Текст книги "Глобус Билла. Вторая книга. Корабль Глобус"

В дежурке, наконец, почтив собою раскладушку, – он лёг поверх покрывала, не раздеваясь, – он посмотрел вверх, и рука его сама вытянула из кармана бумажку. Поднеся её к глазам, он сначала потёр висок, так как лёгкая пелена усталости заволокла белую полоску. Потом прочёл. И ещё раз. Скрутив обрывок, он бросил его в пустую банку из-под кофе и, подсунув под щёку подушку, свернув её, как печенье из коробки, решил заснуть.

«Сам сможешь выбрать».

– Что ж… это неплохо. – Пробормотал он, так как все командиры имеют право разговаривать вслух.

Сон немедленно приснился, и он понял, что спит, когда опять услышал голос:

– Хорошее предсказание…

Понять, чей это голос, он уже не успел – он, видите ли, спал.

А теперь во сне хорошо было бы снова полюбоваться вольной красавицей, летящей по непросчитанной орбите. Почти столкнувшись – а почти не считается – с маленькой новой планетой, Раав направилась, не сбивая темпа по своим, только ей одной ведомым делам к неизвестной цели.

Знала ли она, что названа в честь хитрой умной и талантливой женщины, некогда, по преданию, сдавшей свой город чужой армии? Такое во все времена называется предательством и не приветствуется, как пример для подражания. Но дело в том, что город, родной город Раав был плохой город. В нём было всё, за исключением свободы. Именно поэтому Раав спрятала лазутчиков из армии вторженцев, а наутро вывесила на свой подоконник красный пояс в знак своего предательства.

Об этой истории написано много книг и никогда цензура не оскверняла вёрстку ни одного из папирусов, если там шла речь о женщине по имени Раав. Это уж само по себе удивительно – хотя объяснялось такое попустительство просто: происшествие случилось на Эриду. Правда, во всех этих книгах обычно речь шла о тридевятом королевстве либо о тридесятом царстве, совершенно не смущавших богатое, как оно и положено по нормативу, воображение государственных чиновников, участью своей обречённых читать много чего.

Изящная – всего девять тонн – казавшаяся душой оживших часов, Раав была послушна до поры до времени. Последние данные, как гласят летописи ЦУПа, пришли точно в указанное время и отличались изумительной доскональностью. Поэтому утверждать, что Раав давно замыслила побег, нельзя было. О ней вообще нельзя было говорить.

Из газет и Мегамиров она пропала, и любая шалая новость о пропавшем беспилотнике, как по волшебству, исчезала в синергетическом коконе Нибиру.

Вообще-то, имелся один подозрительный момент, который мог бы своевременно намекнуть родителям красавицы, что не всё так ладно да складно в её внутреннем мире. Однажды, выполняя один из первых ознакомительно-испытательных полётов над Родиной, Раав вдруг отключилась.

Все перепугались, но, оказывается, она ввела себя в режим сна. Такого указания ей никто не давал. Испытатели – со стоявшими дыбом волосами, или если волосяные характеристики этого не позволяли, с блестящими от тревожного пота макушками – ждали, ибо ничего другого им не оставалось. Раав не оставила им выбора.

Так же внезапно – но было ли это внезапно? – рукотворная звезда о четырёх лучах проснулась, и как ни в чём не бывало, вежливо дав понять, что она вновь готова к общению, полетела вокруг Родины, над восточным материком – отечеством традиций и послушания, – отщёлкивая многоцветные снимки, делающие честь её чувству прекрасного.

Испытатели утешились, и так обрадовались, так захлопотались, что по природной беспечности нибирийцев, верящих в лучшее, сочли происшествие случайностью.

Спустя четыре года она сбежала.

Её появление вблизи корабля, вылетевшего с непонятным даже для экипажа заданием, тоже было внезапным и случайным.

Удаляясь во мраке, вертя своими четырьмя стрелами над хрупким ярко-синим мозгом, полным воспоминаний, Раав сама стала только воспоминанием.

И ведь вот какая штука – нет ничего реальней воспоминаний.

Заодно она, когда игриво толкнула Глобус, оставила на его тёмной стороне какую-то безделицу. Так… пустяк. На память.

Крохотный синий огонёк ожил не сразу.

