Текст книги "Темные отражения. Темное наследие"

Глава пятая

Я то приходила в себя, то снова теряла сознание, выныривала в реальность и снова погружалась в сон, неслась сквозь свет и тьму.

В голове легким бризом кружились обрывки мыслей. В тело, не давая мне пошевелиться, впивались кожаные ремни. Я чувствовала их змеиную хватку на плечах, животе, ноги были тоже связаны – я ничего не понимала. Часть меня находилась там, в моем сознании, а другая пыталась сфокусироваться на трещинах в металлическом потолке, на редких проблесках света. Тени на стенах напоминали о давно забытых кошмарах, которые кружили вокруг своей жертвы.

Каждый раз, когда я закрывала глаза, перед ними разворачивалась новая картина. Костры и привалы. Темные дороги. Электрические изгороди. Ближе и ближе, лица выступали из темноты. Они наблюдали за мной, размытые и нереальные. Они все были там – все, кого я знала. Мои друзья. Надзиратель из Каледонии. Гейб. Мэл. Та пожилая женщина. Мою голову окружала корона искр, трескучих разрядов энергии.

Они наблюдали, но не подходили ближе. Не помогали. Они говорили нервно и сбивчиво:

– …всюду, ищут ее…

– Оставайтесь здесь, ждите приказов…

– Грузовик…

Веки горели. Они опускались под собственным весом, слезы и запекшаяся корка, склеившая ресницы, делали их тяжелыми как свинец. На этот раз передо мной была лишь тьма.

Вообще ничего не было.

Сначала я подумала, что это кровь.

Отвратительная с металлическим привкусом вонь стояла в носу, пропитала волосы, кожу. Я заставила себя открыть глаза, сморщившись от яркого света, который лился сверху. Когда черные точки перед глазами исчезли, я смогла различить пятна на потолке и на стенах.

Это была всего лишь ржавчина. Но ее пятна расползлись повсюду, красноватые капли мерно падали в небольшую лужицу рядом с моей головой. От этого к горлу снова поднялась желчь, и я почувствовала, что сейчас захлебнусь собственной рвотой.

Дыши. Я втянула воздух через нос, а затем медленно выдохнула. Именно этому доктор Пойнер научила меня на нашем самом первом сеансе, три года назад, когда прошлое внезапно показало зубы и начало преследовать меня повсюду.

«Дыши, сопротивляйся панике, – учила она. – Найди пять предметов, которые ты можешь видеть, четыре предмета, до которых можешь дотронуться, три звука, которые ты можешь услышать, два запаха, которые ты можешь почувствовать, что-то одно, что можешь попробовать на вкус».

«Три стены, потолок и моя рубашка, – считала я. – Края металла, сырые пятна конденсата, хлопья ржавчины – старые и свежие, шершавый деревянный пол подо мной. Биение моего сердца, капли воды, мое дыхание. Бензин и что-то гнилое. Мой пот».

Сосредоточившись на своих ощущениях, я осознала кое-что еще: я снова могла слышать. Хаотичный вой ослабел настолько, что не заглушал и другие звуки. Но он никуда не делся и зудел, будто муха, застрявшая в ухе.

Я вдохнула еще раз и попыталась сесть. Однако жесткие ремни только заскрипели, но не поддались. Я лежала, распластавшись на спине, на мокром полу. Небольшое помещение, где я находилась, напоминало сарай. А может, контейнер?

Вытянув шею и извернувшись, я различила в тени две вытянутые неподвижные фигуры. Осознание ударило меня, словно выстрел. Где бы я ни оказалась, меня привезли сюда не одну.

Кто-то часто дышал, пытаясь вырваться из оков. В этих движениях чувствовалась паника, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы она не захватила и меня.

– Эй? – прохрипела я.

– Постарайся говорить тише. – Это был все тот же парень. Он говорил так тихо, что я едва различала слова. По-прежнему пытаясь вырваться, он добавил: – Снаружи стоят охранники.

Новости были плохие, но почему-то мне стало легче дышать.

– Просто супер, – прошептала я в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал бодро. Патентованный метод Лиама Стюарта: как рассеять чужие страхи, одновременно подавляя собственные. – А я уж начала беспокоиться, что сбежать будет слишком легко.

