Текст книги "Эпоха лишних смыслов"

Глава 13

Я третий раз набирала непослушными с мороза пальцами код – и третий раз ошибалась. Клавиши домофона напоследок обожгли руку металлическим холодом, и я чуть было не расплакалась, испытав совершенно непонятное отчаяние. Нужно было сделать глубокий вдох, собраться – и просто набрать цифру за цифрой, вообще ни о чем не думая. Вместо этого очень хотелось зарыться в сугроб и пролежать там всю оставшуюся жизнь.

Раздался писк, дверь открылась сама, и я взлетела по ступеням на третий этаж, даже не посмотрев на своего спасителя. В висках мигренью билось одно-единственное слово, не слышанное мной уже очень давно, и я откровенно паниковала.

Одиночество – то самое, настоящее, пронизывающее. Когда не нужен никому, кроме себя. Я сползла по входной двери вниз. В квартире было темно и на удивление тихо. Да и то, как сказать, насчет себя вопрос тоже весьма спорный. Самодостаточность – конечно, хорошо, но первые два года в Москве меня спасало только количество пар, пять в день. А потом появился Лешка, вместе с ним – секс и ощущение, что хотя бы один человек без тебя точно умрет, часа не протянет. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы выстроить стену, прочную такую перегородку между собой и космосом, остатки которой в данный момент уносило в разные стороны на невероятных скоростях.

Я нащупала в кармане куртки телефон и, колеблясь, набрала номер Геры. Ответили мгновенно.

– Ты как?

– Все в порядке, – отозвалась я.

На заднем плане играла музыка и смеялась какая-то женщина. Хрипотца, тональность… Come stai, Olivia? Sto bene, grazie[8]8
  Как дела, Оливия? Все хорошо, спасибо (ит.).


[Закрыть]. Сердце мгновенно утонуло в чем-то, по ощущениям напоминавшем серную кислоту.

– Развлекайся. – Слово едва удалось столкнуть с языка. – Серьезно, хорошего вечера, хотела проверить, как ты.

– Да все отлично. Давай я тебе после перезвоню?

– Нет, Гер, у меня тоже планы, в конце концов, кто был самой популярной студенткой истфака, как думаешь? Конечно, я! Так что побегу причесываться.

Ни одна из сказанных фраз не выдерживала и самой отдаленной критики, но я надеялась, что общество Кати несколько отвлечет беспокойный ум моего заклятого коллеги.

– Договорились, Оливин. Хорошего вечера.

В голосе слышалась улыбка, и я ничего не смогла этому противопоставить, просто нажала на «отбой».

Жить на мгновение захотелось сильнее, но тут же – расхотелось вовсе. Гера на свидании, у Гамова… Я отшвырнула телефон в сторону. Судя по треску, ему досталось, верно, угодил в кирпичную кладку стены.

«У Гамова будет ребенок», – проговорила я мысленно, вспомнила улыбающуюся Риту, веселого Лешку и чуть не отключилась на месте. Уличные фонари расчерчивали огромную гостиную квадратами, и впервые в жизни я, оглушенная, не могла понять, зачем мне все это: квартира в центре Москвы, приличная сумма на счету Розы Оливинской, дизайнерские шмотки, платье «Прада». Я схватилась за голову и с силой потянула вниз пряди. Вспомнила Гамова, спросила себя, каково это, прикасаться к нему, ведь ты же писатель, детка, можешь представить все на свете, и на мгновение действительно вообразила. Будто с ног до головы кипятком окатило, и тогда я стала говорить вслух, не задумываясь о смысле. Отпустило довольно быстро, и я сделала глубокий вдох. Встала, медленно прошла в спальню, открыла дверцы шкафа – вот так сюрприз, Лешкиных вещей как не бывало – достала платье, купленное Гамовым, и замерла с ним в руках, не зная, что делать. То ли разрезать по швам, то ли просто выбросить.

Разразившийся трелью телефон перепугал меня до смерти. Я швырнула платье на аккуратно застеленную кровать – неужели сегодня приходил, мерзавец? – и пошла за мобильником.

Звонило родное издательство.

– Госпожа Оливинская, – обратилось оно ко мне приятным мужским голосом. – Срочно нужна ваша помощь.

«Не якшаться с холопами», – всплыла откуда-то ужасно некрасивая фраза, и лишь мгновением позже я нашла ее корни: пятнадцатилетие в Лондоне, подружка из такой же богатой, но совсем русской семьи.

