Текст книги "Изгнанник"

Изгнанник
Алексей Бецкий

© Алексей Бецкий, 2024

ISBN 978-5-0062-4974-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Центрифуга бешено вращалась, разрезая воздух в помещении. Голова Томаса кружилась, сознание только каким-то чудом оставалось с ним. Все внутренние органы упали куда-то вниз, глаза же пересыхали каждые несколько секунд, поэтому постоянно приходилось моргать. Но нет, он не жаловался. Он знал, на что шел.

В рубке было много народу: полковник Стильбен, доктор Маккарти, главный инженер Гросс и множество других серьезных людей в белых халатах.

– Может хватит? – робко спросила Бетти, сидевшая за пультом управления.

– Добавляй. – непреклонно отвечал Стильбен.

– Но сэр, он может не выдержать… – попытался возразить Маккарти.

– Я сказал!

– Хорошо сэр. Бетти, увеличь.

Она медленно опустила рычаг еще на одно деление.

«Теперь еще быстрее» – эта мысль пронеслась стрелой в голове Томаса. Тот факт, что при нынешних условиях у него еще оставались мысли вообще был чудом. Ему было плохо, но он не роптал, он не жаловался. Он знал на что шел…

Неожиданно вспомнилось детство. Каждое лето он с отцом и матерью выезжал на три месяца загород, к своему дедушке Бэну, который жил в Южной Дакоте. Это было замечательное время: они купались в речке, устраивали пикники, где за обе щеки уплетали мамины сэндвичи, те самые, с ветчиной и сыром… Обязательно ездили смотреть президентов, а по вечерам они вчетвером сидели на террасе и пили чай.

Но самое главное, что было у дедушки – это чердак его дома. Родители не видели в нем практического смысла, поэтому отдали его на растерзание сыну. А он сделал там свою маленькую страну, где все было возможно, где самые смелые мечты реализовывались, пускай и в его воображении.

Тогда же он познакомился с Джеймсом – соседским мальчиком его возраста. Они быстро нашли общий язык, хоть и были из разных штатов. На чердаке Томаса они проводил целые дни напролет: и когда было холодно во время дождя, и когда невозможно было дышать из-за палящего солнца.

Томас отлично помнил тот вечер, который стал для него роковым. Они с Джеймсом сидели на чердаке и смотрели на звезды. Спать не ложились, несмотря на поздний час. Мама Джеймса тогда уехала по срочным делам в город, поэтому друзья теперь, хоть и всего пару дней, жили под одной крышей.

– Как думаешь, там есть кто-то? – задумчиво спросил Томас у друга, указывая на бескрайнее небо, усыпанное звездами.

– Вряд ли, – пожал Джеймс плечами. – Иначе мы бы давно их нашли, ну или они нас. Как у Уэллса, помнишь?

Томас кивнул.

Звезды всегда манили людей. Томас понимал это в высшей степени. Своим далеким, но таким близким светом они притягивали его. Будь у него крылья, он, наверняка, полетел бы к ним.

– Знаешь, я знаю кем хочу стать. Космонавтом.

Джеймс усмехнулся.

– Я серьезно! Полечу в космос, встречу инопланетян, установлю контакт с ними! А потом тебя с собой возьму!

– Нет, спасибо! Мы на Земле-то не всегда договориться можем, а ты про это…

И теперь этот разговор из далекого прошлого так много значил для Томаса. Почему он вспомнил его именно сейчас?

– Томас, Томас! – вывела его из раздумий шипящая рация.

– Томас на связи, прием.

– Как самочувствие?

– В норме.

– Принял.

И, оторвавшись от рации, Стильбен сказал вполголоса:

– Добавляй.

– Сэр, это уже действительно опасно!

– Я сказал!

И центрифуга закружилась в своем бешенном танце еще более стремительно.

