Текст книги "Гурман"

Александр Варго
Гурман

Часть 1

Пытки интересны всем. До тех пор, пока вас самих не начнут пытать.

Поговорка

19 июня 1972 года, Кемеровская область, Заозерский район

Лес медленно накрывала предвечерняя прохлада. Багровый, разбухший, ленивый шар солнца нехотя двигался к горизонту, покрывая верхушки деревьев алыми мазками. Создавалось впечатление, что кроны тлеют в воздухе, все еще наполненном жаром.

В этих местах было большой редкостью увидеть человека. Отчасти это объяснялось тем, что обширный лесной массив, протянувшийся от высоких Илейских гор до Каменска, самого северного городка области, являлся заповедной зоной. Браконьеров, как и любителей насобирать грибов с ягодами, здесь почти не встречалось – охотничьи инспекторы и егеря несли свою службу исправно.

Поэтому две крошечные фигурки, с трудом продирающиеся сквозь заросли, вызвали бы у любого человека по меньшей мере недоумение. Кто они и как очутились в этих дебрях?

Это были мальчик и девочка. Пареньку было лет семь-восемь, девочка – судя по всему, его сестра – была постарше года на четыре. Если она, несмотря на встревоженное и бледное лицо, еще как-то держалась, то мальчуган был на грани истерики.

– Так где они? – беспрестанно спрашивал он, дергая за локоть сестру. – Когда мы придем?

– Скоро, Женя, – неизменно отвечала девочка, с надеждой всматриваясь в чащу.

Ей все время казалось, что между стволов громадных деревьев вот-вот мелькнет просвет и они наконец-то окажутся на уютной полянке, где отдыхает их семья со своими друзьями и веселым пуделем по кличке Сема. Но никаких просветов не было. Более того, у девочки зрело нехорошее предчувствие, что они движутся вовсе не в том направлении, которое им нужно. Их ноги, обутые в дешевые кеды, утопали в высокой траве, мошкара роем кружила над головами, и дети вяло отмахивались от назойливых насекомых.

А как все хорошо начиналось! Папа, вечно загруженный на своей работе, давно хотел вытащить их на пикник. Именно сегодня он сдержал свое обещание. С ними было еще двое малышей, дети друзей папы – Артем и Ира, и они решили поиграть в прятки.

«Только не уходите далеко», – рассеянно предупредила мама, кроша салаты.

Она даже не посмотрела, в какую сторону направились дети.

Ира стояла с закрытыми глазами и громко считала. Женя не нашел ничего подходящего для укрытия и выбрал самый надежный, по его мнению, способ спрятаться – он попросту побежал в глубь леса. Мила, его старшая сестра, уже было затаившаяся в огромном дупле старого дуба, увидела это и припустилась за братом.

«Он маленький. Мог заблудиться», – размазывая слезы, объясняла она потом бледным родителям.

Брат с сестрой спрятались в неглубоком овраге. Затаив дыхание, они прислушивались к голосу Иры. Позже к ней присоединился Артем, но потом все внезапно смолкло.

Вслед за этим дети увидели какого-то смешного зверька, не то барсука, не то енота. Женя загорелся желанием взглянуть на него поближе. Девочка немного помедлила и согласилась. Они с гиканьем припустились за животным, позабыв обо всем на свете. То ли барсук, то ли енот будто бы дразнил детей, охваченных азартом. Он подпускал их на расстояние, достаточное для того, чтобы протянуть руку и погладить его, и в ту же секунду мгновенно срывался с места, как болид со стартовой линии.

Зверек исчез совершенно неожиданно, словно растворился среди кустов и густых зарослей. Девочка растерянно глядела на лес, со всех сторон обступивший их.

Ее мозг, разгоряченный от погони, неожиданно резанула мысль, от которой ей стало не по себе:

«Он специально завел нас сюда».

– Где мы, Мила? – испуганно пролепетал Женя, начиная пятиться назад.

Девочка взяла брата за руку, и они быстро зашагали назад.

«Сейчас найдем овраг. А за ним рукой подать», – думала Мила.

Но овраг все никак не появлялся. Деревья почему-то стояли все теснее. Их кроны сгущались, как будто пытались закрыть от детей даже небо. В лесу стояла невероятно странная тишина. Она вязким покрывалом укутывала их. Так паук пеленает муху, неспособную к сопротивлению.