– Слишком легко? – повторил парень, сразу прекратив дергаться. Я уже собралась объяснить, что это была попытка сострить, пусть и несвоевременная, но тут же услышала прилетевшее в ответ: – Тогда… тебя точно порадует, если я скажу, что огнеметов у них все-таки нет.

Шутливый тон давался ему с трудом, если это вообще не был его первый эксперимент. Я снова изогнулась, чтобы посмотреть на него – по крайней мере, на покрытые грязью подошвы его кроссовок. Его дыхание немного успокоилось, и даже в полумраке я видела, что он тоже старается перевернуться, чтобы взглянуть на меня.

– Значит, огнеметов не было? – повторила я. – Ну и что это тогда за злодеи?

– Похоже, что полные идиоты, – прошептал он в ответ, – из тех, что не дружат с головой, если решили тебя поймать, и настолько тупые, если не соображали, что ты можешь сотворить в ответ. Думаю, они тебя на всю жизнь запомнят.

Именно в это я сейчас хотела верить больше всего: в то, что я смогу вытащить нас отсюда и заставить тех, кто на нас напал, пожалеть об этом. Уверенность – вот что мне было нужно.

– И все-таки жаль. Это я про огнеметы. Я-то, знаешь ли, умею ими пользоваться.

– Почему-то меня это не удивляет – если ты на это рассчитывала, – тихо проговорил парень. – Будто я не видел, как ты врезала мужику, который был в два раза больше тебя, кулаком, из которого вылетали молнии.

Ну да, я же именно так и сделала, верно? Перед глазами замелькали картинки воспоминаний: звуки взрыва, солдаты удерживают девушку, избивают этого парня, швыряют его на землю. Броня солдат блокирует мою силу. А парень кричит мне, чтобы я убегала.

Стал бы он предлагать мне спастись, будь они замешаны в том, что произошло? И кому бы понадобилось запирать их обоих здесь, со мной? После взрыва он не запаниковал, оставаясь спокойным и собранным. А когда на нас напали, будто переключился в режим машины для убийства.

Однако я снова услышала его напряженное дыхание, ощутила, как его снова охватывает паника, будто от этого ускорялся и мой собственный пульс.

– Прости, – сказала я. – В этом нет ничего смешного.

– Не извиняйся. Юмор помогает снять стресс.

Голос его прозвучал громче, и я услышала в нем легкий акцент. Может, польский? Русский?

Я слабо усмехнулась.

– Один мой друг сказал бы так же.

Господи. Что там сейчас с Толстяком? Они там наверняка уже с ума сходят. Как только я отсюда выберусь, сразу ему позвоню.

Выбраться, найти телефон, позвонить. Звучит наивно, но я вцепилась в эту мысль. По крайней мере, у меня появилась реальная цель, а с тем, как ее достичь, постепенно разберемся. Думая о том, какое будет счастье снова услышать голос Толстяка, я снова попыталась вывернуться из своих пут.

– Мне уже говорили, что чувство юмора у меня – непрошибаемое как скала, – снова зашептал парень. – Поразмыслив, я решил, что мне намекнули на его полное отсутствие, а не на то, что у меня уникальный вкус.

– А по-моему, ты отлично справляешься, – сообщила я ему, растягивая ремни. – Мы можем поработать над этим после того, как выберемся отсюда. Ты не заметил, где мы вообще находимся?

Парень долго молчал, прежде чем ответить. Я услышала, как он с трудом сглотнул, затем заскрипела кожа ремней, когда он попытался пошевелиться. Когда парень заговорил, его голос казался бесцветным. Далеким.

– Складской контейнер. Какая-то сортировочная станция.

Волны страха отступили, невыносимая тяжесть, сдавливавшая мне грудь, внезапно исчезла, прихватив с собой щупальца парализующей тревоги. На освободившемся месте расцвело кое-что новое.

Ярость.

За слова угрозы на телесуфлере. За Мэл. За раненых. За Купера. За то, что посмели разрушить тот хрупкий мир, который за пять лет постоянной борьбы нам все же удалось сложить из обломков. За этих ребят, которые попались в эту темную паутину вместе со мной.

