Текст книги "Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт"
Автор книги: Александр Виноградов
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Дядя Федя и его постояльцы
Наша группа имела шифр РТ-54-1, а другая, соответственно, 2. Обнаружилось, что в нашей группе оказалось три студента из Североуральска. Кроме меня, Вадим Проняев и Витя Миронов. Вадим выделялся среди группы своей эрудицией и начитанностью. Он с родителями объездил многие золотые прииски Сибири и видел в жизни значительно больше нас. Это ребята заметили и избрали его комсомольским секретарём нашего курса. Во время вступительных экзаменов я с Мироновым Витей не пересекался, комнату он снимал в другом месте, а познакомился в колхозе на уборочной. Это был скромный паренёк, хотя и сын секретаря парткома треста «Бокситстрой», жил в семье отца с мачехой.
В сентябре на первом курсе Витя Миронов заглянул ко мне на съёмное жилье и пригласил в гости. Оказалось, что живёт он рядом по Сурикова 12. Пошли к нему. Это был маленький деревянный домик с покосившимся забором. Окна, выходящие на улицу, были закрыты кривыми ставнями. Зашли во двор. Там был небольшой огород с грядками и видны были лунки из-под убранного картофеля. Там же стоял сарай, покрытый листами какого-то железа со следами пожара, а рядом с ним стояла прямоугольная куча какого-то хлама, тоже накрытая листами такого же вида. Домик изнутри также представлял из себя убогое зрелище – в центре его стояла большая русская печь, слева располагалась отгороженная фанерой каморка Вити площадью около 3 метров квадратных с окном в огород. Там стояла его кровать, узенький столик и пара полок на стене. Напротив его закутка дверь вела в небольшую горницу с двумя кроватями и столом между ними – там снимали жильё две девушки – Аня и Валя, приехавшие из голодной Кировской области на работу в Свердловск. Были они сёстрами, но видимо сводными, т.к. не очень походили друг на друга.
Хозяином же этого домика был, как его все называли, дядя Федя. Когда он "выходил" из узкого запечного пространства, я с ним подолгу разговаривал на разные темы. Поговорить хозяин любил и, надо сказать, знал немало интересного. Во мне дядя Федя быстро признал благодарного слушателя, и, когда была возможность, мы подолгу разговаривали. Видимо, квартиранты не очень баловали хозяина вниманием. Дядя Федя оказался человеком необычной судьбы и биографии. Я вначале как-то даже не очень верил его рассказам, но однажды он, уловив этот момент, достал откуда-то пачку старых бумаг. Там было написано, что хозяин – активный участник гражданской войны – контрразведчик.
С армией В. В. Блюхера в 1918 г. дядя Федя проделал знаменитый рейд из-под Тюмени на Урал по тылам Колчака. Одна из бумаг осталась у меня в памяти до сих пор. Это был выданный дяде Феде рукописный мандат, подписанный заместителем командарма. Из всех пунктов, "что он имел право", в памяти сохранились три:
занимать отдельное купе в любых поездах;
провозить с собой любые виды оружия;
контрреволюционеров расстреливать на месте.
Кроме этого, всем органам местной власти предписывалось оказывать дяде Феде помощь и содействие в его делах.
Рис. 3: Дядя Федя (Луговых Фёдор Васильевич)
В результате участия в событиях тех лет у хозяина в голове, видимо, произошёл какой-то «сдвиг по фазе» – и от ловли шпионов он тихо перешёл к ловле земляных кротов и собиранию всякого хлама по всему городу. Как только я приходил в дом к дяде Феде, то разговор со мной начинался всегда одинаково: «Знаешь, Саша, вот мне тут дома осталось немного доделать кое-что, и я сразу уезжаю под д. Сарапулка. Там у меня в деревне знакомые, лежат мои ловушки, и я начинаю ловить крота!» Это «немного доделать» означало, что ещё куда-нибудь сходит и принесёт во двор ещё хлама. За пять лет нашего общения дядя Федя только раза два уезжал в деревню. Зато горы мусора полностью закрыли сначала все грядки, потом огород, и, в конце концов, через шесть лет остался только узкий проход-тоннель к входным дверям дома – всё остальное было заставлено всякой рухлядью, правда, уложеннойв аккуратные прямоугольные кучи высотой около двух метров. Дядя Федя иногда говорил, что у него под хламом очень ценные антикварные вещи. Иногда хозяин собирался что-то куда-то сдать, но всё это не более чем намерения. Один раз показал осколок какого-то импортного ружья, видимо, подобранный на помойке.
