Электронная библиотека » Александр Ватлин » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Германия в ХХ веке"


  • Текст добавлен: 28 октября 2015, 00:42


Автор книги: Александр Ватлин


Жанр: Педагогика, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В сражении у датского пролива Скагеррак (31 мая – 1 июня 1916 г.), встретились основные силы двух флотов. Несмотря на понесенные потери, британский флот остался хозяином Северной Атлантики, а немецкие боевые корабли были заперты на своих базах. Любимое детище не только императора, но и всего общества, германский линейный флот оказался дорогой, но бесполезной игрушкой. Остававшийся его духовным отцом адмирал Тирпиц предложил новую тактику ведения боевых действий на море. Подводные лодки, превращение которых в мощное оружие стало возможным после изобретения дизельного двигателя, позволяли скрытно приблизиться к неприятельскому кораблю и расстрелять его в упор. Потери торгового флота на атлантических коммуникациях достигли таких масштабов, что в Великобритании заговорили о блокаде собственной страны.

«Война машин и механизмов» привела к радикальной перестройке хозяйственного механизма Германии, после провала «блицкрига» почувствовавшей острую нехватку вооружений и боеприпасов. Глава фирмы «АЭГ» Вальтер Ратенау сумел наладить тотальное рационирование имевшихся ресурсов, возглавив соответствующий отдел военного министерства. Принципы рыночной экономики были отодвинуты на второй план. Государственные заказы, гарантировавшие предпринимателям неуклонный рост прибылей в сфере военного производства и позволявшие увеличивать номинальную зарплату рабочим, являлись важной составной частью гражданского мира в стране. Не меньшее значение имела и солидарность с экспансионистскими целями правительства. Короли угля и стали в своих меморандумах требовали как минимум всей Лотарингии, массовые военно-патриотические союзы делали в своей пропаганде акцент на новых заморских владениях и унижении противников Германии. Историки говорят об «удавшейся мобилизации университетских профессоров», выступавших с верноподданническими петициями и выдвигавших детальные планы расширения границ на Западе, германизации Восточной Европы. Благоприятный общественный климат позволял правительству Бетмана-Гольвега осуществлять финансирование войны через инфляцию и внутренние кредиты, исходя из того, что проигравший заплатит за все.

Впервые в мировой истории тыл во всех воюющих странах стал «внутренним фронтом» (Heimatfront), которым можно было управлять так же, как и воинскими соединениями. Массовая мобилизация привела к нехватке квалифицированной рабочей силы, было закрыто огромное количество ремесленных предприятий и мелких магазинов, являвшихся непременным атрибутом довоенного облика страны. На фабриках мужчин сменили женщины и подростки, в сельском хозяйстве стал широко использоваться труд военнопленных. Уже в конце первого года войны в общественном мнении страны зазвучали ноты усталости и протеста. Рост зарплаты не поспевал за ростом стоимости жизни, дефицит потребительских товаров покрывался разного рода эрзацами от маргарина из растительного масла до автомобильного бензина из каменного угля. Введенные в июне 1915 г. карточки на хлеб означали ни что иное, как «гениально организованный голод» (В.И. Ленин). Властям пришлось столкнуться с саботажем крестьян, которые отказывались декларировать ожидаемый урожай и сдавать его по твердым ценам. Новыми явлениями повседневной жизни стали спекулянты, прекрасно ориентировавшиеся в законах «черного рынка», и мешочники, ездившие по деревням и обменивавшие у крестьян последнюю утварь на продукты. В Берлине становилась все заметней прослойка нуворишей, которые нажились на военных поставках и выставляли напоказ свое богатство. Призывы власти к терпению и сплочению «единого народного организма» на этом фоне выглядели все менее убедительно.

Всеобщее ожесточение военных лет подрывало авторитет монархии Гогенцоллернов, потерявшей былой блеск и во многом предоставленной самой себе. Вильгельм в своих письмах постоянно жаловался, что генеральный штаб держит его в неведении относительно состояния дел на фронтах. «В ходе войны кайзер все более устранялся от принятия решений, коротая время в суетливом бездействии. Он беспрестанно путешествовал от одной резиденции к другой, иногда посещая спокойные участки фронта и еще реже наведываясь в столицу… Его душевное состояние колебалось между продолжительной депрессией и вспышками неподдельного интереса к банальным мелочам, так что окружение Вильгельма все больше опасалось за его рассудок» (Г. Крэйг).

