Текст книги "Бывшие в падении"

Срыв Дияры был на совести руководства прошлых театра и труппы. В этом Ренат был прав. Но слышать такое от совершенно постороннего человека… Кифера это взбесило.

Поль кинул взгляд в окно и обмер. У дверей служебки Дияра переговаривалась с каким-то парнем. Внезапно она обернулась, глянула в точности на Кифера, спешно отвернулась, что-то быстро сказала и потянула собеседника в сторону метро.

– Тебе не о чем волноваться. Я сделаю, как ты хочешь, – хрипло отозвался Кифер, неотрывно следя за удаляющимися фигурками.

Давить эмоции пришлось нечеловеческими усилиями. Поль давно осознал, что с его темпераментом оказаться за решеткой за убийство в припадке гнева как нечего делать. Когда-то он имел счастливую возможность выплескивать это в танце и благодаря этому получал неплохие драматические партии. Но еще Кифер полностью отдавал себе отчет в том, что универсальностью его танец не блистал от слова «совсем». Энергия, сила, страсть. Пожар.

– Кифер, ты звонил мне сам, ты просил это место, пошел на уступки, когда я сказал, что мы не можем позволить себе тебя. Дело ведь в ней.

– И ты, видимо, забыл, какие я выдвинул встречные условия. Не бойся. На этот раз никто не пострадает.

= 6 =

41 – 01.2018

Попытка принарядиться и накраситься для отца вышла мне боком. Тушь растеклась от слез по щекам некрасивыми разводами, а коктейльное платье требовало надеть сверху отнюдь не куртку. Поэтому я облачилась в осеннее пальто. В январе, конечно, лучший выбор, особенно когда идет ледяной дождь. Но до театра была всего одна станция метро, причем в центре города, и я решила пройти ее пешком и прочистить голову. Мне следовало успокоиться до того, как вернусь в театр и встречу кого-нибудь из наших.

А пока я просто распустила волосы, спрятав таким образом лицо, и шла по улице, сверля взглядом носки своих сапог. Когда рядом резко притормозила машина, я сначала испугалась, механически вздернула голову одновременно с тем, как Кифер толкнул дверь.

– Залезай, – велел он.

Я на мгновение замялась. Нет, конечно, никаким маньяком я его не считала, но хотелось, вообще-то, провалиться сквозь землю оттого, в каком я виде! Кифер мне, черт подери, так нравился, что в его присутствии язык к небу прилипал, а колени становились ватными.

– Дияра, – раздраженно повторил Кифер. – Садись немедленно.

Стрельнув глазами в собравшуюся очередь за его машиной, я вздохнула и нырнула в салон.

– Ревем? – мазнув взглядом по моему лицу, спросил он.

Я закусила губу. Отвечать не хотелось. Из-за дождя определить, что именно стекало по моим щекам вместе с косметикой, было и впрямь проблематично.

– Нет, – севшим голосом ответила я и чуть не застонала: он выдал меня с головой.

– Неужели из-за меня? – фыркнул Кифер.

– Что? Нет!

Сначала я даже не поняла, о чем он. А потом вспомнила вчерашний день.

Угрозу следить за моим состоянием он исполнил сполна. Сорвал меня с репетиции и отвел к театральному доктору на осмотр и взвешивание. Потребовал от меня раздеться и встать на весы в белье, чтобы некуда было спрятать утяжеляющие предметы. Я была в шоке. Для понимания: Казань – мусульманское место. Разумеется, я крайне далека от религии, как, впрочем, и родители, ибо иначе как бы я стала балериной? Но в моем детстве хватало женщин в хиджабах, соблюдавших правило показывать на публике только стопы и ладони. Даже в моей родне. Переехав в Петербург, я стала относиться ко многому куда проще, но раздеться перед двумя мужчинами, один из которых даже не доктор..? Нет, ради партии, ради мамы я бы это сделала. И даже начала, но врач правильно оценил мое состояние и попросил Кифера выйти. Тогда я впервые услышала от него французский. И это было, очевидно, какое-то ругательство.

