Текст книги "Солнечные зайчики"

– Когда ты привез Пашу, он бился в истерике, глаза были красными, лицо бордовым, голос совсем не похож на голос 11-летнего мальчика. Ты был расстроен и не обращал внимания, о чем я тогда с ним разговаривала. Я же прошептала ему на ухо, что привяжу его к кровати, а утром сдам в психушку, если он не успокоится. Это была всего лишь попытка, но удачная. Он не просто стих, буквально через 30 секунд на меня смотрел другой человек: другие глаза, уже не покрасневшие, обычное мальчишечье лицо, и позвал он тебя тихим голосом. Кто-то мог бы подумать, что из него вышел дьявол, другие, что он первоклассный маленький актер. Но я бы узнала такую смену личности, я ведь изучала болезнь так долго, что просто не могла ошибиться.

Галя и Виктор понимали, что злиться на Пашу нельзя, он в своей жизни не сделал ничего плохого. Злом был Комо, а как его прогнать навсегда, эти двое не знали.

– Ну что, какие у нас сегодня планы? – спросил жизнерадостно Пашка, глядя то на Галю, то на отца.

– Мне нужно в больницу, я сегодня на сутки заступаю. Но вы наверняка найдете, чем заняться.

Подруга допила кофе, обняла Пашу и Витю и убежала по своим делам, отец только и успел крикнуть в след «спасибо за все».

– Я хочу обновить джинсы, которые мы вчера купили, поэтому пойду в кино. Ты со мной?

– Да! – слишком громко, снова перепугавшись своих мыслей, ответил Виктор. А вдруг Комо придет, когда его не будет рядом? Такого никогда не было, потому что именно проступки отца и провоцировали появление этого психа. Но мало ли? Лучше не рисковать. – Конечно, я с тобой. Давно в кино не были, месяца два.

Пока Паша принимал душ, отец приготовил его вещи. Благо, что многие из них хранились не в опечатанной комнате сына, а в отцовской спальне, и новые джинсы тоже были там. Виктор выдохнул с облегчением, когда понял, что в злополучную спальню можно никому не входить. По крайней мере, пока.

Они вышли на улицу и направились в ближайший к дому кинотеатр. Они начали жить в этом районе четыре месяца назад. Пришлось это сделать после очередного появления Комо, который напугал соседей. Казалось бы, мелочь, что могут сделать эти соседи? Но Виктор уже взял за правило: переезжать на новое место каждый раз, когда Комо приходил дважды в одной и той же квартире. Пару раз соседи и участковых вызывали, и в дверь ломились, в общем, редко приходы этого психа оставались совсем уж незамеченными. Безопаснее было менять дислокацию.

Отец позволил выбрать сыну фильм, купил попкорн и напитки и приготовился отключиться на пару часов. Комедия оказалась очень смешной, по крайней мере, зал то и дело взрывался хохотом. Виктор почти не следил за сюжетом, его отвлекали мысли о том, что делать и говорить, когда Пашу вызовут в участок. Где-то через полчаса после начала фильма завибрировал телефон, номер высветился незнакомый. Пришлось выйти в коридор, чтобы ответить на звонок. Следственный комитет. Попросили прийти в понедельник, то есть завтра, чтобы дать показания.

– А можно это сделать в другой день, во вторник или среду? – спросил с надеждой в голосе Виктор. Ему ответили, что просят прийти как можно скорее, в итоге условились на вторник. Мужчина не знал, что он сможет придумать за один лишний день, но попросил-таки эту отсрочку.

После сеанса сын попросил подождать его, пока он отлучится в уборную. Виктор и не заметил, что проторчал у выхода примерно полчаса, а Паши все не было. Нашел он сына возле касс, где тот что-то бурно обсуждал с ребятами в черной одежде.

