Текст книги "Халявные баксы"

Часть пятнадцатая

Меня давно интересовало, кто в артели ведет дела бумажные. То-есть, кто бухгалтер и плановик. И завхоз должен бы быть. Поинтересовался у Вари, по простоте душевной полагая, что только мы, партийские, не в курсе, кто здесь считает зарплату, достает горючку и продукты, ну и так далее. К моему удивлению, Варя пожала плечами – не знает, и никогда этим вопросом не интересовалась. Я почесал репку, и с подобными «глупостями» к ней больше не приставал.

Однако желание узнать, кто же здесь планирует, считает и подсчитывает, у меня не исчезло – наоборот, начал еще чаще задумываться над этим вопросом. И в подходящий момент навестил в его жилище Сергея, полагая, что он то, постоянно с начальником общаясь, знает все отлично.

Рабочий день давно кончился, но геолог сидел над бумагами. Отвлекать его не хотелось – вдруг дело срочное, а я с глупостью приперся. Собрался извиниться и отвалить, но Сергей не дал:

«Давай, давай, заходи,» – понял мое намерение исчезнуть, – «чайку попьем, поговорим, а с этим,» – кивнул на бумаги на столе, – «я еще успею, не горит.» Начал все убирать со стола на стеллаж вдоль стены, и зная мое любопытство, постарался его удовлетворить: «Считаю сколько золота в нашем рудном отвале». Улыбнулся и пояснил для чего это делает: «Деньги артели нужны срочно – на горючку и запчасти для техники. Вот и подбиваю, сколько руды нужно отправить на комбинат, что бы деньги нам перечислили и их на все хватило».

Я покивал головой – понял, и прекрасно зная, сколько времени занимают проводимые им расчеты – сам неоднократно в партии этим делом занимался – предложил свое участие:

«Если тебя время поджимает – помогу с удовольствием. Запасы золота на наших участках я считал не раз, и дело знаю».

«А и правда,» – оживился геолог, расставляя на столе посуду, – «Владимир один может денек поработать, а мы с тобой здесь посидим. Мне, если честно, эти подсчеты-расчеты уже поперек горла стоят, сам знаешь, дело нудное, и права на ошибку нет».

Кто из геологов занимался подсчетом запасов любых ископаемых, прекрасно знает, насколько все сложно и ответственно. Масса чертежей, сотни проб разной длины с разным содержанием вплоть до пустых. И по каждому рудному пересечению по скважинам, в канавах, и просто в коренных породах в карьере, в отобранных пробах содержание золота нужно пересчитать по четко установленным правилам, выделить интервалы пустые, с забалансовой и балансовой рудой. Не дай бог ошибиться даже в малости! А потому на подсчете запасов всегда сидит целая группа, сами расчеты ведутся в две, а то и в три руки, чтобы все цифири сходились до последнего знака, если это десятичная дробь. Море работы, и сейчас я Сергею сочувствовал, хотя конечно, в уже поднятой руде подсчитать сколько в ней золота намного проще – здесь что в отпалку попало то попало, больше ничего не добавишь и не выкинешь.

«Чаек погоняем, и я тебе бумажки покажу, будем в две руки считать, сверять почаще, что у нас получается. Если кто и ошибется – сразу заметим и «банка» дальше в подсчеты не пойдет». Он подождал, пока вода в посудине не закипела бурно, и высыпал в нее заварку. «Я уже два раза кое-где пересчитывал – не представляю, как можно было ошибиться, а вот поди ж ты, ухитрился», – напомнил мне, как и я в свое время удивлялся, когда кто-то проверял мои подсчеты и находил в них на удивление необъяснимые ошибки.

Занялись чаем. Сейчас самое время поинтересоваться насчет бухгалтерии и планового отдела в артели:

«Сергей, я здесь уже приработался и осмотрелся, но никак не пойму, кто бумажками занимается. Или ухитряетесь без них обходиться?»

