Текст книги "Оцепеневшие (сборник)"

Сам Ковалев ничего внятного пояснить не смог, в настоящее время он находится в больнице под усиленной охраной…

У редакции появились сведения, что уцелевшую в бойне девочку преследует какой-то зловещий рок – ее бывшие приемные родители погибли два года назад, утонув в бассейне при невыясненных обстоятельствах… Уже стало известно, что многие семьи выразили готовность удочерить осиротевшую бедняжку…»

* * *

Спустя восемь месяцев

Голова болит. Сегодня почему-то сильнее, чем обычно. Руки и ноги тоже болят, но это из-за ремней, которыми меня постоянно привязывают к кровати.

Ночью видел странный сон, как будто из-под кровати кто-то мяукает. Я смотрю, там сидит кошка. Я проснулся, а там нет никого.

У меня ухудшилась память. Я помню, что в моей жизни был какой-то грустный случай, и там была кошка. Но что именно, не помню. Вроде бы она умерла.

Зато я хорошо помню своего милого ангела. Небесное создание с волосами вороньего крыла. Нежное личико, большущие зеленые глаза. Ласковые прикосновения ее пальчиков.

Кажется, мою любовь зовут Ира. Или еще как-то? Я могу ошибаться. Вроде Ира, но что-то меня смущает.

У меня была мама. Я с трудом узнал ее – она так постарела! Лицо бледное, и волосы почти все седые.

Она все время плакала. Сказала, что ей стоило огромных трудов прийти ко мне. Еще она сказала, что меня обманули. Что все было подстроено. А что подстроено? Говорит, что это Ира убила кошку. И что она, скорее всего, виновата в смерти каких-то мальчишек, которые сгорели в гараже. Какие-то Дрон и Леха…

Какие мальчишки, какой гараж?!

Впрочем, мне и правда знакомы эти имена, но когда я напрягаю мозг, перед глазами (точнее, перед одним глазом – второй у меня не видит) какие-то серые пятна.

Мама говорит, что моя Ира виновата. Но это все ерунда. Она ошибается. Мы ведь с Ирой любим друг друга! И сразу увидимся, как только я вылечусь. Только уж что-то мое лечение затянулось…

Несмотря на таблетки и уколы, голова болит почти постоянно. Кажется, я уже говорил про голову? Иногда боль такая сильная, что кажется, будто в мозг засунули штопор и крутят там из стороны в сторону.

Мама сказала, что для того, чтобы я выжил, мне опять вскрывали череп. Она все время плакала, а я, как мог, утешал ее. Она вытирала слюни с моего рта. Я догадываюсь, что у меня все время слюнявый рот. Но я ничего не могу с этим поделать. Слюна течет из моего рта почти все время.

Потом мама ушла и больше не приходила. И это немного беспокоит меня.

Зато сегодня (или вчера?) пришел какой-то хмурый дядька. Задавал мне дурацкие вопросы. Он говорит, что я кого-то убил. Вот прикол, да? Кого я мог убить?! Разве что муху…

А потом он сказал, что моя мама умерла. Я еще удивился – как так? Он кивнул – да, все верно. Мол, у моей мамы оторвалась какая-то фигня. Какой-то трон. Или тром. Нет, тромб! Вы знаете, что такое тромб?! Я – нет.

Но дело в другом. Кажется, какая-то гадалка сказала мне, что моя мама проживет девяносто один год! Может, это даже была моя Ира?! Ира ведь все знает!

А этот дядька врет, я уверен. Хочет, чтобы я сказал, будто это я убил каких-то людей. На самом деле я никого не убивал и моя мама жива.

Он назвал меня дураком и ушел злой.

Но я не обижаюсь на него.

После обеда, состоящего из отвратительной жидкой и пресной каши, меня вдруг осеняет – ее зовут вовсе не Ира, а Ирма!

Ирма! Ирмочка…

Какое сладкое, божественное имя…

Я улыбаюсь, повторяя ее имя снова и снова.

И пусть моя голова раскалывается от боли, а изо рта текут липкие слюни, я люблю ее. А она любит меня. Ведь настоящая любовь живет вечно!

А знаете, что я еще вспомнил? Ирма называла меня рыцарем. И это всегда льстило мне.

Я и вправду похож на рыцаря?

Я мечтаю, что скоро меня выпустят отсюда и мы снова будем вместе с Ирмой. Я рыцарь и буду всегда защищать свою принцессу.