Рис. 4: Двор дяди Феди
Дядя Федя никогда не ходил в баню. На лысенькой голове его хорошо просматривались «земляные» грядки, из которых по краям выходила скудная волосяная растительность. Хозяин не был женат и не имел детей. Летом и зимой носил одну и ту же одежду – что-то вроде мехового жилета. За печкой дяди Феди было пространство примерно, как у Вити, – 3 м². Стоял топчан, на котором послали кошму, накрытую сверху брезентом. Спал хозяин на нем, не раздеваясь.
При всем при этом он был добрейшим человеком, никогда никого не ругал, хотя иногда и надо было бы, и никогда не вмешивался ни в какие дела постояльцев.
В 1967 г. все готовились к 50-летию революции, тогда это был большой праздник. Накануне в газете "Уральский рабочий" появились списки награждённых, непосредственно причастных к событиям тех лет. Я сразу вспомнил про дядю Федю, просмотрел списки и нашёл в числе награждённых за те события медалью Лугового Фёдора Васильевича. В это же время я приехал в командировку в Свердловск и вечером пошёл к нему – калитка в воротах, ставни и дом были закрыты. Постояльцев к тому времени хозяин давно не держал – и они ушли на другие квартиры. Соседи сказали, что неделю назад дядя Федя тяжело заболел, и его увезли на лечение, причём не в простую больницу, а в закрытую, для партийной и руководящей элиты. Видимо, он был на учёте в обкоме партии как старый революционер. Узнал, что к нему приехал какой-то дальний родственник. Однако из больницы дядя Федя так уже и не вышел. Я не исключаю, что он мог быть и участником бригады по уничтожению царской семьи, но об этом из его уст никогда не слышал. Наверное, он молчал об этом, как и все другие участники расстрела. Всё-таки на учёт в обком партии не ставили рядовых контрразведчиков даже из армии В. В. Блюхера. Воспоминания не преследуют цели осудить образ жизни дяди Феди или посмеяться над ним – это маленький факт из жизни тех лет. Признаю право каждого человека строить судьбу и жизнь так, как этого он желает сам, без навязывания "сверху" или "сбоку", естественно, если личность не вступает в конфликт с законами и общественной моралью государства. И не уважаю людей, которые других "меряют только на свой аршин", считают только свой образ жизни "правильным", а других осуждают. И таких людей немало.
Фотоаппарат «Зоркий»
С Витей у меня вдруг обнаружились общие интересы и пристрастия, совсем не связанные с будущей профессией. Он имел фотоаппарат «Зоркий» и увлечённо занимался фотографией, любил джаз и прочую лёгкую музыку. Имел все принадлежности для изготовления фото. Весь закуток Витя заставил этими и другими, не связанными с учебным процессом, причиндалами. Мне у них в доме было интересно, и я часто ходил туда.
Через два месяца подумал: "А почему бы и мне не купить фотоаппарат?" Деньги у меня водились, т. к. истратить на еду в студенческой столовой по дешёвым абонементам весь мой бюджет было невозможно. Задумано – сделано. В выходной день я и Витя пошли в "Пассаж" и присмотрели "Зоркий" – хороший узкоплёночный аппарат по цене 700 руб., деньги, в общем-то, немалые. Поехал в общежитие и положил в карман деньги. На еду осталось 50 рублей. Подошёл к кассе, протянул кассирше пачку пятидесятирублёвок и попросил отбить цену фотоаппарата – 700 руб. Кассир пересчитала и сказала, что в пачке 750, а я ответил, что там ровно 700. Она спорить не стала, забрала деньги и выдала чек. Я радостный вернулся домой. На другой день пошёл в буфет института завтракать, а бумажки в 50 руб. в кармане не нашёл. Кассирша всё-таки забрала лишние 50 руб. Позднее я приобрёл к "Зениту" все фотопринадлежности – увеличитель, химреактивы, ванночки и т. д. С приобретением фотоаппарата начался новый этап жизни – все события я старался снимать на плёнку, таковых за два года набралось несколько десятков.
