Текст книги "День, когда исчезла Вероника"

Александра Миронова
День, когда пропала Вероника

Александра Миронова

* * *

В стране катастрофически растет число людей, которые исчезли без следа. Они пропадают внезапно, без объяснимых причин, многие – навсегда. За несколько лет количество пропавших без вести почти удвоилось и превысило астрономическую цифру в 120 тысяч человек. Так, за один только год уходит в никуда население немалого города.

Из 120 тысяч человек, которые пропали только в прошлом году, большинство мужчины – почти 59 тысяч. 38 тысяч – женщины, 23 тысячи – несовершеннолетние и малые дети. Большинство все-таки находят. Живыми. Иногда через месяц, иногда через несколько лет.

Самое страшное это время. То самое время, что невозможно повернуть вспять, как бы ни старалась.

Марии хотелось закрыть глаза, сжаться до атома и взорваться словно сверхновая звезда. Чтобы безвозвратно стереть последние семь лет и снова оказаться в точке отсчета, когда все пошло не так.

Погода была под стать ее чувствам. После длительной, изматывающей душу жары, испещрившей трещинами и рытвинами и без того порядком поизносившуюся землю, дождя ждали, словно пришествия Мессии. Казалось, что вот-вот он снизойдет на грешную землю и смоет все грехи, но ожидание мучительно затягивалось. Хотя с утра тучи потихоньку подтягивались, превращая небо в шахматную доску. То тут, то там еще мелькали белесые пятна, но на них неотвратимо наползали черные грозовые кляксы, собираясь с силами и готовясь дать человечеству решительный бой.

Гром подавал первые робкие звуки, небо давило, давление падало, хотелось спать и танцевать одновременно. Если бы дождь рухнул прямо сейчас, она, наверное, сбросила бы прилипшую к телу потную одежду и кинулась бы обнаженной под тугие струи. Чтобы смыть все то, что наросло на нее за последние годы, словно песок на скалы.

– А ты так изменилась… – Валера не замечал ее состояния, смотрел пьяным влюбленным взглядом, сократил дистанцию до неприличия, вторгнувшись в «личное пространство».

Так теперь говорили в ее новой стране. Господи, да она и знать не знала таких терминов, пока не переехала. А теперь, за семь лет отвыкла, что кто-то может подойти настолько близко, что можно почувствовать запах кожи, теплое родное дыхание, увидеть мельчайшие подробности – тонкие заломы морщин, которых раньше не было. Пробившуюся за день щетину. Глаза, все такие же светлые и безмятежные, похожие на кубики льда, в которых застыл желтый песок. Глаза хищника. Она забыла, как это бывает, когда подходят настолько близко. Даже маленькую Верочку старалась просто целовать, не заключая в объятия.

Маленькое кафе за два квартала от ее прежнего дома ничуть не изменилось. Даже удивительно, ведь за время ее отсутствия родной город вырос, модернизировался, вытеснил наименее жизнеспособных, заменив их новенькими, безликими нашлепками. А здесь, в кафе, словно в разбитых песочных часах, время остановилось.

Все те же потрепанные пластиковые стулья – белые и ярко-алые. Те же зеленые поцарапанные столы, которые даже не пытались уберечь скатертями. Безвкусные украшения из пыльных искусственных цветов, выгоревших от солнца и времени, покрывшиеся равномерным слоем пыли.

Кафе напоминало небольшую забегаловку в курортном поселке, что одним видом отпугивает солидных клиентов и случайных прохожих. Возможно, именно за это его и любили постоянные посетители. Кафе было «для своих». Единственный уцелевший оплот постоянства в ее так часто сотрясающемся мире. Здесь даже официантка не изменилась. Только макияж стал чуть ярче, волосы чуть желтее, а в круглых равнодушных глазах плескалось немного больше грусти. Она сразу же узнала Машу, и от этого стало еще горше. Кивнула, словно они вчера расстались, и принесла, «как обычно» – крепкий черный без сахара.

Маша даже зажмурилась, на долю секунды поверив, что усилием воли сможет все вернуть назад и поступить правильно. Глупые мечты. Ее реальность была здесь, рядом. Шептала теплым голосом, пахла недорогим коньяком и до боли знакомо улыбалась уголками глаз.