Геолог усмехнулся: «Без бумажек и у нас не обойтись. Только занимаются ими все понемногу. Николай Игнатович – общим руководством, я – всеми делами с рудой, Милочкин кем-то вроде завхоза – продукты для столовой, кровати, ведра, матрасы, ну барахло всякое. А друг твой Евдоким теперь будет запчастями заниматься».

«Это я понял, но кто-то же должен деньги считать, всякие дебиты-кредиты. Этим кто занимается?»

Сергей покачал головой: «Ох и любопытный ты Юра! Никто в артели не интересуется, а тебе вынь да положи!» Он немного помолчал, понял, что я все же ответа жду: «У Николая Игнатовича есть хороший знакомый, экономист. Ты его пока не видел, но сюда приезжает, нечасто правда. Вот он и подбивает бабки. Причем подбивает профессионально. Нас ведь тоже некоторые органы контролируют, но к нему никаких претензий».

Я сделал вид, что вполне удовлетворен объяснением, и мы перешли на тему нашей завтрашней работы. К ней у меня появился не меньший интерес, чем только что Сергеем удовлетворенный: кроме всяких расчетов, увижу результаты анализов отобранных проб и наконец узнаю, каково содержание золота в поднимаемой из карьера руде, где его мало, где много, и есть ли столько, что можно заниматься им так, как это сейчас делают «бандюки» и собирается делать мой друг Владимир.

Попили чайку, посмотрели бумаги, с которыми завтра работать, поговорили о пустяках по жизни, и я балок геолога покинул. Но, пока шел к своему домику, по привычке еще раз разговор с Сергеем в памяти прокрутил. Все, что хотел от него узнать – я узнал. Но не все мне понравилось. Ясно как божий день, что в делах денежных в артели, кроме начальника и его обитающего непонятно где друга экономиста-бухгалтера, никто ничего не знает и возможности узнать не имеет. То-есть, со стороны работяг нет никакого контроля, и что для меня удивительно – даже желания его осуществлять. Неужели Николай Игнатович и впрямь честен и справедлив настолько, что все ему доверяют полностью? И только я с Докой в его абсолютной честности сомневаемся?

Вечером Доке разговор с Сергеем пересказал.

«Темнят гады, специально делают, что бы никто ничего не знал!» – согласился с моим мнением. Но здесь в домик ввалился Владимир и мы замолчали, что бы лишний раз не раздражать приятеля неприятными для него предположениями относительно честности уважаемого (на данный момент) начальника. Однако я не оставил его без внимания – довел до сведения, что завтра будет махать кувалдой один, я занят в другом месте. Почему-то Владимира не огорчил – и у меня в голове тут же мелькнула мысль, что он этому рад, надеясь втихаря смыться на рудный отвал за очередной порцией рудных образцов.

С утра с Сергеем засели за подсчеты. Геолог позаимствовал на время у начальника вторую счетную машинку, и в две руки дело пошло не только быстрее, но и веселее. Причем без ошибок, потому как постоянно сверяли свои вычисления, и если они не сходились – проводили их заново.

Невольно я удовлетворял и свое любопытство – содержание золота в пробах участвовало в расчетах, и теперь я видел, где в руде его много, где так себе, средненько, а где и вообще слезы. Но в среднем в первой трети общего объма рудной массы получалось золота до пяти грамм на тонну. К обеду, когда подсчитали и во второй трети, дотянуло до семи грамм – здесь в некоторых пробах содержание доходило до ста грамм, ну а к концу дня определилось как шесть грамм на тонну в среднем на всю подсчитываемую рудную массу.

«Неплохо, бывает и хуже», – подвел итог геолог, – «И руда ровная – больших содержаний единицы, и малых столько же».

«Всегда такая получается, или же бывает и побогаче?» – хотелось понять, много ли такой руды, в которой друг мой Владимир разглядел потенциальных «клопиков», а стало быть, и содержание золота не граммы, а намного больше.

