Текст книги "Солнечные зайчики"

Конечно, отец никогда бы и не подумал, что расплачиваться за его вранье придется сыну. Но именно так и произошло.

Почему-то другого времени вспомнить в очередной раз о своем провале не нашлось. Память захотела подкинуть Виктору свинью именно в тот момент, когда он сидел напротив мертвого мужчины, ждал полицию и все время боялся, что Паша вернется с прогулки раньше времени. Хотя, после того как сын заболел, а особенно после того, как умерла Маша, бояться почти все время стало для отца нормой.

Комо пришел первый раз, когда Пашке было девять. Отец из Виктора в то время был непутевый: приезжал редко, проводил с сыном считанные часы, покупал подарки и все, что просила приобрести Маша. На все вопросы сына о работе, занятости, частых отсутствиях отвечал, что он дальнобойщик, мотается все время в рейсы, сильно устает и делает это исключительно для него. Но все это было ложью, наглой и лишь слегка прикрытой.

На самом деле Виктор работал в том же городе, где жил сын, только на другом его конце. Занимался строительством – был бригадиром в одной крупной фирме, которая специализировалась на возведении многоэтажных жилых домов. Он мог спокойно проводить все вечера и выходные с сыном, но предпочитал делать это с женщинами. Тогда они были для него важнее всего. Конечно, это всегда были разные женщины. Хороший водитель старается обкатать как можно больше новых авто, хороший игрок в покер любит блефовать каждый раз в новой компании и так далее. Азарт. Он распространяется на самые разные сферы жизни. В общем, Виктор только-только вошел в раж с новой дамой, как на очередной встрече Пашка попросил отца приходить почаще, и не только домой, а и в школу. Сын записался в волейбольную секцию. К концу первой четверти как раз стало получаться, предстояла первая серьезная игра с прославленной командой из другой школы. В такие моменты и на тренировках, и особенно на матче мальчику очень нужен был отец рядом – и Паша, и Мария твердили об этом в унисон. Виктор пообещал прийти, но не на тренировки, а на саму игру. За несколько дней до матча позвонил, попросил Пашку простить его и сказал, что не сможет быть – уезжает в рейс.

События последующих нескольких дней стереть из памяти Виктор не смог, как ни пытался. Он прекрасно помнит тот звонок, когда он нагло врал сыну, звонил из кафе, где его ждала очередная… просто очередная, а даже не самая главная. И следующую встречу она назначила как раз на день, когда у Пашки был матч.

Его команда победила. Мама решила отвести сына по такому случаю в одно из лучших кафе в районе. И вот там, только войдя, Пашка увидел отца: он зажимался и целовался с какой-то женщиной, а не «бороздил трассы, перевозя жизненно необходимые продукты для жителей соседних областей, краев, а может быть, и стран», – Виктор и сам уже не помнил, чего он там нагородил. Мальчик понял: отец ему нагло и жестоко врал, он просто не хотел прийти и поболеть за него, и он вообще не нужен ему. Все, что он тогда сделал, это расплакался, крикнул отцу: «Ты мне все наврал!» – бросил в него победный мяч и убежал. Виктор переживал, к своей чести, о которой он и сам-то не догадывался, у него щемило сердце: послал куда подальше свою очередную, приехал к Маше с Пашей и битый час уговаривал сына впустить его в комнату. Тот не отвечал, только всхлипывания были слышны из его комнаты. Наконец, Маше, а это была самая терпеливая женщина в жизни Виктора, все это надоело, и она попросила его уйти и даже не звонить какое-то время. Он уехал.

Но под утро она позвонила сама.

– Приезжай скорее, мне страшно, – прошептала она плачущим голосом. – Он хочет меня убить.

– Кто? – не понял спросонья Виктор.

– Паша…

Он примчался, как только смог. Когда Маша открыла дверь, Виктор испугался: глаз заплыл, под носом запеклась кровь, губы разбиты.

– Кто… Господи, кто это сделал?

