Текст книги "Двое в лодке (сборник)"

Она рядом со мной.

Моя родное, любимое солнышко. Чего еще нужно для ощущения полного счастья?!

Нас разделял всего один метр, и я буквально кожей ощущал исходящие от нее сладостные флюиды. Они были почти осязаемы.

Я хотел ее. Боже, как же я хотел ее!

Подул ветер, взлохмачивая густые волосы Марины, и она безуспешно пыталась разгладить колыхающиеся пряди.

– Оставь, – сказал я. – Ночной бриз просто показывает, что тоже любит тебя.

Она рассмеялась:

– Ты неисправимый романтик, Витя.

Утес Прощенных неуклонно приближался.

«Черный айсберг», – подумал я, обернувшись. Казалось, бесформенная махина, весившая больше небоскреба, сама надвигалась на нас, словно устав ждать гостей.

Вскоре мы были на месте. С западной стороны волн было меньше, и нам удалось пришвартоваться без особых проблем. Закрепив цепь на одном из валунов, я протянул Марине руку, помогая выбраться из лодки.

Она с удивлением осмотрела ладонь.

– У тебя кровь.

– Чепуха. Поцарапался, когда банку консервную в поезде открывал, – отозвался я. – Обуйся, и идем. Смотри под ноги.

– Ты так говоришь, будто знаешь тут все лучше меня. Словно это не я, а ты тут живешь, – усмехнулась Марина, надевая босоножки.

«А это так и есть, – подумал я, глядя, как она начинает восхождение. – Потому что сердцем я всегда находился рядом с тобой, дорогая».

Я внезапно поймал себя на мысли, что каждое движение любимой, даже простое, казалось бы, переставление ног, излучало очаровательную грацию и великолепие.

На то, чтобы взобраться на утес, у нас ушло минут десять.

– Как здесь дует, – пожаловалась Марина, обхватив руками локти.

Я осмотрел себя с ног до головы.

– Прости, не подумал, что ночью может быть холодно. А моя грязная майка тебя, к сожалению, не спасет.

– Тогда обними меня.

– Я сделаю это с удовольствием.

Пару минут мы просто стояли, крепко обнявшись, не произнеся и слова. Я чувствовал, как колотится ее сердечко, благоговейно глядя на иссиня-черный небосвод, усыпанный мириадами звезд. Они не просто сверкали в небе, перемигиваясь, будто искры от языков пламени. Звезды мягко плавали, то приближаясь, то отдаляясь, будто концентрируясь в бесформенные хлопья и лоскутья ночи, а затем вновь рассеиваясь, как алмазы, рассыпанные чьей-то небрежной рукой. Глядя на мерцающие хрусталики в небе, я вдруг представил себя летящим сквозь Вселенную, минуя десятки, сотни неизведанных планет.

«Да, я лечу… Лечу, чтобы в итоге сгореть дотла, и все, что от меня останется, – ослепительная вспышка, на мгновенье озарившая небосвод…»

Пронизывающий ветер, яростно завывающий над нашими взъерошенными головами, постепенно утихал, пока не исчез вовсе.

– Тебе больше не холодно? – спросил я.

Мы одновременно улыбнулись.

– Ты волшебник? – шепнула Марина, доверчиво взявшись за мою ладонь своими теплыми пальчиками. – Обнял меня, и ветер прекратился…

– Нет. Просто когда двум сердцам уютно вместе, природа не мешает, а иногда даже помогает.

Взявшись за руки, мы медленно приблизились к громадному корявому дереву, иссушенный ствол которого торчал прямо из расселины в утесе. Бог знает сколько лет этому странному дереву, я даже затруднялся определить его видовую принадлежность. Казалось, оно всегда было таким – мертвым, без единого листочка, со скрюченными ветками, которые напоминали чешуйчатые лапы доисторического ящера. Если бы не легенда, я решил бы, что это дерево появилось одновременно с Утесом Прощенных сотни, а то и тысячи лет назад и в таком виде дожило до сегодняшних дней – древнее, выцветшее, окаменело-выдубленное от ветров, проливных дождей и палящих лучей солнца.

Я осторожно дотронулся до шершавой поверхности твердого, как гранит, ствола.

– Знаешь, что с этим необычным деревом связана одна легенда?

– Нет, – отозвалась Марина. Она даже не посмотрела в мою сторону, все внимание девушки было сосредоточено на краю обрыва.

