Текст книги "Слон для герцогини"

Алексей Бессонов
Слон для герцогини

Часто кажется, что чарующее солнечными лучами утро сменяет глухую тьму ночи совершенно незаметно, будто бы и нет на свете беззвучного течения времени! Меж тем дни идут за днями помимо нашей воли, принося нам рано или поздно – юбилеи. Радостные или нет, судить уж не нам с тобой, о читатель: тут, как известно, каждому свое, да только вот и герцог Херцог, милостиво властвующий над известным нам герцогством, однажды достукался-таки до пятидесятилетия своего правления. Такой юбилей – дело серьезное: шутка ли, целых пятьдесят лет провел герцог на своем хлопотливом посту, ночей не спал, а порой, бывало, и лишней рюмки не видел, неустанно заботясь о благосостоянии подданных! Сообразно событию, праздновать решили не так чтобы уж очень широко, но со вкусом. Парламент выделил потребное количество миллионов, и секретари засели за составление списков почетных гостей. Тут-то юбиляр и вспомнил своего старого слугу барона Кирфельда. Не пригласить на юбилей соратника и собутыльника, верой и правдой служившего герцогу в годы неспокойной молодости, было бы форменным кощунством. Сказано – сделано: мастер-писец вывел на рисовой бумаге именное повеление явиться ко двору «с чадами и домочадцами», и немедля же снарядили курьера.

Появление герцогского курьера, примчавшегося в замок на запыленном серебристом пикапе с герцогскими коронами, застало барона, прямо скажем, врасплох. О грядущем юбилее своего повелителя он, разумеется, помнил, более того, готовился отметить его в узком семейном кругу бочонком перцовки, но вот о приглашении, да еще таком, Кирфельд даже и не мечтал. Держа перед собой раззолоченный бланк герцогской канцелярии и поминутно вздыхая, барон велел звать к себе супругу, а сам тем временем приложился для успокоения к заветной фляге.

Прибывши в опочивальню мужа, баронесса Кирфельд хотела было разразиться гневной тирадой – она как раз собиралась с инспекцией на дальний свинарник, – но все же, рассмотрев как следует подсунутый ей под нос документ с герцогской короной, воплем своим предпочла подавиться.

– Однако ж, дорогой, я должна сказать вам, что вашими стараниями нам с дочерьми решительно нечего надеть! – рассудительно заметила баронесса, откладывая приглашение в сторону. – И как, по-вашему, мы будем выглядеть на балу? Да и зять ваш, Шизелло, износился уже до неприличия…

– Тряпок у вас хватит, – жестко ответил барон Кирфельд. – А ежели вы, дорогая, не заложили при покупке элитных уманских поросят бриллианты прабабушки, то и думать более не о чем. Следует, скорее, поразмыслить о том, кого нам брать с собою, ибо сказано же – «с чадами и домочадцами»!

Баронесса закусила губу. Бриллианты оставались там, где и всегда, а вот сапфиры… но племенные поросята стоили даже большего, что уж там думать о каких-то нелепых камнях.

– Распорядитесь пригласить ко мне зятя, – приказал меж тем барон, не способный терпеть общество своей супруги более трех минут, – и ступайте готовиться к выезду. Времени у нас немного.

Вскоре примчался и зять, досточтимый Ромуальд Шизелло. Пораженный услышанным, маркграф был несколько возбужден. Под мышкой у него находился толстенный, отделанный алькантрой том «Уложений об этикете» из фамильной библиотеки. Вбежав в залу, ученый принялся размахивать оной реликвией, да так, что едва не сшиб старинную бронзовую люстру под потолком – но тесть поспешил успокоить его стаканом вишневой наливки. Выпив и отдышавшись, молодой Шизелло положил массивный фолиант на стол и крякнул, приуготовляясь к небольшой лекции относительно грядущего празднования, однако же Кирфельд, хорошо изучивший пылкий характер зятя, не дал ему сказать и слова.

– Я, дорогой Ромуальд, позвал вас для того, чтобы обсудить, кого именно нам следует захватить с собой на праздненство по случаю юбилея его милости герцога, – проговорил он, раскачиваясь в кресле. – Дело это не шуточное, и кого попало в столицу брать нельзя.