Захотелось немедля залезть под душ. Или хотя бы «глок» в руки и чуточку удачи.

– Госпожа Оливинская?

– Да, слушаю.

– Дело в том, что один из наших авторов должен был…

– Не я?

– Нет-нет, не вы. – Мужчина явно сбился, и я испытала довольно мерзкое удовольствие.

– Почему мне звонит не Лена?

– Лена ушла в декрет, и я временно ее заменяю.

– Прекрасно, – ни с того ни с сего выдала я, примериваясь к новой стратегии.

– Не уверен…

– Слушайте, что происходит, можно кратко и доходчиво?

– Да, конечно. Вы нужны нам в книжном «Москва» через час. Заменять другого автора.

– Так бы сразу и сказали. Неужто на восемь вечера презентация была назначена?

От деталей я отключилась мгновенно, прикидывая, что надеть. Общение с людьми было для меня на данный момент сродни кислороду. Промучившись секунд двадцать, я решила ехать в том «Прада», которое чуть не уничтожила пару минут назад.

– А если еще фуршет потом будет, вообще замечательно, – сказала я в трубку, прерывая мужчину на полуслове. – Скоро приеду.

Пешком идти было далековато, поэтому я отправилась на метро. Минуты четыре топталась перед входом в книжный, пока не замерзла окончательно и не растеряла остатки самосохранения и контроля. Что-что, а с публикой общаться я умела по высшему разряду, надо было только включиться в информационную возню, улыбнуться, раскрыться вроде бы доброжелательно и пропустить парочку злых вопросов.

– …такое дело, – суетился неизвестно кто. – Действительно, сегодня все идет не по плану, но госпожа Оливинская – редкий гость, чудо, что нам удалось ее заполучить. Сейчас принесут книги…

Я хмыкнула, заряжаясь от всеобщей наэлектризованности, и отошла в глубь зала, к стеллажу фантастики и фэнтези. «Меридианов» действительно не было. Зато имелся последний роман Гамова. Я машинально взяла его в руки и пробежалась пальцами по страницам.

– Хорошая книга, купите, не пожалеете.

Я мгновенно вскинулась. Только советчиков и не хватало для полного счастья. Отповедь, правда, так и замерла на языке. Длинный, худой, не то чтобы красавец, но странный и немного грустный. Я даже голову наклонила от удивления: на первый взгляд парень не расщелкивался. И возраста сказать не могла. Вроде бы мой ровесник, а вроде чуть ли не тридцатка. Ни морщин, ни складок, а взгляд – пронзительный и серый.

– Роза! – К нам подлетел полноватый мужчина средних лет. – Вот вы где! Забудьте все эти глупости, и пойдемте.

Я поставила книгу на место и, заинтригованная, бросила последний взгляд на внезапного советчика. Что-то в нем было такое… невыносимое. Подобрав нужное определение увиденному, я даже вздрогнула.

Толпа уже встречала меня аплодисментами, и до маленького подиума я добралась по коридорчику, образованному расступившимися людьми.

– Как Красное море перед Моисеем, – пошутила я застенчиво в микрофон; несколько человек рассмеялись, и я поняла, что дальше пойдет как по маслу.

Поискала взглядом странного парня. У стеллажей было пусто. Спрашивали про планы на будущее. Я слегка напряглась, вспомнила про грядущий Апокалипсис и сказала, что надо бы слетать в любимый Мадрид. Можно даже взять обратный билет на двадцать второе, чтобы всем гордо говорить, де, возвращаюсь после конца света. Толпа одобрительно загудела, я расслабилась совсем и вдруг ощутила скребущее чувство. Дежавю не дежавю, но видела я все это совершенно точно. «Меридианы» вдруг напечатали, стали таскать по книжным и ярмаркам, и мне два раза довелось стоять на этом самом месте. Оба раза кто-то скромно топтался у стеллажей с фантастикой. Три вечера выстроились в прямую линию (да что же такое с моим восприятием), ясно показывая мне сине-серые глаза и темные волосы. Гамов. Оба раза – Гамов. Маячил призраком на грани видимости и не подходил.

– На кого равняетесь в литературе?

Отменно косноязычный вопрос. В голове вертелся Гамов, приходивший, оказывается, на меня посмотреть. Открытие мне не понравилось совсем, и я, чуть тряхнув головой, сказала просто:

– Туров. Не слышали? Поинтересуйтесь. Один из лучших авторов современности.

