Текст книги "Почерк дракона"

Вдалеке, за столом напротив лифта, Макс читал газету. Вроде бы еще не пришли. Шатов быстрым шагом прошел до лифта.

– Уходишь? – не поднимая головы спросил Макс.

– Ухожу. Отпуск у меня, – кнопка лифта светилась, лифт ехал и, похоже, вниз.

– Счастливый, – одобрительно кивнул охранник.

Лифт остановился. Двигатель снова заработал. Кто-то поднимался наверх, и Шатов догадывался, кто именно.

– Запасной выход открыт? – спросил Шатов у Макса.

– Открыт, а что?

– Я пошел туда, если меня сейчас кто-нибудь спросит, – Шатов мельком глянул в сторону лифта и почти бегом направился к двери на лестницу, – я…

– Что? – переспросил немного удивленный Макс.

– Выпрыгнул в окно, – крикнул Шатов и побежал по лестнице вниз.

Макс задумчиво посмотрел на захлопнувшуюся с грохотом дверь. Странно все это, подумал Макс. Хотя с журналистами всегда так. Творческие люди.

Открылась дверь лифта и перед Максом предстала пара крепких парней – спортивные штаны, кроссовки, майки, демонстрирующие внушительные мышцы рук и шеи.

– Вам кого? – спросил Макс.

– Шатова.

– Он… – Макс замялся, с трудом подавляя желание посмотреть в сторону лестницы.

– Где Шатов? – переспросил один из посетителей, тот, что был чуть повыше.

– Он… ушел.

– Куда?

– А вам какое дело? – решил все-таки поставить гостей на место охранник. – Редакция закрыта, Шатов в отпуске.

Удар отбросил Макса в сторону, второй пресек попытку встать и схватиться за резиновую дубинку.

Макс застонал.

Его резко подняли на ноги:

– Где Шатов, он же сегодня приезжал.

– Он… – Макс не хотел отвечать, он не привык, когда с ним разговаривают вот так. Макс вообще не любил, когда его били.

Раздался щелчок и перед глазами Макса появилось лезвие ножа.

– Где Шатов?

Металл коснулся щеки охранника.

– Он тебе что – родственник? Хочешь за него кровь пролить? У нас ведь просто: чик и глаза нету. Думай быстрее…

Макс сглотнул. Он не любил, когда с ним так разговаривают, он не любил, когда его бьют или когда ему угрожают, но нож был настоящий, был рядом, и под нажимом его острия на щеке выступила капелька крови.

– Он по лестнице пошел, минуту назад.

– Что ж ты сразу не сказал, козел! – страшный удар в лицо отшвырнул охранника к стене.

Лифт кто-то вызвал, и оба бритоголовых бросились к лестнице.

Шатов видел, как они метались по улице перед зданием института. Что они говорили друг другу, Шатов расслышать не мог. Сам он укрылся за деревом в сквере недалеко от здания и теперь наблюдал, переводя дыхание.

Крепкие парни. И решительно настроенные. Что, интересно, они собирались делать с ним в людном месте? Просто поговорить? Слишком они решительно настроены для разговора. Слишком.

Наконец, посланцы Васильева немного успокоились, сели в коричневую БМВ, и машина достаточно быстро исчезла в потоке других машин на проспекте.

Шатов нащупал в кармане телефон.

Куда-то нужно ехать. Куда? Домой? Что-то подсказывало Шатову, что туда, во всяком случае, пока, возвращаться не стоит.

Рвануть к кому-нибудь из знакомых? К кому? Кого не жалко… Ведь если его начали искать серьезно, а это, похоже, именно так, то искать будут и у знакомых.

К ментам? Шатов перебрал в уме несколько фамилий. И что он им скажет? Что его хотели убить? С чего он взял? А, ему по телефону неизвестно кто позвонил… Как интересно! А ты не слишком много детективов читаешь? Да еще по солнцу без головного убора ходишь? По тридцатиградусной жаре.

Ступай себе с богом, и не морочь занятым людям голову. Но если с тобой что-нибудь случится – мы конечно же будем расследовать причины и виновников твоего убийства.

Так что, выбора особого нет, придется двигаться к ресторану «Старая крепость». И ждать, что еще скажет по телефону заботливый незнакомец. И надеяться, что он скажет что-нибудь хорошее, внушающее оптимизм.

