Текст книги "Австрия в ХХ веке"

Прорыв русской армии под командованием генерала А.А. Брусилова в Галиции в июле 1916 г. обернулся настоящей катастрофой для австро-венгерской армии. Отступая вглубь страны, она недосчиталась без малого полумиллиона погибших, раненых и взятых в плен. Чтобы уладить возникший в результате поражения конфликт между немецкими и австрийскими военачальниками, было принято решение о создании Высшего военного штаба под эгидой германского императора. Признаки близкой катастрофы множились и в тылу. 21 октября 1916 сын лидера австрийских социалистов Фридрих Адлер убил канцлера Карла Штюргка. Ровно через месяц смерть Франца Иосифа подвела черту под целой эпохой в истории страны, которая оказалась совершенно неготовой к тотальной войне.

Вступивший на престол 29-летний Карл Первый отдавал себе отчет в том, что его первейшей задачей должен стать вывод страны из затянувшейся войны. В первые недели своего правления он провел амнистию, пообещал созвать рейхсрат и предложить план политических реформ. Однако в последующем и он не мог вырваться из паутины придворных интриг, где тон задавала военная партия. Попытки Карла через своих бурбонских родственников наладить контакт с французским президентом Р. Пуанкарэ обернулись громким международным скандалом. 30 мая 1917 г. после трехлетнего перерыва возобновил свою работу рейхсрат, но и он не стал опорой либерального монарха. 21 июля того же года Карл подписал закон о предоставлении кабинету министров чрезвычайных полномочий для преодоления продовольственного кризиса, устранившись от оперативного вмешательства во внутреннюю политику.

Четвертый год войны не принес решающих изменений в ситуации на фронтах. 24 октября 1917 г австро-германские войска перешли в наступление на итальянском фронте и добились неожиданного успеха. В битве при Капоретто сопротивление противника было сломлено, и перед наступавшими открылась дорога на Венецию. В плен попало около 300 тыс. итальянских солдат. Только переброска в Италию 12 английских и французских дивизий позволила стабилизировать фронт на реке Пиава. Однако частные успехи не могли изменить безнадежного положения Четверного союза. В апреле в войну вступила Америка с ее богатыми людскими и материальными ресурсами (хотя США объявили войну Австро-Венгрии только в декабре 1917 г.). Программа послевоенного урегулирования, предложенная американским президентом В. Вильсоном, не оставляла сомнений в том, что реализация права наций на самоопределение поставит крест на империи Габсбургов.

Новым фактором мирового значения стала революция, начавшаяся в России в феврале 1917 г. Свержение царского самодержавия и завоевание политических свобод нашли самый живой отклик как в немецкой Австрии, так и среди славянских народов. На Восточном фронте проходили стихийные братания, после прихода к власти большевиков между державами Четверного союза и Советской Россией было подписано перемирие.

Доведенные до отчаяния австрийские рабочие стали переходить от слов к делу. Поводом для их выступлений стал срыв мирных переговоров в Брест-Литовске и очередное урезание хлебного рациона. Забастовка, начавшаяся на автомобильной фабрике Даймлера в городе Винер Нейштадт, вскоре охватила всю страну. На пике движения, 19 января, по всей стране не вышло на работу около 750 тыс. человек. Бастовавшие требовали скорейшего заключения мира, отмены цензуры, введения восьмичасового рабочего дня. На многих заводах стихийно происходили выборы в рабочие советы. В воздухе запахло революционной грозой. При посредничестве лидеров СДРПА удалось достичь компромисса с правительством, хотя оно отложило выполнение своих обещаний до окончания войны.

Эстафету рабочих подхватили солдаты. 1 февраля началось восстание матросов военного флота на базе в Каттаро, мятежи в ряде фронтовых частей. Власти прибегли к жестоким репрессиям, предав военно-полевому суду около 3000 мятежников, 87 из них были расстреляны. Подписание Брестского мира с Советской Россией позволило Австро-Венгрии закрыть Восточный фронт и перебросить на границу с Италией наиболее боеспособные части. Однако надежды Берлина и Вены на «хлебный мир» не оправдались, население оккупированных областей Украины саботировало поставки продовольствия, вело партизанскую борьбу против захватчиков.

