Текст книги "«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века"

Впрочем, кустарные подделки золотых монет (например, перегравированные и позолоченные монеты из серебра или литые подделки) все же появлялись в поле зрения полиции. В 1820-е годы позолоченные империалы делали в Казани[42]42
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-а. Л. 75 об.


[Закрыть]. Упоминание об этом есть в следственном деле о фальшивомонетчиках Полтавской губернии. В 1824 году крестьяне Тимофей Багощкин и Борис Иванов по приговору Орловской палаты уголовного суда были наказаны кнутом, заклеймены и отправлены в Тобольскую губернию «в работу» за получение «от ямщика фальшивых на манир золотых полуимпериалов заведомо таковых»[43]43
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 146–147.


[Закрыть]. В 1884 году в Гомельское уездное казначейство был представлен «полуимпериал с литерами на лицевой стороне под гербом с левой стороны “П” и правой “Д”, 1829 года, и надписью на оборотной стороне “чистаго золота 1 золотник 39 долей, С. П. Б.”, оказавшийся фальшивым»[44]44
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 182. Л. 1.


[Закрыть]. Встречались и другие упоминания о выявленных подделках золотых монет. Есть даже сведения об имитации турецких курушей жителем Эривани, торговцем Крикором Шихимянцом, в доме которого при обыске нашли «машинку для подделки турецких золотых монет»[45]45
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 396. Л. 1 об.


[Закрыть]. Но в целом сообщения о фальсификации монет из золота встречаются крайне редко.

Следует упомянуть, что для привлечения фальшивомонетчика к суду и вынесения обвинительного приговора требовалось не только его арестовать, но и предоставить неоспоримые доказательства виновности арестованного. Тот же Шмерка Зильбергейт, упоминаемый выше, избежал наказания, хотя и задержан был, казалось бы, с поличным. На допросе Зильбергейт утверждал, что «форма же и фальшивые деньги, хотя у меня найдены, но отколе взялись, не знаю», и, вероятно, они подброшены доносчиком. А «горшочек с оловом принадлежит мне и остался от делания дроби, чугунчик с водою могла поставить мать, прочие же снаряды принадлежат отцу моему, ибо он занимался и злотничеством; я сам фальшивой монеты не делал и о делателях оной не сведущ»[46]46
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 195. Л. 29 об.


[Закрыть]. Следствию, как с сожалением сообщил военный губернатор Минской губернии генерал С. Е. Кушелев министру финансов М. Х. Рейтерну, не удалось доказать его вину: «Ибо он дал такие отзывы, по которым ни формальное следствие, мною назначенное, ни даже самый суд не могут заставить преступника сознаться в своем преступлении, и он, на основании Законов, вероятно, будет оставлен лишь в подозрении»[47]47
  Там же. Л. 25.
  Кушелев, Сергей Егорович (1821–1890) – генерал от инфантерии, генерал-адъютант, в 1861 временный военный губернатор Минской губернии.
  Граф Рейтерн, Михаил Христофорович (нем. Michael Graf von Reutern; 1820–1890) – министр финансов (1862–1878), председатель Комитета министров (1881–1886).


[Закрыть].

Закон требовал не только неопровержимых доказательств, но и соблюдения всех процессуальных формальностей. В декабре 1865 года Новгородская палата уголовного суда рапортовала в Сенат об осуждении крестьянина Карпа Семенова, обвиняемого в «делании и переводе фальшивой монеты, хотя не сознавшегося, но уличаемого тем, что у него отобрана в кармане форма для делания полтинников»[48]48
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 143. Д. 1076. Л. 1.


[Закрыть]. Суд приговорил Семенова к восьми годам каторги, а затем на вечное поселение в Сибири. Крестьянин подал апелляцию, и в феврале 1866 года уголовный кассационный департамент Сената определил: «Удельного крестьянина Карпа Семенова по обвинению в подделке фальшивой монеты оставить в подозрении и отдать его на поруки одобрившим его поведение людям»[49]49
  Там же. Л. 5.


[Закрыть]. Решение было мотивировано тем, «что в деле к обвинению подсудимого Карпа Семенова в делании и переводе фальшивой монеты имеется лишь то обстоятельство, что у него в кармане при обыске найдена из древесной губины форма для полтинников, но обстоятельство о нахождении у него этой формы, при не сознании его, нельзя признать несомненным», поскольку свидетели изъятия формы «спрошены по этому предмету с нарушением законом установленных формальностей»[50]50
  Там же. Л. 3–4.


[Закрыть] и запись показаний в протоколе оформлена неверно. Чиновников Сената не убедили даже обнаруженные в избе Семенова материалы и инструменты для изготовления поддельной монеты.