Она разревелась себе в ладони, стараясь как можно меньше шуметь. Он обнял ее и проводил на кухню. Там, немного успокоившись, она рассказала, постоянно вздрагивая и шмыгая носом, что Пашка ворвался в ее комнату часа полтора назад. Он был весь красный, даже глаза, орал, что это она во всем виновата. Когда она попросила его: «Пашенька, сынок, успокойся», – он разозлился и со словами «Я Комо» начал бить ее со всей дури руками и ногами. Маша сначала не поняла, что это всерьез и нужно сопротивляться, но когда он попал ей в глаз с силой, не свойственной для девятилетнего, мать стала неумело защищаться. Она все-таки пропустила несколько ударов, боясь, что нанесет ему вред, если будет отбиваться. Когда он снова врезал ей по носу, поняла, что нужно просто спрятаться. Каким-то чудом добралась до кухни, смогла запереться и позвонить Виктору. Пока ждала его, Пашка… или Комо угомонился. Сейчас он спал в своей комнате.

Виктор не понял ничего, вернее, ничему этому не поверил. Было ясно, что Маша не сама нанесла себе эти побои, но и представить, как девятилетний сын колотит родную мать, да еще и с такой силой, было трудно. Он успокоил Машу, обработал раны, напоил ее валерьянкой и уложил спать. Сам же остался до утра, чтобы поговорить с Пашей, в существование Комо он так и не поверил.

Утром он беседовал с Пашей – это был тот же самый мягкий, но конкретно сегодня очень расстроенный ребенок, каким он его знал. Только взгляд стал не по-детски серьезным, на Виктора как будто смотрел престарелый судья.

– Сынок, ты помнишь, что произошло? – начал аккуратно отец, когда оба пили чай на кухне. Маша еще спала в своей комнате.

– Конечно, помню. Ты не пришел ко мне на матч. Наврал, что не можешь прийти, а сам просто развлекался, – Пашка насупился, говорил тоном обиженного ребенка, каким он, по сути, и был, так что это успокаивало, появилась надежда, что вчерашний ужас Маше просто померещился.

– Прости, – тихо произнес Виктор, он действительно раскаивался в том, что произошло. – Прости, сынок, я не думал, что все так получится. Я… я так виноват…

Паша только обиженно вздыхал и ничего не говорил больше, продолжая есть бутерброды с шоколадной пастой. Виктор решил все-таки выяснить, что же вчера произошло.

– Паш, а ты помнишь, что случилось потом, вечером? – начал аккуратно отец.

– Я расстроился, плакал долго… а потом уснул, – резко ответил сын и еще больше насупился, спрятал голову в плечи и продолжил пить чай, но делал это с какой-то непонятной яростью.

– Сынок, а ты… эм… ты вчера маму никак не обидел случайно? – сделал еще одну попытку Виктор.

– Пап, ты чего?! – разозлился сын. – Это же моя мама! С чего мне ее обижать?! – лицо вдруг стало совсем злым, он отставил кружку с чаем и сжал кулаки. Тут только отец заметил, что на костяшках пальцев у сына свежие синяки и ссадины. Он подумал, что Маша могла быть права и вчера действительно произошло что-то страшное. Виктор только собрался успокоить Павла, как в комнату вошла Маша. На разбитом лице она пыталась изобразить улыбку, но было очень хорошо видно, что накануне ее били.

– Мама, – жалостливо начал Пашка. – Что случилось? Что с тобой?!

Он подскочил к Маше и начал ее обнимать, та тоже обняла его и поцеловала в макушку. Они простояли так какое-то время, а потом Маша усадила сына за стол, села рядом и спросила с опаской:

– Сыночек, ты помнишь, что вчера произошло?

– Я помню только, как мы пришли домой, я долго плакал в своей комнате, а потом заснул.

– И все?

– Ну да, проснулся я только утром… А что случилось-то, пока я спал? – Пашка смотрел на родителей полными испуга глазами. Он не притворялся, он правда не знал. Маша поглядела на Виктора, потом на сына, внутренне собралась и спросила все так же тихо и боязливо:

– Сынок, ты не знаешь, кто такой Комо?

– Нет, – спокойно ответил Паша. – Что это вообще за имя такое? Это он сделал с тобой?