Отец вспомнил, что уже видел этих двух парней и девушку. Пашка познакомился с ними почти сразу, как переехали в этот район. Что общего у него могло быть с «порождениями тьмы» или как там они себя еще называют, Виктор не знал. Запрещать что-либо сыну он не хотел, но всегда аккуратно намекал, что в случае сильных потрясений может прийти Комо и не нужно, чтобы его кто-то видел. Несмотря на недовольство отца, Паша все-таки несколько раз виделся с этими мрачными ребятами и всегда приходил после встреч радостным и довольным, говорил, что с ними интересно и вопреки кажущейся угрюмости они очень веселые. Отец в итоге успокоился и не придавал слишком большого значения этим связям. До недавних событий. Первые, о ком он подумал, когда увидел труп, были готы. Почему именно они, и сам не знал.

И, видимо, не зря они ему не нравились, потому что сейчас Пашка явно с ними ругался. Один из них – самый высокий и в кожаном плаще – даже схватил его за рубашку и начал трясти. Виктор испугался не на шутку и тут же подскочил к обидчику.

– Отпустите моего сына немедленно, – произнес он сурово.

Парень в черном был на голову выше Виктора, да и драться при сыне было опасно, но, если придется, Виктор готов.

– Он неправ и не хочет это признавать, – на удивление спокойно произнес обидчик.

– Папа, я сам разберусь, – голос Паши дрогнул, было заметно, как он нервничал. – А вы проваливайте, я ничего вам объяснять не буду.

В ответ Пашкин знакомый только сильнее схватил его за рубашку. Виктор не собирался этого терпеть, единственное, что пришло ему в голову, это схватить обидчика за руки и с силой оттолкнуть.

– Уходите прямо сейчас, иначе будет хуже, – отчеканил отец. – Я не ручаюсь за себя и сына.

Все трое переглянулись, казалось, Виктору даже удалось их напугать. Тот, что был агрессивнее остальных, буркнул «пошли отсюда», и они удалились.

– Сынок, ты как?

– Я в порядке. Нет, правда, все хорошо. Пойдем уже.

– А что они хотели? Чего вы не поделили? – не унимался Виктор, пока шли домой.

Пашка отвел взгляд, посмотрел задумчиво по сторонам и только потом ответил, как-то нехотя.

– Да ну их! Надоели их вечные разговоры об оккультизме и сатанизме, я им сказал, что бред все это и никакие обряды ни к чему не приводят. Да и никто их не проводит уже…

– Какие еще обряды?! – не сдержался отец. Так и знал, что хлебнут они горя с этими ненормальными. Неужели Галя была права и неизвестный труп их рук дело?

– Не обращай внимания, это всего лишь разговоры. Просто они чужую точку зрения совсем не уважают, вот и бесятся. А я от своих слов не отказываюсь. В итоге мы решили больше не общаться.

– Вот и хорошо, вот и правильно! – обрадовался отец. Одной проблемой меньше.

Больше они тему потасовки не затрагивали, остаток вечера прошел спокойно, в домашних хлопотах. В понедельник с утра все тоже было тихо, без незваных гостей. За обедом пришлось сообщить, что завтра нужно идти к следователю.

– Чтобы дать показания? – вспомнил сын.

– Да. Наверняка, будут спрашивать только о том, знал ли ты пострадавшего, видел ли его где-то, и все, – произнес максимально беспечно отец.

– Ясно. Расскажу все, как было.

– Только… сынок, ты же понимаешь, хм… что нельзя… – Виктор никак не мог подобрать правильные слова, чтобы напомнить сыну, что про Комо никому говорить нельзя.

– Пап, я знаю, что про НЕГО говорить нельзя. Я не тупой.

– Я знаю, сынок. Ты умница у меня. Я просто напомнить хотел, – поспешил успокоить отец.

