Текст книги "Люби и властвуй"

Пролог

В центре большого сада, разбитого на манер алустральских «озер и тропок», над бассейном для игры в лам стояли двое.

– Но почему, почему, почтенный Альвар, вы не можете указать время точнее? – с легким раздражением спросил высокий пожилой человек с проклевывающейся среди сивых волос лысиной.

Он ловко подбил щелчком большого пальца фигуру, именуемую «золотым спрутом». Та, продержавшись с полсекунды на поверхности, наискосок спланировала сквозь водную толщу и легла ровно в центр поля «Венец Небес».

«Почтенный Альвар» в свою очередь швырнул «золотого спрута» на поверхность воды в бассейне.

Бросок был выполнен наугад, и все же «золотой спрут» Альвара, став на ребро, прошил воду и лег там же, где и фигура его противника, – в центре поля «Венец Небес». Удовлетворенно щелкнув языком, «почтенный Альвар» ответил:

– Потому что Дотанагела куда умнее собственных извращенных идей о новом служении Князю и Истине. Ради сохранения тайны Дотанагела готов съесть собственный язык. Мой человек сказал: «между четырнадцатым и двадцать четвертым днем сего месяца». И больше он ничего не вытащил бы из Дотанагелы даже раскаленными клещами. Но я еще раз повторяю: когда именно Дотанагела подымет мятеж – совершенно не важно. Важно, что это произойдет совсем скоро. Важно, что гнорр не сможет оставить мятеж без внимания. И, самое важное, мы с вами уже сейчас готовы пожать плоды этого безумного предприятия Дотанагелы.

– И что же гнорр – по сей день действительно ни о чем не подозревает? В конце концов, есть ведь Опора Единства, осведомители…

– Нет, не подозревает. И Опора Единства здесь ни при чем, – отрезал Альвар. – Сейчас у гнорра все заботы связаны с поисками одного старого врага, который прокрался внутрь Свода Равновесия. А кто этот враг – он не знает.

– А вы?

В это мгновение Альвар вздрогнул всем телом и, резко наклонив голову вперед, сделал несколько быстрых смахивающих движений, ометая макушку правой ладонью. На землю упали несколько оброненных фигур лама, а в воду полетел средних размеров и выше средней омерзительности паук.

– Ненавижу насекомых, – прошипел он, не без труда сохраняя самообладание. – Всех этих скорпионов, тарантулов…

Его собеседник добродушно ухмыльнулся:

– Тарантулы не живут на деревьях. Когда я был ростом с этот стул, отец говорил мне: «Не бойся гада, который падает из ветвей; бойся того, которого встретишь близ паутинной норы в камнях».

– Я не боюсь ни тех ни других, – сказал Альвар, опасливо озирая тяжелую ветвь тутового дерева, шелестящую у них над головами. – Я их просто ненавижу. Здесь есть разница.

– Впрочем, мы отвлеклись, – поспешно добавил он, опережая своего собеседника, который уже открыл рот, чтобы сообщить, что тарантулов и скорпионов глупо ненавидеть, но вполне уместно бояться. – Вы, кажется, спрашивали у меня что-то?

– Да, спрашивал. Вы говорили, что у гнорра есть внутри Свода «один старый враг», но он не знает, кто это такой. А я спросил, знаете ли его вы.

– Нет. Я тоже не знаю, – спокойно пожал плечами Альвар, и очередная фигура лама с филигранной точностью опустилась на дно бассейна.

Пожилой почувствовал, что больше не услышит от Альвара ничего интересного. И не сможет выиграть у него и на этот раз.

Альвар лгал. Ему были ведомы и имя врага, и единственно верный путь к его поиску для тех, кому это имя неведомо. Но зачем его собеседнику знать об этом?

Сумерки сгущались. Пожилому было не столько жаль проигранных денег, сколько того, что в Варане существует человек, способный одолеть в лам его, непобедимую «Золотую Ручку».

А деньги – что деньги? Авры и аврики… Позавчера вот, например, он выиграл у залетного гвардейского офицера такие шикарные трофейные серьги, что даже его неласковая племянница Овель буквально расцвела от восхищения.

– Ну что, отложим партию?

