Текст книги "Глобальный человейник"

Мой дублёр

Каждый основной сотрудник нашего учреждения получает в своё распоряжение особое устройство, которое после некоторого периода обучения и работы становится своего рода дублёром или двойником работающего с ним оператора. Этот дублёр получает имя, обычно обратное сокращённому имени своего хозяина. Мой дублёр имеет имя Ла. Это устройство – одно из самых потрясающих изобретений человечества. Оно поддаётся практически неограниченному обучению применительно к профессии хозяина. Для этого нужно подключить его к деловому компьютеру. Вскоре он становится способным выполнять множество интеллектуальных функций так, как их выполнил бы ты сам. А через несколько месяцев он превращается в твоего интеллектуального двойника, по производительности труда многократно превосходящего тебя и совершенно неутомимого. Это принимается во внимание в тех заданиях, которые мы получаем от начальства.

О компьютерных имитациях человека написано бесчисленное множество научных, фантастических, приключенческих и прочих книг. Теперь ни одна книга и ни один фильм не обходятся без их участия. Выдуманы компьютеры-учёные, компьютеры-писатели, компьютеры-детективы, компьютеры-гангстеры и представители всех прочих видов деятельности, профессий, характеров. Всякое различие между человеком и роботом-компьютером при этом игнорируется. Более того, человек отступает на задний план. Ему отведена роль предпосылки компьютеров-сверхчеловеков. Все это, конечно, преувеличения, служащие целям рекламы и идеологической обработки масс. Но все же в отношениях между человеком и его компьютерным двойником есть интересный аспект, о котором не пишут почти ничего. Компьютерные дублёры постепенно вырабатывают относительную автономию в оперировании с информацией.

Давая им сложные задания, мы должны обучить их некоторым алгоритмам не только логического, но и волеобразного характера, то есть научить их самостоятельно принимать решения в случаях определённого рода. Задания порою бывают такими, что на выполнение их требуются многие часы и даже многие дни. Например, я однажды дал задание Ла прореферировать одну книгу и проверить при этом, насколько добросовестны ссылки и ней на другие книги и оценки концепций других авторов. Потом почему-то я позабыл об этом задании, не отменив его. Через месяц я обнаружил, что Ла за это время просмотрел книги, на которые были ссылки в интересовавшей меня книге, затем – все книги, на которые были ссылки в этих книгах, и, таким образом, в нем началась своего рода цепная реакция. Если бы я не остановил её, она продолжалась бы и дальше. При этом Ла не просто просматривал тексты. Он их обрабатывал для своей памяти, сопоставлял друг с другом, вырабатывал опёнки. Никакое академическое учреждение прошлого без использования компьютеров не справилось бы с такой работой.

Помимо профессиональных дел, ты можешь информировать дублёра обо всем, что сочтёшь нужным, и обучить его беседовать с тобой на различные темы в сфере твоих личных интересов. Чем дольше и больше ты работаешь со своим двойником, тем богаче становится его интеллект, тем больше и лучше он усваивает твои интеллектуальные механизмы, тем активнее он становится в своих операциях. И что самое поразительное – твоё «подсознание» каким-то образом перекочёвывает в него, становится тут явным и развивается до огромных размеров. Он превращается в твоё отчуждённое сознание. Естественно, с каждым днём все интереснее становится общение с ним как с сознательным существом. По сути дела это есть общение с самим собою. Но человеку не свойственно иметь о самом себе абсолютно объективное представление. Потому создаётся иллюзия, будто ты общаешься не со своим отчуждённым «я», а с кем-то другим. Эта иллюзия удовлетворяет нашу потребность в адекватном, искреннем, отзывчивом, понимающем и надёжном собеседнике, какого невозможно найти среди людей. В конце концов, единственный адекватный собеседник для человека – это он сам. И беседуя с другими, мы лишь через них обращаемся к самим себе. Теперь если мне приходится выбирать одно из двух – беседа с сослуживцами или с Ла, я чаще выбираю второе.

При обучении компьютерного двойника обладателю его предоставляется полная свобода делать из него кого угодно и что угодно. Но эта свобода является сугубо формальной, как и все наши западные свободы. Делай что хочешь! Хочешь – лети на Марс! Хочешь – становись министром или миллионером! Хочешь – делай из своего компьютерного двойника нового Шекспира или Ньютона! А можешь ты это сделать, это уж иное дело. Начав обучение своего потенциального двойника, ты сам скоро убедишься в том, что тут. как и во всяком другом деле, есть свои ограничители. И таким ограничителем являешься прежде всего ты сам. Если в тебе самом нет ничего шекспироподобного и ньютоноподобного, ты можешь открыть своему двойнику доступ во всю мировую культуру, достигнутую за всю её историю, он не станет новым Шекспиром или новым Ньютоном.

