Текст книги "Рецидивистка (сборник)"

Память мышц

В небольшом по меркам мегаполиса подмосковном городке завелся сексуальный маньяк. Дело было тухлое и лавров не сулило. Расследование его прокурор поручил Северину. Для того чтобы не слишком одиноко было в краю чужом, Северин добился прикомандирования к нему старого приятеля и классного опера Толика Братко. Пока они ехали к месту работы, тот, нахохлившись, всю дорогу молчал, заранее переживая, что на его репутацию лихого и удачливого опера может лечь пятно неудачи.

Северин был настроен более оптимистично. «Вычисление маньяка – дело самое муторное и противное, – думал он. – Тут можно полагаться либо на счастливую случайность, самую надежную подругу следопыта, либо на кропотливое изучение подробностей и мельчайших деталей преступлений, чтобы понять, какие мотивы двигают маньяком. То ли он «голоса» слышит, то ли кто-то его обидел в детстве, то ли на него просто помутнение находит в определенное время. Поди вычисли».

Перед отъездом Северин прочитал перепечатку из одного английского журнала, что психологи вроде бы разрабатывают тест, по которому серийных убийц психопатического склада скоро будут разоблачать всего за несколько часов. Как известно, психопаты безжалостны, им незнакомо понятие совести, чести, милосердия, но часто они бывают интеллектуально одарены и очень обаятельны в общении. Они могут очень умело скрывать эмоции, в которых испытывают острый недостаток, и это, естественно, затрудняет их поиск.

Присущее маньякам, жизнью которых управляет неустанная жажда убивать, здравомыслие в поведении и быту приводит к тому, что психопатические убийцы могут совершать преступления и скрываться в течение многих лет. И история криминалистики, вспомнил Северин, знает великое множество таких случаев.

В общем, это исследование показывает, что убийцы психопатического типа могут быть совершенно безжалостны, но именно они имеют особое пристрастие к чрезвычайному и постоянно повторяющемуся насилию. Причем во время тестов эта склонность проявляется и у тех психопатов, которые еще не убивали, но уже постоянно мечтают об этом.

Все это, конечно, было очень интересно, но никак не могло способствовать их расследованию. Описанную в журнале систему было взять неоткуда, да и она к тому же только разрабатывалась, прикидывал Северин, придется обходиться собственными. И в частности рассчитывать на нюх и бесстрашие Толика Братко. Северин толкнул его в плечо и ободрительно подмигнул.

– Ох, чует мое сердце, застрянем мы там по самые уши, – грустно выдохнул тот. – Причем без толку.

Городок был хоть куда. Как им сразу объяснили местные сыщики, которых московский десант тоже не радовал, из проживающих тут мужчин чуть ли не сорок процентов были ранее судимы. Так что, господа из столицы, тут у нас своя специфика. Откуда им было знать, что в рабочем поселке Первомайский, где постигал азы жизни Толик Братко, процент судимых был, пожалуй, и покруче.

Особенностью местного маньяка было то, что он убивал женщин, а потом уродовал трупы. Каждый раз, задушив жертву, психопат затем швырял на бездыханное уже тело что-то очень тяжелое, оказавшееся рядом. В одном случае это была железная балка, во втором камень, а в третьем здоровенный кусок бетона… Следов спермы на несчастных не было, хотя одежда была разорвана, белье тоже, а на внутренних сторонах бедер и груди оставались синяки. Деньги, документы и ценности жертв маньяка не интересовали.

Съездили на место последнего преступления, где маньяк орудовал куском рельса, осмотрели фотографии, сделанные на месте преступления, – свидетелей ни в одном случае найти не удалось.

Братко, оценив тяжесть рельса, покачал головой:

– Здоровенный бугай, я бы такую хреновину не поднял.

После этого отправились спать в гостиницу, потому что было уже поздно.