Эпицентр политической борьбы, на некоторое время выведенный из рейхстага, оказался на пересечении интересов военных и гражданских властей. БетманГольвег, являвшийся сторонником «почетного мира», шаг за шагом уступал генералам прерогативы собственной власти. Поскольку Фалькенхайн поддержал точку зрения сторонников неограниченной подводной войны, взаимоотношения ставки и Берлина приняли характер затяжного кризиса. После того как немецкая подводная лодка в мае 1915 г. потопила пассажирский корабль «Луизитания», шедший в Европу под британским флагом, США пригрозили вступлением в войну. Последней кадровой победой «долгого канцлера» стала отставка Тирпица весной 1916 г. На некоторое время торпедирование торговых судов в Атлантике прекратилось. Но уже 9 января 1917 г. военный совет принял решение о возобновлении неограниченной подводной войны, уверив кайзера в том, что «Англия будет повержена еще до того, как первый американский солдат прибудет на континент». На самом деле способность подводных лодок переломить ход войны оказалась мифом, равно как и утверждения о неуязвимости этого чудо-оружия – минные заграждения и технические средства обнаружения с каждым днем снижали его эффективность на морских коммуникациях.

Позиции Фалькенхайна на посту главнокомандующего подточила «верденская мясорубка», так и не принесшая долгожданной победы, и наступление русской армии под командованием генерала Брусилова на восточном фронте (июнь 1916 г.). Бетман-Гольвег, все больше размышлявший о недостижимости военной победы, предложил Вильгельму кандидатуры «героев Танненберга» Гинденбурга и Людендорфа. 29 августа 1916 г. они возглавили Верховное главнокомандование. Вопреки надеждам канцлера дуэт полководцев не думал ограничиваться военно-стратегическим планированием, все чаще вмешиваясь во внутреннюю политику и фактически подчинив себе императора, начавшего терять голову от нескончаемых проблем в тылу и на фронте. Зимой 1916/1917 г. в стране разразился настоящий голод (Steckrübenwinter), который унес с собой более полумиллиона человеческих жизней. Чтобы не допустить социального взрыва в тылу, власти были вынуждены пойти даже на сокращение армейских пайков. «Отчаянные попытки бюрократов найти пути эффективной борьбы с нехваткой продуктов вели к появлению все новых и новых бюрократических структур, которые загоняли каждого человека в сети контроля и манипулирования» (М. Залевский).

Единственный выход из кризиса гражданского управления виделся генералам в полной милитаризации всех сфер общественной жизни. 5 декабря 1916 г. был принят закон о вспомогательной службе отечеству, подразумевавший мобилизацию всех мужчин от 17 до 60 лет для работы на трудовом фронте. Генеральный штаб вынашивал аналогичные планы и относительно женского населения, но они не были реализованы. Напротив, не лишенный политического чутья БетманГольвег убеждал кайзера в необходимости прекратить неограниченную подводную войну (в результате которой в войну на стороне Антанты 6 апреля 1917 г. вступили США) и заняться поисками компромиссного мира, но его попытки разбились о нежелание военных терять стратегическую инициативу после разгрома Румынии. Вильгельм Второй долго колебался, опасаясь предпринимать такой шаг в разгар военных действий. Лишь ультиматумы Гинденбурга и Людендорфа склонили его 13 июля 1917 г. к отставке канцлера. Назначение бесцветного чиновника Георга Михаэлиса на этот пост развязывало руки дуумвирату, который мог теперь не опасаться того, что гражданская власть сможет завоевать расположение Вильгельма.

Военная диктатура Гинденбурга и Людендорфа заменила собой гражданский мир образца августа 1914 г., от которого уже мало что осталось. Весной 1917 г. на военных предприятиях Берлина и Лейпцига прошли массовые забастовки, лозунгом рабочего движения стал не только хлеб, но и мир. Тогда же был оформлен организационный раскол в СДПГ – из нее вышла партия независимых социал-демократов (НСДПГ), придерживавшаяся революционно-пацифистских взглядов и голосовавшая в рейхстаге против военных кредитов. Массовое влияние второй рабочей партии было связано прежде всего с ее отказом от лояльности существующему режиму, а также с тем, что в нее вошли крупнейшие теоретики Второго Интернационала Эдуард Бернштейн и Карл Каутский.