– Никак нельзя! – горячо подхватил Шизелло.

– Поэтому, я полагаю, вопрос следует решить так: во-первых, естественно, конь, ибо без коня на параде мне не обойтись. Значит, Пупырь.

– Призвать немедля Пупыря! – вскричал Ромуальд, несколько расслабленный вторым уже стаканом вишневой.

– Не надо, – поморщился барон, грустно посмотрев на люстру, едва не пострадавшую вследствие прибытия зятя. – Он сюда может и не влезть. Во-вторых… нужно признаться, ваша достопочтенная теща побаивается мышей, а я никак не могу доверить столь ответственное дело, как ее охрану от сих зубастых хищников, кому-либо со стороны. Следовательно, необходимо взять и Жирохвоста, а также, я полагаю, его молодого ученика Толстопузика – я слышал, что полосатый юноша проявляет изрядные таланты во всех областях кошачьей науки. Остается, стало быть, наш дракон…

Тут барон слегка призадумался. С одной стороны, во времена его молодости о драконах при дворе не слыхали, а с другой – ну кто, интересно, из гостей может похвастаться драконом средь своих присных? Да еще и каким драконом, с целым метеотехникумом за плечами!

К тому же бросить друга Шона, уехав самому на праздник…

– И дракон, стало быть, тоже, – решил барон. – Лететь ему, пожалуй, все же не стоит, мало ли что могут подумать операторы ПВО столицы, так что повезем его в коновозе. У меня как раз остался старинный батюшкин, с бархатом в салоне. Нужно только, чтоб механики проверили кондиционер и аудиосистему, и все будет в порядке. А Пупырь поедет в новом, что попроще. Чай, не облезет!

Наутро во дворе замка творился форменный кавардак. Служанки носились с чемоданами платьев, механики нервно полировали фамильный «Шмайбах» барона, крайне раздраженный происходящим Пупырь разбросал сено, уложенное на пол своего коновоза, и улегся прямо на холодный резиновый пол, фыркая при этом, как старый дизель, а господин управляющий так ващще сбился с ног в попытках упаковать все необходимое, включая подарочный бочонок лучшего перцового самогона, в небольшой фургон, предназначенный для перевозки багажа почтенного семейства. Посреди двора восседал могучий кот Жирохвост и невозмутимо вылизывался, время от времени покрикивая на своего полосатого ученика Толстопузика, который возбужденно бегал туда-сюда, путаясь у всех под ногами и мешая погрузке.

Вскоре после полудня на крыльце главной башни появились Кирфельд и Шон.

– Что там? – спросил барон у управляющего. – Погрузились наконец?

– Так точно! – браво отрапортовал тот. – Все готово!

– Что ж, – зевнул барон. – Пора, стало быть, трогаться. Прощай, брат Шон – встретимся, поди, уже вечером, на ночлеге.

– Ничего, – улыбнулся дракон. – Не заскучаю. Жирохвост, Толстопузик, ко мне!

Сперва в роскошный старый коновоз, отделанный внутри нежнейшим алым бархатом, залез сам господин дракон (впрочем, коновоз был достаточно велик, чтобы Шон мог путешествовать с изрядным комфортом), а следом за ним запрыгнули и оба кота.

– Не боись, хлопцы, места всем хватит, – добродушно заметил Шон, распаковывая бочонок пива.

– Еще бы, – уважительно отозвался Жирохвост и снял с себя заплечную сумку, где находились скромные дорожные припасы.

Первым тронулся полубронированный минивэн с гайдуками барона Кирфельда, за ним – просторный «Шмайбах», где разместилось все благородное семейство, причем барон, сызмальства не доверявший наемным шоферам, вел гигантский лимузин сам, а следом потащились и оба коновоза, и фургон с багажом.

Устроившись как следует, Шон принялся настраивать тюнер. Из динамиков то и дело прорывались нечленораздельные вопли лауреатов «Фабрики гнезд» и он уже почти отчаялся, как вдруг на очередной кнопке заговорил уверенный баритон:

– Его превосходительство депутат Сочный произнес пламенную речь в защиту представителей кулинарных меньшинств и устраиваемого ими парада «Свободной Еды», который должен пройти в столице не далее чем завтра…

– Учитель, а кто они такие, эти «кулинарные меньшинства»? – поинтересовался Толстопузик.