А утром Северин набросал местным операм небольшой портретик. Нужен бывший штангист, еще сохраняющий форму, то есть достаточно молодой. У него должна быть специальная походка культуриста из-за гипертрофированных бедер, накачанная шея, специфическая посадка головы из-за слишком развитых мышц спины. Лeтом он, видимо, носит маечки с глубоким вырезом на груди и желательно без рукавов…

Выслушав Северина, местные сыщики только переглянулись и тут же отправились по какому-то хорошо известному им адресу. Братко собрался было с ними, но Северин его остановил – не мешай людям.

Местные обернулись мигом – через полчаса в отделении сидел молодой мужик с бычьей шеей и монотонно давал показания. Только каменно молчал, когда речь заходила о том, почему на жертвах не было его спермы. «Ты что, не кончал, что ли? – напирали местные. – Или презервативы с собой брал?» Маньяк закрывал глаза и сжимал огромные кулачищи. Северин отвел их в сторону: «Мужики, пусть его врач проверит. Я думаю, он просто импотент…» – «Импотент? Этот бугай?..»

На обратном пути Братко стал приставать с расспросами. Северин снисходительно улыбнулся:

– Ну, смотри… Сразу стало ясно, что убийца явно обладал громадной физической силой – ведь, судя по характеру повреждений трупов, он бросал тяжести на жертв с высоты человеческого роста. То есть он поднимал эти тяжести над головой. Обычный человек, как ты или я, на такое не способен. И самое главное, на что я сразу обратил внимание, – рельс, который он шмякнул на последнюю жертву, судя по оставленным следам, лежал до этого на боку…

– Ну и что?

– А то… Значит, он сначала перевернул этот рельс таким образом, чтобы его было удобно взять… Взять примерно так, как штангист берет штангу.

Северин растопырил и чуть сжал пальцы, показывая, как штангист берет гриф штанги.

– То есть это мог быть штангист с отработанными за годы тренировок навыками, которые отложились в его сознании и психике. Каждый раз, когда он брался за тяжести, срабатывала память мышц. Ты соревнования штангистов когда-нибудь видел? Они, зафиксировав вес, обожают потом грохнуть штангу на помост со всей высоты. Находят в этом какой-то особый кайф, особый шик. И непонятное другим удовлетворение. В общем, вот так я его прямо увидел перед собой, как живого, – маньяк-штангист…

Братко вздохнул:

– А почему я сразу не догадался?

– Ты, друг мой, думал о чем-то другом… Наверняка более приятном и возвышенном. А меня смущало, что прямых следов сексуального насилия не было… Он что, убивал из психопатического желания убить?.. Правда, кое-какие признаки изнасилования все-таки были – разорванная одежда, синяки на бедрах… Значит? Значит, попытки были… Но ничем не закончились… И тут у меня все само собой сложилось в голове – словно живую картинку увидел. Убийца – практически импотент и не способен на полноценный половой акт. И это – последствия неумеренного употребления анаболиков, чем грешат некоторые штангисты и культуристы. Значит, набросившись на женщину и убедившись, что на сексуальное насилие он не способен, маньяк в ярости от собственного бессилия душил жертву… Потом хватал что-то тяжелое, что было рядом, привычным движением штангиста поднимал над головой и так же привычно бросал тяжесть на жертву… Таким вот манером компенсируя только что испытанное унижение… Совмещал «насильственное» с «приятным», как сказали бы ученые английские товарищи.

Удовлетворив любопытство, Братко как-то сразу потерял интерес к теме. Отрешенно посмотрев на Северина, он с видом человека, которому было глубоко плевать на мнение английских товарищей, совсем не по-джентльменски потянулся, широко зевнул и разочарованно сказал:

– Ты, Северин, конечно, большой ученый, да вот только местные все себе припишут – мы, мол, сами вычислили, а эти московские только под ногами путались.

– Ага, – согласился Северин. – Можно подумать, ты на их месте поступил бы иначе.

– Все-то ты знаешь… – опять зевая, промямлил Братко, прикрыл глаза и тут же уснул.

Поспать для Толика всегда было – святое дело.

1998 г.

«Кто-то из вас должен умереть!»