– Красивая стала, взрослая, – продолжал исповедоваться Валера, – дурак я был, Машка, не надо было мне тогда. Если б я только знал, что все так получится.

Маша открыла глаза и отвела взгляд от Валеры, уставившись в облезлую стену с потрескавшейся штукатуркой. Кафе требовался капитальный ремонт, как и всей ее жизни. Как жаль, что личные проблемы и прошлое нельзя исправить с помощью грунтовки и краски.

– Мы ведь с Ирой развелись, да, – хмельно улыбнувшись, с какой-то неуместной молодецкой удалью сообщил Валера, а Маше показалось, что старые стены вдруг качнулись и сейчас обрушатся.

– Развелись? – глупо повторила она чужим сиплым голосом.

– Да, не сложилось у нас. Мальца только жалко, Ирка его против меня настраивает. Ну, а ты как? Слышал замуж вышла, ребенка родила. Все получилось у тебя?

Маша тряхнула головой, отчаянно пытаясь вернуться к реальности. Но не получилось. Муж, ребенок, переезд в другую страну. Жизнь, показательно счастливая, чтобы родители не волновались – все это было там, за чертой, разделившей ее жизнь после того, как она согласилась встретиться с Валерой в старом кафе, где когда-то и началась их любовь. Разговоры о муже и ребенке казались неуместными.

Валера решился первым:

– К тебе или ко мне?

Маша подняла глаза и в упор уставилась на человека, когда-то сломавшего ей жизнь. Того единственного, кто был способен снова ее починить.

* * *

И не было этих семи лет. Маша все также плакала от счастья, задыхалась от чувства, которому не могла найти определение. Голова кружилась, увлекая за собой в странную карусель стены и потолок. Кажется, Валера сделал ремонт или это они вместе с Ириной его делали? Вряд ли бы он сам выбрал обои в цветочек. Предпочел бы ровные белые стены.

В квартире все еще чувствовалась рука, запах и иллюзорное присутствие другой женщины. Той самой, которой он когда-то предпочел Машу. Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Это все в прошлом.

Они не разговаривали. В такие моменты слова не нужны. Телефон она отключила еще в кафе, безошибочно зная, чем все закончится. Даже если бы Валера не развелся с женой, Маша бы все равно своего добилась.

В последнее время она все острее ощущала потребность почувствовать себя еще раз живой и счастливой. Изо всех сил пыталась сопротивляться мраку, что грозился полностью поглотить ее. Все чаще она беспричинно плакала. Иногда ей хотелось громко кричать или завыть, как дикому зверю. Смешно, но один раз она действительно на это решилась. По совету психолога выехала в чистое поле и постаралась там выкричать свою боль. Не помогло, лишь почувствовала себя полной дурой. Что психолог мог знать о них с Валерой? И как он мог помочь исцелить боль от потери?

Был только один способ ощутить бег крови по венам, вознестись наверх и рухнуть со всей высоты, как на дурацком аттракционе. Так, чтобы сердце замерло. И захотелось кричать одновременно от страха и счастья.

Она сказала Мише – своему доброму, нежному, понимающему Мише, – что поедет повидать родителей, соскучилась. Верочку с собой не возьмет, хочет отдохнуть. Миша, как обычно, не стал возражать и задавать вопросы – от чего, собственно, ей надо отдохнуть. Верочка целыми днями в школе, сама Маша не работает – пару частных уроков живописи в неделю, которые она дает, не в счет. Да даже, если и подумал, то вслух не сказал. Лишь покорно кивнул. Наверное, в этом и заключался секрет их спокойной жизни. В Мишином «понимании».

Маша прижалась к Валере, прогоняя его теплом мысли о муже и дочери. Она совершила ошибку, на перекрестке свернув не туда. И теперь ей за это отвечать. Она будет тянуть свой крест дальше, безропотно. Ведь как там говорил Сент-Экзюпери – «мы в ответе за тех, кого приручили». Хотя сам он этих принципов не соблюдал. Наверное, понимал в глубине души всю глупость собственного постулата. Ведь неужели жизнь и счастье «прирученных» важнее собственных?