Пашка не любил говорить о Комо. Виктор понимал, как тяжело парню осознавать, сколько боли он причиняет родным, даже не помня ничего из того, что сделал. Отцу пришлось рассказать сыну о Комо как раз после того, как он пришел дважды за один день, вернее ночь. В тот раз Виктор опять соврал сыну. Он уже больше двух лет жил без женщин, не встречался с ними вообще и временами готов был лезть на стену от недостатка тепла. Впервые за очень долгое время мужчина решил воспользоваться услугами жрицы любви. Оставить сына одного в квартире он боялся, поэтому дождался, когда тот уснет и вызвонил девушку на одну ночь. Конечно, два года жизни с Комо должны были его чему-то научить, и он действительно стал осторожным, но находиться в вечном напряжении тоже было невозможно. Спустить пар Виктору удалось, но Паша проснулся и зашел в его комнату как раз, когда он помогал своей новой знакомой одеваться. Почему именно эта картина вызвала приход Комо, отец не знал, но тот появился, не успел еще Виктор выпроводить женщину за дверь. Получив пару тумаков, отец, как и раньше, схватил психа покрепче и повел к зеркалу. По уже привычной схеме повернул его, вырывающегося, лицом к зеркалу и заставил смотреть на свое отражение. Как и предыдущие два раза, – отец не сразу научился этому приему – все сработало, уже через пару минут к нему вернулся любимый сын.

Но под утро Комо пришел во второй раз. Спящий Виктор даже не сразу сообразил, где он, когда услышал грохот. Подскочив с постели, он вбежал в комнату сына и увидел только разбитое вдребезги зеркало и раненого Комо. Это был без сомнения он, потому что сразу принялся кидаться осколками стекла. Пришлось спасаться с помощью одеял и простыней, в которые отец поймал парня и убаюкивал его как маленького, пока не успокоил. Но это было только временно, в такси и после в приемном покое Комо не отступал, как бы отец ни просил. Увидев медсестру, Виктор не хотел его выпускать из рук, в страхе, что он покалечит себя или ее. Но Гале, а это была именно она, как-то удалось его утихомирить. Только спустя время она рассказала, как это сделала. А в тот вечер отец подумал, что организм Пашки не выдержал ора на пределе человеческих возможностей и выгнал Комо. К тому моменту Виктор почти обезумел от страха потерять сына навсегда, ведь так надолго псих еще никогда не приходил. Поэтому он даже и не задумывался, что именно произошло. Ну а когда Паша окреп после больницы, отец очень кратко, не вдаваясь в ужасные подробности, объяснил ему, откуда порезы, синяки и ссадины, а также разбитые предметы в их квартире.

Паша сначала очень испугался, но потом, кажется, даже выдохнул с облегчением.

– Так я поэтому иногда забываю, что произошло, и не помню, почему у меня руки болят? – он был поражен рассказом отца.

– Да, сынок. Это называется раздвоение личности. Ты только не переживай сильно, это нечасто происходит.

– Сколько раз в год?

– Три, может, четыре, – замялся отец. Это была чистая правда, но говорить обо всем этом двенадцатилетнему ребенку совсем не хотел.

– А из-за чего это происходит? – разволновался все-таки Паша.

– Я точно не знаю, на что именно ты… он реагирует, но чаще всего это что-то, что огорчает или злит.

– И он всегда дерется?

Сын почти плакал, когда задавал этот вопрос. У Виктора к тому моменту еще не зажили порезы от стекла на руках, а на лице красовался едва заметный, но все же фингал.

– Нет! – поспешил он соврать. Вот сейчас правда точно никому не поможет. – Нет, совсем не всегда. Иногда он просто кричит и ругается, говорит, что я во всем виноват. Он не всегда бьет, не переживай. Да не такой уж он сильный.

Виктор выдавил из себя улыбку и обнял сына, чтобы тот не успел заплакать. Понял ли Паша, что на самом деле происходит, отец не знал. Со временем после каждого нового приступа он задавал все меньше вопросов, но отец никогда не скрывал от него приходов Комо. Старался увиливать, приукрашивать действительность, но если сын спрашивал прямо, то не врал, а говорил как есть. С возрастом визиты психа происходили реже, но и Паша был уже не мальчиком, силы прибавилось, и каждая стычка была болезненной в прямом смысле слова. Виктор делал все возможное, чтобы оградить сына от стресса, расстройств, любых разочарований. До этого неизвестного мужика у них было рекордное затишье – шесть месяцев. И тут такой неприятный сюрприз. Конечно, мертвецу было хуже, но ему-то уже не нужно разгребать все это, а Виктору придется.