– Говорят, тысячу лет назад тут жили драконы, – заговорил я. – И этот остров был жилищем одной пары. Прошло время, драконы умерли, и сюда стали приезжать люди. Путешественники и просто любопытные. Сто лет назад ночью здесь оказались молодой человек с девушкой. У них были непростые отношения, и девушка надеялась, что у них все наладится и их чувства обретут новую жизнь. Но все вышло иначе…

Я осекся, видя, как близко к обрыву подошла Марина.

– Представляешь, с какой высоты упала Ирка, – протянула она, с испугом заглядывая вниз.

– Представляю, – согласился я, неожиданно для себя обнаружив, что будь эта несчастная Ирка жива и сейчас стояла бы здесь, я с громадным удовольствием дал бы ей хорошего пендаля, чтобы она вновь улетела вниз.

«Она тебя не слушает», – захихикала тварь, очнувшись от непродолжительной дремоты.

– Закройся, – процедил я, и голос послушно умолк.

– Ты что-то сказал?

Она обернулась, внимательно глядя на меня.

– Витя?

Я кашлянул, прилагая все усилия, чтобы по моему лицу она не смогла прочитать истинные мысли.

– Девушка верила, что они помирятся. Она постелила скатерть, накрыла стол, поставила вино. Но вместо примирения юноша ей сообщил, что они должны расстаться – у него появилась другая. А еще он добавил, что весь этот обед – напрасные траты денег и времени. Он начал спускаться вниз, сказав, что ждет девушку в лодке. Но она не спустилась вниз.

Я выдержал паузу, вглядываясь в лицо Марины.

«Интересно, о чем она сейчас думает? О своей погибшей подруге? О дискотеке, которую сейчас пропускает из-за меня? Или о своем шизанутом бате, который в настоящий момент варит раков со своим сынком-дебилом?!»

(…размажу тебя, парень… чеши отсюда…)

Я содрогнулся, будто этот хрипловато-прокуренный голос прозвучал за моей спиной.

– И что же было дальше?

Впервые за все повествование Марина выглядела заинтригованной.

– Молодой человек напрасно прождал ее в лодке. Девушка не спускалась. Тогда он махнул рукой и поплыл к берегу без нее. А она осталась наверху. Она молча сидела, глядя на собранный стол, на разлитое по бокалам вино, а ветер трепал ее волосы.

Я глубоко вздохнул всей грудью.

– Так девушка просидела почти до утра. А когда за горизонтом заалел рассвет, она прошептала: «Боже, прости меня», затем взяла нож и пронзила себе сердце. Она умерла прямо тут, на вершине утеса. Ее кровь впиталась в трещины, размягчая скалу. И спустя какое-то время, уже после похорон несчастной, здесь выросло дерево. С тех пор это место называют Утесом Прощенных. Ходят слухи, что если поклясться в любви возле этого дерева и чувства будут искренними, то оно может ожить и зацвести. И влюбленные будут счастливы навеки.

Марина медленно обошла ствол, остановившись возле меня.

– Неужели и правда была такая легенда? Я прожила тут всю жизнь… и никогда о таком не слышала!

Я сорвал с порезанного пальца съежившийся пластырь и, скомкав его, щелчком отправил в море. Все равно от него толку ноль.

– Конечно, нет, – мягко ответил я. – Я все сам придумал.

– Сам, – повторила за мной Марина, и от меня не ускользнуло прозвучавшее в ее голосе разочарование. – Мне следовало бы догадаться. Ты всегда отличался специфической фантазией… у меня даже твои стихи сохранились. Помнишь?

Я кивнул.

– Ой, Витя!

– Что?

Марина ахнула, указывая куда-то на небо:

– Кажется, началось! Только что там промелькнула комета!

Я обернулся, вглядываясь в небесно-смоляной купол.

– Вон, вон там!

Несколько секунд ничего не происходило, и мы с замиранием сердца смотрели в небо. Я уже хотел было сказать, что, вероятно, звездопад начнется чуть позже, как внезапно бархатистый небосвод словно рассекли надвое. Марина вновь ахнула, вцепившись в мой локоть.

Это было непередаваемо. Небо вспыхивало и мерцало, как живое, казалось, кто-то огромный и одновременно невидимый швыряет пылающие угли, каждый из которых оставлял за собой радужный шлейф.

– Смотри… какое созвездие, – зашептал я, указывая на небо. – Видишь? Если соединить звезды линиями, получится твое лицо. Ты видишь?

