками, то скоростная капсула, то знакомый нам всем старенький вагон трамвая. Меняется и водитель. То кучер, то робот, то знакомый нам всем… Ага, последние строчки я потом переделал. – Муромский достал из кармана карандаш и на ходу принялся что-то зачеркивать.

– Ужасно, дедуль. Бедные дети, для которых ты пишешь. Побереги их психику.

– Черновик всего лишь. Для быстрого ознакомления, так сказать. – Степан Ильич посмотрел поверх очков. – Что ужасно, Инга, так это твое неведение.

– О чем ты, дедуль?

– Значок может достать лишь тот, кто первым коснется его на картине. Как жаль, что ты не знала об этом, когда решила разыграть представление.

Маша изменилась в лице. В глазах мелькнуло замешательство.

– А ты сказочник, деда.

– Если я сказочник, тогда пускай молодой человек коснется значка. Простите, забыл, как вас величать…

– Вениамин.

– Коснитесь значка, Вениамин. – Муромский пристально посмотрел на внучку: – Или у кого-то есть возражения?

– Глупости. – Маша помедлила. – Пусть хоть взасос картину целует. Ничего не будет. Давай, Веня, покажи дедушке, что он зря не принимает лекарства.

Веник смутился под пристальным взглядом Маши. Чувствуя себя нелепо, он ткнул пальцем в нарисованное кольцо.

Все замерли. Секунда, две, три. Патефон икнул, разрушив тишину:

– Извиняюсь.

– Видишь, деда, ничего не случилось. Никаких избранных и колец, никакой магии. – Маша торжествовала.

Венику показалось, что она искренне обрадовалась, когда чуда не случилось.

– Хорошая бы из тебя актриса вышла, Инга. Знаешь ведь, что не всякая магия работает в нашем мире. Знаешь, но все равно боишься – а вдруг. Чтобы извлечь значок, картину надо везти в Чик-Чирики.

– Значит, поедем, деда. Прямо сейчас и отправимся. Ты успокойся только, не нервничай.

– Хватит выставлять меня умалишенным! – Муромский снял очки и протер их полой халата. – Если молодым людям необходимо волшебство, чтобы убедиться в правдивости сказанных слов, я покажу его. Беру всю ответственность на себя. И если Тени сочтут нужным, готов понести наказание. – Он подошел к двери в «тайную» комнату и распахнул ее, приглашая всех внутрь: – Входите, пора показать дракона под кроватью!

Глава третья
– На связи с неизведанным –

– Перед вами, молодые люди, Столпы связи, или, как я их шутливо называю, Хек-Мек. В молодые годы я проводил у Столпов немало часов, вызывая на связь представительницу Чик-Чирики, зеленоокую Пашуту. Ах, время, время, как быстро ты летишь… – Муромский расставил руки в стороны, будто пытаясь обхватить само время. Его жест заставил всех шагнуть назад. Еще немного, и Веник наступил бы на ногу Патефону или разрушил высокую пирамиду из книг.

«Тайная» комната оказалась очень маленькой и наполовину заставленной книжными башнями. Вторую половину занимали кровать (под которой не то что дракон, но и кошка не поместилась бы), стол с компьютером, а также непонятная инсталляция в виде круга из семи белых цилиндров метровой высоты. На цилиндрах лежали разные предметы, накрытые прозрачными стеклянными колпаками.

– Алтарь фетишиста, – шепнул сзади Патефон.

Веник мысленно согласился. То, что хозяин квартиры назвал Столпами связи и Хек-Меком, сильно напоминало фантастический алтарь, где центральное место занимала высоченная стопка книг. Все цилиндры стояли на одной круглой платформе такого же молочно-белого цвета, как и они сами.

– Восьмой центровой столп, отвечавший за демонстрацию изображения, сломался еще при Аристархе, в войну. Вместо него я книги пристроил, чтобы место не пустовало. А без изображения связь только звуковая, как по телефону. Вот как по этому. – Муромский дотронулся до ближайшего цилиндра, на котором под стеклом стоял старинный телефон с витой трубкой. – Видите, на столпе нашего мира написано «Другие города»? А какие другие, никто не знает. Сколько себя помню, телефон никогда не работал – ни как элемент Столпов, ни как сам аппарат. Аристарх всегда считал, что раньше, до блокады Ленинграда, там был свой волшебный трамвай, своя ветка, связанная с обособленной транспортной системой. Если и был, то война все разрушила, и некому теперь звонить между «другими градами». В нашем мире остался лишь Мосград.

