Текст книги "Калейдоскоп Феникса"

А – Я

Альтернатива

Безумие

Вера

Господь

Дно

Ересь

Ёж

Желание

Зло

Иголка

Йога

Кома

Лекция

Мертвец

Нота

Огонь

Пустошь

Рок

Смрад

Тлен

Утопия

Фундамент

Храм

Цена

Чаша

Шабошь

Щель

Эликсир

Юла

Яд

ПРАВИЛА ИГРЫ

– И зачем собственно, вы всё это исполняете?

– Это для публики.

– Вы актёр?

– Нет.

– Так кто же, всё-таки, вы такой?

– Кто здесь?

ТРИНАДЦАТЫЙ МЕСЯЦ

Изнутри оболочка мягкая, даже слегка тёплая.

Человек внутри человека, зародыш внутри человека, внутри зародыша я.

Тюрьма внутри тюрьмы.

Голограмма внутри голограммы.

То расту, то сокращаюсь.

Оратор без языка.

Гость в собственном доме.

Пугающая пустота.

Во снах я становлюсь тем, кем был при жизни.

Изо рта водопадом хлещет по животу, разлагающая панцирь, каша.

Самые кошмарные сны, были злой сатирой на мою реальность.

Я никогда не стану отцом, ни плохим, ни хорошим.

Я никогда не полюблю, и меня вряд ли кто-то полюбит. Я никогда не скажу тех прекрасных слов, какими выражали свою любовь, те самые поэты, герои любовники. Последнее, что я видел, это плачущую маму склонившуюся надо мной. Она всё время повторяла: «всё будет хорошо, всё будет хорошо». Не знаю пыталась она успокоить меня, хотя на тот момент я не понимал, что происходит, или же тем самым хотела сама себя в этом убедить. «Всё будет хорошо» – последняя ложь, которую я слышал. Я не виню родителей. Будь они прокляты, в том, что они отдали меня в этот приют. Тринадцать лет назад я умер, и перестал быть их сыном. Примерно тринадцать лет прошло с того момента, как я перестал быть обычным ребёнком. Заточение в панцире, где не существует ни дня, ни ночи, ни зла, ни добра. Бесконечная темнота, заполненная мраком жужжания незваных гостей, визгом, словно рядом постоянно останавливается один и тот же поезд. Нечеловеческими криками и воплями, шорохами крыс, невыносимой вонью приюта, запахом хлорки, чистящих порошков, дополняющих ароматом дешёвых женских духов и вкуса безвкусной каши. Скорее всего, кашу варили на воде, она была практически не восприимчива на вкус и ни чем не пахла. Но её пресность отложилась на всю оставшуюся жизнь, так как меня кормят ею тринадцать долгих лет, год за годом, день за днём – на завтрак, обед и ужин. Видимо они думали, что у меня и вкусовые рецепторы отказали – вот и пичкают одним и тем же. Либо экономят на моём положении, зная, что я не смогу никому пожаловаться. И только один раз в год меня кормили всякими сладостями. Тогда я понимал, что сегодня, мой день рождения. Равно как и в этот день, в мой тринадцатый день рождения, на завтрак, после каши, Роза принесла мне кусок яблочного пирога с чаем. Яблочный пирог с хрустящей корочкой, – мой любимый пирог при жизни. Первое время я практически не вставал с постели. Мне приносили кашу и одна из воспитательниц меня кормила. Каждый приём пищи оставлял немало впечатлений, так как вкус каши и металлической ложки переплетался с ароматом духов воспитательниц. Постепенно моё обоняние обострялось, и я начал различать их по аромату духов. Я подметил, что за мной ухаживают три воспитательницы – одна из них имела мягкий ванильный аромат, он придавал еде чувство, будто ешь пирожное. Другая же имела терпкий крепкий запах, который не поддаётся моему описанию, вероятно, она была в возрасте и душилась старыми испортившимися духами, от которых меня выворачивало до тошноты. У третьей же был аромат напоминающий мне мои прогулки в саду приюта. Аромат свежести, росы, полевых цветов и был пронизан тонким, почти незаметным оттенком розы. Её аромат нравился мне больше всех, и я решил дать ей имя: «Роза». Спустя время меня начали выводить на прогулку. Со стороны это выглядело так, будто выгуливают собаку. Как только меня выводили за порог приюта, я тут же падал на четвереньки. Чтобы руками прочувствовать теплоту земли и гулял так по полянке, под невидимым тёплым солнцем, рыща всюду носом в поисках нового, свежего аромата, либо для нахождения никому не нужных безделушек, потерянных в гуще травы. Когда я стал чаще вставать с кровати, Роза принесла мне палку, с которой обычно ходят лишившиеся зрения, для ориентирования в пространстве. Я назвал её «волшебной», и мы вместе с воспитателями начали осваивать это самое пространство. Через полгода я уже без присмотра мог перемещаться по территории приюта. Начал сам ходить в столовую, душевую, да и на прогулку было удобней выходить на двух ногах. Они начали поручать мне мелкую работу. Давали мне влажную тряпку в руку и подводили меня к рабочему месту. В основном я протирал окна, мыл умывальники и раковины, вытирал пыль с книжных полок. Мне нравилось убираться, это хоть как-то отвлекало меня от гнетущей темноты. Я прогрессировал и постепенно принимал облик подобный человеку, мне начали приносить книги, которые обычно читают те, кто перемещается в пространстве с помощью такой же «волшебной» палочки, как и я. Воспитатели научили меня ими пользоваться. Чем больше я постигал загадочный и необъятный мир литературы, тем яснее видел истинную маску, моего туманного существования. Явно несоответствующей жизни, описываемой в этих книгах. С каждой новой прочитанной книгой моё тело испытывало навязчивое чувство опустошения, переходящее в истощение. Но они мне больше ни к чему. Слова давно уже утратили для меня смысл. За то время, что я нахожусь в приюте, мой окаменелый язык не проронил ни слова, равно как и залитые уши, ледяным бетоном, не услышали слова в ответ. Воспоминания стали моими новыми друзьями, после найденных мной в саду камней. Даже самые трагические моменты, всплывающие, как трупы по весне на карьере, насыщали моё тело энергией больше, чем эта отвратительная каша на завтрак, обед и ужин. Я начал вспоминать своё маленькое, но полное радости жизни, разнообразия форм и красок – детство. Я вспомнил, что забыл его, то время когда был весёлым, беззаботным, незнающим страха и боли ребёнком – счастливым сыном любящих родителей.