– Тогда зачем врать?

– Не хочу об этом говорить, – пробормотала я и полезла в клатч за влажными салфетками. Отогнула козырек, постаралась стереть подтеки туши. Превратилась из среднестатистической заплаканной девочки в панду и не придумала ничего лучше, чем отвернуться к окошку и не смотреть на Кифера.

В этот момент мы как раз проехали мимо нашего театра.

– Куда мы едем?! – воскликнула, обернувшись.

– Не похоже, чтобы ты была в состоянии репетировать или хотя бы поела. А поскольку сегодня в твоем расписании занятия только у меня, с тобой такой я работать отказываюсь.

– Но…

– Мы едем обедать.

– Я с вами? – недоверчиво уточнила я, хотя внутри что-то глупое сладко оборвалось.

– Тебя возмущает предложение пообедать с собственным хореографом?

Внутри все задрожало от предвкушения. Взгляд уперся в крепкую шею, скользнул выше, по его профилю и черным волосам. Мне всегда казалось, что людям, которым досталось больше красок во внешности, чем мне, повезло. Разве светлые волосы и зеленые глаза – это не красиво? Так я всю жизнь думала – и без памяти влюбилась в жгучего брюнета. Последовательная, да.

– Н-нет, – опомнившись, пошла я на попятную.

В моей голове для сравнения возникла сюрреалистичная картинка, где я в ресторане с Шадриным. Точнее, попыталась возникнуть, потому что за его стол усаживались кто угодно: хоть костюмерша, хоть Беспалов, но уж точно никак не я. Это как из другой реальности. Так почему Кифер считал это нормальным? И почему мне так грела душу идея посидеть с ним за одним столом?

Этот человек мучил меня на множестве уровней, да и отношения с ним складывались вовсе не просто. Он требовал от меня полного доверия и полной отдачи. Но если работала я на пределе, то с доверием никак не складывалось. После того, как он объявил, что заменит меня Лебковской при первых признаках снижения веса, – какое доверие? Да и реагировала я на этого человека неправильно. Каждое его прикосновение заставляло меня зажиматься и «выключало» свет, благодаря которому я выделялась среди других девочек. Один раз Кифер пытался танцевать со мной вместо партнера, но это сделало ситуацию только хуже. И, по-моему, он после этого на меня сильно разозлился.

В теплом салоне ненавязчиво и очень приятно пахло кожей и автомобильным парфюмом. Поль подкрутил температуру печки, и меня начало неумолимо клонить в сон.

– Так из-за кого ревешь? – негромко спросил Кифер.

Я вздохнула. Вдаваться в подробности моей печальной жизни при мужчине, который вызывал у меня эстетический оргазм, совсем не хотелось. Но я чувствовала, что если ничего не скажу, то на следующей репетиции наверняка увижу вместо себя Лебковскую.

– Я встречалась с отцом и его новой женой. Думаю, все понятно.

Поскольку в этот момент я следила за руками Поля на руле машины, заметила, как пальцы расслабились.

– Тяжелый развод?

– Да.

– Не ладите с мачехой? – это прозвучало на удивление сочувственно.

– Мы с ней впервые увиделись. Она не хочет, чтобы мы с отцом общались.

– А что отец?

– А отец тряпка.

– Жестко, – неожиданно улыбнулся Кифер, глянув на меня с уважением.

– Честно, – парировала я.

После этого продолжать расспросы Поль не стал. Остаток пути мы говорили только о театре.

Заподозрила неладное я, только когда машина свернула в очевидно спальный район. Сердце подпрыгнуло и забилось в горле, я бросила нервный взгляд на Кифера.

– Мы едем не в заведение? – уточнила я, старательно контролируя голос.

– В меню французская кухня, – неожиданно отшутился Поль.