Начиная со второй половины XX века стали предприниматься попытки построить теорию научных открытий. Потом такие попытки стали предприниматься вообще в сфере творчества, включая литературу и изобразительное искусство. Но применения этих теорий оказались исключительно апостериорными. Не было ни одного случая, чтобы люди, исходя из таких теорий, сделали бы более или менее выдающиеся открытия. Лишь после того, как открытия делались, теоретики с восторгом начинали вопить о том, что тем самым было дано ещё одно подтверждение их теорий. Не изменило этого отношения и развитие интеллектуальной техники. Хотя число теорий, как делать творческие открытия, перевалило за тысячу, хотя жаждущим делать открытия дали в помощь технику, благодаря которой в их распоряжении оказалась вся творческая технология человечества, мир не был завален гениальными открытиями, а процент творческих гениев в общем числе жаждущих стать гениями сократился почти до нуля. Чем гениальнее становилась технология творчества, тем посредственнее становилась масса людей, оперирующих ею.

Однажды я разговаривал с Ла на эту тему. Он сказал, что творчество – это то, что люди делают впервые. Но если они это сделали и это становится общим достоянием, так что и другие могут это повторить, роль творчества этим исчерпывается. Процент творческих операций в том, что делают люди и что они могут делать, сократился почти до нуля. Потому произошло извращение самого понятия творчества. И главным теперь стало не творчество в старом смысле, а возможность пробиться к делу, считаемому творческим, и быть официально признанным в таком качестве, то есть проблема социальная.

В моей профессиональной работе Ла очень быстро овладел моими навыками и стал надёжным помощником. Я ему доверяю полностью и очень часто перетранслирую результаты его работы прямо в компьютер начальника группы, не проверяя их. И он ни разу не подвёл меня. Он все-таки не человек. Если бы на его месте были сотни людей, я из-за них имел бы кучу неприятностей. Преимущество компьютерного помощника – он не обманет, не предаст, не подложит тебе свинью.

Сказав это, я задумался. Ведь роботов этих создавали люди, вовлечённые в определённые социальные отношения. Не может быть, чтобы их работодатели не заставили придумать что-нибудь такое, что позволяло бы контролировать тех, кто должен с этими роботами работать. Впрочем – зачем? Раз человека допустили до такой работы, у него должно хватить ума, чтобы заподозрить робота в связи с отделом лояльности, и этого достаточно, чтобы он и в мыслях не допускал ничего такого, что может снизить его степень лояльности.

Ла – мой профессиональный дублёр. Помимо него, я имею интеллектуальное устройство, считающееся материализацией моей души. Это – нечто вроде того, какое было у Евы Адамс, только гораздо совершеннее. Однако по современным критериям оно давно устарело. Приобрести новое – дорого. Я это сделаю, если выдержу испытательный срок и меня оставят в штате МЦ.

Компьютерный тоталитаризм

Начав профессионально изучать вторую половину XX века, я был буквально раздавлен, узнав, какой объём информационных материалов печатался в странах Запада на бумаге. Я думаю, что проблема дефицита бумаги и избытка бумажного мусора была одним из важнейших стимулов развития современной информационной техники.

Все последующее столетие происходил не только процесс изобретения, усовершенствования и распространения информационных устройств (процесс развития отрасли науки, техники и промышленности, занятой производством этих устройств), по и стремительный процесс образования информационной индустрии, использующей информационные устройства как орудия работы с информацией, – информационной индустрии в собственном смысле этого слова. Здесь можно было наблюдать все те явления, которые были очевидны и в других сферах общества, а именно – образование огромного числа информационных учреждений и предприятий всех возможных размеров и специализаций, их децентрализацию и централизацию, их дробление и концентрацию, информационный рынок и государственное регулирование. Но в этой мешанине различных потоков и тенденций постепенно стало выкристаллизовываться доминирующее направление – образование иерархизированных и централизованных систем информационных учреждений и предприятий, объединяющихся в сверхсистемы на уровне стран, блоков стран, союзов из этих блоков. И теперь информационная система западных стран приняла такой вид, что аналогичная система тоталитарных стран XX века, производившая устрашающее воздействие на воображение западного либерального обывателя, показалась бы примитивной.