– Мы что, заблудились? – забормотал Женя.

– Нет, – тут же ответила девочка, но в ее голове предательски прокатилось эхо:

«Конечно, заблудились. Эту ночь вы проведете здесь. В лесу. Где полно диких зверей!»

– Нужно покричать. Нас услышат, – сказал мальчик.

Мила едва не хлопнула себя по лбу. А ведь верно!

Однако громкие призывы о помощи ни к чему не привели. Дети лишь сорвали глотки и охрипли. Вдобавок они захотели пить.

– Это все ты! – ныл Женя, вертя по сторонам головой. – Это ты сказала в прятки играть. Если бы не ты!..

– Замолчи! – не выдержала Мила. – Мы найдем маму и папу. Все будет хорошо. Нас уже ищут!

К счастью, скоро они нашли небольшой ручей и вдосталь напились. Вода была холодной, от нее сводило челюсть и ломило зубы, но дети все равно пили до изнеможения.

«В самом деле, кто знает, сколько времени нам придется провести в лесу? – подумала Мила и вытерла влажные губы дрожащей рукой, чувствуя, как пучина страха накрывает ее с головой. – Нет, мы должны выбраться!»

– Мила, я боюсь, – снова заканючил Женя.

– Не надо, – сказала девочка, крепко сжимая потную ладошку брата. – Нас обязательно найдут.

Мила напряглась. Она совершенно некстати тоже вспомнила одну историю. Нет, даже просто новость. Ее вроде как абсолютно невзначай сообщил папа маме утром на кухне буквально на днях, но она намертво врезалась Миле в память. Мол, несколько дней назад на дороге произошла страшная авария. Погибла целая семья, не считая одной пожилой женщины. Ее везли в какую-то специальную больницу.

«Она где-то в лесу, – сказал отец, доедая рисовую кашу. – Возможно, еще жива».

Услышав вопрос, зачем старушке ползти куда-то в лес, отец покрутил пальцем у виска и проговорил:

«Пишут, она вроде немного не в себе. Ее хотели сдать в клинику».

– Когда нас найдут?

– Очень скоро. Обещаю. Потерпи, пожалуйста.

Тут Миле почудилось, что впереди, за стеной деревьев, виднеется что-то темное и продолговатое. Ей показалось или там и вправду что-то шелохнулось?

– Ты что? – Женя остановился и проследил за взглядом сестры.

– Там кто-то есть, – прошептала Мила.

– Человек?

– Думаю, да. Пошли.

Дети стали продираться вперед.

– Кто это? – испуганно спросил мальчик, когда дети вышли на небольшой пригорок. – Почему у нее такое серое и страшное лицо? Она умерла?

«Это та самая старушка, о которой говорил папа», – подумала Мила с колотящимся сердцем.

Прямо перед ними лежала пожилая женщина. На ней было выцветшее рваное платье и грязная шаль. Изжелта-коричневые, костлявые пальцы стиснуты, земля под ними в разрыхленных бороздах, будто она до последнего скребла ногтями, зовя на помощь.

– Она умерла? – снова спросил Женя, но Мила проигнорировала вопрос брата, неот-рывно глядя на лицо старухи.

Она была потрясена.

Неужели смерть так страшна?

Лицо старухи было похоже на кусок высохшей растрескавшейся земли, которая много лет не знала влаги. Пепельное, грубо скроенное, морщинистое, оно было сплошь покрыто темными бородавками. Беззубый рот втянут внутрь. Такого длинного и уродливого носа Миле никогда не доводилось видеть. Он больше всего пугал ее.

Баба-яга из сказки.

«Это просто несчастная женщина, – попробовала себя успокоить Мила. – Она была другой, когда еще не умерла. Это все от страха».

– Мила, смотри! – вдруг воскликнул Женя, указывая пальцем на ноги пожилой женщины, точнее, на одну из них, левую.

Ступня старухи, вывернутая под невообразимым углом, торчала между толстыми корнями тополя.

– Она сломала ногу и умерла? – Женя вопросительно уставился на сестру.

Страха в его голосе уже не было.

– Не подходи! – крикнула она, когда он сделал неуверенный шаг вперед.

– Она мертвая. Ты что, не видишь?