Следующий этап фальшивомонетничества в России наступил в 70-х годах XVIII века. Связано это было с появлением в денежном обращении страны бумажных денег. В 1768 году Россия вступила в тяжелую и затяжную войну с Османской империей (1768–1774). Содержание армии стоило дорого. Война требовала серебра. Все расчеты, особенно с зарубежными поставщиками, велись исключительно в серебряных и золотых монетах. Ежегодно на нужды действующей армии требовалась «знатная сумма». Пополнить казну звонкой монетой можно было повысив налоги или взяв деньги в долг у населения. Введенные в денежный оборот страны ассигнации, по существу, и представляли собой государственные долговые расписки на взятые у населения в долг наличные деньги.

Глава 2
Бумажные деньги и ценные бумаги

29 декабря 1768 года императрица Екатерина II подписала манифест (опубликован 1 февраля 1769 г.) «Об учреждении в Санкт-Петербурге и Москве Государственных Банков для вымена ассигнаций». В обнародованном манифесте объявлялось об учреждении Ассигнационного банка с двумя отделениями, в Санкт-Петербурге и Москве, получившего исключительное право эмиссии бумажных денег. В манифесте говорилось, что ассигнации имеют хождение наравне с «ходячею» монетой и принимаются в «государственные сборы» за наличные деньги «без малейшего затруднения»[51]51
  ПСЗ. Т. XVIII. 1830. Собр. 1. № 13219.


[Закрыть]. Именным императорским указом Сенату было велено «заготовить на нарочно для того сделанной бумаге Государственных ассигнаций на 500000 рублей для вымена на Москве, да на 500000 для вымена здесь в Санкт-Петербурге, по приложенной здесь форме, а именно: 25-рублевых на 250000, 50-рублевых на 250000, 75-рублевых на 250000, 100-рублевых на 250000, всего на 1000000»[52]52
  Там же. № 13220.


[Закрыть]. Для «вымена» ассигнаций в отделения банка в Санкт-Петербурге и Москве было положено по 500000 рублей.

Первые ассигнации были односторонними, не имели изображений, только текст и цифры. Подделка таких денег представлялась несложным и потому соблазнительным заработком. Изготовление фальшивок началось практически сразу после выпуска новых денег в обращение. В первую очередь фальшивомонетчики стали переделывать 25-рублевые купюры в 75-рублевые. Цифру «2» соскабливали и вписывали на ее место «7». В тексте также выскабливали слово «двадцать» и сверху писали «семьдесят». Номинал купюр, таким образом, увеличивался в три раза. Такая «модификация» 25-рублевых ассигнаций привела к тому, что денежные знаки номиналом в 75 рублей перестали выпускать и изъяли из обращения. 20 июля 1771 года последовал императорский указ: «Повелеваем отныне 75-рублевых ассигнаций более не делать, а делать одни только 100-рублевые, 50-рублевые и 25-рублевые»[53]53
  ПСЗ. Т. XIX. № 13628.


[Закрыть]. Оставшиеся в обращении номиналы было велено выпустить на сумму в 2100000 рублей. Вместе с тем, чтобы не подорвать доверие населения к новой расчетной единице, оставшиеся на руках 75-рублевые ассигнации, даже поддельные, разрешено было обменять на звонкую монету по номиналу. В последовавшем в тот же день еще одном именном указе императрицы говорилось: «Повелеваем всем и каждому, имеющим 75-рублевые ассигнации одного или другого банка, немедленно со всевозможною прилежностию оные рассмотреть, и когда окажутся в том числе подложные, то таковые в столицах наших в банки, а в прочих городах в главные присутственные места приносить, где за них, хотя они подложные, повелеваем платить по 75 рублей за каждую; взносить же их не позже как за 7 дней, считая в каждом месте со дня публикации сего нашего указа»[54]54
  ПСЗ. Т. XIX. № 13629.


[Закрыть]. По истечении же семидневного срока приказано было поддельные ассигнации к обмену не принимать, равно как и совсем уж «грубо-поскобленные» подделки, которые «с первого обозрения всякий то распознать может»[55]55
  Там же.


[Закрыть], а срок обмена подлинных 75-рублевых ассигнаций устанавливался в четыре месяца. Судя по тому, что сегодня ни в частных коллекциях, ни в государственных собраниях таковых ассигнаций не имеется (известен единственный сохранившийся экземпляр из Национального музея Дании), они были полностью изъяты из обращения и уничтожены.