– Пап, а какие документы нужно с собой в полицию брать? – спросил сын, когда уже собирались спать.

– Паспорт только. Вроде, – отец не помнил точно, что нужно взять. Его занимали мысли о том, как объяснить следователю, что Пашке нельзя говорить про труп. Виктор понадеялся на понимание со стороны работников правоохранительных органов. И на чудо.

На следующий день, когда они пришли к следователю, все, что смог придумать отец, это попросить Пашу подождать, пока он узнает, много ли времени займет процесс. Сын послушно сел на лавку в коридоре.

– Здравствуйте. Я Виктор Новиков, отец Павла. Вы нас с сыном вызвали для дачи показаний, – выпалил он, как только зашел в кабинет.

Его встретил высокий очень худой мужчина, который с улыбкой пожал протянутую руку.

– Добрый день, Виктор Сергеевич. Ну, собственно, к вам у нас вопросов нет, вам только нужно будет пройти дактилоскопию в кабинете в конце коридора. А нам для дела нужно опросить вашего сына. Он что, уехал? – следователь явно заподозрил неладное, глядя на одиноко стоящего мужчину.

– Нет, нет. Он здесь, в коридоре ждет. У меня к вам большая просьба, – замялся отец. – Пашка тяжело реагирует на смерть, просто истерически. Когда умерла его мама, он сам был на грани, так сильно переживал. С тех пор он покойников-то не видел никогда. Вот я ему и сказал, что на того бедолагу просто напали.

– А от чего умерла ваша жена, простите?

– Она не была мне женой, она мать Паши. А это важно? – напрягся Виктор.

– Если это не тайна, конечно, то расскажите. Информация никогда не бывает лишней, – настаивал следователь.

– А вы пообещаете не говорить сыну, что это был труп? – мужчина не знал, вправе ли он просить о таком, но попробовать стоило.

– Виктор, вы понимаете, что просите меня солгать свидетелю во время дачи показаний? – собеседник нахмурился.

– Ну можно же просто умолчать. Вы спросите его о том, что вам там нужно узнать, а ему ничего лишнего не рассказывайте.

– Он у вас что, буйный? Психически неуравновешенный? – не выдержал следователь.

– Нет! Нет, конечно! – закричал Виктор и даже замахал руками в знак отрицания. Еще не хватало, чтобы они начали копаться в Пашкиных проблемах и упекли его в лечебницу.

– Тогда давайте я его все-таки опрошу и отпущу вас, – следователь явно был недоволен сегодняшними визитерами и, видимо, приготовился к неприятной встрече с Пашей. Виктору ничего не оставалось кроме как позвать сына, а самому подождать в коридоре.

Прошло полчаса, а может и больше, прежде чем следователь отпустил сына. Виктор сходил в кабинет, где у него сняли отпечатки пальцев. Заняло это несколько минут, а все оставшееся время отец усердно прислушивался, не начнется ли за стенкой истерика или погром. На удивление там было тихо, очень тихо. Пашка вышел из кабинета улыбающимся и спокойным. Мужчина не знал, радоваться или уже начинать волноваться.

– Что произошло? – напряжение взяло вверх, и Виктор решил, что что-то обязательно случилось.

– В смысле? – не понял сын. – Спросили, знаю или нет того потерпевшего, как давно живем в этой квартире, долго пытались выяснить, может, я его где-то видел все-таки. В общем, я рассказал все, что знаю.

– А что именно?

– Пап, ну ты же сам все знаешь, – начал раздражаться сын. – Сказал, что в жизни не видел этого мужчину, понятия не имею, откуда он взялся и что произошло.

– И больше ни о чем не разговаривали? Ты же там не меньше получаса просидел? – Виктор хотел знать все подробности, не мог же он просто уточнить между делом, рассказали ему про труп или нет.

– Ну, я спросил, что с этим мужчиной в итоге стало. Мол, пусть сами узнают у него, кто на него напал и удостоверятся, что мы тут ни при чем. Только следователь так ничего и не ответил. Сказал «сейчас сведений недостаточно». Да и все вроде, – Паша был спокоен, не злился, даже не нервничал. А отец внутренне выдохнул, поняв, что сын не знает про труп. Можно было надеяться, что Комо не появится.

