Текст книги "Код розенкрейцеров"

ГЛАВА 3

В то время как Валек Десантов вновь погружался в мутное болото уголовщины, историк Егор Олегов продолжал пребывать на даче. Пошла третья неделя его добровольного заточения. Близлежащий лес исхожен вдоль и поперек, топкие берега озера со зловещим названием Лихое исследованы, причем в ходе исследования была утеряна сандалия сына. Егор Александрович совершил даже экскурсию на кладбище и попытался разыскать могилу Ивана Ивановича Пеликана, странного человека, неведомо как занесенного из Европы в здешнюю глушь.

Обычное деревенское кладбище с покосившимися деревянными крестами, ржавыми железными оградками, заросло ромашкой и куриной слепотой. Егор побродил между холмиками, рассматривая полустертые временем и непогодой надписи на памятниках, но могилу Пеликана так и не нашел.

Дома, поглощая жареные маслята с луком и сметаною, он поймал себя на мысли, что история, частью прочитанная в старых тетрадях, частью услышанная от хозяйки, а частью просто додуманная, не перестает волновать его. Он несколько раз пытался вновь просматривать тетради, но дело почти не сдвинулось с мертвой точки. То, что оказалось возможным прочитать, он уже прочитал, а остальное все так же оставалось за семью замками.

Егор, как и полагается советскому ученому, был человеком пытливым и любознательным. Коли не удается без посторонней помощи понять записки Пеликана, может, стоит подойти с другого бока: разузнать поточнее, кто же такие эти розенкрейцеры?

Для этого нужно отправиться в город и поработать в библиотеках: в институтской, а если понадобится, и в областной публичной. Наверняка что-нибудь да и отыщется.

– Нужно бы в город съездить, – робко намекнул он жене.

– Правильно, – к его удивлению, сейчас же согласилась та, – я и сама тебя думала попросить. Привезешь кое-какие вещи, да и рацион не мешало бы разнообразить…

– Вы же питаетесь исключительно деревенской снедью?

– Конечно, еды хватает, но хотелось бы чего-нибудь вкусненького, хороших конфет, например, а то в станционном ларьке только слипшиеся подушечки.

– Но мне нужно дня на два, на три?..

– Да ради бога. Сколько нужно, столько и пробудешь. А собственно, зачем ты едешь?

Егор уже рассказывал жене про обнаруженные на чердаке рукописи. Она не выказала к тетрадкам особого интереса, заметив, что лучше не совать нос в чужие дела, тем более столь темные. Теперь он несколько уклончиво заявил, что хотел бы поработать в библиотеке.

– Бумажки эти покоя не дают? – саркастически спросила жена. – Дело, конечно, твое, а вот я думаю, не стоит в них копаться.

Олегов пожал плечами и промолчал. Но от затеи своей не отступился. Утром он сел на первый же следовавший в Тихореченск поезд и поспел в институтскую библиотеку как раз к открытию.

Предметный указатель ничего не дал. Упоминания о розенкрейцерах в нем не попадались. Он взял Большую Советскую Энциклопедию, но и там не нашел ничего вразумительного. Дореволюционных справочных изданий в библиотеке не отыскалось. Собственно, они имелись, но заведующая, у которой хранился ключ от огромного шкафа с редкими изданиями, пребывала в отпуске. Егор, провозившись без толку часа полтора, решил, что нужно идти в «публичку». Он наскоро перехватил в институтском буфете пару пирожков с картошкой, стакан жиденького кофе и вышел на улицу.

Стояла тяжелая, изнуряющая жара. После прохладного читального зала она, казалось, давила еще сильнее. А почему-то в деревне жара переносилась значительно легче.

Егор взглянул на часы: было около двенадцати, самое время снова нырнуть в прохладу библиотечных покоев. Он вскочил в троллейбус и за десять минут доехал до «публички».

– Брокгауз и Ефрон? – с некоторым удивлением переспросила старенькая библиотекарша. – А, собственно, зачем он вам?

– Я, видите ли, историк, – с легкой укоризной и в то же время вроде бы извиняясь, объяснил Олегов, – вот мой читательский билет.