– Паша… Сынок, это ты сделал, – Маше было очень сложно говорить, она как будто сама не верила в то, что произносила.

– Мама, ты что? Я же… Я ничего такого не делал! Зачем ты такое говоришь про меня?! – расстроился сын. Пашка чуть не заплакал, но все же удержался и лишь пролепетал по-детски: – Мамочка, я же тебя люблю. Я бы никогда такого не сделал.

Виктор не знал, чему верить и как реагировать, ведь перед ним сейчас был его родной сын, как всегда кроткий и ласковый, любящий мать, терпящий пока еще его – такого непутевого отца. Тот же Пашка, который слова грубого не скажет родным, а чтобы поднять руку на мать – и помыслить такого было нельзя. Отцу захотелось зажмуриться, тряхнуть хорошенько головой, открыть глаза и увидеть Машу целой и невредимой, и чтобы не было никаких сомнений в адекватности ее или сына. Но Машины синяки свидетельствовали о том, что не все вопросы еще решены.

– Сынок, я тебя люблю, – начал Виктор. – И чтобы ты ни натворил, я всегда буду на твоей стороне. Но… ты действительно ничего не помнишь о том, что вчера произошло, или просто не хочешь об этом говорить? Ты только скажи правду, – попросил он ласково.

Внезапно Пашка ударил по столешнице кулаком с такой силой, что показалось, стол сейчас треснет или сломается. Потом сын медленно повернул голову и пристально посмотрел на отца: глаза Паши за считанные секунды налились кровью, поза, мимика – все, даже его дыхание, казалось, выражали одну только ярость. Виктор испугался и даже не сразу понял за кого – за Пашку или за Машу.

Внезапный звонок в дверь вывел Виктора из воспоминаний о первом знакомстве с Комо. Глянув на таинственного мертвого незнакомца, все так же сидящего на диване, отец пошел в коридор, вытирая вновь навернувшиеся на глаза слезы.

Сотрудников было двое. Они поздоровались, показали документы и вошли. Виктор сразу проводил их в детскую, он даже не запомнил их должности и из каких они вообще ведомств, мысли были заняты совсем другими вещами. Один из стражей порядка задавал вопросы, а второй неспешно записывал ответы Виктора. Пришлось рассказать во всех подробностях о событиях последних нескольких часов, за исключением прихода Комо, о том, что они делали с сыном вчера вечером и сегодня утром.

– А во сколько вы вчера вернулись? – переспросил один из сотрудников, когда Виктор сказал, что они с Пашей отсутствовали в городе две недели, отдыхали в деревне.

– В половине седьмого, – просто ответил отец.

– И в этой комнате не было никаких следов взлома, и тела тут тоже не было?

– Нет. Все было в точности так, как когда мы уехали. Сын проспал тут всю ночь. Сегодня в обед мы поехали за покупками, погода была хорошая, поэтому после подольше погуляли…

– А сколько вашему сыну лет?

– Девятнадцать.

– И вы с ним почти четыре часа гуляли? Где именно?

– В парке, в центре. Нет, мы сначала по магазинам ходили больше часа, ему джинсы и куртка нужны были, – сказал, не раздумывая, Виктор.

– Надо же, такой взрослый пацан, а вещи с папой покупает. Удивительно, – усмехнулся второй сотрудник, который до этого лишь молча записывал показания.

– Он любит со мной советоваться только и всего, – обиженно произнес Виктор, покраснев при этом. Отец хоть и научился скрывать за простыми логичными объяснениями истинную причину некоторых странностей сына, но врать полицейским ему еще не приходилось.

– Хорошо, Виктор Сергеевич, пока все понятно. Вернее, ничего непонятно, но к вам вопросов нет. Хотя… Вы точно уверены, что не знаете этого человека? Не встречали его в общественных местах, в транспорте, может, случайно сталкивались на улице, в магазине, еще где-нибудь? – первый сотрудник внимательно всматривался в лицо Виктора.

– Я вижу его в первый раз в жизни, это совершенно точно, – уверенно ответил Виктор.

– А ваш сын? Может, он видел его?

