Текст книги "Отважные"

Глава третья. Погоня

На улице кто-то тихонько окликнул Колю. Он обернулся. Позади стоял дядя Никита.

– Иди за мной, – сказал он, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Тебе мать, наверное, про меня говорила?

– Говорила…

– Ну вот, так ты иди… Но в ворота не входи, а пойди задами да перелезь у сарая через забор. Не надо, чтобы тебя со мной видели… Понял?..

– Понял.

Никита слегка хлопнул Колю по плечу и пошел через площадь к Ярославской улице. Он жил в небольшом домике за высоким забором. Там, где кончалась эта улица, начиналась окраина.

До войны дядя Никита заведовал городской баней. Работа у него была невидная, но, как он сам любил говорить, «горячая». Никто не удивился, что он остался в городе, когда пришли гитлеровцы. Он продолжал топить баню, теперь уже для немецких солдат, и комендант Курт Мейер считал его человеком полезным.

Но, когда Никиту Кузьмича Борзова назначили заместителем бургомистра, выяснилось, что в этом хилом на вид человеке живет настоящий дьявол. Никто лучше его не мог организовать облаву, когда надо было отправить в Германию очередную партию жителей. Он мобилизовал инженеров и заставил их восстановить разрушенную электростанцию; ну, а что касается бани, то она работала бесперебойно.

Жители города не любили Никиту Кузьмича. Если раньше его звали по имени-отчеству, то теперь за ним накрепко утвердилась презрительная кличка «банщик». Никита Кузьмич знал об этом, но только зло усмехался. «Ничего, – говорил он, – «банщик» себя еще покажет. У меня тут некоторые получат такую баньку, что кровью умоются»…

Коля шел шагах в двух позади Борзова, который важно нес свою щуплую фигуру, стараясь всем своим видом показать, что он лицо значительное и является представителем власти.

Если бы не последний приказ матери, Коля никогда бы не пошел к «банщику». Да и тот, как видно, не очень-то этого хочет. Боится, чтобы его самого не заподозрили.

Они уже почти дошли до дома Никиты Кузьмича, когда из-за угла показались два конвоира; они вели в тюрьму арестованного.

Арестованному не было и тридцати лет. Коренастый, небритый, в старых черных, обтрепанных снизу брюках и в коричневом пиджаке, из-под которого виднелась бурая от грязи рубашка, он шел неторопливо, покорно следуя за передним конвойным.

И вдруг в тот момент, когда один из конвойных остановился, чтобы закурить папиросу, арестованный рванулся, подбежал к ближайшим, соседним с домом Никиты Кузьмича, воротам и мгновенно скрылся за ними. Конвойные вскинули автоматы, но пули, очевидно, пролетели мимо…

Борзова словно подстегнули. Он забыл о своем высоком положении и стремглав бросился вслед за конвойными. Судя по удалявшимся выстрелам, они были уже довольно далеко. Беглец, видимо, стремился уйти по задворкам.

Вместе с другими мальчишками, которые выскочили из соседних домов, Коля подбежал к воротам. Но там уже никого не было.

Прошло минут пятнадцать. Все стали расходиться, и Коля остался у ворот один. Тогда он решил, что перелезет через забор раньше, чем дядя Никита вернется домой, и подождет его во дворе.

Он перемахнул через невысокий плетень соседнего двора, пересек огороды и вскоре оказался у высокого глухого забора. Судя по острым очертаниям крыши и возвышавшемуся над нею коньку, дом за забором принадлежал Борзову.

Коля оглянулся и нырнул в заросли густой крапивы. Здесь он увидел щель в заборе и попробовал пролезть. Но щель оказалась слишком узкой. Кроме того, кто-то насыпал рядом с ней битого стекла. Коля решил поискать более удобного места, но, где бы он ни примеривался перелезть, всюду наверху покачивалась проволока, натянутая в три ряда. Коля обошел забор вокруг и, озадаченный, вернулся назад. В одном месте – там, где между забором и сараем находилось узкое пространство, – проволоки не было. Удивительное дело! Как раз там, где легче всего было перелезть, забор остался незащищенным. Коля взобрался на сарай, перекинул ногу через забор и тут же испуганно отдернул ее.