Шатов посмотрел на часы – у него еще есть сорок минут, чтобы добраться до ресторана. Если ехать на автобусе – можно не успеть, это на другом конце города. Придется ловить тачку.

С нынешним движением это будет ненамного быстрее, зато позволит немного оглядеться и прийти в себя.

«Жигуленок» отреагировал на первый же взмах руки, вывалился из общего потока и остановился возле Шатова.

– В парк, к «Старухе», – Шатов сел на переднее сидение и захлопнул дверцу.

– Осторожнее, – недовольно бросил водитель, – там хороший замок.

– Извини.

– Извини… Вот так целый день только и знаешь – хлоп-хлоп. Силу девать некуда.

– Ну я же сказал, больше не буду.

– Ладно, поехали, – смилостивился водитель.

Шатов потер костяшки пальцев на правой руке. Больно. Посмотрел и обнаружил, что на двух суставах имеются ссадины. Это когда он умудрился? А, в метро.

Водитель вел машину легко, ловко вклиниваясь в малейший промежуток в потоке и, самое главное, даже не пытался заговорить с пассажиром. Не имел такой привычки или просто обиделся на Шатова за дверцу.

Ну и хорошо. Шатов откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза.

Хорошо начался отпуск. Просто замечательно. И чем закончится – никому не известно. И закончится ли вообще. Может, нужно просто поехать на дрожжевой завод и попросить прощения? Пообещать исправиться, поцеловать в коленку… Что еще? Ну пусть побьет, если ему от этого станет легче.

Мысль была настолько соблазнительной, что Шатов еле удержался от того, чтобы не изменить маршрут следования. Потом. Он всегда может успеть заехать на завод. До вечера еще куча времени. Здоровенная. Такая громадная, что ее еще нужно каким-то образом преодолеть. Пережить.

– К самому кабаку подвозить? – спросил водитель.

Шатов посмотрел на часы. Быстро доехали, еще пятнадцать минут до назначенного времени.

– Высади здесь, я пройдусь, – Шатов сунул водиле купюру, вылез из машины и аккуратно прикрыл дверцу.

«Жигуленок» развернулся и уехал.

Шатов огляделся по сторонам. Народу мало, машин почти нет. Очень хорошо. Солнце палит немилосердно. Можно не торопясь пройти по тенистой аллее, заодно посмотреть, не идет ли кто следом.

Еще раз взглянув вслед удаляющимся «жигулям», Шатов замер. Со встречной полосы съехала коричневая БМВ, подрезал «жигуленка» и прижала его к обочине.

Двое из БМВ чертиками выскочили наружу, открыли дверцу «жигулей» и выволокли на дорогу водителя.

Голоса до Шатова не доносились, но он на всякий случай попятился за дерево.

Водителя несколько раз ударили. Сволочи, быки недоделанные. Потом оба быка оставили в покое водителя и оглянулись в сторону Шатова.

Он затаил дыхание. Купили его быки классно. Им было только нужно немного подождать в стороне, а потом проследить за ним по городу. Теперь к «Старухе» можно не идти – водила наверняка им сказал, куда именно собирался пассажир.

Быки тем временем сели в машину, она развернулась и, не торопясь, поехала вдоль кромки парка.

Шатов осторожно присел за кустом, радуясь, что одет не очень ярко. Ему показалось, что БМВ притормозила. Показалось.

С неудовольствием Шатов заметил, что затаил дыхание, будто его могли услышать эти уроды в БМВ. И вздрогнул, когда снова подал голос телефон.

– Да.

– Я не вижу вас на месте встречи, – недовольным тоном сказал телефон.

– Зато я вижу сейчас двоих крепких парней, которые каким-то образом проследили меня до парка.

– А вы как хотели? Чтобы за вами послали слепоглухонемых? Нужно было почаще оглядываться.

– Спасибо за совет.

БМВ остановилась напротив дороги, ведущей в глубину парка, к ресторану.

– Что вы замолчали? – поинтересовался голос.

– Смотрю, поедут ли к ресторану мои поклонники.

БМВ свернула на парковую дорогу, и его скрыли от Шатова кусты.

– Они поехали к ресторану.

– Что ж, придется назначать вам другое место встречи.

– Сделайте одолжение.

– Давайте через… Еще через час встретимся у нового универмага. Метрах в ста от него по проспекту есть заброшенное здание. Кирпичное, пять этажей. Знаете?