Веник пригляделся. Действительно, середину цилиндра опоясывала надпись с дореволюционным шрифтом: «Другiе города». На остальных столпах тоже было что-то написано. Закорючки, кружевная вязь, черточки с длинными насечками – все они отдаленно напоминали буквы, но прочитать их было решительно невозможно.

– Выглядит стильно. Вы где тумбы заказывали, у нас или за рубежом? – поинтересовался Патефон.

– Их нельзя заказать, молодой человек. Столпы существовали всегда, по крайней мере, ближайшие века. Не в этом доме, конечно. Сюда их перенес Аристарх в шестидесятые, когда прежний дом снесли. Тогда я помогал ему в установке комплекса. Мне только-только исполнилось двадцать, совсем еще мальчишка, а уже кондуктор, вовсю катающийся по Внутреннему Кольцу и жадный до открытий. Наш мир казался скучным и неподвижным, в отличие от других, но молодость проходит, уступая опыту. Теперь я понимаю, насколько ошибался. Во всем. И даже в любви. – Муромский снял очки и протер глаза.

Веник обернулся на Машу. Она стояла у выхода, подперев дверной косяк, и молча наблюдала за происходящим. Ее тонкие нити бровей то и дело сдвигались, создавая особую, хмурую, как тучи, красоту на лице.

– Остановись, не надо. Вернемся к чаепитию, ты расскажешь о птицах и фантастических животных. Просто остановись, – попросила Маша.

– Нет. Я выбрал нового кондуктора, как раньше Аристарх выбрал меня. Тени никогда не жаловали Мосград и всегда предпочитали выходцев из Чик-Чирики, Кабу или Тицена. Наши люди становились кондукторами волей случая, разрушая чередование привычных миров. Ты же знаешь, Инга, наших было немного. Крестьянин Яков Кузьмин, художник Аристарх Бесфамильный и ваш скромный слуга. – Муромский снял прозрачный колпак с цилиндра, на котором лежало сине-белое птичье перо. – Раньше я не до конца понимал, насколько трудно приходилось Аристарху: жить в одиночестве, не имея возможности поделиться, рассказать своему народу о том, что знал и видел. Поэтому, когда появилась возможность, он рискнул и посвятил меня в тайну, он отстоял право Мосграда вновь делегировать в Кольцо кондуктора. И сейчас я уверен, что пришло время рискнуть. Снова. – Муромский потянулся рукой к перу.

– Стой! А как же свидетель? Ты отстоишь перед Тенями и его право знать? – крикнула Маша. – А если нет? Теневой порошок навсегда изменит разум рыжего.

– Я справлюсь и отстою его. У кондуктора должны быть друзья, посвященные в его тайну. Из одного с ним мира. Хотя бы в этот раз. – Муромский коснулся пера. – Алло!

Послышалось тихое гудение, как если бы у соседей за стеной включилась на полную мощность стиральная машина. Звук нарастал, заполняя комнату. Вдруг все сменилось тишиной, которую нарушил сухой и отчетливый щелчок. За ним, по восходящей, последовали второй и третий щелчки.

– Межава и «Трамвайные линии Чик-Чирики» на связи. Степан, что случилось? – откуда-то из пространства между цилиндрами раздался ясный женский голос с акцентом, слегка растягивающим слова. – Решил проверить, как древняя Межава выучила ваш мосградский ногосломательный язык?

– Мозговыносящий, Межава, – поправил Муромский. – Не прибедняйся, ты выучила его лучше, чем некоторые мои сограждане. Поэтому тебя и вызвал, зная, как ты любишь русский язык. Со мной здесь двое людей, которые, как и ты, никогда не пересекали границы миров. Они не понимают щебетли, зато ты умеешь говорить на русском.

– Кто сейчас рядом с тобой, Степан? Кого ты привел к Столпам? А Высочайшие знают? Они разрешили? – Голос звучал испуганно.

– Я нашел нового кондуктора от Мосграда. С ним его друг. И нет, Тени ничего не знают. Но, думаю, вот-вот узнают, с учетом близости их тронного зала к Столпам.