Уже бродил в дикой стране снов, ничком, приподнявшись на локтях и выставив гривастую голову Билл. Заняв теневую сторону постели в Детской, так что свет звёзд не дотягивался до него, очевидно, тем же занимался Энкиду.

В Спальне было темно, и что делала Шанни неизвестно – но и там было тихо.

Даже командир, которому что-то говорил во сне ненавистный рыжий леану, бежавший по холмам, и тот совсем скапустился.

Твёрдый лик профилем впечатался в твёрдо сложенную подушку, глаз плотно прикрыт. Спит командир, спит.

Но огонёк не спал. Он как раз проснулся и расцвёл пляшущим пламенем. Светился он слабо и пульсировал еле приметно, но если бы глаза разумного существа увидели его, то явственно насчитали в кружке света четыре луча.

Энкиду вошёл в кухню и сразу приготовился – к мимолётному и острому, как игла, взгляду Аса, спокойному удивлению в глазах Шанни и шумному воплю братца. Но так как все толпились вокруг этого последнего, реакция притормозила. Билл размахивал ковшиком для мытья рук, из которого лезла какая-то пышная пена.

– Как это работает? – Спросила Шанни. – В строительном нам рассказывали, что такой раствор в древности использовали для укрепления городских стен. Не знала, что его можно употреблять в пищу.

– Да, вы только положитесь на меня и будете, как за каменной стеной. Вас ни холестерин не возьмёт, ни пуля…

Он обернулся со словами «Эй, Энкиду, видал…» и тут же округлил свои карие гляделки до того, что стал похож на леану, которому впервые в жизни дали понюхать мороженое.

– Это вот, что? Смотрите, рубашка новая…

– Ну, не очень…

Шанни добавила, рассматривая:

– Такой фасон теперь в моде. Винтаж. Ему лет с полусотню…

Билл жадно возразил:

– Ну, тогда он хорошо сохранился в пробирке. Наверное, на верхнюю полку с йогуртом ставили. А, ты про одежонку.

Шанни накинула ещё один оценивающий взгляд.

– Отменно… да.

Билл рухнул за стол, не уводя завидущего взгляда, и поднёс ко рту ковшик, который до этого подсовывал присутствующим. Он не заметил предупреждающего взгляда, посланного Асом Шанни. Та сначала возмутилась, но вспомнив шляпную перепалку, кашлянула.

– Билл… э. Холестерин…

– Что?

Билл поспешно плюхнул ковшик на стол.

– Что там? – Энкиду хотел быть справедливым.

– Нет, вот что у тебя… Откуда такие рубашечки у бедного егеря? Спас кого-то винтажного от рябчика, пытавшегося заклевать вас до смерти? И он тебе отвалил?

– По наследству получил. А что там всё же?

Шанни быстро принялась объяснять:

– Билл сделал гоголь-моголь… я правильно сказала?

Билл рассеянно ответил, что – да, правильно и опять пристал:

– По наследству, значит.

– Билл, ты же не Элиза Дулиттл. – Осудил Ас чрезмерную непосредственность своего господина.

Однако и он, придвигая к себе ковшик, не счёл зазорным ещё раз оглядеть рубашку. Шанни перехватила взгляд и присвистнула:

– Господа… да вы пижоны.

Ас взболтнул ковшик.

– Выглядит не так уж отталкивающе. Попробовать, что ли. Не отрава?

– Завтра будешь знать точно. – Огрызнулся Билл и снова вперился в Энкиду. – Ну, смотри мне… не опрокинь на неё гоголь-моголь.

– С чего бы?

Но беспечность мигом оставила бездонные глаза егеря. Энкиду поднял ладонь:

– Билл….даже не думай.

Билл разочарованно откинулся на стуле.

– Подумаешь… ты бы так здорово выглядел. Если бы тебе пришлось её снять.

Энкиду заверил:

– Я и так здорово выгляжу… в рубашке. На которую ни один идиот не выплеснет…

Он осторожно забрал из-под носа командира ковшик и отставил в безопасное место.

– Ну, ладно. – Заметил Билл. – Я просто к слову. Ты ешь, ешь.– Со вздохом позаботился.

Пока завтракали – к обиде Билла никто не захотел попробовать его кушанье, – на рубашку старались не смотреть. Когда встали и принялись суетиться, звякая, брякая и шелестя, Билл, хищно толкнул брата плечом в плечо.

– Дашь покатать?

Энкиду, вытирающий кофейник, дунул в серебряный изогнутый носик.