Меры, предпринятые правительством, конечно, не могли сдержать любителей легкой наживы. Фальшивомонетчики-кустари искали способы изготовления подделок, изобретая примитивные «технологии» с использованием доступных материалов. В 1790 году в Екатеринославском наместническом правлении слушали дело губернского регистратора Ивана Перликова и беглого крестьянина Алексея Муравьева, которые обвинялись в намерении делать фальшивые ассигнации. Как свидетельствуют материалы дела, подельники пытались изготовить доску для печатания ассигнаций. На гладко выструганной деревянной дощечке Алексей Муравьев вырезал текст, скопировав его с подлинной ассигнации. Поскольку мастер, по-видимому неграмотный, «ни одного слова рассмотреть не мог, то Перликов, пришед туда, толковал ему обо всяком слове». Попытка не удалась – доска потрескалась. Тогда был куплен большой кусок мела, и Муравьев «оной мел с одной стороны соскоблил гладко и разрисовав стал шилом начерчивать слова, но его художество было неискусно потому, что из мелу выкрашивались крошки и слова были кривы». Наконец, «взяли они, Муравьев и Перликов, небольшие куски глины и мелу и вылепливали те литеры, кои представлены в Управу благочиния, то есть “Москва объяви 1785 году”, и намазывая их чернилами, прикладывали на мокру и суху бумагу, но все сие оказалось неудобным». Как пояснил на допросе Муравьев, «оные слова на бумаге оказались непорядочные, яко то, иные не вышли, а другие вовсе заплыли, то ту глину и бросил под сараем». Неудачей закончилась и попытка имитации денежной бумаги. Иван Перликов «золотообрезную» бумагу «сперва пробовал стирать мокрым пальцем, потом, из совета ево, Муравьева, натирал те листы мокрою губкою, однако кроме порчи бумаги более ничего не сделано»[56]56
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 155. Л. 5–8 об.


[Закрыть]. Оба несостоявшихся фальшивомонетчика были сосланы в Иркутскую каторгу.

Примерно таким же способом пытался наладить выпуск фальшивых ассигнаций иностранец Матвей Христофоров, «прозванием Мелхерд», дело которого рассматривалось в 1797 году в Первом департаменте Псковской палаты суда и расправы. Первые опыты изготовления фальшивок он предпринимал «вырезая наперед на гладких досках перочинным ножиком все круговые литеры и прочее с подлинных имевшихся у него ассигнаций, подлежащие номера и прописи изображал рисовкою карандашом, а после тушью посредством пера, также и имена подписавших подлинныя ассигнации изображал на делаемых им, рисованием чрез стекло пером и тушью». Псковскому купцу Федору Катосову, которого он пытался привлечь в сообщники, Мелхерд показал, как собирался изготавливать необходимую бумагу: «Велел принести для сего бумаги писщей и в бутыли воды, а по приносе спросил пакли, и на столе показывал оное свое искусство, и намочив бумагу, вытирал паклею, и сделав бумагу тонкою». За эти опыты мошенник, получив «двадцать пять ударов с вырезанием ноздрей, и с постановлением на лбу и на щеках знаков», был сослан «в работу в Нерчинск». Купец Федор Катосов был освобожден, поскольку, как записано в приговоре, «совершенных ко изобличению его, Катосова, доказательств не имеется». Не лишена интереса мотивационная часть этого решения: «Дабы напрасного кровопролития не было, тем, что лучше в неизвестии, и не имея точного обличения, виновного освободить, нежели невиновного истязать, то по сему за неимением точного обличения, дело о нем, Катосове, предать суду Божию и положиться во всем на Бога»[57]57
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Д. 154. Л. 2 об-6 об.


[Закрыть].

Впрочем, это лишь эпизоды начинающего набирать силу подпольного промысла. Вскоре в рапортах провинциальных властей появились сведения о вполне профессиональных мастерских, оснащенных необходимыми инструментами для изготовления фальшивых бумажных денег. Таков, например, список предметов, изъятых в 1820 году при аресте шайки фальшивомонетчиков, действующей в Малороссии: «1. Штемпель для печатания 50 рублевых ассигнаций. 2. При нем 14 штучек свинцу. 3. Витая проволока (найдены в имении подпоручика Выродова). 4. Штемпель для печатания 25-ти рублевых ассигнаций. 5. Штемпель для означения кругов на ассигнациях. 6. Таковой же, величины в половину меньше. 7. Четыре куска шиферной доски, на коей вырезаны слова для означения их вокруг ассигнаций. 8. Девятнадцать штучек нумеров к 50 рублевым ассигнациям. 9. Восемь штучек номеров к 25 рублевым ассигнациям (отобраны у отпущенного на волю помещиком Куликовским Петра Шкамерды). 10. Четырехугольная деревянная доска, в которую вделан штемпель»[58]58
  РГИА. Ф. 1345. Оп. 100. Д. 258-а. Л. 689.


