Текст книги "Цвет греха. Белый"

– Теперь верится легче? – как ни в чём не бывало сообщает он Анне.

Та приоткрывает рот, но поток её слов заканчивается ещё на нашем поцелуе. Ни звука не произносит. Проступивший румянец на девичьих щеках и без того выдаёт всё то, что она сейчас испытывает. Мне и самой вряд ли удаётся лучше держать лицо.

Нет, это же надо было додуматься до такой бесстыжей демонстрации!

Да ещё и при родителях, пусть и приёмных…

– Мы поужинаем наверху, вдвоём, – продолжает демонстрировать всю свою бестактность Айзек. – Дорога была долгой. Устали. Увидимся утром.

Ответа или одобрения ни от кого не ждёт. Подталкивает меня к лестнице. Замечаю, как Фара вымучивает из себя понимающую улыбку мне на прощание, а Антонио просто кивает. Мне же ничего не остаётся, как банально смириться.

Временно!

Глава 7

Нина

Лестница выполнена из того же белого мрамора, что и пол в холле. Я считаю каждую ступень, пока поднимаюсь по ним, прежде чем вижу перед нами развилку из трёх коридоров: слева, справа и прямо перед нами.

– Что это там такое было? – спрашиваю, как только удостоверяюсь, что кроме нас двоих больше никого нет.

– Что именно? – делает вид, будто не понимает меня, Айзек.

Он идёт прямо, не останавливаясь, и ведёт меня за собой. Все стены вокруг нас украшены таким количеством картин, словно мы прогуливаемся по выставке в музее дорогущей живописи, и я невольно отвлекаюсь на них.

– Там, где ты запихнул в меня свой язык так глубоко, что я чуть им не подавилась, – язвлю слегка запоздало.

Вовсе не рассчитываю воззвать к его совести, у него же её попросту нет. Но и промолчать не могу.

– Ты не обязана перед ними оправдываться. Уж тем более, если у тебя это настолько паршиво получается, – безразлично пожимает плечами блондин. – Антонио не стоит знать ни то, кто твои родители, ни то, кто ты. По крайней мере, не сейчас. Тем более, что ему ничего не стоит со временем выяснить это самому. Если будет использовать данную тобой информацию, это выйдет слишком быстро.

– Возможно ты прав, – не спорю. – Но если учесть, что мы собираемся жить в их доме, под их крышей, к тому же, чёрт его знает какое количество времени, тебе не кажется, что стоит хотя бы создать видимость нормального общения? – ехидничаю.

В конце коридора находятся двойные двери из тёмного дерева, высота которых, должно быть, в два моих роста, но открываются они бесшумно и с лёгкостью. Вместе всё с таким же безразличным от Айзека:

– Это не их дом и не их крыша. Мои.

Он перешагивает порог, а я чуть не промахиваюсь, практически натолкнувшись носом на приоткрытые створы, удивляясь услышанному.

– То есть как это? – переспрашиваю.

– Вот так, – не спешит делиться подробностями он.

Забиваю. Треклятый шлейф цепляется за угол одной из дверей, и я куда больше занята тем, чтобы освободиться, попутно ругая сам шлейф, себя, свою несостоявшуюся свадьбу и всё, что только сопутствует моему очередному маленькому несчастью. А когда всё же справляюсь с этим, ругаюсь снова, но уже вслух.

От неожиданности!

– Твою мать… – срывается с уст бездумное.

Двери закрываются за моей спиной также бесшумно. Или нет. Без разницы. Я забываю об этой мелочи. Мой неподготовленный к такому повороту событий разум слишком ошарашен видом почти полностью обнажённого Айзека Янга, который заканчивает с тем, чтобы окончательно избавиться от одежды, абсолютно не обращая на меня никакого внимания.

Надеюсь, я ляпнула свои слова достаточно тихо!

Пока он стоит ко мне спиной и бросает снятые брюки на одно из кресел, отправив их к пиджаку и рубашке, у меня ещё остаются время и возможность прийти в себя или отвернуться, не выдавая свою реакцию.

Но тогда почему я не отворачиваюсь?