Последняя осень империи

В июне 1918 г. австро-венгерская армия попыталась повторить успех осенней кампании, форсировав Пиаву, но натолкнулась на ожесточенное сопротивление итальянцев. Это была последняя наступательная операция Дунайской монархии, которая давно уже лишилась каких-либо ресурсов для продолжения тотальной войны. На фронте ощущался недостаток не только снарядов, но и продовольствия, после жидкой похлебки и мамалыги солдаты отказывались воевать. Дезертирство приобрело массовый размах, беглецы уже не скрывались от властей даже в столице. После того, как 29 сентября из войны вышла Болгария, перед войсками Антанты открылась дорога в самое сердце империи. Понимая безнадежность ситуации, 4 октября правительства Германии и Австро-Венгрии направили союзникам ноту с просьбой о перемирии. Хотя переговоры о его условиях продолжались еще целый месяц, солдаты отказывались верить призывам потерпеть еще немного. Целые части самовольно снимались с фронта и штурмовали поезда, уходящие в тыл. За ними по пятам следовали итальянские войска, трубя о «победоносном наступлении».

Положение в тылу выглядело не менее удручающим. В крупных городах царил голод, отдельные земли объявляли о закрытии своих границ, чтобы не допустить вывоза продовольствия. Национальные регионы фактически выпали из имперских рамок, так как Антанта уже летом 1918 г. пообещала чехам и южным славянам образование самостоятельных государств. Идеи федерации были восприняты правящей элитой и австрийскими партиями слишком поздно, когда стал разваливаться не только фронт, но и государственные устои.

3 октября 1918 г. СДРПА выразила готовность признать право всех народов империи на самоопределение и вступить с ними в переговоры об образовании Дунайской федерации. Через две недели Карл подписал Манифест о преобразовании империи в союз государств (Staatenbund). Каждая из ее составных частей могла отныне иметь собственные законодательные учреждения. Еще несколько лет такие требования не решалась озвучить даже оппозиция, однако на исходе войны это выглядело жестом отчаяния, запоздавшей попыткой имперской власти провести революцию сверху.

24 октября заявила о своей независимости Венгрия, 28 октября в Праге было провозглашено создание Чехословацкой республики. «Национальные революции стали провозвестником революции социальной» (О.Бауэр). То, что пришло время для решительных действий, почувствовали не только народные массы, но и их парламентские представители. Еще 21 октября 232 немецкоязычных депутата рейхсрата провозгласили себя Временным национальным собранием, которое избрало исполнительную власть переходного периода – Государственный совет в составе 22 человек. Во главе совета встал умеренный социал-демократ Карл Реннер, которого даже его биографы называют «последним монархистом».

Сосуществование старых и новых институтов власти растянулось на несколько недель. 27 октября последним канцлером империи стал пацифист Генрих Ламмаш, хотя его правительство уже не обладало реальной властью. Члены Госсовета не имели четких полномочий, им даже не было ясно, на какую часть былой империи будет распространяться верховная власть Вены. Впрочем, особых усилий от них и не требовалось – институты «старого режима» разваливались сами собой. Парламентарии сосредоточились на дебатах о форме будущего государства – социал-демократы и националисты выступили за республиканское правление, но Реннер медлил, выжидая дальнейшего развития событий. Карл, уединившись в своей резиденции, также не проявлял никакой инициативы.

30 октября в Вене состоялась массовая рабочая демонстрация. Манифестанты окружили здание, где работало Национальное собрание, и потребовали провозгласить Австрию республикой. После успокоительных речей Реннера и представителя социал-христиан Леопольда Куншака дело ограничилось снятием со здания парламента штандарта Габсбургов. Проект временной конституции, принятый в тот день Национальным собранием, оставлял вопрос о форме будущего государства открытым. Не было сказано ни слова и о правительстве Ламмаша, которое формально продолжало управлять страной. Все передавалось на усмотрение Учредительного собрания, избрать которое предстояло как можно скорее.