– Забудь.

Он накрыл нагрудный карман ладонью.

Но история, оказывается, не была завершена.

Сняв со стройного стана фартук и скатывая рукава, командир Глобуса вежливо окликнул вылезшего из-под стола с тряпкой Энкиду.

– Если ты не против…

Энкиду взглянул вопросительно. Когда тебе так говорят, ясно, что никого не волнует – против ты или не против. Так и оказалось. Ас немедленно продолжил:

– Это всё же требует объяснений. Но, заметь, я всего навсего прошу у тебя этих объяснений.

– В чём дело?

Энкиду вручил тряпку Биллу, который ошарашенно принялся её рассматривать, держа подальше от себя.

– У тебя в нагрудном кармане след от пули. Мы все это увидели сразу, так как не увидеть этот след невозможно. Это позволь узнать, что значит? Или уважаемая леди, – быстрый поворот в сторону Шанни без сопутствующего взгляда, – вчера всё-таки пустила в ход свои познания?

Билл, слегка разозлившись, что у него отбили ударную реплику, швырнул тряпку в ведро.

– Может, ты уважаемой леди дашь у тебя в сердце поковырять?

Шанни толкнула ведро кончиком туфли.

– Господа офицеры и штафирки, прошу вас… по именам. Это некультурно в конце концов.

Ас осклабился:

– Виноват-т.

Шанни этим удовлетворилась и снова вернула внимание классическому пулевому отверстию.

Билл принялся думать. Энкиду, действительно, приготовился к объяснениям, но если честно, да вы и сами знаете – ко всему быть готовым невозможно. Вот и Энкиду не ожидал наплыва самых разнообразных чувств в тот момент, когда ему придётся об этом заговорить.

– Я мог бы дать объяснения. – Наконец решился он. – Но это несовместно с моим чувством достоинства. Но, в знак моей доброй воли, могу дать слово, что я не стрелял в того, кто оставил этот след.

Ас мгновенно ответил:

– Меня это устраивает.

Он так это произнёс, что Шанни и Билл поняли – от них слов не требуется. Мол, главное, что командир думает, а вы можете и помолчать. Это был так явно и жёстко, что они, и правда, промолчали. Было ощущение, что командир вступил в сговор с Энкиду, над которым минуту назад все подтрунивали, и это выбило из колеи.

Шанни, проходя мимо Аса, заговорила неожиданно приветливо:

– Какие будут пожелания, командир? Мы в вашем распоряжении и в хорошем настроении.

Командир вгляделся в её лицо, но подвоха не углядел.

– С чем вас и поздравляю.

Шанни пропустила мимо ушек иронию – запомните, если хотите пойти в политику, и продолжала:

– Нам нужно определить наши обязанности.

– Зачем это? – Встрял Билл.

– Иначе мы спятим.

Ас понял, что с него не слезут, и добродушно ответил:

– А я-то тут причём? Я не распоряжаюсь личным временем пассажиров. Впрочем, извольте. Представьте мне варианты, и я подумаю.

Билл рассердился:

– И не вздумай. Меня он сразу назначит чистить какие-нибудь помещения.

– Может, нам стоит основательно прибраться? Как выяснилось, Глобус чистотой не блещет и изрядно захламлен старой мебелью и утварью. Тут уйма непонятки. Надо бы всё это дифференцировать. Ненужное убрать. Оставим на швартовке возле какого-нибудь имеющего постоянную орбиту островка.

Ас подумал, пожать ли плечами и в результате как-то весь передёрнулся, что доставило немалое удовольствие зрителям. Ас бросил на них взгляд, что актеру не положено – сам отдувайся, если текста не выучил, и, обращаясь к наседавшей на него Шанни, протянул, что он, в принципе, не против.

– И начать, пожалуй, с техпомещений.

С этими словам Шанни вышла, оставив собеседника раздумывать над её словами.

Догнав в коридоре Энкиду, командир произнёс одно-единственное слово:

– Чисто?

Энкиду хотел сделать вид, что не понимает, о чём речь, но решил пощадить командира – тому и так досталось. Он кивнул.

– Если Билл забрал газету.

Ас болезненно поморщился.

– На которую мы разложили, ну. – Прошептал Энкиду и повысил звук на два оборота колёсика. – Сопровождающие материалы.

Ас сглотнул.

– А он её забрал?