– Нет! Нет, конечно, он его не видел, – отец слишком эмоционально отреагировал на последний вопрос, так бурно, что сам испугался своей реакции.

– А сейчас ваш сын где? Может, мы сами его спросим?

– После смерти матери он очень боится мертвых, до истерики просто, поэтому я попросил… поэтому он ушел к друзьям. Я не стал возражать, ведь мы ни в чем не виноваты, и я уверен, что Паша не знает этого бедолагу, – Виктор говорил с такой доверительной интонацией, что очень сложно было усомниться в его правоте.

Полицейские переглянулись и прошли на лестничную клетку, где толпились мужчина с кучей непонятных Виктору приспособлений и двое парней, похожих на грузчиков, видимо, они вынесут труп. Все трое прошли в комнату с телом после утвердительного кивка одного из полицейских.

– А что будет дальше? – спросил хозяин квартиры.

– Нужно сфотографировать все детали в комнате и снять отпечатки пальцев, надеемся, это поможет найти убийцу.

– Мои отпечатки тоже нужны? – спросил Виктор с тревогой, сам не понимая, чего именно боится.

– Да, ваши и вашего сына, у нас должны быть «пальчики» жильцов квартиры, чтобы отличить их от посторонних.

– Да, конечно. Я понимаю. Только можно я сына как-нибудь попозже приведу. Он сейчас будет не готов, не… не сможет, наверное, – пробубнил невнятно Виктор. Вот именно этого он боялся – вести Пашку в участок, где он будет рассказывать о трупе, это все равно что пригласить Комо на чашку чая! Это самоубийство!

– Мы вас вызовем обоих, наверняка придется уточнять детали. А сыну вашему в любом случае нужно дать показания, это стандартная процедура, – ответили Виктору.

Сотрудники спустились вниз, а в квартиру вошли судмедэксперты, мозг Виктора придумал им такое название. В общем, какие-то люди еще некоторое время изучали детскую, фотографировали там все, затем и они ушли, а труп вынесли на носилках. Все это и то, как какой-то человек опечатал комнату и долго объяснял Виктору, что туда лучше не входить, он слушал, но не понимал. Вернее, не мог понять, как все рассказать Пашке, постараться не пускать его в свою комнату и при этом не напороться на Комо.

Когда наконец остался один, первым делом Виктор хотел снова заорать или расплакаться. Просить Галю оставить Пашку на ночь было бы слишком нагло. Хотя он прекрасно понимал, что она не откажет. Она была рада каждому шансу провести время с Пашей, для нее он был «идеальным примером», «прекрасным образцом» и что-то там еще. Галя изучала множественное расстройство личности еще в институте, ее интересовала эта болезнь так сильно, что она устроилась на подработку в психиатрическую клинику. Но за те полгода, что молодая медсестра там провела, ни одного нужного пациента не попалось. В общем, несколько лет назад, когда в приемном покое детской больницы израненного и орущего Пашу пытались привести в чувство, именно Галя расспрашивала отца, пытаясь выяснить, что произошло. Виктор тогда ничего ей не рассказал, а попросил только дать сыну успокоительное и зашить раны. Галя так и сделала, в графе «диагноз» ничего, кроме порезов и сильного стресса, не значилось. Однако парня оставили на ночь и попросили отца забрать его на следующий день. Виктор сказал, что никуда не уйдет и будет ждать до тех пор, пока Пашу не отпустят домой. Галя воспользовалась тем, что ему придется ждать как минимум до утра и разговорилась с ним. Найти подход к расстроенному отцу-одиночке оказалось очень просто, нужно было только проявить сочувствие, предложить отдохнуть в сестринской, угостить чаем и, самое главное, объяснить, что она, Галя, узнала эти симптомы. Виктор после последних слов сердобольной медсестры чуть чаем не поперхнулся и начал все отрицать.

– Я не собираюсь никому ничего рассказывать, Виктор, успокойтесь, пожалуйста, – максимально спокойно сказала Галина. Она положила свою руку на руку несчастного отца в знак поддержки. – Я знаю, что вам очень тяжело, правда, знаю. Я изучила все особенности расстройства личности, прочитала огромное количество литературы на эту тему. Всегда была уверена, что определю болезнь сразу. И вот она передо мной. Вы бы только знали, как давно я мечтала увидеть человека с такими симптомами!