– Ах, Золотая Ручка, Золотая Ручка! – неожиданно рассмеялся Альвар, запанибратски приобнимая собеседника за плечи. – Вы все не оставляете надежд победить меня. Меня!

Альвар резко оборвал смех и сказал вполголоса:

– Не питайте пустых надежд. Обыгрывайте хоть весь Варан – на здоровье, – но никогда не пытайтесь обыграть меня. Не меньше дюжины таких самонадеянных неудачников зарыты по всему Кругу Земель – от Западного моря до Цинора.

От прикосновения Альвара по спине пожилого прошелся отвратительный холодок. Он был изнежен и труслив, он привык бояться, когда пугают.

Чтобы избавиться от неприятного ощущения пустоты, которое нет-нет да и возникало у него несколько раз за время сомнительной дружбы с Альваром, он попытался улыбнуться и сказал:

– Я не столь самонадеян, как многим того хотелось бы. Кстати, я давно собирался вам предложить, Альвар, познакомиться с моей племянницей. Посидим у меня, поужинаем…

– А, помню-помню, вы что-то говорили, – махнул рукой Альвар. – Знаете, я верю в очарование вашей племянницы. Но советую вам до времени охладить свой любовный пыл. Вот станете Сиятельным князем – тогда вам будет позволено все, что угодно.

– Ну уж конечно позволено! При таком вольнолюбивом гнорре, как вы! – угодливо рассмеялся пожилой.

Альвар молча осклабился. Не так уж сильно ему жаждалось стать гнорром. Но в этой паршивой стране, куда занесли его ветры Гулкой Пустоты, гнорр был единственным человеком, имеющим достаточно власти. Меньше, конечно, чем подобает Отраженному, но на первое время годилось и это.

Часть первая
Похищение

Глава 1
Дуэль

1

Если один снесет другому голову слишком быстро, все останутся недовольны. Если противники помирятся, принеся друг другу извинения, и поединок не состоится, все будут просто в бешенстве.

Но если противники будут драться жестоко и долго, если плечистый «лосось» нарежет кожу этого князя чернильниц из Иноземного Дома ленточками, и притом с толком, с расстановкой, так, чтобы все могли видеть разорванные жилы и проступающую сквозь кровь белизну перерубленных костей, вот тогда каждый из них уйдет с площади Восстановленного Имени довольным. Мол, не зря потратился – такое зрелище действительно стоит трех медных авров. А может, и всех четырех.

– Довольно. Не таким, как ты, рассуждать о чести. Защищайся! – без особого воодушевления вскричал Ард окс Лайн, офицер Отдельного морского отряда «Голубой Лосось». Вслед за чем вытянул свой клинок из ножен на одну ладонь.

– Моей руке послушен меч. Ему я дам изведать крови, – достаточно медленно, твердо и громко – так, чтобы все зеваки слышали, – ответил чиновник Иноземного Дома Атен окс Гонаут.

Атен был высоким и худощавым мужчиной, которому на вид никак нельзя было дать больше тридцати. В действительности ему было двадцать семь. Так или иначе, заподозрить в нем отчаянного рубаку и мастера фехтования было совершенно невозможно, ибо каждый знает, какие увальни служат в Иноземном Доме.

«Моей руке послушен меч. Ему я дам изведать крови», – это значило, что вызов принят полностью. И нет больше места для извинений и переговоров.

Это значило, что дипломатия осталась далеко-далеко позади. А впереди только поединок до последнего вздоха. Кому-то назначено судьбой быть убитым.

Толпа с облегчением вздохнула – а то ведь бывает так, что за весь день никто ни с кем так и не сцепится. Многие дворяне приходят на площадь Восстановленного Имени, чтобы обмениваться смачными оскорблениями, держась за рукояти мечей, но не осмеливаясь произнести «формулу первой крови», которая только что слетела с уст чиновника Иноземного Дома. Нет, в этот раз все будет иначе.

– Разойдись! – рявкнул «лосось» и, вытащив меч полностью, очертил круг поединка.

Похоже, он был немного удивлен горячностью своего русоволосого противника. Куда это он так торопится?

В том, что судьба решит поединок в его пользу, Ард окс Лайн не сомневался. Почти не сомневался.

Толпа понимающе ухнула. Круг раздался в стороны, приняв размеры, вполне удовлетворительные для дуэлянтов.