– Конечно-конечно, – засуетилась старушка, – просто я удивилась, сейчас так редко спрашивают…

Тома энциклопедического словаря действительно давно не касались человеческие руки, поскольку он был донельзя запылен. Статья о розенкрейцерах имелась, но мало что прояснила. «Мистический орден, – читал Олегов, – предположительно, основанный в пятнадцатом веке Христианом Розенкрейцем. Существование находится под вопросом… Более достоверные сведения, начиная с середины девятнадцатого века… Разновидность масонства…»

– Какие-нибудь другие дореволюционные справочные издания у вас имеются? – поинтересовался он у библиотекарши.

– Есть еще словарь Гранат.

Но и в Гранате информация оказалась столь же скудной.

– А что вас, собственно, интересует? – осторожно поинтересовалась старушка.

– Понимаете, – со свойственным молодым ученым пылом стал объяснять Олегов, – я пишу диссертацию о средневековых рыцарских орденах (тут он немного приврал), а информации на этот счет чрезвычайно мало.

– О да, – сказала библиотекарша, – мистическая литература давно изъята. Еще до войны… Возможно, и есть какие-то специальные хранилища, но мне они неизвестны. Конечно, в Москве в Румянцевке, то есть в Библиотеке имени Ленина, – поправилась она, – или в Исторической такие книги имеются, но, как мне кажется, туда нужен специальный допуск. Впрочем, ученому скорее всего разрешат… Но это в Москве, а у нас… – она развела руками. – Ничем помочь, молодой человек, не могу.

Олегов извинился и повернул было к выходу.

– Постойте, юноша! – окликнула его добрая старушка.

Олегов обернулся.

– Есть один товарищ, – неуверенно сказала библиотекарша, – или, вернее, госп… гражданин… Одним словом, специалист по подобной тематике. Года два назад пришел к нам в читальный зал и попросил сочинения госпожи Блаватской. Я несколько удивилась. Неужели, говорю, не знаете, что у нас в стране Блаватскую не издают уже лет сорок?

– А кто такая эта Блаватская? – поинтересовался Егор, выказывая типичное для советского историка невежество.

– Как, вы – ученый, и не знаете, кто такая Блаватская?!

– К своему стыду.

– В начале века молодежь очень увлекалась ее сочинениями. Оккультизм, мистика, какие-то страшные тайны… Тоннели под миром… Словом, не наша, не советская тематика, – спохватилась библиотекарша. – Так вот, посетитель, который интересовался сочинениями Елены Петровны, оказался довольно словоохотливым. Он рассказал, что долгое время жил за границей, в Харбине, приехал в СССР не так давно, хотя теперь советский подданный. Теософией увлекается с юношеских лет, неплохо знает предмет, ну и так далее…

Он стал приходить сюда весьма часто, и, признаюсь, общаться с ним довольно интересно. Чувствуется происхождение и воспитание. Хотя, возможно, кому-то он покажется старорежимным. Осколком империи, так сказать. Есть в нем некая чопорность… Даже удивительно. Конечно, не пережил человек ни тридцать седьмого, ни войны, да и после войны было несладко… Однако, это я к слову… Так вот этот человек, как я думаю, мог бы посодействовать в ваших изысканиях. Знания по этой теме у него энциклопедические.

– Но удобно ли к нему обратиться? – в сомнении спросил Егор.

– Вполне, как мне кажется. Тем более, что он сам намекал.

– То есть?

– Для него, как я поняла, оккультизм – увлечение жизни. А здесь, в Тихореченске, и потолковать-то на эту тему не с кем. Очень он сетовал на это обстоятельство. В нашем государстве, смею заметить, мистика, оккультизм, теософия отнюдь не поощряются. Но коли с научными целями, как, например, у вас, то почему бы и не полюбопытствовать. Вот он и говорит: «Если кто, мол, будет спрашивать литературу по этой теме, можете направлять его ко мне, если, конечно, сочтете, что человек приличный и воспитанный, а не какой-нибудь мальчишка-шалопай». Приходят, случается, и такие. Звать этого человека Коломенцев Игорь Степанович. Живет он на улице Пятого года. Сейчас я вам дам точные координаты. – Библиотекарша удалилась и через минуту вынесла листок бумаги, на котором каллиграфическим почерком были выведены имя и адрес.

– Спасибо, не знаю, как вас и благодарить, – расцвел Олегов, и его очочки даже запотели от умиления.

