Текст книги "Полюбить учителя главного героя"

– Эта ученица готова приступить к практикам хоть с завтрашнего дня, если учитель попробует! Это ужасно вкусно!

Посмотрев на меня так, как будто хочет сказать «Ну что за ребёнок!», Бай Хэпин берёт баоцзы и пробует небольшой кусочек. Я едва ли в рот ему не заглядываю, ожидая вердикта.

– Слишком много специй, – заключает учитель под звуки моего обиженного сопения. – Однако… неплохо. Остальные с той же начинкой?

Попробовав ещё парочку баоцзы, Бай Хэпин выпроваживает меня помыться и переодеться. А я вспоминаю, что перед этим неосознанно стёрла кусочек мяса с уголка его рта. Как у меня рука только поднялась?!

По телу пробегает болезненная дрожь, и как будто из-под толщи воды разносятся крики. Ненависть разливается в крови горячим потоком: к былой ли себе, к Хэ Лунвану или к Бай Хэпину – трудно сказать. В нос ударяет запах крови, что-то тёплое течёт из глаз и рта. Образы из прошлого мечутся в голове, не позволяя сосредоточиться и взять катающееся по камню пещеры тело под контроль.

Пока что-то извне не успокаивает его.

Стихотворение от лица персонажей

Ли Лунмин:

 
Снова персики в садах зацветут —
Они с собою весну принесут.
Природа обновляется опять и опять —
Не смеет смертный о большем желать.
С тобой спускаюсь я с вечной горы:
Слагают странники стихи о любви.
Красные одежды, счастье, покой…
Не быть нам героями истории той.
Года не испортят прекрасный твой лик
Рок давно нас с тобою настиг.
И Боги не обратят время вспять —
Так почему ты о том продолжаешь мечтать?
 

Бай Хэпин:

 
Года не испортят прекрасный твой лик,
Моя вина, что тебя рок настиг.
Тебе жизнь в светлых красках нарисовать я хотел,
Но душу твою я спасти не успел.
Снова персики в садах зацветут —
Надежды наши ветра унесут.
Природа обновляется опять и опять —
Заклинатели жаждут вновь смертными стать.
Слагают странники стихи о любви:
Как жаль, что не пожелаешь ты услышать мои.
 

Глава 5. Цветы юности вновь не расцветут

Тёплые пальцы мягко поглаживают ладонь, пока мокрая ткань скользит по лицу. Чувствуя, как боль отступает с каждым прикосновением, я стискиваю чужую руку в своей, не позволяя ей исчезнуть. Мне мерещится судорожный вздох, в висках пульсирует – ткань больше не омывает кожу. Свободной слабой рукой я накрываю чьё-то запястье и слегка сдвигаю его, призывая продолжать. Движения возобновляются.

– Да ты же весь в вине! – я шутливо тычу шисюну в щёку, подхватываю скатывающую с неё винную капельку и бесстыдно облизываю палец.

– А-Няо! – Хэ Лунван краснеет, пока я, довольная своей шалостью, извлекаю из одежд платок, чтобы обтереть юношу. – Бессовестная!

– Не меня вином облили, – замечаю я, откладывая в сторону испачканный алкоголем платочек. – Ну, по крайней мере, она плеснула его тебе в лицо. Было бы хуже, если бы намокли волосы.

– Нет, она продолжает смеяться! – злится шисюн Хэ, краснея всё сильнее, и болезненно щипает меня за нос. – Совсем никакого уважения к старшим!

– Вернёмся в школу – встану на колени перед дворцом! – беспечно отвечаю я, прикрыв пострадавшее место ладошкой. – Лучше скажи, как её звали?

– Кого? – недоумевает юноша.

– Девушку, которую ты так обидел, – поясняю, съедая пельмешку. Постоялый двор, на котором мы остановились, полон посетителей. Я успела увидеть лишь чёрные с красным одежды девушки, прежде чем она скрылась в толпе.

– Никого я не обижал, – бурчит Хэ Лунван. – Я только помочь хотел: она порвала своё одеяние, и я предложил ей накинуть моё. Потом увидел тебя, подозвал, а она как рассвирепела! Облила меня вином и убежала! Вот и что у неё в голове?