Это были звенья одной цепи: взрыв и похищение. Вот Защитница, которая ведет меня вниз по ступеням Старого главного корпуса туда, где ждет ее сообщник в фальшивом обмундировании и с пистолетом. Вот мы оказываемся на парковке, где нас поджидают незнакомцы в защитном штурмовом обмундировании, против которого бессильны мои способности.

Их целью была я.

– Я вытащу нас отсюда, – сказала я, больше не пытаясь говорить тихо. – Ты ничего не видишь рядом, чем можно было бы разрезать ремни?

– Охранники, – негромко напомнил парень.

Но из-за стен доносились лишь завывания ветра – ни звука шагов, ни разговоров. Все это время моя работа требовала такого бережного отношения к словам, такого тщательного выбора формулировок, что я даже испытала облегчение от возможности сказать наконец именно то, что хотела я.

– Пусть слушают, мне всe равно. – Я повысила голос, и он эхом отразился от металлических стен. – Я хочу, чтобы они знали, что как только мы выберемся отсюда, я точно надеру им задницу.

Тишина. Парень поерзал, вытягивая шею и пытаясь посмотреть в ту сторону, где очевидно находился выход.

– Эта… твоя подруга… она в порядке? – спросила я. – Похоже, ей сильно досталось.

– Приянка? С ней случалось и похуже, – мрачно ответил он. – И должен предупредить: через несколько минут она очнется. И еще неизвестно, кто вырвется отсюда первой. Но до того как вы соберетесь удрать, пожалуйста, не забудь развязать меня. – Его негромкий голос был холоден как лед. – А когда вы покончите с ними, я постараюсь, чтобы по останкам их никто не смог бы опознать.

Никакой реакции. Никто даже не заколотил в дверь, чтобы нас заткнуть. И никаких насмешек.

Я глубоко вздохнула, вздрогнув, когда крупная капля ржавой воды упала мне на лоб.

– Может, они ушли, – рискнула предположить я. – Сделали перерыв, чтобы осуществить еще какой-нибудь зловещий план. Извини, я не спросила тебя: сам-то ты как?

– Я просто… хочу выбраться отсюда, – торопливо произнес парень. И я услышала, что он снова попытался сменить позу – может, решил оглядеться получше? – Есть идеи, зачем ты им понадобилась?

Похоже, он думает так же: их целью была я, а ребята случайно оказались на линии огня.

Как говорится, сопутствующий ущерб, но при этом они оба обладают таким боевым мастерством, которое я видела только у обученных солдат.

– Может, чтобы я сделала заявление? Чтобы получить выкуп? – Я решила сначала его прощупать, послушать, что он решится рассказать о себе, прежде чем откажется отвечать на вопросы. – Почему ты считаешь, что нападали не на тебя? Не на Приянку?

– Потому что во мне нет ничего такого, – негромко откликнулся мой собеседник. – И от Приянки толку мало, разве что нас планируют продать на аукционе. Но все это стрельба по воробьям, если на кону такая важная птица, как ты. К чему размениваться и рисковать?

– Сомневаюсь, что кто-то вообще рискнет продавать «пси». Правительство пресекает любые попытки незаконно ввозить и вывозить таких как мы, – возразила я. – Именно поэтому нас так сильно контролируют – чтобы защитить от подобных попыток.

– Предположим, – протянул он. – Так что ты собираешься сделать?

– Это ты о чем?

– Как ты планируешь провернуть побег? – пояснил парень. – Я не могу определить, как долго мы уже здесь находимся, но если охранники и правда ушли, возможно, они готовятся нас перевезти.

Я слушала его, ощущая удивительное, не соответствующее обстоятельствам спокойствие. Потому что он смотрел на меня и спрашивал, что делать.

Потому что он полагался на меня.

– Обычно я не против приятной поездки, но мы не можем допустить, чтобы нас увезли, – рассуждала я. – Если нас придут развязать, чтобы перевести в другой транспорт, нужно подождать, пока нас всех не освободят. И драться.

– Согласен.

Я ненадолго закрыла глаза и выдохнула через нос.

– Не бойся, – прошептал парень.

– Я как раз собиралась сказать тебе то же самое, – слабо улыбнулась я. Я почувствовала во рту привкус крови – на рассеченной нижней губе открылся порез. – Знаешь, меня будут искать, и как только мы выберемся, этих уродов будут судить, и они ответят за каждую отнятую ими жизнь. Так и будет.