Открытым оставался и вопрос о наследстве империи. Виктор Адлер, ставший статс-секретарем по иностранным делам, уже на первом заседании Национального собрания ребром поставил вопрос об альтернативе Дунайской федерации: «В случае, если другие народы отвергнут подобное сообщество, то предоставленное само себе германско-австрийское государство, не имеющее с экономической точки зрения никакой перспективы, будет вынуждено на правах союзного субъекта войти в состав Германского рейха». В первом варианте временной конституции это государство было названо Юго-восточной Германией. Мало кто в те дни всерьез размышлял о перспективе самостоятельного развития «малой Австрии».

3. Первая республика Первые дни республики – Сен-Жерменский мир и проблема аншлюса – Становление республиканского правления – Социальные проблемы послевоенных лет – «Красная Вена» – Советско-австрийские отношения – Эскалация насилия

Первые дни республики

Перемирие на итальянском фронте, подписанное 3 ноября 1918 г., означало для Австро-Венгрии окончание Первой мировой войны. Впрочем, к тому моменту об Австро-Венгрии можно было говорить только в прошедшем времени – после откола национальных образований, ставших самостоятельными государствами, от пятидесятимиллионной империи остался «кровоточащий обрубок» (Ж. Ханнак) с населением в 6 млн. человек. Треть из них проживала в столице, превратившейся в начале ноября в живое воплощение библейского столпотворения.

Тысячелетняя империя доживала последние дни, уже не пытаясь демонстрировать силу и величие. Карл и его свита не решались показываться в общественных местах, на зданиях государственных учреждений безнаказанно срывали кайзеровские штандарты. Разделенные несколькими кварталами, в Вене заседали два правительства, причем каждое из них считало себя олицетворением «правильной власти». Грозные предписания и декларации не могли накормить население столицы, которое перестало получать продукты даже по продовольственным карточкам. Фабрики венских предместий, работавшие на войну, закрывались, их персонал пополнял ряды тех, кто остался без средств к существованию и без каких-либо перспектив на будущее.

Вокзалы были забиты толпами солдат, самовольно возвращавшихся с фронта. Многие из них имели при себе винтовки, с которыми они срослись за годы жизни в окопах. Стоило показаться на улице офицеру, и он тут же становился жертвой насмешек, с него запросто могли сорвать фуражку и погоны. Чешские и венгерские части по пути следования с итальянского фронта на свою родину нередко вымещали на немецком населении накопившуюся злобу.

Обыватель, когда-то преуспевающий буржуа, чиновник, адвокат, проводил те дни в страхе не только перед грабежами и взбунтовавшейся чернью, но и перед тем, что воинские части Антанты вот-вот оккупируют всю страну (такую возможность предусматривал четвертый пункт соглашения о перемирии). Настоящую панику вызвало сообщение, что пленные итальянцы, находившиеся в лагере неподалеку от столицы, завладели оружием и отправились в поход на Вену. И все же молодежь неудержимо влекло на улицу, толпы любопытных слонялись по центру города, ежечасно ожидая чего-то совершенно невероятного – то ли публичного покаяния кайзера, то ли явления святых заступников.

То там, то тут на улицах предместий возникали стихийные митинги, ораторы призывали рабочих не упустить представившийся шанс и взять судьбу в свои руки. Любая информация о назревавшей революции в соседней Германии вызывала живейший интерес, «примерялась» к австрийским условиям. Второе место в рейтинге венских слухов прочно занимали события в Советской России. Сенсации бульварных газет о тотальной национализации средств производства вплоть до швейных машинок уже не вызывали взрыва эмоций. Австрийские рабочие приветствовали победы Красной Армии на фронтах гражданской войны, пытались вникнуть в суть системы Советов, привыкали выговаривать иностранное слово «большевик».

3 ноября группа левых радикалов, недовольных умеренностью политики СДПА, объявила о создании Коммунистической партии Австрии. Декларация о намерениях КПА, появившаяся через несколько дней в первом номере партийной газеты, ставила на повестку дня лозунг «Вся власть Советам», призывая повторить пример русских революционеров. Почувствовав, что инициатива может ускользнуть из рук, активизировались и лидеры социал-демократии. Освобожденный из тюрьмы Фридрих Адлер на некоторое время возглавил ее левое крыло. Социалисты приняли непосредственное участие в формировании органов самоуправления – советов на фабриках и в казармах. Чтобы накормить городское население, их делегации были вынуждены проводить реквизиции в селах. Это не добавляло им симпатий в глазах крестьян, у которых сформировалась стойкая неприязнь к «красным».