Со двора прямо из будки на забор прыгнул огромный черный пес. Задержи Коля на мгновение ногу – и он бы ее прокусил.

Пес остервенело лаял.

– Молчи! – крикнул Коля. – Молчи, тебе говорят!

Он заметил, что длина цепи, на которой была собака, рассчитана только на этот участок забора. Если же перелезть немного правее или левее, то пес уже не страшен. Однако там, где нет пса, натянута проклятая проволока. Как же быть? Нет, надо вернуться обратно к щели в заборе и попробовать ее расширить. Если удастся отломить кусок штакетника, то он как-нибудь сумеет проползти во двор.

Коля спрыгнул с сарая, и его ноги вдруг ударились обо что-то мягкое. В крапиве кто-то вскрикнул от боли. На земле лежал тот самый арестованный, который только что убежал от конвоя; лицо его было измазано кровью и грязью, волосы спутались. Потирая ушибленную ногу, он испуганно смотрел на Колю.

– Не бойся, – сказал Коля, – я тебя не выдам.

– А кто ты такой?

– Коля!..

– Они уже ушли? – спросил беглец, продолжая потирать ногу.

– Ушли.

– Но они обязательно вернутся. И с собакой… А чей это дом за забором?

– Банщика, – ответил Коля.

Беглец усмехнулся:

– Ах, вот как!.. Спрятаться бы у него во дворе. Там-то наверняка искать не будут.

– Ползи за мной, – тихо сказал Коля, – я видел неподалеку щель…

– Тебе хорошо говорить – ползи! – вздохнул тот. – И угораздило же тебя прыгнуть мне на ногу! Ты мне, наверное, связки порвал… Ну, где тут щель?.. Показывай.

Не обращая внимания на волдыри, которые из-за крапивы красным созвездием покрыли его руки, Коля стал пробираться к щели. За ним, тяжело дыша, полз беглец.

– А лучше бы вам до ночи пролежать в крапиве, – сказал Коля.

– Нет, нет, здесь меня найдут. Показывай, малец, щель. Может, и спасусь…

Коля подполз к щели. В нее бы еще мог пролезть большой кот, но даже для Коли эта щель была слишком узкой.

– Дай-ка я погляжу, что там делается, – сказал беглец и, отстранив Колю, заглянул во двор. – Верно, до собаки далеко… – проговорил он. – А вон сарай!.. Хорошо бы туда забраться… – вдруг он оживился: – Найди-ка, малец, где-нибудь большой камень, мы снизу отобьем доску…

Найти подходящий камень было делом нетрудным. Беглец снял с себя рубашку, завернул в нее камень и этим тяжелым свертком стал сильно и без большого шума ударять по краю доски.

После нескольких ударов доска отскочила. Затем таким же образом беглец выбил и вторую доску.

– Лезь первым, – сказал он Коле, – посмотри, есть ли кто-нибудь во дворе.

Коля раздвинул доски и с бьющимся сердцем прополз в теперь уже широкую щель.

Здесь, у забора, тоже росла крапива, справа невдалеке стоял небольшой дровяной сарай – он был открыт, – а слева, за деревьями, виднелась собачья будка. Пес, звеня цепью, истошно лаял…

Небольшой дом Никиты Кузьмича стоял посреди двора. Дверь его была закрыта на висячий замок. Но все же на всякий случай Коля осторожно обошел вокруг дома. Все окна были плотно прикрыты и занавешены.

Никто не остановил и не окликнул его.

Коля вернулся к щели и тихо позвал:

– Лезьте! Никого нет!..

– Попридержи доски… вот так… – Беглец с трудом протиснул плечи в щель. – Дай-ка руку… Подтяни меня немного…

Коля схватил обеими руками его широкую ладонь с короткими пальцами и стал изо всех сил тянуть к себе.

– Давай, давай, малый, давай! – шептал беглец, стараясь протиснуться между сжимавшими его досками. Наконец это ему удалось. Обессиленный, он упал на землю и с минуту надрывно и глубоко дышал.