– Хорошо, хорошо, – подытожил неуверенно Виктор и они с сыном поехали домой.

Сегодня у них по плану было обучение. Отец как умел рассказывал Паше обо всем, что знал, показывал интересные документальные фильмы, пытался выявить страсть к какой-то науке или области знаний, но особых результатов это не дало. Сын только смотрел кино, читал книги, в основном фантастику, хотя библиотека от Маши досталась огромная. Отец бережно перевозил все книги с квартиры на квартиру, в надежде, что сын когда-нибудь прочитает все. Иногда они покупали новые, но это опять была фантастика. Образование Паши, казалось, так и не двинулось дальше четвертого класса, по крайней мере, отец за ним никакого рвения к всестороннему обучению не наблюдал. Конечно, уже после второго визита Комо отец и мать решили больше не водить сына в школу, это было слишком опасно. Если бы нежелательный пришел, когда Паша был в классе, отвертеться от психиатра вряд ли бы удалось. Поэтому выбор пал на домашнее обучение. Из-за этого сын не то чтобы был отсталым, скорее нелюдимым. Виктор мог вспомнить всего пару случаев, когда Паша общался со сверстниками. Первый был незадолго до смерти Маши, тогда ему понравилась девочка в их дворе. Она часто гуляла в окрестностях вместе со своим отцом, эффектным брюнетом. Основное впечатление на Виктора произвела именно его шевелюра: облысевший уже к тридцати годам он всегда примечал длинные и густые волосы у мужчин. Пашка часто общался с этими соседями, причем с отцом даже чаще, чем с девочкой. Но поскольку вскоре появился Комо и им снова пришлось переехать, та дружественная связь оборвалась также быстро, как и завязалась. А вторым случаем были эти непонятно откуда взявшиеся готы. До того, как сын рассказал, кто они такие, Виктор понятия не имел, что это сформировавшаяся субкультура, для которой «характерны специфически-мрачный образ, интерес к готической музыке, мистике, черному юмору, фильмам и литературе ужасов», как он потом узнал в интернете. Отец просто радовался, что сын хоть с кем-то в новом районе начал общаться. Хотя тревога назойливо посещала каждый раз, когда Паша встречался с ними, ведь он понятия не имел, как сильно эти ребята могут повлиять или уже повлияли на сына. А тут еще такой неприятный инцидент с мертвым мужчиной.

Сегодня должен был быть тихий день, в котором за исключением похода к следователю ничего необычного не вклинивалось в их вторничное расписание. Но у подъезда отца и сына ожидал очередной «сюрприз», на этот раз в готическом стиле. Агрессивные ребята из кинотеатра явно жаждали пообщаться с Пашей.

– Пап, я быстро, – выпалил сын, не успели его приятели даже поздороваться.

– Я с тобой! – тут же настоял отец.

Паша встал перед Виктором, преграждая тому дорогу, и посмотрел на него взглядом, которого тот еще ни разу не видел ни у сына, ни у Комо. Это было какое-то воинственное снисхождение, иначе нельзя описать.

– Я сам все улажу, не беспокойся. Если со мной пойдешь ты, они будут считать меня слабаком, – отчеканил сын, сделав явно презрительный акцент на слове «ты».

Виктор не успел ничего ответить, как Паша уже быстро зашагал к ожидавшим его ребятам. Они довольно приветливо поздоровались друг с другом, пообщались минут пять, но так тихо, что Виктор ни слова не расслышал, а после главарь – Виктор решил, что парень в самом длинном плаще и с самыми черными волосами у них главный, – пожал Пашке руку и они ушли.