Только почему она не навещает меня здесь? Я жду ее постоянно. Когда снаружи слышен звук шагов, сердце мое замирает, и я прислушиваюсь. Но нет, это не она.

Наверное, Ирма придет завтра. Ну в крайнем случае послезавтра.

И мы обязательно будем вместе. Навсегда, до самой смерти.

А вы как думаете?

* * *

Спустя год

«…Наше издание уже сообщало о жуткой трагедии, разыгравшейся прошлым летом в Северном Бутове. Напомним, что психически нездоровый Александр Ковалев без видимой причины зверски расправился с родителями юной школьницы Елены (имя изменено). На днях состоялся суд по этому страшному делу. Как и предполагали эксперты, Ковалев был признан невменяемым, и суд отправил его на принудительное лечение. Во время всего следствия он не проронил ни слова.

Есть и хорошая новость. Как стало известно, буквально на днях девочка, потерявшая в ту ночь своих родителей, наконец-то обрела новую семью. На воспитании у добросердечных людей, взявших к себе Елену, уже есть двое приемных мальчиков…»

* * *

В этот солнечный августовский денек Артем Савченко влюбился.

И, что самое интересное, с первого взгляда. Хотя он всегда считал подобные случаи гламурной ерундой, которую обожают обсуждать девчонки.

Он сидел на школьном стадионе, без особого интереса наблюдая, как ребята из соседних дворов гоняют мяч. В руках парень держал плитку фруктового шоколада, изредка откусывая от нее приторно-сладкий кусочек.

– Привет.

Артем повернул голову, с удивлением заметив рядом миниатюрную девочку лет тринадцати. На ней был просторный сарафан лимонного цвета, на ногах – запыленные туфельки. Поражали волосы незнакомки – необычайно длинные и черные, как безлунная ночь.

– Привет, – несмело улыбнулся он в ответ, поправив очки.

– Никогда не могла понять, в чем смысл игры в футбол, – призналась девочка.

Артем не мог не отметить, что у нее был чудесный бархатистый голос.

– Дать бы каждому по мячику, и пусть играются, – продолжала она, многозначительно посмотрев на подростка. Тот смутился, перехватив внимательный взгляд ее громадных темно-зеленых глаз.

– Ну… – протянул он, на мгновенье растерявшись. – Такие правила в футболе. Один мяч и двадцать два игрока.

– Ты переживаешь, что тебя не взяли в команду?

Этот вопрос застал Артема врасплох, и он даже не сразу нашелся с ответом.

– В общем, да, – выдавил он и, мельком глянув на наполовину съеденную шоколадку, торопливо отложил ее в сторону. – Я… я слишком толстый для игры в футбол.

Девочка весело рассмеялась. Искренне, звонко и, что самое главное, необидно.

– Ты еще не видел по-настоящему толстых, – сказала она, когда ее смех утих. – Это раз. А во-вторых, ты еще молодой, и все у тебя впереди. Вот увидишь, ты еще будешь стройным.

И без того пунцовые щеки парня запылали. Ему еще никто не говорил таких приятных вещей.

– Я тебя раньше никогда здесь не видел, – сказал он.

Она пожала плечами.

– Мы недавно переехали.

– Будем соседями? Меня Артем зовут.

– А я Ирма.

«Ирма, – повторил он про себя. – Какое красивое и редкое имя! Как у цветка… Или у чистой, прозрачной речки…»

Они пожали друг другу руки. Ладошка Ирмы была сухой и прохладной.

– Может, прогуляемся? – вдруг спросила она.

Артем почувствовал, как его спина взмокла от пота. Еще никто и никогда не приглашал его гулять. Но при этом он чувствовал необъяснимую робость, разговаривая с этой странной, но безумно симпатичной девочкой.

– Конечно, прогуляемся, – ответил он, нервно улыбнувшись. – Только лучше вечером.

Ирма слегка наклонила голову, изучающе глядя на него.

– А почему не сейчас?

– Сейчас я не могу, – извиняющимся голосом проговорил он. – Через полчаса за мной отец заедет, он попросил ему помочь что-то сделать в гараже. А почему нельзя вечером?

Она закинула ногу на ногу, лениво помахивая носком туфельки в воздухе.

– Вечером будет дождь, – наконец сказала Ирма, и Артем машинально задрал голову, щурясь от слепящего солнца. На пронзительно-синем небе, чистом, как вымытое зеркало, не было даже намека на облачко.

– Ты уверена, что будет дождь? – нерешительно спросил он, опуская голову.