В конце октября в Австрии началось формирование частей «народной армии» – фольксвера, которым занимался государственный секретарь по военным делам социал-демократ Юлиус Дейч. В нее вливались не только возвращавшиеся с фронта солдаты, но и кадровые рабочие. Явно выдавая желаемое за действительное, Отто Бауэр писал: «Фактическое распоряжение вооруженными силами перешло не только от императора к народу, но вместе с тем в среде самого народа оно вскоре перешло от имущих классов к пролетариату». Для эпохи крушения старого режима характерны иллюзии легкой победы. Фольксвер так и не стал армией демократической и социальной революции.

Ставший де-факто руководителем исполнительной власти Карл Реннер неустанно призывал к «сохранению спокойствия и порядка, чтобы в стране не наступил хаос», подразумевая под последним обстановку гражданской войны. Это оставалось благим пожеланием. События первой половины ноября обгоняли самые смелые политические фантазии. Каждый день на узловых станциях и в крупных городах проходили солдатские демонстрации, ораторы требовали наказать виновных в развязывании войны и бесславном поражении. Крупные фабрики и заводы бездействовали, рабочие видели в этом саботаж предпринимателей и выражали готовность взять контроль над производством в собственные руки.

Министры кайзеровского правительства занимались сдачей дел и уничтожением секретных бумаг, не вмешиваясь в ход событий. Премьер-министр Ламмаш изо дня в день убеждал кайзера объявить о своем отречении. В конце концов член кабинета прелат Игнац Зейпель предложил формулировку, которая побудила Карла взяться за перо. Ключевая фраза кайзеровского манифеста, подписанного 11 ноября, гласила: «Представители народа взяли в свои руки бразды правления. Я отказываюсь от всякого участия в государственных делах». Такая формулировка не означала полного отречения, оставляя императору или его наследникам призрачные шансы возвращения на трон. Одновременно кайзер объявлял распущенным свое последнее правительство. Центром власти в Немецкой Австрии стало Национальное собрание.

Во второй половине 12 ноября толпы людей стекались к зданию парламента. Оглашенная от его имени декларация известила собравшихся о появлении Австрийской демократической республики и отмене всех политических привилегий, доставшихся в наследство от империи Габсбургов. Под влиянием радикально настроенных солдат, называвших себя красноармейцами, митинг перед зданием Национального собрания вышел из-под контроля. Прорвавшись на крышу здания парламента, кто-то из них выдрал из национального флага, водруженного около 4 часов пополудни, белую полосу. На несколько часов над Веной взвился алый стяг мировой революции.

Часть солдат попыталась прорваться внутрь здания, прокладывая себе путь прикладами и штыками. Вспыхнула перестрелка, в толпе поползли слухи, что из парламента стреляют пулеметы, это еще больше накалило страсти. Однако здание охраняли не полицейские, а социал-демократические рабочие. Повторить в Вене штурм Зимнего дворца не удалось. Итогом беспорядков стали двое убитых и несколько десятков раненых. Отступив от парламента, бунтари отправились к ратуше, потребовав и там заменить австрийский флаг на красный. Чтобы успокоить солдат, бургомистр распорядился вывесить оба флага. Уже вечером красноармейцы оккупировали редакцию газеты «Neue Freie Presse», но были выбиты и оттуда.

Неудавшаяся попытка захвата власти была, пожалуй, единственным эпизодом, тянувшим на звание «революционного». Произошедшая смена власти воспринималась населением скорее как неизбежность, все ждали ее последствий для себя лично – кто-то со страхом, а кто-то с надеждой. Реннер не испытывал особых восторгов по поводу провозглашения республики, считая, что «произошедшее было в известном смысле предательством по отношению к прежде действовавшим государственным учреждениям». Его правительство продолжало заниматься решением насущных проблем, оставив дискуссию о деталях государственного устройства будущему конституционному конвенту. В январе 1919 г. Реннер даже посетил низложенного императора, чтобы уговорить его отречься от своих прав на трон либо покинуть Австрию. Впрочем, Карл отказался принять «предателя».