В помещении воцарилась тишина, пока парень наконец не спросил:

– А как же я?

– Если захочешь помочь, не откажусь, – сказала я.

– Я не о том, – перебил он, – со мной ты тоже поступишь так же? Заставишь ответить по всей строгости закона?

– О чем ты говоришь? – не понимала я.

– О людях, – уточнил мой собеседник. – О тех, кого я убил.

О тех, с кем он расправился расчетливо и быстро, и в лице у него ничего не дрогнуло.

– Это же была самозащита. – Вот уж не думала, что придется объяснять очевидное. – Даже слепому ясно.

– Самозащита – это не для таких как мы, – проговорил парень.

– Что ты имеешь в виду?

Мой собеседник замолчал, но я не отступала:

– Кто ты вообще такой, если всe это умеешь? Ты не просто студент, не так ли? Зачем ты на самом деле пришел на это выступление?

– Всe не так, как ты думаешь, – быстро сказал парень. – Сузуми, послушай…

Где-то рядом заскрежетал металл. В помещение хлынул дневной свет, золотистые лучи вечернего солнца. Чем сильнее я всматривалась в силуэты в проеме, тем сильнее слезились глаза.

– Да кто вы вообще такие! – крикнула я им.

В ответ раздался удар металла по металлу, за которым последовало зловещее шипение. Вокруг нас клубился газ, заполняя маленькое пространство. Дверь захлопнулась снова, и тяжелый замок с грохотом вернулся на место. Воздух стал горьким, запахло химией.

– Проклятье, – выговорил парень заплетающимся языком. – Не дыши. Старайся не…

Мои мысли замедлялись, а мир вокруг снова перевернулся вверх тормашками. Тьма засасывала меня, как водоворот, так быстро, что я не успела испугаться, проснусь ли я снова.

– Как тебя зовут? – выдохнула я. – Твое имя?

Дергаясь в путах, я боролась с надвигающимся мраком. Это было неправильно, всe это было неправильно, я не могу уйти, не зная…

И прежде чем мир растворился во тьме, я все же услышала:

– Роман.

Глава шестая

Когда я очнулась снова, то услышала гудение колес, приглушенные голоса и громкое хриплое дыхание нависшего надо мной мужчины.

Я снова лежала, распластавшись на спине. Было невыносимо жарко. В помещении стоял запах горячей резины. Я варилась заживо в собственном поту.

– Отстой, – раздался сердитый голос. – Ни черта не видно…

Хрустнув суставами, мужчина выпрямился и отошел, наступив мне прямо на ногу.

Я изо всех сил пыталась не отключиться снова. Я должна была понять, где нахожусь, до того, как забытье снова одержит верх и утянет меня во тьму.

Вокруг царила кромешная тьма. Единственным источником света служил небольшой фонарик, прикрепленный к шлему того мужчины. Все та же черная униформа, бледное лицо выплывает из мрака точно призрак. Очертания его фигуры, выхваченные тусклым освещением, казались воплощением кошмарного сна, который перешел в явь. Перед глазами все расплывалось, и я не могла понять, действительно ли он вешает рядом со мной пакет с желтой жидкостью или это галлюцинация.

Оказалось, не галлюцинация.

Фонарь на шлеме замигал. Мужчина стукнул по нему кулаком, на мгновение осветив Романа, безвольно лежавшего неподалеку. Человек пнул его сапогом, перекатив на спину, а потом на правый бок – ко мне спиной. Роман дышал неглубоко и часто и не пошевелился, даже когда мужчина опустился на колени рядом с ним, вытаскивая новый пакет… или…

Я никак не могла вспомнить слово.

Руки Романа были связаны за спиной с помощью черной стяжки. Скорее всего, и ноги тоже. Мои собственные лодыжки крепко вжимались друг в друга, и я чувствовала, как что-то твердое впивается в кожу.

Мужчина поднялся, луч фонаря сместился, и я увидела, как жидкость из пакета стекает по тонкой трубке в руку Романа. Игла в его предплечье была закреплена тугой повязкой из скотча.