Развеселённая его искренним возмущением, я заливисто смеюсь и чуть не давлюсь пельмешкой.

– Шисюн, я уверена, что ты ей понравился!

И неудивительно: какой девушке не понравится юноша с таким лицом? Его словно из нефрита выточили…

– Зачем тогда было вином обливать? – соученик смотрит на меня, как на полоумную.

Я пожимаю плечами.

– Приревновала, возможно.

Хэ Лунван фыркает. Когда мы возвращаемся на гору Нинцзин после охоты на монстра, на колени я так и не встаю. Давно поняла, что он всегда так: рычит, но не кусает.

– Хочу пельмешек, – ещё не открыв глаза, бормочу я.

Тихий смешок в отдалении ускоряет возвращение в реальность. Подняв веки, я оглядываю пещеру для медитаций и вскоре натыкаюсь взглядом на того, кого здесь быть не должно.

– Учитель…

Бай Хэпин приоткрывает глаза. Он выглядит истощённым и усталым, его достойное небожителя лицо мертвецки бледно. Убедившись, что я пришла в себя, мужчина подходит и ощупывает моё запястье.

– У тебя случилось искажение ци, – мрачно изрекает он.

Наши взгляды пересекаются. В полумраке пещеры в серых глазах сложно хоть что-то прочесть, однако Бай Хэпин в моих, кажется, видит гораздо больше, чем я хочу показать, и несоизмеримо больше того, что я сама осознаю.

– И… как я его пережила? – во рту резко пересыхает, отчего звук выходит хриплый и тихий. Озёрная гладь позади Бай Хэпина так и манит влагой, прохладой и возможностью скрыться от пронзительных глаз.

Учитель молча начинает передавать мне духовную энергию, тем самым давая ответ.

– Почему вы были здесь? – осторожно спрашиваю я, пока мужчина выравнивает течение энергии в моём теле. Он делает это явно не в первый раз: он помогал мне, когда я была в беспамятстве, когда проснувшиеся воспоминания вывели меня из равновесия. Не будь здесь учителя… я могла бы умереть.

Чужие руки, что умывали меня и гладили, они… не мерещились?

Убрав ладони с моей спины, мужчина поднимается.

– Ты задержалась, и я пришёл проверить.

Значит, медитация вышла достаточно долгой, чтобы пробудить в учителе беспокойство. Сердце болезненно сжимается.

– Пойдём.

За пределами пещеры идёт снег.

Снежинки оседают на коже, тают от тепла и стекают на землю каплями. Ощущения немного неприятные, но холод не пробирает меня до костей в неподходящих для времени года одеждах. Рука, как по воле кукловода, тянется к даньтяню[24]24
  Даньтянь – место хранения жизненной силы(ци). Существуют нижний, средний и верхний даньтяни. С физической реальностью взаимодействует нижний даньтянь, расположен на 3 цуня (цунь – 3,33 см) ниже пупка.


[Закрыть], силясь ощутить внутренние изменения. Свободной рукой я ударяю духовной энергией в персиковое дерево, рассчитывая сломать одну из его веток, однако, вместо этого валю его целиком.

Бай Хэпин останавливается посреди тропы и медленно поворачивает голову. Заметив мою прижатую к даньтяню ладонь, он выдавливает из себя снисходительную улыбку.

– Ты сформировала золотое ядро прежде, чем произошло искажение, – поясняет учитель. – Ошибка в том, что ты не сумела вовремя остановиться.

Мужчина говорит что-то ещё, однако я пропускаю его слова мимо ушей. Как бы то ни было, своей цели я достигла: золотое ядро теплится внутри, приближая меня к той силе, с которой я достигну желаемого! С золотым ядром никто не сможет оспорить моё право стать главой дворца Безмятежности. После этого имя Бай Хэпина канет в небытие, а Фэн Цзяньсюэ захлебнётся в…

Спина больно ударяется о шершавый ствол, запястья сжимают так, словно их перетянули лентами. В действительности же их стискивает в своих нежных, как шёлк, пальцах Бай Хэпин. Только вот в самих руках никакой нежности нет.