В наибольшей степени от событий октября-ноября 1918 г. выиграла австрийская социал-демократия. Она перешла из оппозиции в правительство, распад империи избавил ее лидеров от «проклятого» национального вопроса. Партия значительно увеличила свое влияние, объединяя к концу 1919 г. в своих рядах более 300 тыс. человек. Ее представители имели большинство не только в рабочих и солдатских Советах, но и в местных органах самоуправления по всей стране. Лидеры СДПА утверждали, что республика является законным детищем австрийского пролетариата.

Мирный характер смены власти и постепенность внедрения нового в политическую жизнь социал-демократы относили на собственный счет, объясняя свою осторожность консервативным окружением «революционной Вены». Действительно, жители альпийских деревень находились под влиянием католического клира и верили любым, даже самым фантастическим слухам о событиях в столице. «Газеты и проповеди говорили крестьянину о том, что его скот и дрова реквизировались для того, чтобы находящиеся на иждивении государства сотни тысяч безработных могли оставаться праздными, и что угнетавшая крестьян система военного управления поддерживается союзом еврейских капиталистов с рабочими вождями, укрепившимися в центральных учреждениях и правительстве, и что революция хочет национализировать его имущество и уничтожить его церковь». Именно сопротивлением сельского населения объяснял Отто Бауэр, которому принадлежит эта цитата, отказ социалистов провозгласить диктатуру Советов – подобная попытка означала бы самоубийство Австрийской республики. «Борьба с контрреволюционными аграрными областями сделала бы неизбежной гражданскую войну… Диктатура пролетариата закончилась бы диктатурой чужеземных оккупационных властей».

Естественно, компромиссная позиция СДПА вызывала ненависть радикальных социалистов, стоявших на позиции «все или ничего». И Реннера, и Бауэра обвиняли в предательстве интересов рабочего класса, в сознательном торможении неизбежных исторических процессов. Это обстоятельство на много лет вперед запрограммировало непримиримый конфликт между социал-демократами и коммунистами. Вслед за последними советская историография говорила об австрийской революции, потерпевшей поражение. Более того, социал-демократическое правительство оказывалось наихудшим из возможных вариантов: «внутренняя и внешняя политика кабинета Реннера была поставлена на службу австрийской и международной реакции для борьбы за сохранение в Австрии основ капиталистического строя и за превращение страны в опорный пункт антисоветских планов империалистических держав в Юго-Восточной Европе» (В.М. Турок).

Австрийские историки либо вообще избегают вести речь о революции 1918 г. в своей стране, либо снабжают ее такими эпитетами, которые выхолащивают содержание этого понятия. Так, Людвиг Рейхольд говорит о призрачной революции, которой на самом деле не было, но в наличии которой были уверены и ее враги, и сторонники. Эрнст Брукмиллер предлагает не менее дипломатичный ответ: «итак, это была революция – и в то же время ее не было». Он считает, что в основе переворота лежали внешние факторы, а потому изменения не пошли вглубь, затронув лишь внешнее оформление политических институтов, но не реальные отношения собственности и власти. Слово «революция» применительно к Австрии берет в кавычки и Герхард Ботц, объясняя это тем, что «базиснореволюционное движение добилось значительных (хотя и не окончательных) социально-политических успехов почти без применения насилия». В то же время жесткое подавление властями «спонтанно-путчистских акций» не оставляло левым радикалам шансов на установление собственной диктатуры.

Можно говорить об исследовательском консенсусе и при анализе причин, избавивших Австрию от потрясений, в разной степени охвативших ее соседей – Россию, Германию и Венгрию. Это прежде всего традиции политического компромисса, заложенные в предшествовавшей имперской истории, а также доверие населения к институтам представительной демократии. Тотальная дискредитация старого режима в результате военного поражения заблокировала оформление политического полюса, противостоящего республиканским силам. Наконец, развязыванию гражданской войны противодействовало доминирование одной партии в социалистическом рабочем движении, а также негативное истолкование большевистского опыта в Советской России.