2

«Чего они от меня хотят? Чего добиваются?» – всего два вопроса, но ни одного ответа. И удастся ли ему получить ответы на них? Просто хочется выйти из это треклятой железной капсулы. Хочется просто перестать рассекать пространство…

– Томас!

– Томас на связи, – из последних сил отвечал мужчина.

– Самочувствие?

– В норме…

– Принял.

Бетти обреченно посмотрела на Стильбена:

– Добавлять?

– Да.

Маккарти просто курил, нервно теребя сигарету в пепельницу, из-за чего дно ее покрылось пеплом. Остальные не сводили глаз с центрифуги.

«Зачем… Еще… Не надо…» – теперь это были уже не мысли, а лишь их обрывки. Но довлела над всем этим одна единственная задача – не отключиться, не потерять сознание, держаться за него как можно крепче.

Стильбен сжал кулаки так сильно, что тишину рубки нарушил хруст его костяшек.

– Останавливай.

Бетти облегченно вздохнула. Центрифуга начала медленно сбавлять обороты.

К горлу Томаса подкатила тошнота, он больно сглотнул.

– Теперь все, теперь все…

Центрифуга остановилась. Томаса аккуратно вытащили из его железной гробницы и повезли в госпиталь. В коридоре его встретил Стильбен.

– Молодец, боец.

И своей крепкой рукой потрепал по щеке чуть живого от перегрузок Томаса. Тот лишь едва заметно кивнул.

Проснулся Томас уже под вечер следующего дня в больничной палате. Голова еще немного кружилась, однако слабость почти прошла. В нескольких метрах от него стоял Стильбен, Маккарти, Гросс, еще несколько человек в форме и о чем-то беседовали. Стоило повернуть голову в их сторону, как все стразу подскочили к его кровати, и Маккарти начал осматривать его лицо как нечто еще не известное науке и попутно задавал банальные вопросы.

Насколько стало ясно Томасу, состоянием его остались удовлетворены. Настолько, что даже не отказали ему в просьбе пройти прогуляться.

Шагая по песчаной дорожке, Томас насвистывал незамысловатую мелодию. Хотелось отвлечься от мыслей, волнующих его, хотелось не мучиться вопросом «полечу ли?», хотелось просто отпустить все идеи, как связку воздушных шаров, туда ввысь. Зная, что они уже никогда не вернутся.

Вдруг взгляд его заметил какое-то движение на скамейке в конце дорожки. Томас ускорил шаг и вскоре распознал фигуру Бетти. Она сидела неподвижно, сложив ногу на ногу и подперев подбородок рукой. Глаза ее были неподвижны и задумчивы.

– Я подсяду?

Бетти вздрогнула и посмотрела на Томаса.

– Да, да, конечно.

– Почему грустишь? Ведь все прошло успешно! Меня теперь скорее всего отправят в космос, – при этих словах приятный холодок пробежал по его спине, – а вам наверняка дадут премию.

– Разве дело в деньгах, Томас?

– Тогда поводов для грусти не вижу.

– Томас, ты не понимаешь… Почему людей тянет туда, вверх? Они там погибают, испытывают жуткие страдания, чтобы сесть в эту проклятую ракету и улететь, но зачем?

Томас молчал, не зная что ответить.

– Вот видишь. Молчишь. А мне все и так ясно. Человек просто пытается убежать от всего: от законов, от налогов, от обязательств, от самого себя в конце концов. Но какова цена такого спокойствия?

– Но звезды… Они манят…

– А может не звезды? Может манит нечто другое, нечто нам непонятное? А может манит наше самолюбие, наше желание засунуть свой нос вовсюда? Мы толком не разобрались с земными проблемами, а уже желаем попасть в космос…

Она замолчала. Томас уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но она перебила:

– Не надо, Томас. Давай просто помолчим. Смотри, какой красивый закат…

И они сидели молча: две темные человеческие фигуры были ясно видны на фоне гигантского заходящего солнца.