Праздничные застолья. Поездки домой. В гости на «Уралмаш». Зимняя сессия. Пари. Приезд бабушки
Все праздники, все дни рождения ребята с нашей съёмной квартиры в тот год всегда отмечали либо в ресторане, либо дома. Собирались обычно в комнате: сдвигали два стола, готовили незамысловатую закуску – бутерброды, салат и винегрет, что-то горячее на второе и чай с чем-то. Как правило, все закупки делались вскладчину в равных суммах, кроме хозяйки. Она лишь занималась приготовлением пищи. Если в компании были девушки, то они тоже вносили свою часть денег. Приглашались знакомые и знакомые наших знакомых из разных мест. Первый год девушки были из музыкального училища им. П. И. Чайковского. Один раз с нами праздновала Магда Вадас, сестра Люси из Североуральска, певица. Музыка в те годы звучала благодаря грампластинкам, их слушали на радиолах типа «Урал» или «Исеть». Магнитофонов в те годы ещё не было. С девушками ребята вели себя вполне корректно. У Володи Климова невеста училась в г. Иваново, и парень думал только о ней, а я и мои друзья были «совсем зелёными», жениться не собирались, поэтому ничего, кроме лёгкого флирта, не допускали. А девушки из музучилища учились уже последний год – почти невесты, и им нужно было думать о замужестве, а не крутить с первокурсниками, поэтому к концу учебного года эти студентки куда-то испарились.
Подходили ноябрьские праздники. Мне очень хотелось съездить к маме – она переехала в новую, благоустроенную комнату в двухкомнатной квартире на ул. Осипенко 8, в полукилометре от вокзала. Купить билеты перед праздниками, за 3-4 дня до отхода поезда, практически невозможно. Надо было брать дней за пятнадцать. Но я успел купить за десять.
Что меня поразило в Свердловске, так это обилие куриных яиц в продаже, и я решил их привезти домой целый чемодан – в Североуральске яйца продавались в предпраздничные дни, но в ограниченном количестве. В несколько заходов подготовил "к отправке" более 200 шт., освободил чемодан от белья, каждое яйцо завернул в бумажку и сложил. Когда дома раскрыл чемодан, то мама и бабушка раскрыли от удивления рот, но остались довольны – разбилось дорогой только три яйца.
Дом, куда переехали родные, я нашёл сразу. Прошёл от вокзала по ул. Мира 400 м и попал в район новостроек. Дом стоял с левой стороны, рядом с таким же двухэтажным двухподъездным. С правой стороны улицы только сдали трёхэтажку, вторая такая же строилась напротив, а замыкающие угловые четырёхэтажки ещё только начали обозначаться фундаментами.
Родные занимали большую комнату площадью 18 м в двухкомнатной квартире на первом этаже. В ней был опять тот же недостаток, что и в прежней, – окно выходило на восток, и в помещении почти никогда не было солнца. Зато всё остальное – просто рай. Большая ванная, нормальный смывной туалет, центральное отопление, вода на кухне. Правда, горячая вода подавалась через день, но это никого особенно не удручало после деревянных домов с удобствами во дворе и печным отоплением.
Рис. 5: Три выпускника
Мама и бабушка, наконец-то, поверили, что я и в самом деле студент института и могу стать инженером. Для них это было очень важно. По их понятиям, в то время инженер – это почти недосягаемая вершина, тем более после таких переживаний за меня, когда я не прошёл по конкурсу год назад. Да и мне самому эти предстоящие пять лет учёбы казались очень далёкой перспективой.
Практически все студенты-североуральцы поехали на праздник домой. Смотрели, как проходит городская демонстрация, и фотографировали её. Праздники провёл прекрасно, но вот обратного билета на учёбу я не достал, т. к. все студенты возвращались опять в Свердловск. Мне подсказали, что проблему легко решить – необходимо дать проводнице 100 руб. Так и получилось – я доехал нормально в купейном вагоне. Позднее частенько пользовался таким способом.