– Прячьтесь! Прячьтесь!.. – торопил его Коля. – Он сейчас может вернуться…

Беглец с трудом поднялся и заковылял к сараю.

– Постарайся опять забить гвозди, – проговорил он, с трудом переступая через порог.

Но гвозди забить не удалось. Заскрипела калитка, и Коля едва успел отскочить от сарая. По тропинке к дому быстро шел Борзов. Он был чем-то недоволен и сбивал палкой, которую держал в руках, головки цветов.

Коля замер. Ему казалось, что он все еще очень близко стоит к сараю и к забору, где доски явно смещены. Бежать обратно – значит выдать человека, который ему доверился. Остаться на месте – надо объяснять, как он попал во двор, охраняющийся таким злым псом.

Звякнул замок, который Никита Кузьмич снял с засова, и дверь распахнулась. Сейчас войдет в дом, и тогда он сможет убежать. «Бежать, бежать!» – только об этом сейчас думал он.

Но Никита Кузьмич не торопился входить в дом. Он стоял спиной к Коле и о чем-то думал. Потом Коля услышал его негромкий голос:

– Иди за мной!..

Хлопнула дверь, и Никита Кузьмич скрылся за ней. Коля боязливо поднялся на крыльцо и долго, прежде чем войти, стоял с бьющимся сердцем.

– Войди же наконец, – услышал он приглушенный голос Никиты Кузьмича.

Банщик в пальто и в шапке стоял посреди комнаты. Острое лицо его было злым, а руки нервно крутили палку.

– Ты как сюда попал? – спросил он, стараясь говорить спокойно. – Ведь я тебе сказал, чтобы ты перелез через забор.

– Я и перелез через забор, – ответил Коля.

– Посмотри мне в глаза… Врешь! Тебя бы разорвала собака. Как ты сюда проник, отвечай!..

– Я перелез через забор… – стараясь глядеть прямо в колючие глаза Борзова, проговорил Коля.

– Ну и ну! – усмехнулся Борзов. – Вижу, ты силен врать. Ну хорошо. А почему ты меня не подождал? Ты же видел, что я домой не пошел!..

– Видел!..

– А я тебе что сказал? Чтобы ты перелез через забор, когда я буду дома. Ведь тебя могла покусать собака!

– А у вас собака на цепи.

– Ах, вот как. Значит, ты лазил на сарай!..

– Лазил.

– Так-так… Выходит, ты не через сарай сюда попал… А я-то думал, что пес тебя пощадил. Вот какие дела… Где-то в заборе есть щель… Покажи…

– Нет, нет! – воскликнул Коля. – Не надо ходить.

– Почему не надо? – прищурился Борзов. – Это же не в твоем заборе щель, а в моем. Показывай!..

– Нет, нет, я не пойду…

Борзов вдруг как-то подобрел:

– Что с тобой, Коля?.. Ну, не ходи. Я ее и без тебя найду. На вот, пирог у меня тут есть. Поешь.

Он поставил тарелку с пирогом на стол и вышел во двор. Коля подбежал к окну и с замирающим сердцем стал следить за Борзовым. Тот медленно шел вдоль забора и пристально рассматривал его. Вдруг он нагнулся и поднял что-то с земли. Коля с ужасом увидел, что в руках у него рубашка беглеца, в которую был завернут камень.

А дальше события начали развиваться с необычайной стремительностью. Борзов бросился к собаке и спустил ее с цепи, пес с лаем кинулся к сараю. Борзов распахнул дверь и, тут же захлопнув ее, запер на засов.

– Сторожи! – крикнул он псу и побежал со двора.

Коля бросился во двор – он отдал бы жизнь, чтобы помочь беглецу. Пес тут же кинулся на Колю, повалил его. Огромная пасть, ощерясь, уткнулась ему в лицо.

Запертый в сарае беглец изо всех сил стучал в дверь, стараясь ее выломать.

– Дик, назад!.. Ложись!.. – Борзов с двумя солдатами уже вбежал во двор. – Он здесь, в сарае!.. Берите его…

Пес, послушный хозяину, улегся рядом с Колей, поводя налитыми кровью глазами.