Галина умоляюще посмотрела на Виктора, который все еще удивленно моргал после ее слов.

– Я все что угодно сделаю, лишь бы иметь возможность общаться с вашим сыном, – выпалила медсестра.

Виктор выдохнул во всю мощь своих легких и устало откинулся на спинку дивана в той самой сестринской, где он нашел единственного человека, с которым смог поделиться своими проблемами. Он поверил Гале сразу, в тот же вечер ответил на все ее вопросы. А когда утром Пашу без скрипа выписали, он убедился, что Галине действительно можно доверять.

Все это произошло примерно через год после смерти Маши, лет восемь назад. С тех пор именно Галя всегда приходила на помощь и выручала Виктора и Пашу. Она даже пару раз сталкивалась с Комо, правда, к счастью, обошлось без кровопролития. Понятно дело, для самой повернутой на РЛ (расстройстве личности) женщины эти стычки были сущим подарком. Уж чего она так вцепилась когда-то именно в эту болезнь и почему она вызывала у обычной медсестры такую эйфорию, Виктор не знал и даже не пытался расспрашивать Галю. Других кандидатов в сиделки сыну все равно не было, потерять еще и Галину было бы критично. Кстати, однажды он ее действительно чуть не потерял, когда та попыталась соблазнить его. Но за несколько месяцев до этого бывший ловелас завязал с женщинами навсегда. Здоровье сына, особенно психическое, было важнее.

В сухом остатке об особенностях Паши знали только Виктор, Галя и сам Паша. Остальные, возможно, догадывались. Этого было достаточно, чтобы вести тихую, не совсем мирную, но не вызывающую интереса или подозрений у соседей, жизнь. Виктор практически сразу после смерти Маши попросил перевести его из прорабов на удаленную работу. В те времена это было не так уж и просто, пришлось многому научиться, чтобы стать полезным для своей строительной компании, но в итоге все сложилось и мужчина смог нормально зарабатывать, находясь при этом практически все время при сыне.

Галя же стала неотъемлемой частью их жизни и помогала всегда, когда Виктор к ней обращался, но тот старался не злоупотреблять ее доверием. Вот и сейчас он не посмел попросить ее оставить Пашку у себя на ночь. Вместо этого он попросил ее переночевать у них.

– Что у вас тут вообще произошло? – поинтересовалась удивленная Галя, когда Виктор открыл дверь, очень быстро увел Пашу на кухню и вернулся, чтобы просить ее остаться на ночь.

– Ты никогда меня об этом не просил, – пролепетала смущенно медсестра. Она совсем как школьница опустила глаза и даже покраснела. В былые времена это свело бы Виктора с ума и он не упустил возможность в ту же ночь затащить Галю в постель. Сейчас же его волновало только то, что нужно быть начеку, особенно этой ночью, а без помощи он может не справиться.

– Комо может прийти сегодня. Опять, – с горечью прошептал отец.

– Комо приходил?! – с энтузиазмом воскликнула медсестра, даже не заострив внимание на том, что мужчина и не думал ее соблазнять. Эти мысли до сих пор появлялись в ее голове, хотя она давно поняла, что не интересует Виктора как женщина.

– Тише, – шикнул Виктор. – Без громких звуков. Ты же знаешь, что дважды за один день или ночь – это критично. Пашка может этого не перенести.

– Да, конечно, – понизила тон Галина. – Конечно, я останусь. Только расскажи, что произошло-то?

– Пап! – позвал из кухни сын, и Виктор сразу переключился на внутренне и внешне беззаботного добряка, у которого якобы нет вообще никаких проблем.

– Я тебе все расскажу, когда Пашка заснет, – пообещал он Гале и увел ее на кухню.

После вечернего чая и разговоров о том, как они с отцом отдохнули в деревне, Пашка быстро устал и уже в десятом часу захотел спать.

– Сынок, в твою комнату нельзя, – осторожно произнес отец.

