Текст книги "Нашествие"

Глава 9

Процесс кристаллизации новых общественных образований протекал по классической схеме, когда вокруг небольшой организованной группы начиналось объединение прочей, доселе аморфной массы. Крупные города, спешно покидаемые жителями, стали новым типом уже известных вам котлов народов…

Отрывок из лекции профессора Коптева

Университет Нового Авалона

Всего осталось шесть сотен человек, большая часть из которых поселилась в том самом полузаброшенном поселке. Несмотря на то, что Абликов официально распустил часть, как-то негласно, по общему мнению все осталось по прежнему. Главой оставшихся выбрали Абликова, уцелевшие офицеры по прежнему занимали руководящие посты, все так же несли службу на постах и дозорах солдаты. С чьей то легкой руки прижилось и название сообщества – Род. Скорее всего, неизвестный, придумавший термин, имел ввиду, что теперь они живут, как в каменном веке, при родо-племенном строе. Впрочем, так казалось Игорю, что по этому поводу думали остальные, его интересовало мало, хватало и прочих забот.

Поселок обстраивался, день и ночь скрежетали пилы, тюкали топоры. Людей было много и изб на всех не хватало, поэтому командование приняло решение ставить временные срубы, неказистые, но довольно основательные. Новый поселок решили заложить в двух километрах севернее первого, резонно рассудив, что не стоит складывать все яйца в одну корзину. Одновременно, вокруг обоих поселков возводили хорошо замаскированные укрепления, копали ходы сообщения и размещали наблюдательные пункты. Каждая дорога, каждый мост в округе требовали наблюдения, но пуще всего люди следили теперь за небом. Смешная предосторожность, что могли они противопоставить тем, кто за несколько часов уничтожил организованное сопротивление могучего организма армии, тем, кто разрушил всю структуру власти походя. Нет, не противопоставить, но сбежать. Хотя, куда бежать, заново обустраиваться на новом месте, выживать из последних сил, не имея надежд. Нет, проще сгинуть в мгновенной вспышке, с радостью приняв последний, безнадежный, но столь упоительный для души бой.

Хотя… Да, пришельцы им пока не докучали, убрав воздушные патрули даже из Питерского неба, больше всего Абликова волновали люди. Безвластие, что всегда приходит вслед за катастрофой, это лучшая питательная среда для отбросов человеческого общества. Да и много ли нужно, дабы самый, что ни на есть средний человек, мог именоваться «отбросом»? Увы, сущую малость. Лишите его комфорта, уверенности в завтрашнем дне, заставьте бороться за еду, уничтожьте все, что ему было дорого и оп! Свежеиспеченный «отброс» готов вцепиться вам в глотку, стремясь продлить свою никчемную жизнь. Точнее, поправка, у большинства людей не хватит сил вцепиться, они умрут, своей смертью позволив выжить сильнейшим. Но те, кто выживет, вот они уже по настоящему опасны. Опасны именно своим презрением к жизням прочих, безудержной, нет, даже не жестокостью, а равнодушием, способностью убить даже не ради куска хлеба, а просто так, походя. И вот с ними уже придется биться насмерть, без сантиментов, используя любые способы и забыв о чести, поскольку уж они то себя подобной ерундой утруждать не будут. И страшнее всего, когда, убив очередного врага, ты почувствуешь, что ничем от него не отличаешься. Что погасла в душе та крошечная искорка тебя былого, та, что помнит о прежнем.

А столкнуться с ними пришлось быстро, гораздо быстрее, чем рассчитывал Игорь. Тогда они углубились в город гораздо дальше, чем когда-либо до этого, направленные в поисках уцелевших аптек. Запас лекарств, изъятых на Арсенале, иссякал, и требовалось немедля пополнить его. Теперь, когда пришельцы прекратили патрулировать город, они могли передвигаться на машине. По крайней мере, в тех местах, где обломки разрушенных зданий оставляли свободное для проезда место. Город походил на труп и пах, как труп, первые дни июня выдались жаркими, и за месяц, прошедший с вторжения, замах смерти лишь усилился. Тела никто не прибирал и даже дикие собаки, уже не могли впихнуть в себя мертвечину. И птицы, тучи птиц, в основном ворон, он слетелись в мертвый город со всей округи, прельщенные воистину царским угощением. Вороньи стаи заняли все уцелевшие деревья, обожравшиеся птицы ленились летать, они вальяжно передвигались, выискивая, как гурманы, куски понежнее.