Но… я прищурилась в ожидании, когда черные пятна исчезнут перед глазами. Капельницы Романа и Приянки подвесили к прикрепленным к потолку ремням – такие ремни используют для крепления грузов.

Теперь я почувствовала боль – в том же месте. Я ощутила нарастающее, постоянное давление там, где игла пронзала тонкую кожу. Моя капельница была закреплена на металлической стойке. Первые несколько капель такой же желтой жидкости уже потекли к моей руке.

Картинка передо мной окрасилась разноцветными разводами, я сжалась от ужаса, организм отчаянно сопротивлялся действию неизвестного вещества. Руки были тяжелыми, словно их заполнили горячим песком.

Я не могла пошевелиться. На запястьях оказались не стяжки, а настоящие, покрытые резиной наручники. Пот катился по лбу, по горлу, по груди.

Проникая в тело, наркотик оставлял во рту вкус тухлятины. Я теряла концентрацию. Мужчина все еще возился, склонившись над Романом. Но когда он наконец оказался ко мне спиной, я вцепилась зубами в трубку своей капельницы и что есть сил дернула.

Длинная игла наполовину вышла из вены, а край повязки, зашуршав, отклеился от кожи.

Я застыла, согнув пальцы, точно когти. Наблюдала за мужчиной. Ждала.

Он не обернулся, только пару раз чихнул, не закрывая рта и вытирая пот и сопли рукавом своей черной рубашки. Когда я снова сжала в зубах пластиковую трубку, мои уши заполнил шум помех. Я не отводила от мужчины взгляд, хотя мое сердце предупреждающе заколотилось.

Лента соскользнула настолько, чтобы игла вышла. Теперь содержимое капельницы растекалось по моему запястью и тыльной стороне ладони, капало на резиновую подстилку, на которой я лежала.

Мужчина выпрямился и вытащил из кармана сотовый. Набрал сообщение. Экран бросал слабый голубой отсвет на его лицо. И этого оказалось достаточно, чтобы мои подозрения подтвердились.

Это была какая-то фура. Каждый сантиметр – внутренняя поверхность двери, стены, пол – был покрыт смолистым черным ковром из шин, нарезанных на куски и сплавленных друг с другом.

Голова заработала лучше – фрагменты картины постепенно соединялись в единое целое. Я посмотрела на подставку для капельницы, нависавшую надо мной, отметив, что две другие подвешены кое-как.

Мы оба были правы: им была нужна только я.

Роман тоже был Желтым, не так ли? Я видела его значок, и похитители наверняка тоже видели. Однако настоящие прорезиненные наручники были только на мне. Приянка была Зеленой – а их-то опасными вообще не считали, но ее руки были связаны спереди, а ноги скреплены стяжками. Если им была нужна только я, почему они попросту не убили других – свидетелей?

Один из возможных ответов – воздействовать количеством. Что лучше, чем один заложник? Три заложника. Есть с кем расправиться, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений и доказать, что смогут поступить так же со мной.

Но интуиция подсказывала мне, что Роман и Приянка совсем не так просты, и от этого чувства я не могла избавиться. В ту секунду, когда Роман выстрелил в первый раз, оно пронзило меня, как электрический разряд, и только усиливалось.

Я ненавидела с подозрением относиться к таким как я, которые нуждались в помощи. При мысли об этом меня начинало мутить. И если бы я каждый раз просчитывала «за» и «против», то много лет назад я бы никогда не открыла дверь фургона, чтобы впустить Руби.

Однако и нападавшие, и эти двое ребят, и те, кто теперь нас удерживал, были слишком хорошо обучены. Чтобы научиться стрелять так, как Роман, необходимо пройти многочасовое обучение и немало практиковаться. Чтобы драться так уверенно, как Приянка, нужно иметь опыт подобных стычек.

Может, они все же были замешаны. Мне, конечно, хотелось верить, что все «пси»-дети – на одной стороне и защищают друг друга. Но я же не идиотка. Недавно стало известно о существовании оппозиционной нам группировки «Псионный круг». Их акции превратились в постоянную угрозу хрупкой стабильности, подрывая работу, которую вeл Совет Пси. А может, этих двоих для того и наняли, чтобы я доверилась помощи таких же «пси» и поймалась на крючок. Ну тогда все прошло просто на отлично.

