Текст книги "Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт"

Учебные группы и корпуса. Предметы и преподаватели. Питание. Одежда. Спиртное. Заработки на стороне

Комплекс института включал в себя три учебные корпуса. Два из них – старые, приспособленные для занятий кирпичные здания в три этажа, которые ранее принадлежали местному монастырю. Третье – на ул. Хохрякова – пятиэтажная новостройка, где расположились геологоразведочный, нефтяной, геофизический факультеты и геологический музей. Если главный корпус, где располагался и горномеханический факультет, находился рядом с корпусом геологов, то второй учебный корпус был метрах в четыреста от первых двух. Рядом расположился стадион пионеров и школьников и Уральское геологическое управление.

Раньше эти факультеты принадлежали УПИ. Самостоятельным СГИ стал в конце 20-х гг. с ростом горной промышленности на Урале. Как рассказывали старожилы, И. В. Сталин отметил роль добровольцев из числа студентов и преподавателей, погибших на фронтах Отечественной войны тем, что дал указание полностью обеспечить учебные лаборатории необходимым новейшим оборудованием по горному делу. Это действительно было хорошо заметно. А в конце 40-х гг. присвоил институту имя В. В. Вахрушева – безвременно ушедший из жизни нарком угольной промышленности.

В самом начале первой учебной недели вдруг разнёсся слух, что якобы набирается совершенно отдельная учебная группа геологов для поиска и разведки урановых месторождений. И набирают не сверх, а уже из зачисленных на разные специальности студентов. Я не забыл мечту и пошёл в деканат узнать о том, не правда ли это. Там не сказали ни «да», ни «нет». Как стало известно позднее, и не могли ничего сказать. Дело всё в том, что кадры в эту отрасль и некоторые другие подбирали совсем другие ведомства. Однако через две недели появился список студентов и расписание занятий. Из нашей группы буровиков взяли туда трёх человек, и, кроме них, я увидел в списке и свою фамилию. Правда, буква имени там стояла другая, но ребята сказали, что это описка, и что мне надо иди на занятия в новую группу. Я и пошёл. На уроке физкультуры вызывали студентов к спортивным снарядам по одному. Когда назвали фамилию «Виноградов!», я специально сразу не отозвался. И не зря! Потому что к снаряду пошёл "здоровенный лоб" на полголовы выше меня по имени Станислав. Я понял, что описки нет, и очень тихо, на цыпочках, покинул спортзал. Пока учились, пять лет, я переглядывался в коридорах института с однофамильцем, но так и не познакомился. Хоть наша фамилия и нередкая, но больше в институте однофамильцев не было.

Учёба началась с углублённого изучения школьных предметов: высшей математики, общей химии, общей физики, английского языка взамен немецкого, который я изучал в школе. Из специальных предметов были общая геология, начертательная геометрия, теоретическая механика и основы марксизма-ленинизма (ОМЛ).

По общеобразовательным дисциплинам занятия шли вместе с группами геологов в больших аудиториях более чем по 100 человек.

Математика же преподавалась отдельно и единичным группам. Конечно, когда на занятиях присутствовал такой большой поток, то и качество обучения совсем иное, чем в отдельных группах. Например, высшую математику читал доцент Н. И. Плоткин. Мне до сих пор непонятно, как нам, буровикам, а не геофизикам, читал лекции такой классный специалист. Он приходил на лекцию без всяких тетрадей и бумажек и беспрерывно рассказывал. Причём это была не сухая математика цифр, а связь с физическими явлениями или с космогоническими теориями Фридмана. Кроме нас, Н. И. Плоткина ежегодно приглашали в МГУ, где преподаватель читал несколько десятков часов какую-то узкоспецифическую математику. Через три месяца таких интересных лекций я всерьёз увлёкся данным предметом, свободно, с ходу решал все задачи по проходимому курсу и не испытывал никаких затруднений. Наоборот, у меня появилась тяга к изучению других, смежных по курсу разделов. Если бы этот преподаватель читал курс и дальше, то где-нибудь на втором курсе я мог уйти в университет на механико-математический факультет. Но этого не произошло. Со второго семестра пришёл другой лектор, а позднее в Свердловске открыли институт инженеров железнодорожного транспорта, куда Н. И. Плоткин ушёл заведовать кафедрой.

Основы марксизма-ленинизма читал преподаватель Лихачёв. Как про него шёпотом говорили, что он якобы сослан из Москвы в Свердловск за "крамольные" по тем временам мысли и убеждения. Однако те мысли и высказывания на лекциях часто вызывали у студентов неподдельный интерес, т. к. расходились с постулатами и официальной пропагандой тех лет. После ХХ съезда партии Лихачёв возвратился в Москву.