Группа Игоря на этот раз добралась почти до Невы, ближе к окраине искать что-нибудь полезное было уже бессмысленно. Люди покинули город, но продолжали наведываться в него, питаясь остатками былой роскоши. Игорь частенько видел мелькающие в развалинах тени, но подойти к слаженной боевой группе за все время так никто и не рискнул. Ну, это и к лучшему.

К Неве они вышли около полудня и тут же поняли, что сегодня на другой берег им не попасть. Мосты оказались разрушенными. По крайней мере те, что попадали в поле зрения. Но, отчего-то Игорь был уверен, целых мостов в городе не осталось. Он подошел к выщербленной осколками лестнице, что вела к реке.

– Ну что, приплыли?

Сергей, придерживая рукой СВД, спустился и тронул воду рукой.

– Холодная. Придется искать лодки, или еще что.

Игорь встал рядом, задумчиво оглядывая практически не пострадавший Эрмитаж.

– А есть ли смысл? Что нам на том берегу?

– Там самые большие аптеки располагались. На Литейном и на Невском. И они наверняка не тронуты, ведь если мы только-только до центра добрались, значит и остальным не легче пришлось. А транспорт – дело наживное.

– «Аврору» угонишь?

Сзади прыснули, зная давнюю мечту Белкина побывать на знаменитом крейсере. Тот обернулся и показал насмешникам здоровенный кулак. Гогот прекратился и народ оттянулся подальше. Игорь сердито окрикнул людей.

– Организовали боевое охранение! Не на прогулке! Двое налево, двое направо, Отто с нами, остальные не высовывайтесь.

Валентайн подошел поближе.

– Аптека был на углу. Через улица, крепость.

Игорь развернул карту Питера.

– Возле Петропавловской крепости? Где?

– Вот тут, я быть на экскурсия, аспирин, там большой аптека.

– На экскурсии?

– Я, в крепость.

Игорь засмеялся, хлопнув себя по лбу.

– Ну конечно же, черт побери, я тебя там и видел, мы на вашу группу налетели, когда выбегали из казематов!

Отто присмотрелся внимательнее.

– Может быть, я плохо разглядеть. Мы идти туда?

– Естественно! Гнатенко, не стыдно? Немец лучше тебя твой родной город знает!

Крепыш Гнатенко, в прошлом чемпион СНГ по карате, огрызнулся.

– Я не с Питера, я с Гатчины, пора бы запомнить!

– Неважно, с Гатчины, так с Гатчины, сейчас пойдем вот в эту точку, чуть южнее Петропавловки. Ты поведешь головной дозор, Белкин, ты в арьергарде.

Они решили двигаться вдоль воды, по практически не пострадавшей набережной. Двое впереди, шестеро чуть сзади и двое ангелов хранителей с тылу. Стандартное построение для такой маленькой группы.

Здание аптеки практически не пострадало, разрушения ограничились выбитыми стеклами и несколькими трещинами, наискось перечеркнувшими отделанные под гранит стены. Игорь поднял руку, подавая сигнал замереть, потом согнул два пальца и две фигуры сорвались вперед, перебегая усыпанный битым стеклом тротуар, замерли, прижавшись к камню. Вроде бы чисто.

Игорь, пристроив пулемет на поребрик, взял под прицел зияющие темнотой окна. К зданию дернулась следующая двойка, все тихо. Ну что ж, в очередной раз поработаем носильщиками. И тут в окне, на втором этаже мелькнула размазанная серая тень, мелькнула настолько быстро, что Игорь даже засомневался, не привиделось ли? Нет, не привиделось, Белкин толкнул его в бок и кивнул на окна. Ччерт!