– Извращенцы, малыш, – проворчал Жирохвост, доставая из своей сумки немалых размеров окорок, – некоторые даже мяса не едят, да и вообще…

– Во-во, – кивнул Шон и, раздосадованный радиоэфиром, поставил диск оперных арий в исполнении своей любимой Вероники Сердюченко.

К вечеру кортеж достиг небольшого городка Дульберг, откуда до столицы было уже рукой подать – там и заночевали, чтобы утром, на свежую голову, явиться ко двору.

…Поутру въехали в столицу. Юный Толстопузик, прильнув носиком к оконному стеклу, во все глаза рассматривал неведомые ему красоты большого города. Шон с Жирохвостом дремали, так толком и не проснувшись после завтрака. Неожиданно коновоз, до того мерно покачивающийся на неровностях проспекта, вдруг встал. Жирохвост недовольно приподнял голову и, зевнув, поинтересовался:

– Ну, что там еще такое? Или уже приехали?

– Непонятно, учитель, – пискнул Толстопузик. – Стоим на какой-то улице, да и все.

– Проклятье, мне снились необыкновенно пышные мыши, – возмутился Жирохвост и подошел к окну. – О, да впереди, очевидно, пробка! Просыпайтесь, дружище Шон! Кажется, нам пора выбраться на воздух.

Дракон вяло протер глаза и раскрыл лючок в кабину водителей.

– Что там у нас, ребята?

– Не понять, ваша милость, – ответили ему. – Все стоят и мы стоим.

– Давайте-ка, хлопцы, ко мне в карманы, – приказал Шон котам, – выйду я на воздух. Надо, в самом деле, поглядеть, что там такое творится.

И Шон решительно выбрался из уютного нутра коновоза. Из карманов его жилетки высовывались две любопытные полосатые морды – одна побольше, другая поменьше. Пройдясь вперед по ходу движения, дракон узрел своего друга и покровителя барона Кирфельда, стоящего возле своего запыленного дорогой лимузина с сигарой в зубах.

– А, вот и ты, – произнес барон. – Легок на помине. Не понять, что там впереди, проспект Умозрения перекрыт. А нам ведь во дворец…

– Ну, празднование начинается только завтра, – возразил Шон.

– Нужно разместиться как следует, – назидательно поднял палец барон. – Уж я-то знаю. Слушай, а что бы тебе не слетать на разведку, а? Посмотришь хоть как оно там, может объехать как-то можно…

– Мне? – засомневался дракон. – А стоит?

– Так ты потихоньку, на бреющем. Что тебе, в конце концов – мы же гости самого герцога!

Пожав плечами, Шон отошел к тротуару и принялся ловить ветер. Вскоре ему это удалось. Сильно оттолкнувшись от асфальта задними лапами, он взмахнул крыльями и поднялся в воздух. Засевшие в карманах коты обомлели от восторга.

– Смотрите, учитель! – завопил вдруг Толстопузик, указывая лапкой направо. – Там вон хрень какая-то!

И действительно. Такого Жирохвост еще не видел. Весь проспект Умозрения был запружен огромной толпой. То шел парад кулинарных меньшинств: удивительные люди, одетые кто редиской, кто соленым помидором, а многие и просто так, во фраках. В толпе виднелись знамена союза любителей черепашьих гнезд, союза дендрофагов и прочих неправительственных организаций. Вот один дендрофаг, не выдержав нахлынувшего на него экстаза, оторвался от стройных рядов своих единомышленников и, бросившись к ближайшей березке, вцепился в нее зубами и принялся пить березовый сок. Подбежавшие полицейские не без труда отодрали маньяка от ни в чем не повинного дерева и водворили его в фургон с решетками на окнах.

– Гей, гей, гей, кулинары! – неслось над проспектом.

Завидев парящего в небе дракона, участник парада приободрились. Группа лиц, наряженных маринованными каперсами, пустилась в пляс, мешая продвижению остальных. От такого жуткого зрелища Шона передернуло, и он поспешил вернуться к своим друзьям.

– Там, зараза, парад, – доложил он барону. – Кулинарные меньшинства гуляют.

– Нет, ну до чего эти вегетарианцы охренели! – возмутился Ромуальд Шизелло. – И куда только власти смотрят?