Если в Берлине ноябрьские события 1918 г. создали новую форму правления в уже существующей стране, то в Вене было провозглашено новое государство. Выступая формально правопреемницей монархии Габсбургов, Немецкая Австрия отличалась от нее так же, как эта монархия – от Священной Римской империи. Непосильный груз блестящего прошлого давил на австрийцев не меньше, чем на немцев – унижение проигранной войны. Но если рецептом от Версальского синдрома для немецкого общественного мнения выступало волшебное слово реванш, то подобрать лекарство, способное компенсировать утерянное величие Австро-Венгерской империи, было далеко не так просто.

Сен-Жерменский мир и проблема аншлюса

Пункт второй декларации, принятой Национальным собранием 12 ноября 1918 г., гласил: «Немецкая Австрия является составной частью Германской республики». Казалось, сбылась вековая мечта либералов – «малогерманскому» варианту национального объединения, реализованному Бисмарком в империи Гогенцоллернов, было противопоставлено добровольное объединение всех немцев. Под Немецкой Австрией подразумевались родовые владения дома Габсбургов, протянувшиеся полосой от Боденского озера до Дуная. На следующий день государственный секретарь по иностранным делам Австрии Отто Бауэр сообщил об этом Совету народных уполномоченных – правительству новой Германии. На этом закончилась эйфория национального воссоединения – в Берлине сочли за лучшее не реагировать на просьбу об аншлюсе, так как понимали, что это приведет к ужесточению позиции победителей на переговорах о заключении мира.

СДПА традиционно выступала за объединение земель с преимущественно немецким населением, считая его выполнением заветов революции 1848 г. Центральную роль в ее агитации 1918-1919 гг. играли ссылки на нежизнеспособность Австрии, изолированной от новых стран Юго-Восточной Европы, а также расчеты на материальную помощь из Германии. Объединение двух партий, занимавших ключевые позиции в правительствах своих стран, давало им дополнительные преимущества в борьбе за реализацию социал-демократической программы.

За присоединение к Германии, хотя и с противоположной мотивировкой, выступала австрийская партия националистов (Deutschnationalen). Сторонникам аншлюса оппонировали социал-христиане, оказавшиеся в центре политического спектра Первой республики. Их лидеры, мечтавшие о воссоздании империи в виде «Дунайской федерации», считали такую перспективу предательством по отношению к великому прошлому. Кроме того, присоединение к Германии поставило бы крест на шансах Габсбургов вернуться на престол.

В начале 1919 г. Бауэр неоднократно посещал Берлин, чтобы поставить Антанту перед свершившимся фактом, однако не нашел понимания германских социал-демократов. 22 апреля Парижская конференция держав-победительниц заявила о недопустимости присоединения Австрии к Германии. Бауэр в знак протеста покинул свой пост в правительстве Реннера. Последнее, отстаивая идею аншлюса, опиралось на программу послевоенного устройства мира, которую выдвинул президент США В. Вильсон. Эта программа провозглашала право каждой нации на самоопределение. Но на практике это право действовало только там, где это было выгодно победителям.

Так, области проживания немцев в Богемии и Моравии решением Антанты были включены в состав Чехословакии и оккупированы чешскими войсками. Едва появившись на свет, новые государства Восточной Европы начали явочным порядком захватывать лакомые куски погибшей империи. В Южной Каринтии австрийские отряды самообороны вели бои с армией только что возникшего государства южных славян. 5 июня 1919 г. югославы захватили город Клагенфурт, но после окрика из Парижа приостановили свое наступление.

На Западе Австрии, в Альпах право наций на самоопределение получило сепаратистское истолкование. Земля Тироль объявила себя независимым государством 21 ноября 1918 г. в надежде сохранить южную часть своей территории, обещанную Антантой Италии. Среди альпийских крестьян пользовались популярностью и идеи присоединения к Швейцарской конфедерации. За это в ходе референдума, состоявшегося в мае 1919 г., высказалось 80 % жителей земли Форарльберг. Но осторожный Берн не решился принять в состав конфедерации новый кантон, не получив на это согласия Вены. В результате ряда дипломатических демаршей только княжество Лихтенштейн поменяло прописку, выйдя из таможенного союза с Австрией и заключив его со Швейцарией.