Полковник в отставке Крестовский, прошедший Афган и Чечню, а после увольнения из армии превратившийся в удачливого бизнесмена, лежал на полу, словно прижимая что-то к груди. На самом деле, падая, он просто схватился обеими руками за рану. В него выпустили из пистолета семь пуль – четыре в спину, по одной в живот, грудь и шею. Палили с близкого расстояния, пока не кончились патроны.

На стене висела фотография – молодой счастливый Крестовский в мундире с погонами капитана, с улыбающейся женой, полнеющей блондинкой, и очень серьезной темноглазой дочкой, словно предчувствующей какие-то ужасные события впереди.

Тело Крестовского нашла его дочь Альбина, вернувшись с прогулки с собакой. Та самая, что-то предчувствующая темноглазая девочка с фотографии. Она сидела на диване, не шевелясь, и прижимала к себе собаку, видимо, боясь выпустить ее хоть на секунду. Утром ей надо было идти в школу, потому что завтра 1 сентября, а теперь она не знает, можно ли ей завтра идти туда.

«Если бы дело было только в этом, – завершив осмотр места происшествия, подумал следователь по особо важным делам Северин. – Кто знает, что теперь будет с ее жизнью… Ведь, судя по всему, ее отца убила ее мать».

Братко, который времени на чувства не тратил, быстро установил, что случилось накануне.

Отец задержался на работе, и, когда пришел, мама Альбины стала его ругать. Родители ссорились громко, девочка не хотела при этом присутствовать и поэтому пошла гулять с собакой. Гуляла долго, надеясь, что родители к ее возвращению успокоятся. Вернувшись, она нашла отца лежащим на полу в луже крови. На столе лежал пистолет. Матери дома не было… Она позвонила в «Скорую помощь», отперла дверь и спряталась в другой комнате.

Альбина говорила медленно, но очень внятно и разумно, изо всех сил стараясь правильно и подробно отвечать на вопросы Братко. Да, папа опять задержался на работе, мама из-за этого, как обычно, сильно переживала… Было видно, что девочка достигла того переломного момента в своей жизни, когда родители уже не выглядят всемогущими и всепонимающими людьми, их слабости и недостатки становятся видны ребенку совершенно отчетливо, а скорее всего, даже преувеличиваются…

Братко спросил у девочки, где может быть мама. Девочка чуть слышно ответила, что, наверное, у тети Жени. А кто это? Мамина подруга, она живет рядом. Северин с Братко отправились по этому адресу. Крестовская была там. Они с тетей Женей, такой же стареющей и расплывающейся бабенкой, допивали вторую бутылку водки. С пьяным упрямством Крестовская принялась твердить, что с мужем она не ссорилась и ни в кого не стреляла… Ушла из дома, потому что он стал распускать руки.

Пьяненькая тетя Женя сидела рядом и утвердительно кивала головой: подтверждаю, все так и было!

Когда Северин, которому надоели эти две пьяные сговорившиеся дуры, резко и зло спросил, знает ли Крестовская, что ее муж убит, она, не поднимая глаз, замотала головой. Но в глазах ее стоял какой-то предсмертный ужас, который уже пробирался в ее затуманенные водкой мозги. Наверное, она, когда убегала, надеялась, что Крестовский все-таки остался в живых.

Утром, слегка протрезвев, терзаемая похмельными страхами и судорогами, Крестовская во всем созналась – выстрелила во время ссоры. Но мужа она любила и любит. Выглядела она нехорошо, как и должна выглядеть спивающаяся и пожилая уже клуша. От спеси полковничьей жены в ней не осталось ничего. Она превратилась просто в полумертвую от страха глупую бабищу, испоганившую собственную жизнь и жизнь дочери.

В деле не было ничего интересного, все экспертизы подтверждали ее признания, оставалось выяснить, откуда в доме взялся пистолет. Братко обещал обернуться мигом. Он был доволен собой и судьбой: еще одно быстрое расследование в карьере бравого старшего лейтенанта, которому задуматься и о погонах капитана уже не грех. Но с пистолетом вышла закавыка, он не был нигде зарегистрирован, его следы нигде не обнаруживались.