«В общем-то всегда, ну может чуть больше чуть меньше получается среднее содержание,» – начал разъяснять геолог, – «Но в отдельных гнездах золото хорошее, до двести-триста грамм на тонну, Только гнезд таких раз два и обчелся, и не они погоду делают, а та руда, где золота грамм до десяти на тонну – объем ее приличный, в сотни раз больше слишком богатых гнезд.»

«А в этом сезоне из богатых гнезд руда в отвал попадала»? – не мог никак я успокоиться.

«Да, парочку из карьера подняли, и в наши с тобой подсчеты одно гнездо вошло», – вспомнил геолог, и я понял, что не зря и «бандюки», и Владимир ковыряются в рудном отвале. Куски богатой руды они ищут, где золота двести-триста грамм на тонну, где оно видимое и крупновкрапленное, а стало быть легко извлекаемое при умении и незначительной затрате собственных сил.

К себе я возвращался не очень обрадованный услышанным от Сергея. Теперь сомнений у меня не было: выискивать богатые рудные образцы и есть основная работа «бандюков». Не дай бог, и Владимир покатится по той же дорожке.

В домике ни его, ни Доки не оказалось, хотя рабочий день уже закончился. За последнего я не переживал, у того с головой все нормально. Но Владимир – он то где сейчас, если не на рудном отвале? Опять припрет мешок камней и будет демонстрировать, как у него едет крыша?

Я сидел и придумывал, что выскажу ему нелицеприятного по поводу дурацкого увлечения – никак нельзя допустить, что бы занимался он теми же делами, что и «бандюки». Если не хочет побывать на зоне, откуда они недавно выписались. Или получить по башке хорошей железякой.

Первым объявился Дока. Увидел мою хмурую физиономию, и конечно поинтересовался, о чем я переживаю. Пришлось рассказать все, что думаю о нашем общем приятеле. Дока тут же помрачнел и предложил свое участие в решении проблемы:

«Пока его нет, давай камни из домика выкинем. А новые принесет – туда же отправим!»

«Бесполезно», – не поддержал я приятеля, – «будет не в домик тащить, а прятать в горках. Лучше давай с ним поговорим, объясним еще раз недоумку, чем все кончится, если не дай бог он самородок выколотит, или же просто золота наковыряет и попытается сплавить за деньги. Он же понятия не имеет, что получит в итоге в лучшем случае головную боль, а в худшем…в худшем может быть все, и тюряга не худший вариант».

Дока со мной согласился, и когда Владимир наконец объявился с неподъемным мешком камней в руках и глупой, но счастливой улыбкой на лице, мы налетели на него как два коршуна на несчастного петушка. Что только ни говорили, как только не объясняли, чем грозит ему глупое увлечение, как только не увещевали выбросить из головы любые фантазии насчет возможности хорошо заработать, поковырявшись в камушках! Бесполезно, друг наш, за которого мы были в ответе, понимать ничего не хотел и отбрыкивался руками и ногами. И только когда пообещали, что в нашем домике он с камнями возиться не будет точно – выгоним к чертовой матери и поставим обо всех его увлечениях в известность зауча школы, то-есть супругу, предварительно объяснив ей возможные последствия деятельности муженька, он все же сдался. Пообещал с камнями завязать, больше в домик не тащить, но то, что уже успел – пусть у него останется, как образцы и подарки таким же как и он ненормальным коллекционерам.

Слава богу, все же договорились, и мы с Докой вздохнули с облегчением; Владимир посмотрел на нас и сделал то же, но с сожалением и видом мученика, ведомого на казнь.

Часть шестнадцатая

Весь день коллега по кувалдам и зубилам молчал и не смотрел в мою сторону. Не мог простить вчерашний разговор, и продолжал демонстрировать обиду. Как же, мечту его похерили, самородок найти не дали! В душе я ему сочувствовал, с мечтой всегда трудно расстаться, но помочь ничем не мог, разве что отвлечь от неприятных воспоминаний более интенсивной работой. Что и делал, но без особого успеха – с работы Владимир возвращался таким же хмурым и невеселым, каким был с утра.