Я не помню своего лица.

Я впервые задумался о самоубийстве.

Я перестал есть, на завтрак, обед и ужин.

Мысли грызли пустоту.

Я перестал вставать с постели.

Я опять умирал.

Умирал второй раз за свою жизнь.

Вонь приюта подпирала горло, становилась более вязкой и густой, невыносимой.

Существование опротивело мне.

Я мёртв.

Я чувствую, что в комнате никого нет.

Я встал с кровати.

Я подошёл к письменному столу воспитателя.

Вонь не отвлекала меня.

Я сел на стул.

Я взял карандаш и листок.

Я прощаюсь с Вами.

Я иду к окну.

Я нащупал щеколду.

Войдя в комнату, она увидит распахнутое окно, стихийно охватит взглядом комнату. Медленно, со страхом подойдёт к окну. Ужас увиденного душит ей горло. Рыдая и вопя от горя, она побежит за мужем. Во дворе они найдут бездыханное тело своего сына сжимающего в руке лист бумаги с неразборчивыми каракулями.

ОНИ

Шёл слабый ветер. Истощенный изнурительной, непрерывной войной с безжалостной жарой, не дающей отпор уже не одну неделю. Герой, не покидающий поле боя, в одиночку, из последних сил, отважно боролся с беспощадным врагом, ожидая подмогу, пока те двое бегали и веселились. Они не замечали ни войны, ни времени. Слепцы, увлеченные своей необычной игрушкой, взвалившейся, тяжким, непосильным грузом на уставшие плечи. Готовясь к последнему рывку воин, притих, сделал жадный вдох и затаил дыхание. Загробная тишина, и даже птицы перестали щебетать. Путник остановился передохнуть после бесконечной дороги. Растянулся по теплой, прогретой земле, и начал было дремать, пряча, высохшие глаза от жгучего солнца. Хрипел и сопел он от усталости и горя, пронзавших дряхлое тело миллиардами раскалённых игл, оставляющих глубокие, кровоточащие раны. Старый раб, смолоду наказанный жестоким надзирателем за непослушание. Он позорно, на глазах у других мучеников, отрубил ему руки, отрезал язык и веки, а ноги заковал в неподъёмной тяжести кандалы. – Беги куда глаза глядят – насмехался надзиратель. – Ты свободен! Подгоняемый плетью воспоминаний, бродил он по миру, от одной деревушки к другой. От пустыни, к пустыни. Клацая зубами в такт шагов волочит за собой мёртвые куски железа и смотрит на мучение других. Заглядывая в каждое окно, подглядывая через самую крошечную щель за их обитателями. Под свист хлыста они забывали про него, про его историю. Не отрываясь от работы лишь тяжело вздыхали, увидев плетущегося в дали замученного старика. Он лишь жалел их, жалел себя. Разделял их счастье и сочувствовал горю. Рад бы многое позабыть, хотя бы тысячную долю увиденного. Сердце всё помнит. Глаза всё глядят. Спустя столько лет, поседев и огрубев, он смотрел на них, на их жизнь, как смотрит на очередной проходящий мимо поезд, высаженный когда-то безбилетный пассажир. Змей словно поражённый, ударом копья, корчился в недрах затихшего океана. Судорожно извиваясь, жадно выхватывая, зубастой пастью, предсмертные глотки, валился на землю. В их сердцах безнадёжно умирала надежда, при виде того, как змей загибался, склонив голову. Но вера была настолько велика, что не давала подобраться даже самой крохотной мысли о том, что чудо, которое они так долго ждали, так