– Да ясное дело – Крестовский из Чечни привез, – торопил Северина настырный Братко. – Там этого добра как грибов в лесу. Решил себе оставить на свою голову. Оружие в доме всегда скрытая угроза, потому как неизвестно, как жизнь повернется. Не держал бы Крестовский пистолет дома, мог бы остаться в живых.

– Ну, если женщина из ревности возненавидела, она и сковородкой убить может.

– Может. Но согласись, что сделать это куда труднее… Тут есть шанс отбиться.

– Ишь ты, куда тебя понесло. Смотри – философом станешь. А философам в операх делать нечего.

– Не боись за нас, мы меру знаем. Лишнего в мозг не берем, – усмехнулся Братко. – Мне вот другое не нравится: чего-то ты, гражданин следователь, с этими Крестовскими задумал… Вола за хвост тянешь. А ведь дело-то ясное.

От этого неугомонного опера скрыть что-либо было сложно.

– А может, и нет, а?

– Чего тут неясного! – взвился Братко. – Пистолет их в спальне среди белья хранился. Отпечатки на нем – жены Крестовского. Стреляли явно по-бабьи – палила, закрыв глаза, пока не выпустила всю обойму.

– А если по-бабьи, как эта клуша могла перед этим хладнокровно сходить за оружием, снять с предохранителя, передернуть?

– Да потому что она – прапорщик в прошлом. Понимаешь – прапор! Наверняка ее в гарнизоне научили с оружием обращаться. А может, это вообще ее пистолет? И Крестовский о нем ничего не знал?

– Толик, они прожили вместе восемнадцать лет. Знали друг друга с детства. Она вышла за него, когда он был лейтенантом, а ей было всего двадцать лет. Она из-за него бросила институт и моталась с ним по гарнизонам и горячим точкам… И после всего этого вот так взяла и убила? Зная, что вот сейчас войдет дочь?

Братко безнадежно махнул рукой.

– И на что ты намекаешь? Стреляла-то она.

– Да. Но ее могли просто натравить на него. Убедить, что он хочет с ней развестись, бросить ради молодой, забрать дочь…

– Ты это сейчас придумал? Или во сне увидел?

– Какая тебе разница?

– Ну, после того, как ты во сне штангиста-маньяка, который к тому же еще и импотент, вычислил, я стал подозревать, что сны у тебя вещие. Что делать-то?

– Посмотри, что у него на фирме творится. Мы даже не знаем, есть у него компаньоны или нет.

– Ладно. Завтра сгоняю.

Он был уже в дверях, когда Северин его окликнул.

– Толя, ты прикинь. Сейчас у нас на руках самая банальная бытовуха – жена убила мужа. Хорошо еще, что не сковородкой. А если там окажется запутанное резонансное дело? Это же совсем другой расклад, совсем другие заслуги и соответственно поощрения…

Хмурое лицо Братко сначала сделалось задумчивым, а потом просветлело – слово «резонансное» действовало на Толика магически. Он такие дела любил и, в отличие от начальства, не боялся.

Предчувствия, как всегда, не обманули. Через несколько дней после похорон к Северину пришла темноглазая девочка Альбина. Впрочем, девочкой ее назвать было уже трудно – настолько она повзрослела за эти дни. Совсем другое лицо.

Альбина протянула Северину бумажную папку. В ней были фотографии и отпечатанные на принтере короткие письма.

– Где ты это взяла? – спросил Северин, быстро просмотрев бумаги.

– Они на столе лежали и валялись на полу, когда я тогда пришла… Когда папу убили. Я их собрала и спрятала.

– Почему ты их сразу нам не показала?

Альбина, чуть помедлив, объяснила:

– Я не знала, что вы подумаете… И не хотела, чтобы об этом знали другие.

– А теперь?

– Теперь я хочу помочь маме. Потому что папе уже помочь нельзя.