– А что с ней? – Пашка нахмурился, пытаясь вспомнить события сегодняшнего вечера. Виктор хотел было что-то соврать, но вовремя вспомнил, что так будет еще хуже.

– Там сегодня нашли мужчину. Помнишь, он сидел на твоем диване? – все также вкрадчиво спросил отец.

– Да, помню. Правда, потом провал опять, помню только, как с Галей пошли гулять.

– Ну вот, пока вы ходили, приехала скорая и увезла его. Вроде живой, – во время этого вранья Виктор в упор посмотрел на Галю. Та молчала и только глядела поочередно то на отца, то на сына.

– Правда, живой? – переспросил подозрительно Пашка. Он уставился на Виктора с незнакомым выражением лица: злость, недоверие, презрение – вот, что в нем читалось. Так сам Пашка никогда не смотрел на отца, а Комо был сгустком сплошной злости, на презрение в нем места не хватило бы. Виктор снова мысленно содрогнулся, готовый к тому, что Комо появится прямо сейчас.

– Да, конечно, живой, – произнес уверенно отец, глядя сыну прямо в глаза. – Я знать не знаю, чего он у нас делал. В этом полиция будет разбира…

Виктор осекся, вспомнив, что Пашку тоже вызовут в участок и там, скорее всего, скажут, что в их квартире нашли труп. Черт! Ох, ладно. Пусть Комо придет потом, лишь бы не прямо сейчас и не сегодня ночью.

– Да, полиция же была после скорой. Расспросили меня обо всем. Я только сам у них хотел спросить, откуда взялся этот мужчина. Может, они подбросили, они же мастера что-нибудь подбрасывать, – пытался пошутить отец. Галя улыбнулась, но как-то нервно, а Пашка смотрел все также сурово. – В общем, все забрали, но в комнату пока входить нельзя, ее опечатали. Говорят, что там еще что-то поискать надо. Напали, что ли, на этого человека.

Виктор городил ложь во спасение одну за другой. Глупо было верить, что все обойдется, но сейчас только это и оставалось.

– Ок, понятно, – беспечно произнес Паша. – Я тогда пойду к тебе.

Пашка пошел спать, и, пока за ним не закрылась дверь отцовской спальни, Галя беззвучно пыталась дать понять Виктору, что она в шоке.

– Избитый мужчина у вас в квартире посреди бела дня? – прошептала она, когда шум в соседней комнате стих.

– Он мертвый был. И я вообще не понял, что произошло, – также шепотом ответил Виктор. – Только Пашке пока не говори, что он мертвый был, не хочу лишних переживаний.

– Конечно, ты что, – заверила Галя.

Дальше Виктор рассказал подруге все, что произошло сегодня вечером, ничего не скрывая, и ему даже как-то легче сразу стало.

– А ты что, правда, его ни разу не видел?

– Почему всех это так удивляет? – разозлился мужчина. – Я в таком же шоке, как и ты, – незнакомый труп в моей квартире! И как он попал сюда, я вообще не понимаю.

– Стой! – осенило Галю. – А вдруг его убили прямо здесь? Ты ключи кому-нибудь давал?

– Во-первых, ключи только у меня и Пашки, оба мы со своими ключами были на прогулке, сын дверь своим ключом закрыл, когда мы утром уходили. Во-вторых…

– Подожди! Пашка мне сегодня рассказал, что недавно познакомился с местными готами, вернее, они с ним познакомились. Может, это они? – перебила Галя.

– Во-вторых, детектив Галина, если бы его убили здесь, явно были бы хоть какие-то следы, хоть что-то. Но все так же, как и всегда, кроме этого мертвого мужчины!

– А вдруг они убили его где-то и принесли сюда?

– А ключи где взяли?

– У Пашки сперли и сделали дубликат. Их же не поймешь, этих долбанутых, – медсестру было уже не унять. В своем воображении она явно рисовала страшные картинки, как в их квартиру затаскивают труп, аккуратно кладут его на диван в комнате Паши, а затем также аккуратно выходят, убрав все следы своего пребывании. И как сын передал им зачем-то ключи, Галя наверняка изобразила в своей голове.