В лифт сын зашел с умиротворенной улыбкой, и отец решил не спрашивать, что он там успел обсудить с этими товарищами в плащах и почему они сегодня были такими доброжелательными. Виктор хотел, чтобы этот день закончился хорошо. Поэтому, пока Паша смотрел кино и попутно листал какую-то книгу из разряда художественной фантастики, он приготовил его любимую солянку с сосисками, на гарнир отварил, а затем поджарил до золотистой корочки картошку, сделал салат из свежих овощей и позвал сына ужинать. Тот рассказал ему, что за фильм он сегодня успел посмотреть, оказалось, что это была документалка о самом большом в мире судне и она Пашке очень понравилась, потому что он описал почти все, что увидел и услышал по телевизору.

Перед сном Виктор мысленно поставил галочку этому дню, он прошел без особых происшествий, а значит, был хорош.

Сотрудники полиции пришли за Виктором на следующий день, ближе к обеду. Они сказали, что должны задержать его по подозрению в убийстве. После слова «задержание» Виктор ничего не слышал. Он не сопротивлялся, тем не менее наручники на него все-таки надели. Сын стоял в коридоре, отец смотрел на него, ожидая, что сейчас появится Комо. Если это произойдет, Пашу тоже задержат, ведь псих будет бросаться на всех, кого увидит. Но на отца по-прежнему смотрели испуганные без тени ярости глаза Пашки. Это последнее, что увидел Виктор, выходя из квартиры.

Доставили его к тому же следователю, что допрашивал Пашу. Сегодня он был суров и, кажется, даже зол.

– Вы, оказывается, отличный актер и искусный лжец, Виктор Сергеевич, – вместо приветствия сказал следователь.

– Это уже обвинение? – нахмурился Виктор. Ему было страшно, но в основном за сына. Только это чувство было определенным. А все остальное смешалось в ком пугающих вопросов: что делать, кому звонить, что говорить, что ожидать и от чего открещиваться? И что вообще происходит?

– Обвиняют вас не в этом, а в убийстве гражданина Н., – все так же воинственно продолжил следователь. Казалось, что он хочет начать карать уже прямо сейчас, каждым словом и каждой паузой.

– Это тот неизвестный мужчина, что оказался в моей квартире и которого я даже не знаю? – не удержался от претензионного тона Виктор.

Он был уверен, что все это ошибка, которую кто-нибудь исправит совсем скоро. Он пальцем не трогал того бедолагу. Неужели его посадят просто за то, что в его квартире нашли труп?!

– Оказывается, знали. Иначе откуда на теле покойного ваши отпечатки?

После этих слов Виктора затошнило. Хоть это и было неправдой, но прозвучало как неоспоримые доказательства вины. Его вины!

– Что?!

– Вот, пожалуйста, отчет криминалиста. На запястьях покойного найдены отпечатки пальцев, на обеих руках. Мы сравнили их с вашими отпечатками и вашего сына. Ваши совпали, – следователь будто рассказывал кому-то, что он ел сегодня на завтрак, настолько обыденным был его тон. А Виктор же услышал каждое слово с пятикратным усилением звука, словно ему в ухо из громкоговорителя кричали, чтобы сразу дошло – виновен!

– Это какая-то ошибка, – прошептал он.

– Ошибки быть не может, проверили несколько раз. Может, все-таки расскажете, как вы его убили и зачем?

– Это ошибка, – повторил Виктор, не глядя на следователя. Он судорожно пытался понять, как такое могло произойти.

– Виктор Сергеевич, отпираться глупо. Труп нашли в вашей квартире, на нем ваши отпечатки. Признайте хотя бы, что вы знали потерпевшего, – следователю явно хотелось побыстрее покончить с этим делом, и, видимо, признание Виктора было самым быстрым способом.

– Да я в жизни его не видел до того дня! – разозлился Виктор. В сердцах он подскочил со стула и вплотную подошел к столу следователя. – Это недоразумение! Я не знаю этого мужчину, мой сын его не знает, никто из наших знакомых его не знает…

Тут Виктора осенило, на кого все можно спихнуть. Вернее, он понял, кто действительно может быть виновен.

– Я понял! Это все готы! – он схватился за край стола обеими руками да так сильно, что чуть пару ногтей не сломал. Следователя встревожила такая бурная реакция.

– Виктор Сергеевич, успокойтесь, пожалуйста, – попытался унять он разбушевавшегося подозреваемого. – Вы не нервничайте и расскажите, кто такие эти готы и при чем тут они.