[Закрыть]. А в краткой справке по этому делу, сочиненной в 1-м департаменте Малороссийского Генерального суда говорилось, что способ изготовления фальшивок был «доведен до такой утонченности и усовершенствования, что делаемые тут ассигнации достоинств двадцати пяти и пятидесяти рублевых трудно было уже и различить от настоящих»[59]59
  Там же. Л. 505 об.


[Закрыть]. Надо заметить, что расследование данного дела раскрыло внушительную сеть производства и распространения фальшивых денег. Изготовление фальшивок началось в Харькове в 1811 году. В рапорте полтавского генерального судьи Сенату, отправленном 24 декабря 1820 года, о выявленных преступниках говорилось: «В губерниях Харьковской, Курской, Орловской, Казанской, Могилевской, Нижегородской, Полтавской, Черниговской, Витебской, Санкт-Петербургской и Калужской чрез собственные признания открыто, по оговорам, подозрениям предано суду 105 человек»[60]60
  Там же. Л. 15.


[Закрыть].

В 1839 году главной платежной единицей России стал серебряный рубль. Государственные ассигнации получили статус вспомогательных денежных знаков, все расчеты и всякого рода денежные сделки было предписано производить серебряными монетами. 1 января 1840 года при Государственном коммерческом банке была открыта депозитная касса, выдававшая вкладчикам серебра билеты на соответствующие суммы. Первоначально это были билеты номиналом в 3, 5, 10 и 25 рублей, позднее к ним были добавлены 50 и 100 рублей. Касса действовала до 1 сентября 1843 года. Затем выпуск депозитных билетов был прекращен. В 1841 году в качестве дополнения к депозитным билетам начался выпуск нового денежного знака: «50 рублей 1841 года. Кредитный билет сохранных казен и государственного заёмного банка». Эти кредитные билеты выдавались под залог недвижимого имущества в качестве ссуды и имели хождение наравне с деньгами. Их можно было обменять на серебро. Таким образом, до манифеста 1 июня 1843 года в стране официально существовали бумажные деньги трех типов: ассигнации, депозитные и кредитные билеты.

Манифестом «О замене ассигнаций и других денежных представителей кредитными билетами» было объявлено об учреждении новых номиналов кредитных билетов и замене ими находящихся в обращении ассигнаций и депозиток. «Государственные кредитные билеты, – говорилось в манифесте, – сверх обращающихся ныне пятидесяти-рублевого достоинства для большего удобства в обыкновенных потребностях общежития, учреждаются в 25, 10, 5, 3 и 1 рубль, по утвержденным Нами формам и подписи <…> Билеты пятидесяти-рублевого достоинства также приготовлены будут по новой форме <…> Впоследствии могут быть выпущены билеты и сто-рублевого достоинства». Из обращения предстояло изъять «государственные ассигнации в числе 595 776 310 рублей, что составляет по учрежденному для них курсу 170 221 802 рубля 85 ⁵/₇ коп.»[61]61
  ПСЗ. 1830. Собр. 2. Т. XVIII. Ч. 1. № 16903.


[Закрыть] и депозитные билеты на сумму 31 483 257 рублей серебром[62]62
  Ламанский Е. И. Статистический обзор операций государственных кредитных установлений с 1817 года до настоящего времени. – СПб.: Тип. Акад. наук. 1854. С. 48.


[Закрыть].

Замену денег, «дабы не потрясти народных привычек», предполагалось провести «постепенно, без напряжения и без замешательства в обращении». Сейчас сложно в полной мере оценить, насколько проводимая реформа могла потрясти народные привычки. Но с уверенностью можно утверждать, что выпуск новых денег ни в коей мере не отменил «привычку» их подделывать. Народные «умельцы» продолжали изготавливать исключаемые из обращения денежные знаки. В 1859 году управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии секретной депешей известил министра финансов, что по имеющимся у него сведениям «в Москве до невероятной степени увеличилось число делателей фальшивых депозиток»[63]63
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 139. Л. 1.


[Закрыть]. В короткое время фальшивомонетчиками был освоен и выпуск новых банкнот. В 1858 году санкт-петербургский обер-полицмейстер граф П. А. Шувалов писал министру финансов А. М. Княжевичу: «Милостивый Государь, Александр Максимович. Квартальный надзиратель Евреинов донес мне, что в Витебской и других губерниях появились в большом количестве фальшивые кредитные билеты»[64]64
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д 127. Л. 1.
  Граф Шувалов, Петр Андреевич (1827–1890) – санкт-петербургский обер-полицеймейстер (1857–1860), генерал-губернатор Прибалтики (1864–1866), начальник III отделения (1866–1874), чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании (1874–1879), член Государственного совета, генерал от кавалерии, генерал-адъютант (1871).
  Княжевич, Александр Максимович (1792–1872) – министр финансов (1858–1862), член Государственного совета (с 1862), сенатор (с 1854), д. т. с. (с 1859).