Прозвучало странно. Раньше я все время нахваливала Гамова, любимый автор как-никак, Гамов, меж тем, при этом присутствовал; Геру же я ненавидела еще три дня назад. Коротка эта дорога, правильно люди говорят. А Гера ужинает себе с Катей и, может, целует ее где-нибудь на улице под непрекращающимся снегом.

Вопросов больше не было, и началась обычная куча-мала под названием «сфотографироваться с автором на три телефона, подписать пятнадцать изданий разными именами («У меня весь класс читает!») и постараться не умереть от усталости». Мне эта суматоха и была нужна.

Толпа иссякала. Я, не поднимая глаз, взяла уже раскрытую книгу (редкая предусмотрительность) и поинтересовалась:

– Кому?

Сон, по всей видимости, будет восхитительным.

– Давайте «Максиму».

Я похолодела и подняла глаза. Книжный был пуст, вокруг слонялись охранники да уборщицы, а передо мной стоял Гамов собственной персоной.

– Подпиши, и двигаем, – добавил он, легонько улыбаясь. – Нас прямо заливает.

– Шутишь, – зло проговорила я, но подпись черкнула, и мы быстро вышли из книжного.

Прямо на тротуаре мигал всеми опознавательными знаками Мишка.

– Сумеешь? – спросил Гамов, открывая мне дверь.

– Естественно, – отозвалась я. – В чем проблема?

– Это та, четырнадцатая книжка, помнишь, которую мы не закрыли вместе.

– Закроем сейчас, – пожала плечами я.

Мишка лихо вырулил на проезжую часть и понесся по Тверской все дальше и дальше от Красной площади.

– Знаешь точку напряжения?

Я покопалась в памяти. Были у меня кое-какие соображения, но я не зря отложила роман напоследок.

– Даже если и знаю, то не скажу.

– Знаешь? – переспросил Гамов.

Я сжала зубы посильнее и посмотрела на него. Такой же, как обычно. Гамов. Напарник. Мой напарник. Мой Гамов.

– Не уверена.

Правда далась с большим трудом, потому что истошно хотелось наврать что-нибудь беспечное и больше не пускать к себе, в свой мир. Но это был прорыв, и рисковать я попросту не имела права.

– Осмотрюсь на месте, и…

– Мы. Мы осмотримся на месте, Роза, – сказал он ласково.

Все верно, для него в наших отношениях не поменялось ничего.

– Конечно. – Я кивнула и сосредоточенно уставилась вперед.

Главы 14 – 16
Стимпанк

– В чем фишка? – спросил Гамов, протягивая руку.

– А внутри ты никак не разберешься, – проворчала я, забираясь по насыпи на берегу Яузы.

Прорыв был высоко над нами, будто не дверь, а люк, и светил ярко-оранжевым, отливая охрой и оттеняя скучное серое небо.

– Ты не поняла. Какого черта не определила потенциальную опасность?

Вообще, забавный роман, выдержанный в стилистике стимпанк-нуара, мне даже понравился. Юмор, легкий язык, интересный сюжет – все было при нем. Хотелось не закрыть, а издать. Нащупать слабое место можно у любого мира, и иногда этого просто не нужно делать.

– Он умный. – Я запрыгнула наверх, изо всех сил оперевшись на руку Гамова.

Тот даже не пошатнулся, и, вопреки здравому смыслу, я легко и неконтролируемо задрожала.

– Кто умный? Роман? Автор? – Судя по тону, Гамов начинал раздражаться.

Прорыв светил оранжевым и манил, как в первый раз. Я посмотрела на припарковавшегося вдалеке Мишку и махнула ему рукой.

Гамов развернул меня за плечи.

– Успокойся, – бросила я. – Роман умный. Думала сначала, что точка напряжения – в самом понятии «стимпанк-нуар», но, оказывается, чего только в этой жизни не бывает!

– Почему – ты – не – пометила – роман – как – опасный? – раздельно проговорил Гамов, глядя мне в глаза. Я поджала губы и как можно более нетерпеливым жестом сбросила его руки с плеч.

– Не был он таким. Говорю же, слишком умный для подобной сетевой популярности. А что до ваших методов определения опасности – так в самом деле, Максим, обезьяны и те справились бы лучше.