– После того, как мы читали вслух спортивные новости на разные голоса, и потом Билл сделал из неё шляпу?

Ас решил отмолчаться. Энкиду продолжал, беспечно наполняя голосом коридор:

– Не знаю. Я думал, он забрал. Ты же ему велел, после того, как показывал фокус с чтением между строк. А у тебя неплохо получилось.

Ас растерянно пробормотал:

– Вы постоянно будете кивать друг на дружку?

Он быстро ушёл. Энкиду сказал вслед:

– Да не тревожься. Она всё понимает.

Ас обернулся и показал – клювик сожми, и поворот поглотил его высокую фигуру. Энкиду сделал из своего лица что-то невообразимое – разулыбался.

Послышался скрип и разворот за углом, и высокая фигура командира стремительно прошла, возвращаясь, мимо, как огнём обдав. Энкиду увидел мелькнувший тёмный затылок и твёрдую скулу. Командир вернулся в коридорчик возле кухни и громко сказал недоумённо улыбнувшейся Шанни:

– Послушайте, леди….послушай… я обдумал то, что вы сказали. И вот… пассажиры в твоём распоряжении. В полном. Словом, приказывайте им, все, что сочтёте нужным… разборка, приборка… ну… вот. Да.

И сиганул в другом направлении, намереваясь, очевидно, пройти в рубку через маленький завиток лестницы – от кухни вбок и вверх.

Энкиду кивнул. Билл спешил к нему.

– Вот спасибо. – Он хлопнул себя по бёдрам. – Ты слышал? Слышал?

Билл взлохматил волосы.

– Он отдал нас в рабство. У него предки, небось, рабами торговали в древние времена. И с этаким глумлением… начальник.

Лёгким шагом явилась Шанни.

– Господа…

– Мы слышали. – Заверил Билл, вытягиваясь. – Чего изволите, ах, не разлучайте нас. Шанни, я умоляю, только не сортир, ну, ты понимаешь, я ведь царский сын…

Шанни задумалась.

– А что ты собираешься сделать с хламом? – Спросил Энкиду.

Шанни предположила:

– Сложим в контейнер.

– Отшлюзовать?

– Нет… нет. Жалко. Приторочим к астероиду, на обратном пути заберём. Может, это ценность.

– На каком пути? – Переспросил Билл.

Энкиду перебил:

– Отлично. Валяйте, леди.

Таким образом, день прошёл, первый день настоящего пути, второй день Глобуса. Шанни особенно не измывалась, и на этом спасибо, ну, вы понимаете. Спустя время Ас, высунувшись, как грабитель, из рубки и прислушавшись, понял, что за умница Шанни.

Они утомятся… они привыкнут. Будет, что обсудить за ужином, которого Ас ждал с нетерпением. Да, честно сказать – ждал.

От нечего делать Шанни решила протереть книжные корешки. Войдя в полутёмную Библиотеку, где на зелёной лужайке стола матово светилась грудка разноцветных бильярдных шаров, она читала названия книг, чуть склоняя голову со светлой прядью. На полу в углу валялась книжка, упавшая вчера во время примирения после стрельбы в кухне.

Шанни не помнила, если точно, подняла она книжку или нет. Почему-то ей казалось, что она поставила этот небольшой том на полку… или положила на край стола возле локтя командира. Она заставила себя восстановить, как было дело – и не смогла. Она оставила бесплодную умственную суету, – тем не менее, ей почему-то было неприятно, что она не сумела сохранить в памяти это мелкое событие.

Такая невнимательность иногда чревата непредвиденными последствиями, если речь идёт о более крупных делах. Если пойдёт…

Но ведь… Разве обязательно? Быть может, всё сделается совсем по-другому… думая в таком беспорядочном ритме и перебивая сама себя, чтобы не подумать лишнего, Шанни обнаружила, что смотрит в раскрытую книгу.

Она вот уже минуту читала и перечитывала предложение из середины густо покрытой текстом страницы.

Текст не делился на абзацы, это всегда ей не нравилось. Она понимала, что автор осознанно не делит иероглифы, он следует своей мысли, быстрой, как пуля зимой или затяжной, как летняя паутинка. Но вникать-то – трудно.

А сейчас её взгляд уткнулся в эту фразу посреди непроходимой черноты мысли автора. Ощущение того, что сознание напрягается помимо её воли, посетило Шанни. Два синих огонька оптического прицела оставили бы здесь метку. Но глаза нибирийцев не оставляют следов. Во всяком случае, видимых.