«В самом деле мертвая. А может, просто без сознания?» От этой мысли девочке сделалось немного стыдно.

Разговор родителей произошел три дня назад. Эта бедняжка скиталась тут целую неделю, без еды и крыши над головой. А вдруг она еще жива? Ведь не зря Миле показалось, что тело шевельнулось.

– Отойди. Я сама. Нужно проверить пульс, – со знающим видом сказала девочка.

Однако, увидев вблизи руки этой странной бабки, она испытала нешуточный страх. Они были настолько уродливы, что Мила поняла – ничто и никогда не заставит ее прикоснуться к старухе.

– Женя!

– Я просто посмотрю. У нее что-то на шее блестит, – пробубнил мальчик.

Все, что произошло дальше, пронеслось в считаные мгновения. Но эти ужасные секунды безжалостными гарпунами впились в память девочки на всю оставшуюся жизнь.

Грязная костлявая рука схватила ногу Жени. Старуха подтащила ребенка к себе. Все это было сделано быстро, без лишних телодвижений.

В груди Милы рос ком. Он раздувался, мешал дышать.

Женя сначала даже не кричал. Он с трудом понимал, что вообще происходит. Истошный вопль раздался лишь тогда, когда старуха приподнялась, деловито приникла к лицу мальчика и отгрызла ему нос.

Мила сглотнула комок. Ее зрачки расширились.

Ее брат вопил, ополоумев от ужаса и боли.

Старуха крепко прижимала его к себе. Со стороны могло показаться, что это обычная бабушка, подвернувшая ногу. Она всего-навсего обнимает своего любимого внука.

Мила даже не почувствовала, как по ее ногам побежал горячий ручеек мочи. На негнущихся ногах она шагнула назад, в спасительный кустарник.

Женя кричал не переставая, но старуха не думала его отпускать. Потом, теряя сознание, мальчик захрипел.

Старуха ела молча. Лишь на мгновенье она оторвалась от детского лица, уже почти полностью лишенного кожи.

Хлюпая мокрыми губами, бабка открыла рот и прошипела:

– Помогите мне.

Глаза Милы заволокла бесцветно-мутная пелена, но вместо крика с ее губ сорвался тихий всхлип.

2 июля 2013 года, Кемеровская область, г. Каменск

Смеркалось. Июньская духота постепенно испарялась, асфальт, нещадно разогретый за день, неторопливо остывал. Город обволакивала прохлада. С запада подул ветер.

Старик болезненного вида, сидевший у входа в церковь, улыбнулся и блаженно прикрыл шелушащиеся веки. Его костлявое тело было облачено в истершиеся лохмотья. Сквозь прорехи виднелась грязно-желтая кожа. Исцарапанные босые ноги юродивого были черны от загара. Он сидел смирно, сдвинув худые коленки, словно чего-то ждал.

Захлопнулась дверь храма. Оттуда торопливо вышла последняя богомолка и наспех перекрестилась. Звякнула связка ключей – батюшка закрывал храм. Старик открыл глаза.

– Шел бы и ты, Артем, – пробасил отец Василий, бросив взгляд на застывшего старика. – Скоро дождь будет. Зарницы уже сверкают.

Старик молчал, слегка раздвинув иссушенные губы в блаженной улыбке. В сочетании с ясными, широко распахнутыми глазами слабоумного она зачастую вызывала тревогу у некоторых прихожан, но отец Василий знал этого нищего уже двадцать лет. Артем, или Тема, как его привыкли все называть, был безобиднее мухи. Все копейки, собранные за день, он молча раздавал другим нуждающимся.

Внезапно улыбка на лице старика померкла.

Отец Василий что-то буркнул и быстро зашагал прочь. Старик даже не посмотрел ему вслед. Его взгляд был прикован к фигуре, которая медленно приближалась к воротам церкви.

Ветер усилился. К грязным ногам Темы прибился клок газеты, к которому прилип рыбий хвост. Старик машинально отодвинул его в сторону и настороженно посмотрел на пожилую, неряшливо одетую женщину, остановившуюся перед ним.

– Здорово, дед, – пробасила она. – У тебя курить есть?

Тема покачал головой. Его глаза остановились на правой руке странной женщины, точнее, на культе. Рукав несвежей рубашки был завязан узлом под самый локоть.