С этими словами я подняла лицо к прорыву, прикрыла на мгновение глаза и подпрыгнула.

Чувство полета мешается с раздражением, злит и дурацкая мантра про «глок». Что это вообще такое, «глок», какого дьявола я лечу и почему вокруг царит невыносимый скрежет? Глаза открывать не хочется, но я беру себя в руки. Не зря же меня называют Бронзовой Олив. Стоп. Какая еще Олив?! Надоело это имя хуже пареной репы, не Олив я, и точка. А кто считает иначе – мама, папа, Гамов, например, – может быстро отправляться в финальный пункт назначения. Вместе со всеми своими… Гамов?! Гамов?!

Я открываю глаза в легкой панике и пытаюсь сфокусировать сознание хоть на чем-нибудь, кроме обжигающе-горячей фамилии. Кабинет, письменный стол, скрежет. Гамов, дурацкий Гамов, из-за которого я работаю в Закрытии фантастических реальностей. Сейчас как раз прорыв.

В дверь стучат.

– Войдите, – говорю, а сама привычным жестом тянусь к шестизаряднику под мышкой. Перекосила, переделала под себя чертова реальность. Надо бы зеркало найти и подивиться. Руки длиннее, чем надо, значит, и рост не подкачал.

– Роза? – осторожно интересуется зашедший внутрь Макс.

Как обычно – шик. Плащ, шляпа, костюм-тройка, карманные часы. Хоть сейчас на обложку какого-нибудь стимпанк-романа. Шестеренки в голове наконец притираются друг к другу, и механизм начинает работать.

– Здесь я Олив, как можно заметить.

Я встаю из-за стола и делаю шаг навстречу Максу. Поражают два открытия: вечернее платье, все отделанное медными по виду бусинами, и рост, который опять солиден до неприличия.

Макс протягивает мне руку, и я с удовольствием на ней повисаю. Привычный, знакомый жест.

– Мы что… – начинаю я, но он не дает договорить.

– Совладельцы детективного агентства «Коппер энд Броун». Больше мне пока ни о чем не известно. Думал, ты расскажешь.

– Число не знаешь?

Мы выходим из кабинета. Я смутно вспоминаю, что нам принадлежит целый этаж.

– Пятнадцатое апреля. В газете вычитал.

– Отлично, – язвительно бросаю я, ловя осколки отражения в зеркале. Ослепительная блондинка, которой мне никогда не стать.

– Олив, может, хватит валять дурака, расскажешь что-нибудь? А то вечно ты навыясняешь подробностей, а мне разбираться с наемными убийцами… – Макс осекается, и я хмыкаю.

– Даже тебя подмяло. Самую малость.

– Внешность вроде та же.

Я поднимаю на него глаза. Та же – да не та. Чуть более лощеный, чуть меньше морщин… Чуть сильнее витает дух Богарта.

– Не суть, – бросаю я. – Деконструкция, Максик, помнишь еще?

Он кривится в неприятной усмешке, и я слегка расстраиваюсь. Сильный мир, хороший мир. Издать бы.

– Не вижу, к чему прицепиться.

– Ну так пойдем посмотрим. – На этот раз осекаюсь я. – Вернее, не пойдем. Вернее, побежим, потому что сейчас начнется.

Металлический скрежет подтверждает мои опасения.

– Что такое? – орет Макс.

– Да ничего. – Я переплетаю свои пальцы с его. – Просто конец света. Просто – бежим!

Сказать оказывается проще, чем сделать. Платье тяжеленное и тянет к земле, но мы все-таки кое-как добираемся до машины, я прыгаю за руль – в жизни не водила! – и жму автоматически на какие-то кнопки. Двигатель рычит, оживает, и вот мы уже рвем с места.

Кабриолет выглядит дурацки, но стоит целое состояние. Я вылетаю на прогалину, и Макс пораженно ахает. Мне даже оборачиваться не нужно. В покинутом нами центре кипит сражение. Огромные паровые роботы корпорации «Индиго» пытаются отстоять суверенитет людей, то и дело ломаясь и падая под ударами черных, как ночь, созданий.

– Роза! – орет Гамов, и я прихожу в себя. Дом не здесь. Это выдумка, глупость, ересь даже.

Я чуть киваю, забрасывая длинные прямые волосы на левое плечо.

– Деконструкция, не бегство!