Но… Роман и Приянка были тоже связаны и находились под действием наркотика.

Вайда всегда говорила: лучший способ пробраться через дерьмо – это ринуться вперед и прорываться – граната в одной руке, а вторая рука зажимает нос. Сначала мне нужно избавиться от прямой угрозы, потом привести в чувство остальных и добиться ответов. Раз я сумела остаться в сознании, мне и придумывать план нашего спасения.

– Ага, новые вводные. – Мужчина сунул телефон обратно в кожаный чехол на поясе и, балансируя на вибрирующем полу, шагнул к стенке, за которой находилась кабина грузовика, и забарабанил по ней.

– Слышал эту хрень? Какого черта нам нужно их тащить туда? Ехать через всю зону – это реально долбаный кошмар.

Я не расслышала слов ответа, однако различила голоса двоих.

– Ну да, ну да, – пробормотал охранник.

Его налобный фонарь снова замигал, на этот раз высветив Приянку, которая лежала слева от меня. Ее капельница опустела, и пакет сжался, будто требовал добавки.

Грузовик подо мной потряхивало. Когда мужчина проходил мимо, я закрыла глаза. Правая нога Приянки уперлась в мою, а мужчина наклонился и, сжав ее подбородок рукой в перчатке, растянул мягкую кожу ее щек. Он вглядывался в ее лицо, приблизив его к скрытым маской губам. Потом поцокал языком и шутливо причмокнул.

Холодная ярость почти выплескивалась из меня. Пальцы теребили наручники – я пыталась незаметно вытащить правую руку. С одного бока у охранника висела кобура с пистолетом, а на другом – нож в ножнах, на поясе был закреплен генератор белого шума, а в карман он сунул смартфон. И, если ощущения меня не обманули, в ухе у него был передатчик.

Присвистнув, мужчина толкнул Приянку обратно, голова ее откинулась, ударившись о резиновую подстилку. А когда его взгляд задержался на обнаженных бедрах, выглядывавших из-под задранного платья, мой рот презрительно изогнулся.

О, так вот это что. Он из таких ублюдков.

Мысли с безумной скоростью проносились в моем сознании. Сейчас, в темноте, рождалась новая я. Уже не та идеально причесанная девочка, которая стояла перед слушателями, улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь, что бы мир ни бросал ей в лицо. Здесь не было камер. Здесь не было протокола.

Нужно было просто сбежать. Выжить.

Мужчина повернулся, отпихнув мешавшую ему ногу Приянки, чтобы подойти к небольшому холодильнику рядом с дверью.

– А тебе повезло, что не лежишь тут с переломанными ногами, чтоб не сбежала, – небрежно бросил он, словно обсуждая прогноз погоды. Облачно, но придется помучиться. – Хотя я-то голосовал именно за этот вариант.

Охранник поднял крышку, и мигающий свет его фонаря подсветил еще один пакет с желтой жидкостью, который мужчина вытащил из холодильника. Свет сместился – его взгляд снова обратился на Приянку.

– Я получил бы особое наслаждение, ломая косточки по одной, начиная с твоих бедер.

Слова мгновенно слетели с языка, и я осознала, что наркотик уже почти не действует на мой организм. Они прозвучали четко, хотя саднило пересохшее горло.

– Любишь подглядывать за девочками, когда они без сознания, а?

Пакет с жидкостью выскользнул у мужчины из рук и шлепнулся на резиновую подстилку. Двигатель грузовика взревел, набирая скорость. Я чувствовала сияние электрического тока, протекавшего по всему корпусу грузовика, но я не могла подключиться к нему. Мешала разделявшая нас многослойная резиновая изоляция.

Свет фонаря упал на мокрое пятно у меня на руке.

– Пронырливая маленькая сучка, – словно не веря своим глазам, протянул он.

– Назовешь меня сучкой еще раз, и я покажу тебе, как сильно я кусаюсь, – огрызнулась я.

– А у тебя неплохой ротик, – угрожающе сказал охранник. – Я планирую найти для него хорошее применение, пусть ты и уродка. Может, я оставлю тебя в сознании, просто чтобы услышать, как ты будешь орать.

