Текст книги "Существует ли ад?"

Протоиерей Александр Введенский
Существует ли ад?

Предисловие

В последнем векe, в период торжества материализма и позитивизма, нечего было и думать что-нибудь писать и говорить об аде. Сейчас же засмеют, начнут глумиться, издеваться. Потому что сомнению подвергались не только затронутая нами библейская истина, но даже душа. Где уже тут было говорить о преисподней?

И все, конечно, молчали. Вследствие этого в нашей богословской литературе нет ни одной более или менее интересной и обстоятельной брошюрки (о книге уже не говорим) по данному вопросу.

В конце девятнадцатого и в начале двадцатого века положение вещей значительно изменилось к лучшему. Материализм потерял свой кредит решительно повсюду и, можно сказать, навсегда. Верующие люди немного приободрились. Стали затрагивать без смущенья и в литературе, и в науке религиозные темы. Но вопроса об аде так-таки и не касались. Слишком уж высмеяли его представители материализма. И так раскритиковали, что, пожалуй, надолго отбили охоту у всех нас к решению и обсуждению этой в высшей степени интересной и важной богословской проблемы («Симбирск. Еп. Вед.» 1914 г.).

Зато в Англии, к стыду нашему, совсем иначе посмотрели на дело. Там, как только почувствовали реакцию материализма, сейчас же предприняли анкету по всем религиозным вопросам. Например:

1) Верите ли в то, что Иисус Христос есть Сын Божий?

2) Верите ли в то, что Библия содержит в себе божественное откровение?

3) Верите ли в то, что вселенная имеет разумную Первопричину?

4) Верите ли в то, что личность человека сохраняет свое сознательное состояние и после смерти?

5) Верите ли в способность человека постигать Бога?

6) Верите ли, что человек обладает свободною волею?

7) Усматриваете ли действительное противоречие между фактами, установленными наукою, и основными учениями христианства?

8) Считаете ли современных ученых за неверующих людей, отрицательно относящихся к христианству?

И так далее.

Была в конце концов предпринята анкета и по вопросу о существовании ада.

Так как с результатами анкет по вышеприведенным вопросам русская публика частью ознакомилась благодаря трудам Тамбрума, Кожевникова, Кнеллера, полагая, что она с таким же интересом отнесется к анкете по вопросу об аде, мы предлагаем ее благосклонному вниманию перевод английской книжки «Существует ли ад?» (Анкета среди лидеров английской философской мысли), надеясь, что она с успехом восполнит существующий по данному вопросу пробел в нашей богословской литературе и вполне удовлетворит пытливости ума русской читающей публики.

Но, предлагая эту книжку, мы должны сделать маленькую оговорку. Дело в том, что в ней по местам выражена не вполне православная мысль, именно, будто нет вечных мучений.

С этим мы не можем согласиться. Спаситель прямо сказал: «и идут сии в муку вечную, а праведные в живот вечный». После этих слов мы не в праве сомневаться в вечности адских мук.

Английские философы прибегают в решении этой проблемы к соображениям здравого разума. Но нам кажется, что и соображения разума скорее за вечность мук стоят, чем против них.