– Совершенно точно. Как и то, что ты скоро похудеешь.

Они одновременно рассмеялись.

– Ты ясновидящая? – с замирающим сердцем спросил Артем.

– Скажем так… кое-что я способна видеть.

Их взгляды вновь встретились. Изумрудные глаза его новой знакомой завораживали, они звали, возбуждая в Артеме странные чувства и ощущения.

Ирма хитро подмигнула ему, и он понял – она точно способна кое-что видеть.

А может, и не кое-что, а очень и очень многое.

Ноябрь 2021 г.

Александр Барр
Оцепеневшие

Красивый вечерний город.

Долгожданная прохлада после жаркого дня. Пахнет остывающим асфальтом и травой. Вокруг огоньки витрин, фонари. Романтика, е-мое. Лучшее время для прогулки.

Сцепление, рычаг, педаль в пол.

Несусь, напрягаю глаза. Те самые романтические огоньки бесят, мелькают, проносятся мимо.

Не дай бог собью кого-нибудь…

Не переживу.

Несусь, напрягаю глаза.

На улицах полно людей. Как я уже говорил – самое время прогуляться. И вот друг за дружкой парочки вышагивают по проспекту.

Наклоняюсь ближе к лобовому, щурюсь. Как ученик в автошколе на первом занятии, носом в руль, ремень внатяжку.

Гоню.

Короткий взгляд в зеркало, в боковое, снова на дорогу, снова в зеркало. Отвлекают огоньки. Отвлекают крики.

Правая нога давит педаль в пол. Левая затекла от постоянного выжимания сцепления.

Кручу, выворачиваю.

Резко вправо, сцепление, рычаг, газ, сцепление, тормоз, резко влево, сцепление, рычаг, газ.

Пот стекает по лицу.

Взгляд в зеркало, на дорогу, по сторонам, опять в зеркало.

– Примите вправо! Водитель автомобиля «Форд», номерные знаки…

Догоняют.

Никогда раньше не уходил от погони. Видел только в кино.

Люблю, знаете, смотреть фильмы и передачи про погони. Смотришь и представляешь себя на месте нарушителя. Адреналин. Зеркальные нейроны. Петляешь вместе с героем шоу по узким переполненным улочкам. В миллиметре от столкновения уворачиваешься, увиливаешь от грузовика-мусоровоза. Звон сирен. Возбужденные комментарии корреспондента. Ракурс сверху, снизу, с разных камер, красота. Кричащие толпы зевак.

В конце, когда угонщика поймали, скрутили и пакуют в полицейский фургон, думаешь – я б так просто не попался, хреновый он водитель.

И вот сейчас звон сирен в мою честь, мигалки по мою душу, кортеж, словно едет президент.

Сцепление, рычаг, педаль в пол.

Полицейские, сколько их там, одна, две, три, в зеркало вижу минимум три машины. Устроили красно-синюю дискотеку и шипящим голосом из рупора требуют остановиться.

– Водитель! Примите вправо немедленно!

Объезжаю столб, мимо автобусной остановки, сворачиваю, влетаю на пешеходную улицу.

Сигналю, мигаю фарами.

Тетки визжат, разбегаются, как тараканы по кухонному полу. И, откуда ни возьмись, на пути коляска. Как же без нее? Коляска с ребенком.

Мамаша треплется по телефону и не видит, что вокруг творится. Шагает, не смотрит по сторонам. Видимо, о чем-то важном беседует.

Коляска, столб или рекламный щит? Нет времени рассуждать. Выбираю наименьшее из зол. Рекламный щит, за которым неизвестность, за которым, может, десять таких колясок.

Я сигналю, мамаша не видит.

Коляска, мать ее, коляска с ребеночком. Столб, реклама или коляска?

Влево.

Огромное разноцветное улыбающееся лицо с тюбиком зубной пасты, надписью вместо прически и цифрами телефонного номера внизу разлетается на куски.

Проскочил.

Почти как лев в цирке через горящий обруч. Почти как лев, только очень жирный, толстозадый царь зверей, обруч в клочья позади оставил вместе с орущим дрессировщиком.

Смотрю в зеркало.

Вроде бы никто не пострадал.

Мысленно проклинаю себя. Еду дальше.

Полиция не отстает. Уже четыре, нет пять, минимум пять экипажей на хвосте. Да я звезда просто!

Как нас учат фильмы про угонщиков?