Библиотекарша махнула пухлой ручкой, которую Егор неожиданно для себя подхватил и поцеловал.

Через пять минут, восхищаясь в душе собственной галантностью по отношению к внимательной библиотекарше, Олегов, насвистывая, вышел через массивные двери и остановился на величественном крыльце. Он еще раз взглянул на листок. Улица Пятого года находилась совсем недалеко от его квартиры. Теперь он отправится домой, а вечерком можно зайти к этому Коломенцеву, авось чего и вытянет. Возможно, в другой ситуации он вряд ли пошел бы к неизвестному человеку, но коли тот сам желает познакомиться, почему бы и нет.

Дома оказалось тихо и пустынно. Олегов привык, что рядом постоянно находились дети, и потому некое тоскливое чувство кольнуло душу. «Может, плюнуть на всю эту галиматью и вернуться на дачу?» Он задумался, сидя на краю наполняющейся водой ванны. Вернуться и забыть, а дневник уничтожить? Так и не придя к конкретному решению, пытливый ученый залез в горячую воду и блаженно вытянулся. Конечно, деревенская баня имеет свои преимущества, усмехнулся Егор, вспомнив, как они с женой нахлестывали друг друга березовыми вениками, но и ванна тоже не так уж плоха. Он разомлел и чуть не заснул. Потом вылез, не одеваясь, прошлепал по пыльному полу, растворил все окна, пообедал купленной по дороге снедью и лег спать.

Пробудился он под вечер. Окна квартиры выходили на запад, и комнату наполнял ярчайший солнечный свет. Олегов вскочил с постели, потянулся и неожиданно для себя рассмеялся. Душу охватило чувство, которое с некоторой натяжкой можно было бы назвать счастьем.

Безмятежность, благодушие, одним словом, отпуск, каникулы. Сейчас он сходит в магазин, наберет продуктов, чего-нибудь вкусненького, потом вернется, соберет нужные вещи, захватит несколько книг и отправится на вокзал, сядет в поезд, доедет до Забудкина и снова окунется в ленивую негу дачного существования.

«Постой, – вдруг вспомнил Егор, – а визит к неведомому Коломенцеву?» Стоит ли? Время ведь терпит. Можно сходить через неделю, через месяц… А можно и вообще никуда не ходить, а бумажки, найденные на чердаке, сжечь.

Однако желание поставить точку в этом странном деле оказалось сильнее. Ругая себя за малодушие и бесхарактерность, Олегов наскоро умылся, оделся, начесал жидкие волосики на солидную плешь и отправился на поиски специалиста по оккультизму.

Судя по всему, за массивной дверью, перед которой остановился наш герой, скрывалась огромная коммунальная квартира. В висевшем списке жильцов было не меньше девяти фамилий. «Коломенцеву – 6», – нашел он нужное. Методично нажал на кнопку требуемое количество раз.

Долго никто не открывал, наконец щелкнул замок и на пороге предстал высокий седовласый мужчина лет шестидесяти.

– Что вам угодно? – с нездешней учтивостью поинтересовался он.

– Мне бы товарища Коломенцева, – с некоторой робостью произнес ученый.

– Он перед вами.

– Я, видите ли, сегодня был в библиотеке, и библиотекарь, – тут он запнулся, вспомнив, что даже не узнал имени доброй старушки, – да, библиотекарь, пожилая такая женщина… – он снова остановился, не соображая, как быстро и ясно сформулировать, зачем пришел.

– Проходите, пожалуйста, – не дожидаясь конца объяснений, пригласил седовласый. – Тут у нас, конечно, несколько захламлено, – он кивнул на разномастные корыта и велосипеды, стоявшие на полу и висевшие по стенам. – Не обращайте внимания, пожалуйте в мои, так сказать, апартаменты. – Слово «апартаменты» произнесено было несколько иронично, но в то же время с большим достоинством.

Егор несмело двинулся за мужчиной по каким-то полутемным коридорам, то и дело натыкаясь на острые предметы.

Наконец седовласый толкнул дверь, и Олегов очутился в довольно просторной комнате, обставленной причудливо, хотя и с несомненным вкусом.