Держа меч все еще острием к земле, «лосось» испытующе поглядел на своего противника.

В принципе, этикет давал им обоим право на пару-тройку необязательных, но желательных фраз. Что-то похожее на жалость тронуло душу морского офицера. Дать бы дурачку писаке хоть поболтать перед смертью… Но тут Ард вспомнил о жестоком оскорблении, нанесенном ему не кем иным, как вот этим самым дурачком писакой, и вся его жалость мгновенно превратилась в тягучее и мутное боевое ожесточение.

– Хог! – гаркнул Ард и сделал три шага к противнику. Блеснул меч.

2

– А с чего это они завелись? – спросил провинциального вида юноша. Такие всегда топчутся на поединках позади всех.

Ответ на этот вопрос знал почти каждый, но лишь приблизительно.

Всяк представлял себе сцену оскорбления достоинства по-своему. Наверное, оттого, что достоинство было у каждого свое и представление о нем тоже. Но все, кто собрались в тот день на излюбленной площади столичных дуэлянтов, знали наверняка: чиновник Иноземного Дома Атен окс Гонаут оскорбил офицера «Голубого Лосося» Арда окс Лайна. А не наоборот.

Кое-кому из присутствующих повезло видеть и зарождение сегодняшнего поединка. Тем, кто был вчера днем в театре.

Пьеса «Эллат и Эстарта» успела навязнуть на зубах всем столичным любителям зрелищ. А потому большинство мест занимали провинциалы, их повзрослевшие дети, чужеземцы и совершенно случайные люди, зашедшие скоротать пару часов. Одним из таких, похоже, был и Атен окс Гонаут. К началу он опоздал.

 
По рожденью я грют, но отец мой, стремясь
Показать командиру итаны, где он
Возглавлял вспомогательный конный отряд,
Что забыты им древние битвы в степях,
Где его праотцы стали жертвой мечей
Праотцов командира итаны, не стал
Размышлять слишком долго.
И назвал меня Эгин… —
 

гнусил актер с накладной бородой из конского волоса.

Завязка уже отгремела, а все самое интересное еще не было сказано. Зрители томились жарой и любопытством.

Человек со знаками отличия Иноземного Дома пробирался на свое место, наступая на ноги и заслоняя сцену. За ним волочился шлейф всеобщего недовольного шиканья и раздраженной ругани.

«И назвал меня Эгин». – При этих словах Атен окс Гонаут вздернул правую бровь и впервые посмотрел на сцену.

Если бы кому-нибудь было не лень следить за выражением его лица, он бы, пожалуй, смог уличить Атена в странном удивлении, если не в замешательстве. Впрочем, никому не было до него никакого дела – пьеса была интересной.

Офицер «Голубого Лосося» Ард окс Лайн смотрел на сцену словно зачарованный. Он стеснялся признаться своей даме в том, что видит «Эллата и Эстарту» впервые.

Когда какой-то опоздавший на представление чиновник зацепил его гладковыбритый благородный подбородок топорщившимися из-под плаща ножнами, да еще и задержался перед ним – спиной к нему и к его даме, – на несколько мгновений больше, чем то было необходимо и допустимо, Ард позволил себе замечание:

– Проходи-проходи, чего стал?!

Но к удивлению Арда, замечания оказалось недостаточно.

Чиновник продолжал вести себя по-хамски. Он медленно повернулся к Арду и, смерив того взглядом сверху вниз – что, впрочем, неудивительно, ведь Ард сидел, а Атен стоял, – безмолвно высморкался.

– Ты что, спятил? – в ярости зашептал Ард. – Из лесу вышел, невежа?

– Ничуть, – с презрительным спокойствием ответил тот и, к вящему удивлению и раздражению офицера, уселся по правую руку от него. Во время этого несложного маневра, проведенного русоволосым чиновником, его ножны уже во второй раз чиркнули Арда по щеке.

– Ну это уже слишком! – забыв о приличиях и пьесе, гаркнул Ард и вскочил, в бешенстве отрывая от своего рукава цепкие коготки своей перепуганной спутницы, носившей глупое имя Авор, что означало «перепелка». Спутница молола успокоительную чушь и изо всех сил пыталась удержать его. – Ты что, меня не понял, пис-с-сака?