На фотографиях был запечатлен Крестовский с молодыми женщинами. Отставной полковник, судя по ним, жадно набирал те радости жизни, которыми трудно было пользоваться в военных гарнизонах, где вся жизнь на виду и никуда не спрятаться от местных сплетниц. В анонимных письмах же Крестовскую в коротких, энергичных и порой и просто непристойных выражениях информировали о забавах и увлечениях мужа. В более поздних по времени аноним давил на то, что муж давно решил ее бросить, а дочку взять себе… «Ты, прапорщица, останешься с голой задницей, никому не нужная. Почаще в зеркало смотрись, какой мужик на тебя полезет…»

– Вы же видите, ее специально изводили, толкали на убийство, – сказала Альбина.

– Альбина, кто тебе посоветовал принести это мне? – спросил Северин. – Я же вижу, что ты не сама это придумала.

– Адвокат, – с вызовом сказала Альбина. – Маме наняли очень хорошего адвоката. Он сказал, что эти… бумаги очень помогут. Что они меняют дело.

«Что-то они меняют, – подумал Северин, – но вот Крестовского из могилы они все равно не поднимут. Кстати, очень интересно узнать, откуда у Крестовской вдруг появились деньги на адвоката?»

Скоро это выяснилось. Братко перетряхнул фирму Крестовского и выяснил много интересного. Оказывается, ее совладельцем была Вера Максимовна Клейменова, по совместительству главный бухгалтер. Мало того, Братко раскопал, что в прошлом они были любовниками, однако любовь увяла, остались одни дела. Но и с делами не очень ладилось – Крестовский так увлекся сладкой жизнью, что это стало сказываться на бизнесе. Клейменова, женщина не только интересная, но и деловая по натуре, даже предлагала ему уйти из бизнеса, продав ей свой пакет акций, но тот об этом и слышать не хотел.

Зато его жене, оказавшейся под следствием по обвинению в убийстве мужа, деваться было некуда. И вскоре Клейменова объявила персоналу фирмы, что она теперь является единственной владелицей, потому что Альбина, наследница Крестовского, обязалась продать ей весь пакет акций фирмы после вступления в права наследования. Естественно, за солидную сумму денег. Солидную, но, разумеется, несопоставимую с рыночной стоимостью. Но на адвоката хватило. В общем, именно Клейменова оказалась вся в шоколаде – бросивший ее любовник наказан, фирма от непутевого совладельца спасена, сама она при этом еще и получила большие деньги. С таким везением и на свободе…

Северин с Клейменовой, разумеется, встретился. Мадам произвела впечатление. Но взять ее было решительно не за что. На самые интересные вопросы: «Могла она представить себе, что жена способна застрелить Крестовского?», «Знала ли, что в доме есть оружие?» – ответ был один: «Нет». На этом и расстались.

И даже Братко не удалось на нее ничего нарыть. Хотя он и старался, когда Северин сказал ему, что изводить Крестовскую могла именно Клейменова, все указывает на нее. «Макс, я тебе, конечно, после импотента со штангой верю, но концов нет. Тетка грамотная», – признал Братко. А он такое признавать ох как не любил.

Крестовская получила минимальный срок. Адвокат у нее был действительно хороший. Но вот что с ней будет, когда она выйдет, подумал Северин, узнав о приговоре. И что ей скажет темноглазая Альбина, которая нашла в доме труп своего отца, убитого собственной женой…

Зашедший вечером к Северину после работы Братко был в этот раз вообще не похож на себя – задумчивый, никуда не спешащий. После пары рюмок вдруг сказал:

– И все-таки знаешь, не могу поверить, что эта самая Клейменова жену Крестовского до убийства довела…

– Давай-ка я тебе лучше одну историю расскажу, – миролюбиво предложил Северин. – Перескажу своими словами старинный японский детектив.

– Ну, разве что японский, – согласился Братко. – Наших детективов мне на работе хватает. Только выпьем сначала – чтобы лучше думалось.

Выпив и закусив, он изобразил на лице полное внимание:

– Погнали, пока при памяти.