Иногда, чаще перед выходным днём, ездил в гости на "Уралмаш" к Лёне Виноградову. Он уже год работал конструктором в отделе главного конструктора завода и несколько месяцев назад получил комнатку в трёхкомнатной благоустроенной квартире на ул. Победы. Ехать туда от моей съёмной квартиры было совсем не близко – девятнадцать трамвайных остановок на №5. Вагоны в то время были с незакрывающимися полностью дверями, – и зимой в вагоне было не намного теплее, чем на улице, правда, не было ветра. Все стёкла в мороз покрывались инеем, и каждый пассажир на окнах вытаивал и
Рис. 6: Лёня Виноградов
очищал маленькие смотровые пятачки, в которые следили за остановками. Трамвай приходил на площадь Первой пятилетки, где находилось красивое здание заводоуправления. Отсюда пешком до ул. Победы в спокойном темпе идти около 20 мин. Дом стоял практически на окраинной улице района и примыкал через забор к гигантскому антенному полю неизвестного для студентов назначения. Я не исключаю, что во время работы оно создавало значительные электромагнитные излучения, не очень полезные для здоровья людей.
Комнатка, общей площадью 9 м², была очень плотно "упакована" людьми и мебелью. Здесь стояла двуспальная кровать, турецкий диван, детская кроватка, маленький столик с этажеркой. Свободной площади пола оставалось метра два – и на этой площади Лёня, Мира и маленькая Таня, которой тогда было около 2-3 лет. Иногда я оставался у них ночевать и спал на диване. Когда учился и позднее в командировках, всегда приезжал к ним в гости. Надо сказать, что принимали они меня всегда хорошо и никогда – ни словом, ни намёком – не выказывали какого-то неудовольствия от моего приезда, несмотря даже на какие-нибудь неблагоприятные обстоятельства, возможно, присутствующие в данный момент времени. Я чувствовал такое отношение, но никогда не злоупотреблял им. Лёня был на пять лет старше меня, и я непроизвольно скопировал его некоторые привычки. Например, приходя с работы, он пиджак всегда вешал на спинку стула, а брюки клал на сиденье. Брюки на стул я кладу до сих пор, а пиджак стал убирать в шкаф недавно. Ужин был незамысловатый, но вкусный. Или селёдка с горячей картошкой с маслом, или котлета. Мира – хорошая хозяйка. Она и за порядком следила, и мебель своевременно меняла, хотя хорошую мебель по тем временам достать было сложно, и готовила. Кстати говоря, Лёня иногда и сам
Рис. 7: Лёня, Мира и Таня Виноградовы.
успешно и с охотой готовил некоторые блюда и полуфабрикаты. Зимой семья Лёни и я ходили в кино на популярные картины, а летом на футбол, когда играл «Уралмаш».
Незаметно подошла первая экзаменационная сессия: 5 зачётов и 5 экзаменов по общим дисциплинам. Зачёты я все сдал, а экзамены тоже не вызывали особого страха. Правда, Валерий Цепелев пугал, что экзамены здесь "совсем не то, что в школе" и т. д. Когда узнал, что экзамены по высшей математике у Н. И. Плоткина – это решение задач, то предложил Валерию пари, что математику сдам на "отлично", даже если начну её готовить в 19.00 накануне экзамена. Однокурсник тут же согласился на бутылку хорошего коньяка. Всё произошло, как я и предсказал. Готовиться стал вечером, в 23.00 лёг спать, а утром пошёл на экзамен и сдал на "отлично". Плоткин брал у студента билет, откладывал его в сторону и давал решать 2-3 задачи. Если они решены, то преподаватель мог задать вопрос по билету, а мог и не задать. Когда я быстро всё решил, то Плоткин, не заглядывая в билет, спросил какой-то пустяк и тут же поставил в зачётку оценку.