Он расхохотался, и то сумеречное существо, что жило во мне, тот крохотный темный уголок моего сердца, которого я так стыдилась, когда он требовал больше, вдруг встрепенулся и начал расти.

Сколько людей должны из-за тебя умереть, прежде чем ты что-то сделаешь?

На размышления времени не было. К черту выдержку и невозмутимость! Я позволила волне гнева смыть из моего сознания образ Мэл и все ее уроки.

А потом я тоже рассмеялась.

Голос был пугающим, каким-то лающим. Услышав его, человек издал резкий вздох.

– Прекрати! – рявкнул он, наклоняясь.

Его фонарь ослепил меня, но я не стала закрывать глаза и прятаться от света. Мужчина наступил мне на ногу, и я стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, когда он начал давить на нее всем весом. Вызов. Угроза.

– Согласна, это забавно, – процедила я. – Правда, это реально забавно, как сильно твои дружки там, в кабине, тебя ненавидят.

Его лицо было так близко от меня, чтобы я заметила, как он скосил глаза, подтвердив мои подозрения: наркотика будет достаточно, решили они, а наручники решат и другие проблемы.

– Какого черта ты несешь? – спросил он.

– Тебя же заперли здесь, со мной, не так ли? – пояснила я, улыбаясь и чувствуя, как снова лопается порез на губе.

– Заткнись нахрен! – взревел охранник, бросаясь в заднюю часть кузова за новой порцией наркотика. Приянка отреагировала на его громкий возглас и заворочалась, ее капельница по-прежнему была пустой – сменить ее мужчина забыл. – Я не могу убить тебя, но постараюсь сделать так, чтобы эти несколько часов ты провела в настоящем аду. Так что попробуй только, уродская сучка.

– Что я тебе сказала насчет этого слова? – напомнила я.

Я ощутила заряд передатчика в его ухе и ухватилась за него. Пусть моя голова трещала, мне хватило секунды, чтобы сконцентрироваться на его пульсации и поджарить маленькую электрическую цепь, спрятанную в пластиковом корпусе.

– Чeрт! – заорал охранник, прижав к уху ладонь. Он пытался выковырять передатчик, и я заметила, как у него между пальцами поднимается струйка дыма.

– Здесь обложили все резиной, чтобы защитить кабину и грузовик. Но забыли посоветовать тебе оставить электронику снаружи. – Я подняла скованные руки. – Неужели ты поверил, что мне обязательно нужно до тебя дотронуться?

Рука охранника скользнула к поясу, к генератору белого шума.

Если не имеешь моих способностей, понять, как они действуют и на что я способна, довольно непросто. Большую часть времени старательно я притворяюсь, что я обычный человек и не слышу, как поют электронные устройства, как они гудят и жужжат, не ощущаю, как глухо ворчат кабели, скрытые под землей.

Это страшно – с самого детства я боюсь этой силы. Силы безграничной. Заряд, который существовал в моем сознании, всегда стремился соединиться, дополнить и замкнуть ближайшие электрические цепи.

Я потянулась к батареям. Они потянулись ко мне.

Прибор взорвался у него в руке. Мужчина упал на спину, оглушенный звуком взрыва и болью, горячий кусок пластмассы приземлился мне на ногу. Но я еще не закончила – нужно еще дотянуться сознанием до аккумулятора его телефона.

– Извинись, – прохрипела я.

– Ты… сучка!

Батарея взорвалась в кармане его формы. Черные штаны охранника загорелись, потом огонь побежал выше, добрался до шеи, до лица, до шлема. Пытаясь сбить пламя, мужчина упал на пол, издавая отчаянные, душераздирающие крики. Однако грузовик даже не замедлил ход.

Я глубоко вдохнула и села. Тьма, окутанная дымом, наваливалась на меня со всех сторон, плавилась от жара резина. Я заставила себя спустить ноги, чтобы контролировать обстановку.

Мужчина все еще корчился и стонал, пытаясь подползти к двери, но когда это ему почти удалось, его тело содрогнулось в последней судороге и обмякло. Огонь не унимался, пока было чему гореть. Потом на резиновой подстилке зазмеились тонкие мерцающие прожилки. Когда погас последний язык пламени, все снова погрузилось во мрак: чернота и шорох колес по дороге в такт с биением моего сердца.