С первого взгляда больше всего Егора поразила огромная кровать, причем под балдахином. Подобные сооружения Егор до сих пор видел только в кино. Он, полуоткрыв рот, рассматривал лежбище, совершенно неожиданное в советской квартире. Однако чего не увидишь в коммуналке.

– Вы присаживайтесь. – Хозяин кивнул на массивное, с парчовой обивкой кресло. И хотя парча оказалась довольно потертой, а кое-где просто разошлась, кресло тоже произвело на историка сильное впечатление.

– Так с какой целью вы ко мне пожаловали? – поинтересовался седовласый, стоя возле кресла и с высоты своего роста взирая на усеянную мельчайшими капельками пота лысину Олегова.

– Понимаете, – медленно подбирая слова, начал Егор, – я – историк, аспирант нашего педагогического института. И вот сегодня пошел в публичную библиотеку, чтобы раздобыть некоторые сведения, необходимые мне именно как историку. К сожалению, нужной литературы не оказалось. Библиотекарша, очень любезная старушка, дала мне ваш адрес и сказала, что вы можете помочь.

– Раздобыть некоторые сведения… – повторил вслед за гостем Коломенцев. – А какие именно?

– Я, понимаете ли, интересуюсь розенкрейцерами.

– Кем?! – воскликнул хозяин с величайшим изумлением.

– Розенкрейцерами, – упавшим голосом сказал Егор, которому вдруг показалось, что его сейчас вышвырнут за дверь.

– Розенкрейцерами?! – с тем же изумлением переспросил Коломенцев. – Но этого просто не может быть!

– Может, – удрученно сказал Олегов и поднялся. – Прошу прощения, что побеспокоил вас.

– Да куда же вы? За все время моего пребывания в Тихореченске вы единственный человек, который обращается ко мне с подобным вопросом. Но скажите, зачем это вам? – произнося эту тираду, Коломенцев взял Егора за плечи и мягко, но настойчиво усадил его в парчовое кресло.

Олегов уселся на самый краешек и растерянно думал, как бы попонятнее объяснить свой интерес.

– Видите ли… я, так сказать… диссертацию… пыта… пытаюсь писать…

– Научный труд?!

– Ну да.

– Тогда вы попали по адресу. Чаю, непременно чаю, без чаю никак нельзя, – всплеснул руками седовласый хозяин и куда-то убежал. Егор осмотрелся. Кроме чудовищной кровати и такого же кресла, в комнате имелся громадный письменный стол, заваленный бумагами и книгами, а одну стену полностью занимал книжный стеллаж. Олегов попытался прочитать названия на корешках, но тяжелые плотные портьеры создавали в комнате полумрак, и буквы были почти не видны; встать и подойти поближе Егор не решился. Однако большинство книг имело явно старинный вид.

Вернулся хозяин. В руках он нес чайник.

– Сейчас, сейчас… – пробормотал он, достал из ранее не замеченного Егором небольшого секретера два подстаканника, заварочный чайничек, ложки, сахарницу. – К сожалению, не ждал вашего визита, а то бы сбегал за пирожными, но вот есть баранки… Свежайшие, – словно оправдываясь, проговорил он.

– Ну что вы?! – и вовсе смутился Олегов.

– Сидите, сидите, я все сделаю сам. Итак, давайте знакомиться, – весело сказал он, подавая Егору блюдце с подстаканником.

– Олегов… Егор Александрович, – запоздало представился наш герой. – Можно просто Егор. Преподаю в педагогическом…

– Игорь Степанович Коломенцев, – в свою очередь представился хозяин и церемонно поклонился: – Мукомол.

– Кто? – не понял Егор.

– Тружусь инженером-мукомолом на Тихореченском мелькомбинате. Значит, вас, Егор Александрович, послала ко мне милейшая Марта Львовна?

Олегов кивнул, поняв, что речь идет о библиотекарше.

– Замечательно. Наконец-то у меня появилась возможность блеснуть эрудицией. И все-таки, что за труд вы пишете?

Олегов замялся.

– Ладно-ладно, не буду вас попусту допрашивать. Про розенкрейцеров я могу рассказывать очень долго, но вот есть ли у вас время?

Егор сказал, что времени у него достаточно.

– Тогда начнем. Скажите, слыхали ли вы о тамплиерах?

– Рыцари храма, – неуверенно произнес Олегов, – средневековый рыцарский орден… В романе Вальтера Скотта «Айвенго» действует храмовник…

– Верно, верно.