– Гамов, проспись, – буркаю я, пытаясь отыскать подходящий тон. Выходит что-то туровское. – Центр через два часа будет лежать в руинах, наш офис – не исключение. Так что предлагаю все-таки добраться до твоего секретного логова в пригороде.

– Принято!

Всю дорогу мы молчим, потому что говорить при таком грохоте невозможно.

Пейзажи наконец сменяются на что-то более-менее знакомое по американским фильмам и сериалам. Машин попадается очень мало, и я не могу не удивиться, хоть и продолжаю стойко вести нашего стимпанк-коня.

– От людей увозишь и места действия, – холодно констатирует Гамов, вольготно раскинувшись рядом со мной.

Я оглядываюсь и тут же возвращаюсь глазами к дороге, испытывая дикий ужас. Чуждый, некрасивый фон из высоток, аэростатов и ярких прожекторов рассыпается под ударами монстров, как конструктор «Лего».

– Ничего, сейчас они сами все за нас сделают.

Гамов шутку не понимает.

– И потом полезет эта нечисть в Москву. Замечательно, охренеть просто. Проблема в том, что у нас паровых роботов до сих пор не изобрели.

Я сжимаю губы.

– Дело не в людях. Они нормальные, насколько я успела понять.

– Тогда что здесь не так? Чем дело кончается?

– Адским побоищем. Развязки нет. Только кульминация, убивают девушку главного героя. Это задел на дилогию. – Гамов что-то неразборчиво и разочарованно бормочет. – Да нам плевать. – Я закладываю лихой вираж. – Подумаешь, какое дело. Развалим этот мир – и о второй части никто даже не задумается.

– Где полиция? – интересуется Гамов, видимо, ушедший в работу.

– Несколько часов назад всех стянули в город, – рапортую я. – Общество устроено правдоподобно, не волнуйся.

– А что мне волноваться? – ерничает он в ответ.

Фраза стукает по голове, и я молчу, наверное, с минуту.

– Как ты меня нашел?

– В книжном-то? О, у нас есть средства на случай прорыва. – Гамов задумчиво хмыкает.

Я мотаю головой – и наконец вижу вдалеке знакомую местность. Остается приглушить фары и ехать почти в кромешной темноте. Электрогенераторы уже отрубились.

– Чертов теслапанк, – сетую я сквозь зубы.

Гамов не реагирует. То ли термин для него не в новинку, то ли просто задумался. Изнурительная поездка наконец-то заканчивается. Мы вкатываемся в ангар, я долго и методично пытаюсь отыскать хитроумно запрятанный рычаг, наконец дергаю за него – и едва успеваю спрыгнуть на проворно опускающуюся платформу. Логово Макса. Тут-то мы с ним десять лет назад и познакомились.

– Отлично проработанный мир, – недовольно замечает Гамов. – Понятия не имею, что с ним делать.

– Деконструировать, Максим, деконструировать, – вздыхаю я, перегибаясь через дверцу и выключая страшный агрегат.

– Удружила советом, ничего не скажешь. Почему решила не издавать, а?

Я поднимаю глаза – в боковом зеркале они сумасшедшего темно-зеленого оттенка – и смотрю на Гамова как на придурка.

– Сам велел не издавать.

– Но не все же книги, Роза, не все! – Он со злостью швыряет плащ куда-то в темноту и выпрыгивает следом.

– Ах, так, Макс? Ах, так? Тогда послушай, я все объясню. Зефир давит на издательство, вынуждает печатать книгу, и одному богу известно, что об этом думают вовлеченные в процесс люди. Подозрительно, не находишь, пользоваться этой лазейкой слишком часто? Черт вас всех раздери. – Я скатываюсь на повышенные тона. – А тут дилогия. Да даже если не дилогия, какова логическая цепочка? У автора издают роман. Он на седьмом небе от счастья, конечно, пишет второй еще лучше. Потом третий. Ни один из них издательствам не уперся. Много фрустрации, много выпивки, много трескотни в Интернете. По сравнению с первой книгой, энергии в ноосферу выбрасывается куда больше. Так зачем огород городить? Деконструируем, и все.

– Знаешь что, Роза? – Гамов оборачивается ко мне, предварительно пощелкав тумблерами на каком-то огромном предмете.

– Что? – ни на мгновение не пасую я.

Агрегат шумит, разогревается. Становится чуть светлее. Автономный генератор, значит, успел сменить с прошлого раза.