– Нет, нельзя! «Собсулитат» запрещает… Лишь в особых случаях… Артана Кица не исчерпала срок… Простите, Высочайшие. – Последнее обращение прозвучало тише, словно телефонную трубку прикрыли рукой. Раздалось похожее на овечье блеянье «Мек-мек!», после чего звуки резко оборвались.

– Доигрались, Степан Ильич, лучше бы сразу отдали картину мне, – злорадно прокомментировала Маша.

Веник вздрогнул, когда цилиндр с пером стал мерцать зеленым светом, сопровождая эффект громким покашливанием.

«Хек-хек! Хек-хек! Хек-хек!»

Не раздумывая, Муромский коснулся пера.

Вновь раздались щелчки. А потом в комнату ворвалось нечто чуждое. Грозное и темное, как бушующее море, липкое и всепроникающее, как страх. Наверное, только так и может звучать Тьма. Веник почувствовал, как тонет в пучине неведомого. Он слышал, как падает, роняя книги, Патефон. Слышал и свое гулкое сердцебиение – и эти звуки были маяком среди океана раскатистых переливов.

– ПРИВЕДИ ИХ К НАМ, МОСГРАДЕЦ. ВМЕСТЕ С ДЕВЧОНКОЙ. МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ ВСЕ.

Маша бухнулась на колени.

– Прошу снисхождения, Высочайшие! Я просила представителя не посвящать людей в тайну, но он настоял. Все попытки отговорить…

– ХВАТИТ. МЫ ЖДЕМ ОБЪЯСНЕНИЙ ВО ДВОРЦЕ.

«Мек-мек!»

Волны откатились назад. Шторм закончился. Веник чувствовал себя выжившим в кораблекрушении. Муромский по-прежнему стоял у цилиндра, лишь тяжелое дыхание выдавало его состояние.

– Говорил же, придется ехать в Чик-Чирики. Аудиенции у Теней не избежать при любом раскладе. Эх, давненько я не посещал Крылатый Дворец. – Будто проснувшись ото сна, он выпрямился и посмотрел на всех поверх очков.

– Муромский, что вы натворили… – Маша (или все-таки Инга?) отряхивала колени, поднявшись с пола.

– Нам пора, Венс. – Патефон рассеянно смотрел на книгу из обрушенной им стопки. – Не знаю, в какой фильм ужасов мы попали, но я не собираюсь ждать продолжения.

– Поддерживаю. – Стараясь не смотреть на Муромского, Веник направился к двери.

– Молодые люди, куда-то собрались? Вы же слышали, что сказали Тени. Во Дворец – значит во Дворец. Сейчас уточню, когда в Мосград прибудет транспорт, по времени он должен вот-вот приехать. – Старик подошел к большим настенным часам, висящим над Столпами связи. Вместо двенадцати больших делений на циферблате находилось семь кружков с маленькими рисунками. Единственная фигурная стрелка, указывавшая примерно на сорок пять минут, медленно начала двигаться от серого знака вопроса к миниатюрной Спасской башне Московского Кремля. – Скоро трамвай окажется здесь. Минут через десять. Он появится на обычном городском трамвайном маршруте номер три – либо сразу напротив дома, либо чуть дальше по ходу движения. В каждом из миров трамвай обязан сделать три остановки. Да что я вам сейчас рассказываю, потом, все потом. – Муромский махнул рукой.

– Ага, потом. – Патефона сдуло в коридор.

Веник поспешил за ним, напоследок глянув на Машу-Ингу. Та не пыталась их остановить, отвернувшись к окну.

– Что ты возишься, Венбормот, живее, живее, – прошипел Патефон, когда Веник наклонился завязать шнурки. – Плевать на все: на чокнутого деда, его дуру-внучку, или кем она ему приходится, на странные дела, которые нам привиделись. Бежать, определенно нужно бежать. И поскорее.

– Ну, мы пошли. Всего хорошего, спасибо за чай! – протараторил из вежливости Веник, на ходу застегивая куртку и уже выбегая из колдовской квартиры.

Перескакивая через ступеньки, они ринулись вниз. На первом этаже Веник прислушался – никто их не преследовал.