– Это какое-то безумие, ты же понимаешь? – не сдавался Виктор. Он верил в то, что Пашка, так же как и он сам, никакого отношения к этому недоразумению не имеет. – Паша никогда никому бы не отдал ключи, ты же знаешь его не хуже меня!

– Да, – протянула недовольно Галя, расстроенная нестыковками в своей теории. – Тем более Паша почти никуда не ходит один.

Галя подула задумчиво на только что налитый чай и забарабанила по столу пальцами. Виктор же хотел хоть на немного отвлечься от событий сегодняшнего вечера, поэтому взял свою кружку, поставил ее на подоконник открытого окна и сел рядом на табурет. Легкий майский ветер неторопливо остужал горячий напиток, мужчина смотрел на пар, колышущийся над поверхностью кружки, и постепенно отпускал такую непростую ситуацию. Все будет хорошо, по-другому и не может быть. Слишком много проблем и бед свалилось на него за последние годы, еще чего-то плохого он не перенесет, просто не перенесет. Болезнь сына, смерть Маши, полный отказ от отношений с женщинами и вечно угнетающее чувство вины – Виктор считал, что уже давно расплатился за прошлые грехи.

Потерять Пашку он не мог, не хотел даже думать об этом. Если сегодняшняя ночь и завтрашний день пройдут гладко, есть надежда, что события семилетней давности не повторятся. Тогда Комо первый и последний раз пришел два раза за одни сутки. Что именно спровоцировало его появление, Виктор уже точно не помнил. За эти годы он понял только, что любое его вранье может спровоцировать появление второй, нежелательной личности. Отец убедился в ее существовании на следующий же день после первого избиения Маши, досталось в тот день и Виктору. Когда буря утихла, он порыскал в интернете, почитал о симптомах болезни и причинах, которые ее вызывают. Затем разыскал знакомого врача, чтобы расспросить его, действительно ли такое бывает. Тот объяснил подробно, что такое диссоциативное расстройство личности, отметив, что в мире всего пара сотен таких случаев, а в России болезнь практически не изучена и ни одного диагноза не поставлено. В общем, медик только поспособствовал решимости Виктора и Маши хранить все в тайне и не обращаться к психиатрам.

Комо пришел второй раз только через полгода. Отец тогда по-прежнему жил отдельно от Паши, но появлялся несколько раз в неделю, проводил с сыном много времени, пытался сделать все, чтобы тот был счастлив. Но когда однажды он не забрал его на выходные, хотя до этого обещал, Комо появился снова. Виктор в те выходные должен был работать, его вызвали на объект в другой город. Он сказал об этом Паше заранее, попросил его простить. Когда Маша позвонила ночью в субботу со знакомым ужасом в голосе, Виктор все понял. Он примчался, как только смог. Его встретила зареванная и напуганная, но целая Маша. Сына она успела запереть в ванной до того, как он смог бы нанести ей серьезные увечья. Когда отец открыл дверь, то увидел спящего на полу Пашку, он казался мирным и спокойным, лежал, свернувшись клубочком на полотенцах. В самой же ванной все было разбито вдребезги: зеркало, полка, пенал – осколки и обломки всего этого наполнили комнату.

Виктор аккуратно взял сына на руки и отнес в его спальню. Затем помог Маше убраться в ванной, а после расспросил, что произошло. Выяснилось, что началось все поздно вечером в пятницу. Мать сначала услышала, громкий стук, а когда выбежала в коридор, увидела, как сын изо всей силы хлопает дверью ванной, снова и снова, снова и снова, с каждым разом все сильнее.

– Сынок? – позвала она осторожно.

На нее уставились красные от злости глаза, и она все поняла. Каким-то чудом Маша успела подбежать к Комо раньше, чем он к ней, толкнула его в ванную и заперла дверь. Ей пришлось около часа просидеть под дверью, чтобы он не открыл ее, на спине остался небольшой синяк: когда Комо услышал, как она вскрикнула от боли, он стал колотить в одно и то же место на двери, чтобы заставить отойти. Но Маша не сдалась, она так боялась, что все повторится точь-в-точь, как в прошлый раз, что стерпела эти легкие побои. Через какое-то время Комо успокоился, но прошло еще не меньше часа, прежде чем Маша решилась отойти от двери, взять телефон и позвонить Виктору.