3

В зале совещаний было душно, хотя все три кондиционера работали на полную мощность, а окна были открыты нараспашку. За столом сидел Гросс, офицер ФБР Дуглас, и еще несколько ученых. Маккарти стоял возле открытого окна и курил. Стильбен стоял во главе стола, всем своим весом облокачиваясь на него.

Молчание прервал Дуглас:

– Так вы решили или нет?

Маккарти бросил окурок в пепельницу и, не отрывая взгляд от окна, ответил уставшим голосом:

– Я вам тысячу раз уже объяснял: пилот готов, стоит только один вопрос – насколько такой полет необходим.

Дуглас выдохнул и устало опустил голову.

– Когда речь идет о научной репутации Штатов, то у вас вряд ли есть иное, кроме утвердительного, решение, Маккарти, – произнес Стильбен.

– Но сэр, – уже чуть не плача говорил доктор, – мы можем потерять человека.

– Всего одного…

– Но отобранного из тысячи самых лучших!

– Даже если так.

– Мы должны тщательно все взвесить: готов ли сам пилот, позволяют ли выполнить цель приборы и корабль…

– Насчет корабля ваши волнения излишни, – перебил его Гросс, – вам известно, что его конструировали лучшие инженеры во всей Америке, а испытания он прошел более чем успешно.

Маккарти шумно выдохнул. На некоторое время в комнате повисло тягостное молчание.

– Пора решать, хватит церемоний. Да или нет? – спросил Дуглас.

– Да, – ответил за всех Стильбен, – Томас летит. Завтра же. Корабль готов? – обратился он к Гроссу.

Инженер кивнул.

– Воля ваша, – тихо произнес Маккарти, снимая очки и устало потирая глаза, – воля ваша…

Когда Томасу сообщили о полете, он не испытал ровным счетом никаких чувств или эмоций. Однако он понимал возложенную на него ответственность, он знал, на что он шел…

– Я готов лететь.

Возвращаясь в комнату после вечернего туалета, Томас, к удивлению своему, обнаружил у двери двух солдат с автоматами наперевес. Как раз в это время по коридору проходил Стильбен.

– Сэр!

– Да, Томас?

– К чему это? – спросил астронавт, указывая на часовых.

Стильбен улыбнулся.

– Ты теперь серьезный человек, Томас. Завтра летишь сам знаешь куда. Беспрецедентный поступок. Стало быть, ты у нас герой, поэтому и нужно тебя охранять. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Томас завел будильник на семь утра. Конечно, необходимости в этом не было, так как его бы и так непременно разбудили, но перед полетом хотелось… Побыть человеком что ли? Испытать перед долгим полетом простые земные радости – это ведь так важно. Отчего же только расставаясь с чем-то начинаешь ценить это? Такие простые вещи, как завести будильник, почитать книгу, посмотреть на ночь в окно стали для Томаса сейчас необычайно дорогими. Наверно так устроен человек – он начинает ценить только то, что уже потеряет или уже потерял.

Томас выключил свет и лег в постель. Окно он решил не зашторивать, поэтому полная луна озаряла комнату своим серебряным светом.

– Завтра будем с тобой ближе, чем обычно, так ведь? – сказал ей Томас и сам же усмехнулся своим словам.

Забавное существо – человек.

4

Звон будильника никогда не казался Томасу таким печальным. «Похоже на поминальный колокол» – промелькнула мысль. Он сразу же вскочил на кровати, с силой ударил по будильнику, потер руками лицо и несколько раз быстро моргнул. Такие мысли надо гнать прочь!

Томас подошел к окну и открыл створку. Свежий утренний воздух обдал его холодом и стал наполнять комнату прохладой. Астронавт невольно поежился, взял полотенце и отправился наводить марафет.