– Н-да, Венчуран, иногда в отношениях с девушками случаются дичайшие истории. Приходишь к ним домой, а там какое-нибудь чудо-юдо: или ошалелый кот-пес-попугай, нужное подчеркнуть, или родственники с придурью. Сегодня мы с тобой вляпались в похожую историю. Но ничего, вовремя сбежать – залог успеха и выживания. Так и знай, – поделился жизненным опытом Патефон, когда они вышли на улицу. – Сейчас же, мой верный оруженосец Венчо, освобождаю тебя от клятвы служения, иди куда хочешь на все четыре стороны.

– А ты куда?

– Домой. Или к друзьям. Да, второе определенно лучше.

– Они же учатся.

– Плохо ты знаешь моих друзей, Венчуркин. Ладно, бывай, как-нибудь пересечемся. – Патефон напустил на себя важный вид и зашагал вниз по улице.

Пользоваться общественным транспортом, а в особенности трамваем, точно не хотелось, поэтому Веник решил дойти до дома пешком. Скупая морось дождя хорошо освежала и прочищала мысли, давая возможность разобраться в произошедшем.

Трамвай, путешествующий между мирами, – идея, достойная хорошего воплощения в кино. Любознательный герой встречает мудрого наставника, который раскрывает ему тайну межпространственных кондукторов. Впереди приключения, настоящая любовь, победа над злодеями всех мастей. Определенно сериал на три сезона, а то и на все пять, если грамотно растянуть сюжет. Такие сериалы Веник любил. Пусть они и были порой излишне нелогичными, наивными или пафосными. Главное, что можно представить себя в роли главного героя и на время забыть реальные проблемы. Иногда, впечатлившись очередным сериалом, Венику хотелось написать книгу ну или, на худой случай, какой-нибудь рассказик, но сколько он ни начинал, всегда бросал почти сразу. В чужие истории поверить легче, чем создать свою. А сегодняшний день создавал больше, чем собственную историю, и от этого Венику было не по себе.

Подставляя лицо под капли дождя, Веник думал, что никакой он не герой. Слишком неуверенный и слабый, слишком обычный. Он боится Патефона, боится познакомиться с девушкой, боится темноты и волосатых гусениц. Его тяга к приключениям заканчивается там же, где и диван, на котором так спокойно и уютно можно почитать книгу или посмотреть фильм. Пусть жизнь выбирает других людей в герои, а он посмотрит на них со стороны.

Однокомнатная квартира тети Клавы, маминой подруги детства, идеально подходила для тихого убежища в бурлящей Москве. Тетя Клава сдавала квартиру по приемлемой цене, которую могли потянуть родители, отправившие Веника на учебу в столицу. Сама она наведывалась редко, предпочитая звонить в четверг и спрашивать: «Венечка, дорогой, как дела? Друзей не приводишь? А подружек? Тоже нет? Вот и хорошо, вот и умничка. Пока-пока». До ближайшего дежурного звонка оставалось два дня, целых два дня мнимой свободы.

Придя домой, Веник почувствовал себя уставшим, будто он пробежал марафон, одновременно решая математические задачи. Слишком много всего навалилось за последнюю пару часов. Патефон, девушка, странности. Не говоря уже о том голосе, вспоминая который хотелось накрыться одеялом и забыть как страшный сон.

Рассудив, что лечь поспать – не такая уж плохая идея, Веник завалился на диван. Уснул он быстро, а проснувшись, долго не мог понять, сколько прошло времени. Во рту пересохло, хотелось пить.

На кухонных часах время приближалось к половине третьего, значит, проспал он не так уж и мало. Сделав пару бутербродов, Веник решил перекусить и посмотреть отложенную с вечера серию на ноутбуке. Пережевывая хлеб с колбасой, Веник готовился насладиться упоительным миром иллюзий, но тут в дверь позвонили. Недовольно морщась, Веник потянулся и встал с дивана. Он еще только разворачивался, чтобы отставить в сторону тарелку с бутербродами, как входная дверь резко распахнулась, ударив по вешалке.

– Какого… – пролепетал Веник.

На пороге стоял высокий парень двадцати с чем-то лет, одетый во все черное. На его крепкой фигуре по-киношному неестественно смотрелся длинный кожаный плащ. Застежка плаща в виде желтого ромба с черным контуром добавляла несколько очков эстетике крутости.

– Властью, дарованной Тенями, требую проследовать за мной, мосградец. Не советую оказывать сопротивление, – выпалил незнакомец, добавив: – Меня зовут Стихиц, что означает «быстрый убийца».