Я в неверии вытаращилась на него, но ничего не сказала. От интимности происходящего щеки залило краской, и пока я пыталась продраться сквозь смущение, Кифер припарковался перед домом старого фонда. С красивыми парадными и высокими пролетами. К тому моменту крупными хлопьями повалил снег, и я испытала острый раскол реальностей. Вот я побывала на безобразном ужине с отцом, а теперь сижу в машине Поля Кифера перед его домом и пытаюсь сдержать предвкушение.

***

У него было очень красиво. И дорого. Но спросить, его это квартира или арендованная, я не решилась. Для себя придумала, что все же его. Оформлена она была в черный и сдержанный синий с вкраплениями белого и яркими цветовыми акцентами в виде картин. С особой любовью была оборудована кухня. Последнее окончательно убедило меня в том, что квартира его собственная и если и оформленная дизайнером, то точно не вся.

Я мыла руки, приводила себя в порядок и попутно пыталась прийти в себя. Оглядев тумбы в ванной, никаких предметов женского туалета я не заметила. Со смешком подумала, что это тот самый странный случай, когда они пришлись бы кстати: смывать разводы туши водой или мылом – не тот опыт, что хочется повторить. Приведя себя в порядок и даже расчесав перепутанные завившиеся от влаги волосы, я попыталась набрать из ванной комнаты маму, но связь отказывалась ловиться. Зачем-то потрясла телефон. Нужно было рассказать ей об отце, который отказался помогать Рамилю.

К моменту моего возвращения из кухни в коридор уже полилась музыка. Что-то инструментальное, мне незнакомое.

Поль уже начал готовить: перед ним на разделочном столе лежали вымытые овощи и что-то шкварчало на сковороде. Сам он в этот момент разливал по бокалам вино. Мне захотелось себя ущипнуть, чтобы проверить, не сплю ли я.

– Возьми, – протянул Кифер мне бокал.

Я с сомнением покосилась на него, пытаясь припомнить, когда в последний раз участвовала в мероприятиях, где подавали алкоголь.

– Французской кухни без вина не бывает, – с нажимом повторил Поль.

Пришлось взять. А про себя я подумала: Кифер уехал из Франции, когда ему было лет шестнадцать, но до сих пор предпочитает французское?

Под пристальным взглядом я сделала первый небольшой глоток и благодарно кивнула. Было вкусно, хоть и не сладко. Усилием пришлось гнать мысль о том, насколько калориен алкоголь. Следовало вообще забыть об этом на время нахождения у Кифера. Вечером лучше побольше позанимаюсь.

– Мне нужно позвонить, но сигнал слабый.

– Недостаток толстых стен, – невозмутимо согласился Поль и добавил: – Лучше всего ловит у окна в спальне.

Я смутилась, должно быть, в миллионный раз и напоролась на его насмешливый взгляд. Да он же все понимал! Видел меня насквозь. Впрочем, почему нет? Сколько в его жизни было таких вот Дияр?

Я чуть было не спросила, не лучше ли выйти на балкон, но вовремя вспомнила, что на фасаде не увидела ни одного.

– Спасибо, – вздернула я подбородок и храбро спросила: – Так… куда идти?

Я могла смущаться сколько угодно, но мямлей не была. Да и почему нет? Комната как комната. Подумаешь, в ней спит Поль Кифер. Подумаешь, спит не один? Мое прекрасное, услужливое воображение тотчас подкинуло картинку сплетающихся тел. Вот засада же!

Кровать оказалась большой, застеленной серым бамбуковым пледом. Воровато оглянувшись на дверь, первое, что я сделала: провела по нему ладонью, наклонилась к подушке, вдыхая запах Поля Кифера. Точно такой, как я чувствовала во время танца с ним несколько дней назад. Только холодный. От его разгоряченного тела пахло немного иначе. Воспоминание о жаре, опалявшем мою кожу, заставило сделать нервный глоток вина, чтобы избавиться от сухости.