[Закрыть]. В марте 1862 года киевский генерал-губернатор князь И. И. Васильчиков сообщил в министерство финансов «о выпускаемых злоумышленниками в обращение фальшивых государственных кредитных билетах в большом количестве»[65]65
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 178. Л. 20.
  Князь Васильчиков, Илларион Илларионович (1805–1862) – генерал-лейтенант, генерал-адъютант, губернатор костромской (1847), волынский (1848), киевский генерал-губернатор (1852–1862); член Государственного совета (с 1861).


[Закрыть].

Распространению фальшивок в пределах империи способствовал ряд обстоятельств. О некоторых из них в 1872 году министру финансов М. Х. Рейтерну писали чиновники, являвшиеся профессионалами в деле розыска и расследования преступлений, связанных с подделкой российских денег. Один из них, чиновник особых поручений при министерстве финансов Г. П. Каменский[66]66
   Каменский, Гавриил Павлович (1824–1898) – в службе и классном чине с 1843, чиновник особых поручений и агент министерства финансов в Лондоне и Париже (с 1865), д. с. с. (с 1874).


[Закрыть], большую часть своей служебной карьеры был агентом министерства финансов в Лондоне и занимался выявлением мастерских, фабрикующих российские кредитные билеты. Другой – майор В. Н. Смельский[67]67
  Смельский, Всеволод Никанорович – пограничный комиссар, начальник Волковышского уезда, майор по армейской пехоте.


[Закрыть], пограничный комиссар, расследовавший случаи контрабанды фальшивок через русско-прусскую границу. «Главную причину особенного распространения подделок наших кредитных билетов, – писал Г. П. Каменский министру финансов, – должно искать в чрезвычайной легкости сбыта, которая не представляется в других странах»[68]68
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 349. Л. 18 об.


[Закрыть]. Отсутствие должного контроля за обращением денежных средств также способствовало внедрению значительного количества подделок в денежное обращение Российской империи. За границей банки инициировали расследование по факту поступления фальшивых билетов, чего не было в России. «У нас, говоря вообще, преследования по фальшивым билетам представляют редкие явления сравнительно с огромной массой их, существующих в обращении»[69]69
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 349. С. 29.


[Закрыть], – писал Каменский министру. О том, что в частных банкирских конторах и ссудных кассах возможно обращение фальшивых кредитных билетов писал М. Х. Рейтерну и майор В. Н. Смельский: «…так как эти частные учреждения вне всякого контроля, их действия и деньги никем не проверяются»[70]70
  Там же. С. 13 об.


[Закрыть]. Свое утверждение майор повторил в донесении, направленном в министерство финансов в ноябре 1873 года: «Как идет говор, у нас многие из служащих в банках и других подобных учреждениях сочувственно помогают подделывателям к распространению фальшивых билетов. Наши бесконтрольные кассы, частные банки, банкирские и вексельные конторы также указывают как на пункты сбыта фальшивых билетов»[71]71
  Там же. С. 36 об.


[Закрыть].

Справедливость этих слов подтверждает донесение управляющего Ржевским отделением государственного банка. В марте 1882 года он известил начальство, что в отделение банка, находящееся под его руководством, часто поступают фальшивые кредитные билеты. Пытаясь разобраться в причинах этого, он выяснил, что «Ржевское отделение Волжско-Камского банка, которое хотя и признает кредитный билет фальшивым, но возвращает его обратно предъявителю для дальнейшего обращения»[72]72
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 71. Л. 2.


[Закрыть]. В процессе разбирательства артельщик Ржевского отделения Волжско-Камского банка Катаков, отвечая на вопросы управляющего, «объяснил следующее: 1) что в отделении Волжско-Камского банка никогда не арестовывают фальшивые кредитные билеты, а из уважения к публике возвращают ей обратно. 2) при рассмотрении предъявленного ему фальшивого кредитного билета, подтвердил, что билет этот был в их отделении, даже не один раз, а три раза <…> при поступлении фальшивого кредитного билета вторично от одного и того же лица, он желал эти билеты уничтожать, но управляющий отделением Волжско-Камского банка воспретил и приказал возвратить, как это было при представлении фальшивого билета вторично ржевским купцом Ульяном Павловым Поярковым и ржевским купцом Алексеем Григорьевым Сафроновым три раза. <…> 6) в течение 5 летней службы Катакова артельщиком в Волжско-Камском банке, в Ржеве, фальшивых кредитных билетов чрез него прошло 2799 руб. с лишком; в течение 3-х месяцев 1882 г. – поступало рублей на полтораста»[73]73
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 71. Л. 2.