А в домике нас ждал сюрприз. Еще на подходе заметили возле него мотоцикл «Восход», очень знакомый по навешенным на него прибамбасам, и Владимир чуток ожил, решил наконец открыть рот:

«Ленькина тарахтелка», – определил хозяина транспортного средства, – «И зачем сюда прикатил?» – соизволил поинтересоваться, впервые за день посмотрев мне в лицо.

Я промолчал, но приятелю ответил улыбкой – показать, что вопрос услышал, но ответить не могу, потому что не знаю. Владимир меня понял правильно, и не скрывая нетерпения, в домик ввалился первым, как это делал всегда и во всем, оставляя других на втором плане.

На его же кровати со снисходительной улыбкой превосходства от выполненной задачи восседал действительно Леня, привалившись к стене на подложенную к ней для удобства подушку.

«Ты чего приперся?» – вместо приветствия вопросил Владимир, – «Из партии, что ли выгнали, и деваться некуда?» Я же из-за спины шустряка Лене помахал рукой и улыбнулся.

Несколько экстравагантный прием гостя не обидел. Продолжив улыбаться, словно услышал от Владимира приятное, и не меняя позы на постели, ответил ему в той же манере:

«В партии все в ажуре, а вот что бы вы здесь без меня делали?» – и кивнул головой на большой рюкзак и не меньшие по размерам две сумки возле своих ног, – «Кроме меня, кому в башку придет сюда к вам передачи от баб тащить?»

«Правильно, больше некому, у Паши мотика нет», – вспомнил Владимир, что у нас есть еще один общий приятель, – «Только мог и пораньше на такое решиться», – надо же, еще и неудовольствие выразил! Но пожать руку к нему подошел. Леня с кровати соскочил, пожал заодно руку и мне, после чего уже втроем устроились за столом с желанием обменяться новостями и в артели, и в партии.

Но вначале получили по конверту, и я с удовольствием узнал, что сын в институте проблем по успеваемости не имеет, жена обо мне не забывает и на жизнь в городе не жалуется. Поблагодарила за денежки – первый аванс в артели я переслал ей через того же Леню весь до последней копейки – и теперь вот оказией отправляет кое-что из вещей и подарки, сделать мне приятное и напомнить, чтобы слишком не увлекался другими женщинами. Немножко можно, когда будет совсем невмоготу.

Слава богу, с семьей все в порядке, у Владимира тоже – цидулю от супруги читал с улыбкой. Теперь можно у Лени поинтересоваться о делах партийских. Кое-что мы конечно знали – Дока партию изредка навещал и с нами впечатлениями делился. Они не радовали, но то, что услышали сейчас…

«Все мужики, конец партии», – ошарашил нас с самого начала, – «И не только партии – всей геологии звиздец приходит!»

«Ты поподробнее давай, мы же здесь как в концлагере – приемник послушать некогда. А Дока если новости и привозит, то о гараже да мехцехе, что у вас с геологами делается – он понятия не имеет!» – не удержался Владимир напомнить, что Леня любит разбираться в деталях любого дела, но посвящать в них других не очень рвется. И как бы сейчас одной высказанной фразой не ограничился. Нежданный гость хозяев обнадежил:

«Все расскажу, не мешай только», – это Владимиру; помолчал, покачал головой, с серьезным видом на нас глядя, и начал выкладывать, – «Зарплату за последний месяц не дали, нет денег и не обещают. Мужики кинулись в степь за сайгой и на озеро за рыбой – кормить-то семьи надо, а в магазинах полки пустые, да и покупать не за что. Скоро и техника остановится – горючка кончается, а лишнее все – да что там лишнее, металл и запчасти продавать начали на сторону!» – он еще раз помолчал, глядя на наши обалдевшие физиономии, и донес самое важное, – «Геологов сокращать начали. Вернее, предлагают самим искать новые места, пока не поздно. И намекнули, кому это грозит в первую очередь.»

«И кто у них первые?» – не совладал с собой Владимир, – «Надеюсь, Паша в их число не попал?»