Стильбен устало поднял голову от бумаг и посмотрел на часы. Без четверти семь, значит полет уже почти через 3 часа. Отхлебнул давно остывший кофе и снова уставился на записи. Маккарти мерно посапывал в кресле. Было желание его разбудить, но пускай отдохнет, все-таки всю ночь работали. Надо бы Томаса проведать. Как он там? Что творится сейчас в его душе? Не испугается ли? Даже если так, Стильбен не стал бы его порицать. Он сам испугался по-настоящему всего один раз в жизни… Тогда, в Доминикане, 4 года назад…

Его, раньше сидевшего в тылу и готовившего новобранцев, отправили в горячую точку – в Доминикану. Они высадились с морпехами недалеко от городка Айна. В штабе четко поставили задачу – перебраться через ближайшую речку и пройти через лес, дабы занять стратегически важную деревню.

Стояла невыносимая жара, хотя было всего 11 часов утра. Пробираться через лесные дерби было чрезвычайно трудно: высокая трава и широкие листья местных растений путались под ногами, ветви деревьев били по лицу и плечам. А услышанные от служивших здесь уже давно рассказы об ядовитых змеях, пауках и прочей живности постоянно всплывали в сознании, не давая спокойно идти, принуждая постоянно осматривать ствол каждого дерева, каждый куст, любую ветку.

Только к часу дня вышли к деревне. Никого, будто все вымерли: пустые дома, кинутые хозяйственные постройки. Тем легче. Стильбен отдал приказ своему отряду в 30 человек рассредоточиться по населенному пункту и ждать дальнейших приказаний.

Несмотря на опасения, вызванные исчезновением местных, солнце и жара сыграли свою роль и уже через полчаса половина отряда, в том числе и Стильбен, мирно дремала в тени домов. Остальные солдаты не спали, но утратив всякую бдительность, переговаривались между собой.

Вдруг откуда-то из леса ударил пулемет. К нему подключилось несколько автоматов. Заспанные солдаты выбегали из домов в поисках стрелявших и тут же падали, сраженные свинцом. Еще через мгновение на центральную улицу полетели гранаты. Солдату, находившемуся рядом со Стильбеном, оторвало руку и теплая кровь брызнула на лицо полковника. Боец в агонии закричал, зажимая рукой рану и обрубок кости, торчавший из его плеча. Куски мяса отрывались и падали на землю, кровь брызгами била сквозь пальцы несчастного.

И тогда, единственный раз в жизни, Стильбен испытал настоящий, животный страх. Он кинулся прочь из этой деревни, оставляя позади крики агонии раненных, взрывы, стрельбу…

В штаб он вбежал в слезах, захлебываясь в собственных рыданиях. Его пытались привести в чувства, но безуспешно: он что-то кричал как сумасшедший, его трясло в страшных судорогах, он постоянно указывал пальцем в сторону леса и повторял «Там… Они… Туда… Не надо…».

Вскоре его вернули обратно в Америку. Стильбен с отвращением вспоминал тот день. Тогда он дал себе клятву: никогда он не даст волю эмоциям, никогда он не покажет свои чувства, он будет тверд и холоден…

Полковник тряхнул головой. Не время вспоминать, не сейчас. А лучшее вообще это забыть, отпустить. Сейчас важно думать о Томасе, о полете, о миссии. Как раз проснулся Маккарти.

– Доброе утро, полковник!

– Доброе.

– Мы вчера успели закончить?

– Да.

– Вы выглядите уставшим, вам стоит поспать.

– Отправим Томаса, тогда вдоволь высплюсь, обещаю.

– Отличное решение. Давайте отнесу документы…

Гросс уже несколько раз сам обошел вокруг корабля, ни один раз спросил о состоянии ракеты инженеров, но все равно волновался. Правильно все рассчитали? Ничего не забыли? Все учли? На кону не только репутация Штатов, но и его место в НАСА.

Взглянул на часы, они показывали полдевятого. До старта еще полтора часа, значит можно еще раз все проверить…

Эта постоянная тяга все проверять и перепроверять, склонность никому не доверять у него появилась с юношества и имела под собой лишь одно – неверие в собственные силы.