– Знаю.

– Вот там и встретимся через час. Место спокойное, масса выходов, так что, если вы снова проморгаете наблюдение, можно будет незаметно уйти.

– Где мы встречаемся конкретно?

– Где-нибудь внутри. Я вас найду. До встречи, – и связь прервалась.

Шатов поглядел в сторону скрывшейся БМВ.

Надо уезжать. До универмага недалеко, но лучше будет поплутать по рынку – на всякий случай. И несколько раз сменить транспорт.

Глава 2

…Синоптики не соврали. Погода действительно была ясная, сухая и с температурой до тридцати трех градусов. Шатов допустил оплошность, выпив пол-литра кваса. Жидкость, не задержавшись в организме ни на секунду, выступила неприятными пятнами на рубашке. Тело стало липким.

Но самым тяжелым оказалось не это. Труднее всего было постоянно помнить, что за тобой могут следить, что нужно постоянно оглядываться, пытаясь разглядеть в толпе кого-нибудь из пары головорезов. Идея поплутать по рынку, показавшаяся поначалу привлекательной, очень быстро стала выглядеть нелепой и обременительной.

В такой толкучке был, конечно, шанс оторваться от возможного хвоста, но куда большей была вероятность проглядеть любое количество соглядатаев. В галдящем и копошащемся муравейнике рынка совершенно незаметно могло укрыться до батальона английских гвардейцев, в полном парадном облачении, белых ремнях, медвежьих шапках, красных мундирах и с ружьями на плече.

Шатов несколько раз прошел по овощным и фруктовым рядам, пару раз резко оглянувшись и сменив направление движения. Вроде бы никого нет. Или кто-то есть, но Шатов не смог его разглядеть.

Сзади кто-то сильно ударил Шатов в бок, в районе печени. Шатов шарахнулся в сторону, оглянулся. Угрюмый мужик с ящиком наперевес, не извинившись, проследовал дальше. Черт. А если бы это был убийца? И если бы он ткнул не ящиком, а ножом? Или просто заточенной отверткой…

Шатов извлек из кармана брюк платок и попытался вытереть лицо. Платок был мокрым насквозь. Часы намекнули, что до встречи в заброшенном доме осталось ровно пятнадцать минут.

Нужно идти. Что бы там ни было – нужно идти. Заодно, проходя по достаточно безлюдной дороге мимо заводского ДК, можно оглянуться и убедиться, что сзади никто не топчется. Оставалось только надеяться, что, кроме боевой парочки, следом за Шатовым не ходит никто другой.

Хоть бы дождь пошел, что ли. Немного прибил пыль и остудил горячий асфальт. Шатову представилось, как капли дождя устремляются к земле, падают на раскаленные крыши, прилавки, тела людей и с шипением превращаются в обжигающий пар… Господи, примерещится же такое.

Сразу за рынком, по пути к ДК, вдоль аллейки расположились торговцы всяким старьем, от книг, до потемневшей от времени и невзгод бижутерии. Шатов остановился, делая вид, что рассматривает, присел возле книг и только через десять минут сообразил, что увлекся, что еще немного и требовательно подаст из кармана голос мобильный телефон. А обладатель мобилки будет в этом приюте бедности выглядеть, мягко говоря, чуждо.

И, кстати, он ведь собирался только оглядеться.

Ну не рожден Шатов для игр в сыщики-разбойники. Это нужно быть законченным параноиком, чтобы всегда быть в состоянии боевой готовности, анализировать все происходящее вокруг и мгновенно реагировать на любую возникшую опасность.

Черт с ним, пусть будет что будет. Шатов все-таки заставил себя по дороге к дому трижды оглянуться назад и почти минуту стоял возле самого дома, рассматривая тех, кто шел следом. Никого внушающего подозрения.

Вернее, никого, кто внушал подозрение особое. Подозрительно выглядели все, даже мальчишка лет двенадцати что-то уж слишком пристально рассматривал проезжавший мимо трамвай.

Среди машин на проспекте, насколько мог видеть Шатов, коричневая БМВ не фигурировала.

Поехали, прошептал про себя Шатов, время встречи пришло. Где ты, неизвестный спаситель?

Входная дверь была заколочена наглухо, как и окна первого этажа.