Солдаты вытащили из сарая беглеца. Он упирался, дико ругаясь. Они били его по рукам и ногам.

– Иди, иди, негодяй! – кричал на него Борзов. – По тебе петля плачет!

Беглец отвечал руганью:

– Предатель! Банщик несчастный!.. Еще неизвестно, кто из нас раньше подохнет!..

Наконец его увели. Борзов прикрыл сарай и вытер со лба пот.

– Ну, пойдем, – примирительно сказал он Коле.

Но Коля весь сжался от ненависти. Глаза у Борзова сделались страшными. Он цепко схватил Колю за руку и втащил его в дом.

– Рано еще тебе, щенок, рассуждать!..

Коля укусил его за руку:

– Пустите, пустите!..

– Я тебе пущу! – Борзов втолкнул его в комнату и запер на ключ. Посиди тут. Потом поговорим!..

Глава четвертая. В доме Никиты Борзова

Позднее Никита Кузьмич принес Коле еду – большой кусок вареного мяса, хлеб с маслом и горячий чай, – хозяйственно поставил тарелки на стол и сел рядом с видом радушного хозяина.

– Племянничек! – позвал он. – Иди к столу…

Война быстро раскидала родственников в разные стороны. Одни эвакуировались в глубокий тыл, другие ушли на фронт, и теперь, после гибели матери, в городе у Коли остался один лишь дядя Никита. Кому же, как не ему, позаботиться о сироте?

Но Коля забился в угол и смотрел оттуда на своего дядю ненавидящим взглядом. Зачем мать приказала идти к нему? Он, наверное, и ее предал, только она об этом так и не узнала.

– Ешь, Коля! – настойчиво сказал Никита Кузьмич и подвинул тарелки поближе к мальчику. – Ешь, тебе говорят. Суешься не в свои дела…

Коля не двигался. Он так много пережил за последние дни, что сразу повзрослел. Еще недавно его маленькое доверчивое сердце готово было поверить Никите, но теперь он боялся и ненавидел его. «Скорее, скорее бежать отсюда!» – только и думал он, притаившись в своем углу.

Никита Кузьмич сидел, положив руки на стол, и, нахохлившись, смотрел на Колю.

– Ты долго будешь на моих нервах играть? – проворчал он. – Вот выведешь из терпения, так я тебя ремнем проучу.

– А меня и отец никогда не бил, – враждебно ответил Коля.

– Жалко! Старших не признаешь. Все характер, характер свой показываешь… Сколько тебе лет? Уже тринадцать, наверное?

– Скоро будет…

– Вот – тринадцать!.. Не маленький! Понимать должен…

Коля поднял злые глаза:

– А что понимать?

– А вот что. Тебя ко мне мать послала?..

– Мать, – тихо ответил Коля.

– На смерть шла, а ко мне послала! Значит, добра тебе хотела! Говори, чего молчишь?..

– Не знала она, какой вы злой человек, дядя Никита.

Никита Кузьмич вскочил и ударил кулаком об стол так, что зазвенели тарелки.

– Мал, мал ты еще, щенок, взрослых судить! Не знаешь жизни. И как она дается, какой крови стоит!.. – Борзов схватился рукой за сердце, тяжело ступая, вышел в соседнюю комнату, где стояла его кровать, и почти свалился на нее.

– Дай воды, – сказал он.

Видно, ему было очень плохо. Он лежал на кровати такой маленький, старенький и беззащитный, что у Коли дрогнуло сердце.

Он быстро принес из сеней кружку холодной воды, достал по указанию дяди Никиты из буфета какие-то порошки. Приняв лекарство, Никита Кузьмич несколько минут лежал молча, с закрытыми глазами. Коля сидел у него в ногах, на краю кровати, и пристально смотрел в его бледное, сморщенное лицо. Он думал о том, что ему делать дальше. В лагерь к отцу его никто не пустит. Туда даже идти опасно: вдруг гитлеровцы дознаются, что у этого пленного на площади повешена жена? Ведь они тогда могут и отца убить. Рассказать об этом дяде Никите или нет? Можно ли ему довериться? Поможет ли он отцу?..