Но Гамов не договаривает. Я слышу выстрел – и моментально оказываюсь под машиной с шестизарядником в руке. Чьи-то ноги невесомо убегают по направлению к запасному выходу, я перекатываюсь налево, в надежде зацепить нападавшего, но слишком поздно. Платье гремит по полу, адреналин разливается по венам, и я тихонько зову:

– Макс, где ты там? Я даже фильм такой посмотрела бы, честное слово. Вот беда, нас с тобой в книге не было, поэтому читалось пресновато.

Гамов молчит. Я осторожно выглядываю из-за машины. Светлый пол, столы, дурацкое яркое пятно. Дурацкий Гамов с лужицей крови. Сердце перестает стучать. Я не знаю, как оказываюсь возле него и отыскиваю входное отверстие. Плечо, но пробито довольно скверно.

– Макс, Макс, – зову я и кусаю губы, чтобы не расплакаться. Он не отвечает. Я взваливаю его на себя и тащу к машине, то и дело оглядываясь назад. Самое время навестить Ланда, потому что выкинуть Гамова из реальности против его воли я не могу. Я вообще ничего не могу, если задуматься. Чертов мелкий демиург чертовой маленькой лондонской вселенной, будь оно все проклято.

– Да провались ты, – сквозь зубы говорю я бесчувственному телу рядом с собой. – Просто возьми и провались. Надоел до слез, великий Гамов то, великий Гамов се.

Машина едет, но мне нужно попасть в городишко на севере, где живет мой старый университетский приятель Грегори Ланд. Пытаться пересечь город – нет уж, увольте, поэтому я тащусь по огромной дуге, периодически путаясь в рычагах и кнопках.

Я растеряна и не знаю, как быть дальше. Сюжет засасывает внутрь. По радио помехи и пустота, и мир становится реальней с каждой секундой. Злость купила бы немного времени, но у меня трясется подбородок, и я могу лишь губы кусать и ругаться на чем свет стоит.

– Знаешь что, – говорю я, разогнав машину почти до предела. – Сначала она у тебя беременеет. А, нет, вру. Сначала ты шляешься по моим презентациям и смотришь на меня. Потом приглашаешь работать с вами. Потом она. Она у тебя беременеет, Гамов, не больше и не меньше. А теперь ты вздумал умирать в чьем-то горячечном бреду, который мы с тобой, вообще-то, должны закрывать. Я тебя умоляю, Макс, ну что это за поведение. Между прочим, рана перевязана, рана в плече, крупные сосуды – в целости и сохранности. А ты тут лежишь. Лежишь, Макс, бросив меня ко всем чертям. Как мне сказать? Как мне сказать ей? Как мне сказать… – Я на мгновение прерываюсь, потому что имя режет. – Как мне сказать Рите? Рите, черт бы побрал тебя, твою университетскую любовь, да вообще черт бы вас всех побрал! Бегаем впотьмах, натыкаемся на острые углы, никакой теории, обрывочные сведения, да по закрытию столько диссертаций можно и нужно сделать! Гамов, ты меня слышишь, слышишь меня? Только попробуй сдохнуть здесь. Я во всех монографиях напишу о твоей бесславной кончине, сволочь. Студенты будут наизусть зубрить каждый твой шаг, каждый твой промах, а потом, потом!

Я с силой бью открытой ладонью по приборной доске и тут же, тыльной, с оттяжкой – по щеке Гамова. От боли едва не теряю управление, но тут он открывает глаза и смотрит на меня осоловело. Сердце прыгает в груди, я вспоминаю о нелегально установленном ускорении и врубаю его на полную.

– Эй, эй, эй, что происходит? – спрашивает Гамов, явно приходя в себя.

– Ничего. Везу тебя к врачу.

– А ругалась тогда почему?

Я молчу. Он морщится.

– Чужак в логове? Невозможно. Просто глупость какая-то.

– Максим, – говорю я, поглядывая в зеркало заднего вида, – давай-ка ты свалишь отсюда.

– С ума сошла? – Гамов смотрит на меня неодобрительно. – Во-первых…

– Помолчи, – резко обрываю его я. – У тебя ребенок будет. Ты ранен.

– Роза! – почти кричит он, и я вздрагиваю. – Ты опять наступаешь на те же грабли. Следуешь сюжету.

– Не было такого в сюжете! А жить по правилам мира меня вынуждают обстоятельства.