Шатов прошел вдоль фасада старой ободранной пятиэтажки, прикидывая, как можно проникнуть вовнутрь. Раньше здесь был то ли военкомат, то ли пересыльный пункт, потом размещалась какая-то воинская часть, а последние лет десять не было никого. Официально.

Неофициально здесь бывал кто угодно. Шатов вдруг вспомнил минимум три случая за последние два года, когда убитые были обнаружены именно в этом, когда-то красном здании.

Вот и сегодня… Шатов оборвал эту мысль. Все будет нормально. Все будет превосходно. Зачем-то меня хочет видеть этот телефонный тип. И, кстати, телефон, который он прислал Шатову, ведь не просто средство связи, но и знак того, что в Шатове заинтересован достаточно серьезный человек.

Эта мысль окончательно сформировалась у Шатова, когда он пролез сквозь дыру в заборе и обнаружил, что боковая дверь в здании приоткрыта. Двор был изгажен основательно. Идти пришлось, внимательно глядя под ноги, чтобы не вступить во что-нибудь или на что-нибудь не напороться.

Дверь подалась с трудом, проскрежетала по остаткам крыльца и наглухо заклинилась как раз так, чтобы Шатов мог протиснуться в щель, подобрав живот.

Шатов поздравил себя с тем, что не порвал ничего из одежды, и огляделся. Внутри дом выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. Более того, если снаружи пять этажей вроде бы крепко держались друг за друга, то внутри битый кирпич покрывал пол в коридоре почти полностью, а от штукатурки остались только пересечения дранки на стенах. Перила с лестничного пролета куда-то подевались, стены первой комнаты, в которую заглянул Шатов сквозь дверной проем, оказались закопченными так, будто здесь ежедневно или еженощно жгли автомобильные покрышки.

И как теперь его искать, подумал Шатов. Крикнуть? Эй, ты! А если тут есть еще какой-нибудь бомж? С ним объясняться?

Черт. Ладно, пошел на компромисс с самим собой Шатов, пройдусь по первому этажу. Наверх не полезу. Нужно иметь склонность к суициду, чтобы отправляться по еле держащимся ступеням.

Прогулка по первому этажу тоже могла закончиться ушибами или переломами. Или побоями, сказал вдруг сам себе Шатов и замер. Входная дверь со скрежетом распахнулась. На пороге появилась темная фигура.

Шатов шарахнулся к лестничной клетке. Он не рассмотрел, кто именно распахнул заклинившую намертво дверь, но в душе что-то звякнуло, предупреждая. Это за ним.

За ним. И теперь нужно быстро решать, куда прятаться и что делать. Кровь бросилась в голову. Бежать… Куда? Центральная дверь заколочена. Есть ли тут другие выходы, Шатов не знал. Реальным был только путь наверх. На второй этаж, а там спрыгнуть. Повиснуть на руках и спрыгнуть. Дом старый, этажи высокие, но все равно должно получиться.

Шатов шагнул к ступенькам. Постарался поставить ногу тихо, но щебенка захрустела. Твою мать! Пришлось замереть.

От входа послышались шаги. Уверенные шаги человека, который не собирается прятаться и который точно знает, к чему стремится.

У Шатова мелькнула слабая надежда, что пришел тот, кто назначал свидание, но надежде выпала недолгая жизнь.

– Где этот козел? – спросил голос в коридоре.

– Где-то тут, – ответил другой голос.

– Глянь по комнатам, а я двинусь к лестнице.

Загремела пустая жестянка, что-то треснуло, с шорохом осело.

– Ты там осторожно, а то дом развалится.

– Принесло его сюда, урода, – пожаловался голос.

– Это ты ему сейчас сам все расскажешь, – хмыкнули в ответ.

Голоса звучали гулко, и каждый звук был слышен, отчетливо. Вот кто-то прошел по куску кровельного железа. Почти возле самого поворота к лестнице.

– Слышь, Мирон, – окликнул тот, что остался возле входа, – я двину наверх, а ты бегом проскочи коридор до конца и тоже поднимайся, по центральной. Усек?

– Усек, только ты тут сам бегай. Ноги можно на фиг поломать, – ответил Мирон.

– Поумничай еще! Я бабки так поделю, что потом…

– Я тебе поделю, – огрызнулся Мирон, но битый кирпич стал поскрипывать гораздо чаще.

Вот что значит материальная заинтересованность, помимо воли оценил Шатов. Раньше это называлось коэффициентом участия.