Продолжаю стоять, как пришибленная и наблюдать за ним, в то время, как маленькая подлая часть меня услужливо напоминает, что нам не впервые наблюдать, как с упругих мужских ягодиц сползают боксеры, и мы вроде как большие девочки – нет в этом ничего зазорного, особенно если их обладатель совершенно не против.

Вот да!

Что я, голых мужиков что ли не видела?

Хотя конкретно здесь и сейчас начинается казаться, что именно так. Не видела. По крайней мере, таких – уж точно. Я помнила, что он высокий и сильный, но не предполагала, что скрытые ранее под одеждой стальные мускулы украшает столько вбитых под кожу чернил, опоясывающих мощное тело, как какое-нибудь грёбанное произведение искусства, способное сломать мой мозг. После того, как Айзек заканчивает раздеваться и идёт дальше по комнате, к дальней двери, мой мозг реально настолько ломается, что я невольно шагаю за ним вслед.

Очень уж хочется прикоснуться. Изучить каждый символ, рисунок, начертания. Узнать, чувствуются ли они такими же объёмными, как видятся, или же это моё заблуждение. А может, если я подойду поближе, то удастся рассмотреть что-то ещё, что взбудоражит меня куда глубже и ярче. Аж кончики пальцев покалывает, настолько вдруг необходимо становится это понять.

Да, мой мозг однозначно сломался!

Возвращаюсь в реальность в себя лишь после того, как перед моим лицом закрывается та самая дверь, за которой скрывается мой всё-ещё-не-верится-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается. Немного погодя слышится плеск воды в душевой.

Надо ли уточнять, что я снова зла?

На себя в первую очередь!

Пока стою посреди спальни и смотрю на оставленные им вещи, едва держусь, чуть не пнуть по той двери.

А его вещи я собираю. Все до единой. Старательно. Просто для того, чтобы себя чем-нибудь занять. Жаль, не помогает. Но я нахожу другой способ.

– Будешь везде разбрасывать свои шмотки, переедешь спать в коридор! – открываю дверь в ванную комнату и зашвыриваю мужские вещи туда.

Не особо, но всё-таки помогает. А я наконец сосредотачиваюсь на том, где мне предстоит жить. Здесь действительно красиво, как и во всём доме. Стены тёмно-бирюзового оттенка с белой отделкой и лепниной под высоким потолком вновь напоминают мне о теме с дворцом. Складывается впечатление, кое кто реально чувствует себя королём, вот и окружает себя соответствующим. Ковёр – идеально белый, но что куда больше выделяется на всеобщем фоне – это кровать. Вот уж что воистину королевского размера. Громадная. Размером наверное со всю мою кухню в квартире, в которой я прежде жила. Похоже, она вырезана из дерева, и я касаюсь каждого витиеватого изгиба, чтобы удостовериться в своей догадке. Оказываюсь права. Поверху лежит шёлковое покрывало золотистого цвета, которое так и манит также прикоснуться к нему. А ещё лучше, совсем как в детстве – прыгнуть на него и проверить, насколько оно действительно мягкое и гладкое. От последнего воздерживаюсь. Задумываюсь о другом.

Зачем вообще кому-то настолько большая кровать?

Напрашивающийся ответ мне совсем не нравится. Не то чтоб я была особо брезгливой, но всё-таки хочется верить, что мне не придётся спать там, где Айзек Янг в поте лица усердно имел парочку-другую девиц, возможно одновременно. И… Господи, о чём я опять думаю?!

Выбросив эту мысль из головы, оглядываюсь вокруг в поиске того, чем бы ещё себя занять. Взгляд натыкается на золотистого цвета в тон покрывалу портьеры. Они плотно закрыты, отдёргиваю их в сторону. За ними – балкон. Открываю его настежь, несмотря на ворвавшийся с улицы зной. Останавливаюсь на границе проёме, прикрываю глаза и глубоко вдыхаю, отсчитывая монотонные удары собственного сердца. Там, внизу раскинут роскошный сад, и он должно быть тоже очень красивый. Позже и на него посмотрю. Мимолётная идиллия наедине с собой слишком ценна для меня. Особенно теперь, после всей суматохи последних дней предсвадебной подготовки, извечной шумихи и полнейшей нервотрепки за последние сутки, когда я знаю, как дорого стоит тишина.