– Помнится, у них еще был конфликт с каким-то французским королем…

– С Филиппом Красивым, – подсказал Коломенцев. – Кое-что вы действительно знаете. Тогда я продолжу.

В 1307 году все члены ордена во Франции были арестованы, имущество их конфисковано. Против тамплиеров было выдвинуто обвинение в ереси и поклонении дьяволу. Корни гонений, конечно, в другом: храмовники достигли такого могущества, что составили конкуренцию королевской власти, к тому же они считались неимоверно богатыми, а казна Филиппа Красивого была пуста. Короче говоря, запылали костры. Десятки тамплиеров вместе с Великом Магистром Жаком де Молэ были сожжены.

Но король так и не завладел сокровищами тамплиеров, они таинственно исчезли. Как говорят, их ищут до сих пор. Однако не в сокровищах дело. По существующей легенде, части французских тамплиеров удалось спастись от костра и бежать в Шотландию, где якобы они учредили новую ипостась ордена, от которой потом пошли масоны. К слову, в некоторых странах, например в Португалии, тамплиеры продолжали существовать вполне легально и не подвергались особым репрессиям, только сменили свое название. Так, к примеру, там существовали рыцарские ордена Калатрава и рыцари Креста, то же произошло и в Испании. Пример – орден Монтесской Богоматери. У тамплиеров было достаточно золота, чтобы оказать давление на испанского короля. У них вообще имелись неограниченные средства, которые, как я уже говорил, так и не были найдены.

– А в чем, собственно, обвиняли этих самых тамплиеров? – поинтересовался Егор.

– О! Обвинения были ужасны. Поклонение Сатане, которого они именовали Бафомет. Сей странный идол изображался в виде козла, а голова его имела два человеческих лица – мужское и женское. Двуполое существо, одним словом. Потом их обрядность… Якобы во время приема в члены ордена новопосвященный должен был целовать в зад остальных членов ордена, а те целовали его. Говорили, что среди тамплиеров процветал гомосексуализм, другими словами – содомский грех. Во время мессы капелланы тамплиеров не совершали причастия, плевали на распятия. Каково?!

– Да уж, – подтвердил всю чудовищность обвинений Олегов.

– Правда, точных подтверждений этому не существует. Показания подследственных на процессе были добыты при помощи ужасающих пыток, а позже большинство из рыцарей отказались от них. Орден, казалось, был разгромлен, во всяком случае, видимая часть айсберга, но легенды и домыслы о нем прошли сквозь века. Говорили, например, что в самом Париже тамплиеры переместились в подземелья и оттуда продолжают править миром. Вы, конечно, слышали о парижских катакомбах. Некоторые находки в них подтверждают это предположение.

– Но при чем тут розенкрейцеры? – перебил Коломенцева Егор.

– Терпение, мой друг. В самом начале семнадцатого века, в эпоху правления Людовика Тринадцатого, именно в Париже впервые появились розенкрейцеры. «Появились», возможно, не вполне подходящее слово. Никто их не видел, но город наполнился невероятными слухами. Толковали, что вскорости в мире начнутся невиданные изменения, с коей целью из таинственных подземелий в мир будто бы вышли тридцать шесть невидимых. Эти-де невидимые и несут свое в массы.

– Бред какой-то, – прокомментировал озадаченный Егор.

– Погодите с выводами. Распространились два манифеста розенкрейцеров. Один назывался «Весть о Братстве, или Публикации общества розенкрейцеров», второй – «Исповедь братства». В них в столь же туманной форме толковалось о переустройстве человечества – ни больше ни меньше! Все рассказывали о розенкрейцерах, но никто их не видел. Сразу же пошли слухи: мол, розенкрейцеры – это те же тамплиеры, скрывавшиеся до времени в подземельях, а нынче появившиеся в подлунном мире.

В 1616 году теолог из германского города Тюбингена, что находится в герцогстве Вюртемберг, опубликовал книгу «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца». Звали этого человека Иоганн Валентин Андреаэ.

– Повторите, пожалуйста, как называлась книга? – удивленно спросил Егор.