3 июня 1919 г. в парижском предместье Сен-Жермен начались переговоры держав-победительниц с Австрией. К тому моменту запрет аншлюса уже получил свое правовое выражение в 80-й статье договора с Германией, поскольку он означал бы для нее компенсацию территориальных потерь на Западе и Востоке. Лидеры стран Антанты воспринимали Австрию как прямую наследницу империи Габсбургов. Французскому премьеру Ж. Клемансо приписывали фразу, сказанную при нарезке границ в Центральной Европе: «Австрия – это то, что осталось».

Карл Реннер выстроил следующую линию защиты австрийских интересов в Сен-Жермене: «После распада монархии восемь наций остались без государства, и каждая из них начала создавать собственный парламент, собственное правительство и собственные войска, короче говоря, собственную государственность. Наша молодая республика в такой же степени, как и другие государства, не является наследницей монархии. И в этом заключается фундаментальное противоречие, жертвами которого мы оказались и которое требует немедленного разрешения».

Такой подход, равно как попытки противодействовать «балканизации всей Центральной Европы», не нашел понимания победителей, которые обращались с австрийской делегацией точно так же, как и с немецкой. Реннеру было разрешено в письменной форме дать свои контрпредложения к проекту мирного договора, но их просто положили в стол. 10 сентября 1919 г. состоялось подписание Сен-Жерменского мира. 17 октября он был ратифицирован австрийским парламентом, хотя представители всех партий сочли его неприемлемым для страны. В тот же день Реннер подал в отставку, но новый кабинет министров через несколько дней собрался практически в том же составе. 21 октября 1919 г. Национальное собрание вычеркнуло статью об аншлюсе из австрийской конституции, государство Германская Австрия было переименовано в Австрийскую республику.

Согласно Сен-Жерменскому договору Италия получила Южный Тироль, отныне ее граница с Австрией стала проходить по Бреннерскому перевалу. Судетская область, где проживало более 3 млн немцев, отошла Чехословакии. В южной части Штирии и Каринтии предстояло провести референдум о самоопределении местного населения. Накладывались ограничения на размер будущей австрийской армии, запрещались экономические и политические связи с Венгрией до урегулирования отношений последней с Антантой. В договоре говорилось о необходимости возмещения ущерба соседям, однако конкретные цифры репараций не назывались (в результате Австрия их так и не платила).

Несмотря на тон невинной жертвы, который избрала венская пресса, условия договора оказались «жесткие, но выполнимые» (Ф. Фельнер). 10 октября 1920 г. в спорных областях Каринтии состоялся референдум, давший минимальный перевес голосов в пользу Австрии. Около 10 тыс. словенцев, проголосовавших за это, руководствовались прежде всего экономическими соображениями. Часть Штирии с городом Марибором все же отошла к югославам без проведения референдума. По Сен-Жерменскому миру Австрия получила землю Бургенланд с немецким населением, прежде входившую в состав Венгрии (позже отряды добровольцев из Будапешта захватили округ Эденбург, который был отторгнут от Австрии).

Австрийская республика сохранила относительную свободу рук в определении своих внешнеполитических приоритетов, хотя и не имела возможности претендовать на интеграцию в военно-политические союзы держав-победительниц. Созданная 1 сентября 1920 г. под эгидой Франции так называемая Малая Антанта (Югославия, Чехословакия, Румыния) вызвала негативную реакцию в Вене, вновь почувствовавшей себя окруженной. Лидеры большой Антанты решили компенсировать свою активность в регионе принятием Австрии 20 декабря того же года в Лигу наций. Отчасти сгущая краски, публицист Илья Эренбург так описывал место этой страны в европейском раскладе сил: «Вена – только крупная карта на зеленом сукне, где блефуют, проигрывают или выигрывают матерые игроки – итальянцы, немцы, французы, чехи».

Официальные лица Австрии называли СенЖерменский мир Государственным договором (Staatsvertrag), подчеркивая тем самым, что подписавшая его республика не являлась участником первой мировой войны. Его условия казались лишним подтверждением тезиса о нежизнеспособности нового государства. Были разорваны традиционные хозяйственные связи, в республику перестало поступать топливо из Чехии, продовольствие из Венгрии и Словении. Английский историк Эрик Хобсбаум писал в своих мемуарах о венских впечатлениях тех лет: «Австрия не только была государством, которое отказывалось самостоятельно существовать. Она являла собой недоразумение, которое не должно было продолжаться долго».