Впитываю её в себя столько, сколько могу.

Вода в душевой перестаёт литься, и я решаю закончить с обследованием спальни до того, как вернётся ещё один её обитатель. Помимо двери, за которой находится Айзек, имеется ещё две. Первая оказывается гардеробной. Она размером с ещё одну полноценную комнату. Повсюду полки и стойки, каждая доступная поверхность предназначена для использования под хранение одежды. На одной половине – мужская одежда, а вот другая – пуста, практически стерильна. Могла бы подумать, что это приготовлено для меня, если бы Фара и Антонио знали о нашем приезде. Но они не знали. И это… частично напрягает. Хотя не настолько сильно, как то, что я нахожу в последнем смежном помещении.

Там… детская!

Комната оформлена в стиле зоопарка: нижняя часть стены словно лес в джунглях, а верхняя – голубое небо с плывущими облаками и парящими по нему птицами. В первые мгновения я глазам своим не верю. Прохожу дальше, медленно оглядываюсь вокруг. И раз за разом испытываю дикое желание снова и снова протереть свои глаза, пока натыкаюсь на белую кроватку, люльку, пеленальный столик, миниатюрные качели, а затем комодик с пелёнками и распашонками. Все предметы, призванные в помощь после рождения малыша, выглядит, как… удар под дых. Я не знаю, почему я так реагирую, но словно весь воздух выходит из моих лёгких. Очень сложно дышать. Я не знаю, зачем я прижимаю пальцы к своим губам, которые совсем недавно касались губ Айзека в поцелуе, но будто заново чувствую все эти прикосновения, пока в груди неимоверно печёт и пылает.

– О, мой Бог.

У него есть ребёнок?

Пришедшее озарение настолько яркое и громкое, что буквально глушит. Я даже ударов своего сердца больше не слышу, пока отсчитываю секунды до появления того, кто обязан подтвердить или опровергнуть это моё открытие. Не уверена в том, как долго задерживается в ванной Айзек, но пока его нет, вспыхивающие в моей голове теории по поводу увиденного становятся лишь шире, множатся с такой пугающей геометрической прогрессией, что я едва ли себя контролирую, когда при его возвращении в спальню тут же бросаю в обвинении:

– У тебя есть ребёнок?

Дверь в ванную, которую блондин собирается за собой закрыть, так и остаётся открытой. Хозяин преступно шикарного и всё ещё полуобнажённого тела замирает, мрачно уставившись сперва за моё плечо, в сторону незапертой мной детской, а затем сосредотачивается на мне самой. Это занимает какие-то доли секунды, но ко всем моим ранее вспыхнувшим теориям добавляется ещё один факт – а именно то, что детская пуста.

– Был? – добавляю практически беззвучно.

Звучит… страшно. Как произношу вслух, так и проклинаю себя за сказанное, услышав в ответ глухое ругательство от Айзека. Он оказывается рядом в считанные мгновения. Обхватывает меня за плечи. Бросает ещё один мрачный взгляд в сторону детской, а затем заходит туда вместе со мной. Как и я недавно, озирается по сторонам.

– Вообще-то нет, – шумно выдыхает сквозь зубы, выдерживает небольшую паузу, продолжив с такой же мрачностью: – Хер его знает, откуда это всё взялось.

Верю ли я ему?

Не особо…

Просто потому, что:

– Серьёзно? – округляю глаза. – К твоей спальне примыкает детская, и ты не в курсе? – оборачиваюсь к нему. – То есть, хочешь сказать, детей у тебя нет?

В глубине души я понимаю, что моя реакция чрезмерна. Вряд ли я имею право что-то требовать от него. У каждого из нас до некоторых пор существовала своя отдельная жизнь, и Айзек Янг по сути не обязан передо мной за неё оправдываться. Опять же, когда связываешь себя узами брака, пусть и по договорённости, предупреждать о чём-то подобном всё же стоит. Чтоб я как минимум, не офигевала от таких сюрпризов и не ставила нас обоих в подобные ситуации. К тому же, на мой вопрос блондин по-прежнему сохраняет беспросветную мрачность, а его пальцы на моих плечах сжимаются настолько крепко, что это начинает причинять боль.