[Закрыть]. Директор Волжско-Камского банка И. Ф. Досс в письме от 28 июня 1882 года на имя товарища министра финансов П. Н. Николаева категорически отвергал «возможность подобного образа действий» со стороны отделения банка, но в то же время писал: «Если правительству угодно возложить на частные банки обязанность, которая возложена на казенные учреждения (Государственный Банк и Казначейство), – задерживать, для надлежащего освидетельствования, сомнительные кредитные билеты, то справедливость и ожидаемая от такой меры польза указывают, чтобы такое требование было обращено ко всем, без исключения, частным банкам, тем более что на практике эта мера должна встретить противодействие со стороны клиентов частных банков, вероятно, потребует содействия полиции для составления протоколов»[74]74
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 71. Л. 7–7 об.
  Николаев, Павел Никитич (1837–1895) – управляющий Отделением частных горных заводов и золотых промыслов Горного департамента (1868), товарищ управляющего Государственным банком и член Совета министра финансов (1878), член Государственного совета (1887), товарищ министра финансов (1888), д. т. с. (1890).
  Досс, Иван Федорович (1839–1900) – вице-председатель Волжско-Камского коммерческого банка, председатель совета директоров, председатель АО «Ртутное и угольное дело А. Ауэрбах и К^о».


[Закрыть]. Представляется, что данное замечание свидетельствует, по крайней мере, об отсутствии возложенной на частные банки обязанности задерживать, для надлежащего освидетельствования, сомнительные кредитные билеты.

Неповоротливость российского судопроизводства также способствовала распространению фальшивомонетничества на территории России. Волокита в судах затягивала рассмотрение дел на годы. В 1827–1828 годах сенаторы В. К. Безродный и Б. А. Куракин по высочайшему повелению проводили ревизию в казенных учреждениях Западной Сибири. В местных судах они открыли большое количество дел, которые годами лежали без движения. Об одном из них они докладывали в Сенат в январе 1828 года: «Дело это несколько месяцев было удержано в Тюменском земском суде, более году продолжалось в окружном и без малого столько же времени оставалось без решения в губернском суде; не далее, как в октябре месяце 1827 года сближено было оное к окончанию и к представлению на ревизию управляющего губерниею»[75]75
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 107 об-108.
  Безродный, Василий Кириллович (1768–1847) – сенатор, д. т. с., генерал-лейтенант.
  Князь Куракин, Борис Алексеевич (1784–1850) – сенатор, действительный камергер, т. с.


[Закрыть]. Были и другие дела, о которых сенаторы докладывали в Сенат: «Одно о преступниках Прокопьеве и Овечкиных началось в 1823 году, другое о преступниках Калининых и Анциферове восприяло начало в 1824 году, и третье о каторжном Ливинцеве и других открылось в апреле 1825, но все они решены губернским судом не прежде, как в начале истекшего года»[76]76
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 111.


[Закрыть].

С годами положение дел не менялось. В 1883 году управляющий седлецкой казенной палатой писал в канцелярию министра: «На основании установленных для здешнего края правил, задержанные казначействами фальшивые кредитные билеты передаются начальникам земской стражи для производств на первых порах дознаний, и затем уже дела эти получают дальнейшее законное направление; но, к сожалению, как опыт показывал, дознания бывают безуспешными и дела эти в дальнейшем ходе прекращаются. Не успешность в производстве сих дел следует отнести к неопытности начальников земской стражи, отсутствию энергии и неумению взяться за дело»[77]77
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 483. Л. 11.


[Закрыть]. Недаром майор Смельский уверял министра финансов, что не будет никакого следствия о фальшивых билетах в делах, «которые свыше 10 лет без всякого движения и заключаются в бесплодной переписке одних лиц с другими»[78]78
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 349. Л. 10 об.


[Закрыть].

Такое неспешное разбирательство давало возможность некоторым преступникам скрыться до вынесения приговора. В одном из рапортов сенаторов говорилось о двух преступниках, которые, пока шло следствие, пустились в бега, и про них просто забыли – «оставлены не только без преследования; но ни от кого не дано об них знать»[79]79
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 108.