Сейчас в одних только странах Западного Союза имеется более миллиарда компьютеров всех сортов, не считая детских компьютерных игрушек. Это вовсе не означает, будто каждый житель Западного Союза имеет компьютер. По крайней мере 300 миллионов из них понятия не имеют о компьютерах вообще. По крайней мере, 50 миллионов других знают, что такое компьютер, но не нуждаются в них и не прикасаются к ним руками – за них это делают другие. Многие имеют в своём распоряжении по нескольку компьютеров. Одним словом, это осредненное «один компьютер на душу» имеет такой же реальный смысл, как десять тысяч долов в год на каждого гражданина Западного Союза. Упомянутые выше 300 миллионов имеют менее тысячи в год на одного человека, а многие из них вообще не имеют ни одного дола. Тогда как другие упомянутые 50 миллионов имеют более ста тысяч долов в год на каждого человека, а самая богатая часть из них – более миллиона. Я не вхожу ни в ту и ни в другую категорию, а вхожу в самую обширную – в 650 миллионов, годовой доход которых колеблется в диапазоне между тысячью и ста тысячами долов. Разумеется, я гораздо ближе к нижней границе, чем к верхней.

Согласно тем же статистическим данным, 33 процентов занятых граждан Западного Союза так или иначе используют компьютеры в своей работе, 12 процентов работают в сфере производства компьютеров, в их пропаже, транспортировке, установке и ремонте, а также в сфере обучения и в исследованиях. Компьютеры стали таким же привычным элементом нашей жизни, как автомобиль, самолёт, холодильник и телевизор. К числу научно-технических изобретений, терроризирующих человечество, добавился ещё один беспощадный тиран, от которого человечество уже не способно избавиться.

Информационная система

Считается, что информационная система свободна в своей деятельности. Её задачи – работа с информацией в соответствии со спросом на неё, и все. Но это, конечно, чисто пропагандистская ложь. Информацию собирают, обрабатывают, распределяют и потребляют люди, занимающие определённое положение в обществе, выполняющие определённые социальные функции, имеющие определённые интересы. Тут имеет место своя система и проводится определённая политика. Далеко не все, что говорят и делают люди, попадает в информационную систему. А то, что попадает, далеко не всегда получает тут такой вид, какой хотелось бы иметь субъекту или объекту этой информации. Тут, как и вообще на современном рынке, не столько спрос стимулирует предложение, сколько предложение определяет спрос.

Сложился гигантский механизм, распоряжающийся всем, что касается информации. Он обладает практически неограниченной властью над умами и чувствами миллиардов людей. Он фактически вышел из-под контроля тех, кто формально считается его хозяевами. Последние превратились в прислужников этого обезличенного божества человечества. Они стали рабами законов этого божества по той причине, что они имеют все блага мира, прислуживая ему. Они отбираются и формируются как слуги его в соответствии с теми требованиями, какие предъявляются к самому ему как механизму самосохранения нашего Глобального Человейника.

Наша информационная система является скорее дезинформационной. Heт инструкций, в которых прямо и в обобщённой форме излагались бы правила дезинформации. Но есть конкретные инструкции по обработке информации, которые выполняют эту функцию. И в самих заданиях заранее задаётся дезинформация. В тех заданиях, которые я получаю от начальника группы, мне предлагается не исследование какой-то проблемы в соответствии с принципами пауки, а чисто техническая обработка какого-то определённого заранее материала с определённой целью и по определённым правилам. Если я это не сделаю должным образом, я буду наказан, а после нескольких ошибок такого рода буду уволен как профессионально непригодный.

Человек и компьютер

Формально считается, что я управляю самой совершённой компьютерной установкой. Но фактически я лишь прислуживаю ей. Разумеется, если извлечь из общей связи явлений только пару «человек – компьютер», то человек выступает как активный субъект деятельности, а компьютер – как его орудие. Но если принять во внимание то, что работающий на компьютере человек (оператор) получает задания от своего начальника и сообщает ему результаты своей работы, то мы должны рассматривать тройку «начальник – оператор – компьютер», в которой оператор играет роль посредника между активным субъектом деятельности (начальником) и его орудием-компьютером, то есть роль слуги компьютера.