– «Химическая свадьба Христиана Розенкрейца». Христиан Розенкрейц считается основателем ордена. Он жил в XIV–XV веках и прожил якобы без малого сто шесть лет. Сей достойный муж перенес множество невзгод, но в конце концов обрел нечеловеческие качества, точнее говоря, на него снизошло просветление. В книге в той же туманной форме пересказывались многочисленные слухи и толки о розенкрейцерах. Нужно отметить, что розенкрейцеры разработали целую систему символов, своего рода тайный код, и непосвященному понять его просто невозможно.

«Точно, – подумал про себя Егор, – поэтому я и не смог разобраться в написанном в тетрадках, а книга, которую я нашел в сундучке, называлась именно «Химическая свадьба…» Я еще удивился странному названию».

– А у вас имеется книга этого самого Иоганна Валентина? – спросил он у хозяина.

– К сожалению, нет. Когда-то была, но потом… – он не договорил. – Библиографическая редкость, хотя переиздавалась неоднократно. И что интересно, позже Иоганн Валентин Андреаэ заявил, что книга – всего лишь шутка, мистификация… Вот так-то!

– Так что же, никаких розенкрейцеров не существовало?

– Я повторяю, никто их не видел. Но считалось, будто они могли перемещаться в пространстве с невиданной скоростью, владели секретом превращения металлов, знали все тайны растительного царства…

Кто-то верил, кто-то не верил, но шуму они наделали немало. Появились многочисленные памфлеты и, как сказали бы сегодня, публикации, связанные с домыслами о розенкрейцерах. Сам кардинал Ришелье занимался этим вопросом. В полемику вступил Томазо Кампанелла, автор «Города Солнца». Он утверждал: россказни о розенкрейцерах бред и разврат, призванный совращать чистые умы. Даже великий Декарт пытался докопаться до истины. Он отправился в Германию, откуда, по слухам, произрастало розенкрейцерово древо. В результате его самого объявили розенкрейцером.

«Однако, – подумал Олег, – в этой истории действительно замешаны значительные имена».

– Иоганн Валентин Андреаэ на смертном одре продолжает клясться, что все выдумал. Ему никто не верит… И тут вдруг толки начинают стихать, а после 1625 года вообще прекращаются.

– Тема исчерпала себя, – заметил Олегов.

– Или ее исчерпали в принудительном порядке. Возможно, кто-то именно этого и добивался: сначала внести в общество смятение, а когда цель будет достигнута, прекратить брожение умов.

– Но какая цель?

Коломенцев развел руками:

– Кто знает.

– Весьма интересно, – сказал Егор. – Ну а потом? Розенкрейцеры так и не появились?

– Почему же, появились. И вполне реально существуют по сей день.

– Неужели?!

– Во многих странах мира. В 1865 году основано «Розенкрейцерское общество» в Англии. В 1891 году – в США. Знаменитый французский теософ и мистик Станислас де Гуайта основывает «Каббалистический орден розенкрейцеров»… Ну и так далее. Практически в любой капиталистической стране существуют подобные организации.

– Так это масоны?

– Нечто вроде этих, только в отличие от масонов розенкрейцеры уделяют больше внимания мистике и оккультизму. В Советском Союзе, конечно, ничего подобного не имеется. Последних масонов, насколько я знаю, пересажали и расстреляли в тридцатых годах. Хотя, конечно, до революции подобные структуры имели широкое распространение и пронизывали все тогдашнее общество по вертикали. Масоны имелись не только в Москве и Петербурге, но и в каком-нибудь заштатном Козельске. И не одни лишь масоны, но и настоящие оккультисты. Чего стоит, например, Елена Петровна Блаватская с ее «Теософским обществом»… Всемирную, знаете ли, известность получила. А ее книга «Изида без покрывал» была переведена на основные европейские языки. Вот, наверное, и все. Чай-то совсем остыл, а вы даже не притронулись.

– Слишком захватывающий рассказ, – польстил хозяину Олегов.

– Надеюсь, что потрафил вашему любопытству, – улыбнулся Коломенцев. – А теперь позвольте полюбопытствовать и мне. Судя по вашей реакции, я смог догадаться, что все рассказанное мной вы слышите в первый раз.

– Именно так, – не стал отрицать Егор.

– Тогда мне вовсе непонятно. Ведь вы – как отрекомендовались – историк?

– Да.