– Учитель?.. – я в ужасе смотрю на мужчину, нависающего надо мной. В серых глазах – холод. Само лицо пустое, не искажённое ни гневом, ни расстройством. Поджатые губы отражают то ли брезгливость, то ли нежелание разговаривать со мной. И ужас мой вызван не тем, что меня с силой прижали к персиковому дереву, хотя сейчас оно уже кажется похожим на колонну главного дворца, а тем, что я узнаю это лицо. Именно так Бай Хэпин выглядел, когда убил меня.

Накатывает тошнота, и я отворачиваю голову, подавляя ложные позывы, когда запястья вдруг перехватывают одной рукой, а другая цепко берет меня за подбородок. Во взгляде мужчины появляется что-то похожее на решительность и упрямство, и горячая влага чужих губ передаётся моим. И будто одного прикосновения мало, зубы Бай Хэина цепляют нижнюю губу. Боли нет, но я и не собираюсь её дожидаться, пытаюсь вырваться, сбежать, как и тогда, в доме градоначальника, только вот Бай Хэпин теперь не пребывает в Царстве Снов, он держит и прижимает лишь сильнее. По телу расплывается жар, я словно чувствую учителя под слоями наших одежд так, как будто их нет. И закрываю широко распахнутые глаза, принимая поцелуй.

Не нужно вдыхать.

Не нужно держаться на ногах.

Не нужно освобождаться из хватки.

Быть может, вообще ничего не нужно, кроме этого мужчины и этих губ. Какая же… глупая…

Бай Хэпин отпускает меня, и мы оба тяжело дышим, обмениваясь горячим воздухом. Мои губы покалывает и слегка жжёт, и я пробегаюсь по ним языком, как если бы могла слизать следы поцелуя и забыть о нём.

Мужчина передо мной бледнеет ещё сильнее, чем в пещере, хотя куда уж сильнее? И если присмотреться, можно заметить, что его потряхивает.

– Учитель?

Затуманенный взгляд мажет по мне, но будто не видит. Я успеваю лишь шагнуть в его сторону, когда он уходит прочь, слишком быстро, чтобы я, всё ещё ошарашенная, успела его догнать.

Глава 6. Тень благородного человека

Потеряв счёт времени, я собираю телом снежинки до тех пор, пока мокрые волосы и одежда не липнут к коже. Лишь тогда я покидаю персиковую рощу, выйдя к дворцу Безмятежности. Двери в покои учителя ожидаемо закрыты в такую погоду. Уставившись на них, я вновь замираю на месте, не зная, что делать дальше.

В таком виде меня и застаёт Цянь Синъюнь.

– Учитель!

Немного криво расшитые ученические одежды юноши значительно теплее моих, а кожа не успела ни побелеть, ни раскраснеться от холода. Ученик почтительно кланяется мне, и улыбка украшает его лицо, делая похожим на ребёнка.

– Этот ученик рад возвращению учителя! – с умилительной искренностью признаётся Цянь Синъюнь и вдруг каменеет. – Учитель, сколько времени вы провели на улице?

Я наконец прихожу в себя в полной мере.

– Я должна отвечать? – брови сдвигаются к переносице. Снег продолжает оседать на мне – холод снаружи вполне соответствует тому холоду, что я держу внутри.

Цянь Синъюнь стыдливо закусывает губу. Стыдливость выдают не прикрытые собранными волосами алые кончики ушей.

– Этот ученик просит прощения за бестактность.

Получив в ответ кивок, он добавляет:

– И всё же этот ученик хотел бы услышать ответ на свой вопрос.

Послушный и почтительный юноша проявляет упрямство, и прежде мною в нём замеченное. Понимание того, что оно может стать большой проблемой, не приносит мне радости: возможно, однажды мальчишке придётся узнать, что бывает, когда уважаемый учитель ломает своего ученика вместе с его молодостью и упрямством.

– Я залюбовалась снегопадом.

Сейчас же действительно следует сменить одеяния и согреться. Золотое ядро защищает от болезней, но неуязвимой оно меня сделать не способно.

Цянь Синъюнь просит дозволения проводить меня до покоев. Лишь когда я моюсь в натасканной им горячей воде и переодеваюсь в сухое, плотное и чистое, он, сидящий под дверями в коридоре, успокаивается и с приподнятыми уголками губ наливает мне чай. Мстительная натура требует проверить знания, полученные из отданного ему перед медитацией свитка, но то требует выхода на улицу и мечей в руках. Вместо этого я спрашиваю про Бай Хэпина.