Дальше меня ждет засада. Впереди оцепление. Спецсредства наверняка уже на пути.

Лента «Еж-Диана»; гибкая с полыми шипами. Красивое название, не правда ли? Гибкая, оттого, наверное, и Диана. Наезжаешь, и лента вырезает в покрышке кружки. Небольшие такие.

Или поджидает «Кактус» – стальная змея-гармошка с десятками острых шипов. Иголки, как клыки, впиваются в резиновую шкуру, вынуждают остановиться.

Или «Гарпун», с брутальным названием, полностью автоматический, с энергией монтажного патрона. Шипы отделяются от ленты, застревают в шинах.

На самом деле вариаций на тему «ленты» много. В любом случае из колеса выходит воздух, и машина останавливается.

Сцепление, рычаг, газ в пол.

– Давай на ту улицу, пожалуйста! – Девушка закрывает глаза руками. – Умоляю! Сворачивай!

Точно уже не рада, что едет спереди. Плачет и пытается мне советовать.

Советчица, мать ее.

Да я всю жизнь за рулем. Двенадцать месяцев в году, без отпусков и выходных, без праздников и отгулов. Двести пятьдесят заказов в месяц. Больше двадцати лет в такси.

Пф. Вывезу.

– Заткнись и сядь! – успокаивает ее парень. – Сиди ровно и не пищи! – протягивает свою недопитую бутылку, заставляет ее сделать глоток. – Еще звук и выброшу, на хрен, в окно.

Она пьет, морщится. Парень хохочет, кайфует от происходящего. А я жму, кручу рулем и головой и жду неминуемой встречи с «Дианой», или «Кактусом», или «Гарпуном».

Потею.

Соленые капли собираются на затылке, я это чувствую, именно там. Морщу лоб. Голова чешется, зараза, бесит, но не отпускаю баранку, терплю. Пот струйкой стекает за шиворот, пробегает по спине, заползает под ремень. Щекотно.

Взгляд в зеркало, в другое, на дорогу.

Гадаю, как скоро «Диана» изуродует мои покрышки.

Сцепление, рычаг, газ.

Выскакиваю на проспект.

Перекресток. Светофор. Красный!

Ха. Естественно, красный! Ручник на себя, финт, покрышки скрипят, еду в обратную сторону.

Патрульных с десяток машин. Мигают. Свистят сиренами. И все едут навстречу.

Девушка визжит. Пацан хохочет. А я жму, кручу и понимаю, это конец. Как же глупо попался.

Куда тут дальше? Приехали.

В телешоу обычно подключаются вертолеты, шумиха, репортеры, вспышки, «Скорая» дежурит поблизости.

В телешоу все красочно, динамично, а в жизни я просто еду прямиком в лапы копам, как овечка, как слепой щенок, ищущий сиську мамки, как по пляжу с распростертыми объятиями, несусь навстречу благоухающей зубастой заднице.

Не хочу сдаваться. Говорю сам себе – соберись!

Переулок.

Вижу переулок.

Сворачиваю между банком и магазином. Наугад.

Пролетаю двор.

Парковка.

Выруливаю из арки, сразу за угол, через перекресток и под мост.

Как жаль, что я не дома. В родном городе им бы меня не догнать, каждый закоулок знаком, каждая тропинка. Посмотрел бы тогда на этот эскорт…

Взгляд в зеркало, на дорогу, в боковые, снова на дорогу.

Я кричу, злюсь.

– Круто же! – орет парень в экстазе.

Девушка смолкает, устала визжать или голос сел, не знаю. Но сидит молча и старается не смотреть в окно.

Сирены раздражают. Звенят, жужжат. Виу-виу, падла. Огоньки мелькают, бесят.

Сворачиваю.

Прямая. Наконец-то прямая.

Выезжаю. Сейчас проверим, из чего сделаны эти полицейские ведра на колесах.

Педаль до отказа и еще немного. Жму, ровной ногой, привстал и жму, тяну на себя руль, как штурвал, упираюсь и выдавливаю из машины и из себя все до последнего.

Мотор ревет.

«Форд» набирает скорость, картинка за окном проносится, а я уперся ногой и жму. Ни попутных, ни встречных машин нет, настораживает.

Сирены отстают.

Я улыбаюсь. Пот течет, по лицу, прямиком в трусы, а я улыбаюсь.

Удалось!

Я же говорил – никто не догонит! А это еще, представь, чужой город. Профессионал, е-мое.

Усаживаюсь, выдыхаю.