неожиданно и подло закончится. Бегали, не давая змею пасть, быстрей и настойчивей, с упорством врачей, спасающих жизнь экстренно поступившего пациента. Передавая из одной затёкшей руки в другую, тело умирающего. Не замечая свирепое, больное чудовище, мучительно выползающее из-за горы. Задние лапы оторваны. Массивными когтями передних царапает нежное покрытие кристальной глади, рыча и визжа от ноющей боли. Выдох. Подскочивший, будто пробудившийся от дурного сна, путник бешено заметался, жадно охватив пронзительным взглядом, подчиняя своей никчёмной власти эту живую, насквозь пропитанную смертью землю и помчался прочь, не обращая внимание на режущие ноги кандалы. Воин, заметив приближение подмоги, расправил плечи и мощным потоком подхватил змея, давая сил подняться. И он поднялся и понесся, потянув скользкую шею к солнцу. С ребячьим, игривым настроем, от которого они испытывали дикий восторг, после столь горького, мимолётного и такого нового для них переживания, что кровь струившаяся по их венами мечтала разорвать их в клочья. Они были юны и беззаботны. Им казалось, что всю жизнь они будут вот так бегать и веселится. Погоняемые воином трусы разбегались в разные стороны, словно златоглавые тараканы, по всем углам, испуганные, настигнутые врасплох неожиданно включенным светом, сверкая вдалеке дрожащими, блестящими пятками, оставляя поднятую пыль. Всё мельче, мельче и наконец исчезают. Воин яростно свистит им вслед. Из-за своей детской рассеянности они не обратили внимания, что приближающееся животное уже нависло над их головами. Их влёк за собой змей, барахтавшийся в разъярённой пучине. Они как гордые капитаны, преданные своему кораблю, крепко вцепившись в штурвал, не давали сверкающему клыками чудовищу проглотить своё детище. Раздался треск и они будто очнувшиеся по щелчку заклинателя, хотели было убежать, но ужас прижал к земле и прогрызая их, смаковал, как скользкий червяк нашедший самое благородное яблоко, пока полностью не заполнил их тела, вытянул голову через горло и прикусил язык. Белый клык разрезал большие глаза. Растворив две массивные тени в подавляющей мгле бесследно исчез. Тварь плевалась слюной, и крупные капли сливались с горькими слезами, тоненькими речушками объединяясь, образовывали более широкие мощные реки, вырезая новые глубины на лице проходящего мимо путника.

РАССВЕТ ЗАКАТА

Кит выброшен на берег

Толпа дикарей выползает из джунглей

Надежда заколота копьём

Гниль

Вонь

Пристанище мух

Стены, пол и потолок мастерской однотонного бетонного цвета. Нет ни окон, ни дверей. На полу рядом с дыркой в стене установлена мышеловка с огромным куском сыра с благородной плесенью. В углу стоит древний ржавый холодильник, в другом углу гора глиняных голов греческих богов, с таким видом, будто они застыли в тот момент как увидели что-то ужасное. По полу раскиданы упаковки из-под куриных яиц. На огромном, от стены до стены, деревянном рабочем столе разложены кисти, валики, маркеры всевозможных видов и размеров. Пустой угол потолка. В другом углу под потолком висит динамик. Пока мы рассматриваем детали интерьера, раздаётся сигнал и мы слышим диалог двух мужчин.