«Паша слава богу не попал, он за вас отчет с Кузьмичем заканчивает. А остальных считай располовинить хотят, и в основном за счет техников. Геологи пока Николаю Матвееву нужны, он с рудой возится. Ее бросить не дадут – золотишко стране нужно».

Леня замолчал, и невольную тишину нарушать никто не хотел. Неприятные вести привез гость, но для меня давно ожидаемые. Даже порадоваться можно, что вовремя перешел к старателям, и не один, а соблазнив еще двух человек. Наверное, подобные мысли навестили и Владимира, и когда он первым нарушил затянувшуюся паузу, то сделал это ожидаемой мною репликой:

«Вовремя мы в артель смотались, хоть до снега спокойно поработаем за деньги реальные, а не за обещания, что их когда-то выдадут». И здесь продемонстрировал веру в надежность и честность Николая Игнатовича! Я чуть заметно усмехнулся, услышав такое, а Леня глубоко и озабоченно вздохнул, но не показал своего отношения к тому, что в свое время перебираться в артель вместе с нами отказался. Но он у нас техник, и женщина его, Ларисочка, техник тоже. А как я понял, именно на техников обрушится первый удар по сокращению. И конечно не мог не поинтересоваться о ближайшем будущем давнего приятеля:

«Леня, у тебя как дела? Что Игорь Георгиевич», – это главный геолог партии, – «лично тебе предложить хочет?»

«А что он может?» – ответил вопросом на вопрос, – «Ему разнарядка из города пришла, вот и будет ее выполнять. Меня может и оставил бы, а вдвоем с Ларисой…» – он помотал головой, и мы поняли, что без Ларисочки Леня нигде и никогда не останется.

Здесь в домик, закончив трудовой день, вошел Дока. Как и мы получил от Ниночки сумку и послание, быстро все проглядел и прочитал, и в обсуждении дел партийских принял живое участие. Проговорили до полночи, правда не всухую – что-что, а жены каждому по бутылке вина передали. А оно, как и положено, язык развязывает даже у молчунов. Но в этот раз настроение не подняло никому точно – темы обсуждались совсем не радостные. Это когда разговор шел про дела в партии. Про артельские больше говорил Владимир, очень впечатленный недавним приличным авансом, на который чуть ли не через слово ссылался. Так что Леня услышал от него только приятное; о негативных же явлениях ни я, ни Дока не проболтались, потому что как ни говори, а в их реальности на сто процентов все же уверены не были.

Утром Леня укатил в партию с грузом не меньшим, чем к нам привез. Владимир не упустил возможности, и нацепил на мотоцикл два брезентовых мешка с камнями, отобранными на рудном отвале. Причем сделал это, не глядя в мою с Доком сторону, и с хмурым видом. Помнил, как мы относимся к его увлечению не столько образцами, сколько возможностью наковырять из них золотишка. И когда Леня от нас запылил, я этому лже-коллекционеру напомнил:

«В домике больше твоих камней не будет».

На предупреждение он сделал вид, что в упор меня не видит, и не ответил обязательным словесным возмущением.

Часть семнадцатая

Оценив подвиг Лени, прикатившего к нам на мотоцикле, Дока сделал полезные выводы и через несколько дней, умотав в партию по делам на попутной машине, вернулся в лагерь на собственном Урале.

«Не могу без родного,» – вышел из домика и кивнул на механическую лошадку, когда я осматривал ее и придумывал, чья она может быть, рядом с нашим жилищем. Теперь принадлежность стала понятной, и для меня приятной.

«Завтра на работе не задерживайся», – похлопал мотик по бензобаку, – «вокруг лагеря крутанемся, посмотрим, кто здесь пасется, и места, где можно поохотиться определим. Все ж не пешком, до темноты успеем везде побывать».

«А я тебя на это дело уговаривать собрался», – на глазах повеселел Дока, – «Вдвоем рогача запросто завалить успеем до темноты!»