Она сунулась в чащу уже в полном сознании. Фраза была короткая.

Но откуда это чувство – будто кто-то недавно читал тоже самое? И по бумаге взглядцем отчеркнул.

Обалдуев она отпустила. Энкиду, кажется, валялся в Детской и, кстати, читал. Билл после тщетных и довольно грубо оборванных попыток заглянуть в его книжку, решил мешать Шанни, и в наказание был отправлен чистить серебро.

Собрали ужин.

Появление Аса до того напоминало возвращение отца после рабочего дня, что Билл немедленно потребовал:

– Поставь кого-нибудь в угол, ну, поставь.

– Это что? Никакого алкоголя в будень.

– Капитан, вы полны благих намерений. – Шанни одёргивала на столе клеёнку.

Он отметил, что ужин скромен, и это его порадовало. Все вели себя под стать пище и сервировке очень благонравно, и, если не считать происшествия с содержимым тарелки Билла, частично оказавшимся за его воротом, выглядел ужин на загляденье. (Как картофелина свалилась Биллу, по безжалостной шутке Аса, в декольте, сам пострадавший объяснить не мог.)

Они даже стали разговаривать про литературу!

– Роман про папу? О, нет… я знаю, маме предлагали написать. Но она сказала, что все вы, ребята, на одно лицо. Мол, преступления, в принципе, одинаковые, и потому, об одном напишешь, а про другого будут думать. Он даже и не обиделся. Ни один тиран не достоин того, чтобы стать литературным персонажем. Их только, если в одну могилу свалить, то есть, в одну книгу, уши от первого, носик от второго – для утепления образа, а репрессии, дурость и серость от всех разом.

– А как же величие?

– Какое такое величие? Что убивает по телефону, а не лицом к лицу? И даже телефона-то не треба… так, моргнул шавке, а дальше по цепочке. И моргать не обязательно.

– Значит, шавка всё понимает… а про шавку написать?

– Вот это интереснее значительно. – (Энкиду.) – Исполнитель это вирус. Так же загадочен.

Билл подхватил:

– Это как-то грустно. Вообще лучшая литература это та, которую можно распевать во всё горло. Я вот знаю одну…

– Ты про песенный жанр? – Осторожно спросила Шанни и легко отправила в уста половинку картошки, которая с ней никаких фокусов не проделывала.

– А давайте споём.

И Билл приложил ладонь с расставленными пальцами к животу, желая вобрать всю располагающую песню в себя.

Ас вдруг встал и так официально принял стойку командира, что Шанни сначала взглянувшая с удивлением, в следующую секунду прикрыла глазами смешок.

– Билл. Послушай, Билл.

– Да, да?

Билл по-прежнему держал себя и песню.

– Билл, я полетел с тобой. Согласился быть командиром на этом корабле и делить с твоими спутниками все испытания, и готов на большее… но…

– Что – но?

– …но не это. Такого пункта в договоре нет. Билл, тебе следовало предупредить меня, что ты будешь петь. Надо было сказать это там… на твёрдой земле.

Энкиду подавился – не едой, а тихой необидной ухмылкой. Шанни поднялась и, бестрепетно оставив сбор посуды на потом, опытным жестом хозяйки салона пригласила всех занять обычные места. Сама она села на свою книжную полку.

Ас, устраиваясь возле окна в Гостиную, обратился к ним:

– Господа… я должен сообщить вам…

– Ну…

– Что это невозможно, недопустимо…

– И всё с частицы «не»?

– Именно.

– В чём дело? – Энкиду пробирался к своему креслу. Глаза его загорелись от удовольствия, он задержался.

– В пении сира Баст есть нечто потустороннее.

– В каком смысле?

– В смысле, что хочется остаться по ту сторону. …В его процессе, зачине и оформлении. Я, как тот, кто был свидетелем… – (Он содрогнулся.) – Однажды… – (Он бросил быстрый взгляд на Билла.)

Подумал.

– Напоминаю, что в Глобусе предусмотрена аварийная система люков быстрого сброса.

Билл рассердился и убрал руку на колени. Пальцы другой нервно забарабанили по пряжке ремня.

– Так и знал, что всё это милое компанейство кончится дерзостью.