Марина засмеялась:

– Никогда бы не подумала. Такое придумаешь.

«Потому что я люблю тебя», – подумал я.

– Выбирай звезду. Любую, – тихо предложил я.

– И что? – снова улыбнулась она. – Ты подаришь мне ее?

– Я подарю тебе все звезды, – сказал я совершенно серьезно. – И ты это знаешь.

Она прижалась ко мне, и некоторое время мы просто молча стояли, обнявшись.

– Боже, какая красотища! – наконец восхищенно прошептала Марина. – Спасибо тебе!

Я скромно промолчал, предоставляя ей самой по достоинству оценить мои усилия. В самом деле, не каждый день можно стать свидетелем столь потрясающего зрелища.

– Расскажу ведь, не поверят, – продолжала Марина. – А если представить, что каждая звезда – чья-то жизнь?

– На самом деле с точки зрения науки падают вовсе не звезды, – сказал я, решив блеснуть эрудицией. – Вообрази себе комету. При многократном прохождении ее по своей орбите ее ядро распадается, в результате чего появляются мельчайшие частицы. Они врезаются в атмосферу нашей Земли со скоростью более чем 60 километров в секунду. В процессе трения о воздух они сгорают в земной атмосфере, отчего и образуется так называемый «звездопад».

– Да?

Судя по всему, научная справка не вызвала у Марины особого восторга.

«Конечно, – подумал я с недовольством, – куда приятней думать, что это действительно сгорают звезды, а не какие-то гребаные песчинки от ядра кометы…»

– Может, выпьем вина? – предложил я.

Она кивнула, и я, выудив из пакета бутылку, принялся возиться с пробкой. Марина покосилась на мой перочинный нож, но ничего не сказала.

– За тебя, – произнес я, поднимая пластиковый стаканчик.

– За нас, – добавила Марина, и мы, коснувшись нашими «бокалами», выпили.

– А теперь… Держи, – сказал я, протягивая ей бархатистую коробочку. – Надеюсь, с размером угадал.

Марина расширенными глазами смотрела на подарок, и в какое-то жуткое мгновенье вместо своей любимой я увидел ее отца, нагло ухмыляющегося и отвратительно пахнущего потом и табаком. Я протягивал ему руку, а он с презрением смотрел на меня, словно раздумывая – плюнуть мне на ладонь или просто сразу дать в морду…

Рот наполнился слюной, горькой и вязкой, и я почувствовал себя канализационной трубой, пропускающей сквозь себя всякое дерьмо.

Да.

Именно дерьмо.

Дерьмо все это. Дерьмо ваш занюханный поселок, дерьмо ваша лодка, воняющая рыбой, дерьмо ваша «Улыбка», от которой во рту так дерьмово… и вообще. Дерьмо все на свете.

«Сейчас она скажет, что не может принять от меня такой дорогой подарок. Тогда я выброшу это кольцо в море. А потом…»

«А потом – ее, Марину. Следом за колечком», – прошелестел ненавистный голос, и я зажмурился.

– Какое чудо, Витя.

Я открыл глаза, гадая, не ослышался ли я.

Колечко было на ее безымянном пальчике и сидело на нем словно влитое, а прохладный лунный свет играл бликами на благородном металле.

– Оно просто замечательное, – призналась Марина, любуясь подарком. – Это что? Неужели бриллиант?!

Я кивнул, чувствуя, что краснею.

– Спасибо, Витя.

Она чмокнула меня в щеку и перевела взгляд в сторону берега.

– Ну, поехали? Сегодня дождь обещали. Смотри, и ветер усилился…

«Куда поехали?» – заторможенно подумал я.

«На берег, – терпеливо пояснил внутренний голос. – Она пойдет на дискотеку. А ты будешь сидеть на берегу, ждать утреннего автобуса. Пойдет дождь – залезешь под сгнившую лодку, как помойный пес. А вздумаешь припереться на дискотеку, получишь по яйцам».

– Ты не поняла, что означает мой подарок? – тихо спросил я.

Марина беспечно пожала плечами, словно я спросил ее, который час.

– Ты меня любишь, – ответила она после короткой паузы. – Разве не так?

– Я хочу тебя забрать отсюда.

Марина опешила.

– Как это «забрать»? Я тебе что, запасные брюки, что ли?

Я почувствовал, как в висок что-то кольнуло. Будто острие булавки проткнуло тонкую кожу.