В следующую секунду грохнул выстрел, пуля свистнула совсем близко, с противным визгом уйдя в рикошет и обдав щеку острыми осколками бетона. Игорь не стал дожидаться, пока невидимый стрелок прицелиться точнее, подхватив пулемет, единым махом, с перекатом, очутившись под защитой стены.

– Второй этаж, он на втором этаже!

Гнатенко молча кивнул и выдернув кольцо, с потрясающей точностью отправил ребристое зеленое яйцо в окно. Грохнуло неслабо, на миг заложив уши и обдав неведомо откуда взявшейся штукатуркой. Игорь в два прыжка преодолел оставшиеся до разбитой аптечной витрины метры. «Штурмуя здание, входите вдвоем, сначала граната, потом ты », слова рано поседевшего капитана Милюкова всплыли в памяти неожиданно, но как нельзя кстати. Игорь нащупал в кармане разгрузки Ф1.

На этот раз грохнуло куда как сильнее, взрыв выбросил наружу охапку бумажных листов, а Игорь уже был внутри, пытаясь разглядеть сквозь поднявшуюся пыль хоть что-то. Ударная волна опрокинула несколько витрин, разбила все чудом уцелевшие секции стеклянных стеллажей и таки достала одного из укрывавшихся тут.

Мужик лет тридцати, в светлой кожаной куртке и на удивление чистых, неизношенных джинсах, лежал опрокинутый навзничь попавшим в середину лба осколком. Игорь мысленно похвалил себя, валяющийся у руки мужика автомат недвусмысленно давал понять, чтобы случилось с Игорем, сунься он в витрину без подготовки. Он зябко передернул плечами, представляя ослепительный толчок и боль, от автоматной очереди в упор легкий бронежилет не спасал.

Его группа, ворвавшись следом за ним, уже прочесала торговый зал и прикрывая друг друга, скрылась на служебной лестнице, что вела на второй этаж. Игорь туда не пошел, понимая, что противник сбежал, не рискнув связываться с хорошо подготовленной и слаженной группой.

Так и оказалось. На втором этаже обнаружились несколько пустых мешков, гильза от охотничьего ружья и несколько капелек крови, видимо граната все же кого-то задела. Да, вот и пролом в стене, через который и ушли, те, кто предпочел вместо переговоров открыть пальбу. Проклятье, неужели все озверели настолько, что начинают стрелять в людей из-за каких то склянок? Нет, не просто из-за склянок, теперь лекарства стали ценностью, неизмеримой ценностью, почти такой же как и еда. Без лекарств начнутся эпидемии, и их никто не сможет остановить, без обезболивающего умрет от болевого шока раненный, возникнет заражение при любом ранее пустяковой царапине.

Азарт боя отступал, сменяясь звенящей пустотой и учащенным сердцебиением. Лишь сейчас Игорь понял, как вымотал его короткий всплеск сил, он утомленно прикрыл глаза.

– Грузимся по списку, сколько сможем унести и уходим. К вечеру мы должны быть в точке рандеву. Гнатенко и Белкин, вы остаетесь тут, прикрывайте подходы. Эти конечно не вернуться, но на шум могут нагрянуть и более опасные гости.

Гнатенко, доселе глядящий в окно, повернул к нему ухмыляющееся лицо.

– Вот за что я тебя люблю Денисов, так это за умение говорить красиво, длинно и бестолково. У вас на истфаке все такие?

– Нет, через одного. У тебя какие то проблемы, Сергей?

– Никаких проблем, командир, просто не нужно объяснять нам прописные истины.

Игорь подошел вплотную, разглядывая Гнатенко снизу вверх пристальным, нехорошим взглядом.

– Гнатенко, тебя никто не заставлял оставаться, ты волен уйти, как только мы вернемся в поселок. Но до той поры, будь добр выполнять мои приказы и не обсуждать их, понятно?!

Гнатенко слегка попятился, не выдержав яростного напора.

– Да, командир.