– Нет, – спустя минуту молчания произносит Айзек, и снова замолкает, на этот раз ненадолго. – Но, видимо, теперь будут, – заканчивает с издевательской насмешкой.

Всё пронизывающее его напряжение испаряется, как не было. А вот во мне наоборот – становится отчётливее.

– Очень смешная шутка, ага, – кривлюсь, закатывая глаза, и сбрасываю с себя чужие ладони.

Собираюсь вернуться в спальню, но блондин вовсе не думает освобождать занятый им проём. Обойти не удаётся. Сдвинуть татуированную гору мускулов тоже обстоятельство не из лёгких, особенно если в этот момент собственный разум, вместо того, чтобы придумать, как с этим справиться, вдруг решает предательски сконцентрироваться на том, что эта самая татуированная гора мускулов находится непосредственно перед моим носом и на ней совершенно нет никакого прикрытия. Если только намного ниже, там, где надпись из неизвестных мне иероглифов тянется от линии солнечного сплетения вдоль живота, заканчиваясь среди дорожки курчавых волос, ведущей к паху. Довольно низко затянутое на мужских бёдрах полотенце выглядит слишком ничтожным, чтобы действительно что-либо скрыть. То и дело скатывающиеся по загорелой коже капли воды лишь распаляют недостаток видимости, вынуждая подключаться воображению.

Да, мой мозг всё ещё сломан, раз я думаю об этом…

– Что они значат? – пытаюсь уцепиться за самое безобидное из всего, что витает в моём разуме.

По-хорошему, перестать бы пялиться на чернильный узор, поднять свой взгляд выше… но не поднимается же.

– Которые? – отзывается Айзек.

– Эти… – указываю пальцем на символы.

Они начинаются ровно там, где рассыпается в прах образ циферблата с римскими цифрами. Прикоснуться к ним… плохая идея. Всего миг, и я понимаю, какая же это жестокая ошибка с моей стороны. Будто разрядом тока шмаляет. Проносится по моим венам лютым потоком. Обжигает. Травит. Как самый безжалостный яд, который моментально передаётся, подобно неизлечимой заразе. Всё. Не вылечишь. Не избавишься. Оно уже в тебе.

– Эти… – повторяет он за мной.

Собираюсь убрать свою ладонь и попытаться спастись, но мои пальцы накрыты его пальцами. Не держат. Скорее слегка давят, помогают вести сверху-вниз, повторяя путь вбитых под кожу чернил. А я и сама не знаю, зачем поддаюсь. Вероятно, мне просто действительно любопытно. Не только чувствовать. Слышать ответ:

– Ливень льёт на святых точно так же, как и на грешников, – проговаривает Айзек.

Каждое слово – это пауза на отдельном узоре, и удар моего сердца, которое с каждым уходящим мгновением колотится в слишком часто вздымающейся груди всё скорей и скорей. Чрезвычайно быстро. Кажется, ещё немного, и не выдержит такой силы толчков. Перестанет биться. Оно ведь и правда пропускает последующий удар, как только наши пальцы провокационно и неприлично опасно замирают в конце татуированной фразы, всего на несколько жалких дюймов повыше, чем стремительно набирающий силу стояк. Мне требуется какое-то время, чтобы справиться с этим. Хотя нет. Вру. Ни черта я не справляюсь. Решаю выбрать куда более лёгкий путь.

– Мне тоже надо в душ! – отпрыгиваю, как ошпаренная.

И очень стараюсь не замечать похабную ухмылку, задевающую его губы. Вновь не мешает пройти, и то благо.

Хотя нет, рано я радуюсь…

– Тебе с этим помочь? – бросает мне в спину лениво-надменное Айзек.

– С чего бы вдруг? – огрызаюсь. – Обойдусь.

Пересекаю всю спальню. Хотя за нужной дверью так и не скрываюсь. Запоздало, но до меня доходит, о чём именно он говорит. Выдох, полный досады, срывается с моих уст наравне с ударом моего лба о деревянное полотно, в которое я утыкаюсь, в очередной раз мысленно проклиная всё на свете, в частности – своё платье. Мне ни за что не избавиться от него без посторонней помощи.