– Я не понимаю, при чем тут брюки. Мы любим друг друга. Почему мы не можем быть вместе? У меня есть где нам жить. Мы подыщем тебе институт. У тебя будет работа. Я буду рядом с тобой. А что тебя ждет в этой дыре, Марина?

– Дыра? – возмутилась она. – Я родилась в этой дыре. И я знаю, куда мне поступать. На экономический факультет Политеха, в Краснодаре. И с работой мне папа поможет.

– Не сомневаюсь, – как можно спокойней ответил я, с ужасом ощущая, как внутри меня, медленно расправляя кривые лапы, просыпается нечто уродливое и отвратительное, нечто такое, что можно увидеть разве что в ночных кошмарах. – Вероятно, твой папа и жениха тебе подберет?

– Куликов, ты специально хочешь, чтобы мы поссорились? – холодно спросила Марина.

Она сняла с пальца кольцо.

– Не думай, что, если сделал мне дорогой подарок, тебе все позволено.

При виде того, как она протягивает мне колечко, у меня защипало в глазах.

– Я так не считаю, родная. Я хочу, чтобы ты была счастлива, – пробормотал я, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Пожалуйста, надень его обратно.

– Я надену его, если ты будешь честным со мной, – сказала Марина, глядя на меня в упор.

– Разве я когда-нибудь врал тебе? – с недоумением спросил я. Обида выжигала нутро, словно каленым железом.

– Не знаю.

Я зачарованно глядел, как она бесцеремонно перебрасывала мой подарок из ладошки в ладошку, будто в ее руках было не дорогущее кольцо с бриллиантом, которое обошлось мне в девять с половиной тысяч рублей, а обкатанный морем камушек.

– Так ты ответишь? – настойчиво спросила она.

– Конечно. Задавай любой вопрос.

– Я хочу знать правду про твоих родителей. Про твоих настоящих родителей, – подчеркнула Марина.

– Я же говорил тебе.

– Да, ты говорил. Ты рассказывал, что они погибли в аварии. Но у меня другие сведения, Витя.

Я непонимающе уставился на нее.

– Какие у тебя могут быть сведения? И как мои мертвые родители могут повлиять на наши чувства?! Я ничего не понимаю!

Марина вздохнула.

– Твои папа с мамой – никак. На наши отношения может повлиять ложь. Ты подтверждаешь свои слова? Я про аварию, о которой ты рассказывал.

– Солнышко, я…

– Просто скажи, подтверждаешь? – перебила она меня.

Кольцо продолжало прыгать в ее руках, как теннисный мячик на корте. Туда-обратно, туда-обратно. А я пялился на это, как истукан.

– Все ясно. Отвези меня домой, – сказала Марина, и внутри у меня все оборвалось. Перед глазами в тысячные доли секунды пролетели кадры давно минувших лет, которые, как мне казалось, я давно похоронил в самых отдаленных закоулках своей памяти.

– Постой. Я все тебе расскажу, – тихо промолвил я. – Только… я очень тебя прошу. Давай не в эту ночь.

– Папа сказал, что ты сумасшедший, – так же тихо сказала Марина. – И что твой отец был безумен. Поэтому… Витя. Или ты все расскажешь мне прямо сейчас, или мы прощаемся. Я не могу общаться с парнем, если не могу ему доверять.

«Справедливое заявление, как думаешь?» – заворочался внутри меня колючий уродец, и я скрипнул зубами.

Прошлое не хочет меня отпускать. Даже спустя одиннадцать лет.

– Хорошо. Я все тебе расскажу.

Я набрал в легкие воздуха, готовять приступить к повествованию, как неожиданно с моря донесся хриплый крик. Услышав его, я отпрянул, словно получив пощечину.

Это был ее отец.

И он звал Марину, свою дочь.

* * *

– Твою дивизию, – побледнев, пробормотала Марина. – Вот и приплыли. Теперь нам обоим крышка.

– Родная…

– Замолчи, – раздраженно оборвала меня она.

– Марина-а-а-а-аааа!!! – снова заорал Петр Сергеевич.

Лихорадочно роясь в сумочке, она достала мобильник и, глянув на экран, едва не застонала:

– Он мне звонил! А я, дура, забыла снять с беззвучного…

– Идем вниз, – предложил я, взяв себя в руки. – Поговорим начистоту. Я не собираюсь прятаться, как таракан в щели.

– Он наверняка с братом. Они тебя отметелят будь здоров, – фыркнула Марина, начиная спускаться.