[Закрыть]. Возмутило петербургских ревизоров и дело, обнаруженное ими в Томском земском суде. «Найдено нами, – писали они в Сенат, – дело о четырех преступленниках, сознавшихся при допросе в томской городской полиции в намерении делать фальшивые ассигнации и в покупке для сего 72 поллистов золотообрезной <бумаги>, и что всего непростительнее в акте Земского суда нигде не записано, кем сии преступники, когда и с каким видом куда отпущены и где находятся»[80]80
  РГИА. Ф. 1376. Оп. 1. Д. 42. Л. 168–168 об.


[Закрыть]. Спустя полвека Г. П. Каменский писал министру примерно о том же: «В Ковенской губернии было много задержано фальшивых билетов и об этом наряжались следствия, из коих 13 следственных дел, вместе с фальшивыми билетами вовсе пропали, и о пропаже их производят ныне особые следствия»[81]81
  Там же. Л. 45.


[Закрыть].

К середине XIX века в стране уже действовало значительное количество нелегальных мастерских, выпускавших подложные кредитные билеты. При обыске в 1862 году у крестьян Степана Самбурова, Якова Иванова и Козьмы Семенова, проживающих в Москве в нанимаемом доме, были обнаружены следующие приспособления: «Чугунная скоропечатная литографическая машина, между валиками которой положен литографический камень; на камне под кожей положено 13-ть листов, на каждом из них четыре просвета для 25-ти рублевых ассигнаций; на камне с одной стороны форма, с которой оттиснуты те просветы, а на другой приготовлены сетки; под скамьей, на которой стояла машина, найдено много сожжённой бумаги, из лоскутов которой видно, что были уже деланы пробы оттисков просвета и столбиков, имеющихся на 25 рублевых билетах. На столе, на котором горела свеча, оказалось: четыре формы 25-ти рублевых билетов, вырезанные на меди, оттиски сетки и столбиков, ¾ фунта вишневого клея, 3 золотника красной краски, ¼ фунта крепкой водки, в банке белая олифа с губкой, черный состав в виде краски в небольшом куске, губка, 6 кусков пемзы, двое ножниц, поднос, на котором растерты краски коричневая и красноватая; на комоде найдено: поднос с серой, суриком, белой и коричневой красками, валик, обмазанный дикой краской, чугунный пестик и другие разные вещи, указывающие на приготовления к подделке фальшивых кредитных билетов. По рассмотрении медных форм, оказавшихся на столе, на одной из них оказалась форма билета 25-ти рублевого достоинством 1856 года с вырезанными в разных местах номерами»[82]82
  РГИА. Ф. 1330. Оп. 15. Д. 739. Л. 1 об.


[Закрыть]. Как видим, предприимчивые крестьяне устроили небольшое предприятие по производству фальшивых 25-рублевых кредитных билетов, оснастив его необходимым типографским инструментом и материалами.

Такие мастерские в документах государственных учреждений зачастую именовались «фабриками», и это неслучайно, поскольку тиражи фабрикуемых ими фальшивок могли достигать значительного количества. В 1878 году в Московской губернии была открыта крупная шайка (к суду привлекли 21 человека) подделывателей и распространителей 1-, 5– и 25-рублевых кредитных билетов, 3-рублевых купонов Московского земельного банка, а также 15– и 25-копеечных монет из цинка и шпиатра[83]83
  Шпиатр – сплав меди и цинка.


[Закрыть]. В обвинительном заключении говорилось о способе изготовления фальшивых купюр: «Подделка и печатание происходили следующими образом: вырезалась на камне гравюра фальшивого кредитного билета, с этой гравюры для быстроты и удобства печатания на листе бумаги, покрытой гуммиарабиком, отпечатывалось несколько, например, 6 билетов, лист этот накладывался на тщательно вышлифованный камень и несколько раз пропускался через машину, вследствие чего на камне получалось 6 переводов, с которых можно было печатать несколько сот штук фальшивых кредитных билетов»[84]84
  РГИА. Ф. 560. Оп. 33. Д. 453. Л. 26.


[Закрыть].

Безусловно, большинство подделок не отличалось изяществом и качеством выделки. Чаще всего это были весьма грубые подражания подлинным банкнотам, но зато выпускались они в немалом числе.

Впрочем, следует сказать, что в некоторых случаях крестьянское фальшивомонетничество опиралось на достижения науки и техники. Так, в 1884 году в Воронежской губернии был арестован крестьянин Уразовой слободы Федор Белецкий, который, как оказалось, имел в своем доме «тайную фотографию». В акте обыска крестьянского дома зафиксировано, что были «найдены: поломанная машинка и медные пластинки длиною в 4 и шириною в 2 вершка, на которых, как объясняет жена Белецкого, и выделываются, при помощи фотографического способа, фальшивые кредитные билеты. Кроме того, в доме Белецкого найдены краски, подходящие под цвет на фальшивых билетах, и в склянках острая водка и глицериновое масло, способствующие к передаче с одного предмета на другой»[85]85
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 209. Л. 1.