Игорь повернулся к нему спиной, бунт был подавлен в зародыше, и теперь следовало выполнять то, ради чего они сюда пришли. Первая встреча с мародерами прошла буднично, и почти не отложилась у Игоря в памяти. Лишь позднее, на обратной дороге он вдруг понял, что несколько часов назад впервые стрелял в людей. И что теперь на его счету есть первый убитый, тот самый мужик в новеньких джинсах. Странно, он прислушался к себе, но не обнаружил внутри ничего, словно убивать давно стало его натурой, привычкой, необходимой как воздух, которого не замечаешь. Впрочем, как выяснилось позднее, это оказалось полезным приобретением.

В окружавших поселок деревнях жило без малого две тысячи человек и первое время после катастрофы, когда из мертвого города потянулись самые первые цепочки беженцев, их еще пускали, расселяя по пустующим домам. Но вскоре, когда ручейки беженцев превратились в полноводную реку, границы рода было решено закрыть. Все прекрасно понимали, что даже в отсутствии пришельцев зима выдастся на редкость тяжелой, а если принимать без разбора всех, то просто не хватит тех крох продовольствия, что сумели собрать и поместить в надежно охраняемые склады. Решение тяжелое, но иного выхода не оставалось. Всех спасти было невозможно.

В пятнадцати километрах к югу от поселка, перекрывая подходы из Питера, протекала неширокая река. Менее ста метров водной глади, реки вообще большая редкость в этих краях. И теперь этот естественный барьер требовалось укрепить, усилить до последней возможности. Пятьсот человек, все, кто предпочел остаться, а не пробиваться с риском домой. Пятьсот человек и три десятка километров речного берега. Пять человек на километр, если расставлять их с учетом трех смен за сутки, ничтожно мало.

Единственный в окрестностях мост разбирать не стали, понимая, что он еще пригодиться самим, вместо этого построив внушительные укрепления и усилив их одним из вывезенных из Арсенала танков. Нет, через мост беженцам было не пройти.

Игоря с людьми поставили пятью километрами ниже течения. Два километра заросшего ивняком высокого берега, где так мало подходов к воде. Река тут делал небольшую петлю и Игорь, скрепя сердце, разделил группу на две два отряда, иначе они рисковали потерять из виду полкилометра укрытой поворотом поймы. Противоположный берег полого спускался к воде, укрытый спускающимся почти к самой воде лесом. И часто, слишком часто по укрытой между деревьями лесной дороге к берегу выходили беженцы. Выходили группами и поодиночке, нагруженные вещами и налегке, женщины и дети и почти не было стариков. Старики всегда погибают первыми, не имея сил спастись. Беженцы останавливались перед катящейся по руслу водой, вглядывались в предупреждающие плакаты и обычно поворачивали обратно, надеясь найти другой способ перебраться на противоположный берег. Но были и иные. Несколько семей, человек пятнадцать, пятеро крепких мужчин несли огромные рюкзаки, женщины и дети шли почти налегке. Они остановились у берега, один из мужчин, высокий, смуглый брюнет плюнул на фанерный щит с грозной, запрещающей переправу надписью и одним неуловимым ударом ноги снес его наземь. Игорь толкнул Белкина.

– Возьми того красавчика на прицел, если что, бей по ногам.

– Угу.

Мужчина тем временем, что-то отрывисто скомандовал и один из его спутников принялся накачивать большую резиновую лодку. Предусмотрительные, черти – пробормотал лежащий чуть поодаль Козлов. Игорь вздохнул, если беженцы не вняли запрещающим надписям… Он поднялся в полный рост, встав так, чтобы его непременно заметили с противоположного берега, тусклое пятно, на фоне зеленеющей листвы. Да, его заметили почти сразу, мужчины выступили вперед, закрывая свои семьи от возможной опасности. Игорь набрал в легкие воздуха и громким голосом выкрикнул предупреждение.

– Переправа запрещена! Мы не принимаем больше людей!

Здоровяк брюнет упер в него горящий, физически ощутимый взгляд, его голос был холоден и спокоен.

– Парень, мы безоружны и голодны, у нас дети, мы просим разрешения пройти дальше от города, мы не останемся у вас!

– У меня приказ никого не пропускать через реку!

– Парень, мы всего лишь хотим убрать подальше от этих чертовых железяк!