В тот день отец понял, что нужно переехать к Маше и Пашке, те, конечно, не возражали. Виктор же надеялся, что со временем все наладится, что, если он будет с сыном все время, тот прекратит так себя вести, Комо исчезнет и никто больше не пострадает. Но Маша все-таки умерла. Она не выдержала и года такой жизни.

– Ты спать-то собираешься, Вить? – на этот раз из воспоминаний его выдернула заскучавшая Галя. Виктор залпом выпил свой давно остывший чай.

– Да, конечно. Тебе в гостиной постелить?

– Ага, – просто ответила подруга. Я кино еще какое-нибудь на телефоне посмотрю.

– Хорошо, – устало произнес Виктор. Он пошел в комнату, разложил диван, достал из шкафа одеяло и подушку. Сам же улегся на кушетке в своей спальне, убедившись сначала, что сын спокойно спит на его кровати.

Усталость навалилась с новой силой, поэтому он заснул практически сразу. А проснулся уже через несколько минут от жуткого детского крика. Отец забежал в соседнюю комнату и увидел, как Пашка стоит у открытого окна и орет во все горло. Виктор подлетел к нему, начал трясти и спрашивать, что случилось. Сын только с новой силой заорал «мама» и показал на окно, по щекам Пашки ручьем текли слезы. Виктор перевесился через окно и увидел на асфальте Машу. Он не помнил, как сбежал с седьмого этажа, схватил уже бездыханное тело, не помнил, как приехала скорая. В память врезались только красные глаза и безумный крик «мама». Этот день, вернее, эта ночь снилась ему несколько раз, и всегда в подробностях, с жуткими звуками, с теми же самыми страшными ощущениями. Вот и сегодня все повторилось, как тогда. Что именно произошло, он не знал. Позже, когда Виктор пытался в деталях воспроизвести этот момент, он гнал от себя мысль, что у окна стоял именно Комо и что он был как-то причастен к прыжку Маши. Он уверял себя, что красные глаза нарисовало его воображение, а на самом деле сын увидел открытое окно и мертвую маму уже после того, как все случилось. Тем более Маша оставила предсмертную записку: «В моей смерти прошу никого не винить». Почерк был ее, это подтвердили и криминалисты. Однако та ночь не давала Виктору покоя: во сне он переживал эти события снова и снова, каждый раз глаза Комо становились все краснее, а щемящее чувство тревоги – все сильнее.

По-настоящему Виктор проснулся ближе к обеду и только потому, что почувствовал запах кофе и яичницы. Потягиваясь, он пытался вспомнить, что его так тревожит, а когда восстановил все в памяти, подскочил с кровати и стал искать глазами Пашку. Сына в комнате не было. Тогда отец помчался на кухню, там Паша и Галя спокойно ели и разговаривали.

– Пап, наконец-то проснулся, – улыбнулся сын, когда заспанный отец появился на пороге. – Садись есть. Я сам приготовил.

Пашка всегда радовался моментам, когда мог чем-то, пусть совсем пустячным, похвастать перед отцом. Завтрак из трех яиц, поджаренного хлеба и горячего кофе был самым обычным, но чувствовалось, что сын был в каком-то детском восторге от того, что сделал все сам. Паша, в отличие от Комо, был заботливым и спокойным. Ни разу еще Виктор не замечал злости и ярости в сыне и чтобы при этом его глаза не были кроваво-красными, а голос не по годам груб. Когда приходил Комо, становилось сразу понятно, что это другой человек, что это не Паша съехал с катушек. Комо и Паша хоть и были в одном теле, но принадлежали двум разным сущностям. Галя, которая много лет изучала болезнь в теории, столкнувшись с ней на практике, долго не могла поверить в происходящее, в такую резкую перемену. Однажды, когда Виктор уже окончательно проникся к ней доверием, он спросил, как это она сразу узнала симптомы в тот день в больнице.