Не желая отдавать инициативу левым радикалам, СДПГ, партия Центра, Национал-либералы и прогрессисты в июле 1917 г. образовали в рейхстаге «межфракционный комитет», потребовавший привлечь парламентские силы к участию в правительстве. Входившие в него партии провели через рейхстаг резолюцию, требовавшую заключения мира без «насильственного присоединения чужих территорий» (19 июля 1917 г.). Исполнительная власть устами Михаэлиса заявила, что не считает для себя решение рейхстага руководством к действию, ставка верховного главнокомандования выдвинула длинный список территориальных претензий, который должен был лечь в основу мирных переговоров. Их совместными усилиями в сентябре 1917 г. была сформирована «партия власти» под руководством адмирала Тирпица. Получив название партии Отечества, она на короткое время сумела мобилизовать в свою пользу патриотические настроения немцев.

Под прикрытием лозунгов о войне до полной победы власти искали пути достижения «почетного мира». Помимо дипломатического зондажа в нейтральных странах, который наталкивался на сопротивление военных, активизировала свою подрывную работу германская разведка. С точки зрения аналитиков генерального штаба важным фактором ослабления Российской империи являлись национально-освободительные движения на ее окраинах. В ноябре 1916 г. на оккупированных территориях было создано королевство Польское, спешно созданные «легионы» которого влились в вооруженную группировку держав «оси». Неожиданно ситуация взорвалась в самом центре России – доведенные до отчаяния массы свергли царское самодержавие. Революционную энергию Петрограда питало общее мнение, что окружение Николая Второго продалось немцам. Стремясь добиться развития событий в нужном направлении, германские военные сделали ставку на поддержку сил, выступавших за углубление социальной революции, пусть даже ценой выхода России из войны. Первый «пломбированный вагон» с большевиками отправился из Швейцарии уже в марте, всего через территорию Германии было переправлено около 500 политических эмигрантов. Резидент германской разведки в апреле 1917 г. доносил из Стокгольма: «Ленин прибыл в Россию и работает в духе наших пожеланий».

Развал армии и дискредитация демократического правительства, сопровождавшие российскую революцию, порождали в Берлине эйфорические настроения. Большевистский переворот, «Декрет о мире» и предложение переговоров всем воюющим странам давали шанс властям Германии закрыть восточный фронт и перебросить все силы на запад. 15 декабря 1917 г. было заключено перемирие держав «оси» с Советской Россией. Вряд ли и германские дипломаты, и Гинденбург могли тогда здраво оценить парадоксальную логику исторического процесса: революции имеют обыкновение не замечать национальные границы. С момента захвата власти большевиками до падения монархии Гогенцолернов пройдет ровно один год.

Под влиянием событий в России среди немецких социалистов начало набирать силу леворадикальное течение, ориентировавшееся на повторение «русского примера». Его организационным центром стал «Союз Спартака», духовными лидерами – находившиеся в тюрьме Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Эхо российской революции расходилось по Германии независимо от большевистских агитаторов, вербовавшихся из военнопленных и снабженных кипами свежеотпечатанных листовок. Оно породило стихийные братания на фронте и стачки в крупнейших городах страны в январе 1918 г., в которых участвовало около полутора миллионов рабочих. Звучавшие в их ходе политические требования, в том числе за принятие формулы «мира без аннексий и контрибуций», не требовали перевода с русского языка. Профсоюзы оказались в стороне от движения, инициатива перешла в руки подпольных ячеек «революционных старост». Лидеры СДПГ были вынуждены войти в берлинский стачечный комитет, пытаясь «ввести движение в законные рамки и как можно скорее путем переговоров с правительством привести его к завершению» (Ф. Шейдеман). Лишь после того, как на крупнейшие предприятия были введены войска и на них было распространено действие военных законов, стачечная волна начала 1918 г. в Германии постепенно сошла на нет.