Я пришёл домой и показал зачётку. Ребята обалдели, но Валера тут же пошёл и принёс бутылку хорошего марочного коньяка. Вечером выпили по паре рюмок, но Валерию он "не пошёл". Когда легли спать, я услышал, что он не спит, а глубоко дышит. Мне уже был знаком такой симптом – позывы к рвоте. Я посоветовал Валере сходить в туалет и "сунуть два пальца в рот", что товарищ сделал и счастливо заснул. Вот такие мы были "пьяницы". В целом, сессию я сдал без троек и, вполне счастливый из-за этого, поехал на каникулы домой. На этот раз я чувствовал себя настоящим студентом, сдавшим первую сессию.
На каникулах ходил в гости к оставшимся друзьям, пошёл, естественно, и на традиционный вечер, который проходил 2 февраля, – встречу выпускников. На это мероприятие пришло много выпускников, но большинство все же отсутствовало. Кто-то был далеко и не приехал, а кто-то не поступил учиться и просто не захотел прийти – постеснялись. В те годы основная цель окончания средней школы – продолжение учёбы в ВУЗах и техникумах, так нас воспитывали. Несколькими годами позднее стали пропагандировать, что не менее полезно после окончания школы приобрести престижную рабочую профессию, особенно, связанную с обслуживанием сложного технологического оборудования типа станков с ЧПУ и др.
Домой я привёз новенький фотоаппарат и снимал город и друзей. Снял и маму с бабушкой – фотографии получились очень тёмные, а на улице бабушка сниматься наотрез отказалась. Оказалось, что это были её последние снимки. Мама поинтересовалась про то, сколько стоит аппарат и сделала свои выводы – за три месяца я имел лишних 700 руб. После этого она сказала, что теперь будет присылать не по 350, а по 200 руб. в силу "неких" обстоятельств. Возражать я, естественно, не мог – мне всё равно хватало, хотя расходы возросли – приходилось покупать фотопринадлежности.
В 20-х числах марта 1955 г. на моей съёмной квартире вдруг появилась мама. Она сказала, что сегодня на поезде привезла в больницу сильно заболевшую бабушку, и что шансов у неё выжить очень мало. Мама дала адрес больницы и велела звонить, если что. На следующий день я поехал к бабушке. Она лежала в палате одна, вторая койка была свободна. За те два месяца, что я не видел бабушку, та сильно похудела и говорила очень тихо. Я шкурой почувствовал, как ей тяжело, вспомнил, что в детстве с ней частенько ругался, и впервые за последние годы расплакался, а она стала меня успокаивать. На другой день бабушка умерла. Ей было 77 лет. Я позвонил маме, чтобы сказать о смерти бабушки, но медперсонал больницы уже сообщил ей об этом. На другой день мама приехала и, побегав по соответствующим службам, получила разрешение захоронить бабушку в Свердловске, а за взятку выбила место для погребения на Ивановском кладбище – центральном в городе, где хоронили в последние годы очень редко. Могила бабушки находится недалеко от места захоронения известного уральского писателя П. П. Бажова.
Грампластинки. Радиола. Форма. Мужской хор. Спорт – борьба классическая и стрельба. Джаз-оркестр Л. О. Утёсова. Визит Д. Неру и И. Ганди в Свердловск. Сессия
С 1955 г. в продаже в массовом порядке стали появляться грампластинки с джазовой музыкой, некоторые романсы и пр. Это был, в основном, довоенный репертуар советских джаз-оркестров Л. Утёсова, А. Варламова, А. Цфасмана и других. Правда, всё это называлось лёгкой музыкой, названия пьес были изменены, а слово «джаз» вообще не употреблялось. Некоторые пьесы впервые прозвучали ещё в военные годы и сразу после, до начала борьбы с «космополитами» и объявления джаза «музыкой толстых». Я и Витя Мироновым всерьёз увлеклись приобретением пластинок. Дело дошло даже до того, что Витя покупал каждую в двух экземплярах. Нам объяснил, что одну будет крутить на разных вечеринках, а вторая будет лежать в коллекции для души. Кроме магазинов, я стал похаживать на барахолку на ул. Щорса. Там удалось приобрести пластинку В. Козина и танго О. Строка «Чёрные глаза». Мало в те годы иметь грампластинки, нужно иметь на чём их играть. У нас дома имелось только радио. Купить готовую радиолу в магазине – трудная задача, практически невозможная без большого блата. Ближе к весне мама написала, что зам. управляющего треста «Бокситстрой» Климов купил где-то в Свердловске новые железные потроха от радиолы 2-го класса, а столяр сделал прекрасный самодельный деревянный футляр. Оказывается, какой-то радиозавод в Свердловске железо к радиолам делал быстро, а с изготовлением деревянных футляров у них были проблемы. Вот и пустили в продажу один металл по цене в 2,5 раза дешевле полного изделия. Мама предложила поискать это изделие. Через месяц я его купил и на майские праздники привёз вместе с пластинками домой. К моему приезду на летние каникулы готовая радиола в деревянном обрамлении уже стояла дома, и я подолгу слушал привезённые пластинки.