– Будем надеяться, что копрофагов на парад не пустили, – рассудительно заметил барон Кирфельд. – У них изо рта воняет. Что ж делать, друзья мои! Придется подождать! Что бы вам, Ромуальд, не достать из багажника флягу со сливовой?

Долго ли, коротко ли, а парад прошел, и дорожная полиция открыла выезд на проспект Умозрения, ведущий прямиком к герцогскому дворцу. После недолгих препирательств со стражей, кортеж въехал в дворцовый парк, где и велено было ждать. Барон, его зять и Шон затеяли небольшую партию в покер, а Жирохвост, строго наказав своему ученику неотлучно находиться при баронессе, прошвырнулся по окрестностям в поисках шальной мыши. Мышей, впрочем, он так и не встретил, зато случайно подслушал обрывок тарахтенья двух парковых белок:

– А вели-то его, под утро уже, смешные такие, опилками пахло…

– Та ты што! И опилками?

– Говорю ж тебе, смешные такие…

Дослушать могучему Жирохвосту не удалось, так как из дворца прибыли гонцы, и барон со свитой, бросив покер на самом интересном месте, поспешили на аудиенцию к герцогу, а кот помчался охранять «Шмайбах». Не дай бог мышь! Дело ответственное.

Герцог принял барона с семьей в малой парадной зале. Мудрый правитель восседал на яшмовом троне в зеленой мантии, имея по правую руку секретаря, а по левую – небольшой столик с вином и закусками. Представив свою родню, барон Кирфельд, согласно ритуала, пал на одно колено и коснулся губами герцоговой лодыжки.

– Встань, мой старый друг, – мягко проговорил герцог Херцог. – Увы, и ах, но юбилей мой омрачен немалым горем…

– Что произошло, повелитель? – щелкнул зубами Кирфельд и схватился за рукоять меча.

– Увы, твоя преданность вряд ли поможет мне… нынче утром стало известно, что неизвестные злоумышленники похитили любимого слона герцогини…

– Слона?! – выпучив глаза, подался вперед Ромаульд.

– Да, мой Шизелло, – вздохнул герцог. – Слона. Уж были допрошены все слонюхи, однако мерзавцы начали отмечать юбилей намного раньше сроку и всю ночь они, стало быть, валялись на слонюшне мертвецки пьяные и ничего не помнят…

– Так быть может, – начал Шизелло, задумчиво почесывая зад, – то был какой-то не совсем э-ээ… обычный слон?

– О, – оживился герцог. – Слон и впрямь был необычен! Он отличался удивительным умом, ласковостью и сообразительностью. Но, что теперь? Я подключил к делу лучшие силы, дознание ведет сам комиссар Горгонский, однако ж герцогиня, боюсь, совершенно безутешна. Что делать?.. Ума не приложу.

И с этими словами расчувствовавшийся герцог изящно принял двести «Арарата».

– А может, – продолжал, не обращая внимания на гневный взгляд тещи, Ромуальд Шизелло, – слон имел некие особые приметы? Не был ли он, скажем, полосатым?

– Да нет, – герцог задумался. – Полосатым я бы его пожалуй что и не назвал. Хотя, вот! Когда он был приобретен – еще слоненком, у одного почтенного торговца из Эллии, – на груди у него болталось серебряное ожерелье с тремя синими камнями. Камни эти не являлись драгоценными и шли, по уверению торговца, чисто в качестве бонуса. Слон рос, и в какой-то момент стало понятно, что без ампутации ушей ожерелье с него уже и не снять. Впрочем, чудесным образом растянувшись, оно ему нисколько не мешало, и решено было оставить все как есть. Так он и исчез – с ожерельем…

– Не было ли, – вдруг прикрыл глаза Ромуальд, – среди этих трех камней такого вот, в виде восьмиугольной звезды с золотой точкой посредине?

– Да, – удивился герцог Херцог. – А как ты догадался?

– Так… – вздохнул Шизелло, – домыслы…

При этом теща больно ущипнула его за задницу, на чем аудиенция и закончилась. Барон Кирфельд отправился заниматься размещением своего семейства, а Ромуальд тем временем нашел дракона Шона и в глубочайшей задумчивости присел на пенек.