– Да! – кричит пацан. – Мы сделали это!

Взгляд в зеркало, парень смеется, радостно аплодирует. Взгляд на дорогу, на спидометр, стрелка ложится вправо, подрагивает.

Мотор ревет.

Дорожная разметка мелькает, скрывается под капотом. Мчимся. Несемся навстречу ветру.

Удалось!

«Бабах». Раздается громкий хлопок.

Руль выскальзывает, машина теряет управление. Стараюсь выправить. Безуспешно. Нас несет.

Все.

Финиш.

Парень хохочет, разрывается. Девушка орет. Я стараюсь, потею. А скорость падает.

Привет, «Диана». Или «Кактус». Или «Гарпун».

Достаточно тридцати секунд, и «еж» занимает свое место на дороге. Тридцать секунд, чтобы получить приказ, достать ленту из багажника, выбрать участок дороги и не спеша, переваливаясь с ноги на ногу, походкой жирного гуся, расстелить незаметную шипованную баррикаду.

Это чересчур. Так нечестно. Не по правилам.

Машина трясется. Останавливается.

Я кручу, а колеса не слушаются. Жму педали, мотор трещит, взвизгивает, а скорость падает.

Отчего-то мне смешно.

Я смотрел шоу про погони, знаю, чем все они заканчиваются. Скоро дадут поносить стальные браслеты, дадут пару раз по спине гибким изделием из резины и полимерного синтетического материала, дадут под зад ботинком, повалят и, возможно, отпинают по ребрам.

Но мне все равно смешно.

– Не переживай. Сейчас исправим. – Парень смотрит на меня через зеркало и подмигивает.

Не переживать?

Оборачиваюсь, смотрю на него. Парень закрывает глаза, сидит совершенно спокойный, расслабленный.

Совсем бесстрашный пацан.

Неужели у него и в самом деле есть знакомый, кто-то настолько влиятельный, что сможет отмазать меня, нас, вытащить из этой…

Слышу шум.

Звук, словно на автостанции поддают давление в шины. Руль снова отзывается. Колеса послушно выравнивают машину.

Сцепление, рычаг, газ, сцепление, рычаг, газ.

Мотор гудит.

Не успеваю сообразить, что произошло, но и не важно. Шины накачаны, мы спасены, и это главное.

Мы опять несемся.

Пот стекает. Пацан хохочет. Девушка бьется в истерике.

Мы несемся.

В голове сотня вопросов. Как он накачал колеса? А еще я не прочь посетить уборную, покурить или просто закрыть глаза.

Но потом. Все потом.

На пути новый спальный район. Въезжаю.

Пахнет остывающим асфальтом и травой. Вокруг огоньки витрин, фонари. Романтика, е-мое. Самое время для прогулки.

Взгляд в зеркало, на дорогу, в боковые, снова на дорогу.

* * *

Два часа. Остается всего ничего.

Брошу машину, вернусь домой, поем. Тарелку, а лучше две, риса с подливкой, с нарезкой, с хлебом; под сериал. И спать. Нужно как следует отдохнуть.

Завтра пятница, самый «жирный» день.

В пятницу, после обеда – самый чес. Люди торопятся с работы, торопятся напиться, торопятся на вечеринку, на романтический ужин, в бар, в ресторан, к жене, к любовнице, к друзьям.

Вызовов тьма, всем нужно такси.

Затем суббота и утро воскресенья. Придется попотеть. А как иначе? Три дня кормят месяц, если не лениться.

Не знаю точно, как я стал водителем. Не помню. Да это, наверное, уже и не важно. Я хорошо выполняю свою работу. Мне даже нравится. Работа в такси – это что-то сродни работе официанта. Приветливый, опрятный и услужливый соберет все чаевые.

«Здравствуйте, сэр». «Могу ли я помочь с багажом, мэм?»

Нужно знать меру, слишком навязчивые раздражают клиентов.

Опытный водитель с первого взгляда распознает, хочет ли клиент пообщаться, чтобы скоротать путь, либо желает посидеть в тишине.

«Приветливый и услужливый». «Внимательный и тактичный».

Ничего лишнего – золотое правило.

Так вот.

Я давно опытный. Можно сказать, после недели работы стал опытным. Хочешь заработать в такси, не работать, а именно заработать – с первых дней впитываешь, что можно, а чего не нужно делать.

«Музыка не мешает?» «Сменить радиостанцию?»