Мы верим, что тело, пока живет человек, служит ему рамкой и до известной степени ограничивает его дух. После смерти эта рамка распадается и дух приобретает большую утонченность, он становится, так сказать, более зорким и проницательным. И вот я представляю себя после смерти таким духом, а передо мною громадная карта. Эта карта тянется во все стороны без конца и теряется по краям в дымке дали. Карта – это поле человеческой жизни. На ней в одних местах скучены тысячи и миллионы людей, на других кое-где разбросаны отдельные точки, третьи – голые пустыри. По карте вьются реки, речки и ручьи. Бьют из земли родники, вытекают из гор из-под камней источники. Эти ручьи и речки, ключи и родники сливаются вместе, переплетаются, впадают в море, там и сям вновь начинают бить из земли. Одни из них чистые, живые, жизненосные. Где явятся, там начинается жизнь: пробивается травка, зеленеют пески, пустыня становится садом. Другие несут с собою заразу, болезнь, гибель и смерть. Подмывают берега и рушат дома, крутят омуты и топят лошадей, выделяют из себя губительные туманы, несут в питье отравленную зараженную воду. Все эти горные ленты на карте, все эти речки, ручьи, родники – все это жизни, вернее, деятельности отдельных людей. Длинные и большие ленты – широкие и глубокие ленты. Это жизни великих людей, оказавших на жизнь человечества крупное влияние. Ленточки маленькие – жизнь маленьких, таких, как мы с вами, людей. Смотрю я на эту карту просветленным взглядом и вижу свою черту. Вижу и все, что она оставила за собой: кого затуманила, кого заразила отравой, кого закружила в омут, кому подточила основы, разрушила, подмыла фундамент. Вижу все это и сознаю, что все это уже непоправимо. Сознаю непоправимость и мучусь. Понял всю скверну своей жизни, почувствовал весь причиненный человечеству вред и ничем не могу поправить. Никогда. Сделано – и не изменишь. Вписано – и не изгладишь. Пущен огонь – и никак сам не погасишь. Согласитесь, что такое состояние ужасно и непоправимо. Помните картину Репина в Третьяковской Московской галерее «Иоанн Грозный над трупом убитого им сына»? Какой ужас на лице убийцы-отца! Какое отчаяние в глазах! В припадке безумия, исступленного гнева несчастный отец убил своего сына. Убил и спохватился. Пришел в себя. Опомнился, бросился на труп. Рыдает, обнимает, но поздно. Помочь уже нельзя. Никогда! Какая мука! Какие страдания! Чего бы он не дал, чтобы вернуть! Но вернуть невозможно: что сделано – сделано (Петров: «Никодим»).

Так и мы за гробом своей жизни. Жизнь прожита, и сколько тут убийств. Убивались мечты, убивались порывы, убивалась совесть, убивалась душа, убивался Бог в душе снова, как на Голгофе, распинался Христос в нашем сердце.

И всего этого не поправить. Никогда. Следовательно, сознавать, мучиться надо вечно. Ибо никогда не настанет такого времени, когда бы прошлое наше зло стало добром. Напротив, при свете Божественной правды наши «грехи и темныя деянья» стянуть еще более омерзительными. И чем более мы будем познавать Божество, тем прошлый мир будет казаться нам ужаснее и наши страдания мучительнее. А так как познание это будет всегда, то и страдания будут вечны.

Итак, не только Слово Божие, но и соображение здравого разума говорит нам о вечных муках.

Так что мысли некоторых английских мыслителей о возможности прекращения «вечных страданий» не должны нас смущать.

Свящ. Ал. Введенский.

Вступление

Сознаемся ли мы в этом или нет, но все мы отчаянно цепляемся за веру, что есть другая жизнь, жизнь по ту сторону гроба. Атеисты говорят нам, что мы умираем, как собаки; что наша душа уничтожается вместе с телом; что когда земля поглотит нас, мы превратимся в прах, из которого состоим, – и тогда конец всему. Но в глубине сердца мы не верим атеистам. Мы даже не верим, что сами атеисты верят в то, чему они учат нас.

Bеpa в бессмертие предполагает собою воскресение как праведников, так и грешников, как нечестивых, так и благочестивых. Если мы не считаем смерти очистительным процессом, делающим всех нас одинаково добрыми, или, если мы не придерживаемся того мнения, что по ту сторону гроба мы теряем вместе с телом и нашу индивидуальность и наши инстинкты, то мы должны верить в ад.

Существования ада нельзя отрицать. Если праведные вознаграждаются в том Мире за свою праведность, то совершенно естественно, что и грешники должны быть наказаны за свою безбожность; ибо, если бы даже это наказание состояло лишь в исключении безбожных из счастья праведных, то и это был бы ад.

Может быть, ад не место, но состояние. Может быть, и небо – не место, но состояние. Однако, если небо – награда праведным, то должна быть и противоположность награде – «ненаграда» или даже наказание, а противоположностью неба должен быть ад.

Дантовское изображение этого ада, как места, наполненного пламенем и дымом, где грешники подвергаются физическим мукам, пугало в свое время многих людей, и под его впечатлением дети ложились спать, немея от ужаса и страха. Но это было неточное изображение. В пламенной печи можно жечь руку, но нельзя жечь там души. Дух может чувствовать только духовный пламень.

По мере того, как человечество все больше просвещалось, оно, наконец, поняло, что изображать «адское пламя» при помощи таких картин, как картины Доре, значит, – давать простор необузданной фантазии. Оно знает, что самая точная фотография, снятая с горной плавильни, не достигает своей цели, ибо не дает правильного понятия о силе огня. То же можно сказать и об адских муках. Посему мы не ошибемся если скажем: ни один человек не имеет ни малейшего представления об аде. Это одна из тайн, известных лишь Господу Богу.