Наша специальность называлась "Техника разведки", или сокращённо РТ. Было набрано 50 человек, позднее разбитых на две учебные группы. У геологов (РМ), для примера, было три группы. Конечно, уровень подготовки ребят в зависимости от специальности сильно отличался. Интеллект, школьная подготовка у геологов, это надо признать, был выше, чем у нас, буровиков. Потому что среди студентов-геологов большая часть – ребята из крупных городов: Свердловска, Перми, Челябинска, Нижнего Тагила. Это, как правило, дети родителей среднего класса тех лет – крупных инженеров, руководителей производств, партийных и советских чиновников. Специальность та в то время престижная, на вступительных экзаменах надо было набирать 26 баллов из 30. Выдержать такой конкурс могли только ребята из мест, где хорошо поставлено школьное образование – а это крупные города. Немало среди геологов и медалистов. Кроме этого, умные родители чётко соображали, что в каждой отрасли есть основные специальности, а есть вспомогательные, которые, условно говоря, обязаны обеспечивать успешную работу основным специальностям.

Кто в геологии главный? Естественно, инженер-геолог. А уже потом на вторых и третьих ролях буровики, механики, геодезисты.

Из этих постулатов и вытекает личный состав студентов-буровиков. Это были, в основном, выходцы из районных городков, а отдельные из сельской глубинки. Большинство из них приехали с самодельными деревянными чемоданчиками, которые закрывались на подвесные амбарные замки. Причём они были одними из самых крепких по успеваемости в своих школах. Проходной балл на нашу специальность – 23 из 30, и набрать их тоже было непросто. Многие хотели стать геологами, но, реально взвесив свои шансы, подавали документы хоть и на геологический факультет, но на буровиков.

Сейчас, когда с тех пор прошло много лет, понимаю, что геолог – это не только человек с рюкзаком и молотком. Даже в те далёкие годы можно было спокойно поступить на соседние геологические специальности – геология нефти, гидрогеология, геофизика. И конкурс на них ниже, чем на геологоразведочный факультет, но никто этого в своё время не разъяснил.

Ребята из сельской глубинки в такой крупный город попадали впервые, и многие вещи там были для них просто в диковинку. Например, один мой одногруппник из Тюменской области признался, что при сдаче вступительных экзаменов первые дни умывался из писсуаров, так как не знал об их истинном предназначении. Только позднее мне стала понятна надпись мелом на стене туалета: «Из писсуаров не пить!». Да и те студенты, кто приехал из небольших городков, тоже знали не намного больше выходцев из села. В те времена подавляющая часть жилого сектора имела удобства во дворе.

С началом учёбы пришлось решать проблему питания. Утром, если не просыпал, дома пил чай с каким-нибудь бутербродом. Если просыпал, то первую лекционную пару часов приходилось сидеть голодным, а на большом двадцатиминутном перерыве бежал в буфет и там брал, как правило, пять пирожков с повидлом по 43 коп. и два стакана кофе с молоком по 10 коп. Таких, как я, голодных, на первом перерыве скапливалось у буфета достаточно много. Иногда не хватало времени нормально покушать за стойкой: кофе залпом выпивалось, а пирожки помаленьку приходилось доедать на следующей лекции. Обедали студенты на первом курсе в столовой института во втором учебном корпусе. Была распространена система абонементов. Покупаешь книжечку на месяц где-то рублей за сто. На один абонемент давали суп, второе и компот или чай. Абонементы на ужин были ещё дешевле. Первокурсникам платили стипендию – 390 руб. – можно как-то сносно питаться. Правда, была у этого момента и оборотная сторона.

Во-первых, в столовой создавались такие большие очереди, что мест за столиками не хватало, и иногда приходилось выжидать по 3-4 человека, прежде чем можно было сесть и покушать.

Во-вторых, еда была всё-таки малокалорийной – и через 2-3 часа уже снова хотелось кушать. Тем более, если занимаешься спортом, где присутствуют большие физические нагрузки. Первое время хлеб в столовой лежал на столах – и каждый мог его кушать столько, сколько хотел вместе с пищей. Однако находились ребята, у которых не было денег даже на абонементы. Такие студенты приходили, чтобы кушать этот хлеб с чаем. В столовой приметили такую тенденцию и решили перекрыть эту "благотворительность" – хлеб стали выдавать как приложение к еде.