Минут через десять Никита Кузьмич открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на Колю.

– Прошло! – облегченно вздохнул он. – А чуть было не отдал душу… Хорошо, что ты рядом был.

Борзов полежал еще немного, а потом сел на кровати и стал застегивать на груди рубашку.

– Куда вы, дядя Никита?

– А никуда, дома побуду. Лежать-то долго нельзя: сердце останавливается. Ну ладно, иди поешь.

Коля покорно пошел к столу и отрезал кусок мяса.

– Больше ешь, – сказал дядя Никита, вновь подсаживаясь к столу с другой стороны, – мажь хлеб маслом…

Коля быстро ел, а дядя Никита молча наблюдал за ним. Вдруг он заметил, что в глазах Коли появилась какая-то пытливая мысль. Мальчик пристально взглянул ему в лицо, а затем отвел взгляд и потупился.

– Дядя, а зачем вы того человека полицаям выдали?.. – вдруг тихо спросил он.

Никита Кузьмич вспыхнул.

– Слушай! – крикнул он, теряя самообладание. – Ты что мне, допрос устраиваешь? Лучше скажи, как он ко мне во двор попал.

– Я его спрятал.

– Ты?!. Да узнай об этом гестапо, за это и тебя и меня бы расстреляли!..

– А никто про это бы и не узнал.

Никита Кузьмич только развел руками.

– Ну что с тобой, дураком, говорить! Большое счастье, что я его в сарае нашел… Пришли бы вечером с обыском, как бы я оправдался? Сказали бы: нарочно прятал.

– А его бы можно было выпустить.

– «Выпустить»! – передразнил Никита Кузьмич. – Это легко сказать, да трудно сделать…

Коля отодвинул тарелку.

– Что ты? – встревоженно спросил Никита Кузьмич.

– Плохой вы человек, дядя Никита. Лучше я от вас уйду.

– Уйдешь?

Коля упрямо нагнул голову:

– Я лучше в лагерь пойду, с отцом жить буду.

– В лагерь? – удивился Никита Кузьмич. – В какой лагерь?

– Ну, в тот, что на окраине города, за проволокой!..

У Никиты Кузьмича на переносице сошлись глубокие морщины. Он сосредоточенно смотрел в лицо мальчика, стараясь понять, о чем тот говорит.

– Отец? Разве он там?

Коля осекся. Нет, он не скажет дяде Никите больше ни слова.

– Почему ты сказал об отце? Ты что, его видел?

Коля вновь сжался в своем углу. Как мог он проговориться! Теперь погибнет и отец. Нет, нет, дядя больше ничего от него не узнает.

– Ты видел его в колонне пленных? – вплотную приблизился к Коле Никита Кузьмич. – Говори! Видел?..

Коля старался выдержать его напряженный взгляд.

– Нет, не видел… Это я так просто сказал. Придумал…

Никита Кузьмич с сомнением покачал головой.

– Такие вещи просто так не говорятся. Особенно сейчас, когда ты потерял мать… – Он снова сел и закурил папиросу. – Вот что, племянничек, – сказал он, подумав. – Я запрещаю тебе выходить даже за ворота. А придет время, я сам скажу тебе, куда идти и что делать… Надеюсь, мы договорились?

– Я убегу, – тихо и с ненавистью ответил Коля.

– Раз так, ладно!

Замок дважды щелкнул.

Коля бросился к окну. В раму были вделаны толстые железные прутья. Такие пилой за день не распилишь.

Через несколько минут дядя Никита, одетый в пальто с поднятым воротником, ушел со двора, не забыв спустить пса с цепи.

Коля остался один. Им овладело отчаяние. Он со всей силы стал дергать дверь, наваливался на нее всем телом, пытаясь выломать, бил ногами. Но дубовая дверь могла выдержать осаду и более сильного человека. Она только сотрясалась и глухо гудела под ударами. Нет, из комнаты выхода не было, Коля даже заглянул в печь, но труба была слишком узка. Он только измазал себе сажей нос и щеки.