22 декабря 1917 г. в Бресте начались переговоры России и держав «оси» о заключении мира. Их ход и результаты показали, какое будущее ожидает Европу в случае победы Германии. Советская делегация тянула время, ожидая не столько решающих побед Антанты на Западе, сколько революционного взрыва на всем континенте. Германские дипломаты, напротив, спешили с заключением мира, чтобы успеть перебросить войска на западный фронт до подхода туда американского экспедиционного корпуса. Тактика выламывания рук слабейшему, сопровождавшаяся продвижением германских войск в направлении Петрограда, принесла свои плоды – 3 марта в Бресте был подписан «похабный мир» (В.И. Ленин), превращавший огромную территорию Восточной Европы от Прибалтики до Крыма в германский протекторат. На Советскую Россию была наложена контрибуция в 6 млрд марок, отныне она превращалась в пассивного заложника, судьба которого зависела от исхода первой мировой войны. Породив очередную волну шовинистических настроений, Брестский мир не принес решающего перелома к лучшему в военном положении Германии. Оккупированная ею территория на Востоке простиралась до низовьев Дона, и и на ней находилось до полутора миллионов немецких солдат. Надежды на выкачивание из Украины сырья и продовольствия не оправдались из-за слабости прогерманского правительства гетмана Скоропадского. Кроме того, Брест поставил крест на заявлениях берлинских политиков о стремлении к «ненасильственному миру», во многом предопределивде поведениелидеров стран Антанты по отношению к побежденной Германии год спустя.

Отношения России и Германии после Брестского мира напоминали дуэль с проглатыванием пилюль, одна из которых должна была оказаться смертельной: каждая из сторон стала ждать неминуемой гибели своего партнера. Причем ожидание не было пассивным: если большевистское руководство делало ставку на пропаганду своих идей, используя для этого советское представительство в Берлине, то германские власти насаждали на оккупированной территории «дружественные режимы», поддерживая контакты с теми лидерами белого движения, которые ориентировались на Антанту. Однако для большинства россиян, как свидетельствовали доклады германского представительства в Москве летом 1918 г., «немцы выступают в качестве главной опоры существующего режима, и его падение будет означать удар по нашему влиянию в России».

Представители внешнеполитического ведомства тем не менее считали, «что следует продолжать сотрудничество с большевиками или по крайней мере их использование, пока они находятся у власти, в наших собственных интересах, чтобы держать Россию в состоянии военной слабости и способствовать развитию самостоятельных государств, возникающих на ее окраинах». Удобный случай сбросить пробольшевистскую маску предоставился Германии после убийства посланника Мирбаха в Москве левоэсеровскими террористами (6 июля 1918 г.). Казалось, повторяются события сербского кризиса четырехлетней давности – Германия предъявила советскому правительству жесткий ультиматум и активизировала подготовку к дальнейшему вторжению в Россию, чтобы опередить вооруженные силы Антанты.

Однако реальных сил для этого в Германии, истощенной четырехлетней войной, уже не было. Вильгельм II выступил против разрыва отношений с Россией, напротив, признал необходимым «поддерживать большевиков при любых условиях». Не последнюю роль в фактическом отзыве германского ультиматума сыграл и тот факт, что работавшие в Москве дипломаты не видели в белом лагере лидеров, имевших массовое влияние и способных возглавить контрреволюционный переворот. Их уверенность в том, что «большевики цепляются за нас с энергией утопающего» (К. Хельферих) и дни красной диктатуры сочтены, обрекала внешнюю политику Германии на пассивное выжидание.

Тем временем ситуация на западном фронте менялась не в ее пользу. Попытка германского командования добиться решающего перелома в войне до подхода основной части американских войск только ускорила развязку. 21 марта 1918 г. немецкая армия перешла в наступление в направлении Ла-Манша, стремясь ударить в стык английских и французских частей. Массовое применение новейшей боевой техники не изменило общей тактической картины – за артиллерийской подготовкой следовало наступление пехоты, которое разбивалось о мощные оборонительные рубежи противника. Десятки пройденных вперед километров оплачивались десятками тысяч погибших. Несмотря на отсутствие людских резервов, весной-летом 1918 г. германские войска непрерывно атаковали французские позиции, сумев вновь выйти на рубежи реки Марны в непосредственной близости от Парижа. Их общие потери составили более 700 тыс. человек. Завоеванные территории за четыре года были превращены в пустыню и не имели ни хозяйственного, ни военностратегического значения. Напротив, образовавшийся на западном фронте выступ с вершиной в Шато-Тьери стал удобной мишенью для фланговых операций французов. Одержанные победы уже не вызывали патриотического подъема, даже в войсках надежды на скорейшее окончание войны все больше связывались с поражением собственной страны. Военная цензура доносила в ставку: «В солдатских письмах выражается уверенность, что Германия обречена… В них уже больше нет чувства любви к родине». Самовольное оставление боевых позиций и добровольная сдача в плен перестали быть исключительными случаями.. Репрессии военно-полевых судов только увеличивали ожесточение людей, потерявших остатки боевого духа.