1

Да. Какие новости?

2

Печаль, друг мой. Я продал всё, но этого вряд ли хватит заплатить по счетам. За твои работы платят гроши.

1

Проклятье!

2

Понимаешь.…Как бы это по мягче сказать…всех уже блевать тянет от твоей средневековщины, этих купидонов,… и знаешь, Райские сады, кстати, тоже сейчас нахуй никому не сдались.

1

(срывается)

Эти твари в жизни невидали…

2

Знаю. Знаю!!! Но, увы… Их твоими старомодными штучками уже не удивишь.

1

Ну, ну… И что ты предлагаешь?

2

Постарайся, я тебя прошу. Тебе нужно трансформироваться во что – то новое. Тебе нужно выстрелить! Понимаешь меня? Так чтобы этим уродам реально снесло крышу.

1

Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать.

2

Да, уж постарайся! Иначе, мы с тобой оба окажемся на помойке.

1

Ладно, давай, мне нужно работать.

2

Я верю в тебя.

Мы слышим свист. Перед нами спортивный свисток, плотно зажатый губами, из которого выходит струя густого жёлтого дыма. Крупный план лица. На нём очки в черепаховой оправе. Во рту, спортивный свисток. Он пристально смотрит на нас, выдыхая пелену густого жёлтого дыма через свисток. Полностью выдыхает и брезгливо выплёвывает свисток вам в лица.

1

Чего вам не хватает?

Вставляет папиросу с жёлтым мундштуком в зубы.

ЗАТЕМНЕНИЕ

В центре мастерской лежит золотое яйцо, размером примерно два на один метра. Из яйца доносится детский стон. Скорлупа вытягивается в одном месте. Мы видим руку пытающуюся прорвать скорлупу, которая как резина. Вторая рука приходит на помощь. Ничего не выходит. Стон переходит в плач. В ход пошли ноги. Опять провал. Внутри яйца разгорается безумие. Яйцо превращается в разъярённый живой комок. Ноги, руки безуспешно пытаются пробить «резиновую» скорлупу. Человек внутри яйца растягивается в полный рост, натягивая скорлупу. Скорлупа лопается, как воздушный шар. Во все стороны летят брызги золотой краски. Разрывая скорлупу, еле дыша, вываливается он, с ног до головы покрытый золотой слизью.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Молодой человек в очках из черепаховой оправы, на левой руке перевёрнутые часы, движущимся механизмом наружу, задумчиво стоит напротив мольберта, в зубах прикуренная папироса с жёлтым фильтром. Не сводя глаз с холста, герой теребит в руках кубик Рубика. Одну за другой, герой отклеивает с кубика разноцветные наклейки и приклеивает их себе на лицо, одну наклейку клеит между носом и верхней губой, пока куб не остался полностью чёрным. Он собирает кубик Рубика в куб и небрежно отшвыривает его на близ стоящий стол, тушит об него папиросу.

1

Дерьмо!

Берёт лежащую рядом с кубиком пачку папирос «DEAD HORSE». На лицевой части пачки нарисована мёртвая лошадь, с прикуренной папиросой в зубах, лежащая в луже кислоты, в нижнем левом углу стоит золотая цифра 1, в пачке семь папирос с цветным дымом цветов радуги. Достаёт папиросу с оранжевым фильтром. Прикуривает. Берёт со стола упаковку с яйцами. Достаёт яйцо. Раскалывает яйцо ножом на две половинки. Белок сливает в пялку. Перекатывает желток из одной половинки скорлупы в другую, удаляя оставшийся белок. Сливает желток в чистую пялку. Добавляет в пялку воды. Берёт венчик и мешает массу. Поворачивается к холсту. На мольберте чистый холст. Он не решается к нему притронуться, как будто не знает с чего начать. Мы смотрим на чистый холст через черепаховую оправу, откуда-то снизу справа течёт струйка оранжевого дыма, экран моргает то с одной стороны, то с другой, одновременно. Он разочарованно вздыхает.

1

Время перекусить.

Он подходит к холодильнику. Открывает его. Холодильник забит упаковками с яйцами. Нижняя полка с банками рыбных консервов. Достаёт банку шпрот. Подходит к столу. Откупоривает банку. Принюхивается. Улыбка расплывается по его лицу. Берёт банку, опять встаёт напротив холста. Берёт за хвост шпротину, откидывает голову и запускает шпротину в широко раскрытую пасть. Из динамика раздаётся сигнал. Не меняя своего положения, он кидает кроткий взгляд на динамик, и вновь залипает на холст.

ДИНАМИК

Сегодня, двадцать пятого октября на площади Мира, как град средь бела дня, вдребезги разбилась стая ослепительно белых, голубей.

ОДИН ЗА ДРУГИМ ГОЛУБИ РАЗБИВАЮТ ГОЛОВЫ ОБ АСФАЛЬТ

ДИНАМИК

Птицы явно сошли с ума!

ПОЛОМАННЫЕ ПТИЦЫ КОРЧАТСЯ В КОНВУЛЬСИЯХ

ДИНАМИК

Среди людей жертв нет.

КРОВАВОЕ ПОЛЕ ИЗУВЕЧЕННЫХ ПТИЦ

ДИНАМИК

Вся площадь усеяна перьями и трупами птиц. По подсчетам дворника разбилась девяносто одна птица. Местное население в ужасе. Городские власти принимают меры по очистке площади.

ПОТРЁПАННАЯ ДВОРНЯГА, ЛЕНИВО, ПАСТЬЮ, ХВАТАЕТ ЗА ГОРЛО ОДНОГОИЗ ГОЛУБЕЙ И ТАЩИТ ПРОЧЬ

1

Безумие! Нищие должно быть в восторге… А мне весь аппетит испортили.

Он всё так же, задумчиво, сидит на стуле, напротив холста. Мы вместе с ним смотрим на холст. Справа из-за холста появляется хвост чёрной кошки. Мы замечаем его. Он приспускает очки. Заглядывает за холст, но там никого нет. Он слышит мяуканье у себя за спиной. Резко оборачивается, но и в этот раз никого. Он заглядывает под стол, кошки нет. Слышит мяуканье где-то справа, поворачивает голову и видит пропадающий за мусорным ведром чёрный хвост. Подскакивает, бьётся головой о стол. Подлетает к ведру, но опять никого. Лицо начинает подёргиваться. Опять мяуканье. Он оборачивается и замечет, что мяуканье исходит из холодильника. Он подходит к нему, прикладывает ухо к дверце. Мяуканье исходит из холодильника. Он хитро улыбается.

1

Попалась!

Резко открывает дверцу, но холодильник по-прежнему забит упаковками с яйцами и консервами. Он в ступоре достаёт из стенки холодильника бутылку водки и идёт к столу.

1

Чертовщина какая-то!

Подходит, берёт гранёный стакан, откупоривает бутылку и наливает пол стакана. Не успевает поднести стакан к губам, как за его спиной вновь раздаётся мяуканье. Он оборачивается, видит, посреди комнаты сидит чёрная кошка, на шее у кошки на золотой цепочке висит золотой кулон рыбы. Он ставит стакан и медленно подходит к кошке. Кошка невозмутима, пристально наблюдает за каждым его движением. Он подошёл к кошке почти вплотную. Сел напротив неё на колени и наклонил голову, так что они смотрят друг другу в глаза. Он аккуратно, не спеша протягивает ладонь, дабы погладить кошку. Кошка шипит, открыв пасть. Мы видим его ладонь тянущуюся в нашу сторону. Его лицо резко кривится от ужаса.

ЗАТЕМНЕНИЕ

В темноте окутанной туманом стоит мольберт с белоснежным холстом. Звучит умиротворяющая музыка. Огромное белое перо медленно паря, свысока, опускается к мольберту. Перо приземлилось у мольберта. Он голый встаёт из пера. Берёт с полки мольберта кисть и тут же приступает к работе. Он вдохновлён и полон энергии. В тумане с ярым энтузиазмом пишет картину. Мы не видим лицевой части холста. Он плещет красками в разные стороны. Ему кажется, что он пишет шедевр, он в восторге. Он останавливается. Он не может поверить своим глазам. Картина начинает светиться, заливая пространство комнаты светом. Свет озаряет его. Он падает на колени. По щекам стекают слёзы счастья. Он с распростёртыми руками, на коленях, подползает к мольберту и обнимает его за одну из ножек. Мы видим его со спины, обнимающего мольберт. Полотно залито ярким светом, так что глаза слепит.

ЩЕЛЧОК МЫШЕЛОВКИ

ЧЁРНЫЙ ЗАНАВЕС

В мастерской царит тишина. Туман рассеялся. Комната залита плавающей проекцией в стиле «блеск рыбьей чешуи». Он валяется на полу, он спит. На горизонте появляется серая крыса с куском сыра в зубах. Подбегает к его лицу. Лапами раздвигает губы и залезает в рот. Он не просыпается. Появляются ещё крысы. Две, три и вот их уже бесчисленное количество. Безумно бегают по нему, вокруг него, путаются в его волосах, одежде. Одна из крыс царапает когтями RAT, на его лбу. Крысы один за другим залезают ему в рот. Он просыпается, но обнаруживает, что тело его не слушается. Он свирепеет, ревёт, впивается в пол ногтями, стирая пальцы до костей. Тем временем крысы всё поступают, а живот увеличивается, до нереальных размеров, образуя некую живую субстанцию кишащую, писклявыми, мерзкими тварями. Из живота доносятся писк, и треск костей. Живот лопается. Жир забрызгал всю комнату, внутренности и крысы растекаются по полу. Крысы разбегаются во все стороны.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он резко просыпается в том же положении, живот цел, а крыс и след простыл. Пальцы стёрты до кости. Глаза залиты слезами. Он не может отдышаться. Смотрит на стёртые, окровавленные пальцы. Тыльную сторону правой ладони прислоняет ко лбу. Рука сухая. Он в недоумении от происшедшего. Языком нащупывает во рту сыр. Подскакивает. Плюётся сыром. Обнаруживает пустую мышеловку, бьёт по ней ногой, как по футбольному мячу. Орёт в дырку в стене. Обнаруживает всё тот же чистый холст. Орёт на него, что есть мочи. Отставляет холст к холодильнику. Берёт со стола стакан с водкой, выпивает. Ставит стакан, берёт бутылку водки и хлещет из горла.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он, словно безумец топором, пополам, разрубает «рабочий» стол. Рубит инструменты. Он без устали махает топором. Он запыхавшийся навис над горой щепок.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он посреди комнаты склеивает что-то из щепок. Пьёт из горла водку. Курит папиросу с красным дымом.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Мы видим стоящую скульптуру мальчика, сделанную из щепок. Он сидит напротив неё, курит. Встаёт, обходит вокруг статуи, обливая её водкой. Садится напротив статуи. Кидает папиросу в статую. Она тут же вспыхивает. Он наблюдает за процессом. В тени от языков пламени проскакивают очертания кошки, пока статуя не превратилась в пепел.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он по пояс голый, перед полукуполом, состоящим из тысячи разбитых зеркал, пудрит лицо. Надевает на голову белый парик. Съедает таблетку. Одевает черный костюм «тройка» с белой рубашкой, чёрные ботинки, повязывает галстук «селёдку». Встаёт к нам спиной напротив купала, правая рука прижата к груди и держит плёночный фотоаппарат. Съедает таблетку. Левую руку чуть отпускает от тела.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он по пояс голый, перед полукуполом, наклеивает на лицо жирный подбородок, пудрит лицо. Слева над губой чёрным карандашом ставит мушку. На уши вешает серёжки из трёх чёрных бусин, висящих вниз на увеличение. Красит губы яркой красной помадой. На голову надевает бордовый парик каре. Одевает корсет «толстухи», с огромным бюстом и животом. Поверх корсета натягивает чёрное платье. Обувает чёрные туфли на каблуке. Встаёт к нам спиной напротив купола, раздвинув руки в стороны.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он по пояс голый, перед полукуполом, состоящим из тысячи разбитых зеркал, пудрит лицо. На голове воском ставит кок. Одевает чёрные клешёные брюки. Садится на корточки. Обвязывает жгутом ноги и спину. Поверх надевает белую рубашку. Встаёт к нам спиной напротив купала, раздвинув руки в стороны. Поворачивается налево, делает пару шагов, поворачивается к куполу, раздвигает руки в стороны. Поворачивается налево, делает пару шагов, поворачивается к куполу, правую руку отпускает от тела.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Перед полукуполом из зеркал, держась за руки, стоят к нам спиной, мужчина в белом парике, толстуха в платье, три мальчика и чёрная кошка. Крайний слева мальчик достаёт из заднего кармана банан. Зубами расчехляет кожуру. Толстуха замечает это. Сдавливает руку ближайшему мальчику. Корчась от боли мальчик по инерции сжимает руку слева стоящего мальчика, тот аналогично передаёт эстафету жёстких рукопожатий. Банан выпрыгивает из кожуры. Крайний мальчик корчась, отшвыривает в сторону кожуру. Все раздражены и недовольно. Толстуха сжимает руки, мужику и детям. Мужик закидывает в рот таблетку.

МУЖИК

(сквозь зубы, разгрызая таблетку)

Улыбочку.

В калейдоскопе зеркал мы видим счастливые лица всех персонажей. Мужик подносит фотоаппарат к лицу. Щелчок. Вспышка.

ЗАСВЕЧИВАЕНИЕ

Он малярным скотчем приклеивает чистый лист ватмана, формата А3, к стене. Дырка, в стене рядом с мышеловкой, замазана глиной. Герой отходит к противоположной стене, встаёт напротив листа. Одевает противогаз. Разбегается, что есть сил. Орёт во всё горло. «Рыбкой» прыгает в сторону листа. Руками прорывает бумагу и полностью пропадает за его пределами. Малярный скотч постепенно отклеивается от стены, и кусок ватмана падает посреди комнаты. Мы видим стену, на которой висел лист, она цела и невредима.

ЧЁРНЫЙ ЭКРАН

Слева из-за рамки экрана влетает сгусток разноцветного дыма. Дым трансформируется в главного героя. Он рассматривает свои восьми битные руки, сжимает их в кулаки. Он, с широко расставленными ногами и распростёртыми руками, напрягается, что есть сил. Его разрывает на миллионы бензиновых, пузырей, атомов. Атомы кружатся, постепенно увеличиваясь в размерах. Они становятся огромными, и вот им уже невыносимо тесно находится рядом друг с другом. Один зажатый пузырь начинает трястись и лопается. За тем следует реакция и один за другим, пузыри лопаются.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Мы видим, что вся мастерская покрылась льдом. Посреди комнаты всё так же, только под коркой льда, лежит кусок ватмана. Рука пробивает его. Из прореза в ватмане вылезает он. Весь в слизи, абсолютно лысый, без бровей и ресниц. Его костюм грязный и обезображен, похожий скорей на отдельные куски лохмотьев. Он обессилен и еле подходит к углу с грудой глиняных голов. Садится, облокачивается на неё, приклоняя свою голову среди других. Закрывает глаза.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Из прореза, откуда он вылез, выпрыгивает чёрная кошка, по всему телу вырваны куски шерсти. Кошка подходит к нему. Лбом толкает в ногу, он не просыпается, толкает ещё раз, он открывает глаза, медленно переводит взгляд на кошку. Он кивает и поворачивает голову в исходное положение. Закрывает глаза. Кошка прыгает к нему на коленки. Устраивается поудобней и засыпает.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он раскладывает по всей мастерской глиняные головы греческих богов. Кошка ходит за ним по пятам.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Герой посреди мастерской расстилает куски пищевой плёнки.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Ложится на плёнку.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Крутясь, заворачивается по горло в плёнку.

ЗАТЕМНЕНИЕ

Он, с папиросой с синим дымом в зубах, смотрит на нас. Он стоит посреди мастерской в коконе из полиэтилена. На лысом черепе сидит чёрная кошка. На груди белая табличка в красной рамке, на табличке красными буквами написано: «Перед употреблением разогреть в микроволновой печи». Изнутри кокона он прорывает дырку у левого плеча, вытаскивает левую руку наружу. В руке держит чёрный револьвер. Он приставляет к левому виску револьвер. Он плюёт в нас папиросой. Он зажмуривает глаза и нажимает на курок. Щелчок, но выстрела не прозвучало. Он багровеет. Крутит о ногу барабан. Револьвер снова у его виска, только теперь он ждёт своей кончины с бешеными глазами, дебильной улыбкой и пеной на кончиках губ. Где-то над его головой раздаётся мяуканье. Его лицо неподвижно, зрачки медленно поднимаются и вновь опускаются на нас. У него дёргается левый глаз, не то невроз, не то он нам подмигивает. Выстрел. Мозги вылетают из его головы. Он падает замертво, разбивая голову об одну из глиняных голов. Голову, которая заменила ему собственную. Мы смотрим сверху на него, он с окровавленной глиняной головой, лежащего во льду, среди компании глиняных голов греческих богов. Мы от лица героя начинаем кружиться по часовой стрелке, поднимаемся, видя общую картину. Мы замечаем холст, на мольберте, сбоку от холодильника. Мы подлетаем к мольберту, который спрятался за холодильником, и мы видим простреленный, запятнанный мозгами холст. Мы останавливаемся окровавленной дырке от пули. Появляется текст внутри дырки.