[Закрыть]. В судебном приговоре было зафиксировано, что Белецкий «в период времени с 1877 по 1884 г. производил подделку государственных кредитных билетов рублевого и 3-х рублевого достоинства, употребляя для этого особый, им же приготовленный станок, а также металлические пластины и камни, на которых он предварительно вырезывал изображения кредитных билетов, а затем переводил их на бумагу»[86]86
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 209. Л. 8–8 об.


[Закрыть]. По-видимому, «продукция» Белецкого была вполне сносного качества, поскольку в течение семи лет он ни разу не был заподозрен в изготовлении фальшивок. Возможно, его «предприятие» действовало бы с успехом и более длительное время, если бы не жена. 30 сентября 1884 года она «чрез родную мать свою, Акулину Тимофееву Бочарову, представила приставу 1-го стана Валуйского уезда Павлову два фальшивых кредитных билета 3-х рублевого достоинства, выпуска 1874 года, за № 245592, заявив, что муж ея Федор Белецкий делает фальшивые деньги и что представляемые ею два фальшивых билета она подняла в комнате мужа»[87]87
  Там же. Л. 1.


[Закрыть]. А при рассмотрении этого дела Острогожским судом в апреле 1888 года Екатерина Белецкая, как докладывал прокурор Харьковской судебной палаты министру юстиции, «была главнейшею свидетельницею и своими показаниями дала возможность раскрыть это преступление»[88]88
  Там же. Л. 15.


[Закрыть]. По приговору суда Федор Белецкий был лишен «всех прав состояния» и осужден на каторжные работы в течение шести лет.

Деревенский «фототехник» Ф. Белецкий отнюдь не единственный отечественный фальшивомонетчик, приспособивший фотографию для изготовления поддельных банкнот. В 1896 году в городах Анапе и Новороссийске полицейские обнаружили «несколько лиц, занимавшихся при помощи фотографии изготовлением фальшивых кредитных билетов ценностию в 100, 25, и 5 рублей»[89]89
  РГИА. Ф. 583. Оп. 5. Д. 17. Л. 1. Отношение департамента полиции (от 20.05.1896) в Особенную канцелярию по кредитной части министерства финансов.


[Закрыть]. В частности, в процессе «выделки» фальшивок использовалась камера-обскура[90]90
  РГИА. Ф. 583. Оп. 5. Д. 17. Л. 20 об. Отношение Департамента полиции (от 20.05.1896) в Особенную канцелярию по кредитной части министерства финансов.
  Камера-обскура (лат. camera obscūra – буквально «темная комната») – простейшее приспособление для получения оптических изображений объектов. Представляет собой светонепроницаемый ящик с отверстием в одной из стенок и экраном (матовым стеклом или тонкой белой бумагой) на противоположной стене. Лучи света, проходя сквозь отверстие (диаметр которого зависит от «фокусного расстояния» камеры, приблизительно 0,1–5 мм), создают на экране перевернутое изображение объекта, излучающего или отражающего свет.


[Закрыть]. Дело было поставлено на широкую ногу. Следствие установило, что фальшивки сбывались преступниками «не только в пределах Черноморской губернии и Кубанской области, но также в Севастополе и Ставрополе-Кавказском, в Воронежской губернии и других местностях Империи. Преступления эти, благодаря особой осторожности обвиняемых, оставались необнаруженными до 1896 года, хотя подделка и сбыт этих билетов имели место еще в 1893 году»[91]91
  Там же. Л. 10–10 об.


[Закрыть]. По приговору суда восемь подсудимых были отправлены на каторгу на сроки от четырех месяцев до восьми лет.

Можно предположить, что власти усматривали определенную проблему в использовании фальшивомонетчиками технических возможностей фотографии. Во всяком случае, когда в феврале 1880 года на Московской таможне задержали заграничную посылку с фотографиями российских кредитных билетов, то управляющий секретной частью канцелярии министра финансов Е. С. Головин категорически ответил на запрос таможенного ведомства, что «фотографические изображения наших кредитных билетов, подобные приложенным образцам, не могли бы быть допускаемы к провозу из заграницы»[92]92
  РГИА. Ф. 560. Оп. 40. Д. 12. Л. 5.
  Головин, Евгений Сергеевич – управляющий секретной частью канцелярии министра финансов, д. с. с. (с 1883).


[Закрыть]. Посылка была адресована на имя Р. Ф. Баумгартена, владельца торговой фирмы «Баумгартен и К^о», и личность адресата очень заинтересовала департамент полиции.