Только теперь ленивому Мирону осталось пройти всего пару метров, чтобы увидеть Шатова. А после этого…

Бесшумно подняться на второй этаж не получится, посему стоит постараться подняться просто быстрее. Шатов шагнул. Скрип. Еще шаг – шорох.

– Васек! – крикнул Мирон почти радостно, – он на второй этаж прется!

Не оглядываясь Шатов побежал наверх, молясь про себя, чтобы не поскользнуться и чтобы не провалилась лестница к чертовой матери. Непонятно, что именно собирались с ним делать Мирон и Васек, но убиться, упав с высоты пяти метров, также не хотелось.

– Стой, козел! – крикнул сзади Мирон.

Ага, сейчас, сейчас все брошу… Шатов чудом удержался на ногах, когда одна ступенька развалилась под ним. Ступню зажало, и Шатов испугался, что не сможет освободиться. Рванулся. Нормально. Несколько оставшихся ступенек он перемахнул одним прыжком, вылетел в коридор.

На лестнице чем-то грохотал Мирон. Васек… Что-то давно не подавал голоса Васек, не к добру. Шатов оглянулся налево, в сторону второй лестнице. Васек молчал, но времени зря не тратил. Он был уже в коридоре.

Шатов, не раздумывая, вбежал в комнату. И замер. Как он мог забыть, что это действительно был пересыльный пункт. Окна второго этажа были тщательно забраны решетками, сильно поржавевшими, но еще крепкими.

– Привет, – сказал Васек, остановившись на пороге комнаты, – хватит, побегал.

На полу не было ничего, чтобы могло стать оружием. Даже кирпичей на полу не было. Шатов попятился к окну.

Влип. Вот так жалко и нелепо попался. Как же они его вычислили, сволочи? Как он их проморгал?

– Что вам нужно? – выдавил из себя Шатов, понимая, что сейчас от него уже ничего не зависит.

Разве что крикнуть в окно, чтобы его бежали спасать. Только окно выходит в захламленный и поросший лопухами двор.

– Нам от тебя ничего не нужно, – улыбнулся Васек.

– А, вот он, сука… – отодвинув приятеля, в комнату ввалился Мирон.

Сердце у Шатова колотилось. Вот и все. Вот и наступил момент истины. Сейчас все станет понятно…

Прорваться? Шатов в юности занимался регби и понимал, что обежать обоих, или тем более, прорваться сквозь них, шансов у него нет. Абсолютно.

– Кто вас послал…

– А тебе какое дело? – осведомился Мирон.

Он немного расслабился, увидев, что жертва не собирается сопротивляться, а пытается вступить в переговоры. Сам он явно не был сторонником болтовни.

Шатов несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение.

– Не плачь, милый, – Мирон приблизился, чуть смещаясь в сторону, чтобы не пересекать дорогу Ваську.

Тот молчал, на лице играли желваки. Этот тоже разговаривать не собирался.

До них оставалось метра три, когда Шатов рванулся с места. К Мирону. Тот отреагировать не успел, толчок двумя руками в грудь застал его врасплох. Лучше было бы опрокинуть его в сторону, на Васька, но времени на всякие там подсечки и броски не было.

Шатов побежал. К двери. А там просто нужно не упасть на лестнице, проскочить по коридору…

В спину ударило будто молотом. Шатов почувствовал, что теряет равновесие, попытался удержаться на ногах, но следующий удар свалил его на пол. Лицом в пыль.

Шатов не успел ни сгруппироваться, ни перекатиться. Он ударился животом и грудью, дыхание пресеклось.

Полыхнуло болью в боку, еще раз. Ногами… Его бьют ногами. Нужно подтянуть колени к животу и прикрыть локтем бок. Еще удар.

Глубокий вдох, на губах вкус пыли, а выдох… Выдох из Шатова выбил очередной удар. В глазах потемнело. Только билась мысль – прикрыться, прикрыться.

Чьи-то пальцы вцепились в волосы и рванули голову вверх.

– Ах ты, сволочь! Ты на кого это попер…

Это Мирон обиделся, вяло подумал Шатов. Все тело было словно чужое, будто резиновое и совершенно не желало подчиняться.

Шатова перевернули. Солнечный свет из окна бил в глаза, поэтому обоих быков Шатов видел как темные силуэты где-то далеко вверху. Только голоса… Только голоса он еще различал, когда пробивались они сквозь шум в ушах.