– Слона сперли, – сообщил он. – У герцогини. Хорошие дела!

Шон уже открыл было рот, дабы выразить свое возмущение, но тут возле них затормозил старый серый «Пежо» с откидным верхом, из которого выскочил очень неприятный тип со стеклянным глазом.

– Комиссар Горгонский, – скороговоркой представился он. – Кто такие? Почему собираемся? Документики? Откуда драконы?

Ромуальд объяснил ему ситуацию, после чего Горгонский немного расслабился и даже стрельнул у Шона сигарету.

– Что там со слоном, комиссар? – ковыряя в зубе спичкой, осведомился Шизелло. – Подозреваемые есть?

– Нетрадиционные кулинары! – твердо ответил тот и сел в свой антик. – Подпольная секта слоноедов, однозначно! Расследование в полном разгаре, виновные предстанут перед судом.

И, обдав присутствующих струей сизого дыма, умчался в сторону ворот.

– Так вот, – посмотрев ему в спину, произнес Ромуальд, – несчастные нетрадиционные кулинары тут, конечно, не при делах. И слон тоже.

– Вау, – удивился подошедший к компании Пупырь, – а кто ж тогда?

– О, – хмыкнул Шон, – Пупырь разговорился. То из него слова не вытащишь, то…

– Не в слоне, повторяю, дело! – перебил его Шизелло. – А в ожерелье, которое было на слоне. Этот олух комиссар, конечно, не знает и знать не может, но похоже, что один из камней ожерелья – довольно редкий и очень действенный амулет от запоров и потертостей. В одной старой книге мне приходилось читать, что подобные амулеты чаще всего размещали именно на слонах – как для защиты оных, так и, по большей части, самих хозяев. По крайней мере, из описания герцога… эх, узнать бы, как у слона обстояло дело с пищеварением! Но на слонюшню нас, разумеется, не пустят.

– Черт возьми! – вдруг вмешался молчавший до того Жирохвост. – Я тут в лесу двух белок услышал – ну, они болтуньи известные, так вот одна из них, очевидно, видела, как слона вели прочь из дворца.

– Ты ее поймать сможешь? – подался вперед Шизелло.

– Я?! – поразился Жирохвост. – Да даже будь я вдвое легче – не кошачье дело белок промышлять. И как я ее, по вашему, узнаю? Я ее и не видел в общем-то! Слышал только. Но это и не важно! Суть в том, что те, кто его вели, выглядели, по мнению белки, смешно – хотя, кой черт ей, дуре, в таком деле верить? – а главное, пахло от них почему-то опилками.

– Опилками?

– Ну да, опилками, сам слышал.

– Хм… это что же, похитители у нас на лесопилке работают? Учитывая то, что слоненок был наверняка ворованный, но торговец из Эллии об этом, конечно же, молчал… хм, получается, если рассуждать логически, то его, вероятно, нашли люди, хорошо знающие ценность амулета… а таковые люди, скорее всего, происходят оттуда же, откуда и слон. Потому что амулетов таких в мире не так чтобы мало, но все же стоит каждый куда больше какого-то там слона, даже самого умного. Интересная получается история, не правда ли? Вот что, друзья, – и Шизелло отчаянно зачесал нос, – мне отчего-то кажется, что нам следует прошвырнуться по городу, благо времени у нас пока еще навалом, до обеда дорогой тестюшка меня хватится вряд ли, а вас так и подавно – готов спорить, он уже пьет на псарне со старыми соратниками. Давайте высунемся. Может, что и увидим… иди сюда, Пупырь.

– Ну вот, – вздохнул конь, оседланный, как и положено, с самого утра. – Опять вы, маркграф, пятками бодаться будете. Нет бы вам на Шоне полетать!

– А ты поршнями шевели, – огрызнулся Ромуальд, залезая на коня, – а то вечно за троллейбусом тащимся, как тормоза последние.

– Я – конь боевой, а не транспортный, – возмутился Пупырь. – Нашли тоже!

– Стоп, стоп, – неожиданно вскинул голову Шон, уже рассовавший котов по карманам, – а отчего, дорогой Ромуальд, воры не срезали ожерелье прямо в слонюшне? Зачем они тащили с собой животное, наверняка не слишком довольное подобной участью?