– А выпить? – снова спросила незнакомка.

Она хотела присесть рядом с юродивым, но тот неожиданно отпрянул назад и произнес дребезжащим голосом:

– Я тебя не знаю.

– Ну и что?

Старик покрутил носом – от нее разило потом и перегаром.

– Я тебя тоже первый раз вижу, дед. Я ищу кое-кого. Поможешь?

Тема молчал. Первая капля дождя упала на его лысину, покрытую коричневыми бляшками.

– Ты наверняка знаешь всех тут в округе, – продолжала женщина. – Я ищу одну девушку. Она очень красивая. Самая лучшая. Ты слышишь меня, старый пень?! – Она повысила голос, видя, что Тема потерял к ней интерес и сосредоточенно вглядывался в быстро густеющее небо.

– Эй, старик!

– Я не знаю. В этом городе много красивых девушек, – смиренно ответил Тема. – Как ее зовут?

– Если бы я знала! – Она фыркнула, ощерив рот, в котором отсутствовало несколько зубов. – Ей где-то лет двадцать или около того. Так что?

Тема мельком взглянул на раздраженную женщину и сказал:

– У тебя плохие мысли. Уходи.

Однорукая баба хохотнула, но к ее злобе явно примешивался страх.

– Старое дерьмо! – Она плюнула в Тему и попала ему на колено. – Только время на тебя зря потратила. Ладно, сиди тут и воняй дальше. – Продолжая бормотать какие-то оскорбления, женщина поплелась в темноту.

Где-то за лесом загремел гром, но Тема даже не пошевелился. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда сверху внезапно обрушился ледяной ливень.

Неприятная женщина давно ушла, но его не покидали мрачные мысли. Они, похожие на голодных крыс, поселились в его голове еще до рассвета, после ночного кошмара, и все это время терзали и кромсали детский, невинный мозг.

Он даже хотел подойти к батюшке и рассказать ему о своем сне и опасениях, но в последний момент раздумал. Кто поверит местному сумасшедшему?

Тема горько усмехнулся и вдруг с необычайной ясностью почувствовал, что отходит. Невзирая на холодный ливень, его тщедушное тело неожиданно стало покалывать, а внутри, где-то глубоко, возле сердца, стало тепло, почти горячо. Он откинулся на ступени, вытянул огрубевшие ноги.

Зло проснулось и вновь идет в их город через столько лет. Оно пока притаилось, но уже близко. Тема видел его во сне, из-за чего и закричал диким голосом, когда очнулся.

– Как жаль, – прошелестел он.

Договорить юродивый не успел. Из его груди вырвался последний вздох, и очередная вспышка молнии отразилась в стекленеющих глазах.

Человек медленно брел по лесу. Он не видел, куда идет, да его это и не особенно заботило. Главное – подальше от этого огненного ада.

Он проснулся от жуткого воя тревожной сирены и сел на койке. Его ноздри уловили едкий запах гари. Человек потер глаза. За дверью слышался шум, сквозь щели струился дым.

Внезапно дверь открылась, в комнату кто-то шагнул и чуть ли не силой выволок его на улицу. Человек моргал слезящимися глазами, оглядывался по сторонам, с трудом понимая, что происходит. Позади слышались чьи-то истошные вопли. В воздух взметались злые языки пламени. Искры неслись вверх, словно пытались достичь луны, но быстро гасли в ночной прохладе.

Прозрение наступило с этими оглушительными криками, которые иглами вонзались в барабанные перепонки. Человек заторопился к выходу. Перед глазами мелькали растерянные и напуганные лица незнакомых ему людей, но по-настоящему он видел перед собой только ворота.

Там уже была давка.

Он не помнил, как очутился снаружи. За спиной остались полыхающие здания, вой сирены и дикие крики безумцев. Перед ним лежала темная дорога, которая манила его.

Человек побежал, вначале неуклюже. Его качало из стороны в стороны и болтало как веретено. Но постепенно движения становились уверенней, поступь – решительней.

Вскоре он услышал вой сирен и встал у обочины, прерывисто дыша. Впереди сверкнули фары. Сюда ехали машины, много. Человек мягко шагнул в лес. Мохнатые ветви прошлись по его взмыленному телу, впустили в спасительный сумрак.