Атен окс Гонаут медленно перевел взгляд со сцены на своего соседа и придирчиво оглядел его с ног до головы.

С особенным издевательским тщанием он осмотрел его богатый, но несколько старомодный камзол цвета топленых сливок, у самого воротника которого лоснилось разлапистое жирное пятно (сам Ард заметил его только у входа в театр и ужаснулся, но было поздно!). Ард не смог совладать с собой и густо покраснел.

– Мне незачем понимать человека, который не может позволить себе пользоваться услугами прачки. Явиться в храм искусства в таком виде! Да это вы, милостивый гиазир, невежественны, как сама мать-природа, – отчеканил Атен окс Гонаут.

Что бы там ни происходило на сцене – в тот момент все взоры были устремлены в зал, где ссорились двое благородных. Все-таки такую свару, в отличие от «Эллата и Эстарты», можно увидеть в театре не каждый день.

3

– Хог! – высокомерно, словно бы милостыню, бросил Атен окс Гонаут, и его темно-синий плащ упал на землю.

Все. Началось. Болтать больше не будут.

Первый выпад «лосося» толпа встретила одобрительным шепотом. Эффектно, сильно, решительно.

Первую защиту «писаки», как ни странно, тоже. И в самом деле, такой прыти за чиновниками Иноземного Дома вроде бы раньше не водилось.

Атен окс Гонаут присел на одну ногу. Его меч, клинок отличной северной закалки, встретился с казенным клинком «лосося» в весьма необычном месте, лишив удар офицера той мощи, которая пришлась по душе зевакам секундой раньше.

Если бы у Арда окс Лайна было время на недоумение, он, пожалуй, недоумевал бы.

Он не ожидал, что его обидчик, который – по всему видно – младше его лет на десять, сможет осадить его столь легко, причем в первом же выпаде.

– Хог!

Меч «писаки», ведомый аккуратным проворотом кисти, метнулся к Арду по весьма необычной траектории. Едва ли кто-нибудь из зрителей знал, что маневр этот зовется «младшим серым бражником».

Ард тоже этого не знал. Озабоченно крякнув, он произвел скованный и судорожный отбив удара. Неудачно, хотя и не так, как рассчитывал «писака». Клинок Арда сошелся с клинком противника почти плашмя, издав низкий гул.

«Когда дурная рука фехтовальщика оскорбляет благородную сталь, сталь повествует об этом возмущенным гулом», – говаривают трактаты, посвященные искусству убивать.

Но не успел Ард ретироваться, как обозначился новый удар. Похоже, писака не был сторонником долгих матримоний и торопил… Что он торопил?

Теперь Арду уже не казалось, что его противник торопит свою смерть. Нет, этот чиновник – не сумасшедший выскочка, ищущий себе на голову приключений по театрам и площадям. Он…

Но «лососю» не оставалось времени на раздумья.

Неожиданный удар с левого бока.

Лезвие клинка Арда судорожно несется влево. Замах – высокий, нахальный, уверенный – и писака бьет сверху. «Лосось» с трудом уходит.

Зрители, сохраняя неподвижность, следят за сражающимися в полном молчании. Время как будто утратило непрерывную длительность и отмеряется короткими, проблесковыми всплесками. Теперь каждый жест, каждый вздох, каждый ложный выпад значительны.

Да, сейчас сражаются отнюдь не равные противники. Это было понятно и до начала поединка. Но только теперь выяснилось, что ведет отнюдь не «лосось». А, Хуммер его раздери, этот немного тщедушный на вид, бледный и русоволосый писака из Иноземного Дома!

«Целый год буду всем рассказывать, что видел, как чиновник зарубил офицера, и не просто офицера, а „лосося“!» – промелькнуло в голове простодушного провинциального юноши из последнего ряда.

Напоследок писака порадовал зрителей великолепным выпадом, который в Варане безлико именовали «отвод с ударом».

Острие клинка описало правильный полукруг над клинком противника слева направо, а затем последовал удар, отбивающий клинок противника книзу.

Ард окс Лайн выронил меч – впервые за последние девять лет. Что теперь? Молить о милосердии?