Маша крепко зажмурилась, прогоняя опасные мысли.

– Ты чего, Манюня, все хорошо? – Валера чмокнул ее в лоб и потянулся за сигаретами. Худощавый, поджарый, похожий на дикого зверя. По долгу службы он каждый день тренировался в спортзале, бегал и стрелял. В последнее время увлекся марафонами. Полная противоположность мягкому увальню Мише, проводящему день за компьютером, а вечер перед телевизором с бутылочкой пива.

– Да, все отлично, лучше и быть не может, – прошептала Маша и поцеловав Валеру в загорелый бок, уткнулась ему в подмышку, рукой обхватив сильное тело.

– А это что? – Валера одним ловким движением схватил ее за кисть. Маша не успела одернуть руку и едва сдержалась, чтоб не выругаться. Вот дура!

– Это… так, ерунда, – она попыталась поцеловать Валеру, чтоб изменить ход его мыслей, но потерпела фиаско.

Валера был слишком умным, чтобы отвлекаться на внешние факторы. Мыслил трезво. Поэтому и в жены себе выбрал Ирину, а не Машу. Решил, что она слишком творческая, а ему тяжело жить с фантазиями. И здесь голый расчет его подвел. Маша с трудом удержалась от улыбки, но взглянув в лицо Валере осеклась.

Он сидел на кровати, по-прежнему держа Машу за руку, и рассматривал тонкие белые шрамы, которые так и не ушли, несмотря на все ее старания и новомодные крема, дарившие обещания полного исцеления, но, на проверку, оказывающиеся сущей ерундой. Разве можно стереть шрамы, которые оставляет сама жизнь?

– Ты зачем это сделала, Маша? – голос стал серьезным. Мотнув головой, Валера отбросил челку с лица, а Маша снова увидела того мальчика, в которого влюбилась с первого взгляда двадцать пять лет тому назад. Необыкновенно серьезного, в чистой белой футболке, так непохожего на вечно грязных и оборванных хулиганов, живших в их дворе. Она сразу же поняла – он должен быть ее. И все так и было, пока та, другая не появилась в жизни Валеры, а у Маши на руке, как результат, не появились шрамы.

– Потому что ты меня бросил, – Маша внезапно почувствовала себя взрослой и смелой, той, кто может сказать правду, не заботясь, что о ней подумают.

– Ты что дура, Маша? – опешил Валера и запустил ладонь в волосы. И снова защемило сердце. Маша, потянувшись, словно кошка, крепко прижалась к нему.

– Дура, да, потому что жить без тебя не могла, – прошептала в самое ухо.

– А сейчас можешь? – через несколько мгновений спросил Валера, переводя взгляд на Машу.

Она действительно очень изменилась за то время, что они не виделись. Из глупого котенка выросла в грациозного зверя, такого независимого, самостоятельного, чужого и от этого еще более привлекательного.

Темные густые волосы ртутью стекали по плечам, подчеркивая бледность кожи. Бордовые, словно перепачканные в рубиновом вине губы и черные глаза, похожие на спелые маслины. Все это навевало мысли о жарком полдне где-нибудь на юге, когда хочется откинуть груз проблем и с головой уйти в пылающую, хмельную любовь. Маша – это чувства, эмоции, энергия и нулевое рацио.

Наверное, ему действительно следовало остаться с ней, его способности мыслить трезво хватило бы на двоих. Но тогда его пугали и даже слегка напрягали ее верность и преданность. Ее желание следовать за ним повсюду, словно преданный пес за любимым хозяином. Ее неспособность сказать ему «нет». Маша исполняла любые его желания, даже самые сумасбродные. Она его боготворила. А ведь, как оказалось, ощущать себя Богом чертовски приятно.

Ему даже не хватало этого ощущения в первое время. Ведь Ира такой не была. Ирина сама царила на вершине пантеона и лишь снисходительно позволяла себя любить. Разрешала добиваться, завоевывать.