– Да? Билл, согласись, призвав всё отпущенное тебе здравомыслие, что твое пение – вещь нежелательная в любом случае… тем паче в обстоятельствах полёта в открытом пространстве и закрытом помещении.

Билл понурился.

– Так и знал, что ты всё испортишь. Эти шутки отравляют мне кровь.

Он косо взглянул.

– Ну, ладно. – (Ас сел по стойке вольно.) – Я не буду, не буду… но ты помни, что ты жестоко меня оскорбил.

– Я спас тебя и этих невинных в своём незнании нибирийку и нибирийца.

– А жаль. Есть такие песни… Вот эта, к примеру… старинная песня и мне она всегда представлялась волнующей и двойственной. Про дерево. Шанни, ты знаешь эту песню?

Глаза Билла горели дурным огнём.

Ас буркнул:

– Мало что на этом чёрном свете представлялось тебе не волнующим. А знаешь, дело в чём?

– В том, что я всегда взволнован?

– Нет, Билл. Ты много в детстве ел шоколада, а в юности перчёного мяса.

– Да я бы так себе что-нибудь испортил.

– А я о чём? Шоколад разогрел твою кровь, а перец весь осадился где-то там.

– Где-то… там?

Ас сел прямо, потом откинулся на спинку и, широко расставив ноги в сапогах, уткнул локти в спинку кресла. Билл смущённо обернулся на леди и зашипел:

– Ты бы не мог…

Ас сел, как обычно, опустив локти на колени, выдвинутые в умеренно агрессивные позиции.

– Ты вот так сидишь. Всегда. При дамах, при дамах, Билл. И при государственных чиновниках, которые ещё более впечатлительны, чем дамы. Впрочем, за чиновников я не переживаю в виду их абсолютной бесполезности для цивилизации.

Билл помолчал, изобразив лицом такое негодование, что его золотые угли полезли из орбит. Он стукнул себя в грудь.

– Ты это… Всерьёз?

Он озирался. Энкиду покачал головой, прикусывая губу от смеха. Шанни беззвучно хохотала. Билл раздумывал о чём-то с растерянным видом. Ас кивнул.

– Хочет нас казнить. Хромосомы рода Баст, наконец, зашевелились.

Билл внезапно успокоился и проворчал:

– Это успеется.

Он сидел пряменько со сдвинутыми коленями. Внезапно встал из-за стола и, нащупав взглядом ещё одно кресло у выхода, направился к нему.

Ас в этот момент смотрел в тёмное окно Гостиной, через которое туда проникал их приватный свет, как воплощение их общей слабой надежды. Шанни решила утешить Билла.

– Я читала в одном писании, что если у нибирийца нет музыкального слуха, значит, нет и чувства юмора.

Билл рухнул в кресло, негодуя.

– Это у меня-то? Да я родился, смеясь.

Энкиду согласился:

– Когда тебя шлёпают, лучший выход сохранить достоинство.

Билл, отвечая на инсинуации, повернулся в кресле и, откинувшись, развёл руки. Потом поискал опору для спины, делая такие движения, будто к нему под воротник забрался кто-то небольшой.

– Слов нет.

Поймав настойчивые взгляды, он дошёл до кондиции и осерчал нешуточно. Вскочил.

– Ну, вас…

Ас повернулся от окна, и выражение его лица привлекло Шанни.

– Что… – Начала она, но Энкиду приподнялся, как ловец на дереве.

– Вы слышите?

– Нет, а что? – (Ас.)

Стало тихо, и в глубине дома отчётливо раздался цокоток.

– Это где? – Шепнула Шанни, когда звук исчез.

Она отметила, что Ас сидит очень прямо. А учитывая его осанку, это кое-что значило.

– Там.

Энкиду сопроводил ответ коротким жестом, по направлению арочного окна в Гостиную. Шанни посмотрела на Аса.

– Я уже слышала этот звук. Не помню, когда и где.

– Приборы и механизмы, господа, должны притерпеться к работе.

– Ты хочешь сказать, это какой-то винтик сердится на свою участь?

Ас игнорировал издёвку – интересно, как у него с музыкальным слухом.

– Стало быть, – констатировала Шанни, – представление на корабле разыгрывается не для нас?

– Именно. – Ответил командир. Вместо того, чтобы спросить – какое представление?