– Быстро думай, что здесь не так. Ты читала книгу, ты видела мир. Версии. Быстро. За отсутствие версий я тебя сожру при Арлиновой. Так, что Гера не поможет.

– Нет версий! – ору я, резко сворачивая направо.

Пожалуй, сквозь один пригород проскочить можно. Да почти приехали, в самом деле.

– А что скажешь ты, Макс? Книжку не читал, взгляд свежий. А?

Гамов молчит. Устраивается поудобнее на сиденье, трогает пальцами перебинтованное наскоро плечо и смотрит вперед.

– Чудесно, – рычу я себе под нос. – Только не вздумай больше отключаться.

– Нелогична тут одна вещь, – задумчиво говорит Гамов спустя минуту. – И это – мы.

Я хмыкаю. Гамов сердится, бросает на меня испепеляющий взгляд:

– Скажешь, нет?

– Скажу, что мы почти приехали.

– Реальность нас ассимилировала. Дала имена и даже профессию. Это нормально. Ненормально другое. Мы с самого начала – главные герои.

Я фыркаю и вытираю лицо рукой.

– Каждая букашка думает, что она главный герой этой жизни. Так что ты крупно ошибаешься.

– Выключи цинизм и включи голову.

Гамов не говорит, а приказывает. Холодным и злым тоном, так, что я невольно ежусь.

– Говори, – бросаю в ответ. – Совсем не понимаю, о чем ты, а ситуация нехороша. Так что говори.

Вообще, у меня есть свои соображения насчет его слов. Но в самом деле, как же он мне надоел. Я чуть не проскакиваю нужный дом и резко торможу. Потом вылетаю из машины и стучусь в резную дверь. Открывают не сразу.

– Только тебя мне и не хватало, – Ланд даже не пытается быть вежливым.

– Старик. – Я развожу руками. – Макса задело. Нужна помощь.

– Лив, ты соображаешь, о чем говоришь? – Он отчего-то паникует, и это очень, очень нехорошо.

– Пара стежков. Ну пожалуйста. – Я хлопаю ресницами. Должно подействовать, но Ланд снова медлит.

– Вы в розыске, Лив. Что, прикажешь мне скобить преступника? Еще не хватало, чтобы вас здесь увидели.

– Тогда соображай быстрее! – Я раздраженно заталкиваю его внутрь, пытаясь вспомнить, что у нас там было, запрыгиваю в кабриолет и заезжаю в пустующий гараж.

Гамов все это время неодобрительно на меня смотрит.

– Пошли, – киваю я. – Мы, оказывается, уже в розыске. Так что пять копеек в твою теорию о том, что мир сопротивляется, можно смело забрасывать.

– Ага! – нервно выдает он. – Значит, все сообразила, только притворялась?

– Надоел, говорю же.

Ланд беспрекословно ждет на кухне, и я трачу мгновение на то, чтобы подивиться количеству меди в интерьере и странной обстановке. Наверное, так и должен выглядет стимпанк-мир.

– Ваше счастье, что соседи все в панике свалили, – бурчит Ланд.

– Слушай, будь другом, заштопай мне Макса, и мы свалим еще дальше, чем соседи.

– Что за лексикон у тебя? Стежки, штопать… Как будто раны зашивают.

Я чуть поднимаю брови. Гамов выглядит не так уж и хорошо. Испарина на лбу и поджатые губы.

– Колдуй, мастер. Я в долгу не останусь.

Я выхожу в комнату и сосредоточенно изучаю всяческие финтифлюшки, пока Ланд осматривает рану.

– Жить будет, я думал, все гораздо хуже. И что вас понесло в «Индиго»?

– Не понимаю, о чем ты. – Я вздыхаю с облегчением и забываю о реальности и закрытии.

Ланд проходит мимо меня в комнату и роется в ящике, извлекает оттуда небольшую коробочку.

– Двух красавцев должно хватить.

С этими словами он показывает мне самого настоящего механического жука, с лапками и глазами. Я сглатываю.

– Как будто скобы не видела… Да у тебя вся правая рука скреплена была, от запястья до плеча.

– Так что с «Индиго»?

– Лив, – несется с кухни. – Ты совсем замотала бедного Грега. Заплати для начала, а потом выясняй подробности.

– Иди ты, Макс! – рявкаю я.

– Когда поженитесь-то? – спрашивает Ланд.