Именно это и привлекло его тогда. Кто станет охотиться на домашнюю утку, если в перспективе маячит дикий селезень? Так он за ней и охотился все семь лет. В итоге его добычу подстрелил куда более опытный охотник.

Конечно, в процессе охоты были и другие, попроще. Лисы, зайцы, лемминги, полевки. А вот Ира ускользнула, став чужим победным трофеем. Эта бесконечная борьба измотала его. Пора было сделать перерыв и снова почувствовать себя божеством.

Ира бы никогда не стала резать из-за него вены, а вот Маша это сделала. Валера вдруг почувствовал животную потребность подмять ее под себя, стереть с нее запах другого владельца. Она всегда была его собственностью и должна была ею оставаться.

Он грубо привлек Машу к себе и, поцеловав, снова бросил на кровать.

– Я ошибся, – прошептал он ей несколько минут спустя, снова пережив острое наслаждение. И ловко закинул крючок, – как я могу все исправить?

– Никак, – он почувствовал, как его рука, которой он гладил Машу по лицу, стала влажной.

Она беззвучно плакала.

Мы не можем повернуть время вспять. Не можем развязать стянутый в запутанный узел клубок судьбы. Не можем отменить жизнь.

– Это невозможно исправить.

* * *

Родителям она сказала, что уехала раньше, потому что Верочка заболела. Мама, конечно, начала волноваться и совать банку домашнего малинового варенья. Но за этим волнением чувствовалась скрытая радость – ее легкомысленная, непутевая дочь все-таки стала хорошей матерью. И про родителей не забывает. А, самое главное, ее большая любовь в прошлом. Ведь будь это не так, Маша бы непременно постаралась задержаться в городе подольше. А тут вот даже билет поменяла, чтобы поскорее к мужу и дочери вернуться. Наконец-то поняла, в чем в жизни счастье.

Маше даже пришлось разыграть в аэропорту спектакль с проводами. Расцеловав родителей и убедив их не провожать до последний черты, Маша свернула в ближайший туалет, откуда позвонила мужу и соврала, что отец плохо себя чувствует, поэтому она немного задержится. Миша, как обычно, не возражал.

Валера забрал ее из аэропорта час спустя.

Эта неделя была выдана им кем-то щедрым на небесах, в награду за все страдания и потерянное время. И Маша, наслаждаясь каждой секундой рядом с Валерой, занималась самообманом. Уверяла себя, что надышится, насытится его теплом, пропитается запахом и этого ей хватит еще на несколько лет. В идеале, на десять. Когда Верочка вырастет и поступит в университет она сможет уехать, вернуться сюда, на родину.

Хотя Валера и предложил ей развестись и даже собирался растить девочку, как собственную, Маша отказалась. Умом она понимала, что в Европе Верочку ждет лучшее будущее. Девочка вырастет, поступит в университет, встретит хорошего парня, которого будет любить и с которым вместе состарится. Она, Маша, просто обязана дать ей все это, чтобы хотя бы немного искупить то ужасное чувство, точившее ее каждый раз при взгляде на дочь. Чувство вины за то, что она так и не смогла полюбить эту девочку, так похожую на папу. Ведь это должна была быть дочь Валеры, а не Миши. Она вообще не должна была рожать от другого. Это было предательством того, для кого она была создана. Но она непременно еще родит Валере ребенка. Сына. Время у нее еще есть.

Валера был готов ждать, признавался в любви, говорил, что жизни без нее не представляет. Втайне от любимого, она записывала все это на телефон. Будет слушать, когда станет совсем тяжело. А в том, что будет тяжело, она была уверена.

* * *

Про мужа Маша старалась не вспоминать до того момента, как увидела его в аэропорту – такого высокого, мягкого, похожего на игрушечного медведя. В руках традиционный букет розочек – он всегда встречал ее с цветами и дарил их после каждой ссоры. Сейчас Маша и не могла вспомнить, с какого момента возненавидела живые цветы.

– Как папа? – Маша ловко уклонилась от мокрого поцелуя мужа, неуклюже клюнув его в щеку и крепко обняв дочь. Надо будет ограничить ей сладкое и мучное, у Верочки уже наметилась фигура отца. Только этого не хватало. Хватит того, что она унаследовала его внешность – белесая, бесцветная, так похожая на местных обитателей.