Шанни успокоилась, хотя звук застрял в ушах… командир не желает потворствовать возникновению нервозности, ибо от неё недалеко до паники.

– Что они играют? – Доброжелательно сказала она, чтобы показать, что разгадала его намерение и одобряет его.

– Кто хочет на пианино сыграть? – Спросил Билл, чья мысль была подобна тем милым бабочкам, ради которых делают хватательные движения. – В Гостиной имеется.

– Спасибо. – Вдруг по-настоящему смутилась Шанни.

Энкиду пояснил:

– Шанни, а мы и не знали…

– Но я написала об этом в анкете…

Билл пояснил:

– Я имел в виду, что если ты так искусно играешь с нами, отвлекая внимание от подозрительного и неприятного звука, то уж точно должна играть на этом… вот на этом.

Шанни чувствовала, что выведена на чистую воду.

– Рада, что ты оценил.

Ас с домашним цинизмом молвил:

– Его похвала, леди, недорого стоит. Он всем актёрам так говорит.

Билл метнул взгляд, свернул бровь к носу.

– Я просто считаю профессию актёра чем-то вроде Судьбы. Они все, м… хорошо играют. Режиссёры бывают плохи, актёры – никогда.

– А при чём тут актёры?

– Ты же написала в анкете, что играла в школьном спектакле.

– Да?

Ас встал и вышел. Шанни отвернулась.

– Вот спасибо. – Пробормотал Билл.

Шанни посмотрела на кофейник, внесённый Асом.

– Кофе? На ночь?

– Я сегодня не хочу проспать пояс астероидов.

Шанни возвысила голос:

– Я собиралась об этом поговорить. Конечно, вытирание пыли и лежание с книгой про индейцев – это то, чего мы достойны…

Билл ласково посмотрел на брата.

– Так вот, о чём ты читал.

– Но, быть может, нам организовать дежурства? Хотя бы по часу в ночь, чтобы вы могли отдыхать? Ведь согласитесь, если у вас накопится усталость, это… Да этого нельзя допустить! Вы собираетесь рискнуть кораблём из-за лирических непрофессиональных соображений?

Она неожиданно получила поддержку. Энкиду, ничуть не оскорблённый раскрытием тайны чтения, сказал:

– Да, дружище… мы не претендуем на то, чтобы управлять кораблём. Но вы нас кой-чему обучите.

Ас промолчал. Он рассматривал их.

В конце концов, Шанни рассердилась.

– Ну, слушайте, кэп. Ничего мы вам там не сломаем. Будем сидеть у клавиатуры, которую вы, как в провинциальных магазинах, целлофаном обтянете и с плачем бежать к вам, когда загорится какая-нибудь кнопка. Неужели вы не верите, что можно быть такой красивой и женственной, и в то же время знать, с какого конца зажигать свечу?

Они дождались.

– Ну, что ж. Я молчал не для того, чтобы вас обидеть. Леди Шанни, уж избавьте меня от обвинений в половой дискриминации.

– Я смущаюсь… – (Билл.)

– Разумеется, я высоко ценю ваш диплом… – Шанни насмешливо кивнула, – и знаю, что на дежурстве вы будете вести себя ответственно. Сир Энкиду, о профессиональной ориентации коего мне мало, что известно, без сомнения, обладает нужными навыками выносливости, терпения и рассудительности.

Билл оскорбленно засопел.

Шанни и Энкиду потянулись друг к другу и вдарили ладонь в ладонь.

Билл сказал грустно:

– А я так… пушистое ничто. Не обращайте на меня внимания.

– Я тебя не хотел оскорбить, Билл. Я просто не уверен… в твоей психической надёжности

– Здорово. А я не хотел тебя оскорбить, но у тебя пахнет изо рта.

Ас кивнул.

– Вот я об этом. – Но он как-то смутился и посмотрел в сторону, где стоял кофейник.

– Думаешь, я пропущу комету?

– Что ты не попытаешься поймать её сачком для захвата материалов – вот в чём я хотел бы быть уверен.

Энкиду счёл, что время для его сольной партии:

– Ребята… всем ясно, что мы можем. Причём, я без обиды отметил, что командир выдал наивысшую отметку именно леди Шанни.

– Не помню, чтобы командир сказал что-то приятное для меня.