– Так вот, жил-был много-много лет назад, считай, в Средние века, один хороший японский следователь. И был у него друг – классный опер, с которым они много мокрых дел раскрутили. И вот однажды случилась такая история: в роще за городом дровосек наткнулся на труп самурая. На теле была всего одна рана, уже запекшаяся, а рядом ничего, чем эта рана могла быть нанесена. Разумеется, наш опер-молодец вместе со следователем начинают дело крутить.

А так как опер наш действительно молодец, то скоро он находит свидетелей, которые видели самурая. Но не одного, а с женой, молодой и очень красивой. Женщина сидела на лошади, рыжеватой, с подстриженной гривой. А у самурая, кроме меча и кинжала, был черный лакированный колчан со стрелами. Они направлялись в ближайший город.

Потом наш опер, который землю роет, натыкается неподалеку от места убийства на человека, который лежит со сломанной ногой на земле. Рядом валяется черный колчан со стрелами, а неподалеку пасется рыжеватая лошадь с подстриженной гривой.

– Какой везучий был опер! – завистливо помотал головой Братко. – К нам бы такого!

– Настоящий опер – всегда везунчик, – усмехнулся Северин. – Ты слушай дальше. Так вот, опер наш вспоминает словесный портрет одного известного разбойника и сразу понимает, кто перед ним. И, разумеется, волочит его к следователю, дабы тот предстал пред его светлые и всевидящие очи. А следователь наш такой ушлый и умный, так умеет построить допрос, что разбойник скоро признается, что вчера он действительно встретил самурая с женой и пошел за ними, потому что она сразу произвела на него, так сказать, неизгладимое впечатление. И понял он, что должен обладать этой женщиной. Но было ясно, что для этого придется убить самурая. Ибо когда хотят завладеть женщиной, ее мужчину всегда убивают. Но, как сказал разбойник, он не собирался убивать его так сказать физически – мечом или стрелой. Он решил убить его морально – овладев женщиной прямо на его глазах…

В общем, он хитростью заманил самурая с женой в рощу, там оглушил его и привязал к дереву. А потом прямо на его глазах изнасиловал жену, как она ни сопротивлялась. После этого он благоразумно решил просто смыться, но женщина вдруг как безумная вцепилась в него и крикнула: «Кто-нибудь из вас двоих должен умереть!.. А я пойду к тому, кто останется в живых». Разбойник, глядя в ее пылающие глаза, вдруг понял, что не может уйти без нее. А значит, должен убить ее мужа. Но, понимает он, если он просто прирежет его связанного, это будет подло и навсегда запятнает его в глазах женщины… Едва он разрезал веревку, самурай выхватил меч и бросился на него. Во время отчаянного поединка разбойник убил его.

Но когда он с окровавленным мечом в руках обернулся к женщине – ее нигде не было! Он стал искать ее и не нашел. Только мирно щипала траву лошадь. Разбойник испугался, что сейчас она приведет людей, взял меч убитого, лук и стрелы, сел на лошадь и помчался прочь. Но недалеко от города лошадь поскользнулась, он свалился с нее и сломал ногу… Тут и появился наш замечательный японский опер.

– Прямо как в кино! – не выдержал Братко.

Но Северин не стал обращать на него внимания.

– Это еще что! Пока следователь колол разбойника, опер нашел монаха, которому скрывшаяся женщина рассказала, как все было. Оказывается, разбойник не просто связал мужа и изнасиловал ее, он при этом всячески издевался над ними… А потом, когда все было кончено, он встал и брезгливо оттолкнул ее ногой от себя. В этот миг, как сказала женщина, она увидела в глазах мужа какой-то «неописуемый блеск».

«Даже теперь, вспоминая его глаза, я не могу подавить в себе дрожь, – сказала она монаху со слезами на глазах. – Муж в это мгновение излил всю свою душу во взгляде. Его глаза выражали холодное презрение и затаенную ненависть. Он был совершенно безучастен к моим страданиям. Я поняла, что не могу выносить этот взгляд… А тем более жить с ним». И тут она увидела кинжал на траве. Подняла его и сказала мужу: «После того, что случилось, я не могу больше оставаться с вами. Я решила умереть. Но… но умрете и вы. Вы видели мой позор. Я не могу оставить вас в живых».