Игорь задумчиво прикусил губу. Да, пропустить их он не имел права, но и…

– Идите вниз по течению, не менее чем на двадцать километров, там можете переправиться. Но не думайте сворачивать на запад, на нашей территории вас пристрелит первый же патруль!

Брюнет повернулся к своим, они постояли несколько минут, обсуждая новости, потом молча и без суеты сдули лодку и направились обратно в лес, видимо решив не искушать судьбу, попадаясь на глаза прочим, выставленным вдоль берега секретам.

Сверху закапал противный, моросящий дождь, сразу стало зябко и неуютно. Игорь накинул на голову прорезиненный капюшон плащ-палатки, но теплее от того не стало. Ох уж эти извечные питерские дожди. Каждый день, стоять так каждый день, ожидая пока не иссякнет людская река, что стремиться прочь от смерти, несущейся с неба. Да, сколько бы ни убили пришельцы, людей все равно осталось слишком много. Чересчур много, чтобы выжить, когда рухнуло государство, рухнули связи, когда перестало поступать продовольствие. А может потому их больше и не трогают? Ведь не было ни одного нападения с тех пор, как волна десанта смела очаги сопротивления, видимо разрушив государство пришельцы решили дать людям собственноручно вырезать друг друга. Рвать глотки за кусок хлеба, а потом вымирать от голода, когда кончаться не безграничные запасы продовольствия. Что ж, разумно, зачем тратить силы, когда можно позволить аборигенам вымирать самим. Господи, сколько прошло времени? Две недели, тринадцать дней. Да, сегодня тринадцатый день выматывающего, рвущего жилы ритма. Господи, ведь он же даже не спал нормально с тех самых пор, все урывками, да урывками. Пять ходок в Питер, вторые сутки на этом проклятом берегу. Но с другой стороны, он жив, жив, в отличии от миллионов тех, что не пережили первую, самую страшную ночь. А ради этого стоит перетерпеть неудобства и отсутствие отдыха. Игорь прижался спиной к поросли ивняка, давая отдых усталой спине. Поразительно, но до сих пор его голова была свободной от мыслей, на размышления просто не оставалось сил. Да, усталость помогла пережить первые, самые тяжелые дни. Кто знает, не будь он занят множеством столь утомительных занятий, не бросай его людей из одного похода в другой, вполне возможно, рассудок бы и не выдержал. Игорь видел тех, кто не смог смириться с мыслью о рухнувшем мире, кто нашел спасение под милосердной завесой безумия. Ну уж нет!

Игорь резко выпрямился, встал упруго, с прогибом. Значит отдыха не хватает? Людей мало для охраны границ. Хм. Резиновые лодки. Лодки.

– Серега, ну-ка смотри сюда.

Белкин приподнял голову, поворачиваясь на голос.

– Чего шумишь?

– Мысль есть. Смотри. – он открыл планшетку с запаянной в пластик картой. – Вот от сих до сих, три десятка кэмэ. Имеем восемь дорог, проходящих мимо реки и одну, что выходит к мосту. Мост не трогаем, там никто не пройдет, а вот на прочие места нам приходиться отвлекать людей. Отвлекать от работы и отдыха.

– Ну?

– Люди всегда действуют по принципу наименьшего сопротивления. Если есть дорога, они идут по ней, понял?

Белкин зевнул.

– Ну понял, только вот та дорога идет вдоль берега двадцать километров, один черт никто не знает, где решат переправляться. Так что придется нам торчать тут и заворачивать назад. Еще спасибо скажи, что в нас пока не стреляли.

– Ты не понял, мы можем сами создать такие места наименьшего сопротивления! В пяти, шести местах, которые взять под охрану, в остальных, ну, патруль пустить. Пятьдесят человек хватит на все про все! Пятьдесят, а не пятьсот!

– Хм, а ты знаешь, резонно.

Игорь с трудом дождался смены, вкратце рассказал дежурному офицеру о своих планах. Тот задумчиво почесал затылок и посоветовал обратиться к начальству. Мол, мысль неплохая, но хорошо бы получить распоряжение, желательно письменное.