Куда же пошел банщик? Он наверняка отправился в гестапо, чтобы сообщить об отце. «Что я наделал, что я наделал! – шептал Коля. – Как помочь отцу? Как спасти его?..»

Пусть же только дядя Никита вернется! Он убьет его, убьет вот этим ножом, который лежит на столе. И Коля схватил большой кухонный нож с острым концом. Да, он его убьет…

Быстро темнело. За окном хрипло лаял пес. Осенние деревья медленно покачивали своими почерневшими ветвями. В соседней комнате громко тикали стенные часы…

Сколько прошло времени? Час, два, три?.. Коля сидел, не смыкая глаз, и напряженно думал. Он вспомнил свое детство, отца, мать… Почему-то ему все время мерещился темный шрам на ее щеке, когда она нагнулась, чтобы поцеловать его в последний раз…

О своих играх, о голубях, о товарищах он не вспоминал, как будто всего этого у него в жизни никогда и не было. Он, маленький человек, на которого разом свалились все невзгоды, старался понять, как же ему теперь жить.

Вдруг пес яростно залаял. Коля бросился к окну и увидел темную фигуру, идущую от ворот. Дядя Никита!.. Стукнул засов. В коридоре послышались шлепающие шаги. Щелкнул выключатель, и сквозь дверную щель в комнату проникла узкая полоса света. Борзов потоптался в прихожей, видимо, снимал пальто, затем подошел к двери.

Коля прижался к притолоке. Как только дядя Никита откроет дверь, Коля нанесет ему удар. Но тишина в комнате, видимо, обманула Никиту Кузьмича.

– Спишь?.. – проговорил он за дверью. – Ну спи, не буду мешать…

Дядя Никита щелкнул в прихожей выключателем и прошел в соседнюю комнату, которая служила ему столовой. Там он с чем-то долго возился: то ли шкаф двигал, то ли стол. Коля прислушивался к доносившимся до него звукам и решал, позвать ему дядю Никиту или ждать, пока тот откроет дверь сам.

Он решил ждать, когда дядя Никита сам войдет в комнату.

Прошло еще долгое время, и Коля услышал – дядя Никита снова идет в прихожую. Снова щелкнул выключатель. Никита Кузьмич опять потоптался, потом глухо хлопнула дверь, и он вышел на улицу. Но, сколько ни старался Коля через окно разглядеть его тень в той стороне, где были ворота, там ничего не было видно. Только звенела цепь, на которой сидел пес, и раздавался его лай. Колю удивило, что собака лаяла теперь в противоположном конце двора. «Что она там охраняет?» – подумал он.

Никита Кузьмич во дворе не задержался. Через несколько минут он вернулся, крепко закрыл дверь изнутри и потушил везде свет. Судя по наступившей затем тишине, Коля решил, что он лег спать…

Проснулся Коля от приглушенного говора. За окном была глухая, темная ночь. Сквозь двери не проникал даже слабый луч света. Видимо, двери из соседней комнаты в прихожую были прикрыты.

Сон мгновенно пропал, и Коля прижался ухом к замочной скважине. Да, несомненно, говорят двое. Глухой, незнакомый голос и скрипучий, принадлежащий дяде Никите. Но ни одного слова не разобрать.

Коля приложил ухо к стене, поближе к печке; она отапливала две комнаты: ту, в которой сейчас находился Коля, и соседнюю, где дядя Никита разговаривал с каким-то незнакомым человеком. Уже одно то, что разговор происходил глубокой ночью, заставило Колю насторожиться. О чем они говорят? Наверное, замышляют что-нибудь недоброе. Здесь, в углу, где стена упиралась в печку, было слышно немного лучше, но все же слова звучали неразборчиво.

Тогда Колю вдруг осенило: а что, если сунуть голову в печку?

Затея удалась. Очевидно, на противоположной стенке печки была открыта вьюшка, голоса теперь были слышны совершенно отчетливо.

– И ты убежден в этом? – спросил густой, низкий голос, который показался Коле знакомым.

– Вполне убежден, – ответил дядя Никита.