– Твою мать… – вдыхаю заново, сжимая ладони в кулаки, упираясь ими в дверь, а через короткую паузу добавляю вынужденно и намного громче: – Ладно, – сдаюсь. – Помоги.

Я не хочу оборачиваться, но пытаюсь различить мужские шаги позади себя. Тех, которых не следует.

– Прозвучало так, словно из нас двоих помощь требуется не тебе, а мне, и ты позволяешь, – даже не думает сдвигаться с места в моём направлении блондин. – Попробуй ещё раз, – предлагает охотно. – Не убедила.

Новый мой шумный выдох – сквозь крепко стиснутые зубы, с очередной порцией проклятий. Но с этим я точно справляюсь. И быстро. Даже цепляю подобие вежливой и разлюбезной улыбки, как если б собеседник и впрямь мог её увидеть и посчитать важным.

– Не мог бы ты мне помочь? Пожалуйста.

Мои кулаки всё ещё крепко сжаты. До боли в суставах. Хотя едва ли это чувство настолько же яркое, как долгая пауза, за которую хозяин дома покупается на мою насквозь фальшивую ложь и наконец сокращает расстояние между нами. Я так и не услышала его шагов. Он приближается практически беззвучно. А может это просто-напросто всё из-за моего сердца, которое предательски стучит настолько громко, что с лёгкостью затмевает их. Всему виной его пальцы. Мозолистые, сильные, твёрдые… они ведут по линии моего левого надплечья, рисуют замысловатый незримый узор, убирая мои волосы в сторону излишне медлительно, словно на самом деле заняты чем-то совершенно иным, а не тем, о чём я прошу.

С каких пор заурядные прикосновения внезапно ощущаются настолько остро?

Не имею ни малейшего понятия.

Но я вся – как оголённый нерв.

Чуть тронь, будет взрыв…

Мелких крючков и застёжек на наряде невесты – бесчисленное множество, и я клянусь, чтобы разделаться с ними, у Айзека Янга уходит настоящая вечность.

Ещё немного, и я её банально не переживу…

Надо срочно чем-то отвлечься!

– Твои приёмные родители не удивились тому, что мы поженились без их ведома, – нахожусь с первым, что приходит в голову.

Руки Айзека замирают чуть выше линии моей поясницы. Не касаются кожи. Только ткани. Но я всё равно слишком отчётливо чувствую эту заминку.

– Привыкли, что я живу сам по себе.

Я завожу этот разговор не для того, чтобы копаться в их личных взаимоотношениях, но всё равно ему не верю.

– Или я просто далеко не первая девица, которую ты притащил и им подсунул, обозвав своей временно постоянной подружкой, – усмехаюсь своим же словам.

По какой-то причине, они не только мне, но и ему самому не нравятся.

– У меня не бывает подружек, – мрачно отзывается Айзек, возобновляя расправу с расстёгиванием моего платья. – Тем более, постоянных. Если я собираюсь кого-либо трахнуть, я просто поставлю её перед собой на колени. Уговоры тут ни к чему, – дёргает за одну из застёжек слишком резко, нежели все предыдущие, словно реально взбесился. – А если бы это было не так, тогда бы тебе не пришлось завтрашним утром идти к Анне, заимствовать одну из её шлюшских шмоток. Я бы подготовился получше.

Что сказать…

Туше.

Платье тоже расстёгнуто. Оно сваливается на пол. Слишком резко и неожиданно, чтобы я успела о нём вовремя вспомнить и поймать. Ловлю ладонями лишь воздух. Сперва воздух, затем собственную грудь. Но это тоже вполне удачный манёвр, если учесть, что теперь, кроме моих рук, она более ничем не прикрыта. О том, как скудно прикрывают мою задницу кружевные белые стринги, и ей тоже требуется прикрытие понадёжнее, лучше вовсе не вспоминать. Тем более, что расстояния между мной и мужчиной до сих пор катастрофически мало. Могла бы податься назад, чтобы это исправить, но опасаюсь наткнуться на стояк, о котором я всё ещё помню.

Вот, главное, элементарные вещи из моей памяти напрочь стираются и испаряются, но только не это…

Чтоб тебя, Айзек, мать твою, Янг!