– Шигун[25]25
  Шигун – учитель учителя.


[Закрыть] не появлялся во Дворце Безмятежности уже долгое время, – сообщает юноша.

Рука с чашкой замирает, так и не донеся чай до рта.

– Правда? Я уверена, что видела его в персиковой роще, – говорю я, осознавая, что Бай Хэпин не счёл нужным предупредить адептов дворца, куда уходит.

– Этот ученик не видел шигуна больше месяца. Правы были старшие.

Свет и мягкость в глазах ученика при последней фразе заставляют волоски на руках встать дыбом.

– О чём ты?

– Старшие говорили, что шигун непременно вернётся тогда, когда вернётесь вы, учитель.

Пальцы лишь на миг ослабевают – и, упав, хрупкая чашка разбивается. Цянь Синъюнь удивлённо охает. Я втягиваю воздух носом:

– Прибери здесь. И поменьше слушай сплетни. Ученику дворца Безмятежности это не пристало. То, о чём говорят твои старшие, тебя не касается.

Ученик мог бы мне возразить. Не исключено, что Ло Чжун ляпнула что-то подобное в ответ на его расспросы, значит, никаких подслушиваний и не было. Но юноша, слишком воспитанный и чуткий, не возражает. Он принимается за уборку. Поглядев на него какое-то время, я открываю книгу с делами дворца. Почерк ученика, писавшего в ней в моё отсутствие, аккуратен и практически идеален. В нём чувствуются старательность и желание похвалы по возвращении. Шисюн Хэ когда-то был таким же.

Так мы и работаем в тишине до отбоя.

С наступлением утра Бай Хэпин объявляется во дворце. Я узнаю об этом первой, встретив его на тренировочной площадке. Погружение в обязанности старшего адепта и прошедшая ночь позволили мне немного успокоиться, потому я приветствую учителя с выражением должной почтительности. Получив от него ответный кивок и увидев, что он остановился неподалёку, намереваясь понаблюдать за моей тренировкой, я изображаю обеспокоенность:

– Учитель, вы уединялись в бамбуковой хижине? – подходящее место для непродолжительных уединённых медитаций.

Бай Хэпин чуть склоняет голову.

– Эта ничтожная ученица просит прощения за доставленные учителю неприятности. Эта ученица не должна спрашивать, но она волновалась. Эта ученица… понимает, что чуть не довела учителя до искажения ци.

Немного подумав перед сном, я сумела понять, что же именно произошло в персиковой роще. Учитель слишком долго передавал мне духовную энергию, выравнивая её течение. Его тело и разум ослабели, из-за чего у него и помутился рассудок. Потому он ушёл в такой спешке и не показывался во дворце до этой минуты.

Талант Бай Хэпина действительно вызывает восхищение: он быстро привёл себя в норму.

– Этот учитель ни в чём не винит свою ученицу, – отзывается мужчина привычно ровным голосом, и я убеждаю себя в том, что права. Тот поцелуй ничего не значит. Ни для него, ни для меня.

Меч в руке ощущается легче прежнего, и мне не терпится проверить обновлённую себя в условиях реального боя. Учитель вдруг останавливает меня и оказывается за спиной.

– Тебе пора изучить Удар Дракона.

Техника, которую может выполнить только тот, у кого есть золотое ядро. Помню, я впервые заметила всё внешнее великолепие Бай Хэпина именно тогда, когда он применил её на моих глазах. Зачарованная Ли Ляньхуа ловила каждый взмах его клинка, не понимая, что сходит с ума.

Мужчина мягко направляет мою руку. Он учил меня так и прежде, но прежде таким урокам не предшествовал поцелуй. Вместо того, чтобы концентрироваться на учёбе, я стараюсь держать лицо. Лишь когда Бай Хэпин отходит посмотреть на мои движения, я чувствую что-то похожее на облегчение. И всё же он ещё поправляет меня несколько раз.

Проходит неделя, и в одну снежную ночь прибегает ученик из главного дворца: шибо Нин собирает всех учителей и старших адептов.