– Она что же, с мужем на «вы»? – удивился Братко.

– Так она же японка. Чего ты от нее хочешь? Да еще муж самурай! И смотрит на нее с ненавистью и презрением. В общем, схватила она кинжал и вонзила в грудь мужа. И потеряла сознание. Когда она очнулась, муж висел на веревках уже мертвый. Она разрезала веревку и… Она понимала, что у нее есть один выход – умереть тоже. Но и чувствовала, что убить себя она не сможет. Как она сказала: «Не могла найти в себе силы умереть». Она бросила нож и побрела прочь…

– Ну да, себя зарезать – то еще упражнение… – с пониманием заметил Толик.

– После этого рассказа наш японский следователь задумался. Версии противоречат друг другу. Кто же прав, а кто лжет? Он приказал доставить дровосека, который нашел труп. И по ходу разговора понял, что тот что-то скрывает – путается в показаниях, говорит о вещах, которые знать вроде бы не должен. Поняв это, следователь принимается за него всерьез. И тогда дровосек сознается, что видел убийство своими глазами, сидя в кустах, но побоялся сразу сказать это…

– Ну и что поведал этот ханыга? Знаем мы таких, которые в кустах сидят, – усмехнулся Братко, наполняя рюмки.

– А сказал он вот что… Разбойник, обесчестив женщину, стал уговаривать ее уйти с ним и жить вместе. Но она сказала, что не сможет быть с ним при живом муже. Разбойник говорит: отвяжи его, и я вступлю с ним в честный бой за тебя. Женщина отвязывает мужа… Но самурай не собирается драться за нее! Он говорит, что не собирается рисковать жизнью ради обесчещенной женщины. «Забери эту потаскуху себе, если хочешь!» – говорит он разбойнику, отталкивая женщину от себя. Но и разбойник, как выясняется, уже не горит желанием драться. Весь пыл его куда-то улетучился, и он собрался уходить. А вы, мол, тут разбирайтесь сами. И вот тогда, как рассказал дровосек, женщина принялась страстно убеждать их вступить-таки в поединок. Она взывает к их доблести и гордости. Она смеется над их трусостью. Женщину, мол, нужно покорять мечом, вы просто не мужчины… И в результате ей удается разозлить их, они вступают сначала в перепалку, а потом и в поединок, в котором разбойник убивает самурая… Однако женщина после смерти мужа убегает, а разбойник даже не пытается ее искать. Собирает добычу, забирает коня и уходит прочь. Вот какую историю рассказал следователю дровосек.

Братко с задумчивым видом жевал сыр. Потом поинтересовался:

– Ну и что следователь, наш японский друг и коллега? Опер-то у него нормально работал, а сам он?

– Сам-то… Дело в том, что был он товарищем несколько философского расположения мыслей. Например, иногда размышлял о том, как можно ловить убийц в стране, где любой самурай может отрубить любому крестьянину голову только потому, что ему надо проверить, хорош ли его новый меч? Или просто потому, что крестьянин чем-то ему не понравился.

– Можно подумать, у нас иначе! – пробормотал Братко, принимаясь за оливки.

– Ну, головы все-таки прилюдно теперь вроде не рубят, – возразил Северин.

– Вот разве что, – усмехнулся Братко. – Зато джипами давят как курей! И без всяких последствий.

Северин возражать не стал, только вздохнул и продолжил:

– В общем, закончив допросы, наш следователь стал думать о том, как мерзко устроен человек… Ведь все, что он узнал сегодня, говорит не только о том, как трудно установить истину, но и о греховности людей, их бесчестности и эгоизме. Они все сегодня лгали. Почему? Только от страха? Или чтобы выгородить себя? А может, они просто не способны сказать правду?.. В общем, наш следователь довел себя до того, что ночью ему приснился то ли сам убитый самурай, то ли дух его и рассказал, что случилось на самом деле…

– Неплохо устроился дядя – сам дрыхнет, а ему во сне признательные показания дают.