«Плохого же ты мнения обо мне», – с горечью подумал я. Одновременно ко мне закралась мысль, что сегодня днем мне стоило громадных усилий, чтобы не ответить старому козлу после того, как тот расквасил мне нос.

Марина.

Моя любимая девочка.

Только мысли о ней удерживали меня от того, чтобы не перегрызть сегодня глотку этому вонючему уроду.

Спускаясь вниз, я обратил внимание, что луну заволокло тучами, а с моря подул холодный ветер. Волны, будто проснувшись после долгой спячки, взбудораженно накатывали на валуны, с каждой секундой все сильней и сильней, как если бы намеревались полностью затопить Утес Прощенных.

Впереди мелькнул черный силуэт лодки, на которой возвышались две фигуры.

– Стой! – крикнул я Марине, видя, что она начинает разуваться. – Мы сами поплывем к ним! Они не смогут пристать сюда – слишком сильные волны!

– МАРИНААААААА!!!

От этого хриплого вопля у меня на руках волоски поднялись дыбом.

Петр Сергеевич наверняка пьян. Нетрудно предположить, что, как только моя любимая окажется в его лодке, он попытается воплотить в жизнь свою сегодняшнюю угрозу оторвать мне яйца.

Я снял цепь с камня и, поскальзываясь на мокрых валунах, пробрался к лодке. Захлестнувшая меня волна показалась ледяной, и я поежился.

– Залезай! – крикнул я Марине, и она, помешкав, начала осторожно спускаться.

– Оставайся на месте!! – проорал Петр Сергеевич. – Марина! Не смей садиться к нему!

– Не слушай его, – сказал я, толкая лодку перед собой. Порывы ветра расшвыривали мои слова, как хлопья ваты. Подтянувшись на руках, я не без усилий перекинул ноги в лодку. Схватившись за весла, я принялся грести изо всех сил.

– Стой! Витя, стой! – закричала Марина. Она вцепилась в мою руку: – Ты куда?! Ты гребешь в обратную сторону!

– Он сейчас не в себе, – стараясь не встречаться с ней взглядом, сказал я. – Твой отец может ударить тебя.

– Марина!! – завопил другой голос, и я понял, что он принадлежит ее родному брату. Если мне не изменяет память, его звали Иваном.

– Марина, он к тебе приставал?! – снова крикнул он.

– Господи, как вы мне все надоели, – устало произнесла девушка.

Я продолжал молча грести. Ветер усилился, и даже отсюда было слышно, как волны с грохотом разбиваются об Утес Прощенных.

– Сука, куда?!! – заорал Петр Сергеевич, сообразив, что наша лодка начинает плыть в противоположную сторону от берега.

– Витя, если ты не остановишься, я выпрыгну в море, – вдруг сказала Марина.

Я замер. По виску скатилась струйка пота. Мне казалось, что я слышу, как колотится ее сердечко – тук-тук, тук-тук, тук-тук… так громко, как если бы оно стучало у меня в мозгу… быстро, словно игла в швейной машинке…

На мой нос шлепнулась прохладная капля, и я не сразу понял, что это с неба.

Неужели будет дождь?

– Ты меня слышишь?! – повысила голос Марина.

«Она боится. Не усугубляй и без того сложную ситуацию, – прошипела сидящая внутри меня тварь. – Ты по уши в дерьме… Таня. Хи-хи!»

– Я не Таня!! – закричал я, схватившись за голову.

Марина испуганно попятилась назад, и, взглянув в ее белое как мел лицо, я испугался.

– Не… не бойся меня, – сказал я, вымученно улыбаясь. – Я ведь люблю тебя.

Лодка с ее отцом и братом быстро приближалась и вскоре остановилась от нас в паре метров, покачиваясь на волнах.

– Тебе надо было накатить с Павлом, тряпка! – крикнул Петр Сергеевич. – Ты обидел его, когда отказался с ним выпить. Вот он и сдал тебя, романтик. Как говорится, хотел в рай перескочить, да по дороге штаны порвал. Хрен тебе в задницу.

«Дядя Паша», – подумал я с отчаянием.

Старый алкаш все рассказал отцу Марины.

– Ты ведь обещала мне! – едва сдерживаясь от бешенства, процедил Петр Сергеевич, переключив внимание на дочь. На нем была тельняшка и камуфляжные штаны. – Обещала, что не будешь общаться с этой городской тряпкой!