– На ожерелье скорее всего лежит заклятье, – пожевал губами маркграф Шизелло. – И снять его, конечно, можно, но вот бесшумно – вряд ли. Либо же нужен маг, знающий особые заклинания. Потому-то слона и увели – есть вероятность, что мага у них нет, а значит, либо слон уже убит, либо ожерелье все еще украшает его шею.

– Что бы им не заколоть слона на месте? – проворчал Шон, поднимаясь в воздух.

– Значит, и слон представляет для них определенную ценность, – буркнул себе под нос Жирохвост. – Опилки, проклятые опилки… что же они мне напоминают?

Меж тем, Пупырь с маркграфом Шизелло, благополучно миновав КПП, выехали на проспект Умозрения. Погрузившись в размышления, Ромуальд не торопил своего скакуна, и тот неторопливо трусил себе в правом ряду, старясь не мешать движению общественного транспорта. Неожиданно очнувшись, молодой ученый приказал коню встать возле газетного ларька и спешился. Рядом находился небольшой скверик. Взявши в ларьке пухлый номер местного рекламного листка, Шизелло завел коня в сквер и устало опустился на скамейку.

– Мама моя! – вскричал он через пару минут. – Цирк из Протрузии! Какое удивительное совпадение!

И, выхватив из кармана свой мобильник, Ромуальд Шизелло поспешил набрать номер Шона.

– Более того, – ответствовал благородный дракон, – оный цирк мы уже видим. И рекламные щиты на месте. Представление, если я не ошибаюсь, начнется только вечером, так что некоторые шансы у нас все же есть. Шевелитесь, друг мой – это угол Длинного и Свинцовой улицы, совсем недалеко от вас.

Маркграф Ромуальд нервно взгромоздился на Пупыря и скомандовал:

– Вперед!

Впереди оказалась ограда скверика, но боевой конь, ощущая ответственность момента, взял ее легким и непринужденным прыжком, после чего вылетел на проспект.

– В левый ряд! – завопил Шизелло, прекрасно знавший столицу еще со студенческих времен.

Вывесив хвост налево, Пупырь послушно перестроился и замер на светофоре.

– Стрелка! – крикнул Ромуальд, больно пнув коня пятками. – Опять спишь?

Верный Пупырь поднял голову, убедился в том, что на светофоре и вправду заморгала левая стрелка и резво пересек перекресток.

– Дальше куда? – прохрипел он.

– В средний ряд и прямо! – отозвался Шизелло. – За мостом направо! Сам доедешь или мне за повод браться?

«Да пошел ты…» – вяло подумал Пупырь, работая копытами. На мосту, лихо подрезав какого-то бородача на «Харлее», конь успел на зеленый и свернул направо с таким креном, что Ромуальд едва не вылетел из седла. Впереди уже виднелись палатки цирка-шапито, прибывшего, согласно рекламе, из самой Протрузии – являвшейся, как предполагал ученый маркграф, родиной несчастного слона. Приблизившись к большой зеленой площадке, специально отведенной под размещение бродячих цирков, Ромаульд заметил неяркий золотистый блеск в еловой рощице возле фонтана и понял, что там засел его друг дракон. Пупырь неторопливо перелез через живую изгородь, служившую оградкой площадки и приблизился к елям.

– Попасись тут пока, – распорядился Шизелло, спрыгивая на землю.

– Ну, в общем, шансы у нас есть, – сообщил ему Шон, свинчивая пробку с походной фляги. – У этих олухов такой бардак, что даже меня они, скорее всего, не заметят. А если и заметят, то примут за парадного дракона господина герцога и трогать не решатся. Я отправил котов на разведку – так что подождем еще немного…

Коты тем временем благополучно проникли вовнутрь самого большого шатра, источавшего весьма непривычные, чужие и далекие ароматы. Единственное, что мог четко сказать Жирохвост – это то, что пахло обезьянами, с коими ему уже приходилось сталкиваться по службе. Остальные же запахи выглядели весьма чужеродно, из чего он сделал вывод, что именно здесь, в большом шатре, и содержатся цирковые животные.