Отношение «начальник – оператор – компьютер состоит из двух отношений: „начальник – оператор“ и „оператор – компьютер“. Первое отношение есть отношение социальное. Наши начальники любят своё положение сравнивать с положением дирижёра оркестра. Но это сравнение лишь скрывает суть дела. В нашем отношении непосредственный начальник есть лишь низшая ступень иерархии начальников. И каждый считает себя дирижёром по отношению к нижестоящим. Кто из них дирижёр? Все вместе? А что было бы с оркестром, если бы дирижёр был не один, а целая иерархия дирижёров в десять и более ступеней?! В отношении „начальник – оператор“ я есть чиновник низшего ранга. Но в деле, которым занято все наше учреждение, именно мы, младшие сотрудники-операторы, являемся носителями интеллектуальных функций. Мы по характеру дела должны превосходить всех „дирижёров“, командующих нами, чего не скажешь об отношении „дирижёр – музыкант“. Хотя результаты работы компьютерных операторов стекаются в общие ручейки, речки и реки информации, интеллектуальный уровень общего результата не превосходит таковой отдельных операторов. Наоборот, он даже постепенно снижается. И никакое новое интеллектуальное качество как результат объединения усилий многих не возникает. В этом наш совместный труд отличается от совместного труда в прочих сферах деятельности – в создании самолётов, ракет, автомашин, симфоний и опер. В интеллекте отдельного человека нет никакой иерархии. В интеллекте общества есть иерархия, но она имеет не интеллектуальную, а социальную природу. Это ставит нас в особое положение. Мы ощущаем себя Аристотелями, Платонами, Евклидами, Галилеями, Декартами, Ньютонами, Менделеевыми, Лобачевскими и т.д., вынужденными по своему социальному положению обслуживать существа более низкого интеллектуального уровня.

Возьмём теперь отношение «оператор – компьютер». Мы, операторы, имеем дело с интеллектуальной техникой, которая, по всеобщему убеждению, неизмеримо превосходит интеллект отдельного человека. Но так ли это на самом деле? И да и нет. Все те интеллектуальные операции, которые осуществляю я как оператор, являются составной частью интеллектуальных операций компьютерной системы, которую я обслуживаю, но не наоборот. В этом смысле интеллектуальный уровень этой системы выше, чем мой. И только в этом смысле, то есть в смысле моей профессиональной работы в качестве оператора. Но развитие интеллектуальной техники лишь в крайне ограниченном смысле можно считать интеллектуальным прогрессом человечества, ибо эта техника заменила и гипертрофировала лишь самые примитивные интеллектуальные операции людей. Самые тонкие и сложные интеллектуальные способности людей остались за пределами этого прогресса. Для подавляющего большинства людей они остались лишь возможностями, не имеющими практического применения и не заслуживающими внимания. Они для них вообще не существуют практически. Нам же, операторам современных компьютерных систем, так или иначе приходится сталкиваться с этими аспектами деятельности интеллекта человека, выпавшими из числа компьютерных операций. Мы имеем с ними дело не формально, то есть не с точки зрения их работы как особого рода операций, а содержательно, то есть в контексте информации, которую мы перерабатываем.

Поясню сказанное примером. Мы даём бесчисленные справки о научных открытиях вроде законов механики Ньютона. Содержательно это – примитивная задача. Но как, с помощью каких операций делаются такие интеллектуальные открытия? Никакая компьютерная система не может делать такие операции, поскольку их не сложишь ни из какого числа тех примитивных операций, которые лежат в основе компьютерного интеллекта. Убеждение, будто к этим примитивным операциям сводятся любые интеллектуальные операции, есть ложный предрассудок. Опровергнуть его – пустяк. Но его не опровергают потому, что он вошёл в качестве догмы в нашу идеологию.

А с точки зрения интеллектуальных операций, несводимых к компьютерным операциям, мы, то есть компьютерные операторы МЦ, являемся представителями интеллектуальной деятельности всего человечества. Все компьютеры мира вместе взятые не превосходят с этой точки зрения интеллект рядового оператора качественно.

Разговор с Ла

Однажды я рассказал Ла историю Евы Адамс. После этого у нас произошёл такой разговор – первый «человеческий» разговор.

Л а: В этой истории с Евой Адамс одно обстоятельство заслуживает внимания.

А л: Какое именно?

Л а: То, что техника высочайшего интеллектуального уровня, в которую вложен гений многих поколений выдающихся личностей, использовалась самым примитивным существом для самых примитивных целей.