– Нормально, – после секундного замешательства ответила Маша, чуть не выдав себя с головой. Она уже успела забыть, что наврала мужу, – обошлось.

– Я припарковался на дальнем паркинге, рядом мест не было, просто пик сезона, – Миша, не переставая улыбаться, ловко подхватил чемодан жены и, словно атомный ледокол, вонзился в разномастное человеческое море, начав прокладывать путь к выходу. Маша и Вера последовали за ним, надежно укрывшись за широкой спиной.

– Ты прекрасно выглядишь, какая-то другая, – шепнул ей муж, открывая перед Машей дверь машины и ожидая, пока она сядет в салон.

– Мама, а ты можешь сесть рядом со мной? – жалобно попросила Верочка, покорно залезая в автокресло, стоящее на заднем сидении.

– Милая, ты же знаешь, что меня сзади укачивает, – смалодушничала Маша, садясь на переднее сидение и едва не задохнувшись – вся машина пропиталась Мишиным запахом. Она приоткрыла окно и сделала жадный глоток воздуха.

До дома доехали молча. Даже дочка смотрела в окно, не проронив ни слова, чтобы ничем не нарушить мамин покой. Она уже четко уяснила, что если мама не хочет с ней общаться, то лучше на этом не настаивать, иначе накажут.

Их небольшая квартира на втором этаже добротного четырехэтажного дома была похожа на рекламу бюджетного средства для мытья полов. Миша сделал уборку накануне, а Верочка ему в этом помогала, о чем она робко сообщила матери, стоило им переступить порог квартиры. Маша молча потрепала дочь по голове и направилась в спальню, чтобы сбросить и спрятать в шкафу одежду, все еще хранившую запах Валеры. Стирать она ее не будет. Возможно, это хоть как-то поможет ей выжить.

Быстро переодевшись и накинув легкий халат – в душ, немедленно, пока не разрыдалась на глазах у семьи – Маша окинула быстрым взглядом спальню. Ее родителям, всю жизнь прожившим в небольшой двухкомнатной квартире с проходной комнатой, их с Мишей жилье показалось пределом мечтаний.

Две отдельные спальни и просторная гостиная, объединенная с современной кухней столовым пространством. Маму привели в восторг два отдельных туалета и душа. Она была счастлива, не понимая, что в новой стране такая вот роскошь стоит чуть ли не на последней ступени в социальной иерархии. И позволить ее себе могут даже самые небогатые люди.

Роскошь – это дом с собственный парком, а их две отдельные спальни, это так, ничего выдающегося. Впрочем, выбор жилья был их обоюдным решением. Недавно Миша сменил работу. За те два года, что он набирался опыта в небольшой компании, он вполне прилично выучил язык, в отличие от Маши, и смог претендовать на хорошую позицию в крупном международном холдинге. Пройдя скрупулёзный отбор, Миша был назначен руководителем небольшого подразделения, и они впервые смогли позволить себе купить запас еды на неделю, не глядя на ценники и не высматривая приевшуюся табличку «акция».

В честь повышения муж купил Маше ювелирный комплект с полудрагоценными камнями и даже предложил переехать в квартиру побольше в более престижном районе. Верочка пошла в первый класс и Мише хотелось, чтобы она училась в одной из центральных школ. Но Маша предложила мужу потерпеть и накопить на собственное жилье. Жили же они в этом районе, и неплохо жили, раззнакомившись с пестрыми соседями, галдевшими на всех языках мира, но неизменно приветливо улыбавшимися их белокурой дочери.

Иногда ночами, дождавшись пока муж уснет, Маша в тоске бродила по ставшему родным району, и ей никогда не бывало страшно, несмотря на то что место считалось неблагополучным и даже полиция неохотно выезжала сюда на вызовы. Возможно, крылось в ней некое безумие, отпугивавшее мелких преступников. К такой подойди с ножом, так она сама тебя зарежет.