– Толик, а ты хотел бы, чтобы бандюки тебе еще и во сне являлись? Вместо баб?

Братко задумался, почесал нос и рассудил, что это было бы уже слишком. Правда, проворчал с обидой:

– К тебе-то небось приходят!

– Бывает, – не стал отпираться Северин. – Так про самурая рассказывать?

– Давай-давай! Интересно же, что у него там за версия организовалась?

– И нарисовал дух убитого самурая нашему следователю такую картину… Овладев женой самурая, разбойник уселся рядом с ней на землю и принялся ее всячески утешать. Жена сидела на опавших листьях и не поднимала глаз. Можно было подумать, что она внимательно слушает разбойника. А тот говорил женщине, что после того, что произошло, жить с мужем она все равно не сможет. Так не лучше ли ей уйти с ним? Ведь он сделал все только потому, что она сразу поразила его сердце, и теперь он не может без нее жить. А муж будет только все сильнее ненавидеть ее, потому что никогда не простит…

Женщина вдруг подняла голову. «Никогда еще я не видел ее такой красивой!» – признался, не в силах сдержать волнение, самурай.

И что же ответила красавица жена разбойнику?

– «Ведите меня куда хотите», – сказала она. А потом послушно, как во сне, последовала за разбойником, который вел ее за руку.

Они уже вышли из рощи, как вдруг женщина остановилась, указала на связанного самурая и несколько раз, как безумная, выкрикнула: «Убейте его! Я не могу быть с вами, пока он жив!» Разбойник в недоумении остановился. «Убейте его!» – умоляла женщина, хватая его за руки. Но разбойник только отшвырнул ее от себя и обернулся к самураю. «Что делать с такой женщиной? – спросил он. – Убить?» Самурай не успел согласно кивнуть, как его жена бросилась бежать… Разбойник только посмотрел ей вслед. Потом он забрал добычу, вскочил на лошадь и был таков. Но перед этим он надрезал в одном месте веревку, которой был связан самурай, и сказал: «Выбирайся сам и живи как сможешь». Когда самурай освободился от пут, то увидел кинжал, который разбойник забыл захватить с собой. Он вспомнил, как его прекрасная жена с искаженным лицом умоляла: «Убейте его!», поднял кинжал и одним взмахом вонзил себе в грудь. И наступила тишина. Только горели печальные лучи закатного солнца на стволах бамбука. И вдруг кто-то вынул кинжал из его груди. После этого он навеки погрузился во тьму небытия…

Северин замолчал.

– Надо будет моей рассказать, – задумчиво сказал Братко. – Пусть знает, какие они, бабы, бывают. Даже в Японии. Ну, гражданин Северин, теперь вопрос на засыпку. Кто кинжал-то из самурая вынул?

– А ты как думаешь? Могла жена вернуться… Мог разбойник…

Ставить в известность Братко, что в рассказе Акутагавы об этом не говорится, он не стал. Есть, правда, своя версия в гениальном фильме Куросавы. Интересно, какую выберет опер Толик Братко?

– Да нет, жена и разбойник тут ни при чем, – отмахнулся Братко. – Кинжал должен был спереть этот самый тихий ханыга-дровосек… Знаю я таких свидетелей. Особенно если учесть, что он сначала темнил: мол, ничего не видел! Точно – сидел в кустах, пускал слюни, а когда все закончилось, пошел и кинжал прихватил. По тем временам вещь наверняка ценная.

– Ты с Куросавой, случайно, не был знаком? – улыбнулся Северин.

– А кто это?

– Великий японский кинорежиссер. Мыслите вы с ним одинаково. У него в фильме тоже дровосек кинжал вынул. У Акутагавы, между прочим, это впрямую не говорится.

– Поработал бы этот Акутагава со мной в розыске!.. Макс, а теперь колись: на хрена ты мне эту притчу поведал?