Человечество отвергло представление об аде, как о действительной пропасти, полной огня и серы, подобно тому, как оно рассталось с древним представлением, будто удар грома – голос Божий или будто землетрясение имеет целью проглотить безбожных. Но, отвергая легковерие незнания, оно обнаружило стремление стать неверующим по отношению к последствиям греха и убедить себя, что так как, быть может, нет «адского пламени», то нет и вообще какого бы то ни было ада в вечной жизни.

Это безрассудство! Есть ад! Ибо есть добро и зло. Его истинный характер остается для нас тайной, но его существование несомненно!

На последующих страницах этой книги некоторые хорошо известные в Англии авторитеты излагают свои взгляды по этому вопросу, взгляды, часто расходящиеся в некоторых подробностях. Но читатель найдет, что каждый из этих авторитетов отвечает ясным «да» на животрепещущий вопрос: «Существует ли ад?».

История ада

Следовало бы постоянно иметь в виду, что вера в ад покоится на той самой основe, что и вера в небо. Как та, так и другая вытекает частью из инстинкта справедливости, требующего сглаживания неравенств земной жизни, частью из естественной религии, а главным образом из позитивной религии и, в нашем случае, из христианского откровения.

Где только существует вера в небо, там является также вера в ад как противоположность неба. Так, Платон, самый древний и блестящий из всех европейских мыслителей, рисует нам картину будущего суда над людьми, по приговору которого праведные отправляются в Элизиум, а неправедные – в Тартар. Эта доктрина вытекает из нашей нравственной природы и принимает формы, согласно интеллектуальной силе или силе воображения данного поэта, философа или богослова.

В позитивных религиях инстинкт становится догмой, и будущий суд представляется в таких ясных и определенных формах, что они доступны критике и возражениям. Христианская доктрина, особенно если она формулирована Западной Церковью и если выдвигается ее юридическая, а не поэтическая сторона, всегда вызывала критику и невеpиe. Но следует постоянно помнить, что не может быть доказательств существования неба, не свидетельствующих в то же время за существование ада.

В Новом Завете, например, как знает каждый читатель, доктрина будущего покоится на ясных и определенных словах Христа и Его учеников. Будущий мир выплывает из мрака неопределенности, благодаря силе и свету откровения в Иисусе Христе. Если Христос – Спаситель Mиpa, то Он также Судья Mиpa; если Он, изображая будущий суд, говорить, что одни идут «в живот вечный», то в то же время Он заявляет, что другие идут «в муку вечную».

Инстинкт, порождающий такое предположение относительно будущего, может быть изследуем, как целое, но не может быть делим.

Если бы мы имели дело лишь с руководящей догмой, то мы могли бы критиковать и классифицировать ее; но мы в сущности имеем дело с инстинктивным суждением, цельным и неделимым. Поэтому, чтобы быть последовательными, мы должны, отрицая ад, отрицать также небо.

Исповедовать веру в небо – и особенно призывать небо для нас самих, – не боясь ада и не веря в него, это самая слабая форма сентиментальности. Современное неверие в ад есть равным образом и неверие в небо. Огромная масса индифферентных не ждет никакой будущей жизни; они расстались с идеей будущей жизни и живут в настоящем стремясь к тому, что достижимо и чем можно наслаждаться в этой жизни.

Но кто признает христианское откровение и глубоко и серьезно задумывается над проблемами души, тот приходить к более ясным и определенным убеждениям относительно будущего Mиpa.

Поэтому я хотел бы рассмотреть проблему ада с точки зрения инстинктивного богословия. Я верю в небо и ад. И современная мысль не сомневается в существовании ада и неба, но лишь разно понимает их природу. Идеи проясняются, и нравственные понятия делаются более определенными и устойчивыми с течением времени, и грубые изображения будущего Mиpa, удовлетворяющие примитивных людей, кажутся нам детскими и нелепыми.

Нам приходится пересмотреть, если можно так выразиться, географию духовного мира. Мы не говорим, что небо наверху и ад внизу, потому что такие выражения потеряли всякое значение для нас, обладающих более полными знаниями относительно солнечной системы. Что же мы говорим? – Мы говорим, опираясь на христианское откровение, что небо есть состояние неизменного примирения с Богом, и что ад есть состояние неизменной враждебности к Богу.