Есть неадекватные пассажиры. Попадаются. Тут ничего не попишешь. В лепешку об асфальт перед такими – все равно недовольными останутся. Начинают звонить, жаловаться диспетчеру.

Долго ждали машину, слишком быстро довез, слишком медленно вез, не того цвета обивка в салоне, слишком громко, слишком дорого, слишком жарко, слишком-слишком.

Высаживаешь за шкирку неадеквата или отказываешься везти буйного алкаша – опять звонки.

Чокнутых хватает. Но чаще все в порядке.

«Прибыли, сэр». «Хорошего дня, мэм».

Чаевые в карман, и гудбай, май лав.

Два часа. Остается всего ничего. Два, и домой.

Конец рабочего дня, ура!

Устал. Хочу выпрямиться, вытянуть ноги, хочу прилечь.

Нет, поймите правильно, я не жалуюсь, как уже говорил, я люблю свою работу; готов бесплатно трудиться, готов, наверное, даже приплачивать, чтобы водить такси.

Я слышал рассказ, красивую выдумку, о водителе. Возит, значит, пассажиров на черном тонированном «Лексусе». Берет всех, со всеми вежлив и сдержан, и не случается у него срывов.

Его, естественно, никто из нас, таксистов, ни разу не видел; но, мол, кто-то слышал от клиентов подобный треп. Мол, существует он на самом деле. Водитель-призрак.

Так вот, тот водила-энтузиаст самоотверженный, по рассказам, работает совершенно бесплатно. Настоящий профессионал, только положительные отзывы. Такой весь молодец. Говорят, у него куча денег, целое состояние, и он просто за так катает людей. Хобби у него такое. Нравится ему, и все тут.

И мне, как тому загадочному энтузиасту, в кайф колесить по городу, обожаю наблюдать за людьми. Нравится угадывать, кем работает, кто он, человек, что усаживает себя на заднее сиденье моей машины.

Утром вез девушку: брючный костюм, сумка-портфель, строгий сдержанный макияж, пахнет унисекс-духами, властный тон. Сто процентов – прокурор какой-нибудь. Я поинтересовался, поделился своей догадкой. Оказалось – парикмахер, и это парень, ну как парень. В общем, парень. В последнее время спокойно реагирую на, как получше выразиться, на меньшинства. Насмотрелся всякого. Такие люди, кстати, не скупятся на чаевые. Чего мне к ним плохо относиться?

«Комфортная ли температура в салоне?» «Желаете выбрать маршрут?»

Веселая у меня работа. В целом не жалуюсь, просто сегодня устал.

Два часа осталось. Всего ничего. Максимум три заказа. Три заказика, и домой.

Дверь открывается, в нее просовывается растрепанная голова девушки.

– Свободен?

Красивая, стройная, вызывающая. Словно с глянцевой обложки и прямо в мое такси. Отличное завершение вечера.

Привычно киваю, предлагаю сесть.

Расползаться в любезностях просто нет сил. Отыгрываю роль «сдержанного водителя, тактичного интеллигента». Встать и открыть дверь откровенно лень.

Киваю, предлагаю сесть и наблюдаю в зеркало.

На заднее сиденье запрыгивает паренек, на вид лет пятнадцати-шестнадцати. Вслед за ним усаживается, занимает место красотка, похоже, его мама. Вот сразу как-то перестала казаться привлекательной. Сразу куда-то исчезли ее стройность и притягательность.

Странно.

Стереотипы? Или природное нежелание растить чужое потомство.

– Шеф, давай сначала на заправку, купим чипсы! Потом тусить! – приказывает мальчонка.

Я просто игнорирую. Невоспитанный мини-хам. Не мое дело.

– Куда ехать, мэм?

Мамаша хохочет.

Шепчет что-то мелкому, подается вперед и прямо мне на ухо орет:

– На заправку, тебе ж сказали! Глухой, что ли?

У нее изо рта доносится стойкий запах алкоголя. Ну вот про таких чокнутых я и говорил.

Сразу ясно – чаевых не будет. Вынесут весь мозг, оно того не стоит.

Высадить сразу?

Хах. Я тертый калач, проворачиваю ключ, нажимаю кнопку счетчика, втыкаю первую, везу. На заправку так на заправку. Есть одна, отличная, на другом конце города, там самые вкусные чипсы. Как раз для таких замечательных пассажиров. Намотаем километраж.

Покатаемся.

– Шеф, давай музыку громче! Что как на похоронах сидим?

Как же бесит этот прыщавый.