Зашли в домик и к охоте приготовились: посмотрели ружья, проверили патроны, нашли пару больших полиэтиленовых мешков сложить в них добычу, если она появится, налили водички в фляжки. Владимир при этих операциях отсутствовал – как я предполагал, в очередной раз смылся на рудный отвал. Но когда попозже в домике объявился, никаких камней с собой не приволок.

На следующий день после работы, приказав Чапе сидеть дома, с Докой умотали в сопки. Вначале прокатились по проселку в направлении на партию, потом свернули с него и поехали по большему кругу вокруг нашего лагеря. Останавливались, взбирались на сопки и внимательно обозревали в бинокли окрестности. В одном месте спугнули небольшое стадо сайги – нас оно заметило первой и быстро исчезло из вида. Поехали следом – не догонять, а проследить, куда оно направилось. Оказалось, что направилось в сторону долинки, которая вскоре начала проглядывать впереди среди уже не сопок, а приличных бугров.

Не стали близко к долинке подъезжать, прогулялись до нее пешечком. И сразу разглядели на ровном месте среди редких кустов и пожухлой травы сайгу, благополучно от нас удравшую и продолжавшую удаляться, правда теперь спокойно и не быстро.

До захода солнца оставалось времени чуть-чуть, и мы решили, что сегодня большего не успеем – сайгу обогнать так, что бы она нас не увидела и не услышала, а потом и дождаться, когда подойдет на выстрел. Потому не стали ее тревожить, вернулись к мотоциклу и не торопясь покатили в лагерь, намечая, как завтра сюда вернемся напрямую, без лишних объездов.

В лагерь вернулись в сумерках, но Владимира в домике не обнаружили.

«Камни на отвале колотит», – определил Дока. Конечно, что он может другое делать? Такое занятие нашего товарища нужно было прекращать, и я предложил заняться этим немедля:

«Давай смотаемся, на месте преступления захватим!»

Дока без лишних слов мотоцикл завел, и через тройку минут мы были возле рудного отвала. Точно, коллекционер по нему разгуливает, причем с приличным по весу брезентовым мешком с камнями. И что получается? Он теперь каждый день по мешку набирает, а раз в домик не приносит, значит втихаря ныкает в укромном месте?

Владимир нашему появлению не обрадовался, но занятие бросил (правда не мешок), и направился к мотоциклу, потому что Дока погрозил ему кулаком, а потом рукой махнул, продемонстрировал этим жестом приказ не вздумать смыться. Приятель подошел, бросил в люльку тяжеленный мешок и начал в ней устраиваться сам.

«Не мечтай эту дрянь в домик затащить», – предупредил его Дока, имея ввиду мешок с камнями. Владимир указание без ответа не оставил:

«Смотри, какие они (то-есть я и Дока) правильные! Образцы отбирать, видите ли, нельзя, закон нарушается! А как самим – сайгу гонять можно! Браконьеры законченные!»

Дока поперхнулся, услышав такую характеристику наших деяний, и обернулся ко мне с удивленной физиономией. Ну а я от Владимира подобные высказывания слышал уже не раз – проработали вместе ого-го сколько, но слова словами, а на моей памяти никогда он от шашлыка или от мяса «по волчьи» из сайгачатины не отказывался. Потому не в пример Доки не возмутился, а лишь напомнил золотоковырятелю другое:

«Если нас инспекция с сайгой прихватит – выложим сто рублей штрафа, и все дела. А тебя с золотишком – на зону загремишь, лет на пять, не меньше. Понял разницу, законник хренов?»

Докатили до домика. С мотоцикла все слезли, и двое с любопытством ждали, что будет делать третий с мешком камней. Третий молча поднял его и попер в сторону сопок.

«Завтра проверю, где складирует», – пообещал Дока, провожая удаляющегося Владимира взглядом.