Пролезши под краем грязного лоснящегося брезента, разведчики оказались в лабиринте огромных деревянных ящиков. Жирохвост пошевелил ушами. Интуиция не подвела его – воистину, здесь располагался целый зоопарк. Где-то вдалеке шумно сопели бабуины, всхрапывали во сне пони, тяжко шевелился в клетке кто-то еще, могучий и внушающий безотчетный страх. Жирохвост посмотрел на своего ученика, замершего рядом с ним в ожидании распоряжений, и тихонько пристукнул лапой:

– Ничего не бойся. Нюхай и слушай. Пошли…

И мудрый кот осторожно двинулся вперед навстречу судьбе.

За ящиками стояла тьма, но что она значит для настоящего кота! Глазам наших разведчиков даже не пришлось тратить время на адаптацию – впереди отчетливо виднелась большущая клетка в которой спал кто-то, огромный и несомненно ужасный. Инстинкт подсказал Жирохвосту, что перед ним хищник, близкий ему по крови. Полосатый кот припал к земле и повел ушами.

– Тигр, – прошептал он своему ученику. – Он спит, и слава богу. Пошли дальше.

– Это Большой Брат, учитель? – шепнул восхищенный Толстопузик.

Жирохвост раздраженно махнул хвостом, приказывая ему молчать, и двинулся по узкому проходу – слева от него находились какие-то грязные металлические контейнеры, а справа – клетки со спящими бабуинами.

Они миновали дощатый загон на колесах, в котором мирно сопели пони, и вдруг Жирохвост ощутил новый запах – совершенно незнакомый, но в то же время влекущий его, как далекая звезда над закатным горизонтом. Шерсть на спине кота вздыбилась и он бросился вперед, не думая уже о маскировке. Так и есть! Во тьме громадного шатра стоял колоссальный, как ему показалось сперва, вольер, в котором темнели три округлые туши – две спинами к наблюдателю, а третья, не такая большая… от волнения Жирохвост привстал на задние лапы. Так и есть! Упершись лбом в запертую на старинный замок дверцу вольера, дремал относительно небольшой слон с серебряным ожерельем на шее.

– Эй, – тихонько позвал он, подойдя вплотную к прутьям вольера. – Ты спишь там?

Слон медленно раскрыл глаза и с недоумением воззрился на сидящего перед ним кота.

– Ты кто? – шепотом спросил он.

– Тебя украли? – шевельнул хвостом Жирохвост.

– Да, – кивнул слон. – Наверное, они ищут мага, чтобы снять ожерелье без того, чтобы убивать меня. Эти, – и он едва заметно двинул хоботом в темноту, где спали остальные обитатели вольера, – меня стерегут. Говорят, из меня сделают артиста. А я домой хочу…

– К герцогине? – уточнил Жирохвост.

– А куда ж еще… она мне вместо мамы. А какие пельмени делает! А ты… откуда?

– Если ты будешь делать все, как тебе скажут, мы тебя вытащим, – прошипел Жирохвост. – Только без паники, понял?

– Правда? – захлопал глазами слон. – Ты правда вытащишь?

– Болван твоя фамилия, – вздохнул Жирохвост. – Все, сиди тихо. Мы скоро придем. Толстопузик, за мной!

Коты бесшумно выбрались из шатра и бросились к своим друзьям, ожидавшим их в елях возле фонтана.

– Вы оказались совершенно правы, маркграф, – произнес, немного задыхаясь от бега, Жирохвост. – Слон действительно там. Я его видел и даже разговаривал с ним.

– Тот самый слон! – хлопнул себя по ляжкам Шизелло.

– Тот самый. И больше того – ожерелье до сих пор на нем, потому что потребного им мага похитители пока еще не нашли: похоже они ждут его прибытия, ибо слону уже была обещана артистическая карьера. То есть, убивать его не собираются.

– Ну, значит, пора звонить в полицию, – подытожил Шон.

– В полицию? – скривился Шизелло. – И отдать дело на откуп этому кретину комиссару? Ну уж нет! К тому же учтите, какой фурор произведет наше появление во дворце с украденным слоном! Какие почести герцог воздаст нашему барону! Нет, нужно изыскать способ вырвать слона из лап похитителей самостоятельно, без всякой полиции – и только потом, когда слон уже будет доставлен во дворец, сообщить комиссару о…

– Мы не сможем утащить его бесшумно, – вздохнул Жирохвост. – Разве что Шон сможет поднять слона в воздух.