– Папа…

– Ты обманула меня. Дважды. Первый раз, когда клялась, что не переписываешься с этой шлюхой «Таней». Второй раз, когда соврала, что идешь на дискотеку. Быстро лезь в лодку!

Марина тупо смотрела перед собой, затем медленно встала.

– Я помогу тебе, – с готовностью сказал Иван, протягивая руку. – Бать, давай ближе…

Наши лодки гулко ударились бортами, и Марина взмахнула руками, стараясь удержать равновесие.

Я сидел сгорбившись, словно оглушенный. Боковым зрением я мог наблюдать, как моя любимая, ойкая, перелезала в лодку к своей родне.

«Она даже не поцеловала меня. Она даже не коснулась меня. Она даже не посмотрела на меня», – тупо повторял я про себя эти идиотские фразы вновь и вновь, как заезженная пластинка.

Где-то вдалеке утробно пророкотали первые раскаты грома.

– С тобой я поговорю дома, – ничего не выражающим голосом произнес Петр Сергеевич и повернулся ко мне: – Ну, а теперь ты, рыцарь х. ев.

– Вы не имеете права меня оскорблять, – тихо промолвил я.

Иван прыснул от смеха.

Я поднялся на ноги. Волны лениво кружили наши лодки по кругу, то отдаляя, то вновь приближая друг к другу, словно в каком-то затейливом танце.

– Имею. Дочь, ты знаешь, с кем сегодня ты провела вечер?

Марина непонимающе посмотрела на отца:

– Ты… папа, ты о чем?

И тут Петр Сергеевич произнес фразу, которая сразила меня наповал. Которая намертво врезалась в мою память. Которая потом снилась мне каждую ночь.

– Это убийца. Этот парень убил своих приемных родителей.

Марина обмерла.

– Папа, – с трудом выговорила она. – Папа, этого не может быть.

Вторая капля упала на мою щеку, затем еще одна. Я вытер ее и лизнул.

Пресная.

Точно, будет дождь.

– …я же говорил, что проверю этого гаденыша. Вот и проверил. Мне только что из городского управления позвонили. Я сегодня отправил на него запрос…

Прокуренный голос отца Марины просачивался как в липком тумане.

– …Два дня назад его родителей нашли зарезанными в ванной. Есть свидетели, его видели на улице в крови. Этого психа объявили в розыск… а он сюда, к нам рванул…

Я поднял голову, наткнувшись на сверлящий взгляд Ивана. Он больше не улыбался, а хмуро разглядывал меня. Я подумал, что с точно таким же выражением наблюдают за полураздавленной змеей, которую переехал велосипед. Она еще пытается извиваться, яростно шипит, но ее круглые блестящие глазки уже тускнеют, а движения становятся все более слабыми и вялыми. Ее ядовитые зубы уже не страшны. А когда она сдохнет, ее обмякшее тело пнут, как дырявый шланг, и все.

– …я знал, что рано или поздно этим все закончится, – продолжал Петр Сергеевич. – Я всегда вижу людей насквозь.

Полил дождь. Я высунул язык, как собака, пытающаяся поймать снежинки. После этой долбаной «Улыбки» во рту остался стойкий привкус муската. Ненавижу вино.

– Витя, это правда?

В этом дрожащем, как огонек свечи, голосе было столько невыносимой муки, что мне захотелось выть. Выть, как попавший в капкан волк, задрав морду на луну.

Я посмотрел наверх. Все небо было затянуто вязко-серой пеленой. Ни луны, ни звезд.

Ни одной звездочки.

Что мне теперь делать?!

– Витя, – тихо позвала меня Марина, но я не решился взглянуть на нее. Что толку сейчас ей что-то объяснять? Пока здесь ее папаша и брательник, любые разговоры бесполезны. С таким же успехом можно было разговаривать с лодкой, воняющей тухлой рыбой.

Петр Сергеевич что-то негромко сказал Ивану, и спустя мгновенье я почувствовал, как меня повело вправо. Оглянувшись, я увидел, что отец Марины держится за борт моей лодки, в то время как Иван перепрыгнул ко мне.

В его руках бряцнули наручники.

– Протяни руки, урод, – приказал он, надвигаясь на меня.

Я покачал головой.

– Хочешь поговорить о красоте, Иван? – спросил я.

– Если ты не подчинишься, я прострелю тебе колено! – рявкнул Петр Сергеевич. – Быстро!