Виктор несколько раз глубоко вздохнул, а затем сел на стул и рассказал все, что он знал о непонятных дружках сына. Он специально подчеркнул, что они агрессивны и задумывали какой-то там ритуал и что все его слова может подтвердить сам Паша, который больше про них знает.

– Павел отрицает знакомство с ними, – огорошил его следователь.

– Что? – Виктор даже не успел закончить, а его уже грубо и безнадежно прервали.

– Ваш сын сообщил мне, что у вас навязчивая идея по поводу ребят в темной одежде…

– Черной! – выпалил Виктор так, как будто это играло решающую роль.

– Хорошо, в черной одежде и с мрачными прическами и макияжем. Ваш сын запомнил их такими. Кстати, он утверждает, что видел их всего один раз в жизни, когда они спрашивали дорогу. А вы по непонятным для него причинам стали называть их его друзьями, постоянно говорили о них и расспрашивали его об этой субкультуре.

Виктор смотрел на пол, будто пытаясь найти в рисунке на старом линолеуме какие-то ответы. Паша врал? Следователю? И так нагло! Зачем? Он что, испугался на допросе?

– Что еще сын вам рассказал? – поинтересовался Виктор, глядя следователю прямо в глаза.

– Я не могу вам сообщить. Сейчас меня интересует одно – вы признаете свою вину? – следователь оперся локтями на стол и вперил взгляд в испуганного Виктора.

– Нет! Не признаю, – тот нашел в себе силы ответить.

Дальше ему что-то сообщили про права, адвоката, звонки родным и другую, наверняка важную для заключенного под стражу информацию. Но Виктор не слушал. В голове крутилось слишком много мыслей о Паше… о Комо… о том, кто именно его оклеветал и зачем. Пришел в себя он только на следующий день ближе к вечеру. Он не ел, не пытался кому-то позвонить, не захотел разговаривать с адвокатом, которого ему кто-то там назначил. Мужчина был в шоке, как будто ожидал, что появится «волшебник в голубом вертолете» и чудесным образом закончит этот кошмар. Нужно было позвонить Гале и попросить приглядеть за Пашей, но Виктор и этого сделать не смог. Казалось, он не верил в происходящее.

Более-менее соображать он начал, когда его повели на встречу с сыном. Так сказал охранник. Виктор сначала обрадовался, а затем испугался. Чего или вернее кого ждать теперь?

Его отвели в небольшой кабинет с одним столом и двумя стульями, с зарешеченным окном, которое привело бедолагу в чувства: он, наконец, вспомнил, что произошло и в чем его обвиняют. А все, что произошло дальше, Виктор потом пытался забыть много лет. Это было хуже обвинительного приговора, хуже той тюрьмы, в которую его в итоге посадили, хуже издевательств сокамерников, хуже вообще всего, что он испытал в жизни.

После нескольких секунд ожидания к нему в камеру вошел его родной сын, которого он сразу не узнал. Это был не Комо, об этом говорили спокойная и уверенная походка и отсутствие красноты в глазах и на лице. Снисходительно наклоненная голова, прямая осанка, полностью расслабленные руки, которые он аккуратно сложил, когда сел, и никакого испуга в глазах, плюс едва уловимая презрительная усмешка на губах, которую Виктор как-то уже видел. Это был и не Паша. Виктор ничего не понимал, но тело подсказало ему, что нужно готовиться к худшему: озноб пробил от шеи и до самого копчика, он чувствовал опасность собственным позвоночником.

– Ох, Виктор, как же хорошо стало дома без тебя, – произнес чужой, почти женский голос.

– Паша? – все-таки попытался узнать отец.

– Нет, что ты! Этого хлюпика нет с нами уже пару лет. Как же он мне надоел! Сильнее, чем Комо, сильнее, чем ты! – после этих слов незнакомец во весь голос рассмеялся звонким женским смехом, от которого, как показалось Виктору, у него зашевелились волосы.