8 августа стало «черным днем немецкой армии» (Э. Людендорф), когда британские танки смогли прорвать ее позиции у Амьена и вышли на оперативный простор. Спустя месяц она оказалась там, откуда начиналось ее весеннее наступление. После некоторой передышки английские, французские и американские войск возобновили активные действия по всему фронту. Отход германской армии превратился в бегство, офицеры потеряли контроль над солдатской массой, генералы – управление войсками. Первоначально Гинденбург и Людендорф пытались скрыть реальное положение дел, трактуя их как оборонительные бои с целью изматывания противника. 1 октября на совещании в ставке Людендорф признал, что продолжение военных действий бессмысленно и потребовал скорейшего заключения мира.

Поскольку державы Антанты требовали, чтобы перемирие подписало германское правительство, «опирающееся на народное доверие», военному руководству представился удобный шанс переложить ответственность за поражение и тяжелые условия будущего мира на плечи гражданских политиков 3 октября был сформирован новый кабинет министров во главе с принцем Максом Баденским, известным своими англофильскими взглядами. В него вошли лидеры почти всех фракций рейхстага, в том числе два представителя СДПГ, Густав Бауэр и Филипп Шейдеман. На следующий день Макс Баденский предложил державам Антанты заключить перемирие на основе четырнадцати пунктов президента США Вудро Вильсона. Последние несколько недель тянули с окончательным ответом, потребовав от Германии в качестве предварительного условия прекращения боевых действий и ухода со всех захваченных территорий.

В обстановке политической агонии новый канцлер даже не пытался взять под свой контроль ситуацию в вооруженных силах. Пользуясь этим, руководство военно-морского флота во главе с адмиралом Шеером самостоятельно отдало приказ о выходе в море для решающей битвы с британским флотом. За доводами о спасении чести германского флага скрывалась откровенная попытка коллективного самоубийства, которая не удалась из-за сопротивления экипажей кораблей. 30 октября матросы военно-морской базы в Киле сошли на берег, чтобы взять власть в свои руки. Сопротивление офицеров и аресты превратили мятеж в политическое восстание, выдвинувшее республиканские лозунги.

В начале ноября оно перекинулось на корабли в Гамбурге и Любеке, охватило сухопутные гарнизоны на Севере Германии и расходящейся волной пошло по всей стране. По примеру русской революции повсеместно создавались советы рабочих и солдатских депутатов, бравшие на себя ответственность за налаживание новой жизни, обеспечение продовольственного снабжения и демобилизацию воинских частей. Сама жизнь подталкивала их к политическим решениям – под давлением местных советов отреклись от власти династии Баварии и Вюртемберга, Саксонии и более мелких монархических домов. Начало сбываться предсказание Ф. Энгельса о том, что короны европейских монархий будут валяться на мостовой и не найдется никого, кто захотел бы их поднять. Вильгельм II, покинувший Берлин уже 29 октября и находившийся в ставке верховного главнокомандования, оказался перед вопросом о своей собственной судьбе.

Чувствуя беззащитность «старого режима», вошедшие в правительство Макса Баденского партии день ото дня наращивали давление не него. Речь шла о немедленном введении всеобщего и равного избирательного права в Пруссии, а также об ответственности кабинета министров перед парламентом. Дальше всех шли социал-демократы, чувствовавшие, что теряют свое влияние в конкуренции с левыми радикалами. Эберт настаивал на отречении Вильгельма Второго в пользу кронпринца, выдвинув 7 ноября в беседе с рейхсканцлером неотразимый аргумент: «Я не хочу революции, я ненавижу ее как смертный грех». Он имел в виду опасность развития событий по русскому варианту анархии и гражданской войны, который пугал не только политическую элиту, но и большинство населения. Социал-демократическая газета «Форвертс» 9 ноября вышла с огромным заголовком: «Не допустим братоубийственной войны!».