Только «завтра» обещание компаньон по охоте выполнить не смог. Сразу после работы мы катили по проселку к той долинке, где вчера оставили не потревоженным стадо сайги. Конечно, за ночь оно куда-то переместилось, но опыт как его отыскать, у нас был огромный. Поэтому, не доезжая до долинки, как в подобных случаях делаем всегда, остановились, пешком забрались на крайний бугор, и начали обозревать окрестности в бинокли. Поблизости никого и ничего. Спустились в долинку по старому проселку и пересекли ее пешком, внимательно глядя под ноги – есть ли отпечатки копыт, а если есть, то ночные ли они, и в какую сторону ведут. Следов нет, значит, вчерашняя сайга проселок не пересекала, а следовательно сейчас где-то от нас левее и очень надеемся, что из долины не ушла.

Вернулись к мотоциклу, и потихоньку между бугров поехали вдоль долины в нужную сторону, надеясь сайгу нагнать. Через километр остановились, еще раз залезли на ближайший к долине бугор, и…вот она, пасется, нас не видит и не слышит. И не доехали до нее всего метров пятьсот. Отлично! Переглянулись и подмигнули друг другу.

Теперь главное – не торопиться и не суетиться. Бросили на пальцах жребий – я прямо отсюда спускаюсь вниз, пробираюсь к середине долинки и там маскируюсь. Причем сайга меня увидеть не должна. Дока пешком идет дальше, сайгу обгоняет метров на триста, после чего в долинку спускается (сайга видеть его не должна), добирается как и я до ее середины, и начинает (только теперь) делать не резкие телодвижения. Что бы сайга их увидела, но что это такое – толком не поняла. Заметив потенциальную опасность, которая в данный момент не несет непосредственной угрозы, сайга всегда останавливается, разворачивается и начинает уходить назад. И если ее излишне не пугать, то уходить будет спокойно и вряд ли из долины побежит в сопки или бугры, все же это животное равнин. Вот Дока и должен осторожно напоминать ей об опасности, но ни в коем случае не пугать.

Компаньон все делает профессионально – сайга шагает в мою сторону, и не просто в мою, а прямо на меня. Через десять минут она рядом, остается выбрать жертву – конечно рогача. Выстрел – стадо летит из долины в сторону, мой рогач вместе с ним, но через пятьдесят метров падает. Я бегу к нему, уже видя, что и напарник несется туда же. Подбежал довольный и возбужденный, когда я проверял поверженную животину на предмет упитанности.

«Классно срезал!» – расщедрился на комплимент в мой адрес, и огляделся, куда рогача подтащить для удобного свежевания.

Через двадцать минут мясо уложено в полиэтиленовый мешок, тот засунут в рюкзак, и можно двигаться к мотоциклу с добычей. Я уже начал к ноше примеряться, но Дока задержал неожиданными словами:

«Забыл сказать! Пока я на четвереньках полз, сайгу к тебе направлял – место подозрительное нашел. По запаху – тухлятина, только зачем зарыта непонятно. И видно, что лопатой шуровали. А раз воняет – значит неглубоко лежит».

Ну и кого могли закопать в глухом месте? Охотник случайно подстрелил свою собаку? Только он что, вместе с ружьем и лопату с собой таскал? Лопат у охотников за всю сознательную жизнь я не видел, да и не один я наверное. Значит, кого-то или что-то в долинку привезли сознательно, с убеждением, что закопанный предмет в безлюдном месте никто никогда не найдет. Только вот не учли, что Дока в степи и горках чувствует себя как дома, и подозрительное захоронение сразу разглядел.

«Пойдем посмотрим,» – предложил я, подозревая, что здесь в глуши закапывать лопатой дохлую собаку или еще какую живность никто не будет. Да этого и не требуется – через неделю даже костей не останется, все съедят и растащат лисы и птицы. И что же там спрятали – узнать не только интересно, но и необходимо.

Упрашивать Доку не пришлось – тухлятина и его интересовала. Но вначале мы прошли к мотоциклу, уложили в него рюкзак с добычей, а с собой прихватили монтировку из комплекта инструмента.