«Так будет надежнее. Никаких машин с сиренами!» – подумал он, продираясь сквозь чащу.

Лишь спустя час до него наконец-то дошло понимание всего происшедшего.

Он свободен!

«Да, но если ты будешь вести себя как идиот, то тебя снова поймают», – сказал человек сам себе.

Он шел дальше, в самую чащу. Когда уже рассвело, человек выбился из сил, наспех соорудил из веток кустарника примитивное ложе и тут же уснул.

Ему снилась мать. Она сидела напротив него и что-то рассказывала мягким, успокаивающим голосом. Ему всегда нравилось слушать ее. Как правило, это были добрые сказки из детства, теперь такого далекого. Мать положила теплые руки ему на плечи и говорила, говорила, говорила.

А он чувствовал голод. Жуткий, звериный. Слушал мать, глядел на ее красивые, ухоженные руки с необычайно нежной кожей и такими трогательно-розовыми ноготками, а его рот наполнялся слюной, густой и вязкой, как теплый сироп, только абсолютно безвкусный. Он смотрел на эти руки и представлял себе, как они выглядели бы без ногтей или без мяса.

Зрачки матери расширились. Она будто поняла мысли сына, и ее пальцы больно впились в плечи человека. Он застонал во сне, чувствуя, как слюна заполнила рот и стала стекать по подбородку.

Мать засмеялась, приникла к его лицу и принялась облизывать подбородок. Человек поперхнулся, увидев, что язык матери почему-то зеленый, покрытый какими-то мерзкими наростами. Ее пальцы все больнее впивались в плечи сына. Вскоре в его плоть погружались уже не ноготки, а громадные когти.

Когда он набрал воздуха в легкие, чтобы закричать, глаза матери сузились. Она задрала верхнюю губу и яростно зарычала.

Мужчина открыл глаза и увидел перед собой лохматую морду. Громадная собака нависла над ним, ощерила пасть и снова рявкнула.

– Саур, место! – хрипло крикнул кто-то, и пес с явной неохотой отошел.

– Поднимайся! – коротко приказал все тот же голос, и мужчина безропотно подчинился.

Он медленно сел и стал стряхивать хвойные иголки с рубашки, влажной от росы. Перед ним стоял приземистый мужик в засаленной камуфляжной куртке и болотных сапогах, густо облепленных грязью. Его крупные руки сжимали двустволку, заскорузлый палец лежал на спусковом крючке.

– Ты кто? – спросил он, подозрительно оглядывая пожилого мужчину в длинной бесформенной рубашке и шароварах.

Все было дырявое, как решето, и грязное до такой степени, что на этой рванине побрезговала бы спать свинья. Нездоровое землистое лицо, вымазанное слюной, под глазами тройные коричневые мешки, на слегка вытянутой голове обширная проплешина. Клочья седых волос, торчащие по бокам черепа, смахивали на кустарник, высушенный солнцем. Но егеря больше всего поразили глаза странного незнакомца. Они были похожи на два осколка слюды, едва мерцавшие в свинцовом неприветливом рассвете.

– Кто ты? – повторил мужик с ружьем. – Как здесь оказался?

– Я не помню, – последовал медленный ответ. – Я плохо себя чувствую. Мне нужна помощь.

– Руки за спину, – скомандовал мужик с ружьем. – А теперь шагай. Я егерь тутошний, так что закон представляю. Вздумаешь чудить – отстрелю яйца. Понял?

Губы старика тронула странная улыбка.

– Саур, рядом! – приказал егерь, и мастиф послушно метнулся к хозяину.

Спустя примерно полчаса вдали показался небольшой дом, обнесенный крепким забором. Саур вопросительно посмотрел на хозяина, и тот кивнул на входную дверь. Пес встряхнулся. Когда егерь с незнакомцем прошли в дом, он улегся прямо у ступенек. Саур был всего лишь собакой, но ему очень не понравился человек, которого нашел в лесу его хозяин.

Они вошли в темную кухоньку.

Егерь указал мужчине на пустое ведро, стоявшее в углу, и распорядился:

– Переверни и садись!

Старик некоторое время молча смотрел на егеря, затем выполнил его указание.