В остальном в спальне было очень чисто и опрятно, за исключением разбросанных книг. Названия их я, увы, прочесть не смогла: Кифер явно предпочитал наслаждаться литературой на родном языке. После этого я решила дальше не наглеть, а набрать маму.

Соединение шло долго и сложно даже у окна. Мама не спешила поднимать трубку. Я знала, что ей бывало сложно дотянуться до телефона, а потому проявляла терпение, попутно жадно оглядывая остальную часть комнаты.

Мне на удивление нравилось рассматривать вещи Поля. Как будто я получила дозволение приблизиться к святому. Но это ничего не значило! Это не свидание и даже не проявление благосклонности. Просто жест вежливости. Да, странный, но что я знаю о французском гостеприимстве? Потребовалось три звонка, чтобы мама взяла трубку. Бокал опустел наполовину – меня начали покидать остатки осторожности. Сорокакилограммовой голодной девушке, непривычной к алкоголю, и полкапли хватит, чтобы голову закружило. «Не следовало соглашаться», – подумала я, ощутив, как под ногами качнулся пол.

– Дияра, – наконец взяла мама трубку. – Извини, что я так долго. Ты обычно звонишь позже.

Она запыхалась. Явно пересаживалась в кресло.

– У меня сорвалась репетиция, поэтому сегодня так, – немножко приукрасила я, искренне радуясь, что алкоголь не завязал узлом язык. Мама бы обеспокоилась. Я старалась держать в секрете, насколько стала далека от заветов, по которым жила наша родня. Хотя чего уж там: во время спектаклей мои ноги в одних только колготках видела добрая половина Петербурга.

– Как у тебя дела?

– Я виделась с отцом. – Про Сусанну решила не упоминать. Лучше бы этой женщины не существовало, хотя бы в моем воображении! – Он отказался помочь Рамилю. И… я вроде как разорвала с ним все отношения.

– Дия, – услышала я жалобное. – Не думаю, что ты права, так однозначно выбирая сторону. Он же твой отец, и он способен тебе помочь, в отличие от меня.

– А по-моему, помогать он собирается только себе! – прорычала я, повысив голос, и опасливо глянула на дверь. Вдруг стены не такие уж и толстые? – Рамилю он тоже отец – и посмотри. «Ему нужно научиться брать на себя ответственность». С кого бы это Рамиль взял пример безответственности, скажи?

– Я поведение Ильшата не поддерживаю, – мягко сказала мама. – Но он преподал нам всем отличный урок, детка: о себе нужно заботиться тоже. Он сделал так, как считал нужным, и ему теперь хорошо.

– А всем остальным плохо? Прекрасный пример того, как легко живется людям, не имеющим совести! Вот скажи, ты бы так смогла?

– Не знаю, Дий. Никто не знает, на что он способен, пока не окажется в аналогичной ситуации.

– Поверить не могу, ты его защищаешь! Человека, которого ты любила и который бросил тебя!

– Я защищаю твоего отца. Человека, которого я любила, никогда не существовало. Но это моя оценочная ошибка. И едва ли нам стоит говорить об этом, когда ты на взводе.

– Ты права. – Я повертела в руке бокал, понимая, что, если бы не вино, едва ли отважилась бы заговорить с мамой в таком тоне и ее расстроить. Но, против всякой логики, сделала еще один глоток. – Давай я приеду и помогу уладить вопрос с Рамилем? Хотя бы поговорю с учителем… Я уверена, что мне дадут пару дней.

– Нет! Нет, Дияра. Его учителя уже не раз сомневались в том, имею ли я авторитет у собственного сына. Этот вопрос мне нужно решить самой.

– Я переведу деньги, мам, – пообещала я, не особенно представляя, где добыть такую сумму, да еще срочно.