Наши взгляды пересеклись. Вероятно, то, что отец Марины увидел в моих глазах, ему не понравилось, так как он вытащил из-за ремня пистолет.

– Ваня! – крикнул он, но было уже поздно – я прыгал в их лодку.

Пронзительно закричала Марина, но ее крик заглушил мощнейший раскат грома. Казалось, небо, не выдержав, разверзлось, выпуская наружу самого дьявола. Обжигающим зигзагом сверкнула молния, на мгновенье ослепив меня.

Раздался выстрел, и мою руку кольнуло стальным жалом. Я навалился на мужчину, пытаясь выхватить из его руки пистолет.

– Витя, нет! – завизжала Марина. – Пожалуйста!! Перестаньте!!!

Ба-бах!

Я запоздало подумал, что пистолет вновь выстрелил. Интересно, куда улетела пуля?

– Сука, убью тебя, – прошипел Петр Сергеевич. Он плюнул мне в лицо. – Убью своими руками!

– Батя! – испуганно закричал где-то за спиной Иван. Судя по всему, после моего прыжка лодка по инерции отдрейфовала на пару метров в сторону, и он не успел перебраться к нам. – Батя, я щас!..

Левой рукой отец Марины ударил меня в лицо, и моя голова мотнулась в сторону. Во рту появился привкус крови.

– Отпусти ствол, – захрипел он.

Я наклонился к нему так близко, что наши лица почти соприкасались. От Петра Сергеевича несло перегаром, к которому добавлялась вонь табачного дыма.

«А еще от тебя пахнет страхом, козел», – подумал я и, зажмурившись, с силой ударил его лбом в нос. Раздался хруст, и он издал яростный вопль.

Перед глазами запрыгали искрящиеся зайчики, и я торопливо моргнул пару раз, прогоняя их.

Видя, что рука с пистолетом вновь поднимается, я ударил по ней ногой.

Третий выстрел.

Нагнувшись, я вырвал оружие из ослабевших пальцев своего несостоявшегося тестя.

– Вы и вправду были готовы убить меня? – проникновенным голосом спросил я. – Вам раньше приходилось убивать человека?

– Сука! – прорычал Петр Сергеевич, и я снова лягнул его ногой, метя в ребра. Он закашлялся, схватившись за живот.

Сзади раздался плеск. Оглянувшись, я увидел барахтающегося в воде Ивана. Очевидно, пытаясь перелезть в нашу лодку, он оступился и свалился за борт. Это неожиданно развеселило меня, и я тихо засмеялся.

Никчемные придурки. Что папаша, что его ублюдочный сынок.

– Как водичка? – осведомился я.

– Убью тебя, урод! – захлебываясь водой, прокричал Иван.

Я достал из кармана перочинный нож, выдвигая лезвие.

И когда рука полупьяного парня схватилась за борт, я полоснул по его пальцам. Завизжав, Иван мгновенно отпустил лодку, отплывая назад.

– Ты похож на собачку, – сказал я, улыбаясь. – Тяф-тяф!

Обернулся.

Хлюпая кровью из разбитого носа, Петр Сергеевич полз к Марине. Она почему-то лежала у самого носа лодки, смешно задрав левую ногу – как будто собиралась выпрыгнуть, но на полпути внезапно заснула.

– Дочка?! – ошеломленно спросил он, тряся ее словно куклу.

Я шагнул вперед и, наклонившись, точным движением вогнал ему нож в шею.

Петр Сергеевич вздрогнул и медленно повернулся на спину, оказавшись между ног Марины.

Мокрое платье моей возлюбленной наполовину скрыло его искаженное лицо.

– Бульк, – выдавил он. Изо рта побежала кровь – черная и блестящая, как тушь.

Дождь уже не просто лил, он хлестал, как из бочки. Из огромной, разбухшей, бездонной бочки.

За спиной вновь послышалась какая-то возня, и я раздраженно обернулся. Дрожа и стуча зубами от холода, на лодку вскарабкивался Иван.

– Парень, не надо, – забормотал он, машинально слизывая кровь с раненой руки. – Ты что творишь? Ты что творишь?!

Мой взгляд упал на весло. Резким движением вырвав его из уключин, я поднял его над головой.

– Эй, парень… ты что? Эй, ты что?! – заверещал Иван, закрывая голову руками.

– Хочешь поговорить, кто из нас урод? – прокричал я, обрушивая на него весло. Звук был такой, будто я ударил по дереву.