Той же ночью в пяти ключевых точках появились приманки. где-то лодка, наполовину вытащенная на берег, где-то просто груда бревен, так и просящаяся, чтобы из нее соорудили плот. В самых удобных местах.

Игорь попросился на один из таких постов. Наблюдать за другим берегом проще, чем ворочать неподъемные бревна, ставя срубы будущих домов, или ковыряться в земле, дедовскими методами пытаясь вырастить что-то съедобное. Работы было много. И хоть караульная служба не сахар, она была чем-то привычным, знакомым, более значимым что ли. Вот только кормили впроголодь. Захваченных с собой продуктов было слишком мало, а вот жители окрестных деревень… Да, они согласились на обмен – защита за продовольствие. Но увы, пока что особой пользы от них не было. Деревня конца двадцатого века уже отнюдь не жила на самообеспечении, тем более деревня на севере, а Ленинградская область, это Все-таки север, чтобы там не говорили жители славного Мурманска. И хлеб деревенские жители точно так же покупали в магазинах, да вот беда, никто больше не привозит в магазины этот самый хлеб. Картошка, пока еще в погребах оставалось немного картошки, она позволит просуществовать до той поры, пока созреют первые клубни. Была и скотина, но мало, ее берегли на развод, так что и о мясе приходилось забыть до поры до времени. Крупы, концентраты, немного сухарей, котелок каши, да жидкий суп. Игорь с тоской вспоминал сытные обеды в солдатской столовой, впрочем, в студенческую пору ему приходилось питаться и похуже. О том, какого приходиться простым людям, тем самым, которых они гонят от своих границ, он старался не думать. Чужая беда, призрачна, пока ты не видишь ее своими глазами.

Отряды добытчиков все еще продолжали ходить в Питер, но с каждым разом им приходилось все труднее и труднее. Пришельцы покинули небо над городом, зато теперь в развалинах все чаще и чаще слышались выстрелы обычного, человеческого оружия. Выжившие вступили в борьбу за наследство погибшего мира. В полном составе пропала отправленная на Бадаевские продовольственные склады группа из тридцати человек. Оставшиеся возле машин прождали их трое суток и сами едва сумели унести ноги, потеряв два грузовика, после того, как были обстреляны из гранатометов. Еще одна колонна с трудом сумела вырваться из живого капкана голодных людей, угодив в примитивно расставленную на дороге ловушку. Старшему группы пришлось применить оружие, но беженцев не остановила даже автоматная очередь поверх голов, озверевшая толпа поперла на машины сплошным потоком, пришлось стрелять на поражение. Обошлось без жертв, лишь одному солдату, метко брошенный камень выбил три зуба, но два дня спустя пропала еще одна колонна, пять грузовиков под охраной двух десятков человек. В общем, овчинка перестала стоить выделки. Те крохи, пусть и важные для выживания, стали обходиться слишком дорого, и вылазки в город было решено прекратить, сконцентрировав все усилия на охране границ подконтрольной территории.

Люди делятся на волков, овец и овчарок, это Игорь понял уже давно. Ох, скольких овец он перевидал за последние недели. Овцы выходили на берег гурьбой, нервно вглядываясь в противоположный берег, судорожно прижимая пожитки и детей, читали плакаты и уходили навстречу своей, овечьей судьбе. Волков он видел реже, тот брюнет, тот да, был волком, но он был один, поэтому не стал искушать удачу. Овчарки же охраняли людей, впрочем, овчарки те же волки, с той лишь разницей, что не отнимают еду, еду им дают сами овцы. Но эту еду требовалось отрабатывать и отрабатывать мало что кровавым потом.

Видимо в Питере стало неуютно не только им. Сильные всегда вытесняю слабых из хлебных мест, и слабые уходят вытеснять слабейших.

Эх, хороши питерские белые ночи, когда света достаточно, чтобы прочесть мелкий шрифт. Все как на ладони, все подступы, каждый изгиб прихотливо петляющей лесной дороги, рай для наблюдателя. Все кажется таким неестественно мирным в призрачном белесом свете, мир серых и черных красок.