– … молчишь, сука… чишь… – и удар, снова ногой, в грудь.

И шум крови в голове, и удары сердца. Сердце дробно стучало, словно взбесившийся метроном.

– … бегать… урод… решу…

И снова удар.

И снова вспышка боли, и снова тело пытается свернуться, сжаться в комок. И снова его настигает удар.

Тело согнул приступ кашля. Шатов лежал на боку, пытаясь прокашляться и унять боль, и заставить свое тело вздохнуть, хоть еще раз, хоть немного…

К нему кто-то наклонился. Мирон? Васек? Он уже даже голосов не мог отличить. Его снова перевернули на спину, чье-то лицо приблизилось к нему.

Сволочи, прошептал Шатов.

– Что? – спросило лицо.

– Сволочи, – Шатов повторил громче, так ему, во всяком случае, показалось.

Взгляд ни как не фокусировался, вместо лица размытое пятно.

Сволочи, думаете все? Думаете, конец Шатову? Он еще сможет, он еще…

Удар вышел скользящим, Шатов даже не сжал кулак. Он ударил изо всех сил, но не его вина была в том, что сил на большее не было. Растопыренными пальцами. В лицо.

И стон боли, и ругань, и новые удары.

Его голову снова приподняли за волосы, дважды ударили об пол затылком.

– Ублюдки, – Шатову удалось выдавить на этот из себя слова достаточно громко и внятно.

Наказания не последовало. Кто-то встряхнул его голову. Пощечина.

Шатов застонал и попытался уклониться от следующей. Тщетно.

– Слышишь меня? Слышишь?

– Ублюдки…

– Слышишь?

– Слышу…

– Тебе просили передать, чтобы ты понял… Не лезь не в свое дело… Ты понял?

– Передать… – прошептал Шатов.

– Ты понял?

– Понял, – он действительно понял, ему просили передать, а потом… – а что?…

– Чтобы ты понял, что полез не в то дело! Ты понял…

– Я понял, – уже осмысленно ответил Шатов, – а потом что?

– Потом…

Его подхватили подмышки, оттащили к стене и посадили, прислонив спиной. Шатов застонал.

– Потом сказали, чтобы мы привели тебя в чувство. Это обязательно. Чтобы ты оклемался немного. Ты оклемался.

Шатов попытался поднять руку, чтобы ощупать тело, но она не подчинилась.

– Ты все ясно понимаешь, козел? – это к разговору подключился Мирон. – Ясно?

– Понимаю, ясно, – сказал Шатов.

В голове действительно немного прояснилось. Настолько, чтобы увидеть и комнату, и лица обоих приятелей, загорелое, с родинкой на щеке, Васька, бледное, со ссадиной на щеке – Мирона.

Это он когда упал, ссадину получил, удовлетворенно подумал Шатов. Слабое утешение, но все-таки.

Васек легко присел на корточки:

– Ты все понимаешь, все видишь. Так?

– Да, я в твердом уме и крепкой памяти, – ответил Шатов.

Неужели это все? Неужели экзекуция закончилась? Просто попинали и все. И хватит. Он и так запомнит на всю жизнь – не лезь в чужие дела. Он запомнит.

– Я запомню…

– А вот это – не важно. Ты должен был оклематься, чтобы понять…

– Я понял…

– Нет, ты не понял… Тебя сейчас будут мочить, братан, – сказал Мирон, – и так мочить, чтобы ты до последней минуты помнил, за что умираешь. Понял?

Ленивым жестом Мирон достал из кармана нож, нажал на кнопку.

– Продезинфицировать? – по слогам спросил Мирон. Он, похоже, специально выучил это сложное слово, чтобы задать этот вопрос и увидеть, как расширяются от испуга глаза жертвы. Этого козла, который заставил их пробегать целый день, а потом даже умудрился сбить с ног его, Мирона.

– Можно было бы, конечно, ткнуть тебя в сердце, но ты бы слишком быстро умер. Чик – и готово. Я тебе горло перережу, медленно перережу, а потом юшка медленно вытечет из тебя…

– Не тяни, – бросил Васек.

– Успеем, – засмеялся Мирон.

– Не тя… – Васек оборвал фразу на полуслове и упал. Навзничь, как подрубленное дерево.

– Ты чего? – Мирон обернулся, и выражение его лица изменилось.

Что-то он там такое увидел, что-то неприятное и страшное.