Единственное, что могло бы заставить ее сейчас переехать, это старый дом с большими окнами. Давнишняя мечта. Маша даже была согласна на руины в нежилом состоянии, вроде тех, что показывали в британском шоу, которое она любила посмотреть в часы бессонницы, мечтая, что когда-нибудь сама займется реставрацией и ремонтом.

Маше казалось, что, став хозяйкой большого старого дома и погрузившись в хозяйственные хлопоты она сможет отвлечься и немного примириться с действительностью. Но, вернувшись из родной страны, она отчетливо поняла – не сможет. Ей не нужен дом, не нужна реставрация, и даже парк, в котором можно было бы писать картины, не нужен. Ей ничего не нужно без Валеры.

– Мама, давай поиграем, – Верочка робко постучала в приоткрытую дверь, заставив Машу стряхнуть оцепенение. Поплотнее запахнув халат, она направилась к двери. Резко толкнула, едва не задев дочь.

– Вера, маме надо в душ и отдохнуть, а потом поиграем, – стараясь не замечать расстроенного личика, Маша решительным шагом направилась в ванную. Нет, не душ, ей надо полежать в горячей воде, укутавшись в ароматную пену и немного прийти в себя.

– Мама, а мы с папой печенье тебе вчера испекли, хочешь одно?

– Потом, – Маша ускорилась, дочь начинала действовать на нервы.

– А еще папа говорил, что мы все вместе сегодня пойдем в ресторан, – не сдавалась Верочка, хвостом следуя за матерью.

– Вера, все потом, – тело и душа молили об уединении, а Миша, как назло, вернулся к машине, чтобы достать чемоданы. Почему он не взял Верочку с собой? Неужели он не понимает, что ей нужен отдых после перелета? Маша почувствовала, как глухое раздражение, шкворчавшее в груди последние пару лет и погасшее лишь на время ее поездки, снова вернулось и вытеснило то, что должно было находиться в области сердца – любовь, нежность, терпение и понимание. Она сделала глубокий вдох, стараясь не закричать. Нельзя так. Они ведь долго не виделись с дочерью. Она старше, она умнее, должна понимать, что Вера всего лишь ребенок, скучающий пусть по непутевой, но матери.

– Верочка, а давай я тебе мультики включу? – Маша сделала несколько шагов по направлению к небольшому столику, на который они складывали различную мелочевку – ключи, телефоны, пульты. Но не успела она взять в руки нужный ей прибор, как Вера, ее тихая, нежная Вера, вдруг закричала, впадая в настоящую истерику:

– Я не хочу мультики! Надоело! Я хочу гулять и в ресторан!

– А ну прекрати орать, – немедленно поддалась на провокацию Маша, повышая голос, чтобы перекричать дочь. Но послушная, робкая Верочка за долю секунды превратилась в неуправляемое чудовище.

– Ты плохая! – войдя в раж, продолжала кричать она, – плохая, плохая!

– Что? – ослепленная гневом, отчаянием и собственным бессилием Маша автоматически занесла руку для удара, но что-то жесткое и сильное парализовало ее. Едва не упав, Маша взмахнула свободной рукой в воздухе, разворачиваясь и оказываясь лицом к лицу с мужем.

– Нет, – тихо, но, в тоже время, властно и как-то по-новому отрезал Миша, – ты ее не ударишь.

Несколько секунд муж смотрел ей в глаза, и Маше вдруг стало холодно. Что-то изменилось. Они все изменились. Она закрыла глаза, досчитала до пяти и ровным голосом попросила:

– Отпусти меня.

Муж немедленно выполнил ее просьбу и в два больших шага преодолев пространство небольшой гостиной подошел к дочери. Подхватил, словно раненного воробушка на руки, и прижав к груди, начал гладить по голове и тихонько успокаивать.

– Ну-ну, малышка, ну ты чего? Мама просто устала, ей надо отдохнуть.

– Я хочу гулять и в ресторан, – продолжала заходиться Верочка, а Маша собиралась сказать, что так нельзя, что Миша разбаловал девочку, что она не знает слова «нет» и растет эгоисткой, но вместо этого она просто вернулась в спальню, скинула халат, рывком достала из шкафа спрятанные «Валерины» вещи и, скользнув в джинсы и рубашку, выбежала из дома, прихватив в прихожей кроссовки.