Игорь лежал на расстеленной плащ палатке и читал. Старый потрепанный томик «Спартака» с давно потерянной обложкой. В книге не хватало нескольких страниц, но это даже прибавляло определенный изыск. Спартака Игорь читал, в последний раз незадолго до ухода в армию и теперь обнаружив вырванную кем-то страницу, старался воскресить в памяти ее содержание. Обычно получалось.

Рядом плюхнулся Нахалов.

– Не спишь, командир?

Игорь молча покачал головой. Лешка заглянул в раскрытую книгу.

– Чего глаза то портишь? Спал бы, да спал, тебе же через два часа заступать.

– Не хочется, я днем отоспался, да и в животе бурчит.

На страницу упал кусок сухаря.

– На, похрусти, я с ужина запас.

– Спасибо.

Нахалов откусил от своей половинки и аппетитно захрустел, роняя мелкие крошки на усыпанную хвоей землю.

– Слушай, а почему ты не ушел, когда всех желающих отпускали?

Игорь покатал во рту кусок твердого, как камень сухаря, пожал плечами.

– Знаешь, я просто боюсь. Вологду наверняка тоже бомбили, все же крупный город, транспортный узел. Понимаешь, так у меня есть надежда, что они живы, отец мог их вывести в безопасное место. Я просто боюсь возвратиться и узнать, что их нет, понимаешь?

– Понимаю.

– А ты почему остался?

Нахалов проглотил последний кусочек, аккуратно слизал с ладони оставшиеся крошки и вздохнул.

– А надоело все. Я еще на стодневке решил не возвращается, что мне там делать? Навыки есть, стреляю хорошо, вынослив как лось. Я в «дикие гуси» податься решил, у меня кореш был, он бы посодействовал. Заработал бы бабла, вернулся, купил машину, квартиру, а дальше бы посмотрел. Слушай, а у тебя девчонки на гражданке не было?

– Нет, как-то не срослось. Я полудевственник.

Нахалов хохотнул, ударяя ладонями по бедрам.

– Полу, это как?

Игорь спокойно пояснил.

– Было один раз, перед самым уходом в армию. Девчонка классная, я с ней за три недели до армии познакомился, уже знал, что ухожу.

– Ну и?

– Что ну и. Ухаживал за ней, в кино водил, с ней интересно было, хорошо. А в последний вечер, перед тем, как на сборный пункт идти, все ей рассказал. Она сначала не поверила, я ей повестку показал. Вот тут то все и произошло, а на утро я прямо из ее квартиры ушел, просил не провожать.

Нахалов недоуменно повернулся.

– Почему?

Игорь едва заметно улыбнулся, самым уголком губ, незаметно и печально.

– А смысл? Она бы меня все равно не дождалась, знаешь же, максимум полгода ждут, исключения редки.

– Угу, мать ждет солдата вечно, друзья полтора года, подруга полгода, а сержант сорок пять секунд.

– Вот в том то и дело, а так я просто подарил себе прекрасные воспоминания.

– А раньше что ж?

– А раньше как-то не срасталось, я же тормоз изрядный, сейчас вспоминаю, столько возможностей вижу, а тогда вот то робость, то просто не замечал, что нравлюсь

– Это ты то робкий?

– Как видишь, да.

Нахалов хотел спросить что еще, но тут раздался негромкий свист наблюдателя. Игорь встрепенулся, подхватывая лежащий поблизости пулемет, и кинулся к отрытому на гребне обрыва окопчику.

– Что у тебя?

Белкин, не отрываясь от оптического прицела, ткнул пальцем в тот берег.

– Движение, метрах в четырехстах, сейчас выйдут из леса.

Да, среди черневших деревьев угадывалось что-то неестественное, какие тот наметки движения. Игорь повернулся к Нахалову.

– Леха, поднимай людей, быстро!

Да, теперь сомнений не оставалось, из леса выходили люди, много людей. Белкин беззвучно шевеля губами начал подсчет.

– Толи тридцать, толи тридцать два, вооружены, нехило вооружены!

– Дай винтовку.