– Быстрый? – в растерянности переспросил Веник, чувствуя, как им овладевает страх.

– Для тех же, кто не любит скорость и старую тиценскую орфографию, я просто Стих, что означает…

– Просто «убийца», – закончил мысль Веник, судорожно прикидывая, запереться в туалете или бежать на кухню, чтобы вооружиться сковородкой. Решив, что туалет не выдержит осады, Веник стал медленно пятиться в сторону кухни.

– Верно. – Стих вытянул вперед правую руку с массивным черным перстнем на указательном пальце. – Наши миры схожи, мосградец. В них не верят в магию. И очень зря!

Перстень прицельно выплюнул чернильную кляксу, попав в любимую напольную вазу тети Клавы, с которой поравнялся Веник при тактическом отступлении. Клякса мгновенно обволокла фарфоровую подделку тонкой пленкой, чтобы тут же превратить ее в холмик угольной пыли.

– Еще один шаг назад, и ты следующий. Советую не делать глупостей. Живым ты выглядишь веселее, мосградец. Согласен?

– Согласен! – горячо заверил Веник. – Куда идти?

Глава четвертая
– «П» означает Петрович –

Трое под одним зонтом.

Веник еще издали увидел их. Муромский, Инга (в том, что она не Маша, сомневаться уже не приходилось) и Патефон. Присутствие последнего не вызвало у Веника удивления. Вдвоем они впутались в потустороннюю историю, и было бы странным, если бы Патефон сейчас не стоял на трамвайной остановке, подпирая фонарный столб с видом побитой собаки.

Дождь шел всю дорогу, пока Стих конвоировал Веника к дому Муромского. Редкие прохожие под зонтиками пробегали мимо, уткнувшись себе под ноги. После демонстрации с вазой у Веника и мысли не возникало просить о помощи или пытаться ускользнуть. Стих больше не разговаривал с ним и держался чуть позади, готовый пресечь любые попытки к бегству.

– Вижу, Венс, тебя тоже сцапали, – прокомментировал Патефон, зажимая нос рукой.

– Вениамин, зря вы с другом покинули нас в спешке. Тени приказали доставить вас к себе, а они ни перед чем не остановятся. Прислали для усиления Стихица, хоть я и уверял их, что обойдемся своими силами. Но Тени есть Тени, они не любят промедлений и возражений, – извиняющимся тоном объяснил Муромский, держа под мышкой завернутую в ткань картину. – Пришлось для ускорения поисков распределить силы. Инга отправилась за вашим другом, а Стихиц… Да вы и сами знаете.

– Лучше бы Стих взялся за рыжего, – обратилась к Муромскому Инга. – Болван думал, что я пришла к нему с извинениями, и снова назвал птичкой. Вынудил прибегнуть к парочке силовых приемов.

Услышав про силовые приемы, Патефон шмыгнул носом и размазал выступившие капли крови:

– Нанесение тяжких телесных карается законом. Как и взятие в заложники. Вы еще пожалеете, что связались со мной.

– Ну-ну, не будем ссориться. – Муромский наклонил зонтик, чтобы с него капало на дорогу, а не на край картины. – Скоро придет трамвай, и мы все дружно отправимся в Чик-Чирики. Уверяю вас, молодые люди, подобного места вы никогда еще не видели.

– Старик, ты слишком добр к ним. Может, они и увидят птичий мир, но как бы цена не вышла слишком высокой, – сказал Стих. – Теневой порошок не только подчищает память, иногда он стирает ее полностью.

– А я ему говорила, – вставила Инга.

– Отпустите меня, я никому не скажу, что вы связаны с порошками и прочей дрянью, – жалобно захныкал Патефон, решив перейти от угроз к мольбам.

– Кстати, я так и не узнала историю прозвища рыжего. Граммофон, или как там его звали? – поинтересовалась Инга, развернувшись к Венику.

– Патефон. – Молчать не имело смысла. – Любит болтать, плюс у него «пластинка заедает» на тему девушек и знакомств с ними. Отсюда и пошло – Патефон. Ну и имя настоящее… Патрик. Вот.

– Венюша, ты им еще побольше расскажи, давай, не стесняйся! Расскажи им, что у меня трусы в горошек, например! – Патефона всегда злило упоминание собственного имени. И в этом Веник его понимал. Ладно уж он Вениамин, но Патрик… Вечные ассоциации со святым из Ирландии кого угодно доведут до белого каления.