Холст молодого художника, через неделю после похорон, был выкуплен на аукционе «Музеем Международных Достижений» за девятьсот девяносто миллионов

За ту же неделю двадцать четыре последователя таланта художника выстрелили себе в голову

Впоследствии ни одна из их картин не была продана

Мы по спирали залетает в дырку от пули.

ТЬМА

Мы слышим свист ветра.

КАЛЕЙДОСКОП ФЕНИКСА

Я смотрю в зеркало, но это не я.

Как же я устал.

Сколько это уже продолжается?

Сколько ещё будет продолжаться?

Что дальше?

И что потом?

Раз?

Два?

Три?

Поехали!

Вечность?

Пока последний не сдохнет?

Всё смешалось.

Я смотрю в зеркало, но это не я.

Уже не я.

И глаза не мои.

Мои голубые.

Океан, отражающий ясное небо.

А эти чёрные.

Высохшие.

Бездонные колодца.

Белый эрдельтерьер треплет штанину серых брюк, которые на мне.

Которые на нём.

Скоро пойдём.

Важно выгуливать его.

Так завещал его хозяин.

Кто если не я?

Я смотрю в зеркало и вижу старика.

Ему повезло.

Блять, дед, как же тебе повезло!

Что именно я здесь.

Но это уже не ты.

Удачи в пути.

Да и не я.

Кто я?

Бредни этого маразматика?

Того?

Фарш из памяти?

Реальности?

Сновидений?

Безумия?

Кипящие, в ржавом котелке.

А был ли вообще я?

Это не важно.

Уже не важно.

Важно не уснуть.

Важно выгулять и покормить пса.

Важно не спать, как можно дольше.

Важно опять найти Таю.

Важно не умереть.

Важно всё вспомнить.

Как же всё кончилось?

Так, так, так.

Сейчас всё запишем.

Я вернулся с работы.

Восхитительный аромат.

Тая готовит ужин.

Тая протирает со стола.

На ней зелёное платье, от которого она без ума.

Блестящая чешуя рыбы.

Она поднимает свои карие глаза, замечает меня и улыбается.

Пора к столу!

Тушёные овощи.

Рис.

Красное – полусухое.

Едим.

Моемся.

Трахаемся.

Тая выключает светильник.

Целует меня в висок.

В полудрёме проплывает ласковый шёпот на ухо:

– Сладких снов, дорогой.

Параллельная действительность. Ностальгия по порядку и справедливости. Его интересовала не карьера, а научный результат. В день гбели траулера не штормило! Космос космосом, а обед по расписанию. Этот безумный, безумный детский мир. Обмен без обмана. Иммунитет под прессом стресса. Мой бог – моя совесть. Власть и общество: диалог или конфронтация? Мы все тяжело больны… Здравствуй, Дедушка Мороз! Древние были круче! Предприятиям грозит разорение. Сон – любимая зимняя забава. Киборги не болеют. Свежие овощи на зимнем столе. Коза своих не бодает. Власть провоцирует «таблеточный» бунт. Море подает сигналы SOS. Солнце покрылось «кляксами». Не пойман – не Йети. Современные технологии нас отупляют. Стали меньше есть, но не пить. Сумасшедший пилот хотел войти в историю. Пациенты с привилегиями и без. Прощание с мотором. Всем смертям назло. Лечить сердечников будут видеороликами. Торфяники уже горят. Поступательное движение. Сорок лет поисков.

Ничего не вижу.

Чернь разъедает глаза.

Где я?

Что за хуйня?

Что происходит?

На мне акваланг и гидрокостюм.

Жар.

Холод.

Как я сюда попал?

Вязкая тягучая темнота давит со всех сторон.