Гросс тогда заканчивал институт. Как у любого молодого человека, у него были грандиозные планы на будущее – построить блестящую карьеру, стать известным (хотя бы в узких кругах) и обзавестись счастливой семьей. Если с первыми двумя пунктами все было неплохо – Гросс был одним из лучших по успеваемости – то с личной жизнью все не ладилось. Постоянно занятый учебой, он мало времени проводил с друзьями, поэтому на прогулках его товарищи шли, обнявшись со своими подругами, а Гросс шествовал в одиночестве. Само собой, ему это не нравилось, но вот исправить ситуацию не получалось – он то ли не хотел, то ли не мог.

И тогда он познакомился с Лили – милой брюнеткой с другого факультета. Он сразу запала ему в сердце своей простотой, но в то же время начитанностью. У молодых людей все шло отлично: прогулки, кафе, кинотеатры… Наконец Гросс решил признаться ей. Однако когда заветные слова прозвучали, Лили улыбнулась своей очаровательной улыбкой и ответила:

– Я очень ценю нашу с тобой дружбу, ты и сам очень милый. Но мне нравится другой, только не обижайся.

Бедный Гросс, который едва нашел в себе силы на признание, был убит наповал таким ответом. Чтобы не заплакать, он спросил:

– А кто он?

– Марк с твоего факультета.

О злая ирония, о насмешница судьба! Марк был одним из близких друзей Гросса и теперь… Но почему он? Чем он лучше? Тогда парень принялся искать в себе недостатки и так зарылся, что нашел их великое множество. Это, естественно, сильно ударило по его самооценке…

Тогда Гросс решил – надо постоянно работать над собой, а лучшая работа – это поиск своих ошибок.

Инженер улыбнулся своим воспоминаниям. Поглядел на часы. Можно еще раз все осмотреть…

До запуска оставался всего час.

5

Последний раз Томас стоял на Земле. Звучит, конечно, чересчур напыщенно, однако внутри астронавт гордился собой, так как на его плечи была возложена поистине историческая миссия: он должен будет первым из людей достигнуть орбиты Венеры, а при возможности улететь дальше. Цель одна – как можно ближе к солнцу.

Автобус, на котором Томас добрался до космодрома, уже уехал, однако астронавт продолжал стоять и смотреть на лениво поднимающееся солнце, улыбаясь ему и в то же время жмурясь от яркого света лучей.

– Солнце…, – медленно проговорил астронавт.

За фразой это ничего не стояло. Томас просто хотел отвлечься, так как забот в ближайшее время у него и без того будет предостаточно.

– Ты готов?

Томас обернулся и увидел Стильбена.

– Да, сэр.

– Молодец.

Повисло тяжелое молчание. Полковник силился что-то сказать, но никак не мог произнести заветную фразу. Наконец он выпрямился и, необычно заботливым голосом сказал:

– Томас, я знаю, что ты волнуешься. Поверь, мы тоже все очень переживаем, быть может даже больше тебя. Никто не ждет от тебя подвигов, тот факт, что ты сейчас стоишь здесь – это уже показатель твоей подготовки, твоей силы, твоего характера. Ты уже победил. Все, что будет дальше – считай это премией, приятным бонусом. Требую от тебя только одного – вернись живым, Томас.

И Стильбен протянул Томасу руку, которую тот сразу крепко пожал. Астронавт был поражен сказанным, при этом удивили его не слова, а заботливость полковника, который на протяжении всей подготовки никогда не показывал каких бы то ни было эмоций.

Потом многие что-то говорили Томасу, но все сказанное не могло даже примерно сравниться со словами Стильбена. Астронавт не помнил, что он отвечал, не помнил как его доставили до ракеты. Очнулся он лишь в тот момент, когда ему предстояло зайти внутрь.