Молчание в трубке затягивалось. Мама не любила, когда я присылала деньги и журила меня, но на этот раз ничего не сказала. Стало понятно, что без меня ей эту ситуацию никак не разрулить.

– Спасибо, – поблагодарила она тихо.

– Ладно, мама, пойду я.

Осознание, что дома – а дом мой был именно там – все плохо, буквально придавило. Я бездумно допила вино, глядя в окно, и только потом решила вернуться на кухню. Пол под ногами немного качался, а меня раздирало от противоречий: как такой плохой день может быть таким хорошим?

Оценив масштаб приготовлений обеда, я поняла, что непозволительно задержалась: дело шло полным ходом.

– Чем мне помочь? – запоздало предложила я.

Поль пристально на меня взглянул, и его брови поползли вверх. Такого эффекта от ста миллилитров вина он точно не ожидал. Стало неловко, и я осторожно поставила на стол пустой бокал.

– Удалось дозвониться? – спросил он вместо ответа. Наверное, я была слишком красноречиво пьяна, чтобы доверить мне готовку.

– Да, спасибо. Так чем мне помочь? Давайте хотя бы салат перемешаю. Это невозможно испортить.

Кифер задумчиво покачал головой, но кивнул мне на салатник. Так я оказалась рядом с ним у островка кухни.

– Вот этим, – протянул он мне небольшую миску с неопознанным содержимым. А после он потянулся за чем-то прямо за моей спиной и негромко проговорил: – Можешь попутно что-нибудь съесть. Что угодно и даже руками.

Его энергичное мельтешение вызывало во мне приступ головокружения, но перестать следить за Кифером периферическим зрением было выше моих сил. Я аккуратно перемешивала салат, следя, чтобы ни в коем случае ничего не растерять.

– По театру ходит слух, что мечты у вас о Европе, – попыталась завязать я разговор. С виду светский, но на самом деле мне было важно узнать о Поле Кифере хоть что-то. Что угодно.

– Слух неверный, – ответил он. Я покосилась на его крепкую руку, выжимающую над стейками лимон. Ничего не могла с собой поделать. – Скорее не хочу быть привязанным к одному месту.

– А разве недвижимость не привязывает? – закинула я удочку.

– Есть несколько городов, где я и не против иметь крепкую связь или мог бы остаться. Один из них – Петербург.

Мои вопросы его, кажется, занимали. Чувствовалась в ответах некая насмешка. Будто он догадывался, что я спрашиваю не просто так, и… позволял.

– Вас манят дожди? – попыталась я взять более шутливый и взрослый тон. Но легкий ответ нашелся и на это.

– Скорее мне все равно. Я не из тех, кто легко поддается унынию.

– А как же Москва?

– Там такая спешка, что ею убито все хорошее.

Он отхлебнул вина из своего бокала, и я не сдержалась:

– Говорите, что не против жить в Петербурге, но готовите под вино утку и читаете по-французски.

– Думаю, что салат уже прекрасно перемешался.

Объяснить то, что случилось дальше, я неоднократно себе пыталась и… не сумела. Это было как какое-то помешательство. Он подошел, чтобы забрать салатник, мою кружащуюся голову затопил его запах, обожгло жаром кожу… Раз можно Алене, то и мне тоже можно. Или даже нужно. Как еще избавиться от этого детского смущения в присутствии Кифера? Приглашая меня к себе домой, он прекрасно понимал, что я о нем чуть-чуть мечтаю, но его это не остановило.

О том, что мне будет стыдно, если он откажет, я на пьяную голову даже не вспомнила. Я просто поднялась на цыпочки, обхватила его шею руками и прижалась губами к его рту. Кажется, даже немножко мимо. И именно прижалась. На поцелуй это мало походило. Ни закрытых глаз, ни попыток дышать. Это было даже не возбуждающе. Я просто стояла, прильнув к Полю всем телом, а еще понятия не имея, что он обо всем этом думал.

Я испугалась только через пару секунд. Но было поздно.