– Ты проверил?

– Проверил.

За стеной промолчали.

– А кто его видел кроме Коли? – спросил тот же низкий голос.

– Еще трое… Но те будут молчать… Он чуть не выдал себя, когда упал на площади.

– Сколько же теперь в лагере человек?

– Шестьсот будет.

– И когда их погонят?..

– Мейер говорил, что укрепления начнут строить через несколько недель. Но, конечно, пленных туда отправят раньше.

– И ты заранее узнаешь?

– Это очень трудно, но попробую.

Коля понял, что речь идет о его отце. Может быть, человек, который разговаривает с дядей Никитой, принадлежит к подпольщикам? Но почему он говорит с дядей Никитой о таких важных вещах? И вдруг Коля вскочил. Ведь накануне своего ареста мать тоже встречалась с дядей Никитой. Нет, она не была у него дома. Она ходила к нему в городскую управу, но, когда вернулась, была очень взволнована. Несомненно, дядя Никита завлекает, а затем предает людей. Надо предупредить того, кто там, за стеной. Он, наверное, не знает, что дядя Никита сегодня выдал гестаповцам человека!..

– Эту операцию мы должны обязательно провести, – опять сказал тот же голос, – придется бросить на нее всю группу! Но сам понимаешь: маленькая оплошность – и мы окажемся в ловушке…

– Да, тут нужна полная внезапность, – ответил Никита Кузьмич, и Коле показалось, что он усмехнулся.

Опять помолчали.

– А как же быть с парнем? – спросил Борзов.

– Держи его пока у себя.

– Говорит, сбегу…

– Сейчас нам его взять некуда. С месяц пусть у тебя поживет.

– Придется держать под замком.

– Это уж слишком.

– Посмотрю. Если обвыкнется, тогда другое дело… Пей, пей чай, а то остынет.

– Какой уж тут чай! Скоро убираться надо. Дик привязан?..

– Привязан.

– Страшная у тебя собака!

Никита Кузьмич засмеялся:

– Да уж! Для такой жизни самая подходящая.

Послышался стук отодвигаемого стула.

– Вот что, Геннадий Андреевич…

– Не Геннадий Андреевич, а Павел Мартынович, – поправил Никиту его собеседник.

Коля чуть не крикнул от радости. Конечно же это голос Геннадия Андреевича, одного из учителей школы, в которой он учился!

Может быть, сейчас закричать, затопать ногами, позвать его на помощь? Рассказать всю правду о дяде Никите? Ну, а если дядя Никита убьет Геннадия Андреевича, когда увидит, что тот о нем все знает? Нет, надо молчать, терпеть и слушать…

– Теперь, Никита Кузьмич, запомни явку, – сказал Геннадий Андреевич: – Деревня Малиновка…

– Так!..

– Хата Полозневой. На краю деревни…

– Так… Запомнил.

– Пароль: «Нельзя ли воды напиться?» Тебе ответят: «Воды много, пей сколько хочешь!..» Понятно?.. Повтори.

Никита Кузьмич повторил.

– Задачу свою уяснил? – спросил Геннадий Андреевич. – Ничего повторять не надо?

– Все понятно, Павел Мартынович!

– Действуй, но осторожно! Прощай… Пойди попридержи пса, пока я перелезать буду…

По коридору глухо простучали шаги двух людей. Хлопнула входная дверь. Залаял в глубине двора пес. Потом лай стал еще громче. Никита Кузьмич вновь перевел собаку на старое место… Через минуту опять хлопнула дверь. Стукнул засов. Борзов с минуту постоял у двери, за которой притаился дрожащий от нервного напряжения Коля, а потом, видимо успокоенный, вернулся в свою комнату.

Коля тут же опять засунул голову в печку.

– Это вы, господин Блинов?.. – услышал он голос дяди Никиты. – Простите, что звоню ночью. У меня крайне важное сообщение… Да, может подождать до утра… Слушаюсь… Ровно в девять утра я у вас…

Эти слова разрушили все Колины сомнения.

Геннадия Андреевича и его подпольщиков, несомненно, ждала страшная опасность.