Надо признать, что один из важных стимулов поступления в горные институты – форменная одежда и аттестация не только у специалистов горной промышленности, но и у студентов. Это была, даже по сегодняшним меркам, очень красивая одежда. Тёмно-синий китель с брюками, контрпогоны с вензелем ВУЗа на плечах, петлицы с молоточками и пуговицы, кокарда и молоточки на фуражке. Шили за свой счёт в специальном ателье – кто из бостона, кто из шевиота, в зависимости от финансовых возможностей. После окончания института каждый получал звание горного инженера 3-го ранга – и на рукавах нашивалось по одному шеврону. По мере работы происходила переаттестация специалистов и переход на другие должности. Этот порядок хорошо стимулировал приток специалистов в эту достаточно тяжёлую отрасль промышленности. После прихода к власти Н. С. Хрущёва произошла переоценка ценностей, и весной 1954 г. аттестацию горных кадров, а вместе с ней и форму, упразднили. Во время вступительных экзаменов я ещё встречал студентов и аспирантов в форме, но без контрпогон. После остался единственный осколок от формы – это фуражка, которую студенты шили и носили ещё лет пять. Я тоже решил сшить себе таковую. Ребята подсказали адрес старого еврея-фуражечника, который шил просто первоклассно. Поехал я к нему куда-то на "Вторчермет" и там ещё топал куда-то пешком. Мастер снял с меня размеры и где-то дней через десять за 100 руб. я получил прекрасную бостоновую фуражку. Кокарду и молоточки купил в магазине и сразу стал похож на классического горняка.
Как уже писал, с общежитием в институте было очень туго, но на остановке ул. Большакова заканчивалось строительство большого пятиэтажного общежития под шифром корпус "Б" на несколько сот мест. Студенты неоднократно привлекались на стройку для оказания помощи строителям в неквалифицированном труде, жилье для студентов собирались сдавать вроде к следующему учебному году. Однако мест в этом здании всё равно хватило бы далеко не всем.
В институте был очень сильный четырёхголосный мужской хор, которым одно время руководил ректор Уральской консерватории профессор В. Глаголев. Коллектив в городе был заметный своей культурой исполнения и хорошо опекался руководством института – всем пошили форменную одежду, всех обещали поселить в новое общежитие. Валера Цепелев, не знаю из каких соображений – то ли из любви к искусству, то ли из желания приобщиться к высокому, записался в этот хор ещё на первом курсе и регулярно ходил на все репетиции и концерты. Меня он тоже стал охмурять вступить в этот коллектив хотя бы из-за близкой перспективы получения там общежития, да и вдвоём ходить веселее. Я по природе индивидуалист, очень редкие вещи, в основном церковные, в хоровом исполнении мне нравятся. Но вообще, считал, что хор нивелирует личность. Есть у тебя голос – иди и пой на сцену под какой-нибудь инструмент, нет – сиди дома и слушай других, а не прячься за спины в общем хоре, иногда раскрывая беззвучно рот. Когда я так рассуждал, Валера страшно обижался, как будто я его уличал в отсутствии голоса. Однако желание получить быстрее общежитие перевесило все минусы, и я пошёл "продаваться". (Надо заметить, что в оценке хорового пения в молодости я сильно ошибался. Недавно послушал хор им. Пятницкого и был просто ошеломлён чистотой исполнения, многоголосием, мелодичностью.)
Пришли за полчаса до репетиции. Дирижёром был человек маленького роста с характерной внешностью. Встретил он меня дружелюбно и сказал: "Вот сейчас я буду брать ноты на рояле, а вы их повторяйте голосом!" – и начал выстукивать сначала по одной, потом по три в виде арпеджио, а потом и закатил пару музыкальных фраз, причём совершенно незнакомых. Я старательно всё повторил и без ошибок. Дирижёр на меня внимательно взглянул и сказал: "Молодой человек! У вас хороший слух, но с голосом я не определился. Посидите-ка пока во вторых тенорах!" Так началась моя первая репетиция в хоре. Среди вторых теноров петь было тяжело, не получилось вытягивать "верха" – и я просто открывал рот. Кроме этого, я не получал ни малейшего удовлетворения от этой массовой спевки. Каждая репетиция давалась с трудом, через полмесяца хоровых занятий решил, что лучше лишний год проживу на частной квартире, чем продолжу заниматься так истязать душу, и навсегда бросил это дело и никогда не сожалел, хотя летом 1957 г. хор участвовал в Международном фестивале молодёжи и студентов в Москве и получил Диплом 3-ей степени.
Некоторые ребята сразу начали ходить на спортивные секции института. Я ещё в школе имел спортивные разряды по лыжам и пулевой стрельбе. Лыжным спортом заниматься не хотелось, а вот стрельба была по душе. Сначала я выступал на первенстве факультета, а потом меня включили и в состав факультетской команды. Конечно, уровень занятий и материальная часть здесь были несравненно выше, чем в Североуральске. Стрельбы проходили в подземном тире ДОСААФ на углу улиц Малышева и 8 Марта. Оборудован он был просто превосходно: каждая стрелковая ячейка оснащалась подзорной трубой для корректировки любого выстрела, имелось хорошее, не дающее бликов освещение. Материальная часть – малокалиберные винтовки 5,6 мм – у всех были свои и привозились с собой. В школе я стрелял из винтовок ТОЗ-8 с простым открытым прицелом. Здесь же, в основном, применялись диоптрические кольцевые прицелы. Как показала практика, стрельба с ними давала большую кучность и улучшала результат. Так как я был новичком в команде и имел низкий разряд, то и закреплённой винтовки у меня не было. Приходилось брать первую попавшуюся, наскоро пристреливать и выходить на огневой рубеж. Но иногда мне давали попробовать пристрелянные винтовки, и результат всегда был намного лучше. Однажды я даже не вышел из девяток на мишени № 7м на 50 м лёжа. А вот стандарт 3 на 10 из трёх положений шёл хуже – не выше 260 очков.
Однажды желающим предложили пострелять из боевого оружия – трёхлинейных армейских винтовок калибра 7,62 мм. Я согласился, условились встретиться утром в условленном месте. Подошёл заказной автобус, стрелки погрузили в него несколько винтовок, пару цинковых ящиков с патронами и поехали на стрельбище. Поехали далеко – за г. Березовский, дальше в лес примерно на 10 км. Армейское стрельбище – расчищенная полоса около 150 м шириной и около 800 м в длину. В конце полосы бульдозеры сотворили мощный земляной вал вперемежку со стволами деревьев. Огневой рубеж состоял из открытой части, где располагались стрелки на дистанцию 100 метров по мишени №4, и закрытой, где сидели снайперы и вели огонь на дистанции 300 и 600 метров. Стрелки расположились на открытом рубеже и всё делали только по команде старшего на стрельбище. Сходили и повесили себе мишени, и после этого можно было открывать огонь. Только я начал поудобнее моститься, как справа от меня раздался очень сильный хлопок – и я сразу оглох на правое ухо. Понял, что сосед выстрелил. Тут же прозвучал выстрел слева – и моё левое ухо перестало слышать. Тогда я открыл стрельбу сам. Отстрелял десять патронов, подождал, когда закончат все. После стрелки пошли снимать мишени. Мой первый опыт вполне удачен – 87 очков из 100. Сразу выполнил норму 3-го разряда. Потом отстреляли 2-ю серию, после этого события приняли несколько хаотичный характер. Патроны никто не считал, два цинка стояли прямо на огневом рубеже – и все начали палить в сторону мишеней, кто в бумагу, кто в столбики, кто по камням, лежащим на земле. Вообще, настрелялись всласть и оглохли. Надо было брать пример со снайперов. Те имели винтовки с оптическими прицелами, целились очень тщательно, иногда делали перерывы в прицеливании. Один выстрел занимал у снайперов около 5 минут. Тут-то я понял, какое это мощное оружие трёхлинейная винтовка. У неё дальность только прицельного выстрела 2 км, а пуля летит ещё дальше: стрелки попадали в деревья земляного вала, и там вверх взлетала щепа. Это была первая и последняя поездка с боевым оружием и стрельбой "до отвала".
Мои два одногруппника – братья Вилли и Эдик Мардеры, немцы из Омской области, – пошли на секцию классической борьбы, или, как её сейчас называют, греко-римской. И через какое-то время начали "вербовать" других, в том числе и меня. К весне я согласился и пошёл на занятия. Тренировал секцию студент-перворазрядник с горного факультета, легковес, но с мощной, хорошо накачанной шеей. Он глянул мой торс и сказал, что дело для меня подходящее. Тренировки заключались в общефизической подготовке, в особенности, накачивании шеи "мостиком", игре в баскетбол без особых правил, изучению приёмов борьбы со спарринг-партнёрами. За два часа занятий уходило много физических сил и пота. Зал для борьбы имел относительно небольшие размеры, и в нём всегда стоял устойчивый и крепкий запах здорового мужского тела и пота. В такие места следовало бы водить на "ремонт" всяких лесбиянок, про которых в те годы мы даже и не слыхали. После занятий принимали душ. В конце второго семестра устроили квалификационные соревнования среди новичков. При весе 65 кг я входил в лёгкую весовую категорию 62-67 кг. Одну из схваток я выиграл на чистом туше за 13 сек., бросив соперника через бедро. У второго выиграл за 42 сек., но третьему чисто проиграл за 26 сек. Конечно, опытные, владеющие хорошим арсеналом приёмов борцы за десятки секунд не проигрывают. Уровень моей техники ещё был недостаточно высок, но секция нравилась, т. к. у меня начался рост мышечной массы и физической силы.
В городе вдруг появились афиши, извещающие о приезде на гастроли оркестра Утёсова. Естественно, я сразу же поехал за билетами в филармонию и, выстояв очень большую очередь, приобрёл их. Интересная деталь – на афишах было отпечатано "Заслуженный деятель искусств РСФСР", зачёркнуто жирной чертой и сверху надписано "Народный артист РСФСР". Видимо, новое звание догнало Л. Утёсова уже на гастролях. Но сам факт того, что ещё недавно он вообще не имел никаких почётных званий, говорил об отношении тогдашних властей к развлекательной музыке.
Гастроли длились несколько дней и шли при полном аншлаге. Это был традиционный для тех лет состав оркестра: по четыре трубы и тромбона, пять саксофонов, ритм-группа, аккордеон и много скрипок, что в отдельные моменты сильно напоминало звучание симфонического оркестра. Первое отделение играл его биг-бэнд, иногда выходил инструментальный квартет – аккордеон, кларнет, гитара, контрабас, пели молодые певицы Капитолина Лазаренко и Алла Коваленко. Сам Утёсов выступал всё второе отделение. В основном, звучали песни, написанные за последние 20 лет, распространившиеся в народе благодаря появившимся только что пластинкам. Особенно тепло принимались и исполнялись на "бис" песни военных лет. Для меня этот концерт был просто откровением в мире музыки, да и вообще, я впервые видел "вживую" такой коллектив. А солисты-инструменталисты – Кауфман, Ривчун, Кузнецов – мало того, что классно играли, они были для нас легендарными личностями, имена которых стояли на многих довоенных грампластинках.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