– Ты мне нравишься, – прошептала я так глупо и по-детски.

– Знаю, – ответил он хрипло.

– А было бы так просто, если бы не нравился, – добавила я с сожалением.

И тогда он поцеловал меня сам. Это было вовсе не невинно, такие поцелуи, напротив, лишают невинности и любых грез. До Поля Кифера я вообще ни с кем не целовалась. Моя жизнь разломилась много-много раз, когда мне не исполнилось и пятнадцати, я пахала в балетной школе как проклятая. Мне было не до мальчиков. А потом я встретила Кифера. Человека, которому чужды любые компромиссы и полумеры. Несколько движений его губ и языка, и со мной случилось все, к чему другие девочки идут годами, продираясь сквозь неопытных сверстников, медленно набираясь опыта в откровенности. Я ни к чему подобному готова не была. Ни к языку, ласкающему мой рот, ни к ноющему телу, умоляющему о таком, о чем я не имела понятия, ни к пальцам, жадно мнущим и путающим волосы. И я испуганно замерла, когда о мое бедро потерлось что-то твердое.

Кифер со свистом втянул воздух, припал к моему уху губами и хрипло произнес:

– Ты моя будущая балерина, я ставлю на тебя все. Ты можешь получить от меня что угодно. Думай о том, что ты просишь.

Он выпустил меня – я обессиленно вцепилась в кухонную тумбу, чтобы не упасть. В голове начинало проясняться.

«Ты моя будущая балерина, я ставлю на тебя все. Ты можешь получить от меня что угодно».

Эти слова скакали мячиком внутри моей черепной коробки, раздражая мозг, будоража, нервируя, заставляя делать глупости. Например, браться за бокал, хотя было совершенно очевидно, что мне хватит.

От запахов еды мой желудок скручивало спазмами, голод выл и метался внутри, требуя свое. Но, поглядывая в тарелку, я не могла перестать считать. Человек весом шестьдесят килограммов тратит количество килокалорий примерно десятикратное количеству минут, проведенных за этим занятием. Во мне сорок килограммов – стало быть, затраты меньше, а длительность выше. В ста граммах утятины примерно триста тридцать килокалорий. То есть примерно сорок минут бега? Наверное, так. На моей тарелке красовался кусок где-то в восемьдесят грамм, но обжаренный на масле. Да, пожалуй, так и выйдет. Минут сорок. Салат можно не считать, а рис – не есть…

– Если ты это не съешь, то завтра попросту не дойдешь до театра, – насмешливо сообщил Кифер.

Я незаметно сжала в руке столовый нож, и вовсе не рукоять. Только после этого наколола на вилку кусочек мяса и отправила в рот. Ужасно боялась, что меня опять накроет паникой. После разговора с отцом этого следовало ожидать. А если бы я снова бросилась к раковине выплевывать еду, Кифер бы тотчас снял меня с партии. Потому что это вроде как очень плохой признак. Однако пряный сок разлился по моему рту, и я даже прикрыла глаза от удовольствия. Было невероятно вкусно. Организм тотчас сделал стойку, требуя все и немедленно, но разум, вдохновленный страхом, твердил: только половину, иначе вырвет от переедания. Увы, со мной такое уже случалось.

– Умница, – негромко прокомментировал Поль.

– Это бесподобно, спасибо, – признала я.

Я не врала: было так вкусно, что хоть плачь!

– Рад, что ты оценила. Ты умеешь готовить?

– Не знаю ни одного человека, который бы не умел, – пожала я плечами. – Но, конечно, не так, – указала я в тарелку, смелее отправляя в рот салат. – Как вы научились?

– Сытная, северная кухня не подходит для людей, чья профессия предполагает работу над своим телом. Да и в восторг она меня не приводила. Поэтому я предпочел остаться приверженцем французской. А мы нация во многом капризная. Порядочные рестораны мне как начинающему танцовщику были не по карману. Можно сказать, методом исключения осталось только научиться готовить.