– А в моем рассказе почти нет неизвестных фактов. Все общеизвестно. В СССР литература на эту тему не слишком доступна, но при желании, тем более профессионалу ее всегда можно отыскать.

– Я никогда раньше этим не интересовался.

– А почему же заинтересовались сейчас?

– Видите ли… – Егор запнулся и задумался.

Хозяин дипломатично молчал.

«Рассказать или нет? – лихорадочно соображал Олегов. – Человек действительно разбирается в вопросе… Может помочь. В чем, собственно, помочь? А может, ему самому будет интересно? Или все-таки не стоит? Что-то не туда он лезет. Для диссертации вся эта средневековая «хиромантия» вряд ли пригодится… Ладно, расскажу».

– Если не желаете делиться, то и ни к чему, – мягко сказал Коломенцев.

– Нет, почему же. Тут никакой тайны нет. Действительно, это не моя сфера. Я, видите ли, занимаюсь советским периодом истории нашего государства. Но недавно вот отправился на дачу… – довольно неожиданно закончил он.

– Очень за вас рад, – удивленно поднял брови хозяин.

– И там обнаружил некие странные документы, записки. Совершенно случайно, учтите. Это старые рукописи на немецком языке. Большую часть я просто не понял, хотя языком владею, а из того, в чем разобрался, уяснил: записки или дневник велись неким розенкрейцером, не то чехом, не то немцем, попавшим в нашу страну во время войны или чуть раньше. Он привез с собой детей, на которых, если я правильно понял, возлагались некие надежды именно мистического характера.

Хозяин слушал Олегова со все возрастающим любопытством. Это было заметно по блеску его глаз, сосредоточенному лицу. Он подался вперед, к своему гостю, словно боясь пропустить хоть слово.

– Так вот, – продолжил Егор, – другой на моем бы месте выбросил эти тетрадки, а я из профессионального интереса и отчасти от нечего делать давай их штудировать. Словом, заинтересовался, да так, что плюнул на дачную жизнь и подался в библиотеку, а потом к вам…

Коломенцев качнул головой, словно не веря услышанному.

– А где эти бумаги? – спросил он.

– Естественно, я их с собой не взял, оставил на даче. Там, в сундучке… Они в сундучке хранились, на чердаке дома, где я живу. Так вот, там еще была та книга… «Химическая свадьба…»

– Неужели?!

– Приезжайте, убедитесь, – шутливо предложил Егор.

– Да я хоть сейчас, – к его удивлению живо отреагировал Коломенцев. – Если это, конечно, удобно.

«Однако! – поразился Олегов. – Неужели ему так интересно? Отдать бумаги, что ли? И с плеч долой».

– Вы извините мою настойчивость, но все вами рассказанное необычно. Следы розенкрейцеров здесь? Невероятно. А как звали автора записок?

– Иван Иванович Пеликан.

– Пеликан!

– Это хозяйка мне сказала. Настоящего имени, говорит, не помню, а звали мы его Иваном Ивановичем.

– И что с ним стало?

– Умер. Попал под поезд.

– Так-так. Значит, вы не возражаете, если я поеду с вами и взгляну на записки?

– Да ради бога. Сегодня, наверное, уже поздно, давайте завтра с утра. Только ведь среда – будний день. Вам не на работу?

– Не волнуйтесь, я договорюсь. Прямо сейчас договорюсь, – со странной горячностью произнес Коломенцев.

– Тогда до завтра. Встречаемся в половине восьмого на вокзале у центрального входа.

И несколько удивленный Олегов покинул обиталище необычного человека.

Ранним утром следующего дня Олегов, нагруженный кульками и свертками, беспокойно топтался на заплеванных ступеньках входа в вокзал, то и дело поглядывая на часы. Поезд отходил без пятнадцати восемь, а Коломенцева все еще не наблюдалось.

«Дурак, взял и на него билет, – клял себя Егор, – теперь бежать в кассу, сдавать… Еще, чего доброго, опоздаю. Наверное, не придет, не сумел договориться или передумал».

Но ровно в половине восьмого Коломенцев появился.

«Пунктуален» – отметил Олегов.

– Вы, я вижу, волновались? – извиняющимся тоном поинтересовался Коломенцев.

– Нисколько, – уверил его Олегов, – хотя определенные сомнения имелись. Я даже билет вам купил.