Правление СДПГ бросилось вдогонку за революционными событиями, объявив в тот же день забастовку в Берлине. К тому времени большинство предприятий, которые контролировали военные власти, уже не работало. Массы рабочих стекались в центр города, в парк перед императорским дворцом. Столичный гарнизон перешел на сторону восставших. Подпольная организация «революционных старост», готовившая вооруженное выступление несколькими днями позже, была вынуждена отдать инициативу социал-демократам. Макс Баденский безуспешно пытался связаться со ставкой, чтобы получить от императора решение об отречении от престола. В полдень к нему явился Эберт и потребовал решительных действий без оглядки на Вильгельма. Рейхсканцлер подписал распоряжение о передаче своих полномочий лидеру СДПГ. С государственноправовой точки зрения этот акт представлял собой совершенный нонсенс – назначенный глава правительства сам назначал себе наследника. Однако у революции есть собственная логика, и Макс Баденский просто изложил на бумаге то, что уже стало свершившимся фактом. В последний момент он настоял на сохранении в правительстве «беспартийных» статс-секретарей, которые могли обеспечить хотя бы минимальную преемственность власти и продолжение будничной аппаратной работы. Обращаясь к ним, Эберт назвал ближайшими задачами предотвращение гражданской войны и массового голода.

Немецкие историки с дотошностью хронометристов зафиксировали, что Шейдеман провозгласил из окна рейхстага немецкую демократическую республику двумя часами раньше, чем Карл Либкнехт – «социалистическую республику» с балкона императорского дворца. Процесс революционного захвата власти «снизу» также запаздывал буквально на считанные часы, но в конечном счете и он замкнулся на фигуре Эберта. Вечером 10 ноября в цирке Буша собрался совет рабочих и солдатских депутатов Берлина, выборы в который прошли накануне. Крайне левые во главе с Либкнехтом, выдвинувшие лозунг «Вся власть советам!», оказались в явном меньшинстве. Лидеры СДПГ отдавали предпочтение парламентской демократии, что подразумевало созыв Национального собрания и выработку конституции. «Независимцы» колебались, сохраняя лозунг диктатуры пролетариата, но не хотели видеть ее такой, как в России. Подавляющим большинством голосов собравшиеся в цирке Буша утвердили паритетное распределение шести мест в революционном правительстве – Совете народных уполномоченных – между представителями обеих социалистических партий. Его сопредседателями стали Эберт и Гуго Гаазе. Вопрос о характере новой власти и о перспективах государственного строительства не стоял на повестке дня – берлинский совет ограничился избранием постоянного Исполкома для контроля за деятельностью СНУ.

Ни об империи, ни об императоре уже никто не вспоминал. 8 ноября 1918 г. Вильгельм II в последний раз поставил перед своими генералами вопрос о возможности привлечения армии к подавлению внутренних беспорядков. Получив отрицательный ответ, он отправился искать политического убежища в нейтральной Голландии. «Революция являлась в гораздо большей степени крахом старого порядка, нежели подготовленным переворотом» (Г. Хюртен). Лидеры СДПГ менее всего ожидали, что их выход на политическую авансцену окажется столь стремительным и достаточно бескровным. Один из них выразил искреннее удивление произошедшим: «Найдись хотя бы один решительный офицерский корпус, и с этими смелыми людьми было бы покончено…Такого офицерского корпуса не нашлось, также как не нашлось ни одного верного кайзеру командующего. Ничто лучше не доказывает логической необходимости крушения, внутренней опустошенности старого режима и тем самым всемирно-исторического права на его свержение, чем трусость и молчаливое исчезновение всех, кто до тех пор, по происхождению и призванию, был собственно опорой престола. Никто не шевельнул и пальцем» (Ф. Шейдеман).

Как и пролог любой революции, ноябрьские события устранили из политической жизни самые одиозные проявления старого, отжившего, ненужного. Характер новой власти должны были проявить ее созидательные действия. Пока же обстановка в Берлине после провозглашения республики напоминала немецкую поговорку о «старом вине в новых бокалах». Ключевые посты в государственном аппарате и армии сохранили беспартийные службисты имперской закалки, смирившиеся с новой властью как неизбежным следствием военного поражения, но отнюдь не симпатизировавшие ей. Напротив, рабочие и солдатские массы переполняла эйфория легкой победы и перспектив построения нового мира, которые смягчали горечь национального унижения и муки материальных лишений. Создав в лице советов институт «своей» власти, они тут же отдали ее «своим» партиям, сполна вознаградив социалдемократию за полвека своей социальной и политической эмансипации. От государственной мудрости ее вождей зависела отныне судьба первой германской республики. Но в еще большей степени она зависела от готовности социальных низов к ее защите и от способности общества в исторически кратчайший срок распрощаться со своими авторитарными устоями. Отречение Вильгельма отнюдь не лишало вторую Германскую империю, поставленную им на карту войны за мировое господство, романтического блеска для большинства его подданных. Новая власть должна была противопоставить этому блеску собственные ценности или сама исчезнуть в его тени.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации