Текст книги "Византийский узел"

Князь в молчании встретил боярина, на приветствие лишь скупо кивнул. Помолчали оба.

– Уже знаешь? – первым подал голос Вратислав.

– Знаю.

– Ну и что скажешь на сей счет, боярин?

– А что тут скажешь? Ты князь, я боярин, ты – голова, я – рука твоя. Как повелишь, так и сделаю, не в ватаге разбойной живем, в государстве. А свое мнение я тебе еще вчера высказал.

– Какое число дружины у тебя?

– Две сотни основного войска, пятьдесят наворопников, сотня боярина Ставра, да полторы – судовая команда, в днепровских плавнях ждать меня будет.

– Хм! У иных князей воев меньше, чем у тебя. Ладно, езжай в свой стан, ожидай. Гонец доставит тебе грамоту к Святославу, вторая грамотка для тебя. По ней можешь брать под руку свою всех бояр-охотников, кои из земель черниговских к князю Киевскому потянутся.

– Благодарю, светлый князь.

– Постой благодарить. Все вы уходящие, простые охотники, я тебе помощи не окажу, своей мошной трясти придется, полностью на своем коште будешь.

– Благодарю, светлый князь. Меня в поход византийский базилевс, считай, сам снарядил. На его золото у тебя в граде закупимся, бедовать не будем.

– Ну тогда ожидай грамот, гонец привезет.

– Прощай, светлый князь.

– Удачи тебе, боярин.

Терем византийского купца Периклоса Спула находился в западном посаде Чернигова, по соседству с подворьями богатых купцов, неподалеку от кузнечной слободы и улицы оружейников, на извилистом берегу реки Стрижни. Испокон веку эта часть посада славилась зажиточным, небедным народом, умеющим зарабатывать деньгу, купцами, мастерами, воинами. Конечно, боярской роскоши терема не имели, но постройки были добротные, заборы высокие, ворота крепкие, скрывающие от посторонних глаз секреты торговцев и мастеров.

Еще в далекой молодости, попав на Русь и заработав в Чернигове свои первые, достойные деньги, Периклос захотел обосноваться в этом городе, открыть лавки, завести постоянную торговлю, но заработанных денег на все это было явно маловато. Тогда-то на его пути и появился человек одной с ним веры и национальности, человек в возрасте и достатке, да и встретился он ему не в холодной Руси, а на родине, в теплом и уютном Константинополе.

Тогда, вернувшись из своего первого путешествия, Периклос, соскучившись по родному городу, оставив привезенный товар на отца и старшего брата, просто вышел пошататься по константинопольским улицам, поглазеть на дворцы патрициев, с их колоннами и крышами портиков, на величественный купол храма Святой Софии, заглянуть на рынок Быка. Проголодавшись и разомлев от всего увиденного, молодой Спул зашел перекусить в харчевню, прямо перед входом в которую на металлической решетке жарились куски мяса, вымоченные в вине и приправленные травами и специями, тут же на углях жарились каштаны. От приятного пряного запаха рот мигом наполнился слюной.

Войдя под крышу, спрятавшись от палящих лучей солнца, Периклос уселся за стол у окна, почувствовав прохладу сквозняка, поступающего из открытого настежь оконного проема. Слуга-подавальщик, заметив посетителя, тут же подошел к нему.

– Что господин желает?

– Принеси холодного вина, только не кислятины, мясо и каштанов. Да и проследи, чтоб оливковое масло в каштанах подали не прогорклое.

– Обижаете, господин! Какое мясо желаете? Есть молодая козлятина, баранина и свинина.

– Давай козлятину, она не такая жирная.

Слуга шустро удалился за прилавок и уже оттуда юркнул в заднюю комнату. Ожидая заказа, Периклос уставился в окно, глядел, как нищие выпрашивают подаяние у проходящих мимо людей.

– С вами рядом можно присесть, уважаемый?

Молодой человек обернулся. Перед ним стоял мужчина в возрасте, аккуратная стрижка, ухоженная борода, умные, не сказать чтобы добрые глаза. Одет был неброско, но не бедно, в длинную белую рубаху, поверх которой имелась накидка – долматик, такого же, как и рубаха, цвета, с красной полосой вдоль края.

Спул окинул взглядом полупустой обеденный зал харчевни, но противиться соседству не стал.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Появившемуся слуге, с подносом со съестным и кувшином вина для Периклоса, сосед-незнакомец бросил медяк, расторопно подхваченный на лету и упрятанный за щеку, немногословно объявил:

– То же самое, что и молодому господину.

Периклос отпил из чаши вино, оно было неплохим, в меру кислым, утоляющим жажду, духовитым и явно не разбавленным водой.

– Хорошо, – вгрызаясь в жареную мякоть мяса, удовлетворенно констатировал он. Каштаны тоже шли «на ура».

Закусив, слегка выпив, разговорились с соседом. Тот оказался государственным чиновником, звали его Константин Схолл. Человек, который имел талант слушать, он и слушал. Периклос даже не заметил, как рассказал о своем путешествии на Русь, свои наблюдения и замечания.

– Ну, что ж, молодой человек, буду с вами откровенен. Наша встреча в этом месте не случайна. Я служу в третьей канцелярии великого логофета, это само по себе свидетельствует, какое значение имеет для вас наша беседа. Я еще вчера был оповещен о вашем приезде и решил, почему бы не пообедать вместе с вами, соединив приятное с полезным. Зачем вызывать вас в чиновничьи апартаменты.

Настороженно глядя на собеседника, Спул охрипшим голосом задал вопрос:

– Чего хочет от меня одно из ведомств великого логофета?

– Сотрудничества, – просто ответил Схолл, – причем вы заинтересованы в этом сотрудничестве больше нас. Сами посудите, вы младший сын у отца, купца средней руки, каких много в империи, у него есть преемник, ваш брат. А вы вечно будете на вторых ролях, унаследовав лишь сопровождение товаров да роль старшего приказчика. Вы и сами все это должны знать.

– Что вы можете мне предложить? Поступить к вам на службу, став мелким чиновником?

– Ха-ха-ха! Смешно. Для этого у нас хватает других людей. Я предлагаю вам обосноваться на Руси, скажем в Чернигове. Вам ведь понравился этот город? Купить дом, завести торговлю, заиметь свое судно для перевозки товаров. Вам будет нужно вжиться в общество варваров, выучить их язык, обычаи, повадки, жениться, наконец.

– Эк, вы наговорили, но для всего этого потребуются немалые деньги. Откуда они у меня?

– Казна вам выдаст некоторую сумму для всего этого. Но вам надо стать глазами и ушами империи, вам надо обрасти там друзьями и людьми, готовыми выполнить любой ваш, а значит, наш приказ.

Константин замолчал, изучая мысли, написанные на лице молодого человека. Молчал и Спул. В конце концов, размышление прервалось.

– Я согласен.

– На сей счет у меня не было сомнений, вы ведь человек умный.

С тех пор прошли десятки лет, постарел Периклос, давно не было в живых Константина Схолла, но за эти годы купец разбогател, обжился и считался в своем кругу почти своим. Славяне с большим терпением относятся к иноверцам.

Раздобревший, поседевший, со стриженной бородкой на щекастом лице, с большим животом, одетый в одежду варваров, Периклос Спул восседал за столом под образами. Помимо него в горнице присутствовал еще один человек.

– После того, как князем было принято решение не препятствовать охочим боярам идти в поход со Святославом, ты вышел у меня из доверия, Хрисанф. Разве я не говорил, как и с чем, к какому боярину подойти? Разве тебе мало было выдано серебра и золота для подкупа и подарков? Ты все получил. Где результат, Хрисанф?

– Господин, вы можете ругать меня, можете отослать в империю для разбирательства и суда, можете лишить меня жизни, в конце концов, но я вам точно скажу: всему виной проклятый боярин из племени кривичей, прибывший в Чернигов из захолустного городка. Это он смутил князя чем-то. У них был разговор с глазу на глаз.

– И ты не знаешь, о чем они говорили, – с издевкой на лице дополнил сказанное Хрисанфом Периклос.

– Не знаю. Не удалось подслушать. Не знаем и того, о чем он болтал с ближником князя, боярином Ставром.

– Теряешь навык. Не пора ли тебя заменить на кого-нибудь порасторопней?

– Твое право, господин.

– Конечно, мое. Мы по твоей вине не удержали черниговских воинов от похода.

– Как же не удержали? Дружина князя ведь не ушла! Воины ближних бояр тоже на месте. Ушли только те, кто нуждается в добыче, ушли голодранцы да кривич со своей дружиной, но его-то как удержишь? У меня за плечами воинства нет.

– Число этих, как ты их назвал, голодранцев около двух сотен. Мне об этом доложили. Теперь у кривича, а он выступает вождем, полтысячи воинов. Это, по-твоему, мало? Еще один такой промах, и ты пойдешь пасти свиней, станешь свинопасом, как твой отец.

– Да, господин.

Периклос Спул налил в чашу хмельного меда, к этому напитку византиец привык, находил его в чем-то даже привлекательнее вина, сделал добрых два глотка, уставился на подчиненного.

– Ну, говори, я же вижу, что у тебя есть что сказать.

– Да, господин. После полудня на подворье боярина Ставра прискакали три всадника от кривичей. Один из них боярич Павел…

– Павел? Странное имя для дикаря. Ну-ну?

– Рассчитывал догнать своего боярина в Чернигове, да опоздал. Один из дворни поделился с моим соглядатаем, что тот везет письмо боярину и что-то еще, это что-то показывал Ставру, а тот удивлялся, осматривая сей предмет.

– Что везет-то?

– Холоп боярский рассмотреть не смог, видел только удивленное лицо боярина. Подслушать тоже не получилось, говорили тихо. Завтра поутру продолжат путь. На Киев пойдут.

– Мне нужно письмо и предмет. Ты, наверное, догадался, что у тебя впереди бессонная ночь? Я не хочу, чтобы ты оплошал еще раз. Задействуй в сем деле своих разбойников. Пусть поработают обе ватаги. Как их атаманов-то кличут, запамятовал?

– Сом и Истома.

Купец открыл шухляду стола, достал два кисета, плотно набитые металлом, бросил на конец стола, перед почтительно стоящим в полусогнутом состоянии Хрисанфом. Золото в кошелях упало на столешницу, глухо звякнув по ней.

– Расставь обе ватаги последовательно по дороге, пусть выберут место поспокойней и уничтожат гонцов. Да-а! Боярича взять живым. Потом…

Спул провел ребром ладони вдоль шеи.

– Я все понял, господин.

«Что ж могло произойти на окраине южных границ? – оставшись один в горнице, размышлял Периклос Спул. – По рассказу Пантелеймона Варда, посланного в земли Смоленские, к этому дикарю, боярину кривичей, был послан отец Иоанн, умелец в делах переговоров, да и другими качествами он славен в определенных кругах. Об этом не многие знают, а те, кто знал, уже никому не смогут рассказать. И что я вижу и узнаю: боярин с дружиной ушел на Киев, о монахе Иоанне ни слуху, ни духу. Странно? Ладно, завтра, максимум после завтра, все прояснится».

Пять дней в пути для троих наворопников во главе с Пашкой прошли в скачке по лесным дорогам, тропам и большаку. Ночевали в небольших селищах и один раз на лесном хуторе, где жило семейство, по какой-то причине, в свое время отделившееся от большого рода. В Чернигов прискакали после полудня, на пятый день путешествия, уплатили подать с людей и лошадей на воротах, узнали, что дружина Монзырева вот уже четыре дня как ушла из Чернигова на Киев. Недолго думая, Пашка повел своих прямиком к подворью боярина Ставра Твердятича, расспросив дорогу у прохожих. Все-таки родня как-никак.

Твердятич встретил боярича Павла как родного, приветил, накормил, в баньку отправил, расспросил о последних новостях, повозмущался деяниями византийца, в конце концов, уложил всех троих отдыхать. А утром накормленных разведчиков, вышедших к оседланным лошадям, ждали два десятка оружных, закованных в броню всадников.

– С тобой пойдут, боярич, – сказал, как припечатал, Твердятич.

– Зачем, Ставр Твердятич? – даже возмутился Павел.

– Ты, Паша, молод еще, жизнь мало знаешь, допускаю, боярыня Галина женским умишком рассудить не смогла, а вот сотник твой большую ошибку сотворил, отправив тебя перевозить оный предмет с малым числом ратников. Вот эту ошибку я, старый, тертый жизнью калач, и исправлю. И не вздумай перечить мне, родич. – Твердятич повысил голос на открывшего было рот для возмущения Пашку. – Езжай, сынок. Ратников назад возвертать не треба, в сотню мово Бранислава войдут. Слыш, Белян? – Глянул на старшего десятника боярин. – А пока под рукой боярича ходить будете. Не смотри, что молод. Он в Дикое поле хаживал и живым возвернулся.

– Понял, батька!

– Пусть боги не оставят вас в трудный час, а дорога будет ровной и не тяжелой.

– Будь жив, мудрый диду! – поклонился прямо из седла Пашка. – За мной, рысью, ма-арш!

Дорога от Чернигова до Киева шла большаком, наезженным и нахоженным и конными и пешими, и телегами и подводами. Под копытами стелился то песок, то чернозем, по обочинам зеленела поднявшаяся после весенних дождей трава. Это дружина идет не ходко, сопровождаемая повозками. Всадники, пустив коней в галоп, шли быстро, сноровисто. Утреннее солнце позолотило лучами землю, бликуя от наползающих и уходящих облаков. Птицы гомонили в зелени деревьев, радуясь наступлению погожего дня. Кавалькада обогнала купеческий караван, вышедший из стольного града еще затемно, состоящий из десятка телег, на которых аккуратно уложенная рухлядь сверху была прикрыта широкими кусками плотной серой холстины. Проскочила, перешла на рысь, перестроилась на ходу, считай по кромке дороги, у самой обочины. В благодарность сопровождающие купца люди, да и он сам, поснимали шапки, кланялись, здороваясь с воями. По правую руку открылось зеркало реки с изрезанными недавним сходом льдов и половодья берегами. Десна на всем протяжении пути то открывалась, то уходила от дороги за лес и холмы, напоминая о себе лишь доносимой ветерком речной свежестью.

– Пашка… – Ослябь, один из сопровождавших Павла бойцов, догнал лошадь боярича. – Пашка, стой!

Павел натянул поводья, останавливая лошадь, поднял руку над плечом, и весь отряд остановился.

– Что случилось, Ослябь?

К говорившим, удерживая разгоряченного скачкой коня, подъехал Белян.

– Сам смотри, всю дорогу по-над лесом птахи щебетали, а тут ни звука. Не удивлюсь, что мы в полосу засады въехали.

– Что скажешь, Белян?

– Я, конечно, не лесовик, но думаю, что твой вой прав, поберечься треба.

– Что ж, как у нас говорят, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Белян, дай команду щиты из-за спин на руки перебросить, стрелы на луки наложить, смотреть по сторонам внимательно, если кто что-то углядит, пусть оповещает всех. Двигаем дальше.

В это же самое время неподалеку от остановки отряда Павла, у лесной тропы шла словесная перепалка. Сом, вожак разбойников, крепкий, бородатый мужик с узловатым, застарелым шрамом на правой скуле, видном даже через жесткую щетину волос, в кольчуге, с островерхим шеломом на голове, отплевываясь слюной из щербатого рта, чуть ли не орал на худощавого, остроносого, лысеющего, плюгавого мужчину.

– Мы так не договаривались, Хрисанф. Речь шла о троих всадниках, а этих больше двух десятков. Да у меня в ватаге народу меньше. Ты что, хочешь, чтоб нас как косой покосили. Благодарствую, я пока не хочу оказаться в царстве Мары.

– Да ты пойми, атаман. Я сам не знал, что их будут сопровождать воины боярина, но деньги ты получил. Вот и отрабатывай их.

– Деньги я за троих получил. Где деньги на остальных? – с издевкой, глядя в глаза греку, наглея, задал вопрос Сом, великолепно знал, что больше денег у нанимателя нет.

– Ладно, поступим по-другому. Твои разбойнички из леса стрелами обстреляют отряд и после того, как живые ускачут по дороге дальше, завалят дорогу деревьями. Согласен?

– Ну, это можно.

– Вот! Опосля боярские людишки напорются на ватагу Истомы, а ты подмогнешь со своими ватажниками, ударив в спину. Согласен на это?

– Это тоже можно.

– Так чего ты стоишь? Выдвигай к дороге своих увальней. Делай, что сказано. А я к Истоме поскакал, скоро ратники появятся. И не забудь дорогу завалить деревьями.

– Ты меня еще поучи!

Пройдя узкое, словно бутылочное горло, место, Пашкин отряд из леса выскочил к участку, где с правой стороны к большаку примыкало зеркало реки, а лес по левую сторону отступал от обочины. Из лесного массива на ратников посыпались стрелы.

– Прикрыться щитами! – подал команду Белян.

На ходу ратники, выискивая среди лесной зелени нападавших разбойников, пускали стрелы в ответ. За спиной разнесся звук скрипа и глухого удара о землю.

– Ву-гух! – Будто со стоном и последним вздохом дорогу перегородили три ствола с раскидистыми ветвями.

– Все, назад не проскочить! Вперед! – крикнул Павел.

Понукая лошадей, прибавляя им прыти, отряд помчался вперед. По щитам дробью долбили выпускаемые из лесной чащи стрелы, разбойники не жалея опустошали колчаны. Один из ратников не уберегся, получил стрелу в шею, вылетел из седла, второй, зажимая рану, припал к лошадиной гриве, его лошадь, поддерживая общий темп скачки, не отставала от строя. Еще под одним витязем застрелили лошадь, и он на ходу, высунув ноги из стремян, скатившись по холке через споткнувшуюся лошадь, соскочив на землю, теряя щит, пробежав четыре шага по тверди летника, запрыгнул на круп придержавшего своего коня соседа, обосновавшись у того за спиной. Отряд наконец-то проскочил опасный участок, оставив позади лесных стрелков.

– Кажись, проскочили, – подал голос Белян.

– Как же! Сам посуди, если дорогу позади завалили, значит, жди беды впереди.

– Отряд, сто-ой! Белян, своих людей заводи в лес колонной по одному. Войдете, занимай круговую оборону. Лошадей увести в глубь леса. От дороги далеко не отходить, ты ее должен видеть и контролировать.

– Что я должен делать? – не понял слово Белян.

– Ты должен при надобности обстрелять противника на дороге.

– Ага, понял.

– Захватите наших лошадей и броню.

– Броню-то зачем?

Павел, Ослябь и Храбр, соскочив с лошадей, тут же стали стаскивать с себя защитное железо и шлемы. Оставшись в пятнистой, холщовой одежде, достали из седельных сум пошитые разгрузки. Напялив необычное для черниговцев одеяние, проверили на ходу, все ли лежит на привычных местах. Удивленные воины Беляна по одному заводили в лес лошадей. Наворопники мазнули лица черными полосками краски.

– Белян, смотри тут в оба, – напомнил Павел, прощально махнул рукой, и трое разведчиков растворились среди зелени леса.

Лесная поросль и молодые листья деревьев также хорошо скрывали передвижение своих, как, впрочем, и вполне возможную засаду разбойников. Все трое вслушались в звуки леса впереди движения, старались производить как можно меньше шума, хотя тонкие ветки то и дело хлестали по лицам, и приходилось постоянно уклоняться от них. Двигались быстро.

– Пашка!

Павел расслышал шипящий шепот Ослябя, остановился, затих, обернулся к напарникам.

– Паша, впереди различаю голоса.

– Я тоже слышу звуки встречного продвижения, но еще далеко до нас, – отозвался Храбр. – Идут навстречу по лесу вдоль дороги.

– Парни, делайте лежки, ожидайте выход вражеской группы на вас. Я пройду вперед, пропущу их и ударю в тыл.

Павел пошел в сторону противника. По всему телу прошла мелкая дрожь, это было не от страха, выброс в кровь немеряного количества адреналина в преддверии схватки разбередил нервы. Сейчас он действовал как отлаженный механизм, настроенный на бой, от того, как он, лично он, отработает свою задачу, зависела жизнь его товарищей. Мысленно привел себя в состояние перехода, почувствовал плотно сгустившуюся пелену перед собой, вошел в нее и растворился в ней. Все, он стал невидим для своих и для чужих. Пройдя еще метров семьдесят, увидел, как навстречу, по еле заметной тропе движутся друг другу в затылок вооруженные различным оружием, одетые в кольчуги, некоторые со щитами, разбойники. Павел отступил в сторону, буквально на два шага, затих, наблюдая, как мимо него проходят люди. Стойкий запах пота ударил в ноздри. Под ногами у худого лесовика хрустнула ветка.

– Хорек, я сейчас тебе шею сверну, сколь раз говорил, смотри куда наступаешь, – негромко окликнул Хорька бородатый громила со шрамом на щеке.

– Сом, ты сам посуди. Ратники давно ускакали по дороге. Мы их уже и не догоним. Ватага Истомы без нас управится, людей-то у него раза в два больше, чем у нас. По дороге надо было идти.

– Замолкни, еще одно слово, и я отправлю тебя на встречу с Марой.

– Молчу.

Мимо Павла протопали десятка полтора разбойников, когда он услышал крики и стоны со стороны засады своих напарников. В лесной тиши разнеслись крики, ругань, кто-то из разбойников загнанным лосем метнулся через густые кусты в глубь леса, кто-то повернул назад, прямо на Павла.

«Пора!» – понял он. Пользуясь своей невидимостью, неразберихой и страхом врага, заработал клинками, срубая с плеч головы и разя тела пробегавших мимо него.

– А-а-а! – фальцетом орал разбойник, выпучив на лоб глаза, даже не осознавая, какая сила смахнула голову с плеч соседа. – А-а… – оборвался крик ужаса.

Фонтан крови, вырвавшись из обезглавленной шеи злодея, обрызгал толкнувшего уже мертвое тело в сторону с тропы, которое тут же упало под ноги бегущему позади. Кто-то, наоборот, выскочил из леса на дорогу и растянулся в ее пыли с болтом между лопаток. Мгновения спрессовались в небольшой промежуток времени, и на тропе все стихло. Ни стонов, ни криков, и только где-то далеко в гуще леса еще слышался треск ломаемых веток. Кому-то все-таки удалось уйти. Догонять убегающего не стали.

– Как там? – уже не таясь, прокричал Пашка.

– Порядок, но кто-то ускользнул.

– Да и хрен бы с ним. – Пашка вышел из пелены, проявившись, материализовался, вытер об одежду одного из мертвецов клинки, двинулся в обратном направлении, вглядываясь в поверженных противников.

– Их атамана и Хорька нет, – констатировал он. – Больно хитрыми оказались.

– Будем догонять?

– Нет. Возвращаемся.

– Что с трофеями делать?

– Оставим здесь, не до трофеев сейчас.

Просочились по тропе назад, еще издали увидали настороженные лица дружинников Беляна.

– Свои! Не стрелять! – окликнул ратников Ослябь, понимая, что напряжение и готовность вступить в бой способны сыграть злую шутку с лучниками.

– Белян, приготовьтесь принять бой. Разбойников не более четырех десятков, – оповестил десятника Павел. – Желательно первым выстрелом проредить разбойников, потом атакуем, в мечи этих сукиных детей.

– Зробим, боярич!

Время шло, но ни на дороге, ни по лесной тропе, находившейся неподалеку от кромки леса среди лесного бурелома, так никого и не было. Затаившиеся воины томились в ожидании боя. Потревоженные ранее птицы слетались на свои облюбованные места. Десна, видимая между стволами деревьев и кустарником, несла свои воды вдоль берегов. Казалось, ничто не может нарушить спокойствие погожего дня.

– Может, двинемся дальше? – предложил Белян. – Скорей всего, разбойников уже и след простыл.

Павел не успел ответить, как со стороны тропы, откуда ждали неприятеля, отчетливо проявились шорохи. Он вгляделся в мелкую, еще прозрачную лесную зелень, заметил медленное продвижение людей. Опытные и матерые воины-лесовики, не один год промышлявшие на «большой дороге», шли крадучись, внимательно осматривая окрестности, готовые в любой момент вступить в схватку. Пока что ратников они не видели, но это вопрос ближайшего времени, дорога и тропа вдоль нее были единственными магистралями движения, по ним можно было идти конным либо вперед, либо возвращаться назад, лесной бурелом прохода не предоставлял, дорога назад была перекрыта. Это знали и те и другие.