На столе затрещала рация, торчавшая в зарядном устройстве. Егерь не обратил на нее внимания, хотя сквозь помехи было слышно, как кто-то надрывно вызывал Волну. Неторопливо прикурив от спички мятую сигарету, хозяин дома в упор посмотрел на незнакомца.

– Волна – это я, – счел необходимым пояснить он, выпуская изо рта кольцо дыма. – Меня Евгением Федоровичем кличут. Можно просто Федорыч. Теперь я внимательно слушаю. Мне кажется, я тебя раньше видел. Вот только где?

Старик равнодушно качнул головой.

– Так ты будешь говорить? У тебя имя-то есть?

– Я не помню, – выдавил тот.

– Ты дурак? Или в детстве уронили, голову ушиб? – Федорыч стряхнул пепел прямо на пол.

Незнакомец исподлобья глядел на егеря.

– Волна, ответь Заре! – отчетливо зазвучал чей-то голос, но егерь продолжал игнорировать вызов.

Он узнал местного участкового, с которым постоянно держал связь. Евгений Федорович решил, что поговорит с ним, но сперва сам получит ответы на некоторые вопросы от этого чучела, появившегося невесть откуда.

Из уголка рта старика вновь потекла слюна. Федорыч брезгливо поморщился – ну и тип!

– Давай так. Я уже, в общем-то, догадался, кто ты такой будешь. Ты не первый попадаешься мне в здешних местах. Будь спокоен, вернешься туда, откуда сбежал.

Федорыч вдруг умолк, заметив, как изменился старик. Тот вытер слюну, слегка пригнулся, узловатые пальцы медленно сжались в кулаки, зрачки-осколки блеснули. Егерь проследил за его взглядом, и ему стало неуютно. Старик упорно смотрел на длинный нож, который лежал на разделочной доске.

– Вернешься туда, откуда сбежал, говорите? – проворковал он, облизываясь, и тихо засмеялся, продолжая пожирать взглядом нож.

– Даже не вздумай, старый козел! – процедил егерь, поднимаясь с табуретки. – Только попробуй, и я всыплю тебе картечи.

– Отпустите меня, – вдруг сказал старик. – Я отвечу на все ваши вопросы, а вы мне разрешите уйти. Ладно? – Он заискивающе улыбнулся.

Егерь кашлянул, увидев почерневшие гнилые зубы.

«Хватит трепотни. Пора его сдать куда положено», – мелькнула у него мысль.

– Я не помню своего имени, – мягко произнес старик и пригладил беспорядочно торчащие клочья волос. – Но знаю, кем я был.

– И кем же ты был? – поинтересовался Федорыч, стараясь, чтобы его голос звучал насмешливо, хотя внутри почему-то стало холодно и тревожно.

В его голове наконец-то со скрежетом заворочались шестеренки, отвечающие за память. Мозг словно просвечивал сам себя в поисках нужных сведений. Он уже почти не сомневался в том, кто перед ним, но что-то мешало ему позвонить в полицию.

Он приподнял ружье на уровень бедер и спросил:

– Кем ты был? Сантехником? Учителем истории?

Старик снова улыбнулся, на этот раз так широко, что Федорыч невольно вздрогнул. Нет, это была даже не улыбка, а злобный оскал.

– Я веселю детей, – выплюнул он из себя. – Понимаете? Заставляю их улыбаться и смеяться. Я приношу радость в каждый дом.

Он говорил, не прекращая ухмыляться. У егеря мурашки бежали по коже. Уверенности ему придавало только ружье, заряженное крупной картечью.

– Впрочем, я умею веселить и взрослых. – Старик хаотично задвигал костлявыми руками, изображая жонглирование. – Многие из них смеялись так, что за животы хватались. Видите ли, Евгений Федорович, я клоун. Правда, немного болел в последнее время, но теперь в полном порядке и готов с новыми силами делать свою любимую работу. Я старый добрый клоун! Встречайте меня!

За дверью послышалось ворчание Саура, а пальцы Федорыча еще крепче сжали ружье. Все происходящее казалось ему бредом.

Между тем старик подмигнул и вдруг предложил:

– Позвольте мне взять вон тот нож, и я покажу вам фокус.

– Стоять! – заорал егерь.

Он вышел из вязкого транса и теперь был в ярости на себя за проявленную нерешительность.