– Спасибо, – выдавливаю из себя, обернувшись.

Этой же благодарностью и давлюсь. Вместе с ярко вспыхнувшим образом того, как стоящий поблизости и впрямь мог бы вновь запустить пальцы в мои волосы, собрать их и поставить меня сейчас на колени. Если б собрался трахнуть, как и сказал. Он ведь именно так и сказал? А если ничего из такого не делает… Похоже, не собирается? Хорошо. Ещё лучше, и самой перестать думать об этом! С каких пор я становлюсь настолько озабоченной?

Я вовсе не такая…

Ведь да?

А если и нет, главное, напоминать об этом почаще!

Тогда, глядишь, станет по-настоящему правдой.

– Я собиралась в душ, – напоминаю скорее себе, нежели действительно ему.

Секунда. Ещё один удар моего ошалевшего сердца, и Айзек отходит. Мой новый вздох полон облегчения.

Я смогла!

Для начала отлепиться от двери, затем открыть её, а после в кое то веке скрыться за ней. Дальнейшие полчаса там и прячусь, стоя под холодными упругими струями. Выходить обратно совсем не хочется. Но приходится. Не только потому, что трусливо оттягивать время до собственного возвращения к реальности как минимум глупо. Наш обещанный ужин принесли. Закутавшись поплотнее в банный халат, нашедшийся в ванной комнате, я заставляю себя сосредоточиться исключительно на еде. Блюда выглядят немного непривычно, но вкусно. На проверку всё так и обстоит. Апельсиновый фреш, по своему насыщенному оттенку, будто гранатовый. Кажется, имеет все шансы стать моим любимым напитком. А тот, кто составляет мне компанию…

– Ты спишь на полу! – заявляю в адрес Янга, как только ужин окончен.

Воплощение преступно шикарного татуированного тела за всё прошедшее время так и не удосуживается одеться, а полотенце на его бёдрах по-прежнему выглядит настолько миниатюрным в моих глазах, что я окончательно перестаю себе доверять. Собственно, потому и бросаю в него единственно найденный мной путь к возможному спасению своего относительно морального облика. Хотя бы на грядущую ночь. Для большей убедительности своей правоты вместе со словами зашвыриваю в блондина подушкой. Тот ловко ловит её прямо в полёте, застыв посреди комнаты. После того, как отдаёт поднос с остатками ужинами служащей, не успевает вернуться обратно, чем я и пользуюсь. Жаль, это не значит, что он со мной целиком и полностью соглашается.

– Это моя спальня, забыла? С чего бы мне спать на полу? Если тебе так обломно находиться больше восьми часов рядом со мной в одной плоскости, ложись на пол сама, – швыряет в меня той же подушкой.

Тоже ловлю. И даже замахиваюсь, чтоб отправить её вновь обратно. Но не бросаю. На секунду задумываюсь о том, что веду себя, как последняя идиотка. Или маленькая избалованная дура. Скорее всего, та же Анна Янг – и та выглядит поумней в сравнении со мной в данный момент.

Вот и переобуваюсь.

– Ладно, как скажешь, – поднимаюсь с кровати.

Как минимум для того, чтобы убрать брошенное ранее и позабытое платье. Куда его деть? Сжечь бы. Утопить. Разрезать на множество мелких ошмётков с особым остервенением и тщательностью. Но пока просто отношу ворох белого кружева в гардероб. По возвращению в спальню, обдумав ещё немного своё текущее положение, и впрямь решаю устроиться на полу. Прихватив покрывало. Правда, не учитываю, что и такой расклад кое-кого всё равно не устроит.

– Вообще-то я сказал это для того, чтобы ты перестала упрямиться на пустом месте и вспомнила, что до некоторых пор у нас теперь всё общее, – укоряет Айзек, не позволяя пройти, перехватывая покрывало в моих руках. – Кровать большая, места полно. В чём проблема?

Тут я долго не думаю.

– В тебе, – сознаюсь почти честно. – Ты меня раздражаешь и бесишь.

По чужим губам скользит снисходительная насмешка.

– Если так остерегаешься, что я заделаю тебе детей для той детской, – кивает в сторону последней из обнаруженных мною смежных комнат, – то можешь расслабиться. Не сегодня, солнышко. Я не в настроении.