Изредка, может, раз в неделю, ходили кушать в столовую совпартшколы, которая находилась рядом, или в кафе "Дома крестьянина" на ул. 8 Марта. Пища там готовилась всегда намного лучше и была калорийнее, но в совпартшколе слушатели выражали недовольство, что студенты-горняки создают большие очереди, и там нам начали чинить всяческие препятствия. Зато в "Доме крестьянина" никаких притеснений простому люду не наблюдалось – выстоишь очередь перед входом, если она есть, и спокойно садишься за стол и ждёшь официанта. Кстати, цены там были вполне божеские. Например, весной я брал салат из свежих помидор, окрошку, баранью отбивную на косточке – за всё 7-8 руб. После такого обеда организм насыщался. Ужинать долго не хотелось. Иногда питались в пельменной на ул. Малышева. Вообще, в те годы питаться можно было хорошо и недорого. Например, чей-то день рождения в 1955 г. мы, студенты, отмечали в ресторане "Большой Урал" вскладчину. Уплатили вчетвером за столик 200 руб., но съесть и выпить все, что принёс официант не смогли. Другой день рождения отмечали в ресторане "Восток". Траты были такими же. Там я впервые попробовал ликёр "Бенедиктин". С тех пор никогда его и не видел. Вообще, в магазинах продукты были – всякое множество сортов колбас, сыров, рыбы. Однажды в центральном гастрономе увидел каспийскую сельдь залом по 26 руб. за килограмм. После этого я её снова увидел только в 1999 г. Особенно богатый выбор был в гастрономе на ул. Вагнера. Потом это изобилие начало постепенно убавляться и исчезать. В 60-х гг. совсем сошло на нет.

Выбор спиртного был также обширен. Причём наряду с крепкими напитками типа водок и коньяков, наблюдался очень широкий ассортимент ликёров, настоек и виноградных вин. Обычные армянские трёхзвёздочные коньяки ереванского розлива стоили до 30 руб. бутылка, а марочные – до 100 руб.

По части употребления спиртных напитков студенты-горняки не сильно отличались от студентов других ВУЗов, хотя и водились любители этого зелья. Кто чрезмерно употреблял алкоголь, того, как правило, отчисляли ещё на первых курсах. Правда, некоторым удавалось сохраниться и до окончания института, если за ними не было каких-то тяжких проступков. У меня к крепким спиртным напиткам развилась стойкая неприязнь с юношеских лет. Я на вечеринках пил исключительно вино, никогда не пьянел и не терял контроля над собой. Многие удивлялись такому поведению, иногда интересовались: "Не больной ли я? ", и, услышав от меня, что водка сильно горькая, про себя ухмылялись и радовались, что им же достанется больше, и уже не задавали подобных вопросов (всерьёз надеясь, что я не передумаю). Такое неприятие крепкого спиртного удалось сохранить на всю жизнь.

Одевались студенты в те годы довольно просто. Практически каждый имел костюм и считал его и выходным, и рабочим. На лекции ходили чаще всего в так называемых лыжных костюмах – это недорогая одежда стоимостью до 120 руб. Носили такой спортивный костюм около года. Зимой многие ходили в валенках, но позднее перешли на ношение бот под названием "прощай, молодость!". Это были своего рода резиновые проложенные внутри тонким войлоком чуни с застёжками. Одевалась такая обувь прямо на туфли. Также в холодные месяцы носили так называемые "москвички" – укороченные тёплые пальто с воротником. Осеннее пальто мне купили впервые только на 4 курсе. Вообще, хотя я и приехал с Северного Урала и привык к холодам, но зима в Свердловске показалась достаточно суровой. Хотя сильных морозов и не было, дул резкий северный ветер, от которого сильно замерзали лоб и уши – их приходилось постоянно прикрывать. Вот это ощущение замерзающего лба почему-то навсегда мне врезалось в память от зимнего Свердловска.

Рис. 2: День рождения. Слева: Дарья Григорьевна и Магда Вадас

Мама сразу начала присылать ежемесячно по 350 руб. вдобавок к стипендии и постоянно говорила, чтобы я хорошо питался, и на питании не экономил. В сумме это выходило очень прилично, учитывая то, что я не пил, не курил и не покупал по-крупному одежду. Ребята в группе знали мой бюджет и частенько обращались за помощью в долг до стипендии. Некоторые ребята в группе учились только на стипендию, а один пришёл из детдома, но так и не доучился.

Многие студенты ходили на заработки на разные базы. В основном, подрабатывали грузчиками (это была разовая работ). Завбазами были ещё те "жучки" – и студентов просто надували при расчётах. Ходил и я весной на эти заработки. Сначала на базу в Шарташе. Перекатывали 50-литровые бочки с солёными огурцами на расстояние до 100 м и устанавливали их вручную штабелями в два ряда. Если перекатывать ёмкости несложно, то ставить бочонок на второй бочонок сверху одному человеку тяжело. Платили за эту работу всего 1 рубль за бочонок. Заработать можно было 30-40 руб. В другой раз я и двое студентов пошли на хлебомакаронный комбинат разгружать поваренную соль. Разгрузили 20 тонн. Пришёл какой-то "маленький начальник" и велел перегрузить соль на 40 м в сторону. Работали всю ночь, перегрузили, но лыжный костюм, в котором работал, был "съеден" солью и его пришлось выкинуть. Правда, заплатил тот начальник на троих аж целых 120 руб., но при этом кричал, что пошёл нам навстречу и не вычел из этих денег налог.