Старик с улыбкой посмотрел на хозяина избушки и заявил:

– Кстати, я вспомнил свое имя.

– Заткнись! Повернись! Руки за спину! – проревел Федорыч, и тот покорно зашаркал ногами.

Когда егерь шагнул к нему, до него донеслись слова незнакомца:

– Меня зовут Артур Малы…

Фраза была прервана сильным ударом в затылок, который нанес ему хозяин сторожки. Старик беззвучно свалился на пол, задев ведро, которое, позвякивая, закатилось под стол. Егерь проводил его налившимися кровью глазами. Федорыча то трясло от гнева, то бросало в озноб.

– Артур! – прохрипел он. – Твою мать! Конечно. Как же я забыл?

Он присел над бесчувственным телом старика и пощупал пульс. Из раны на голове текла кровь, но ее было немного. Жить будет. Егерь снял с гвоздя моток веревки и быстро связал ему руки.

После этого он вытащил из-под стола бутыль мутного самогона, наплескал себе почти полный стакан и, не морщась, осушил его. Покрасневшие глаза Федорыча невидяще уставились в окно.

Разумеется, он видел этого психа. В тот день егерь и два охотника сидели в доме у Вадима Белякова – того самого участкового, который сейчас терзал рацию. Они отмечали его капитанские звездочки, мирно выпивали и с удовольствием закусывали.

По телевизору шел документальный фильм про так называемого Живодера, маньяка, который орудовал в Каменске лет пятнадцать назад. Эта передача не пришлась по душе собутыльникам. Но перед тем как переключить канал, Федорыч увидел лицо серийного убийцы, который содержался в сумасшедшем доме.

Связанный старик, валяющийся в углу кухни, и был тем самым извергом.

Старик?

Егерь истерично хохотнул. Помнится, в программе говорилось, что на момент совершения зверских убийств этому подонку было чуть больше двадцати лет. Тогда он только что окончил какой-то институт. Значит, сейчас ему нет и сорока.

Он снова взглянул на Артура и потрясенно подумал:

«Бог ты мой! Да он лет на семьдесят выглядит!»

Его рука машинально потянулась к рации. Нужно сообщить Вадиму. Пускай едет сюда с нарядом и забирает это чудовище. Как только ему удалось сбежать из психушки?

Федорыч, он же Евгений Рамов, трудился в должности егеря уже двадцать четыре года. На его памяти было как минимум шесть побегов из дурдома. Он лично двоих задержал и сдал властям.

Теперь вот этот.

Егерь уже взял в руки рацию, как его пальцы разжались сами по себе.

– Не нужно никуда спешить, – сказал вслух Федорыч.

Рация снова завибрировала.

– Волна, Волна! – яростно вопил участковый. – Я Заря, прием!

Егерь взял рацию, нажал кнопку и тихо произнес:

– Волна на связи.

– Почему не отвечали? Как обстановка? – затараторил Беляков.

– Все в норме, – сказал Федорыч и посмотрел на тело, неподвижно лежащее на полу.

Кажется, он нашел верное решение.

– Волна, предельное внимание! Этой ночью в психиатрической больнице был пожар. Оттуда ушел особо опасный…

– Дмитрич, говори нормально! – не выдержал егерь. – Все равно нас некому подслушивать.

Несколько секунд рация монотонно потрескивала, потом раздался упавший голос участкового:

– Женя, из «Райского уголка» сегодня ночью ушел Живодер. Помнишь такого? Пожар только сейчас затушили. Ты слышишь?

– Да, – ответил Федорыч, чувствуя, как по спине побежали мурашки.

– У тебя все нормально? Я уже второй час докричаться не могу! – продолжал допытываться участковый.

– Мы с Сауром в лесу были, – твердо сказал егерь. – Обстановка нормальная, все под контролем.

– Он хоть и обколотый разными препаратами, но сам понимаешь. Сейчас весь лес прочесывают, из прокуратуры приехали. Репортаж сняли, прессы здесь больше, чем комарья. Ты понял меня?

– Да.

– Будь начеку, – устало проговорил Беляков, помедлил и добавил: – Конец связи.

Егерь вздохнул и отключил рацию. Несколько минут он неподвижно сидел, выстукивая крепкими пальцами дробь по грубо сколоченному столу, затем резко встал и отправился в комнату.