– Про горошек я ничего не знаю, тебе виднее, – парировал Веник.

– Как Питер Пэн, только Патрик, – ухмыльнулась Инга. – Жаль, мы не едем в страну рыжих лепреконов, ты бы там за своего сошел.

– Инга, попридержи язык. Лучше сверься с тензиром, узнай, когда точно прибудет трамвай. Что-то он задерживается. – Муромский то снимал, то надевал очки, словно это могло ускорить прибытие транспорта.

Девушка бросила взгляд на циферблат черных наручных часов.

– Вот-вот должен покинуть Шестой мир. Через минуту-две будет.

– Как вы вообще нашли, где я живу? Венюш, это ты меня сдал? Хотя бы под пытками, надеюсь? – поинтересовался Патефон, растирая виски.

– Уважаемый Патрик, смею заверить, ваш друг ничего нам не говорил. Инга нашла вас с помощью тензира. – Муромский показал на запястье Инги. – Универсальный инструмент. И часы, и компас, и оружие… – При последнем слове Муромский с опаской покосился на Стиха. Тот невозмутимо рассматривал неровности асфальта.

– Геолокация, получается. Жучок подкинули в квартире. – Патефон смотрел на приближавшуюся к остановке женщину под бирюзовым зонтом.

– Помилуйте, никаких шпионских устройств. Тензир способен найти любого человека. Теневая магия в чистом виде – непонятная и эффективная одновременно. Знаете, «зир» с щебетли переводится как «инструмент». Вот и получается, что теневой инстру…

Не дожидаясь окончания рассказа, Патефон, видимо, решил вспомнить «бросок тигра» и рванул к приблизившейся женщине с отчаянным воплем «Помогите!».

Веник даже не успел испугаться и подумать, стоит ли игра свеч, как Стих мгновенно среагировал. Его перстень выстрелил тонкой маслянисто-темной проволокой, обхватившей, как змея, лодыжку Патефона. Незадачливый беглец растянулся прямо перед вероятной спасительницей.

– Мальчик, что с тобой? Плохо стало? – участливо спросила женщина, наклоняясь.

– Мальчик – дурак, – резюмировала Инга.

– Извините, простите. Это мои ученики. Репетируют перед премьерой. Одной студии им мало, на улице продолжают готовиться. У меня, знаете ли, театральная школа, – с ходу придумал Муромский.

– А, ну репетируйте, – рассеянно бросила женщина и пошла дальше.

Распластавшийся на асфальте Патефон вяло простонал вслед очередное «Помогите!», но помощь ушла и даже не обернулась.

– Канцлер Эймс любит говорить про людей вроде тебя: «Инициаторы бездарных возможностей». – Стих подошел к Патефону и поднял его на ноги. Магическая проволока размоталась и тонкой струйкой втянулась обратно в перстень колдуна.

– Эймс? Тот, который Фин Эймсиц, мятежный управляющий? – заинтересовался Муромский. – Он все еще пытается получить власть?

– Эймс добьется своего. За ним будущее. И винтовки, – заверил Стих, вместе со всеми наблюдая, как его волшебное кольцо распадается на темные нити и перетекает на запястье, превращаясь в часы. Точно такие же, как у Инги. – Ты ошиблась, Иволга из Мосграда, трамвай придет через три минуты. И эти минуты истекли лишь сейчас.

Инга недовольно фыркнула, а Муромский кивнул:

– Наконец-то. Вот и трамвай.

– Где? – спросил Веник, понимая всю нелепость вопроса.

Мимо пронеслось несколько автомобилей, но никакого трамвая и близко не наблюдалось.

– Вон же он, вон. – Муромский показал рукой в сторону пустой дороги.

Веник лишь моргнул, но этого оказалось достаточно, чтобы на улице успел возникнуть старенький желто-красный вагон трамвая, медленно подъезжающий к остановке. Вместо номера у него значилась буква «П». Двери распахнулись.

– Здравствуй, Петрович! Опаздываешь, мы здесь уже который час ждем, – поприветствовал водителя Муромский, забираясь внутрь.

– Обижаешь, Ильич, все по расписанию. Тютелька в тютельку.