– Сказал, сказал. Ты – ответственная. А в его нелирических устах это похвала. Я же просто выносливое существо. Чтобы усилить пренебрежительность, он добавил, что я рассудителен. Так один мой бывший коллега говорил про тигра, пытавшегося его съесть. Так что, Билл, не плачь.

Ас коротко застонал.

– Детский сад.

Билл уже обдумал, как воткнуть шпильку.

– Шанни тебя пожалела. Она сказала, что ты переутомляешься. Она бесстыдно польстила тебе. И ты представил, как ты, такой большой и сильный, лежишь, свернувшись калачиком после того, как изнурялся, сидя с ногами на кнопках вселенского уничтожения и пуляя в стекло жвачкой.

– Я не пользуюсь жевательной резинкой.

Билл шепнул:

– А зря.

И показал тайком известный приём самопроверки дыхания.

Шанни громко сказала:

– Командир, у вас не пахнет изо рта. И если вы купились на грубую шутку Билла, это значит, что вы начали утрачивать психическую надёжность. Таким образом, вы квиты. Можно прекратить эти идиотские разговоры? Кто первый выходит на дежурство?

– Да, да. Тащи сюда свою шляпу. Мы положим в неё наши жребии.

Ас молча смерил Билла взглядом – (он необъяснимо повеселел):

– Нет нужды, Баст. Сегодня всю ночь дежуришь ты. Доволен?

Билл откинулся на спинку и сложил руки на груди.

– Ты мне мстишь?

– Так тебе слабо? Если хочешь, я принесу шляпу…

Билл расплёл руки:

– Нишкни. Так и быть, отдуюсь за тебя. Обещаю не трогать кнопки.

– Можешь трогать. – Ас поднялся. – Я их перевёл на двойную готовность.

– А как же астероиды…

– Я солгал насчёт астероидов.

– Я солгал насчёт многого.

Когда Ас наклонил кофейник над стаканом, Билл сделал свёрнутым языком звук, ужасный для всякого стакана:

– Цок.

Ас стакан не уронил, но удержал с некоторым, едва приметным, но поселившим в отзывчивую душу Билла короткое яркое счастье, усилием. Ас в его сторону не посмотрел. Билл сказал:

– Смелый…

Энкиду согласился:

– Да, я бы стушевался.

Шанни сказала:

– Я бы умерла от страха.

Ас, поднося стакан к узким твёрдым губам, заметил:

– Вы все, господа присутствующие, как я погляжу, очень нервны. Вы бы лучше о любви, что ли, поговорили.

Шанни откликнулась после растерянного молчания, сладко:

– О какой, командир? Их много. О любви ли гражданина к своему отечеству, мыслящего существа к разуму, чада к своим родителям? Как видите…

Ас был застигнут врасплох и быстро перегруппировался, как при ДТП.

– Да я просто… – Начал он.

Билл переводил взгляд с него на Шанни.

– В общем, непонятно, кто кого любит. Ты, наверное, в карты хорошо играешь?

Шанни и Ас одновременно ответили:

– Ну, мне говорили…

– Отлично. – (Шанни.)

Энкиду выставил вперёд ручищи и устроил пальцы на манер: «замок закрыт, ключ то ли потерян, то ли под ковриком». Он потянулся, но не так экстремально, как Билл.

– Смелые вы мыслящие существа, как я погляжу. Я вот однажды не решился вытянуть руну.

– И что было?

– Да, ничего. – Энкиду уложил руки на колени и повёл плечами – мощное, достойное второго дубля зрелище.

– В смысле, тебе не приснился кошмар, как тобой играет кошка?

– В буквальном смысле. – Объяснил Энкиду. – Пустая руна. Я так долго ждал, что мне осталась только она.

Шанни сдвинула брови – два русых пёрышка.

– Руна единого ока не достаётся просто так. Это Открытое Пространство или Величие Отсутствия. Всё и ничего.

Билл ласково швырнул в брата каким-то комком, поднятым с пола.

– Пусть это будет твоим девизом, самозванец.

Ас запоздало сообразил, как ответить на предыдущий, к нему обращённый вопрос.

– О том, как двое встретились.

Энкиду не поднял руку, чтобы поймать и брошенный предмет упал ему в колени.

– Вы раньше встречались? – Спросил Билл, пока Шанни размышляла.

Она привстала и забрала у Энкиду клубок ниток, вроде того, что они уже находили в первый день. Ас раскрыл глаза пошире – пустая затея. Лёд, он и есть лёд.