Ард бросил на своего противника взгляд, исполненный ненависти и горечи. Это в самом деле обидно – умереть от руки оскорбившего тебя человека. Но во взгляде «писаки» не было ни ненависти, ни милосердия. Ничего, к чему имело бы смысл взывать.

«По рожденью я грют… И назвал меня Эгин», – отчего-то вспомнилось Арду окс Лайну за секунду перед тем, как его голова, отделенная от тела клинком чиновника Иноземного Дома Атена окс Гонаута, покатилась по булыжникам площади под ноги охнувшим и расступившимся клином зевакам.

Теперь у нее, у этой головы, были мысли поважнее пьесы о вражде двух стародавних войсководителей.

Глава 2
Изумрудный трепет

1

Пристань для кораблей Отдельного морского отряда «Голубой Лосось» найти проще, чем собственное отражение в зеркале.

Потому что над ней, видимая из любого конца порта, возвышается тридцатилоктевая колонна, обвитая по спирали выразительным барельефом. Сто двадцать одна картина повествует о воинских трудах, победах и триумфах лучшей флотилии Варана. А на вершине колонны можно видеть герб отряда: собственно Голубого Лосося, взлетающего к Солнцу Предвечному на пенном гребне Счастливой Волны.

Что есть лосось на гербе отряда? Лосось есть знак неистового упорства, ибо воистину неистово упорство этой рыбы, что подымается к верховьям рек во имя продолжения рода. Так же и «Голубой Лосось» неистов и упорен в своем служении Князю и Истине.

Отчего лосось на гербе отряда носит голубой цвет? Голубой цвет есть знак непорочной чистоты в жизни так же, как белый цвет есть знак непорочной чистоты в смерти.

2

Сегодня у каменной пристани находились пять из семи кораблей «Голубого Лосося».

Все они были заметно чище, статнее и изящнее, чем двухъярусные галеры Флота Охраны Побережья и пузатые трехмачтовые громадины Флота Открытого Моря.

Корабль Арда стоял пятым, последним в ряду похожих между собой как две капли воды узкобедрых двухмачтовых красавцев флотилии. Именовался он многозначительно: «Зерцало Огня».

– Вечер добрый. – Эгин протянул стоящему на вахте матросу грамоту, удостоверяющую его, Эгина, липовую личность.

– Тор-ман окс Нон, се-го по-да-тель, есть пред-ста-ви-тель Мор-ско-го До-ма, у-пол-но-мо-чен-ный в… – медленно по слогам прочел матрос и только потом, насладившись приятной шероховатостью гербовой бумаги уважаемого ведомства и удостоверившись на зуб в подлинности золотой печати, добавил:

– Тогда добрый вечер.

Эгин ответил матросу сдержанной улыбкой.

– А по какому делу, милостивый гиазир Торман? – поинтересовался матрос, сворачивая грамоту. – Небось за вещичками Арда окс Лайна? Так ведь?

– Так, – кивнул Эгин. – Мне сообщили, он погиб сегодня утром. Тебе, кстати, не известно – как?

– Известно. Его какой-то хмырь из Иноземного Дома… того… – Настроение у матроса портилось прямо на глазах. – Говорят, этот недоносок из гражданских его нечестно подколол. Случайность, наверное. Когда такое было, чтобы офицера…

– И то верно. Жаль вашего Арда окс Лайна. Жаль, – довольно холодно отозвался Эгин и, спрятав бумагу в сарнод, двинулся вверх по сходням.

Не очень-то приятно, когда вахтенные матросы величают тебя недоноском и упрекают, пусть даже сами не ведая о том, кого упрекают, в нечестности.

Впрочем, матрос не виноват. Сам того не ведая, вахтенный сделал Эгину, в совершенстве владевшему искусством перевоплощений, изысканный комплимент. Двуликий чиновник Иноземного и Морского Домов улыбнулся сам себе у верхнего края сходней.

3

Матрос на вахте был молод и неискушен. Похоже, он действительно поверил, что Эгин является офицером Морского Дома, пришедшим за вещами несчастливо погибшего Арда окс Лайна.

«Лососей» постарше на такую простую легенду не купить. Когда Эгин поднялся на верхнюю палубу, десять пар глаз, угрюмых и настороженных, воззрились на него в немом вопросе.