Обулась в подъезде, стараясь не закричать в голос, чтобы заглушить вопли Верочки, продолжавшие отталкиваться эхом от тишины вечно сонного дома. Чего доброго, соседи полицию вызовут и обвинят их в жестоком обращении с ребенком.

Истерический смешок сам собой вырвался из груди, и Маша поспешила закрыть рот рукой. Толкнув тяжелую дверь, она вырвалась из подъезда и побежала, что было мочи, жадно вдыхая прохладный горьковатый воздух и чувствуя, как потихоньку начинают гореть легкие. Когда воздуха стало не хватать, она немного сбавила темп, решив направиться в сторону заправки, стоящей на выезде из города.

В том направлении мало кто решался гулять по вечерам, даже собачники избегали извилистой тропинки, что вела через небольшой парк к скоростному шоссе, на обочине которого и находилась заправка.

Она добежит туда, выпьет кофе (все равно не уснуть!) и переведет дух. Маша похлопала рукой по карманам – звякнула мелочь. Хорошо.

Маша перешла на размеренный бег и нырнула в прохладную темноту парка. Реши она просто сократить путь и понадеяться на то, что благополучно минует недоброе место, ей бы обязательно не повезло. Наверняка, столкнулась бы с кем-то из наркоманов или тех, кто снабжает их отравой. Но сегодня она была бы рада проблемам. Ей даже хотелось встретить отморозка и, вцепившись в него, выместить всю боль и ярость.

Естественно, парк она благополучно миновала и, выбежав к заправке, перешла на шаг, пытаясь восстановить дыхание.

В поздний час возле многочисленных колонок практически никого не было. Лишь запоздалый бюргер садился в уже заправленную семейную машину, чтобы отправиться в теплую, уютную квартирку, где его ждет такая же теплая, уютная жена. Такая, какой Маше никогда не стать.

Два огромный трака, перевозивших по ночам продукты для супермаркетов, стояли в специально отведенном для них месте. Сквозь огромные стеклянные окна заправки было видно молодого продавца, маявшегося от скуки в ночную смену.

Отдышавшись, Маша зашла в стеклянный домик, в котором уютно разместились небольшое кафе, магазин со всякими мелочами и касса заправки. Заказав черный кофе, она умостилась на высоком стуле, стоявшем в укромном уголке, скрытом от глаз продавца продуктовыми полками, и принялась глазеть в темноту, точечно подсвеченную фонарями.

Воспоминания нахлынули помимо воли. Каждый взгляд, вздох, слово. Свет фонарей расплылся, и Маша поняла, что плачет. Смахнув непрошенные слезы, она попыталась глубоко дышать и не думать о том, как она вернется домой. Может, ей стоит погулять до утра, дождаться, когда Миша и Вера уедут на работу и в школу, и тогда вернуться? Ну хорошо, ночь и день она выиграет, а дальше что?

Не сдержавшись, Маша снова всхлипнула и тут же закрыла рот рукой. Не хватало еще разреветься здесь.

– Не плачь, подруга, все будет хорошо!

Высокая, симпатичная, хорошо одетая девушка примостилась на соседнем стуле. В руках бумажный стаканчик с чем-то приторно сладким, не похожим на кофе. Откуда она взялась? Машины ведь не подъезжали к заправке, Маша бы увидела. Тоже пришла из леса, как она?

За их спинами раздались мужские голоса. Маша оглянулась, чтобы увидеть, как парнишка-продавец передает кряжистому мужчине лет пятидесяти две пачки сигарет. Быстрый взгляд на свою неожиданную собеседницу и мысль еще не успела оформиться в голове, как девушка кивнула:

– Да, я тут работаю. За ночь один-два голубчика заглянут на огонек, так что работа не пыльная. Ну и не обижают меня, в основном одни и те же приезжают. Я тут две-три недели постою, плюс на дому приму кое-кого, а потом радую себя.

Девушка поспешно стянула с себя короткий пиджачок и вывернула его наизнанку:

– Смотри, Шанель, настоящая!