Мы уверены, исходя из опыта настоящего, что душа, освободившись от тела и отправляясь в последний путь, остается такой же, какой была. Жизнь будущего Mиpa – не что иное, как жизнь этого Mиpa, но только без тела и материальной обстановки, частью которой является тело. Входя в загробный бестелесный мир, мы будем, чем были – примиренные с Богом или враждебно к Нему относящееся. Обстановка и среда того Mиpa, как и этого, определяется нашим личным духовным состоянием. Мы найдем себя на лоне Авраама или будем в муках поднимать свои взоры вверх, согласно принципам, примиряющим нас здесь с Богом или побуждающим нас поступать наперекор Божественной воле.

Толкуя таким образом более старинный язык, согласно психологии и этике нашего времени, мы видим, в каком заблуждении находятся те, кто сказал бы: «Я верю в небо, но я не верю в ад». Мы видим, что нам следовало бы скорее сказать, что мы не верим ни в небо, ни в ад, или же что мы верим и в то и в другое с тем более глубокими и более разумным пониманием значения терминов, которое является результатом нашего духовного и нравственного прогресса.

Д-р Р. Ф. Гортон, магистр свободных искусств

В защиту библейского ада

Один Нью-Йоркский проповедник сказал: «Конец навсегда преисподней Данте и страшному суду Микель-Анджело!».

И все-таки, меньше чем на расстоянии одной мили от кафедры, с которой были произнесены эти слова, преисподняя, столь же ужасная, как Дантовская, была в полном цвету, и Божий Суд, более страшный, чем Микель-Анджеловский, постигал грех и грешников.

Это не кошмар средневекового мрака. Это не галлюцинация больного мозга. Это факт, очевидный для всякого, кто только смотрит на вещи с открытыми глазами. Адские мучения мы находим везде: в притонах разврата, в трактирах, в тюрьмах, в домах для умалишенных и в игорных домах, и в жизни мужчин и женщин, горящих в пекле собственной похоти.

Это, может быть, оскорбляет наши эстетические вкусы, но наше отвращение к положению вещей не меняет дела. «Я ненавижу самую мысль ада», – воскликнула одна образованная леди. Я также. И я ненавижу самую мысль об убийствах, прелюбодеяниях, воровстве и обмане; но моя ненависть не уничтожает фактов. Я ненавижу змей, но, вопреки моему гневу, они продолжают ползать, шипеть и жалить.

Господь наш Иисус Христос сказал: «И идут сии в муку вечную». Их не насилуют. Нет нужды в высшем судье, чтобы арестовать их и силой низвергнуть в ад.

Когда грешники при молниеобразном свете Страшного Суда увидят самих себя и свои «грехи и темные деяния» в их истинном виде, их постигнет вечное наказание, как справедливое возмездие. Их чувство справедливости одобрит его. Они считали бы несоответствующим сущности Бога, если бы Он открыл перед ними врата Неба, подобно тому, как и нераскаявшемуся преступнику показалось бы странным и даже нелепым, если бы английский король, вместо того, чтобы заключить его в тюрьму, взял бы его в свой дворец и посадил рядом со своей женой и детьми.

И прискорбно сказать, немало безбожных изберут скорее ад, чем небо, если не изменятся. Я знаю людей, предпочитающих ад небу. Небо на земле открыто им ежедневно, но они превращают его в ад, предаваясь грешной и порочной жизни. Теперь спросим: правда ли, что безбожных ожидает ад? Можно ли защищать ад Библии по этическим соображениям? Я полагаю, что можно, а именно по следующим причинам:

и) Справедливость требует, чтобы дурные люди были отделены от хороших.

Как известно, три греческих слова переводятся в Новом Завете термином «ад». Одно из них – «Ad», означающее просто мир умерших, как дурных, так и хороших. Другое слово – «Tartarus», обозначавшее в древней мифологии подземный мир мрака. Пользуясь этим словом, Святый Дух хочет дать нам понять, что язычники, хотя и заблуждаются во многом, но справедливо верят, что дурные люди войдут после смерти в мир мрака. А это лишь печать Божественного одобрения всеобщего сознания человечества. Все люди, как дикие, так и цивилизованные, верят, что зло, как они его ни понимают, должно быть наказано.