Но в тот день вопросы задавал Эгин.

– Не подскажете ли, милостивые гиазиры, как мне найти каюту покойного Ард окс Лайна?

Получив скупое и невнятное, но все-таки объяснение, Эгин пригнулся, чтобы не удариться головой о верхнюю притолоку люка, и ступил на лестницу, ведущую вниз, на вторую палубу.

Его проводили враждебные взгляды и тихий шепоток.

Да, эти матерые «лососи» прекрасно понимают, что Ард был не в ладах со Сводом Равновесия. И не сомневаются в том, что убит он не просто так, а с ведома и по указанию Свода.

Они догадываются, что Эгин – оттуда. Хотя скорее всего и не подозревают, что именно он, Эгин, сегодня утром разбавлял скуку площади Восстановленного Имени «малыми серыми бражниками».

Когда Эгин спустился до середины лестницы, ремень на его левой сандалии лопнул, пряжка отскочила, он споткнулся и едва не упал.

Левая сандалия была непоправимо испорчена. Подошва отдельно – ремешки отдельно.

– Сыть Хуммерова! – в сердцах выругался Эгин. Он подобрал останки левой сандалии, снял для симметрии правую тоже и продолжил спуск в утробу «Зерцала Огня».

Он не стал оборачиваться. И без того было понятно, что «лососи», на цыпочках прокравшиеся к люку, видели все.

Кто-то из них прыснул со смеху. Кто-то шепотом обозвал гостя из Свода Равновесия босяком. Настроение компании наверняка улучшилось.

«Что ж, потешил дураков бесплатной клоунадой», – вздохнул Эгин, хлопнув сандалией о сандалию, словно бы это были ладони.

Хлоп!

4

Переступая порог каюты Арда, Эгин злился на себя и на все мироздание.

Слишком долго он сегодня возился с этим Ардом! Мог, между прочим, получить между глаз холодной сталью. Надо за собой следить.

Уговорить бы Иланафа в День Безветрия выбраться хоть на Руины и там попотеть как следует. И под правую руку, и под левую, и, пожалуй, даже под кавалерийские приемы. Вот придется в следующий раз работать против «меднокопытного» – можно и костей не собрать.

И очень уж глупой вышла сцена с этой растреклятой обувью!

Конечно, сам виноват. Человек из Опоры Вещей должен следить за своим маскарадом денно и нощно. И все-таки слишком подло отлетела застежка, слишком глупо лопнул ремешок, слишком беспомощно выглядел он, едва не свалившись с лестницы!

В каюте было темно. Эгин отыскал на ощупь ставни оконца, которое служило единственным источником солнечного света в этой крысоловке.

Кромешный мрак превратился в полумрак. Ну да, ведь вечер. Эгин осмотрелся.

Как обычно. Койка, навесной шкафчик над койкой (небось по колокольному бою тревоги Ард не раз и не два набивал себе шишки, а шкафчик не снимал). Тумба слева, два откидных сиденья напротив койки, а под койкой… Ну да, сундучок и пара сандалий. Пара сандалий!

Эгин ухмыльнулся. Летом все варанские морские офицеры обуты одинаково. Он, Торман окс Нон, чиновник Морского Дома, и Ард окс Лайн, боец «Голубого Лосося», – носят совершенно одинаковую обувь, которую в огромных количествах изготовляют на факториях Его Сиятельства Поставщика (а заодно и тестя) Хорта окс Тамая. Обувь – дерьмо, живет хорошо если один сезон, но легка и удобна, в этом ей не откажешь.

Эгин достал сандалии из-под койки и осмотрел их придирчивым взглядом столичной модницы. Почти не ношенные. Размер – его. Эгин шевельнул ноздрями. И чужими ногами не воняют.

«Итак, судьба отобрала у меня превосходные сандалии, и их вновь придется выписывать через шестерых пожирателей бумаги и выпивателей чернил в Арсенале Свода.

И судьба подарила мне сандалии, которые созданы для меня. Обычные хорошие сандалии. Если Норо будет продолжать разработку по «Голубому Лососю», то они придутся как нельзя кстати».

Вскоре Эгин запихнул под койку свои порванные сандалии и выпрямился в полный рост, ощущая на ногах упоительную легкость свежей, чужой, дармовой обуви. Вот теперь можно было посвятить себя служебному долгу.