Запах ощущался еще на подходе. Слабенький, так обычно попахивает возле жилых нор лис, где догнивают остатки их трапезы. Но когда на нужное место пришли и внимательно его осмотрели, никаких нор и следов хищников не оказалось. Что уже подозрительно – по человеческим понятиям испорченное мясо любых животных – и диких, и домашних – хищники без внимания не оставляют. Дока знал это не хуже меня, и захоронение чего-то пахучего, но никого не привлекающего, его насторожило тоже.

«Что-то здесь не то», – выразил общее наше мнение, и начал задавливать монтировку в центре бывшей ямы. К удивлению, она легко погружалась, и скоро на поверхности остался конец, зажатый в руке напарника. Монтировку он вытащил, переставил в другое место рядом, снова начал задавливать в суглинок. На этот раз во что-то на глубине уперлась. Прокрутил железяку на несколько оборотов, с усилием потащил из суглинка вверх – за ее нижним концом, где монтировка расплющена лопаточкой, тянулся кусок материи с пятнами чего-то на вид неприятного и вонючего.

«Ну и хренотень!» – удивился напарник и отвел монтировку подальше в сторону, чтобы лишние ароматы до нас не долетали. Посмотрел на меня: «Они что, в мешке закопали?»

Излишней щепетильностью я не отличаюсь – когда разделываешь добытую животину, приходится в таком ковыряться… лучше и не говорить. Поэтому спокойно у Доки монтировку позаимствовал, и без содроганий рассмотрел, что за ее конец зацепилось.

Грязный носок с дырой на пятке, бурыми пятнами смахивающими на давнюю кровь, и ароматом тухлого мяса. Как по команде, мы уставились друг на друга, с удивленными физиономиями: и что за животина здесь закопана, если пользовалась носками?

«Ну и что там лежит?» – первым отмолчался Дока. И почесал затылок, продемонстрировав недоумение и отсутствие подходящих для данного момента мыслей. У меня одна появилась, но такая, что лучше было промолчать. Приятеля молчание не устраивало, и он еще раз мнением моим поинтересовался:

«Ну, шеф», – вздумал напомнить, что считает меня в наших общих делах главным, – «давай говори, что думаешь!»

Я пошаркал монтировкой по высохшей траве и сдернул с нее пахучий носок, потом несколько раз конец ее воткнул в землю стереть не знаю что зацепилось еще.

«Труп там зарыт, что ж еще», – посмотрел на удивленного приятеля, – «Давай сматываться отсюда!»

В темпе побежали к мотоциклу, поначалу молча. Каждый про себя придумывал, откуда могло появиться в глухом месте подозрительное захоронение и что с ним делать дальше. Первой напрашивалась мысль, что связано оно не ясно как с артелью, где мы с Докой в данный момент зарабатываем денежки – лагерь был единственным местом обитания представителей рода человеческого в ближайшей округе. Только до родной партии семьдесят километров, а до других поселков – уже за сотню. И вряд ли в них могла появиться мысль везти в такую даль непонятно что с рваным носком, что бы всего-навсего закопать. Подходящее для этого место можно найти поближе. Но, успев поговорить с многими старателями, ни я, ни Дока ни о каких пропавших из лагеря не слышали, то-есть таковых не было. Вернее они были, но не как пропавшие, а как покинувшие артель сознательно и по убеждению, что попали не туда, куда попасть надеялись. Не каждый способен вкалывать по двенадцать часов ежедневно без выходных.

Я уже начал подумывать, что не мешает у работяг поинтересоваться, кто в этом году артель покинул по собственному желанию и каковы были причины возникновения этого желания, но здесь Доке надоело шагать молча:

«Это из лагеря привезли и закопали», – подтвердил близость в направлении наших мыслей, – «Техникой задавило, вот и спрятали втихаря, чтобы шума не было». Не услышав ответа, привел «убедительный» довод: «Сейчас в стране каждый день людей убивают за деньги, никто не возмущается, милиция и не ищет. А придавило человека случайно – кому до него дело, закопали втихую, и с концами».

Я обернулся к нему с усмешкой: «Ну конечно, одного машиной придавило, другой в карьер «случайно» полетел. Многовато для маленькой артели».