– Вам никогда не было страшно, что вы проживете в Петербурге или где-то еще лет десять или двадцать и утратите культуру, в которой выросли?

Кифер усмехнулся и отпил вино.

– По мнению большинства, для такого я слишком высокомерен. И, наверное, так и есть.

– А я думала, вы поэтому читаете на французском.

– Я читаю на французском, потому что делаю это не ради языковой практики. Тебе бы понравилось посреди важного или сложного для понимания фрагмента лезть в словарь, чтобы уточнить значение какого-нибудь выражения? А ты, значит, боишься потерять связь со своими… корнями? Хочешь вернуться в Татарстан?

Я опустила глаза в полупустую тарелку. Возвращаться в Казань совершенно не хотелось. Оказаться навсегда привязанной к больной маме.

– Думаю, я уже ее потеряла, – улыбнулась я натянуто.

Я сидела в квартире едва знакомого мужчины. Это в любой культуре выглядело бы как минимум провокационно, но ислам на этот счет крайне категоричен. В тринадцать я бы ахнула от ужаса – а что теперь?

«Ты моя будущая балерина, я ставлю на тебя все. Ты можешь получить от меня что угодно».

Я отложила столовые приборы и взялась за бокал вина. Допила оставшееся. Поль глянул в мою тарелку, но все-таки не стал комментировать.

– Я почти уверен, что это невозможно. – И вдруг многозначительно добавил: – Дияра. Диляра.

– Персидское.

Да, довольно необычное звучание имени, но допустимое. Мой отец любит выпендриться на ровном месте. Это он меня так назвал. Да уж, с таким именем забыть, кто ты и откуда, куда сложнее!

– «Всеобщая любимица». Неожиданно точная твоя характеристика.

– Откуда вам известно значение моего имени? – опешила я.

– На юге Франции непозволительно много переселенцев арабского происхождения.

Я не слишком ему поверила. Кто вообще интересуется значениями имен людей, если речь идет не о самых близких?

– Я помогу убрать посуду, – проговорила я.

Поднялась и поняла, что не помогу. Комната поплыла под ногами. А казалось, что я вовсе не пьяна. Разве что чуть смелее обычного. Кифер, буркнув что-то по-французски, в два шага оказался рядом и подхватил меня.

– Сядь, – велел он.

Но я уже застыла, парализованная его прикосновением. Кровь застучала в висках. Наутро я плохо помнила, что случилось дальше, только урывками. Откинутые волосы на плечо, ожог поцелуя позади шеи, собравшуюся на бедрах юбку, когда меня подхватили и куда-то понесли… на диван. Но то, что произошло там, впечаталось в память навсегда.

Как я расстегивала рубашку Кифера, пуговку за пуговкой. Как он не мешал мне и не помогал. Просто следил за выражением лица. С легкой усмешкой, которая смущала и распаляла одновременно. Для меня мужское тело выше пояса не было откровением, но почему-то не его. Меня сжигало изнутри от зрелища полоски смуглой кожи в просвете белой рубашки. Поль не целовал меня, позволяя смотреть, но когда пуговицы закончились и я начала наклоняться для поцелуя – ведь разве не это было единственно возможное теперь? – он вдруг остановил меня одной фразой:

– И все?

Я не поняла, о чем он, нахмурилась. И тогда Поль положил мою руку на ремень брюк. Я задохнулась. Сама бы на такое не решилась. Но теперь покорно расстегнула ремень, пуговицу… и замялась. С молнией брюк Кифер расправился сам. И, к счастью, на этом пока закончил. Мой мозг и без того плавился от откровенности. Ведь я сидела верхом на Поле Кифере с задранной юбкой, не могла отвести взгляд от его идеального тела в выразительно расстегнутой и разметанной одежде. Я хотела и не хотела увидеть больше.