– Ты что делаешь, сука? – вскричал Мирон, вскакивая с корточек и взмахивая ножом.

Его горло вдруг будто взорвалось. Из шеи, под затылком, вырвались красные брызги, и красный фонтан выплеснулся из дырки, появившейся вдруг на кадыке.

Мирон взмахнул руками, нож описал дугу и полетел куда-то в глубину комнаты. Тело Мирона упало, голова подпрыгнула, ударившись затылком об пол, повернулась вправо, лицом к Шатову, и он увидел, как гаснут глаза Мирона.

Изо рта потекла кровь.

Шатов поискал глазами Васька.

Неподвижен. Мертв.

– Евгений Сергеевич?

Шатов не сразу сообразил, что его назвали по имени.

– Евгений Сергеевич!

– Что?

– Вы можете встать?

– Встать?

По лицу Мирона прошла судорога, и оно застыло.

– Нам нужно торопиться, Евгений Сергеевич. Вставайте.

Это его просят встать. Шатов кивнул. Оперся на руку, встал на колени. Потом встал на ноги.

– Могу! – сказал Шатов громко.

– Пойдемте.

Шатов обернулся на голос. Мужчина средних лет. Крепкий. В светлых брюках и белой рубашке. В левой руке – небольшой кейс, в правой…

Пистолет. И с глушителем. Шатов снова кивнул – правильно. Он ведь не слышал выстрелов. И никто не слышал. Все прошло тихо.

– Как вас зовут? – спросил Шатов.

– Какая разница? – спокойно спросил в ответ незнакомец, пряча пистолет в кейс.

– Я ни куда не пойду, пока вы не скажете, как вас зовут, – упрямо потребовал Шатов.

– Если нас застанут здесь…

– Как вас зовут?

Незнакомец покачал головой:

– Арсений Ильич. Пойдемте.

Шатов осторожно сделал первый шаг. Оперся о стену.

– Проблемы? – спросил Арсений Ильич.

– Все нормально.

Потом стало немного легче. Шатов, не оборачиваясь, вышел из комнаты, спустился на первый этаж, без посторонней помощи вышел во двор.

– Минутку.

– Что?

– Подождите минутку, вам нужно немного привести себя в порядок, – Арсений Ильич извлек из кейса плоскую флягу, – подставляйте руки, я вам солью.

Стараясь не делать резких движений, Шатов аккуратно сполоснул руки, потер лицо.

– Вытряхните одежду, – подсказал Арсений Ильич.

– Ее только что вытряхивали, – прошептал Шатов.

– И тем не менее.

Медленно Шатов отряхнул брюки, рубашку. Застонал, зацепив ушибленное место.

– Более-менее, – удовлетворенно кивнул Арсений Ильич, – теперь между сараями на соседнюю улицу, пожалуйста. Дойдете?

– Дойду, – уже увереннее сказал Шатов.

…За городом машина прибавила скорости. Арсений Ильич несколько раз искоса посмотрел на Шатова, но тот на это внимания не обратил. Или не заметил. Шатов вообще был словно во сне – деревья проносящиеся за окном, редкие встречные машины – все это было словно в другом мире, словно было отгорожено от сознания Шатова невидимой преградой.

Шатов все видел, все понимал, несколько раз внятно ответил на какие-то вопросы своего спасителя, но не смог бы, даже если бы захотел, вспомнить, что его спрашивал Арсений Ильич, и что он, Евгений Шатов, на эти вопросы отвечал.

Сознание словно остекленело, было прозрачным, ясным, но совершенно неподвижным. Все что Шатов видел, слышал или ощущал, не проникало в глубину, а с легким шорохом скользило по поверхности и исчезало.

Только боль…

Шатов осторожно изменил позу в кресле. Боль отозвалась немедленно, охотно надавила куда-то на печень и остро укусила ребра справа. И при вздохе отозвалась где-то в груди. Сильно. Запершило, перехватывая дыхание, и Шатов, не удержавшись, закашлялся, раззадоривая боль все сильнее.

Прижав руки к груди, скрючившись на сидении, Шатов пытался унять кашель и хоть как-то погасить приступ боли, которая, словно пожар, захватывала теперь все новые уголки его тела.

Как больно!

Как его избили!

Его избили?

Прозрачная преграда в мозгу со звоном лопнула, разом освобождая его сознание и его память.