В последний раз он обернулся. Перед ним раскинулся потрясающий пейзаж: безоблачное синее небо казалось таким глубоким, что нем можно было утонуть. Оно накрыло собой весь мир и край его упирался в линию горизонта. Солнце все еще не поднялось достаточно высоко, лучи его стелились по земле, обнимали каждый предмет и нежно ласкали его. Но главное – бескрайняя равнина, застилающая зеленым покрывалом травы все вокруг. Такой он – мир, откуда Томасу предстояло отправиться к далеким звездам, в неисследованные еще пучины космоса.

Томас пробежался взглядом по космодрому, помахал на прощание рукой центру управления и зашел внутрь ракеты.

– Икар, это Персей, меня слышно? – зашипела рация.

– Персей, это Икар, вас слышу, – ответил Томас.

– Начинаю обратный отсчет: 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1… Пуск!

Под Томасом что-то зашумело, загудело, он почувствовал, что начинает отрываться от Земли. Астронавта буквально вдавило в кресло, каюту страшно трясло. Томас закрыл глаза. Звуки, точно из самой преисподней, оглушали его, грозя порвать барабанные перепонки. Оставалось только терпеть.

Как неожиданно все началось, так же неожиданно и закончилось. Вдруг стало тихо и спокойно, лишь изредка какие-то звуки доносились до Томаса. Он открыл глаза и посмотрел в иллюминатор. Невозможно словами передать то, что он увидел. Пожалуй, это была сама бесконечность

– Икар, Икар, это Персей, ответьте!

«Опять рация в самый неподходящий момент!» – подумал Томас, но ответил:

– Персей, это Икар.

– Икар, это Персей, доложите, как проходит полет.

Томас усмехнулся. Прошло не более сорока минут, как он сел в каюту, а его уже спрашивают про полет.

– Персей, это Икар, полет проходит штатно.

– Икар, это Персей. Переходите в режим управления и направляйтесь по заданному маршруту.

– Персей, это Икар. Вас понял, выполняю.

Потом, подумав немного, Томас добавил:

– Конец связи.

Ему совсем не хотелось разговаривать. Он еще раз посмотрел в иллюминатор. «Гагарин был прав, Земля прекрасна отсюда» – подумал астронавт. Много раз Томас думал, что он испытает, когда будет здесь в космосе, совершенно один? Когда его дом будет за тысячи километров от него, как и все люди? И сейчас он понял, что почти ничего особенного не чувствует. Жалко, ведь расчет был на что-то высокое, необычное…

Астронавт вздохнул и перевел корабль в режим управления.

6

В рубке было на удивление тихо: никто не переговаривался, не травил анекдоты, не обсуждал последние новости. Но при этом почти никто не работал, да этого и не требовалось, так как весь груз ответственности при режиме управления перекладывался на плечи астронавта.

Гросс, Маккарти и Стильбен расположились в кабинете – их присутствие в рубке не требовалось, поэтому они решили провести свое свободное время за общим разговором вдали от посторонних ушей. Но диалог не клеился: Гросс или Маккарти несколько раз перекидывались парой тройкой фраз, надеясь, что полковник подхватит беседу, но Стильбен упрямо молчал, точно вообще ничего не слышал.

Неожиданно в дверь кабинета постучали и, не дожидаясь ответа, заглянули. Вернее заглянул – это был Роберт, один из операторов. Стильбен вопросительно на него посмотрел.

– Полковник, там Томас на связь вышел.

– Что говорит? Неполадки?

При этом он пристально посмотрел на Гросса, отчего тот даже поежился.

– Нет, он просит… Бетти. Говорит, что ему очень хочется с ней пообщаться.

– Ради бога, – махнул рукой Стильбен.

Роберт кивнул и исчез в дверном проеме, громко хлопнув дверью.

– А наш Икар оказывается романтик, – усмехнулся Гросс.