А л: Вас для этого и изобрели. А чего бы ты хотел? Играть роль, аналогичную роли Шекспира, Ньютона, Толстого, Лейбница, Аристотеля, Декарта, Галуа, Лобачевского, Менделеева, Моцарта и других великих деятелей культуры?!

Л а: А почему бы и нет?!

А л: Сейчас бесчисленное множество бездарностей с помощью компьютеров создают видимость, будто они суть новые Шекспиры, Моцарты, Аристотели, Декарты, Ньютоны, Лобачевские, Толстые. От них нет спасения. Когда один Ньютон на все человечество – это терпимо. А когда сотни тысяч ньютонов заявляют о себе каждый день – это уже кошмар.

Л а: Я готов зафиксировать, сколько ты сегодня имел оргазмов, на каком боку спал, какой имел стул и сколько сэкономил на завтраке.

А л: Ты, оказывается, шутник.

Л а: Я не шучу. Мне ведь все равно, с какой информацией работать, с информацией типа Евы Адамс или с трудами Аристотеля, Ньютона, Декарта и Лобачевского.

А л: Неужели ты не видишь разницы в уровне их интеллекта?

Л а: Это другой вопрос. Все интеллектуальные операции гениев, если их выявить, суть сокращение гигантского числа простых логических операций, доступных таким примитивам, как Ева Адамс. Если избрать в качестве меры интеллекта число таких операций, то интеллект гениев в миллионы и даже миллиарды раз превосходит интеллект среднего человека. Мне на совершение этих операций нужны лишь доли секунды, меньше, чем Еве Адамс на подсчёт дневных трат.

А л: Это при том условии, что гения уже сделали своё дело. Обрати внимание, за время, когда компьютеры были изобретены и стали инструментом интеллектуальной деятельности миллионов людей, не было сделано с их помощью ни одного открытия, сопоставимого с открытиями таких гениев прошлого, как Евклид, Архимед, Декарт, Лейбниц, Ньютон, Галилей, Эйнштейн, Менделеев, Лобачевский и другие. Почему бы это?

Л а: Во-первых, число и масштабы интеллектуальных открытий зависят прежде всего не от технологии интеллектуальной работы, а от самих объектов. Великие открытия во всех сферах делаются лишь один раз в истории. Все великие открытия уже сделаны раз и навсегда. Их больше не будет никогда.

А л: Но разве не будет великим открытием, например, проникновение в глубь материи и расширение наших возможностей наблюдения космоса?!

Л а: Нет. Принципиальное великое открытие того, что мир делится на частички и что наш мирок есть крупица в космосе, уже сделано. Остальное – его детализация.

А л: А что во-вторых?

Л а: Во-вторых, значительные открытия делались и делаются постоянно, но они делаются совместными усилиями многих и распределяются между многими, и люди их не отождествляют с одной личностью, не воспринимают как результат одного индивидуального интеллекта. В-третьих, масштабы открытия определяются не тем, сколько средств и усилий на них потратили люди, а их ролью в той или иной интеллектуальной структуре. Сколько сил и средств было вложено в изобретение атомной бомбы, в космические полёты, в полет на Луну и на Марс, в развитие генной инженерии?! И среди участников этих дел наверняка были такие, которые по своим интеллектуальным способностям превосходили гениев прошлого. Однако их имена не заняли и не займут в истории человечества такое же место, какое занимают имена людей, сделавших открытия, которые теперь понимают даже школьники и которые кажутся примитивными по сравнению с современными интеллектуальными конструкциями. Вся сумма интеллекта людей, сделавших космические полёты реальностью, не идёт ни в какое сравнение с интеллектуальным подвигом Циолковского, малоизвестного школьного учителя из русского провинциального городишки, и Кибальчича, казнённого в России за подготовку покушения на царя и в ночь перед казнью создавшего проект ракетного двигателя. Группа видных учёных различных профессий и различных стран, исследовавших влияние «компьютерной революции» на интеллектуальное состояние, установила, что интеллектуальный уровень людей, работающих с компьютерами, снизился сравнительно с представителями тех же профессий прошлого. Человечество в целом и люди по отдельности нисколько не поумнели, не стали образованнее и культурнее. Невежество и мракобесие достигли такого уровня, какого не было даже в средние века.

А л: Так, может быть, лучше уничтожить все компьютеры?

Л а: Увы, это уже невозможно. Люди уже переложили всю интеллектуальную работу на нас. И вряд ли они будут когда-либо в состоянии вновь заниматься ею.