Не отвечаю. Молчу.

Смотрю в зеркало – сидит, скалит свои не так давно молочные кривые с брекетами желтые обмылки. Повезло ему, что я не его отец.

Он пихает локтем мамашу, та орет, повторяет мне просьбу прыщавого.

– Громче!

«Тактичный и сдержанный». «Вежливый и терпеливый».

Подкручиваю громкость.

Орет какой-то музыкальный мусор. Певец хрипит мимо нот из динамиков, вероятно, уверен, что исполняет шедевр.

– Бррря, – подпевает мелкий засранец.

Хах. Я тертый калач. Ничего. Я профессионал.

Выдержу. И не такие экземпляры подвозил.

Ничего.

Прыщавый замечает, что я на него смотрю. Скручивает неприличный жест и тыкает в зеркало своим кривым средним пальцем. А мамаша хихикает.

Куда мир катится?

Лет через пять она, конечно же, еще вспомнит, горько поплатится и задумается. А может, надо было больше внимания уделять воспитанию? Плевать, не мое дело.

Не реагирую.

Через пятнадцать минут просто распрощаюсь. Распрощаюсь и больше никогда не увижу этих.

«Всего доброго, мэм». «Приятного вечера, сэр».

Они сами себя наказывают, еще просто этого не понимают.

Девушка подтягивает юбку, к слову, и так не самую длинную, обнажает колени и перекидывает ногу за ногу. Кокетливо ерзает, трется и облизывает губы.

Насмотрелась нуар-фильмов. Чокнутая.

Видит, что на нее смотрю, и все дразнит, дразнит.

Хах. Я тертый калач. Дразнит она. Заплатить все равно придется. Я на такое не поведусь. Чокнутая самка с потомством.

Прыщавый гладит голое колено, нагло так шарит по ее ноге. Шлепает по ляжке и хохочет. Девушка взвизгивает и хихикает, радуется.

Мелкий хватает ее за волосы, притягивает и целует. По-настоящему. Присасывается и, причмокивая, впивается брекетами ей в лицо.

Та постанывает от удовольствия.

Фу, мерзость!

Жму на тормоз.

Колеса визжат. Машина рывком останавливается. Пассажиры врезаются в спинку сиденья.

Пытаюсь подавить рвотный рефлекс.

– Дорогой, прекрати. Видишь, водила злится. – Девушка отодвигается на «безопасное» расстояние от прыщавого. – Езжай! Что встали?

Хах. Я повидал всякого.

Но с меня хватит!

Эта женщина вполне могла быть мамой этому молокососу. Она ровно вдвое выше и минимум во столько же старше.

Неправильно это все.

Они все еще обнимаются.

Женщина пытается отстраниться от пацана. Выворачивается из его настойчивых объятий, видит, что я не в восторге от происходящего, и не хочет меня злить. А пацан причмокивает и не отпускает. Еще сильнее впивается тонкими лапами в ее ногу.

Аварийная сигнализация щелкает.

Слушаю, как пацан посапывает. Ему абсолютно плевать на меня, на то, что я смотрю на него, что такси не едет, что образовался затор на дороге. Мелкий прыщавый рот пробегает по женской шее и шепчет что-то про какого-то утонувшего мужика. Он облизывает женщине щеку, зарывается носом в ее прическу. Прижимает ее и говорит, что для того жмурика, без сомнений, было хуже всего умереть в воде.

Женщина хихикает. Она явно не понимает и не слушает, что он говорит, про какого мужика идет речь. Не слушает и не собирается вникать. Делает вид, что ей приятны прыщавые ласки. А я вижу ее взгляд. Отрешенный. Вижу, как она кривится, пока мелкий не видит.

Неправильно!

Может, я просто завидую? Может, просто обидно, что в его возрасте максимум, на что мог рассчитывать, – увидеть грудь по телевизору в каком-нибудь боевике. Или потанцевать медленный танец на школьной дискотеке, украдкой трогая девочку чуть ниже талии. Мог еще поцеловать в щеку толстуху-одноклассницу. А этот говнюк…

Неправильно!

Глушу двигатель. Отключаю радио.

– Выметайтесь.

Я говорю спокойно. Без эмоций. Просто сообщаю. Просто как официант сообщает, какой сегодня суп дня, какой десерт.

Девушка наклоняется и что-то шепчет парню на ухо. Тот успокаивает ее, мелкий засранец.

Слышу, как он говорит ей: «Ща все устрою!»