Третье слово, переводимое термином «ад», – «Geenna». Так называлась долина Сынов Еннома близ Иерусалима, где сваливались и сжигались нечистоты города. Во всякое время дня и ночи можно было видеть в этой долине пылающие огни. Иисус Христос сделал ее символом ада, «где муки не умирают и огонь не угасает».

Удобно ли для города, что возле него находится долина Еннома, где сваливаются отбросы? Или город должен оставлять свои отбросы и нечистоты на улицах и в погребах домов, где бы они гнили, заражая воздух и распространяя заразы?

Среди цивилизованных людей не может быть двух мнений. А если так, то, значить, каждое разлагающееся тело – аргумент в пользу ада. Кто отвергает жизнь в Боге, тот сам будет отвержен раньше или позже.

Кладбище необходимо. Тела умерших не должны быть оставляемы в жилищах живых. В одной знакомой мне семье умерло дитя. Бедная мать, убитая горем, не соглашалась предать тело земле. Она стояла возле него и никому не позволяла трогать его. Прошла неделя. Супруг в конце концов вынужден был силой отвести свою подругу жизни в другую комнату, а в это время друзья дома отнесли маленькое тельце на кладбище. Оставить мертвых среди живых было бы бессердечно по отношению к живым и бесполезно для мертвых. Таким образом, каждое кладбище есть аргумент в пользу ада. Духовно умершая душа подобна мертвому телу. Как последнее находится в состоянии физического разложения и таит в себе заразу, так первая находится в состоянии нравственного разложения и скрывает в себе смертоносную язву греха. Если она отказывается принять жизнь, то должна по необходимости быть изолирована вместе с другими духовно умершими душами.

2) Справедливость требует, чтобы грех был наказан. С этим согласны все.

Грех сам себя наказывает, но и правительство в то же время имеет право наказывать его, если грех принимает преступную форму. Человек убивает другого, и ужасные угрызения совести – естественный результат его преступления. Но укоры совести не удовлетворяют требований справедливости. Грех – преступление не только но отношению к душе, но и по отношению к обществу. Поэтому он карается и Богом, и людьми. Гнев Божественного Агнца более страшен, чем гнев льва. В Боге есть нечто, чего должен бояться грешник. Он не слабовольное существо, позволяющее преступникам под влиянием нежной сентиментальности вносить расстройство в Его справедливое и мудрое правление.

Бог вмешивается для того, чтобы защитить интересы Своих верных и послушных сынов. Грех, предоставленный самому себе есть уже ад. «Безбожие, – говорит пророк Исайя, – жжет, как огонь».

Отбросьте, если вам угодно, всякую мысль о материальном огне; но облегчения страданий не будет. Я глубоко верю, что в этом мире есть люди, страдающие от сознания совершенного ими зла в огне воспоминаний, разума и воображения так сильно, что им доставило бы временно облегчение положить руку в огненное пекло и сжечь ее. Огонь, пожирающий душу, сильнее огня, пожирающего тело.

Если душа, обладая неограниченной способностью к добру или злу, выбирает зло, то она развивается в отрицательном направлении через всю вечность. Ужасная мысль! И тем не менее, факт совершается перед нашими глазами.

3) Справедливость требует степеней наказания.

Этот принцип признается каждым судебным учреждением в каждой цивилизованной стране.

«Раб, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал и сделал достойное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому много дано, много и потребуется: и кому много вверено, с того больше взыщут» (Ев. Луки XИИ гл., 47–48 ст.).

Наказание несомненно следует за грехом, причем степень наказания соответствует греху. Разум принуждает нас предположить, что, если человек не кается в этом Мире, где он окружен добром и злом, то он не будет каяться и в будущем мире, где окружен только злом. Ни один отец не попытается исправить непокорного мальчика, отправляя его в пользующуюся дурной славой часть города, где он имел бы общение лишь с дегенератами. Разумный человек не попытается вымыть себя, валяясь в грязи. Бог делает для каждого в этом Мире все, что бесконечная любовь, мудрость и могущество может сделать для свободного нравственного существа. Если человек предпочитает грех праведности, то бесконечная любовь, мудрость и могущество не могут избавить его от ада. Если он избирает смерть вместо жизни, он должен подвергнуться процессу нравственного разложения и нести последствия закона, в силу которого мертвые и живые должны в конечном итоге быть разобщены.

Л. Диксон, бакалавр свободных искусств