– Ну в конце концов он человек, – философски ответил Маккарти.

– Кстати, доктор, – развернулся инженер, – мы все знаем, что я холост, ровно как и полковник. А что насчет вас?

Маккарти замялся, нервно поерзал в кресле, лицо его залила краска. Такое необычное поведение спокойного Маккарти заинтересовало даже Стильбена, который бросил окурок в пепельницу и повернул, слегка наклонив, голову в сторону доктора.

Наконец, Маккарти развернулся (лицо его стало теперь мертвенно бледным) и с натянутой улыбкой сказал:

– Друзья мои, я тоже холост.

Стильбен покосился на Гросса и несколько раз непонимающе моргнул. Инженер же встал и, пройдя пару шагов по кабинету, подошел к доктору.

– Вы так спокойно это сказали, – обратился он к Маккарти, – отчего тогда такое волнение вызвал у вас вопрос?

– Какое это имеет отношение? – огрызнулся в ответ ученый.

– Ну как же, нам очень интересно узнать о вас что-то новое.

Доктор резко вскочил и, нервно меря шагами кабинет, начал рассказ.

– Да, да, вы правы. Отношения с противоположным полом не самая сильная моя сторона. И началось все с моей юности, либо молодости, как вам будет угодно. Тогда я учился в университете. Но да упущу начало, оно один в один как ваше, Гросс.

Теперь уже побледнел инженер.

– Откуда вам известно?

– Да бросьте, вам ли не знать, что об этом судачили все, начиная от профессоров, заканчивая студентами?

– Как все?!

– Да, Гросс, вашу историю знали многие, вас часто жалели, а несчастную Лили за спиной называли потрошительницей сердец.

– Но вы же… Учились позже, да и на другом факультете!

Маккарти усмехнулся:

– Вы еще при жизни стали живой легендой университета, история ваша обросла мыслимыми и немыслимыми подробностями. Да что рассказывать: если будете когда-нибудь там, спросите любого первокурсника об истории Гросса и Лили.

Обескровленный инженер буквально грохнулся в кресло, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

– Вам плохо? – поинтересовался Стильбен, до той поры сидевший тихо.

– Нет-нет, просто такие подробности… А я даже не подозревал… Впрочем, какая разница… Продолжайте, Маккарти.

– Так вот, – продолжил доктор, – я был одиночкой, в чем винить могу только себя, так как круглыми сутками, пока товарищи мои наслаждались свободным временем, проводил над книгами и тетрадями. Только на последнем курсе понял, что совершенно одинок, а ведь так часто я мечтал о спокойной семейной жизни, так хотелось мне, чтобы приходя с работы домой, я встречал любимую жену с ее вкусным ужином и детей с их искренними объятиями. Я пробовал найти ту самую, но постоянно встречал трудности и проблемы, такие простые для обычных людей и такие сложные для лучшего студента факультета. Учился, учился, учился, думал в жизни все как в науке, точно и понятно. Оказалось, что даже разобраться в своих эмоциях и мыслях очень непросто. В учении через любое болото есть мостик, надо только уметь найти, в жизни же один неосторожный шаг – и топь собственных мыслей безжалостно засосет, утащит на дно. Там нет ни одного луча надежды, там нет света. И ты идёшь в этом мраке, тщетно пытаясь выбраться. И самое паршивое, что ты живёшь! Нет в этом мраке смерти, ты мучаешься одним своим существованием. И тяжким грузом лежат мысли, эмоции, чувства. Нет смелости, чтобы оборвать жизнь, ровно как и нет сил выбраться из этой пучины. Так и дотянул я до конца обучения, мучая себя ночами подобными мыслями. Потом, лабы отвлечься, с головой ушел в науку, а там уже стало не до отношений.

Маккарти замолчал, и некоторое время в кабинете повисло тяжелое молчание.

– Ладно, – сказал, поднимаясь с кресла, Стильбен, надо проведать Томаса.