5

В каюте Арда витал какой-то подозрительный дух, не вполне сочетающийся с представлениями о нравственной чистоте офицера «Голубого Лосося».

С внутренней стороны двери висела картина на шелке, изображающая девушку, склоненную над водой.

Ракурс, в котором безвестный растлитель нестойких душ подал не менее безвестную натурщицу, настораживал, ибо наводил на мысли о Задней Беседе. А Задняя Беседа промеж мужчиной и женщиной даже в отсутствие Крайнего Обращения – дело гибельное, милостивые гиазиры.

Конечно, конечно, в самой картинке не было ничего крамольного, ибо в ней отсутствовал первейший знак Обращения – собственно обнаженная персона или надлежащая часть персоны обратного пола. И все же Эгин, непроизвольно поежившись, извлек из своего чиновничьего сарнода с гербом Морского Дома хищные клещи и, осторожно вытащив гвозди, снял похабную картинку с двери.

Работа по Вещам началась. Пять Вещей были налицо: четыре гвоздя и шелковый лоскут.

Эгин сел на койку и, запустив руку в святая святых своего сарнода – обособленный медный цилиндр, – извлек Зрак Истины.

Стеклянный шар размером с два кулака. Ни швов, ни следов выдувки, ни горловины. Просто идеальный шар из толстого, но очень чистого стекла, полностью заполненный водой. Ни одного пузырька воздуха.

А внутри шара – словно бы подвешены в полной неподвижности, в загадочной дреме три полупрозрачных существа, каждое размером с мизинец. Тонкие многоколенчатые лапки, длиннющие усы, бусины-глаза. Креветки-светляки, выкормыши естествоиспытателей (или, как их называет Иланаф, «естествоизмучителей») из Опоры Безгласых Тварей. Креветки-призраки, которым ведомо неведомое.

Ну что же, начнем. Эгин вздохнул – дело предстояло скучное – и, скомкав содранную шелковую красавицу, посмотрел на нее сквозь Зрак Истины. Ничего. Как и следовало ожидать.

Эгин разложил на койке шелк рисунком вниз (чтобы не смущал мысли) и один за другим прощупал сквозь Зрак Истины все четыре гвоздя. Снова ничего. И снова – ничего удивительного.

Тогда Эгин на всякий случай осмотрел Зраком всю каюту. Пол, потолок, стены, койку, тумбу, откидные стулья.

Подобного рода поверхностные осмотры обычно не приносят результатов, потому что даже обычная ткань, не говоря уже о дереве или металле, представляет для такого простого Зрака Истины непроницаемую преграду.

Но если бы вдруг в щелях между досками притаилось семя Огненной Травы (что невероятно) или жук-мертвитель (что почти невероятно), то…

Эгин выругался в полный голос. Если бы здесь сидел жук-мертвитель, то он, Эгин, был бы уже мертв. Все-таки сильно его сбили с толку эти проклятые сандалии. Он должен был осмотреть здесь все через Зрак Истины еще до того, как переступил порог каюты. Хвала Шилолу, Ард окс Лайн был мелкой сошкой.

6

Эгин относился к тем людям, которые сперва съедают тушеную морковь, а уж потом – кусок жареного мяса, хотя морковь у них вызывает умеренное отвращение, а мясо – вожделенное слюноотделение. Эгин догадывался, где следует искать самое интересное, и все-таки продолжал разбираться с разной безобидной ерундой, тешась предвкушением досмотра навесного шкафа над койкой и сундучка под койкой.

Лучшее из личного оружия Арда осталось при трупе и сейчас вкупе с его одеждой досматривается какими-то другими поддельными чиновниками Морского Дома в городском Чертоге Усопших. Или поддельными писарями из Чертога Усопших – это не его, Эгина, дело.

В угрюмой утробе тумбы, где водился средних размеров и большой мерзости паук (его что, этот Ард нарочно лелеял?), обнаружилась пара чуть заржавленных абордажных топориков. Больше оружия в каюте не было. Немного для «лосося», но, в принципе, понять можно: остальное они получают на руки перед выходом в море. Включая и тяжелые доспехи.