– Не стоим, поднимаемся, – стал подталкивать сзади Стих.

Веник коснулся поручня, желая удостовериться, что перед ним не иллюзия. Обычная железная скоба с облезшей серой краской.

Патефон предпринял отчаянно-жалкую попытку метнуться в сторону, но Стих положил ему на плечо руку и доверительно-интимным тоном сказал: «Не надо». Патефон сник.

Изнутри трамвай ничем особым не выделялся. Старый советский вагон, каких сейчас и не встретишь. Ни турникетов, ни валидаторов, ни даже компостеров.

– Петрович, позволь представить, Вениамин и Патрик. Вениамин, между прочим, – Муромский перешел на шепот, – будущий кондуктор. Только Артане не говори. Не будем пока расстраивать девочку, ладно?

– О чем речь, Ильич! – Петрович улыбнулся. – Привет молодым резервам!

– Отпустите, мы ничего не знаем про вашу торговлю порошком, – зашептал Патефон.

– Не обращай внимания, Петрович, он шутит. – Муромский отодвинул Патефона в сторону.

– Шутит – это хорошо. Люблю веселых пассажиров. Слышь, малый, анекдот какой новый знаешь?

– Потом, Петрович, все потом. Мы спешим. Тени ждут, сам понимаешь. – Муромский явно торопился.

– Понимаю. Тогда в путь, что ли?

Водитель щелкнул переключателем, и двери за всеми вошедшими закрылись. Трамвай вздрогнул и поехал вперед.

Внешне Петрович соответствовал своему отчеству, ставшему именем. Ржаные пышные усы, лукавый взгляд, немолодое, но доброе лицо. Небрежно накинутая на плечи куртка-спецовка и тельняшка дополняли образ. Не хватало только скомканной сигареты в зубах, но, судя по облепленной жвачкой панели, Петрович боролся с пагубной привычкой.

– Садитесь на свободные места. – Муромский кивнул на ряд потертых коричневых кресел.

Свободы выбора хватало: только три места в конце вагона занимали пассажиры. И с одного из них, потягиваясь, встала слегка полноватая девушка в синей форме. Через плечо у нее висела связка с рулончиками билетов, а в руках она держала фуражку с острым козырьком и блокнот.

– Здравствуйте, вы новые пассажиры? Я Артана Кица, кондуктор. Билет стоит одну денежную единицу вашей местности. Также есть возможность приобрести проездной билет на определенное число поездок, – зевая, сообщила девушка.

– Артана, ты меня помнишь? Муромский. Степан Ильич. Представитель «Трамвайных линий Мосграда». А это Инга, наш мосградский контролер. И Стихиц – твой соотечественник, контролер Тицена, а также доверенное лицо Теней.

– Иволгу я помню! – с ноткой обиды в голосе заявила кондуктор. – И Стиха, конечно, тоже! А вот вас, мужчина, нет. И кто эти двое парней?

Веник отметил, что Стих улыбнулся, когда кондуктор вспомнила его. Впрочем, улыбка быстро исчезла, оправдывая убийственное имя.

– Артана, посмотри записи. На букву «М» – Муромский.

Девушка надела фуражку, машинально поправив две светлые косички. Она испытующе посмотрела на Муромского, после чего открыла блокнот.

– Да, действительно есть. Ага, ага, да, представитель, да, точно. Точно! – Морщинки на лбу девушки разглаживались по мере того, как она читала и вспоминала. – Степан Ильич, простите, что забыла. Все вылетает из головы, сами знаете.

– Интересно, почему Стих все помнит? Вы же с ним из одного склеротичного мира. Или все дело в излишке жира, который давит на мозг? – вставила Инга, расстегивая куртку и присаживаясь на сиденье.

– Иволга! – Стих покачал головой.

– Молчу, молчу, молчу. Я само молчание. – Инга подмигнула Патефону. – Рыжий оценил бы шутку, если б знал контекст грядущей патовой ситуации. Не правда ли, Степан Ильич? Как думаете, он ей понравится? Наверняка. Она любит рыженьких и болтливых.

– Кому ей, что за намеки? – Патефон нервно сглотнул.

– Не обращайте внимания, молодой человек. Не стоит беспокоиться.

– О, как раз ему стоило бы побеспокоиться. – Инга встала и с важным видом прошла в конец вагона, к другим пассажирам.