– Отлично. Тогда вперед. Позвольте помочь, взять часть вашей поклажи, вы нагружены, извиняюсь, как верблюд.

– Семья… – невнятно объяснил Олегов. – А с работой договорились?

– Все в порядке. День свободен.

Егор оглядел своего нового знакомого. Тот был облачен в легкий парусиновый костюм белого цвета, такие же парусиновые туфли, ворот вышитой украинской рубашки расстегнут, а голову венчала соломенная шляпа.

– Да вы прямо дачник.

– Отправляясь в экспедицию, нужно одеваться соответствующим образом, – вполне серьезно сообщил Коломенцев, и Егор внутренне усмехнулся: «Да он педант».

Они уселись на жесткие плацкартные места, паровоз дал гудок, и поезд тронулся. В вагоне, как и прежде, было почти пусто. К своему удивлению, среди немногочисленных пассажиров Олегов опознал прошлого попутчика – старичка с удочками. Тот вежливо приподнял кепку, показывая, что тоже заметил Егора, но остался на своем месте, чему историк даже обрадовался.

– Ваш знакомый? – поинтересовался Коломенцев.

– Разговорились в прошлую поездку, – объяснил Егор. – Несколько утомителен.

Коломенцев понимающе кивнул головой.

– Наверное, много говорит. Стариковская словоохотливость. Иной раз хочется поделиться с кем-нибудь опытом, потолковать о своей жизни, расспросить о чужой. Вполне простительная слабость.

– Согласен с вами.

– Я вот тоже хотел рассказать о себе, но…

– Что вы! Мне, напротив, очень интересно. Ваши знания просто-таки интригуют.

– Ну, если вы не против. Я считаю необходимым, чтобы человек, с которым я собираюсь длительное время общаться, представлял, что я и кто я. На предмет возможных недоразумений.

Егор насторожился.

– Дело в том, – объяснил свои слова Коломенцев, – что я живу в СССР всего второй год. До этого обитал в Харбине, потом в Шанхае, позже перебрался в Сан-Паулу, это в Бразилии. А теперь вот вернулся на родину. И нисколько об этом не жалею.

– Да уж. Кидало вас по миру.

– Это верно. Родился за два года до начала нового века, то есть в 1898 году. Родители мои из купеческого сословия. Отец, дед, прапрадед всю жизнь занимались мукомольным делом, и прадед, как я слышал, тоже был мельником. Словом, потомственные… Первогильдийные купцы. Мельницы, ссыпки, элеваторы… – все имелось. И меня, естественно, по этой же части пустить хотели. Только я, знаете ли, ни в какую. С четырнадцати лет в Гейдельберг рвался философию изучать… Родитель мой, царствие ему небесное, Степан Харитонович, поупирался, но отпустил. В Гейдельберг попасть оказалось невозможно – война. Я и махнул в Стокгольм. В армию меня не взяли, не стоит скрывать, не без отцовской помощи. Я, право, и не стремился. Учился себе в университете, радовался жизни, встречался с девушками. Правда, Швеция в этом смысле довольно консервативна. Стокгольм не Париж. В России все время что-то происходило, какие-то революции, перевороты… Новости узнавал из газет. Потом стали приходить письма, день ото дня все тревожнее. Наконец отец потребовал, чтобы я немедленно вернулся. Что ж! Отцовская воля – закон. Добирался до Нижнего (мы в Нижнем Новгороде, теперешнем Горьком, проживали) чуть не месяц. Тут белые, там красные, и везде шлепнуть без суда могут. Однако пронесло. Приехал домой. Отца к тому времени арестовали и, извиняюсь за выражение, поставили к стенке. Имущество экспроприировали. Они, конечно, могли уехать, но все меня дожидались. Ладно. В Нижнем советская власть твердо держалась. Мы (мать, две младших сестры, тетя с племянником) решили бежать. Зашили золото в верхнюю одежду, бриллианты в белье – и вперед. Не знаю, куда? А кругом!!! Такие страсти творились, что не приведи господь! Все смешалось. Добрались мы до Челябинска, там чехословаки, так вместе с ними по Великому сибирскому пути и продвигались. И при белых несладко приходилось, что ни станция – обыски, шмон. Золото искали. Нашли, конечно.