– Кто-то пострадал? – спрашивает Бай Хэпин, подходя к взмыленному посыльному. Тот тяжело опирается рукой о дверной косяк, от волнения и усталости позабыв о приличиях.

– Да… нет… не знаю! Учитель всё скажет, мне пора идти!

Глотнув воздуха, юноша исчезает в коридоре, взмахнув белоснежными полами, сверкающими золотом. Сидящие в библиотеке соученики замолкают, побросав свои книги. Ещё несколько минут назад они собирались отходить ко сну после вечерних чтений, сейчас же нервно переглядываются, не шепчась лишь из уважения к учителю. Я же, поднявшись с нагретой подушки, приближаюсь к Бай Хэпину. Стоит мне с ним поравняться, как мужчина тут же уходит.

Больше, чем дворец Безмятежности, я ненавижу только главный дворец. Принадлежащий главе школы, он выделяется на фоне остальных своими размерами и показной величественностью. Его облачённых в бело-золотые одежды учеников всегда видно издалека, ведь они так и призваны блистать на солнце, задирая свои носы выше облаков. И пусть их учитель уступает в мастерстве Бай Хэпину, именно в их дворце происходят все основные события: там принимают гостей, там проводятся важные собрания, там… судят людей.

Подгоняемые снегопадом, идём мы довольно быстро и вскоре оказываемся на месте. Летом из-за близости к саду у главного дворца всегда пахнет яблоками, однако сейчас деревья стоят, покрытые белым, источая лишь холод и угрозу в ночном свете. Наступив на ещё не заметённые следы чужих ног, Бай Хэпин останавливается у входа со статуями волшебных зверей по бокам.

– Учитель? – я вопросительно приподнимаю брови.

Как бы сильно я ни ненавидела место, хранящее воспоминания о моей смерти, войти туда всё же придётся. Бай Хэпин оборачивается на меня, будто я могла не следовать за ним или исчезнуть подобно призраку, после толкает двери.

Нас встречают нервные, покусывающие губы ученики. Как бы они ни любили находиться в центре событий, происходящее этой ночью им явно не нравится. Юноша и девушка провожают нас до малого зала, где проводятся совещания среди ведущих представителей школы, и закрывают за нами двери. Мы приходим последними.

– Шиди Бай, – Нин Хэфен встаёт из-за своего стола. – Проходите.

Бай Хэпин садится по правую руку от главы школы, моё место чуть позади, как и у остальных старших адептов. Пока я сажусь, чувствую липкий взгляд присутствующих в зале людей. На горе Нинцзин пять дворцов, пять старших учителей и пять старших адептов, и каждый знает историю Ли Ляньхуа. Хотя формально я ей больше не являюсь, моё лицо напоминает всем присутствующим об ученице, опозорившей себя, своего учителя и их светлую школу.

На губы просится усмешка: «Однажды им придётся узнать правду. И получить такой же «справедливый» суд, какой они провели надо мною».

– Два месяца назад близ Леса Тысячи Битв участились нападения живых мертвецов, и главный дворец трижды высылал учеников разобраться с проблемой. Ни один так и не вернулся, – Нин Хэфэн[26]26
  Хэфэн — тёплый ветер.


[Закрыть] поправляет золотой рукав. – Только сегодня мы получили сигнальный огонь. Вместе с рукой одного из адептов.

В пустое пространство посреди стоящих аркой столов выходит старший адепт шибо Нина и укладывает на пол свёрток. Из-под светлой ткани выглядывают скрюченные пальцы, сжимающие полуистлевший призывной талисман. Сидящая ближе всех к руке глава дворца Великолепия прикрывает лицо рукавом. Я поступаю так же, чтобы скрыть брезгливость. Дело вовсе не в червячке жалости, хотя кусок плоти, скорее всего, принадлежал мальчишке.

– Дашисюн, почему было не прибегнуть к помощи других дворцов?

Нин Хэфэн удостаивает учителя нечитаемым взглядом, но губы его слегка кривятся. Ещё в годы первого ученичества я находила забавным, насколько вежливое имя главы школы не сочетается с его натурой.