Эгин ковырнул ногтем ржавчину на топоре. Засохшая кровь.

Действительно, с чего бы ржаветь хорошей оружейной стали? Каждый офицер любит свое оружие. Эгин вот, например, очень любил. Но он никогда не забывал стереть кровь. А Ард забыл. Или не захотел. Топоры, проигнорированные Зраком Истины, отправились к гвоздям. Раздавленный при попытке к бегству паук – к праотцам.

В тумбочке еще сыскался светильник. Эгин, немного поколебавшись, зажег его и выставил на тумбочку. Масла в светильнике было мало, но на ближайший час хватало с лихвой. А Эгину больше было и не нужно.

«Ладно. Хватит. Морковкой я сыт. Хочу мяса», – решил Эгин. И ему сразу же захотелось запустить зубы в сочную плоть убиенного тельца. Ел он давно.

Эгин подошел к навесному шкафу и, откинув два крючка, рывком распахнул створки. Около тридцати корешков разномастных книжек.

«Ого!» – присвистнул Эгин.

За всю свою жизнь он едва ли прочел столько. Да что там «прочел»! Может, и в руках столько не передержал.

А вот Ард, похоже, был настоящим книгочеем. Недаром первый, скорее забавный, нежели содержательный донос на Арда поступил из публичного книгохранилища. Он, видите ли, испросил «что-нибудь о раннем, „героическом“ периоде истории Орина». А когда ему ответили, что могут предложить только «Грютские войны» медовоустого Карациттагона, обласканного по обоим берегам Ориса и по обеим сторонам Хелтанских гор, Ард изволил наморщить свой породистый нос и удалился, бормоча «кругом одни враки…».

Вспоминая этот дурацкий донос, прочитанный месяц назад в кабинете Норо, Эгин направил Зрак Истины на книги Арда.

О да! Дерево дверных створок действительно надежно хранило их до поры, но теперь, обнаженные, они явили свою сущность. И если верхний ряд и правая половина нижнего были непорочны, то при осмотре левых корешков креветки наконец-то ожили.

Под их эфемерными панцирями пробежали цепочки малиновых огоньков. Самая крупная встала в шаре вертикально, опустив голову вниз, а две другие составили с ней подобие двухсторонней виселицы.

Эгин выбрал наугад третью по счету слева книгу – самую тощую и невзрачную – и посмотрел на нее отдельно.

Цвет огоньков, которыми истекала плоть креветок, изменился на нежно-салатовый. Потом огоньки насытились густой зеленью.

Эгин хорошо помнил предписания и знал, что должен сделать в этом случае. И все-таки продолжал смотреть, ибо никогда еще ему не приходилось встречать Изумрудный Трепет. И только когда старшая из креветок, став сплошь зеленой и совершенно непрозрачной, неожиданно упала на дно, Эгин наконец очнулся от наваждения и поспешно отвел взор.

Плохо. Зрак придется менять, потому что вслед за первой очень скоро умрут и две остальные. Придется объясняться перед начальством. Вообще-то, подобный отход от предписаний сам по себе еще не преступление, а всего лишь служебный проступок. Но и этого не так мало…

«Ну ладно, – мысленно махнул рукой Эгин. – Раз уж я загубил Зрак, то можно, пожалуй, еще раз отойти от предписаний и заглянуть внутрь той дрянной книжонки, которая вызвала Изумрудный Трепет. Об этом-то уж точно никто не узнает».

Эгин отложил Зрак и наугад открыл книгу, которая в общем-то и книгой не была. Две тонкие деревянные дощечки с отверстиями, через которые пропущена бечевка. Между дощечками – листов тридцать – сорок плотной бумаги, исписанные нетвердым, развинченным почерком Арда.

«…В то время как второй доставляет деве удовольствие изучить свой жезл посредством губ и языка…»

Сердце в груди забилось ощутимо быстрее. Эгин поспешно захлопнул книгу.

М-да. «Второй». Значит, есть и «первый». «Двойные Знакомства с Первым Сочетанием Устами» и чем-то там еще, исходящим от непрочитанного «первого». За составление подобного трактата (или, скорее, за его переписывание?) Арда можно было публично казнить через повешение на гнилой веревке, изгнать из благородных и, пожалуй, сослать на галеры.