– Артист, что ли? – спросил недовольный охранник, заглянувший в дверной проем. Без этого наблюдателя свидание запретили бы. Жеманность Паши… или того, кто пришел навестить отца, явно пришлась местному служителю закона не по вкусу.

– Да, да! Вживается в роль, – поспешил убедить его Виктор. Отцовский инстинкт брал свое, даже сейчас, не зная, кто перед ним, все, чего он хотел, – защитить своего ребенка, уберечь его от всех абсолютно бед.

– Ладно, хрен с вами. Только без выкидонов, а то оба сядете, – проворчал охранник куда-то в коридор недовольным басом.

– Типичный Виктор, – покачало головой существо. – Даже когда я усадила тебя за решетку, ты все равно в первую очередь печешься о несчастном сыночке, – как можно тише и уже более мужественным голосом сказал незнакомец.

Отец непонимающе смотрел на сидящего напротив человека. Только что он заливался женским смехом и тут же заговорил почти Пашкиным голосом.

– Ну брось, Виктор, я не настолько глупа, чтобы показываться на людях, – услышал он томный, но очень тихий голос.

Виктор смотрел во все глаза. Он действительно видел перед собой не застенчивого и неуверенного в себе Пашку и не агрессивного Комо с вечно красными глазами. Эту личность Виктор застал впервые.

– Кто ты нахрен такой? – гневно произнес он. Странно, что зубы остались целы, так он был зол, когда сжимал их.

– Будем знакомы, я – Вега, – существо протянуло руку как для поцелуя, но тут же с ехидной улыбкой отдернуло.

Ее левая бровь была почти все время приподнята, языком она периодически облизывала губы, делая это по-женски соблазнительно, глаза из серых Пашкиных стали почти черными. Но самое главное – голос! Он действительно был женским, немного с хрипотцой, а в каждом слове сквозила надменность. Вега сидела на стуле напротив, положив ногу на ногу, руки сложены аккуратно на коленях, так женщины предпочитают демонстрировать красивый маникюр, только у нее его не было. Это была женщина, вне всяких сомнений, в Пашкином теле, в Пашкиной одежде, но – женщина. Виктору стало страшно от ее самоуверенности, а еще от того, что он понятия не имел, кто она и когда появилась.

– Сколько… Сколько тебе лет? – тихо спросил он.

Вега очень демонстративно поменяла расположение ног, громко выдохнула, и взглянула на Виктора, прищурив глаза. Затем она наклонила голову, будто рассуждая, рассказывать ему что-то о себе или нет.

– Сейчас мне уже 23 года, – размеренно и все так же тихо произнесла она.

– Сейчас? – Виктор даже боялся представить, как давно она существует, но спросить нужно было. – Когда ты появилась?

– Ох, Витя, ты позабыл все свои проколы? – снова ехидно поинтересовалась она. – Помнишь, как после смерти Маши ты привел женщину домой. Думал, что Пашка крепко спит и пытался заняться с ней сексом. А Паша проснулся от ваших стонов, зашел к вам…

На этот раз Вега проговаривала каждое слово настолько медленно, что было просто противно слушать… и вспоминать. Виктор попытался ее остановить.

– Я помню! Помню.

– Тогда не Комо разбил зеркало, а я, – до чего же она спокойна, Виктор боялся ее. Поговорив с ней всего несколько минут, он понял, что она очень опасна для Паши.

– Несколько лет? – переспросил отец.

– Что? Не поняла, – она тянула окончания, что совсем не свойственно было для Пашки и тем более для импульсивного психопата Комо. Сомнений нет, была еще и третья личность.

– Ты сказала, что Паши нет уже несколько лет… Что это значит?

– О, я прогнала его снова буквально пару лет назад. Как раз, когда было поспокойнее. Нужно было, чтобы ты ничего не заметил, – произнесла Вега самодовольным тоном.

– Снова?! – не выдержал отец. Он уже вообще ничего не понимал.

– Виктор, как же ты наивен, – она засмеялась, но на этот раз намного тише, чтобы охранник у двери не расслышал. – Ты думал, все эти годы только Комо мешал тебе жить? Нет, глупец, это была я.