Он застонал и, шатаясь, сел на борт. Из раны на голове хлынула кровь.

– Не надо, – прошептал он.

Он что-то еще проговорил, но я ни черта не слышал из-за вновь прогремевшего грома. Ощущения были сродни взрывающимся бомбам, разве что дыма и пыли не хватало. Да мне, в общем-то, было чихать на то, что вещал никудышный брат Марины. Что может сказать этот лишнехромосомный, у которого в словарном запасе три с половиной слова?!

После второго удара руки Ивана повисли тряпками, и сам как-то скукожился, словно обгорелый башмак.

– Я тебе скажу, кто из нас урод, – пропыхтел я, снова замахиваясь веслом. – Из нас двоих только один урод. Но я точно знаю, что это не я.

Весло с гулким стуком опустилось на голову молодого человека. Раздался хруст – от удара треснула лопастная часть весла. Обмякшее тело Ивана, мгновенье балансировавшее на борту, опрокинулось за борт словно корзина с грязным бельем и стало быстро погружаться под воду.

– Поэтому урод – это ты. Понял! Понял, я спрашиваю?!! – провизжал я, брызгая слюной. Ударил несколько раз веслом по волнам, затем швырнул его в воду.

– Я не урод, – прошептал я. – Я нормальный. Это вы… вы все уроды. На целом свете одни уроды. Все, все, все… Кроме меня. Да, кроме меня, – бубнил я и, спохватившись, добавил: – Меня и Марины.

Я посмотрел на любимую.

– Марина?

Она молчала.

Ее отец ворочался на дне лодке, забрызгивая все вокруг кровью. Ему удалось вытащить из шеи нож, и теперь он пытался доползти до меня.

– Петр Сергеевич, перестаньте, – устало сказал я. Он вцепился в мою ногу, но я без труда освободился, выдернув ее из слабеющих пальцев мужчины.

– Ма… Ма, – прохрипел он. Кровь хлестала толчками из пронзенной шеи, и падающий стеной дождь тут же превращал ее в розовую воду. – Убил… Мари… Мариночку…

Он поднял бледное лицо. Даже в окружавшей нас мгле я видел застывший в его глазах ужас. Наверное, он понял, что умирает.

– Ты… ты…

Я присел на корточки и без труда вынул из его окровавленных пальцев нож.

– Что «я»? Что «я», Петр Сергеевич? – мягко спросил я. – Говорите. Я вас очень внимательно слушаю.

– Ты…

Всхлипнув, он протянул ко мне трясущуюся руку. Узловатые пальцы были растопырены, как громадные паучьи лапы.

И когда он схватил меня за футболку, я воткнул лезвие в его правый глаз.

Пальцы Петра Сергеевича сжались еще сильнее, а тело выгнулось дугой. Из пробитой глазницы выполз багровый кисель.

– Не хотите помириться со мной? – хрипло полюбопытствовал я. Сунул в его липкую дырку-глазницу указательный палец, подумав, что это очень похоже на теплую манную кашу.

Его ноги заелозили и, вытянувшись, застыли.

Я вынул палец и, брезгливо осмотрев его, долго держал под дождем, пока он не стал чистым.

Только после этого я почувствовал, как болит левая рука.

Старый козел все-таки ранил меня.

(Марина!)

Пожалуй, нужно плыть к берегу. Иначе…

(Марина!!!)

Я замер на месте, тупо глядя перед собой.

«Ты окончательно помешался, – хихикнуло существо, завозившись где-то под сердцем. – А говоришь – любишь ее…»

– Люблю, – не слишком уверенно проговорил я и медленно, словно проржавевший робот, развернулся.

Она лежала точно в такой же нелепой позе, неуклюже раздвинув ноги.

– Родная? – пролепетал я.

(Ма… Мариночку убил.)

Предсмертные слова Петра Сергеевича крючьями прорвали сознание.

Выстрелы.

Конечно, пока мы возились, пистолет несколько раз выстрелил…

Я кинулся к Марине. Опустившись перед любимой на четвереньки, я принялся осыпать поцелуями ее бледное, застывшее лицо.

– Милая, – шептал я. – Милая, открой глаза. Это я. Я рядом, милая.

Дрожащими пальцами я коснулся ее шеи. Казалось, целую вечность ничего не происходило, и мысли, одна кошмарнее другой, наползали друг на друга уродливыми рептилиями, пока я, наконец, не почувствовал слабый пульс.