Как и большинство прославленных заклинателей, шибо Нин не обделён внешней привлекательностью и успехами на тропе самосовершенствования. Ещё будучи старшим адептом, он в одиночку сразил ужасного змея, поглотившего не одну невинную душу в приграничных лесах, показывал обширные знания в любых областях и был гордостью своего учителя. Однако всегда был тот, кто убил чудовище страшнее, кто знал больше, кем гордились сильнее – Бай Хэпин.

Бай Хэпин – действительно покой, порой раздражающий, порой дающий трещину. Нин Хэфэн же скорее тлеющие угли, чем тёплый ветер.

– Прошло слишком мало времени, чтобы тревожиться, – вздыхает глава школы. – Последняя группа учеников состояла из наиболее способных юношей и девушек. Они бы справились с живыми мертвецами, какими бы лютыми те ни были.

– Очевидно же, что мы имеем дело с кем-то ещё! – высказывается глава дворца Нравственности. – Я не встречал ещё ни одного мертвеца, который бы додумался угрожать заклинателям!

– Потому мы все сейчас здесь, шиди, – успокаивает его шибо Нин, у которого прежде дёрнулась бровь. Впрочем, вряд ли кто-то, помимо меня, наблюдавшей за ним, обратил на это внимание. Это ведь только я мечтаю пронзить его Мечом Рассекающим Душу столько же раз, сколько он хотел пронзить меня.

Бай Хэпин ни с того ни с сего оглядывается на меня.

– Ли Лунмин, есть предположения?

Я на мгновение теряюсь, прежде чем соображаю, что учитель никогда не спрашивает, если не считает, что я могла бы знать ответ. Но откуда?.. В новелле такого не было, да и ему неоткуда про новеллу знать! Если только…

– Возможно, это как-то связано с событиями в Приграничных Землях и с Печатью Мертвецов, что мы там обнаружили? – неуверенно отзываюсь я.

Мужчина удовлетворённо кивает и смотрит на остальных присутствующих. О той ситуации всем в верхушке школы давно известно.

– Но разве Печать Мертвецов не была передана в Небесные Чертоги? – глава дворца Великолепия выражает сомнение, хотя скорее пытается скрыть страх.

– Это означает лишь то, что тот, кто за этим стоит, достаточно хитёр и могущественен, чтобы Печать украсть, – качает головой Бай Хэпин. – Известен ли тебе другой артефакт, привлекающий всякую тёмную тварь, шимэй?

– Это могут быть лишь твои домыслы, шиди, – возражает Нин Хэфэн. – Появление Печати Мертвецов обеспокоило нас всех, однако она надёжно сокрыта. Более вероятно, что кто-то согнал мертвецов в одно место, чтобы привлечь наше внимание, утаив другое чудовище.

Предположение главы школы нравится другим учителям и старшим адептам гораздо больше, чем наши с учителем подозрения. Чудовище могущественные заклинатели способны одолеть, а вот неизвестного, вооружённого Печатью Мертвецов…

– Но разве это не очевидная ловушка? – предполагает кто-то. – Сначала обратить взор заклинателей на Лес Тысячи Битв, после заставить собраться в нём сильнейших из всех, прислав руку одного из учеников? Насколько разумным должно быть чудовище? И какая у него цель? Чудовища такого ума обычно служат сильнейшим последователям тёмного пути.

Лишь когда речь стихает, я понимаю, что говорившим человеком… была я.

Взгляды собравшихся режут, как неправильно используемые струны гуциня. До того, как хоть кто-то успевает открыть рот, я склоняюсь в низком поклоне и восклицаю:

– Эта презренная ученица просит простить ей её несдержанность!

Чрез завесу волос я вижу, как старший ученик в белых с золотом одеждах хмыкает:

– Кому как не шимэй Ли знать о последователях тёмного пути.

Уголок губ против воли стремится вверх, отражая внутреннюю ярость. Бай Хэпин перехватывает меня за запястье и крепко стискивает его, удерживая от ещё одной порции непрошеных слов.

– Моя ученица сотворила что-то, о чём мне неизвестно? – спокойно спрашивает учитель, когда я уже разогнулась из поклона.

Старший адепт главного дворца давится воздухом. Лицо мальчишки, полное высокомерия, так и говорит: «Как можно спрашивать?!» Гораздо более вспыльчивый, чем я, он хочет что-то сказать, но шибо Нин останавливает его наигранным смехом:

– Молодости, как известно, свойственна горячность.