В четырехкратной оптике прицела людей стало видно куда как лучше. Разношерстные, одетые кто как бородачи, увешанные столь же разномастным оружием. Автоматы, гранатометы, как минимум у двоих такие же, как у Игоря пулеметы. Их было слишком много, по шесть человек на каждого бойца его маленького отряда.

На склон выскочил Нахалов с двумя сонными бойцами, плюхнулись рядом, застыли, напряженно вглядываясь в туманную дымку белой ночи. Игорь сжал и расслабил кулаки, стараясь вернуть спокойствие, ничего страшного, они в обороне, на их стороне река, они отлично вооружены и патронов хватает. Удержимся!

– Мужики, огонь пока не открывать, лежим тихо, как суслики – Почему именно как суслики Игорь не знал и сам. – Они или станут переправляться, или останутся ждать рассвета. Если останутся, то сами себе злобные буратины, утром к нам смена подойдет. А если переправляться, то огонь открываем по моей команде, как только они отплывут подальше от берега.

Банда, а сомнений, что это именно банда не оставалось, подошла к воде, чуть ниже по течению, чем устроенная ловушка. Люди неуверенно топтались, не решаясь сунуться во все еще холодную воду. О! Один из бандитов заметил валяющиеся выше по течения бревна, притопленную лодку, радостно загоготал, указывая на найденное сокровище остальным.

Саня Самошкин, недавно приданный отряду молодой боец подполз поближе, взглянув своими еще по детски наивными глазами.

– Игорь, мы разве не станем их предупреждать, что переправа запрещена?

Вместо Денисова ответил Белкин.

– Саша, их три десятка человек, нам только не хватало еще и преимущества неожиданности лишаться.

Игорь укоризненно похлопал Самошкина по спине.

– Добрая ты душа Самошкин. Не волнуйся, предупредим, когда к середине реки подплывут.

– А что если они…

– А на то мы тут и поставлены. На плоту, под огнем много не навоюешь, как миленькие уберутся.

Эх, добрая душа Самошкин, Игорь немного знал паренька по службе. За неведомые заслуги, Самошкина назначили истопником личной бани покойного командира части, где Сашка и провел все полтора года. Невысокий, худенький, с добрым и наивным личиком, тот отличался поистине кротким нравом. И вот нате вам – выжил там, где погибла добрая половина, казалось бы, более приспособленных к выживанию людей.

Игорь перевел взгляд на противоположный берег. Отлично, бандиты таки решили вязать плот. Лодку они уже вытащили, и негромко переговариваясь, осматривали днище в поисках дырок.

– Ну ты смотри, костерок разжигают!

– Слушай, командир, может за подмогой послать? Пока они еще плот подготовят.

– Нет, нас и так всего пятеро, не ровен час, решат сначала на лодке разведку выслать, вчетвером нам берег точно не удержать.

Игорь расставил людей по берегу, а сам, как единственный пулеметчик в отряде, залег крайним справа, уперев сошки в узловатые, мощные корни вековой сосны. Фланговый пулеметный огонь страшная штука, способная обратить в ничто наступательный порыв и не таких вот вояк.

Вояки же, не ведая, что за ними с самого начала пристально наблюдают, заканчивали вязать плот. Видимо у кого-то из них нашлась в рюкзаке веревка, достаточно длинная, чтобы ее хватило на плот. Рядом чертыхнулся Белкин.

– Гоша, они все на плот и в лодку не поместятся.

– Сам вижу, дерьмово. Половина, не меньше, останется на берегу, дожидаться очереди. А это худо.

– Да уж.

Расклад выходил не из лучших, одно дело держать под прицелом сгрудившихся на плоту, а совсем другое – вступать в перестрелку с рассыпавшимися по поросшему густой травой берегу. Игорь уже начал жалеть о своем упрямстве и нежелании отправить кого-нибудь за подмогой. Проклятье, ну кто же мог предположить, что вместо безоружных и в принципе безобидных беженцев, к границе выйдет вооруженная до зубов банда! Плохо, очень плохо, настоящий командир обязан предусмотреть, или просчитать любые осложнения. О том, что именно командование приказало нести дежурства пятерками, Игорь сейчас не вспоминал, раздосадованный собственным промахом.