– Я тебе почти верю, – кривлюсь встречно. – Сгонять в аптеку, прикупить тебе антидепрессанты?

Собеседник на это показательно страдальчески закатывает глаза.

– Всегда знал, что мне суждено жениться на той, которая наверняка сумеет обо мне позаботиться. Даже не знаю, за что мне такое счастье, – язвит мне в ответ.

Но покрывало отпускает. Хотя подушку забирает. И да, отправляется спать на пол. Аккурат по центру спальни. При этом устраивается с таким видимым удобством и лёгкостью, словно всегда так и делает.

У меня даже почти пробуждается совесть…

Но только почти!

Довольная этой своей маленькой победой, я тоже с превеликой охотой заваливаюсь спать.

Ещё бы чёртов сон пришёл также быстро!

Но нет.

Не идёт…

Зато в голову приходит много всего остального. Совершенно лишнего. Например то, когда я ещё верила, что могу быть воистину счастлива. С Марком. А теперь замужем за другим и хрен его знает, что с этим делать. А та прежняя жизнь кажется настолько далёкой и чуждой, как кусок бездушного металла, закреплённого на моей шее. Всего лишь воспоминание. Я даже не могу больше понять, что чувствую по данному поводу. Словно не про меня.

Мысли всё кружат и кружат…

Ещё одну целую вечность!

Которую я опять не выдерживаю.

– Я заметила, ты очень похож на Антонио, – нарушаю долгую тишину. – Слишком даже. Как будто вы родные отец и сын. Как две капли.

Айзек не отвечает долгое время и я почти верю, что в отличие от меня, он уже засыпает. И я не права.

– Может быть, именно поэтому они меня и усыновили? – спустя затянувшуюся паузу отвечает Янг. – Раз, как ты говоришь, я на него похож. Хотя это вряд ли.

– Не внешне, – не соглашаюсь я с ним.

– У тебя тоже светлые волосы, но ты ж ему не дочь, – усмехается моим скоропалительным выводам собеседник.

Переворачивается с бока на спину и закидывает руку под голову, уставившись в потолок. Зачем я приподнимаюсь, чтобы удостовериться в этом? Не знаю. Сон же всё равно не идёт. Надо чем-то себя занять.

Например…

– Когда я смогу поговорить со своими родителями? Мне нужно знать, что у них всё в порядке.

– Не скоро. И да, у них всё в порядке. Если будут серьёзные проблемы, мне о том сообщат.

– И я, конечно же, должна тебе опять поверить на слово? – усмехаюсь.

– У тебя есть другой выбор? – невозмутимо комментирует Айзек. – Взвешивать все риски стоило до того, как ты подписалась стать Ниной Янг и стала ею.

С этим не поспоришь.

– А Марк? – переключаюсь на иное. – Что именно я должна сделать, чтобы помочь тебе с ним?

Я возвращаюсь в прежнее положение, мужчины больше нет перед моими глазами, но даже так прекрасно представляю, как в очередной раз его губы искажает издевательская насмешка.

– Когда настанет нужное время, ты будешь первая, кому я дам об этом знать, – отзывается Айзек.

Формулировка недостаточно прозрачная, чтобы меня это в самом деле успокоило, и я спешу задать новые вопросы. Вернее, приоткрываю рот. Но как только делаю это, подушка вылетает из-под блондина и летит прямиком в меня. Вслед за ней с пола поднимается и сам хозяин спальни. Моментально напрягаюсь.

– Что ты?..

Ещё пара секунд, и договаривать становится не обязательным. Точно так же, как мой всё-ещё-не-верится-но-супруг-раз-уж-дерьмо-в-жизни-случается решает, что может позволить нам спать раздельно, забирает своё решение обратно. Тяжелое тело приземляется на матрас в считанных дюймах от меня.

– Считай это первым предупреждением. Если уж твой болтливый ротик никак не закрывается, ещё немного и задумаюсь о том, чем бы его в таком случае занять. Помнится, тебе как раз требовались уроки по улучшению некоторых твоих женских навыков.

Мигом затыкаюсь.

Хотя и потом долго ворочаюсь.

Почти до самого утра…