– Слона? – вздохнул дракон. – Э, нет, парни, годы уж не те. Да и даже если б я его поднял – толку? Донести до дворца я все равно не смогу, а как, спрашивается, мы поведем слона по городу?

Жирохвост усиленно зачесался.

– В общем-то есть идея, – сообщил он после некоторого размышления. – Причем действовать нам придется очень слаженно, иначе дело не выгорит. А вот вам, маркграф, во время операции лучше посидеть на скамеечке перед фонтанчиком. Нечего вам туда лезть – а то кто знает…

…Через четверть часа Толстопузик, посланный разведать обстановку, вернулся с докладом: так как до представления еще далеко, обслуга пьяна и спит, вокруг шатра не видно решительно ни одного протрузийца. Сунув котов в карманы жилетки, Шон прокрался к шатру и осторожно влез вовнутрь – для этого ему пришлось распластаться по грунту, что не так-то просто для дракона его лет, но все обошлось без особых происшествий, лишь взвизгнул во сне начальник бабуинов.

– Толстопуз! – позвал Жирохвост, выбираясь из кармана. – Живо мне двух мышей, причем не душить, а принести к слонам живыми и здоровыми, понял! Мышей тут у них море, я за километр чую…

Юный ученик кивнул и стремглав бросился исполнять поручение. Жирохвост тем временем привел Шона к вольеру со слонами. Завидев дракона, слон герцогини отшатнулся в сторону и немедленно разбудил своих стражей. Те вскочили на ноги и повернулись к незваным гостям, рассерженно хрипя и выкрикивая угрозы на незнакомом языке.

– Щазз, ребята, – пообещал им Жирохвост. – Минутку… и весь ваш гнев, я полагаю, сойдет на нет!

– Точно он, – прищурился Шон, разглядывая ожерелье на шее слона. – Эй, хлопчик, это ты у нас из герцогининой слонюшни будешь?

– Я, – пролепетал слон, отшатываясь в сторону. – А ты кто?

– Потом узнаешь, – хмыкнул Шон и, напрягшись, выломал замок на дверце вольера.

Слоны-охранники ринулись было наружу, но неожиданно перед дверцей возник тяжело дышащий Толстопузик с парой трепыхающихся мышей в зубах.

– Туда! – рявкнул Жирохвост, и мыши полетели в вольер.

В вольере начался переполох. Визжа, протрузийские слоны прижались задницами к противоположной его стенке; вольер зашатался, однако Шон, не обращая ни малейшего внимания на происходящее, ухватил похищенного слона за хобот и выволок его наружу.

– Поехали! – крикнул Жирохвост, взлетая слону на шею.

Весь дрожа, герцогский слон двинулся по проходу. Вот рядом с ним зарычал проснувшийся тигр – но немало раззадоренный происходящим Шон мастерски дыхнул на него перегаром, и зловещий хищник, жалобно мявкнув, свалился на пол своей клетки в глубокой алкогольной коме. Подведя слона к стенке шатра, дракон взмахнул рукой, с треском разодрав брезент до самого купола, вследствие чего похищенный протрузийскими циркачами слон оказался на свободе.

– Живее! – вскричал Жирохвост, вполне освоившийся уже в роли слоновожатого. – Туда, к фонтану!

За их спинами все еще плескался приглушенный шатром жалобный крик.

Едва завидев слона с ожерельем на шее, маркграф Шизелло бросился к нему навстречу, спеша осмотреть заветное украшение.

– Так и есть! – завопил он, потерев пальцами крупный синий камень с золотой точкой посередине. – Это он, амулет! Я знал, я так и знал! Вот оно! Вот что значит университетское образование! Мы победили, друзья!

– Еще нет, – нервно озираясь по сторонам, возразил Шон. – Вяжите слона за хобот к Пупырю, и валим отсюда. Кажись, циркачи уже проснулись и вот-вот будут здесь, а мне совершенно не светит объясняться со столичными полицейскими!

После короткого размышления Шизелло был вынужден признать его правоту. Все еще испуганного слона привязали к хвосту Пупыря, и наши детективы споро двинулись в сторону дворца. Преследовать их никто не решился.