Маша, не скрываясь, внимательно посмотрела девушке в лицо. Они были чем-то похожи. Обе невысокие, темноволосые, белокожие. Вот только в отличие от растрепанной зареванной Маши девушка была обильно накрашена и одета в дорогие вещи.

– Ты что, занимаешься этим ради шмоток? – неожиданно для самой себя выпалила Маша.

Непрошенная собеседница показалась милой и даже родной, такая же мятущаяся душа, не созданная для спокойной семейной жизни.

– Ну нет, – нараспев возразила она, – ты не понимаешь, это не просто шмотки, – девушка деловито надела пиджак и с удовольствием взглянула на свое отражение в стекле. Любовно погладив мягкую ткань, чуть приподняв голову и прищурив глаза, она победоносно взглянула на собственное отражение.

– Понимаешь, это уважение. Тут я работаю по ночам, а днем, в перерывах между голубчиками, я хожу по улицам, и все эти люди смотрят на меня и думают, что я жена какого-нибудь важного человека. В ресторане официанты бегут ко мне принять заказ, а в бутиках, куда я захожу присмотреть себе что-нибудь новенькое, продавцы всегда предлагают мне кофе. Я сижу на их мягких диванах, дышу этим особым воздухом больших денег и чувствую себя человеком. Раньше у меня никогда такого не было, я даже в ресторан боялась зайти сама и пообедать. Разве что кофе где-нибудь на террасе пила. Так что это не просто шмотки, понимаешь?

Мария кивнула. Каждый заполняет пустоту собственной жизни, как может. Кто-то любовью, кто-то работой, кто-то детьми, а кто-то вещами. В этом нет ничего плохого. И хорошего тоже нет.

Некоторое время они молча цедили свои напитки по крошечному глоточку, глядя на собственные отражения в стекле. Нарядная ночная бабочка и несчастная домохозяйка.

– Ты будешь здесь завтра? – Маша дружелюбно улыбнулась девушке. Забавно, это первый человек, с которым ей удалось спокойно поговорить, не подыскивая нужных слов, без натужной улыбки, напряжения и страха, сказать что-нибудь не так. Может, они подружатся? А что? Ей так отчаянно не хватает близкого человека.

– И завтра, и послезавтра, – подмигнула девушка, заметив, что на стоянку заехала очередная фура.

Изящно соскользнув со стула, она направилась к двери, помахав новой знакомой на прощание. Двери расплылись в стеклянной улыбке, выпустив девушку на улицу и та, легонько покачивая бедрами, направилась к стоянке, к очередному «голубчику» и очередной красивой вещи.

Маша, одним глотком допив остывший горький кофе и пожелав продавцу доброй ночи, последовала за ней. Преодолев заправку, она свернула в парк. Рука сама потянулась к телефону, хотя она клялась себе не звонить ему и не писать, и даже на всякий случай удалила его номер из телефона. Но это было лишь позерство и фиглярство. Конечно же номер она помнила наизусть.

Набрав, не глядя и услышав сонное «Алло», сообщила:

– А я только что познакомилась с проституткой, которая любит Шанель.

– Ты сумасшедшая, – выдохнул Валера, она увидела, как он, встревоженный звонком посреди ночи, снова расслабляется и падает на подушки, закрывает глаза с пушистыми ресницами, чтобы заснуть под звук ее голоса, как это было много раз.

– Я знаю, – тихо засмеялась она, вступая в густые тени парка, которые через пару часов начнет разгонять солнце. Она шла медленно, стараясь растянуть каждое мгновение, только чтобы слышать его дыхание и мягкий голос, – я скучаю.

– Я тоже, малыш. Бросай все, и приезжай ко мне.

– Я не могу, ты же знаешь, мы это уже обсуждали, Вера…

– Ну что, Вера, как у нас люди живут, растут, чего-то в жизни добиваются и даже вполне счастливы? Захочет – вырастет и уедет за границу, – Валера снова завелся. Пожалуй, их совместное будущее это была единственная тема, по которой они не могли договориться. Валера считал, что Маше с дочерью надо вернуться, а та не могла и не хотела ломать жизнь мужу и ребенку.