Его лёгкость подхватывают другие учителя и их ученики, и лишь мы с учеником шибо Нина поджимаем губы, понимая, что этой фразой глава отсылался к нам обоим.

Однако я не обманываюсь: ученик Нин Хэфэна озвучил то, о чём подумали все присутствующие в зале. Все они вспомнили, как Ли Ляньхуа поддалась соблазну пути тьмы. Только вот… та девочка никогда его не практиковала.

– Моя ученица проявила неуважение, высказавшись столь смело без дозволения, но в её словах есть здравый смысл, – возвращает всех к теме собрания Бай Хэпин.

Заклинатели вмиг замолкают, на их лицах проступают удивление и некоторое недоумение. Я и сама не избегаю подобной слабости, с неохотой признавая, что учитель защищает меня. Только вот сколько бы раз он ни делал этого для Ли Лунмин, Ли Ляньхуа он предал.

– Расставив ловушку, сможет ли тёмный заклинатель удержать в ней нас? – вопрошает Нин Хэфэн. – Как последователи светлого пути мы должны узнать, что произошло с нашими учениками и защитить людей. Неужели действительно нашлась такая сила, которая решится погубить нас всех? Даже князь демонов не переходит черту!

Принятое к середине ночи решение отправиться в Лес Тысячи Битв я воспринимаю со злостью и разочарованием. Самоуверенность и глупость ещё никогда до добра не доводили… уж мне ли этого не знать, если по их вине я умерла во второй раз, сунувшись в силки Фэн Цзяньсюэ.

Волнует ли меня возможная гибель школы Нинцзин? Нет. Меня волнует лишь то, что погибнуть могу я сама, отправившись вместе с ними, в то время как на горе из старших останется только глава дворца Великолепия.

– Глупость какая, – я беззвучно шевелю губами.

Доверить главе дворца Великолепия защиту школы всё равно что оставить без защиты вообще. Каковы бы ни были её успехи на тропе самосовершенствования, она труслива и ведома. Сочетание столь же плохое для неё, сколь выгодное для других.

После собрания Бай Хэпин задерживает женщину у подступов к главному дворцу и о чём-то говорит с серьёзным лицом. Судя по нахмуренным бровям заклинательницы, слова соученика её не вдохновляют, но и отмахнуться от них из почтения она не может. Я наблюдаю за старшими в стороне, стоя неподалёку под каменным львом, сторожащим вход в главный дворец. Шевеление сверху побуждает вскинуть голову – и я вижу, как со зверя спрыгивает мальчишка в белых с золотом одеждах.

– Дашисюн Шэнь, – осточертевшая сухая улыбка неохотно наползает на губы.

Старший адепт Нин Хэфэна кривится, что не придаёт ему привлекательности, и так испорченной надменностью. Когда мы стоим рядом, он возвышается на голову.

– Шимэй Ли.

За приветствием ничего не следует. Ученик шибо Нина просто пронзает меня взглядом, ожидая непонятно чего, и, когда я отступаю на шаг, идёт следом.

– Дашисюн Шэнь? – тело напрягается, готовое в любой момент отразить угрозу.

Старший адепт, уловив моё беспокойство, отворачивает голову и порывается уйти, но останавливается на половине шага.

– Ты была в Приграничных Землях, – стоя спиной ко мне, говорит юноша. – Печать Мертвецов действительно так могущественна, как о ней болтают?

Его вопрос застаёт меня врасплох: мне кажется, мальчишка собирается сказать очередную гадость.

– Её стоит остерегаться, дашисюн.

Услышав мои слова, Шэнь Лунцзы[27]27
  Лунцзы – дитя дракона.


[Закрыть] цыкает языком и запускает пальцы за пазуху, извлекая стопку талисманов разного назначения. Перебрав их, он отделяет несколько алеющих киноварью бумажек и впихивает мне в рукав. От неожиданности я отпрыгиваю назад, чуть не врезавшись спиной во второго каменного льва у дверей.

– Мне не…

Мой порыв отдать заклинания пресекается без слов: юноша запрыгивает на крышу и убегает. Действительно убегает! Только воспоминание о полных презрения янтарных глазах и остаётся.