Он рывком поднялся и подтянулся ко мне сам, целуя еще более жадно, чем в кухне. На этот раз я отвечала охотно и, кажется, быстро училась. С губ срывались вздохи и даже стыдные всхлипы. В животе и груди поселилась незнакомая тяжесть. Хотелось… прикосновений, но я, конечно, их не просила.

Поцелуи опустились на шею, и я инстинктивно прижалась теснее, вцепилась пальцами в волосы Поля. Так приятно… Я закусила губу, сдерживая стон. А затем Кифер потянул вниз колготки. Я нерешительно дернулась назад, понятия не имея, что мне делать.

– Тшш, – прошептал он, притягивая меня обратно.

Его пальцы скользнули под ткань. Я задрожала, глаза сами собой закрылись. Поль делал со мной что-то совсем уж безумное. Запретное. Я всхлипнула и запрокинула голову, позволяя все, чего он хотел. Ну, или собирался.

Потом-то я поняла, что хотел… другого.

Мне не было больно, когда он проник в меня пальцами, разве что чуть-чуть. Но разве не должно было? Мне казалось, что я наслушалась достаточно разговоров об этом. Вот только все они звучали из уст девочек, которые перепробовали очень немало. Не таких, как я: стеснительных дурочек, не способных пробить запрос в Гугле. Вот теперь я расплачивалась тем, что потрясенно смотрела в глаза Поля и ловила ртом воздух, ничего не понимающая, распираемая ощущениями. Их было слишком много. Неизведанных, незнакомых.

Но и Кифер выглядел не так, как обычно. Было в нем что-то дикое, животное и безумное. Он смотрел на меня так, будто готов был… опрокинуть на диван и завершить то, что я начала по неосторожности. Что-то внутри меня на это откликнулось радостью, но другая часть твердила «нет-нет-нет». Она определенно побеждала. Однако я не была уверена, что Поль внял ей, разумной и мне понятной.

К счастью, ничего такого не случилось. Ну, кроме того, что спустя минуту я неминуемо забилась в его руках, забыв данное себе обещание не стонать. Это ведь, ну, как-то совсем не очень…

– Ты красивая, – обжег меня неожиданным признанием Поль.

Я понятия не имела, что красивого можно было найти во мне, а особенно с перепутанными волосами, со сбившимся платьем, наполовину стянутыми колготками и перекосившимся бельем.

– А как же ты? – чуть придя в себя, спросила я хрипло, силясь справиться с румянцем.

Не знаю, на что я рассчитывала, задавая этот вопрос. Мне в руку легло нечто твердое и горячее. Подавляя шумный вдох, я опустила глаза и сглотнула ком в горле. Отвести взгляд не получалось, хотя внутри поселился страх. Непонимание: что все это значит? Поверх моей ладони легла другая, мужская. Направляя.

Словно сон, словно не со мной. Вот что я думала, подчиняясь чужому движению. Взгляд заметался, остановился на искаженном желанием лице.

– Продолжай, – хрипло велел Поль, отпуская мою руку и отчего-то притягивая меня ближе. Так, что я почти улеглась ему на живот.

То самое горячее и твердое в ладони напряглось сильнее, посылая по моему телу странную слабость, и Поль застонал. И снова, и еще… Его выражение лица выжгло на сетчатке глаза, я никак не могла его стереть вместе с мыслью: это сделала я, это – из-за меня. Абсолютная растерянность. Я еще не успела прийти в себя, как он поцеловал меня в последний раз. Глубоко, жадно, с предвкушением.

Спустя уже две недели я прекрасно понимала, что в тот момент прошла по самой грани, раздразнив зверя. То, что Кифер не отымел меня прямо там, на диване, это просто какое-то чудо. Потому что все вот это вот для него не более чем прелюдия. И это стало проблемой.

Следующим утром я проснулась у себя дома в том же самом платье, с ужасным похмельем и в полной дезориентации.