– Никогда, – честно отзываюсь я.

Потом приподнимаю длинные полы платья, достаю сотенные купюры из маленькой сумочки на лодыжке и прохожу на кухню.

Гамов сидит в одних брюках; по открытой ране ползают два жука, и я чуть не отключаюсь прямо на месте. Кладу деньги на стол, хватаю початую бутылку с непонятным названием и немедленно прикладываюсь к горлышку, после чего испаряюсь с кухни.

Глоток виски здорово прочищает сознание.

– Почему мы в розыске? – ору я.

– Да только что выступал с сообщением Бен Эрлен, новый президент «Индиго». Говорит, что вы в ходе своего расследования забрались в какие-то там цеха и выпустили результаты неудавшегося эксперимента. С которым его роботы сейчас и сражаются.

– Ну и бред, – констатирует Гамов и тут же резко втягивает воздух в себя.

Я не вижу его, но по коже бегут мурашки, потому что звук чересчур хорошо иллюстрирует боль.

– Да я сам не поверил. – Ланд выходит ко мне, вытирая руки полотенцем. – Все-таки вы не совсем дураки. Иди, принимай работу.

Я несмело заглядываю в дверной проем. Гамов задумчиво смотрит на собственное плечо, перетянутое двумя медными скобами. Раны нет. И тогда мне наконец представляется возможность рассмотреть полуголого Гамова. Я тушуюсь, начинаю краснеть, перевожу взгляд на стол. Рядом с деньгами валяются два механических жука без лапок. Автор этой технологии явно болен на всю голову, но… Почему нет, в конце-то концов?

– Отлично. – Я оборачиваюсь к Ланду.

Тот стоит около телефона.

– Прости, звоню в полицию. Мне моя шкура еще дорога. Проваливайте.

Я ошарашенно смотрю на на него, потом на Гамова, уже успевшего накинуть рубашку.

– Уходим, – говорит он. – Грег, спасибо за все. Скажешь, заставили.

– В связи с каким делом нас могло понести в «Индиго»? – спрашиваю я, отступая в сторону гаража.

Ланд широко открывает глаза:

– Вестимо, в связи с убийством девушки главного инженера, Стейнбека.

Круг замыкается. Я вздрагиваю всем телом.

– Ты что-то недоговариваешь.

– Лив. – Ланд смотрит угрожающе и тянется к медным пластинкам на телефонном аппарате.

– Посмотри на мое платье! Очень в таком удобно что-то ломать в штаб-квартире «Индиго», а потом бегать по всему городу от их ищеек.

Гамов молча тянет меня за руку, но то ли Оливию Броун, то ли меня – несет. Самое страшное, что я не могу понять, кого конкретно.

– Рассказывай все. И быстро.

– Лив. – Укоризненно закатывает глаза Ланд. – Я же сказал, что верю вам. А доложить мне просто необходимо. Все равно сначала они приедут ко мне. А тут использованная медтехника, сама понимаешь.

– Нет, не понимаю. Почему из нас делают жертвенных агнцев?

Ланд разводит руками.

– Спросите у себя. Нарыли что-нибудь.

– Например, то, что «Индиго» сама выпустила монстров, чтобы триумфально с ними расправиться? – тихо уточняет Гамов.

– Отличная теория заговора, – неодобрительно поджимает губы Ланд. – Помнится, раньше вы их не любили. «Только меднобетонные доказательства» – разве не ваш слоган?

– А что, собственно, за монстры? – интересуюсь я как бы невзначай.

– Поезжай в центр да посмотри, – огрызается Ланд.

– Но ты же должен что-то знать.

– Знаю, ага, что после их прохода везде сплошные кровавые лужи.

– Магнитные частицы, а? – спрашивает Гамов.

– Еще одна замечательная теория, – Ланд переступает с ноги на ногу. – Что эти частицы удерживает вместе? Как они сражаются?

– Инопланетяне? – не сдаюсь я.

– Это ваше дело, никак не мое. Уходите, прошу вас.

– Нам просто нужен свежий взгляд, – стоит на своем Гамов. – Вот хоть Стейнбека взять, ведь интересная же версия… Кто убил его девушку? Зачем?

На улице воют сирены. Мы переглядываемся и без слов мчим в гараж.

– Что мы имеем? – устало спрашивает Гамов.

Мы стоим на обочине и пытаемся наколдовать решение проблемы.