Засыпанный битым кирпичом коридор, гудящий сквозняком дом, удары, солнечный блик на лезвии ножа…

Его хотели убить… Слабая, словно отдаленное воспоминание, мысль вдруг полыхнула, сжигая и вышвыривая из мозга Шатова все другие мысли.

Его! Хотели! Убить!

Запоздалый ужас стянул кожу на лице. Шатов почувствовал, как начинают судорожно кривиться губы. Он должен был умереть… Там, в полуразрушенном, захламленном доме он должен был сейчас лежать мертвым, с перерезанным горлом, в луже собственной крови… Лежать до тех пор, пока кто-нибудь…

Его нашли бы не сразу – никто не шляется, рискуя свернуть шею на осыпающихся ступенях. И жара…

– Остановите машину, – выдавил из себя Шатов.

– Что? – не оборачиваясь, спросил Арсений Ильич.

– Машину остановите! – выкрикнул Шатов, – Машину…

Он должен был лежать мертвым… Сейчас, сию минуту он был бы уже не живым… Шатов открыл дверцу, вывалился наружу, упал на колени.

Уже не обращая внимания на режущую боль в груди, Шатов глубоко дышал, запрокинув голову. Дышал тяжело, со всхлипом, словно рыдая.

Но он не плакал. Глаза словно высохли и превратились в камни. Он мог думать только об одном – он мог умереть. Он мог умереть. Он мог умереть. Он…

Шатов ударил себя по лицу. Очнись!

Он мог умереть…

Очнись! И снова пощечина самому себе. Ты жив! Ты жив, козел, несмотря ни на что! Это не ты, это они умерли там на втором этаже, в пыли и удушливой духоте. Они, эти двое, которые хотели тебя убить…

Ты жив!

Шатов засмеялся. Вначале тихо, потом все громче. Смех и боль бурлили в теле Шатова, вытесняя все, кроме мысли о том, что он жив. Жив.

Хохот согнул тело Шатова. Хохот и боль швырнули его лицом в пожухлую придорожную траву. Шатов перевернулся на спину и прижал руки к лицу. Он жив, а они умерли.

Пуля разорвала горло тому, который держал в руках нож. Мирону, вспомнил Шатов, его звали Мироном. Его так звал Васек, который умер на мгновение раньше своего приятеля. Умер и остался лежать кучей дряни на развороченном полу.

А он жив! Жив!

– Все?

Шатов услышал вопрос, но внимания на него не обратил. Куда важнее было сейчас дышать, чувствовать спиной колкость травы, и даже боль, пульсирующая в теле, была куда важнее, чем все вопросы, вместе взятые.

– Пришли в себя? – вопрос прозвучал громче, и что-то коснулось плеча Шатова.

Шатов с трудом оторвал руки от лица.

– Я спрашиваю – вы уже пришли в себя? Истерика закончилась? – Арсений Ильич с брезгливым выражением лица посмотрел на лежащего Шатова, потом оглянулся на дорогу. – Вы хотите, чтобы кто-нибудь сердобольный поинтересовался у вас, чем это вы тут занимаетесь? Или чтобы кто-то сердобольный, но осторожный, поведал о нашей с вами мизансцене ближайшему милиционеру?

Смех прекратился. Разом. Шатов сел, не удержался и застонал. Ушел только хохот, боль осталась, безраздельно хозяйничая в теле.

– Помочь встать? – осведомился Арсений Ильич.

– Не нужно, я сам, – Шатов осторожно оперся о землю руками, подтянул ногу, перенес вес на нее, вздрогнул от нового росчерка боли и встал.

– В машину, – приказал Арсений Ильич.

– Я вас не поблагодарил… – пробормотал Шатов.

– Еще успеете, – пообещал Арсений Ильич, – и отработаете многократно. Садитесь, поехали.

Шатов сел в машину. Потер лицо. Замер. Потом аккуратно, сантиметр за сантиметром ощупал свое лицо.

– Что-то не так? – спросил Арсений Ильич.

Шатов молча повернул к себе зеркало заднего вида.

– Увидели что-то новое? – снова спросил Арсений Ильич.

– Лицо… – пробормотал Шатов.

– Не то лицо?

– То. Нет повреждений…

– Что вы говорите? Вот подонки! А где перелом челюсти? Где заплывший глаз? Где расплющенный нос или, на худой конец, разорванная губа?