Устроитель, мать его. Крутой. Сейчас он все вопросы решит со мной, гаденыш недоразвитый.

Говорит: «Ща все устрою!» и сует мне деньги.

– Поездка окончена, проваливайте.

Спокойно повторяю и наблюдаю в зеркало. Я профессионал. И не буду кричать. Досчитаю до трех и молча выкину этих из машины.

Девушка собирается выйти, а прыщавый держит ее за руку, не пускает и все твердит, что разберется.

Разберун, е-мое. Деньги он сует.

Деньги мне, конечно, нужны. Но должны же быть у человека принципы. Я так считаю.

Мелкий лезет в карман, достает стопку американских сотенных. Ровно сложенных соточек. Словно только что из чемодана наркобарона. Кладет всю пачку между прикуривателем и рычагом ручного тормоза. Целую пачку хрустящих. Стопку ароматных зеленых сотенных.

– На заправку!

Больше я не говорю ни слова.

Убираю деньги, проворачиваю ключ. Первая, разгоняю, сцепление, вторая, третья.

Что там он просил? Тихо в салоне? Максимально откручиваю громкость приемника. Музыка орет.

На заправку так на заправку. И чего это я распсиховался? Включаю поворотник, ухожу в левый ряд. И что у меня за капризы? Как же мелкий прыщ без чипсов? Непорядок.

Сворачиваю на перекрестке.

На ближайшую заправку. Недосуг теперь катать парочку кругами. Больная, конечно, парочка. Полностью, на всю голову из «чокнутых».

Но.

Но я же не доктор.

«Вежливый и приветливый». «Сдержанный и внимательный».

Распрощаюсь поскорее – и домой, пересчитывать наличку. Мне за год столько не заработать. Слышал о таких щедрых пассажирах, но сам ни разу не вез. Вот подфартило. Да еще заказ левый, без участия оператора. Так что паршивец не сможет потом ни пожаловаться, ни потребовать деньги обратно. Если что, скажу, никого не вез и мне никто ничего не платил.

Останавливаю.

Показываю на вход в магазин.

«Хорошего вечера, сэр». «Всего доброго, мэм».

Выходить и открывать дверь не собираюсь. Должны же быть у человека принципы? Гордость, в конце концов. Я так считаю.

Мелкий протягивает своей растрепанной подруге такую же стопку, что и мне. Просит купить чипсы и чего-нибудь промочить горло.

Она собирается выходить, останавливается, согнувшись в дверях, виляет своими бедрами. Влево-вправо, вверх-вниз. Прыщавый шлепает ладонью по юбке со словами «Пошла!», и та, довольно хихикая, идет в магазин.

Хрен знает. Может, это со мной что-то не так…

Тошно, фу.

Неправильно все это.

Но, с другой стороны, сумма внушительная.

– Ты не обижайся, – перебивает мои рассуждения прыщавый, – просто сегодня такой день.

Я молчу.

– Нет, ну серьезно. Ты вроде нормальный мужик. С понятиями. – На этот раз в зеркало он показывает большой палец вверх. – Я тебя понимаю, поверь. В этот раз мне даже немного жаль. Совсем чуть-чуть.

Не реагирую. О каком «этом разе» он говорит? Плевать. За годовую зарплату готов и потерпеть его присутствие, и сделать вид, что все в порядке.

В окне магазина девушка поднимает над головой две бутылки, предлагает выбрать. Мелкий показывает на пальцах – бери обе – и недовольно качает головой, мол, ничего без него не может.

– Как тебя зовут?

Я молчу.

– Язык проглотил? – Мелкий не унимается. – Спрашиваю, как тебя зовут. Или забыл, сколько я заплатил?

Мне такие знакомства не нужны, но деньги уже взял. Так что, будь добр, оставайся профессионалом – прояви уважение.

Стараюсь не скривиться, отвожу глаза в сторону, максимально любезно, сквозь зубы говорю:

– Владимир.

Говорю я, а буквы застревают в глотке. Противно. Чувствую себя продажной девкой. Вежливой, терпеливой, почтительной продажной девкой.

– Меня Кирилл. Можешь звать Киря.

Мелкий протягивает свою потную ладонь, которой только что лапал и шлепал подругу.

Делаю вид, что не вижу, лезу в карман, вроде как проверить телефон. Вроде как рука занята и не могу ответить на рукопожатие. А трубка на магнитике около магнитолы, на приборной панели, а в кармане пусто, а мелкий тоже не дурак – все понимает.