В старом комоде Федорыч нашел потрепанную записную книжку. Он судорожно перелистал ее. Сердце его учащенно забилось, когда из нее выпала визитка.

– Ну, старый пень, – пробормотал егерь, извлекая из кармана телефон. – Теперь пан или пропал!

Александр Пирогов с рассеянным видом играл в очередные стрелялки, хотя все эти технологии, позволяющие в полной мере ощущать себя главным героем сражений, ему давно осточертели. Как и сама жизнь, унылая и однообразная. При этом он все равно с тупым упрямством продолжал уничтожать виртуальных злодеев и освобождать галактики, захваченные ими.

Снизу доносились звуки телевизора. Мать обожала детективные сериалы и не пропускала ни одного из них. Отец был на работе. Александр хмыкнул. В последнее время папаша редко появлялся дома, ссылаясь на загруженность. У сына частенько возникали мысли, что причиной отсутствия родителя, скорее всего, была какая-нибудь глупая шлюшка, а не отчеты с бизнес-планами.

Впрочем, он несправедлив к нему. Ведь если бы не батя, то Саша Пирогов, или Алекс, как называли его в школе и институте, сам ничего бы не достиг и уже давно наверняка спился бы.

Игра уже начинала вызывать тошноту. Алекс оттолкнулся от стола, включил кнопку на подлокотнике инвалидного кресла и с тихим жужжанием выехал из комнаты.

Дом был огромный, но Алекс не чувствовал себя в нем уютно. Чтобы избежать одиночества, он устраивал всевозможные банкеты по поводу и без, которые зачастую плавно перетекали в затяжные пьянки. Одна из таких вечеринок чуть было не закончилась пожаром, но все обошлось. Родители прощали ему все. Еще бы, единственный сынок!

Отец, управляющий известным строительным холдингом, устроил Алекса генеральным директором небольшой дочерней компании. Алекс был вроде бы при деле – встречи, договоры, личный водитель, конечно, деньги, причем немалые. Но существовала и другая сторона медали. Алекс прекрасно понимал, что никто из деловых партнеров и подчиненных не воспринимал его персону всерьез, несмотря на мощное покровительство отца.

В лицо милые улыбки и подобострастные кивки, за спиной пренебрежительные смешки и шушуканье. Но хуже всего были сочувствующие разговоры о его инвалидности. Они просто вымораживали парня, доводили до исступления.

Ерунда, что с тех самых пор прошло около семи лет. Алекс никак не мог смириться с ситуацией. Он, здоровый и крепкий бугай, активно занимался бодибилдингом. На его накачанную шею вешались все девчонки института. Но в один проклятый день его угораздило превратиться в бесполезное бревно, которое не в состоянии самостоятельно сходить, точнее сказать, съездить в сортир. Про девчонок лучше и вовсе не вспоминать.

Тот день, когда он по вине Артура Малышева, этого свихнувшегося урода, грохнулся в колодец, Алекс не забудет никогда [1]1
  Речь идет о событиях, описываемых в романе Александра Варго «Дом в овраге» (Здесь и далее прим. авт.).


[Закрыть]. Вот уже седьмой год двадцать шестого июня он с самого утра напивался в хлам, чтобы эти сутки прошли как можно быстрее.

Отец сделал все, чтобы их просторный и роскошный дом был необременительным и даже комфортным для Алекса. В этих целях ему по специальному заказу в Германии было изготовлено электрическое инвалидное кресло, везде установлены удобные пандусы. Первое время к инвалиду был даже приставлен специальный работник, но Алекс быстро освоил кресло-коляску и сам прогнал его.

Все это – супермодная коляска, пандусы и номинальная должность в фирме, подотчетной отцу, – вызывало у Алекса глухое раздражение, переходящее в ярость. Каждый пандус в доме будто гнусно ухмылялся и шептал: «Давай, дружок, прокатись. Ведь меня и установили тут ради тебя, убогого инвалида, никчемного человечка третьего сорта».

Друзей у него не было. Звонили ему в основном по служебным вопросам либо родственники. Поэтому сегодня, в субботу, 6 июля 2013 года, в два часа сорок семь минут пополудни он был несказанно удивлен. Его мобильный телефон разразился трелью, когда Алекс уже был в длинном коридоре.